Девять месяцев спустя
Уилл увидел Лондон впервые ещё до восхода солнца – угольно-чёрные силуэты на фоне чуть более светлого неба, лес мачт на реке и подъёмные краны, строительные леса, трубы и дымоходы.
Доки просыпались. Двери первого склада на левом берегу были отперты и широко распахнуты. Там собрались мужчины, которые выкрикивали свои имена в надежде получить работу; другие уже сидели в мелководных лодках, сматывая верёвки. Старший помощник в атласном жилете приветствовал бригадира. Трое детей в закатанных штанах копались в грязи в поисках медного гвоздя или небольшого кусочка угля, обрывка верёвки или обломка кости. Женщина в тяжёлых юбках сидела на ящике и громко перечисляла сегодняшние товары.
Речная баржа неспешно скользила по чёрной воде. Уилл высунулся из-за связанных между собой бочек рома, готовясь спрыгнуть на берег. Ему было поручено проверить верёвки, которыми были стянуты бочки, чтоб не скользили, а затем сделать на канатах петли или же просто навалиться всем весом, чтобы помочь разгрузить судно. В отличие от большинства портовых рабочих, Уилл не был сложён крепко точно вол, но он был трудолюбив, и его способностей хватало, чтобы тянуть бочки и закидывать мешки в телегу или лодку.
– Впереди причал, пристаём! – крикнул Эбни, хозяин баржи.
Уилл кивнул и подхватил верёвку. Сперва – утренняя работа по разгрузке, потом – перерыв на полчаса. Рабочие обычно проводили свободное время за курением трубок и употреблением спиртного. Мышцы юноши уже болели от натуги, но он знал, что скоро войдёт в ритм, встроится. Наградой же за труд служили чёрствая краюха хлеба, корка сыра и гороховый суп из котла. Уилл уже с нетерпением ждал конца дня, представляя согревающий вкус похлебки и радуясь, что перчатки без пальцев уберегали руки от холода.
– Приготовить верёвки! – выкрикнул раскрасневшийся от спиртного Эбни, который держал ладонь на ближайшем из канатов, прямо рядом с одним из узлов Уилла. – Креншоу хочет, чтоб мы разгрузили баржу до полудня.
Команда баржи резво взялась за дело. Остановить тридцатитонное судно с помощью одних только течений и шестов было тяжело и в дневном свете, а уж в темноте тем более. Ткнёшь слишком быстро – и длинные жердины сломаются, слишком медленно – и баржа врежется в пристань, дерево треснет. Матросы лихтера погружали шесты в речной ил и наседали, противодействуя всей массе судна.
– Отдать швартовы! – прозвучала команда. Теперь нужно было закрепить баржу у причала, прежде чем начать разгружать.
Баржа замедлила ход и постепенно остановилась, чуть покачиваясь на тёмной воде. Матросы убрали шесты и бросили швартовые концы, потом как следует натянули верёвки и завязали крепкие узлы.
Первым с баржи спрыгнул Уилл и закрепил свой канат на швартовочном столбе, помогая тем, кто остался на палубе, притянуть баржу поближе к причалу.
– Бригадир сегодня будет пить с торговцем, – сказал Джордж Мёрфи, ирландец с пышными бакенбардами, который тянул канат вместе с Уиллом. Об этом говорили все в доках – о работе и как её получить. – Может, предложит нам поучаствовать в новом дельце, если тут хорошо справимся.
– Когда выпьет, он, конечно, в ударе, но вот удар этот обычно мимо, – ответил Уилл, и Мёрфи добродушно хмыкнул. Как правило, Уилл ничего не комментировал.
– Думаю, пересекусь с ним опосля, погляжу, может, наймёт меня, – сказал Мёрфи.
– Это в любом случае лучше, чем стоять у ворот, надеясь, что дадут работу на денёк, – согласился Уилл.
– Может, даже мясца перепадёт в воскресенье…
Щёлк!
Уилл повернул голову как раз вовремя, чтобы заметить, как один из канатов сорвался и взметнулся в воздух.
На этом судне перевозили тридцать тонн груза: не только ром, но и пробковое дерево, ячмень и порох. Верёвка, соскользнувшая с железных колец, высвободила всё это, прорвав холст, и бочки покатились по причалу, кувыркаясь и громыхая. Мёрфи стоял прямо у них на пути.
«Нет»!
Уилл бросился на Мёрфи, оттолкнув его в сторону от каскада бочек, и принял удар одной на себя. Зубы клацнули, плечо вспыхнуло от боли. Тяжело дыша, юноша приподнялся, глядя на потрясённое лицо Мёрфи, и почувствовал прилив дикого облегчения – мужчина был в полном порядке, разве что шапка слетела, обнажив примятые волосы над бакенбардами. А потом оба осознали весь ужас происходящего.
– Тяните! Тащите их из воды!
Рабочие вокруг ныряли, отчаянно пытаясь спасти груз и выталкивая бочки на галечный берег. Уилл тоже прыгнул в реку, стараясь не обращать внимания на повреждённое плечо, но гораздо сложнее было игнорировать вспыхивавшие перед глазами образы: как сорвался канат, как Мёрфи стоял прямо на пути бочек. Груз ведь мог убить его. Уилл постарался сосредоточиться на задании. Интересно, насколько сильны повреждения? Пробковое дерево всплыло, бочки с ромом как следует закупорили, а вот селитра растворялась в воде. А ведь ещё был порох – не отсырел ли он намертво?
Каково это – потерять полную баржу пороха? Неужели всё дело Креншоу, всё его богатство в буквальном смысле пошло ко дну?
В доках случалось всякое. Только на прошлой неделе Уилл видел, как ломовая лошадь, тянувшая баржу по каналу, внезапно понесла в сторону, сорвав канаты и перевернув судно. А Эбни рассказывал, как лопнула цепь, убив четверых рабочих и отправив на дно груз угля. У Мёрфи не хватало двух пальцев из-за неудачно поставленных ящиков. Каждый докер понимал, что такова повседневная реальность: кто-то пытался сэкономить, кто-то – схалтурить.
– Чёртова верёвка соскользнула! – выругался Беккет, пожилой рабочий в коричневом жилете, застёгнутом под горло, и указал на порванный канат. – Во, – затем повернулся к Уиллу, который стоял ближе всех. – Эй ты, принеси-ка ещё верёвки и лом, чтоб вскрыть эти бочки, – старик кивнул в сторону склада. – И побыстрее. Чем больше потеряем времени – тем меньше заплатят.
– Да, мастер Беккет, – ответил Уилл, прекрасно понимая, что лучше не спорить.
Старик уже повернулся к нему спиной и отдавал распоряжения остальным возвращаться к работе и нести мешки и ящики в обход стоявших на берегу бочек, с которых стекала вода.
Уилл поспешил к складу.
Склад Креншоу, одно из множества больших кирпичных зданий, выстроившихся вдоль берега, был заполнен товарами в бочках и ящиках. Они лежали здесь ночь-другую, прежде чем попасть в гостиные, на обеденные столы или в чьи-то курительные трубки.
Воздух внутри был холодным и до тошноты вонял серой из жёлтых баков, шкурами, сложенными в стопки, и приторно-сладким ромом в бочонках. Уилл уткнулся носом в рукав, когда сильный до рези в горле запах специй, которых он никогда не пробовал, перебил даже аромат свежего табака, сложенного там же. Пару недель назад им пришлось таскать ящики на складе вроде этого, после чего Уилл кашлял несколько дней, с трудом скрывая это от бригадира. Юноша уже привык к вони реки, но от запахов смолы и спиртного у него слезились глаза.
Рабочий с аляповатым ярким платком, повязанным вокруг шеи, укладывал брёвна, но при виде Уилла остановился.
– Ты чего, потерялся?
– Беккет послал меня за верёвкой.
– Там поищи, – рабочий ткнул большим пальцем за спину.
В дальнем конце склада рядом с несколькими старыми бочками и грудой пропахших смолой канатов Уилл нашёл лом, подхватил его и огляделся в поисках запасного мотка верёвки, который можно было перекинуть через плечо и отнести обратно на баржу.
Рядом ничего не наблюдалось, как и за бочками. А вот слева виднелся какой-то предмет, полуприкрытый белой тканью. Может, там? Уилл протянул руку и стащил пыльное полотно. Оно оказалось на удивление тяжёлым.
Материя скрывала прислоненное к ящику с грузом зеркало, отлитое из металла – явно старинное, артефакт древней эпохи, когда отражающие поверхности ещё не делали из стекла. Искривлённое, испещрённое прожилками, оно разбивало отражение Уилла на разрозненные части: мутные пятна бледной кожи и тёмных глаз. «Здесь тоже ничего», – подумал он и собирался уже вернуться к поискам, когда что-то внутри зеркала привлекло его внимание.
Вспышка.
Уилл резко обернулся, решив, что увидел в отражении чьё-то движение за спиной, но там никого не было. Странно, неужели показалось? В этом конце склада никого не было, лишь длинные пустые коридоры тянулись между сложенными ящиками. Юноша снова посмотрел в зеркало.
Матовая металлическая поверхность потускнела от времени и местами была повреждена, так что едва позволяла разглядеть контуры собственной фигуры. Однако в замутнённой глубине всё ещё виделось движение.
Отражение менялось.
Уилл замер и уставился в зеркало, не решаясь даже вздохнуть. Смутные очертания на металле преображались у него на глазах, складываясь в колонны и широкие открытые пространства… Это было невозможно, и всё же происходило. В матовой поверхности отражалось какое-то древнее место. Некому было остановить Уилла, велеть ему не приближаться, не вглядываться сквозь годы.
Там, внутри зеркала, была женщина. Её он увидел первой, или, по крайней мере, так ему показалось, а потом уже разглядел огонёк свечи. Её волосы были заплетены в косу, перекинутую через плечо, и спускались до самого пояса, мерцая золотом в огоньке свечи.
Незнакомка что-то писала на страницах книги с ярким цветным обрезом. Заглавные буквы украшали крошечные фигурки. Снаружи царила ночь. В комнате виднелся балкон со сводчатым потолком и несколькими ступеньками, которые – откуда-то Уилл знал точно – вели в сады. Он никогда не видел этого помещения, но откуда-то помнил сочную зелень, ночные запахи и тёмные колышущиеся силуэты деревьев. Инстинктивно юноша подался вперёд, чтобы разглядеть отражение чуть лучше.
Женщина перестала писать и вдруг повернулась к нему.
Она смотрела прямо на Уилла мамиными глазами. Он поборол невольное желание отступить на пару шагов.
Незнакомка направилась к нему, пока не подошла вплотную, на расстояние вытянутой руки. Платье шлейфом тянулось за ней. Уилл видел подсвечник со свечой в её руке и яркий медальон на шее, и даже мог бы разглядеть собственное лицо в её глазах – маленькое, как трепещущее пламя свечи, двойное мерцание.
Но вместо этого увидел в глазах женщины отражение зеркала, серебряного, нового.
Того же самого, в которое смотрел сам Уилл.
– Кто ты? – раздался голос.
Он отпрянул, споткнулся, и только в тот момент с досадой понял, что вопрос, конечно же, донёсся не из зеркала, а из-за спины. Один из складских рабочих подозрительно оглядывал застывшего юношу, подняв лампу.
– А ну-ка марш работать!
Уилл моргнул. Перед ним снова был склад с отсыревшими ящиками, унылый, обычный. Сады, высокие колонны и леди в зеркале исчезли. Как будто заклинание разрушилось. Или всё это ему только привиделось? Может, из-за запахов на складе? Хотелось немедленно потереть глаза, может, даже поймать тот образ, который он видел только что. Но зеркало стало просто зеркалом, отражающим обычный мир вокруг. Видение в нём исчезло – фантазия, грёза, или просто игра света.
Сбросив оцепенение, Уилл заставил себя кивнуть и выговорить:
– Да, сэр.