И в пепел обращен

Вторник, 4 сентября 1666 г. Битва за Святого Павла

Всю ночь напролет Дракон готовился, взращивал силы, добытые из-под земли, а с первым лучом зари двинулся в наступление.

Начало бойни было ознаменовано падением колоколов Боу. Устремившись вдоль южных улиц, от Сопер-лейн до Олд Ченч, инферно сомкнуло пасть вкруг церкви Святой Марии-ле-Боу[63], и вот, рухнув на твердую землю, ее огромные колокола, символ души Лондона, оглашают столицу последним звоном. К востоку и западу по всей длине, во всю ширь полыхает Чипсайд.

Драгоценные изделия ювелиров унесены, укрыты в надежных местах, однако иных сокровищ с места не сдвинуть. Стремительный удар по Стандард выводит из строя водопровод, ослабив оборону Сити более прежнего. Воспетая во множестве пьес, песен и книг, таверна «Русалка» обращена в золу и угли.

Жители узких проулков к северу, где дома сгрудились так, что выдающиеся вперед верхние этажи едва не смыкаются друг с дружкой, бегут от огня, точно крысы. Некоторые тащат с собою кровати – импровизированные носилки для тех, кто не в силах идти своими ногами. Восседающая на одной из них мать прижимает к груди младенца – дочь, крещеную лишь третьего дня вон в той самой церкви, что ныне горит столь безудержно.

Будь обороняющиеся готовы, Чипсайд мог бы устоять перед натиском зверя, ведь широчайшая улица Сити – прекрасный рубеж обороны. Увы, те, кто бился с огнем два дня и две ночи кряду, валятся с ног от усталости, и то, что могло стать преградой, становится торным путем.

Оседлав ветер, Дракон несется на запад, в Ньюгейт, сквозь Мясные ряды и далее.

Халцедоновый Чертог, Лондон, восемь часов поутру

Глядя, как Луна натягивает на изувеченную ладонь замшевую перчатку, Джек страдальчески сморщился. Он знал, что скверный ожог может сообщать плоти нечувствительность к боли, но все чутье медика криком кричало, требуя предотвратить тот вред, что причинит себе пациент, не щадя обожженной руки.

«Ведь загниет и отвалится…»

Однако дивные подобным инфекциям были не подвержены, а у Луны имелось немало дел. Как и у него самого.

– Стена, – заговорила она, сгибая пальцы, чтобы перчатка как следует села на руку. – Скоро Дракон до нее доберется – думаю, прежде всего у ворот Олдерсгейт. Там и устроим рубеж обороны.

Говорили они в зале совета, в окружении полудюжины тех, кто понимал в военном деле, от баргеста по имени Костоглод до благородного капитана Халцедоновой Стражи. Все до единого человека (точнее, до единого дивного) стояли прямо и гордо, не склоняясь, не ежась, впервые с тех пор, как во дворце повеяло ледяным дыханием Калех. Дракон вытянул из Халцедонового Чертога немало силы, но огонь, обращенный Джеком и Луной от смерти к жизни, придал новых сил и дивным. А еще, очевидно, сплотил их под знаменем общего дела: все были более чем готовы выйти на бой.

Вот только, отправив их к городской стене, многого не добиться.

– Нас слишком мало, чтобы прикрыть всю стену, – заметил Джек, – а даже если и встать на защиту ворот – ну, что вы такого сделаете, чего не могут сделать люди? Они пришлют моряков и докеров с порохом, чтоб подорвать дома и лишить огонь пищи.

Сэмюэл Пипс предлагал взрывать дома порохом, имея в виду защиту здания Совета Адмиралтейства к востоку, на Ситинг-лейн, но подобный совет и в других местах пригодится.

Луна слегка улыбнулась. Волшебный огонь все еще горел и в ней, однако от того сверхъестественного, жуткого создания, которое он поцеловал, не осталось и помину.

«Сам не могу понять, как только на это решился».

– К самой стене мы не пойдем, – откликнулась Луна, либо не замечая, либо не обращая внимания на его румянец. – То есть, наружу. Что наверху, то и внизу. Мы вполне можем поддержать, укрепить стену отсюда.

Кое-кто из советников озадаченно наморщил лоб, но Джек понимал, о чем речь. Стена являла собой одну из вещных, осязаемых опор Халцедонового Чертога – хотя, хвала Господу и всем высшим силам, почитаемым дивными, не из тех, что открывали путь во дворец. Дело в том, что дворец отражал земли над головою на искаженный манер, и границы его не совпадали с границами Сити. Попытка проследить путь стены через дворцовые залы и коридоры стоила Джеку приступа головной боли.

Однако для Луны, судя по отданным ею приказам, сие не составило никаких затруднений. Странной же выйдет линия обороны из дивных, извилистой шеренгой растянувшихся по дворцу, но Луна явно не сомневалась в успехе. А может, это просто уверенность, разыгрываемая монархом ради нуждающихся в оной подданных?

Нет, Джек так не думал. Теперь, с самого поцелуя и до сих пор, в Луне чувствовалась небывалая безмятежность. Казалось, она парит в дюйме над камнем, хотя, опустив взгляд, Джек обнаружил, что ноги ее твердо стоят на полу.

Самому Джеку об этакой безмятежности оставалось только мечтать. Эти слова… в ожидании своего времени они прожигали горло насквозь.

«Да ведь того самого, подходящего времени и не настанет».

Однако неподходящих минут имелось в избытке: таковой можно было счесть любую минуту, когда они с Луной не наедине. Придворные советники знали, что Никневен нужен Видар, но не более, и Луна вовсе не скажет Джеку «спасибо», если он предаст гласности остальное. Правда, в благодарностях ее Джек не нуждался, но крайне нуждался в том, чтоб она его выслушала.

Посему он терпеливо ждал, пока Луна не отдаст необходимые распоряжения, а когда она повернулась к маре Ангризле с указаниями для последнего отряда, отправляющегося наверх, вполголоса обратился к Амадее:

– Прошу, позаботься, чтоб нас не тревожили. Мне нужно обсудить с королевой еще одно дело.

Леди обер-гофмейстерина изумленно приподняла брови, однако покорно склонилась в реверансе и вышла вслед за Ангризлой. Едва двери за ней затворились, Джек заговорил:

– Я с титулом еще не освоился, а потому прошу прощения, если ошибусь. Ведь я здесь затем, чтобы заботиться о благе смертных жителей Лондона, верно?

– Верно, – подтвердила Луна.

– Так я и думал. Тогда от их имени и ради их благополучия скажу вот что: ты должна начать переговоры.

Обтянутые замшею пальцы скрючились, точно когти, и Луна прижала руку к груди. Казалось, расстройство чувств причиняет ей нестерпимую боль. Будь она смертной, Джек счел бы чудовищным требовать от нее хоть что-нибудь: спокойный отдых и временное избавление от нелегкого бремени она вполне заслужила. Однако она была дивной, и, более того, королевой, а посему не знать ей покоя, пока ее королевство в опасности.

– Половина Сити уже выгорела дотла, – с расчетливой прямотой продолжал Джек. – С тою-то силой, что Дракон зачерпнул из дворца, он сожжет остальное еще до конца дня. Люди там, наверху, останавливают его, как могут, но ветер гонит пламя вперед, будто флот брандеров, переносит его через всякую расчищенную нами брешь. Если мы хотим, чтоб к следующей неделе от города хоть что-то осталось, Калех нужно остановить. То есть, достичь какой-то договоренности с Никневен.

Сжатые губы Луны обратились в бледную тонкую линию. Пока Джек пребывал наверху, воюя с Пожаром, Луна оставалась здесь, в промерзших покоях Халцедонового Чертога, и, вполне вероятно, не могла охватить умом причиненных огнем разрушений. Да, чувствовала их, благодаря связи с дворцом, но собственными глазами не видела, а то, чего не видишь, так легко забывается…

Луна стиснула зубы.

– Значит, ты готов заставить меня уступить ей? Сдаться? – спросила она.

– Разве я что-то подобное говорю? Переговоры – еще не соглашение. Отправь гонца за ее послом. Скажи ему… да все, что угодно, пусть даже это будет ложью. Сделай вид, будто готова обдумать притязания Гир-Карлин. Если добьешься хотя бы временной передышки, ее вполне может хватить для спасения Сити.

– Я просила о передышке и получила презрительный отказ.

– То была передышка для Лондона, – напомнил Джек. – А я говорю о перемирии на время переговоров. Пообещай им что-нибудь, но с условием, чтоб Калех прекратила атаку, пока они пошлют весть Никневен, в Файф. Это даст нам… сколько времени у дивного уйдет на дорогу? Уж неделя-то наверняка. За это время мы…

Увидев округлившиеся глаза Луны, он оборвал фразу на полуслове.

– Что случилось?

– Не выйдет, – помолчав, ответила Луна.

– Отчего?

– Не будет у нас этой недели. Потому что Никневен не в Файфе.

Джек озадаченно заморгал.

– А где же?

– Калех, – куда оживленнее, более не прижимая к груди поврежденной руки, заговорила Луна. – Она не подчинится никому, кроме самой королевы. Если Синяя Ведьма сейчас не в Шотландии – а я думаю, оттуда ей бы до нас не дотянуться, – то и Никневен, чтоб отдавать ей приказы, должна быть где-то поблизости.

– В таком случае она, по всей видимости, в лагере скоттов за стенами Сити, – сказал Джек. – И что ты намерена предпринять? Кинжал ей меж ребер?

Передернув плечами, Луна слегка отпрянула назад.

– Нет! Луна и Солнце… ведь это подтвердит, что Видар прав. Что я в самом деле становлюсь эхом Инвидианы. Нет. Я пошлю ей весть, потребую разговора лицом к лицу…

«Инвидиана…»

Это имя Джек уже слышал в связи с временами, предшествовавшими правлению Луны. И чтобы от него был хоть какой-то толк в грядущих переговорах, чтоб получить хоть шанс убедить Луну покончить с этим конфликтом раз и навсегда, нужно узнать о ее предшественнице побольше – и немедля.

– А Никневен согласится?

– Думаю, да, – отвечала Луна. – И, если я не ошибаюсь, это даст нам какое-то время.

– Для битвы с Драконом.

– Для того, чтобы покончить с ним, – с хищной улыбкой ответила Луна.

Флит-стрит, Лондон, десять часов поутру

– По-моему, не помогает! – прокричала Иррит в самое ухо Ангризлы.

Мара коротко рыкнула в ответ.

В пелене дыма, островком разума среди моря хаоса, высилась башня Святого Павла. Ярких отблесков на фоне прямоугольного, приземистого фасада было не разглядеть, и это наверняка означало, что громада собора еще не занялась. Выходит, отряд, отправленный королевой на его защиту, с делом справляется.

Не справлялись с огнем те, кто остался внизу, в Халцедоновом Чертоге. Поднимаясь наверх от Блэкфрайерс и Картер-лейн, Пожар взобрался на Ладгейт-Хилл, и теперь холм, подобно вулкану, изрыгал в небо густые дымные клубы. Отсюда, с вершины холма, ветер гнал искры к стене Сити.

Но останавливала их вовсе не стена.

Да, пока что старания дивных даром не пропадали. Затаив дух, смотрела Иррит, как раскаленные хлопья гаснут, увязая в незримой преграде. Тем временем Ангризла, почти не прятавшая под чарами устрашающего лица, так и сыпала руганью вперемежку с догадками, указывая Иррит на улицы и строения, незнакомые ей самой. Казалось, прочная кирпичная кладка городской стены, подкрепленная волшебством дивных, устоит, сдержит зверя.

Однако Ладгейтская тюрьма, давно темневшая на фоне яркого зарева, вдруг вспыхнула, исчезла из виду, объятая пламенем. Должники, обычно томившиеся в ее стенах, ринулись врассыпную – возможно, выпущенные тюремщиками, а может, освободившись сами (этого Иррит знать не могла), а величавые статуи старого Луда[64] и королевы Елизаветы Тюдор скрылись в жарком огне. Дракон миновал ворота и быстро приближался.

Грязно выругавшись сквозь зубы, Ангризла бросилась к мосту через Флит – не прочь от Пожара, навстречу.

«Ну и отчаянные головы эти лондонцы», – подумала Иррит, не веря своим глазам. К примеру, сама она спасать деревню близ Кузницы Велунда не побежала бы ни за что: в худшем случае, смертные попросту отстроятся заново и нарожают новых детей на смену погибшим, а вот с дивными все вовсе не так просто…

«Должно быть, и я не лучше», – признала Иррит, пустившись бежать за Ангризлой.

Что ж, по крайней мере, мара не бросилась с ходу в огонь. Остановившись посреди моста, Ангризла перегнулась через каменную ограду, прямо меж венчавших ее железных острий. Иррит невольно подалась назад, хотя отчего – от близости ли железа, или же от реки, текущей грязью и нечистотами – не могла бы сказать и сама. Кабы жар пламени не отбивал чутья, от вони Флита недолго было и задохнуться.

Ангризла что-то кричала, обращаясь к грязной воде. В буйном реве надвигающегося Пожара слов ее было не разобрать; могло статься, мара и вовсе говорила не по-английски.

Однако последняя фраза, выкрикнутая во весь голос, оказалась вполне понятной.

– Поднимайся же, сука, и я целый год каждый день буду скармливать тебе по трупу!

Услышав это, Иррит едва не пустилась бежать с моста, но совершила страшную ошибку – взглянула вниз, и взору ее открылось такое, что ноги словно бы приросли к месту.

В маслянистой, зловонной воде что-то зашевелилось. Вяло текущий меж пристаней и полуразрушенных набережных, заваленный мусором, усеянный пеплом, Флит и рекой-то было не назвать, а уж речных духов, подобных поднявшемуся со дна, Иррит не видывала никогда в жизни.

Ангризла сорвалась с места и, увлекая за собою Иррит, бросилась к берегу.

– Чернозубая Мег, – с хищной улыбкой пояснила она, когда обе остановились на суше. – Речная ведьма, хозяйка Флита. Конечно, сил у нее поменьше, чем у Калех Бейр, но куда больше, чем у нас обеих.

– Ты просила ее о помощи? Или грозила ей? – пролепетала Иррит, не в силах отвести глаз от восставшего из реки чудовища.

Мара пожала плечами.

– Наверное, и то и другое.

Глянцевито поблескивающая кожа вполне могла оказаться вовсе не кожей, а слоем речного ила. А плечи? Широки, но неровны, в буграх – то ли мускулов, то ли налипших отбросов. В прядях свалявшихся, торчащих во все стороны волос запутался мусор; когтистые руки, поднятые из воды, раздавят голову Иррит, будто орех – хоть вместе, хоть каждая по отдельности…

Лица ведьмы, по счастью, было не разглядеть.

Пронзительный, подобный граю тысячи терзаемых жуткою болью ворон, вопль взлетел к небесам, вызывая Пожар на бой.

«Похоже, ее и трупами соблазнять ни к чему, – подумала Иррит, отступая от берега еще на пару шагов. – Здесь ее владения, и непрошеных гостей она не жалует».

Навстречу ведьме поднялся… нет, не то, чтобы сам Дракон. Пожалуй, того, прежнего Дракона уже и не стало: в заботливых руках ветра зверь вырос таким огромным, что мог появляться в дюжине мест разом.

Да, то была лишь часть Дракона, но и она поражала величиной. Однако Чернозубая Мег не дрогнула. Яростно взвыв, она вскинула к небу когтистые руки и глубоко погрузила их в кипучую плоть огненного создания. Невыносимая, невзирая на притупленное обоняние, вонь ударила в ноздри, точно дубина великана, сбив Иррит с ног. Рухнув на спекшуюся землю, эльфийка сжалась в комок, но костлявая рука Ангризлы, вцепившаяся в плечо, вздернула ее кверху.

Речная ведьма скрылась из виду, объятая зыбким, пляшущим пламенем со всех сторон. Камни моста близ места схватки замерцали, раскаленные докрасна. Дракон – по крайней мере, отчасти – был остановлен.

Вот только надолго ли? С великими духами наподобие Старого Батюшки Темзы хозяйке Флита не равняться…

И вправду, искры летели над рекой, не встречая преграды, стремясь вперед, к сухим, точно трут, стенам домов, тесно сгрудившихся вдоль Флит-стрит.

А в следующую минуту из пламени, из буйства битвы, раздался отчаянный визг Чернозубой Мег.

– По-моему, не помогло, – сказала Ангризла, и Иррит скверно выругалась в знак согласия.

Олдерсгейт, Лондон, четыре часа пополудни

Внезапный грохот взрыва заставил соседа Джека вздрогнуть, в страхе заозираться по сторонам, однако доктор ухватил его за плечо прежде, чем тот успел пуститься в бегство.

– Это не иностранцы, – устало, едва ли не в тысячный раз, повторил он. – Это люди герцога взрывают дома вокруг Криплгейтских ворот, чтобы остановить Пожар.

То же происходило и у Тауэра, хотя, если не все, то большую часть запасов пороха к этому времени успели вывезти из крепости. Оставалось надеяться, что кому-нибудь хватит ума расчистить и бреши на вольных землях к западу от Сити, но этих земель, лежавших вне пределов Халцедонового Чертога, Джек чувствовать не мог.

Однако сейчас сие странное шестое чувство притупилось, угасло едва ли не целиком. Чтобы добраться сюда, Джеку пришлось объехать кругом половину города: из всех входов в волшебный дворец остались нетронутыми лишь Кратчед Фрайерс да Тауэр. Собор Святого Павла тоже еще держался, но был окружен пожарами со всех сторон.

Все прочие поглотил Дракон.

Первой пала западная часть стены. Не каменная кладка, но магическая защита. В том месте, где северная ее линия несколько изгибалась к востоку, линия обороны оказалась прорвана, однако не так уж серьезно. Узкий проем Олдерсгейтских ворот сдавил, придушил огонь, выпустив наружу лишь тонкое щупальце, а ветру здесь не хватало силы, чтоб вознести искры на нужную высоту. Люди и дивные бились с Пожаром, не уступая без боя ни дюйма земли.

И все же отданных дюймов было слишком, слишком уж много. Отправив гонца в дорогу, Джек с Луной принялись ждать ответа Никневен, и каждая прошедшая минута стоила Лондону новых и новых потерь. Сам понимая, сколь это смешно, Джек молил Господа о том, чтобы Луна оказалась права – насчет того, что Гир-Карлин неподалеку, насчет ее готовности к встрече, насчет победы над Драконом – одним словом, во всем. Иначе они потеряют все, что надеются спасти.

Долго сидеть без дела внизу Джек не смог: ожидание сводило с ума. Посему он вновь вышел наружу и присоединился к тем, кто продолжал бой, сдерживая Пожар всеми возможными средствами.

На углу, через улицу, встревоженно закричали. Тлеющий уголек, не замеченный людьми, гасившими другой пожар, червем вгрызся в дерево, и вскоре стена дома вспыхнула снизу доверху. Едва не падая с ног от несказанной усталости, Джек сгреб за плечо первого же, кто подвернулся под руку – некоего джентльмена, чей богатый наряд после того, как с делом будет покончено, станет негоден даже на тряпки, – и поволок его к пожарному крюку, без дела валявшемуся на земле. Каким-то образом вдвоем им удалось поднять тяжелое орудие острием кверху, а остальные, вовремя подоспев на помощь, помогли продеть крюк в кольцо под карнизом горящего дома.

– Есть! Взяли!..

От дыма и криков голос совсем охрип. Дюжина рук подхватила веревки, привязанные к тридцатифутовому древку. Взревев от натуги, борцы с огнем дернули раз и другой, и, наконец, брусья подались, и фасад дома с грохотом рухнул на мостовую.

В воздух взвилась туча искр, но люди с ведрами не дремали. Встав как можно ближе к пламени, Джек с джентльменом в роскошных одеждах принялись заливать водой пылающие развалины, и вскоре огонь угас без остатка. Еще одна небольшая победа: да, одним домом меньше, но до соседних огню уже не добраться.

Тяжело дыша, Джек разжал стертые до волдырей пальцы и выронил ведро. Товарищ его, блеснув улыбкой на закопченном лице, заправил назад, под ленту поперек лба, непокорные, слипшиеся от пота темные локоны.

Между тем, работы вокруг хватало с избытком. Джек раскрыл было рот, дабы предложить незнакомцу вместе присоединиться к тем, кто боролся с огнем дальше вдоль улицы, да так и замер с отвисшей челюстью.

Подскакавший всадник осадил коня рядом с ними, и всадник сей, разъезжавший по всему городу со вчерашнего утра, был Джеку знаком. Выдающийся нос Якова Стюарта, герцога Йоркского, несложно было узнать под слоем сажи любой толщины.

Только отчаянная усталость и помешала Джеку узнать тот же нос на лице джентльмена, стоявшего рядом.

– Здесь Пожар остановлен, – не обращая внимания на Джека, сказал герцог брату. – А вот тем, кто воюет с огнем на вольных землях, ободрение не помешает.

Карл Стюарт согласно кивнул.

– Но прежде награди тех, кто работает здесь. Вот эти северные приходы спасены их стараниями.

Запустив руку в сумку, висевшую на плече, король Англии вынул блестящую гинею и протянул ее Джеку.

Однако Джек по-прежнему стоял столбом, изумленно разинув рот. Монета была так чиста, так ярко блестела золотом в лучах предвечернего солнца, что просто не умещалась в сознании – что уж там говорить о державшей ее руке! Разумеется, Джек слыхал, что король с братом весь день не покидают города и даже собственными руками помогают трудам жителей Лондона, но…

Сей рослый, длинноносый человек, сколь ни роскошен был его наряд, настолько не походил на правящего Англией пьяницу, волокиту и любителя шумных забав, что утомленному разуму Джека никак не удавалось свести эти два образа воедино. Посему он просто стоял и глазел на короля, пока Карл не сказал:

– Возьми же. Ты честно заслужил ее, защищая мой Сити.

Немного придя в себя, Джек отрицательно покачал головой.

– Сберегите ее, Ваше величество, для кого-нибудь другого – для того, кому она больше нужна.

Остатки здравого смысла тут же напомнили, что его дом на Монквелл-стрит сгорел, равно как и Королевский колледж врачей, и Зал почтенной компании цирюльников и хирургов.

«Однако у меня остаются дивные. Другим повезло куда меньше».

Карл вновь улыбнулся – дружелюбно, открыто… неудивительно, что столь многие любят его, пусть король из него и неважный. Спрятав монету, он подал Джеку руку. Крепкое рукопожатие исполнило Джека сил – и безо всякого волшебства, благодаря простому обаянию и благосклонной уверенности.

– Твое имя?

– Джек Эллин. Доктор.

– Ниспошли мне Господь побольше столь великодушных подданных, как ты, доктор Эллин. Продолжай бой. Еще немного, и зверю конец.

Какой-то джентльмен подвел королю коня. Вскочив в седло, Карл поскакал дальше.

«Еще немного, и зверю конец». Дай Бог, дай-то Бог…

Вот только ветер крепчал.

Халцедоновый Чертог, Лондон, восемь часов ввечеру

С обороной стены было покончено. В конце Бэйзингхолл-стрит, к востоку от Криплгейтских ворот, Пожар утих сам по себе, утомленный бесплодным штурмом, а несколько западнее волшебная защита позволила смертным укротить, остановить пламя в считаных шагах за линией обороны.

Однако те, кто оборонял дальнюю часть стены, тянувшуюся от Ньюгейта к берегу, совершенно выбились из сил и ныне лежали без движения, вверенные заботам погрустневших хобов.

Всех, в ком еще оставалась хоть унция бодрости, Луна отправила наверх с приказом выстроиться вкруг Святого Павла. Дракон упорно рвался к собору, и там его следовало остановить, во что бы то ни стало. Подобно Камню, собор был одной из основ Халцедонового Чертога; если Дракон захватит его, в скором времени та же судьба ждет и дворец.

Внизу задержались лишь рыцари Луны, чахлой шеренгой выстроившиеся перед нею на белом песке амфитеатра. Война и предательство Пригурда рядов Халцедоновой Стражи отнюдь не пополнили, и Луна могла лишь надеяться, что оставшихся будет довольно.

Стоявший рядом с ней Джек держался на ногах только благодаря мрачной решимости и силе воли. Речей ни он, ни сама Луна произносить не собирались: в этот бой Халцедоновая Стража пойдет без уговоров.

– Дракону нужен собор, – просто сказала она. – Выходит, он целиком, во всей силе, соберется там, а значит, там мы сможем дать ему бой. Не жалким осколкам его мощи, не порожденным им саламандрам, но самому Дракону. Там мы должны с ним покончить.

Ради спасения Лондона… однако эти слова Луна оставила при себе. Ужасающая истина состояла в том, что Лондон потерян. Какие-то остатки с северо-восточной стороны тянутся полумесяцем к Тауэру, цела и большая часть предместий за городскою стеной, не считая вольных земель на западе, но Сити… Сити уничтожен, стерт с лица земли. Потери воскресенья и понедельника были страшны, а сегодня Дракон, питаемый краденой мощью, снова сожрал не меньше. Теперь, если что и спасать, так это Стрэнд, Ковент-Гарден, Вестминстер…

Однако Лондоном был вовсе не только Сити в пределах городских стен. Они не уйдут с поля боя, пока враг угрожает хотя бы одной из окрестных деревень.

Сэр Перегрин шумно прочистил горло.

– Государыня… вам угодно впустить его сюда, в Халцедоновый Чертог?

– Нет, – отвечала Луна. – Вы будете биться с ним за стенами собора.

В Лондоне смертных. Не прячась под чарами, словно заняты чем-то вполне прозаическим: битвы, подобной этой, не скрыть. Но кто сумеет ее увидеть? Громада собора – островок в пучине огня. Люди бежали. Церковные колокола немы: расплавленные жаром, бронзовые языки их унылыми бесформенными комьями покоятся в остывающей золе. Если Лондон и не совсем безопасен для дивных, то безопаснее здесь не бывало с тех пор, как на берегах Темзы поселились первые люди.

Капитан Халцедоновой Стражи молча приложил руку к сердцу. Сомнения его были ясны, словно высказанные вслух: да, его рыцари храбры, но немногочисленны и никогда прежде не сталкивались со столь страшным врагом.

Кое-кого из них, а может, и всех, Луна посылает на смерть.

Но те, кому недоставало мужества выйти на этот бой, уже бежали.

– Позвольте мне биться с ним.

Хриплый, дрожащий, однако знакомый, рокочущий бас, донесшийся со стороны входа в амфитеатр, отдался в пустоте груди гулким эхом. К горлу подступил тугой, холодный комок.

Одет Пригурд Нельт был неряшливо. Стоило великану снять шлем, длинные волосы пали на плечи неопрятными космами. Грубую кожу лица избороздили глубокие морщины – следы долгих лет одиночества. Однако держался он прямо, расправив плечи, над одним из коих по-прежнему торчала рукоять двуручного меча, заботливо обернутого потертой кожей.

Шпага Перегрина с шипением выскользнула из ножен, острие, направленное на великана, вспыхнуло огнем.

– Ты был отправлен в изгнание. Зачем ты явился сюда?

– Защищать Лондон, – просто, без бахвальства отвечал Пригурд.

С осторожностью приблизившись, он остановился в почтительном отдалении от Луны и преклонил колени. Казалось, острие Перегриновой шпаги пристально следит за каждым его движением.

– Ваше величество, лорд… – Взглянув на Джека, Пригурд в последний миг сдержал едва не сорвавшееся с языка имя Энтони и недоуменно заморгал. – Э-э… Принц. Позвольте и мне пойти за вас в бой.

Джек взирал на великана с нескрываемым любопытством, однако у Луны не было времени для объяснений. Сурово нахмурив лоб, она устремила взгляд на изгнанника.

– Ты более не служишь в нашей страже.

Великан в откровенном сомнении оглянулся на рыцарей.

– Я знаю. Я… не забыл. Но у меня было время подумать… и много о чем пожалеть. Нет, Ваше величество, я не жду, что вы примете меня обратно. Не затем я пришел. Мне просто хочется хоть чем-то помочь. Чтоб, когда вспомнятся эти места, вспоминать не только о том, как вас предал.

Горло сдавило сильнее прежнего. Не убоявшись позора, а то и казни, Пригурд вернулся сюда, не оставил их в час беды. И не ради награды – в сем Луна не сомневалась. Из благородства, из чувства долга, из верности. Потому что здесь его дом, пусть даже он отправлен в изгнание.

Между тем Перегрин просто-таки лучился нескрываемым недоверием. Взмахом руки Луна велела ему отойти.

– Государыня… – начал он.

– Нам пригодится его рост и сила, – сказала Луна. – Выйдешь ли ты против врага, до головы коего не дотянуться? Нет, Перегрин, руку помощи мы не отвергнем, ведь на кону судьба королевства.

Издай сей судорожный вздох создание величиною поменьше, возможно, его было бы и не расслышать. Мощные пальцы Пригурда глубоко вонзились в песок.

Неожиданно Луну поддержал и Джек.

– Какие бы преступления ни совершил… этот малый, – заговорил он, – я их не застал. Сказать по правде, я вовсе не знаю, кто он таков. Выходит, мнения более непредвзятого среди собравшихся не найти. О прошлых его делах я судить не могу и не стану, но если он хочет драться за нас, я отнесусь к нему благосклонно.

Пригурд изумленно вскинул голову. Огонек откровенной радости, на краткий миг вспыхнувший в его глазах, подействовал на Луну, точно удар в грудь.

«Что ж, этой милости он заслуживает».

– На время этой битвы, – объявила она, – к нему отнесусь благосклонно и я.

Нащупав бриллиантовую брошь, что скрепляла ворот плаща, она отстегнула ее и подала великану. Звездочка, таящаяся в глубине камня, блеснула в свете волшебных огней.

– Когда же бой кончится, ему будет позволено провести здесь, в Халцедоновом Чертоге, три дня и три ночи, и все это время никто не поднимет на него руки.

Может ли она даровать большее? Тут все зависит от его бывших братьев по оружию, а те, если и не простили Пригурда, то явно рады иметь силача-великана на своей стороне. Возможно, после битвы они и вовсе сменят гнев на милость.

Словно не веря собственным глазам, Пригурд поднялся, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и принял из рук Луны брошь. Его шероховатые, мозолистые пальцы коснулись ладони… и тут Джек с Луной ахнули в один голос.

Сэр Перегрин рванулся вперед, готовый встать на защиту монарших особ, но не успел он сделать и шага, как крохотный сильф, возникший в воздухе над их головами, отчаянно завопил, извещая всех вокруг о том, что королева с Принцем почувствовали, поняли без слов:

– Собор горит!

Собор Св. Павла, Лондон, восемь часов ввечеру

Дракон сумел закрепиться на тех самых лесах, что были возведены для починки собора. За восемь дней до сего знаменитый архитектор, доктор Кристофер Рен, встречался с прочими, дабы обсудить его реставрацию – латание обвалившихся крыш, выпрямление накренившихся стен, укрепление колонны, покосившейся под тяжестью центральной башни…

И вот сегодня одна из искр, приземлившись на край дощатых подмостков, возведенных на крыше, чтобы заделывать дыры в свинцовой кровле, прожгла себе путь внутрь.

Изнуренным защитникам адской печи, в которую превратился церковный двор, пришлось отступить, сдаться. Стоило Дракону впиться когтями в доски, и иссохшее дерево запылало огнем. Да, камень не горит, зато балки, стропила, оконные рамы – еще как. Снедаемый неутолимым голодом, Пожар ринулся вниз, потянулся к источнику силы глубоко под землей.

Но тут растрескавшиеся каменные плиты раздвинулись в стороны, открывая проем в полу нефа. Из-под земли строем, в угрюмой готовности к битве, с оружием в руках, поднялись рыцари Халцедоновой Стражи и бывший их командир.

Выйдя наверх, они встали поперек южного трансепта: на одном фланге – сэр Перегрин Терн, но другом – кавалерственная дама Сигрена. Меж ними, словно братья по оружию, тянулись рядами надгробья достойнейших из праотцев и праматерей Лондона. Высокий сводчатый потолок пока что сдерживал, скрывал огонь, но камни кладки зловеще поскрипывали друг о дружку, ерзали под натиском несусветного жара. Деревянная крыша собора была слишком высока, чтобы кому-нибудь удалось залить пламя, даже если каким-то чудом доставить наверх воды. Оставалось одно – ждать. Ждать и готовиться.

Перехватив меч обеими руками, Пригурд Нельт неторопливо развернул плечи, сделал глубокий вдох… и начал расти.

Те дни, когда великан мог разгуливать по стране в истинном облике, давным-давно миновали. Дабы жить в Халцедоновом Чертоге, или же при дворе любого иного из дивных монархов, Пригурд уменьшался, сжимался, съеживался, пока – пусть без особых удобств – не сможет поместиться внутри. Но здесь, сокрытый стенами из камня и пламени, при такой высоте потолков, Пригурд вновь стал таким же, как прежде.

Плечи великана развернулись вширь и ввысь. Склонив голову, играя мускулами рук толщиной в бычью тушу, переминаясь с ноги на ногу (каждая величиною в вековой дуб), Пригурд рос и рос. Меч в его руках не отставал от хозяина и вскоре сделался так велик, что и троим с места не сдвинуть. Вытесанный из камня его скалистой северной родины, клинок сохранил в себе частицу ее ледяной стужи, и великан улыбнулся, вспоминая о том, на что способно сие оружие.

Нет, его дома не сожрать никакому Дракону. Ни в этот день, ни в любой иной.

Деревянная крыша занялась всерьез, но Пожар ждать да терпеть не желал. С ревом, всей мощью, рванулся он вниз, и камни потолка треснули, брызнули в стороны, точно от порохового взрыва.

Достигший пола огненный столб разнес вдребезги лежачее изваяние некоего давным-давно усопшего рыцаря. Столкнувшись с камнем, языки пламени хлынули в стороны, изогнулись кверху, словно лепестки исполинского цветка, слепя глаза, раскалив воздух так, что не сделать и вдоха. Каменный пол побелел и рассыпался в прах, взвившийся в воздух жгучим смерчем, предвестником появления Дракона.

Пригурд зажмурился, защищая глаза от каменной крошки. В зрении он не нуждался. Направление ясно – вперед, а враг, подобно ему самому, так велик, что и захочешь – не промахнешься.

Испустив боевой клич, сверкнув брошью Луны, крохотной звездочкой угнездившейся на плече, великан бросился в бой.

Острие древнего меча оставило в зыбком огненном теле огромную рану. Оказалось, это совсем не то, что рассекать плоть или неосязаемое пламя: да, туловище Дракона сопротивлялось клинку, но лишь слегка, словно вода или иная жидкость. Ожидавший большего, Пригурд вложил в удар слишком много силы и рухнул вперед, врезавшись в тело зверя плечом.

Обожженная кожа затрещала, зашипела, Пригурд взревел от боли, но и Дракону изрядно досталось: огненный вихрь отлетел назад, столкнувшись со стеной нефа. Собор содрогнулся, с потолка вновь посыпались камни. Кое-кто из рыцарей не сумел удержать равновесия, однако, видя перед собою врага, упавшие живо повскакали на ноги.

Дело в том, что Пригурдов меч отсек от тела Дракона извивающийся сгусток огня, а, упав на пол, сей сгусток тут же принял облик чудовищной саламандры с ломовую лошадь величиной. Двое из рыцарей насели на нее, тесня прочь с поля боя, а кавалерственная дама Сигрена, приставив ко рту сложенную горстью ладонь, запрокинула голову и заорала сквозь хаос битвы, бушующей наверху:

– Пригурд! Руби его в куски, а остальное – за нами!

Отгороженному от нее плотной стеной огня, Пригурду не хватило дыхания для ответа. Но он был сыном земли, рожденным из твердого камня, и не горел так, как горит нежная плоть. Упершись ладонями в жаркое пламя, он толкнул врага что было сил, и Дракон кувырком полетел назад, прочь из трансепта и дальше, насколько хватило простора. Столкнувшись с колоннами, тело его разделилось на части, а миновав их, снова слилось воедино, но тут подоспевший Пригурд заработал мечом, отсекая от зверя кусок за куском.

Вопя во все горло от несказанной радости, гнал он, теснил Дракона вдоль нефа. Впервые за долгие-долгие годы Пригурд снова стал великаном и бился с врагом, достойным его силы. А если удары их крушат надгробья, если колонны трескаются, а камни вылетают из стен, не выдержав жаркого боя, так что за беда? Обитель божественного владыки Небес – не его забота, а уж истлевший прах покойных людей – тем более. Дракон вздумал грозить его дому. Он, Пригурд, вышвырнет зверя из западных дверей и там обрушит ему на голову портик. А потом пинком спустит вниз со склона Ладгейтского холма и утопит в зловонных водах Флита. Он будет рвать врага в клочья, а когда рвать станет нечего…

И тут сводчатый потолок в западном конце нефа рухнул. Следом за камнем вниз градом посыпались обломки горящего дерева. Внезапный приток воздуха придал Дракону сил. Разом воспрянув, он нанес Пригурду сокрушительный удар. Он знал, где находится вход, хоть каменные плиты и сомкнулись за спинами Халцедоновой Стражи, и понимал, что великан теснит его прочь от желанной добычи.

Огненные бичи хлестнули Пригурда по запястьям, сковывая руки, смиряя холодный клинок, раз за разом впивавшийся в тело Дракона. Подняв противника в воздух, Пожар швырнул его вдоль нефа, из конца в конец. Проскользив по полу две сотни футов, Пригурд замер лишь у подножья мощных колонн в средокрестии. Тем временем Дракон в мгновение ока преодолел проигранное расстояние, изогнулся змеей над беззащитным камнем, готовясь к удару…

Но подоспевшие рыцари Халцедоновой Стражи бросились на него со всех сторон, точно крысы, вонзили длинные пики в кипучее сердце огня. Дракон разметал их в стороны, точно кегли, и обнаружил, что Пригурд оправился от удара. Пошире расставив ноги, великан взял Дракона в борцовский захват и поволок назад, к хору. Скамьи для прихожан разом обратились в пепел. Извернувшись, Пожар с маху притиснул Пригурда к южной стене. Величавая статуя сэра Кристофера Хаттона, лорд-канцлера старой Елизаветы, покачнулась и рухнула, сокрушив своей тяжестью простые каменные доски с именами сэра Филипа Сидни и сэра Фрэнсиса Уолсингема.

Перегрин закричал, подзывая к себе одного из рыцарей. Объединив силы, оба подтащили меч Пригурда поближе к хозяину. Дотянувшись до рукояти, прижатый к стене великан вонзил клинок в бок Дракона, нажал на рукоять меча, точно на рычаг, отшвырнул зверя прочь, вновь утвердился на ногах и заработал клинком. Точно дровосек, он рубил и рубил, осыпая Дракона градом ударов, разгоняя его саламандр во все стороны, под шпаги и копья прочих рыцарей.

Вот только позицию он занял неважную: теперь уж не он – Дракон загораживал от него вход, и Пригурд осознал это слишком поздно.

Пожар неожиданно прянул назад, к средокрестию. С отчаянным ревом великан рванулся за ним. Дай зверю лишь миг, чтоб напитаться силой, и он прорвется. Да не в часовню внизу, не в комнатку, где собираются прихожане Святой Фе[65], но в те пределы, коих обычным путем не достичь.

Этого Пригурд допустить не мог и посему, сам не сознавая, что делает, но зная одно: врага нужно остановить, во что бы то ни стало, в слепой надежде сокрушить зверя раз и навсегда, решил прибегнуть к той мощи, что превышала даже его собственную.

Новый удар меча пришелся не по дракону, но поперек четырех массивных колонн вкруг обоих.

Ослабленные долгим небрежением, покосившиеся под устрашающей тяжестью башни наверху, колонны переломились, словно прутья. Толстые каменные столбы треснули, и громада башни Святого Павла рухнула вниз, в средокрестие.

Дракон, а вместе с ним и сам Пригурд, исчезли под грудой обломков. Каменные плиты пола, поддерживаемые снизу потолочными арками Часовни Иисуса, обратились в пыль.

Горящие балки провалились вниз, и крохотную церковь Святой Фе окутало жуткое зарево. Ведь в этой комнатке, заключенной в камень, заботливо запертой, полагаемой прихожанами-книготорговцами самым надежным местом на весь Лондон, хранились их богатства – многие сотни книжных томов. Здесь, в крупнейшей библиотеке Англии, имелось все, от дешевых лубков и уличных баллад до переплетенных в кожу трудов Вергилия и Отцов Церкви.

И все это огонь поглотил в один миг.

Тем временем, наверху, рыцари Халцедоновой Стражи, кашляющие, полуослепшие, неуверенно поднялись на ноги. Утерев слезящиеся глаза, Сигрена увидела там, где совсем недавно бились над входом в Халцедоновый Чертог Пригурд с Драконом, адскую бездну. С потолка там и сям рушились камни, повсюду вокруг плясали языки пламени, но то была сущая мелочь, не более чем частицы души исполинского зверя.

Едва волоча ноги, Перегрин подошел к краю ямы, ухватил что-то, потянул.

– Помогите! – прохрипел он.

Подойдя к нему, Сигрена обнаружила, что капитан тянет наверх руку – съежившуюся, обугленную, однако по-прежнему сжимающую в пальцах рукоять меча. Окрыленная надеждой, она присоединилась к Перегрину, потянула вместе с ним… но в теле, извлеченном из огня, не оставалось ни капли жизни.

Если б не шлем и меч, Сигрена ни за что бы не узнала в погибшем Пригурда. В огне великан усох так, что это хилое, тщедушное тело вполне могло бы принадлежать какому-нибудь древнему, давным-давно усопшему смертному. Оттащив его на восток, к хору, где потолок еще держался, Сигрена с Перегрином без сил опустились на пол, а вскоре к ним, по одному и по двое, присоединились и остальные рыцари Халцедоновой Стражи.

– Нужно отнести его к Луне, – сказала Сигрена, одолевая кашель.

Останься они здесь, смерть ждет всех до единого.

Но Перегрин не спешил. Убито, в смятении взирал он на мертвое тело. У его ног лежал злейший враг, изменивший их братству… и умерший смертью героя. Огонь, полыхавший в крипте, был всего лишь огнем, не Драконом, а вниз из собора не проник – и, может статься, никогда уже не проникнет – никто. Пригурд уничтожил Святого Павла, но спас Халцедоновый Чертог.

Наконец капитан покачал головой. Если в саже да копоти на его щеках и пролегли следы слез, никто на всем свете не сумел бы отличить их от пота.

– Нам нужно бежать, – сказал он, – а унести его мы не сможем.

Все, как один, обернулись и устремили взгляды поверх ревущей огненной бездны Святой Фе к западному выходу из собора. Новый портик еще держался, однако снаружи лежал объятый пламенем Сити, и кто мог знать, найдется ли там путь к спасению?

Да, Перегрин был прав. Счастье, если самим удастся выбраться.

Скрестив руки сэра Пригурда Нельта поверх груди, Сигрена вложила в них уменьшившийся меч.

– Мы тебя не забудем, – прошептала она, в последний раз отсалютовав бывшему капитану, и с этим рыцари Халцедоновой Стражи покинули развалины Святого Павла.

Халцедоновый Чертог, Лондон, одиннадцать часов ввечеру

Сознание возвращалось медленно, понемногу, дюйм за дюймом пробивая себе путь на поверхность. Голова раскалывалась, точно разрубленная топором. Плечи поддерживали руки Луны, однако, когда в глазах прояснилось, Джек обнаружил, что королева дивных выглядит ничуть не лучше него.

«Святой Павел…»

Эта мысль заставила вспомнить все.

Можно сказать, Халцедоновый Чертог уцелел лишь благодаря вмешательству Господа… вот только Джек от души сомневался, что Господь имеет хоть какое-то касательство к волшебным дворцам и предохранению оных от бед.

«Быть может, Всемогущий откликнулся на мои молитвы? Нет. Тоже, пожалуй, сомнительно».

Тут слова Луны заставили разом выкинуть все мысли о Господе из головы.

– Ветер стихает, – дрогнувшим голосом сказала она. – Никневен идет.

В ушах звенело от непривычной тиши. Ни голоса, шепчущего об увядании и смерти, ни студеного ветра, превращавшего Халцедоновый Чертог в глыбу черного льда… Благословенный, благословенный покой да глоток тепла – что еще нужно для счастья?

И Гир-Карлин идет на переговоры…

Джек неуверенно поднялся на ноги, поднял руку, чтоб утереть лицо рукавом, и понял, что одно другого не легче. При виде его волнения Луна устало улыбнулась.

– Она еще не во дворце, – пояснила эльфийка. – У нас есть время принять ванну и переодеться.

В кои-то веки Джек не убоялся нарядов, несомненно, приготовленных для него про запас: ему отнюдь не хотелось предстать перед Никневен в таком виде, словно только что вылез из печи.

А что до самих переговоров…

После того, как рыцари Луны ушли наверх, навстречу Дракону, но прежде, чем гибель собора свалила его с ног, словно подрубленное дерево, он твердо решил одно.

«Видара мы ей отдадим, пусть даже мне придется собственными руками выкапывать этого шлюхина сына из-под земли».

Ручьи расплавленного свинца текут с Ладгейтского холма, точно кровь, струящаяся из ран величайшего лондонского собора. Поодаль златом сияет в ночи остов почтенной старушки Ратуши, служащий вторым маяком тем, кто смотрит на город с полей, что простираются к северу, или с другого берега реки. Вылепленные из папье-маше статуи великанов Гога и Магога пали к ее ногам. В сердце города тлеют груды углей, там и сям продолжают пляску языки огня, однако трехдневное бедствие обратило Лондон в дымящуюся, точно бескрайние равнины самого Ада, пустыню, средь коей высятся лишь корявые пальцы печных дымоходов да обломанные зубы каменных стен – только они и избегли гибели во всепоглощающем пламени.

Самые счастливые из тех, кто бежал от него, кутаются в одеяла, у неудачников же нет ничего, кроме нательных рубах. За ними, храня покой во имя короля, присматривают стражники, по мере сил хватающие грабителей и мародеров, вздумавших поживиться на чужом горе. Бой продолжается, и утихающий ветер впервые вселяет в людские сердца надежду: быть может, теперь им наконец-то удастся покончить с Пожаром.

Всякий, кто бился с огнем эти три дня, шепчет одни и те же молитвы, надеясь, что дымы унесут их слова в небеса, к самым ушам Всемогущего Господа:

– Да не усилится ветер, да будет же спасено то, что еще уцелело!