Артистичен ли Галич? Пожалуй, не очень. Стиль его песен резковат, жестковат. Его исполнение не чуждо игры, иногда более, иногда менее удачной, но вряд ли это назовешь артистизмом. В этом смысле у него есть счастливые соперники. Я уже не говорю об Окуджаве, его имя вообще вне данного контекста, но Высоцкий… Уж он-то, безусловно, артист: маска, голос, темперамент. А быт у него тот же, и та же стилизация, и почти тот же самый герой. И значит, все преимущества на стороне Высоцкого. Все, кроме главного.
Тот же быт у Высоцкого, да не тот: он ограничен, замкнут сам на себя, для него не существует внешнего мира, из него нет ни входа, ни выхода. И герой никогда не возвышается над обстоятельствами, ничего не видит дальше них и не способен ни на какие, даже пародийные, выводы. Но и автор тоже не возвышается над героем и ничего кроме не имеет сказать. Мировосприятие героя и автора — это мировосприятие человека толпы, с его злостью, всегда горизонтально направленной, с его отношением к социальным бедам как к неким безличным стихийным бедствиям, с его удивительным словарем, таким, чтобы, все сказав, ничего не сказать. В этом смысле Высоцкий — действительно народный поэт, не изобразитель, а выразитель, и любовь к нему массы заслужена и понятна. Уникальный его талант нелепо оспаривать. Он создатель особого, жуткого мира напряженно-смешных, небывало-красивых блатных, а также авторских, исповедальных, безотчетно-отчаянных песен. И, однако, любое приближение к социальной тематике выдает в нем ограниченность человека толпы — отчасти естественную, отчасти искусственную, а порой даже очень искусную.
Высоцкий поет разрешенные песни, и неважно, опубликованы они или нет, это их внутреннее принципиальное качество. Напряженный, надрывный стиль исполнения маскирует его лишь в первый момент, а потом — скорее даже подчеркивает.
Вот песня о цветах на нейтральной полосе. Граница! Это же такая тема — волосы заранее шевелятся. И вот, вроде бы… Но вроде и нет. Смысл, скорее, в том, что как это плохо, пока еще границы и у нас, и у них, а также взаимное недоверие, как это пока еще, к сожалению…
«Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные!» — долгожданная песня о «научной» картошке, ну, сейчас вдарит, ну, завернет… А сводится все к беззубому припеву: «Небось, картошку все мы уважаем, когда с сольцой ее намять!» — да не беззубому даже, а скорее зубастому, только с той, с другой стороны. Мол, смешно, но справедливо, хочешь жрать — добывай сам, никто тебе нс обязан и никто не виноват.
И наконец, спорт — чистое занятие:
Профессионалам
По разным каналам
То много, то мало —
На банковский счет.
А наши ребята
За ту ж е зарплату
Уже троекратно
Выходят вперед!
За ту же, значит, зарплату.
Если вы скажете, что это шутка, то я скажу, что в ней ровно столько же юмора, сколько в песне «Широка страна моя родная» или в «Марше энтузиастов». Тоже ведь по-своему смешные произведения…
А ведь можно о профессионалах и по-другому, чуть-чуть менее идиллически. То есть даже не менее, а точно так же и почти в таких же точно словах, и различие-то всего лишь в том, что произносит их не взволнованный автор, а взволнованный персонаж.
«И снова, дорогие товарищи телезрители, дорогие наши болельщики, вы видите на ваших экранах, как вступают в единоборство центральный нападающий английской сборной, профессионал из клуба „Стар“ Боби Лейтон — и наш замечательный мастер кожаного мяча. аспирант педагогического института Владимир Лялин, Володя Лялин, капитан и любимец нашей сборной…»
И сразу, без перерыва и перехода, вступает в действие сам герой, аспирант за ту же зарплату:
А он мне все по яйцам целится,
Этот Боби, сука рыжая.
А он у них за то и ценится,
Мистер-шмистер, ставка высшая.
Я ему по-русски, рыжему:
— Как ни целься, выше, ниже ли,
Ты ударишь — я, бля, выживу.
Я ударю — ты, бля, выживи!
Это, может быть, лучшее произведение Галича. Вещь на удивление многоплановая и живая, не песня — целая пьеса (дорвался-таки драматург!), и все действующие лица как на ладони. И наш тактический-стратегический аспирант, и ихний коварный-продажный мистер, и наш объективный, хотя и увлекающийся комментатор, и ихний переменчивый французский судья. И конечно, к нашим услугам мораль, то самое вожделенное обобщение, к которому мы тяготеем с детства:
Да, игрушку мы просерили,
Прозюзюкали, прозяпали.
Хорошо бы, бля, на Севере.
А ведь это ж, бля, на Западе!
Ну, пойдет теперь мурыжево:
Федерация, хренация…
Как, мол, ты не сделал рыжего —
Где ж твоя квалификация?
Вас, засранцев, опекаешь и растишь,
А вы, суки, нам мараете престиж!
Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл!
Начал делать — так уж делай, чтоб не встал!
Духу вашему спортивному
Цвесть везде!
Я скажу им по-партийному:
— Будет сде!..