Лунатик же с совершенно безумным блеском в глазах, обозревал стены, продвигаясь нелепым приставным шагом по периметру ямы мертвецов.
- Парень, ты в порядке? – спросил он Александра и утробно рыгнул, чувствуя, как душный, пряный смрад поджаренной человечины проникает все глубже в его легкие.
- Это место иное, - ответил Александр, - В Храме надписей рассказан небольшой кусочек истории Майя, правления одного лишь Пакаля, а здесь… Здесь рассказана история… Всего!…
- Звучит, как у Хокинга! – Альфонсо от греха приложил к носу несвежий носовой платок, пахнущий потом и почему-то грязными трусами, хотя лежал в нагрудном кармане. Но все равно это лучше, чем сладкий, жирный дух, гуляющий по пещере.
- У Хокинга – своя история, у Майя – своя, - рассеянно ответил Александр, - я пытаюсь найти начало… Вот!
Он ткнул куда-то ввысь, помолчал, а потом принялся читать, водя по воздуху пальцем.
- Все началось с Хунаб Ку. Этот бог - единственный у Майя - не имеет обличия и не ассоциируется с земными стихиями. Он – Творец. И точка. Единственный, Дарующий Движение. Без него мир был бы пуст и статичен. От него пошли все остальные боги… Вот тут говорится, что Первые Боги не могли существовать сами по себе. Им была необходима живая, материальная энергия. И тогда они стали придумывать себе последователей и рабов, которые бы их кормили и почитали. Но все попытки создать верную им расу были тщетны, пока они не сообразили смешать маис со своей кровью, и из получившейся массы вылепить людей. Так получились Майя.
- Ну, конечно, в каждой религии бог создает человека из дерьма и палок. Как домашняя хозяйка, выгребающая из холодильника на сковородку все, что осталось. Не пропадать же добру.
Реплика была заведомо идиотской даже для него самого, но он не смог удержаться. Профессор, а главное беременная красавица следовали по пятам за очумелым лунатиком и заглядывали ему в рот, словно он говорил что-то… новое. С тех пор, как они вошли в катакомбы, Марта, казалось, потеряла к нему всяческий интерес, и это страшно его расстраивало.
Лунатик выдержал паузу. Скорее всего, он просто воспользовался секундой, чтобы собраться с мыслями, но Альфонсо показалось, что тот сделал это специально, чтобы акцентировать внимание на его глупой реплике.
- Для того, чтобы жить, Майя приходилось регулярно возвращать богам часть заимствованной у них крови. В большинстве случаев достаточно было лишь небольшого кровопролития – проколотый язык или пенис Правителя. Главное, чтобы ритуал был болезненным.
Александр ткнул пальцем в изображение майянской женщины, продевающей сквозь язык верёвицу, усеянную шипами.
- Но были и другие ритуалы. Как я уже говорил, раз в 52 года (то есть на памяти каждого поколения) был страшный и очень рискованный ритуал разведения огня. Были еще ритуалы, диктуемые циклами Венеры, требующие массовых жертвоприношений. Как правило, именно в венерианские циклы Майя собирали армию и шли войной на соседние города, чтобы привести как можно больше пленников для принесения в жертву. В противном случае, жертвовать приходилось собственным народом.
Майя верили, что их благоденствие зависит от довольства богов и никогда не скупились на жертвы. Но их боги не были бессмертными. Большинство низших божеств, вроде бога дождя Чаака, жили совсем недолго – около 300 лет. Последние годы его жизни Майя пытались продлить массовыми детскими приношениями. Они видели Чаака кем-то вроде карлика и считали, что именно детская кровь может придать ему сил… Но в конце концов выбиралась особая жертва, не важно из своих или из пленных врагов. Целый год с ним обращались как с богом – холили, лелеяли и выполняли все капризы – а на День Чаака приносили особенно кровавую и страшную жертву.
Александр подсветил фонариком одну из фресок, и она заиграла объемом.
- Здесь, - пояснил он, - изображен Новорожденный Чаак. В накидке из собственной кожи.
Альфонсо не стал смотреть. Ему хватало и собственного воображения. Перед мысленным взором представился человек, красный с ног до головы от струящейся по оголенным мышцам крови. Прикрытый сверху его же собственной, только что сорванной кожей. Еще теплой, родной, но уже не частью его самого.
Он зажмурился. В горло брызнуло желчью.
- А примерно каждые четыре тысячи лет умирали и старейшие Боги-Основатели. Из четырех эпох… Солнц, как их именовали Майя – три сменились успешно. И только одна провалилась. Небо обрушилось на Землю и произошел Всемирный Потоп, убивший почти все живое.
- Надо же… Прям как в Библии…, - Альфонсо устало уселся на каменные ступени и, потеряв интерес к рассказу лунатика, принялся исподтишка ловить взгляд женщины, - Вот только у ацтеков, все четыре Солнца провалились. Первое закончилось Всемирным Огнем, второе – Всемирным Льдом, Третье – Всемирным Потопом… Или четвертое?...
- Я тоже всегда думал, что мифологию Майя писали европейцы, - задумчиво произнес молчавший до этого профессор, - Подгоняли ее под христианскую версию. Ведь большинство книг Майя были сожжены средневековыми проповедниками. Но это место… Оно хранит древнейшую память… Читай, пожалуйста, дальше, Александр!
- Далее здесь подробно пересказаны легенды Пополь-Вух, про приключения двух Первых Братьев и их героическую смерть в подземельях Шибальбы. А далее…, - Александр нахмурился, - Далее идет повествование о начале пятого Солнца, то есть нашей эры. Пришли новые боги и осушили затопленную Землю. Во главе пантеона встали Ицамна – верховный бог – и его жена Ишь-Чель. Смотрите, вот их изображения!
- Странно, - пробормотал Альфонсо, - Я видел много изображений Ицамны, и везде он предстает древним старцем. А здесь - вполне молодой…
- Боги стареют, милейший, - напомнил профессор, - Это доказывает, что данные барельефы гораздо древнее, чем мы могли предположить… Святые угодники! Юный Ицамна! Сколько же тысячелетий этому подземелью?!
- Ицамна разделил мир на тринадцать небесных уровней и девять подземных. Небесные уровни были словно сферы, вложенные одна в другую и без конца вращающиеся в разных направлениях. Там жили светлые покровители урожаев, погоды, охоты и рыбалки. В подземных же уровнях, подобных слоям породы в срезе глубокого ущелья, селились боги упадка, гниения и смерти. Туда же, согласно поверьям, уходили все умершие, кроме тех, кого принесли в жертву. Они возносились на небесные уровни.
- Эх, нет ничего нового под Солнцем, - хмыкнул Альфонсо, - Я уже начинаю сомневаться в древности этой пещеры. История словно переписана из Ветхого Завета. Девять кругов Ада, святые мученики…
Остальные промолчали. Крыть особенно было нечем, кроме того, что, может, и в Ветхом Завете есть крупица истины, обросшая в последствии людскими фантазиями.
- Небесные и подземные уровни были отделены друг от друга особым местом. Глубоко под землей, в преддверии Шибальбы – царства мертвых – произрастали Пять Мировых Древ, на которых держался мир. Четыре – в четырех углах Земли, а Пятое – самое главное – по центру. На этом Древе и жил Ицамна со своей Женой, и повелевал миром.
Александр запнулся, пристально вглядываясь в испещренную пухлыми округлыми иероглифами стену.
- Профессор…, - произнес он дрогнувшим голосом, - Скажите честно, почему мы здесь?
- Что ты прочел? – мягко спросил Фернандес. К нему подошла Марта, до этого с экзальтированным блеском в глазах разглядывавшая изображения молодых богов. Альфонсо обратил внимание, что она была бледна, а лебединая шея покрылась капельками пота, несмотря на царящую вокруг прохладу.
«Не место ей тут. С таким-то брюхом», - подумал он, - «Может, пусть эти фанатики читают дальше, а я провожу дамочку наверх… ей явно не помешает глотнуть свежего воздуха, а то и показаться доктору…».
- Здесь что-то вроде… - Александр умолк и неуверенно посмотрел на профессора. Лицо его неприятно исказилось в попытке выдавить улыбку, - Это напоминает кодовые замки на старых сейфах. Тут они пишут… Если правильно подобрать комбинацию, то откроется путь к Мировому Древу. Если я, конечно, правильно прочитал…
- Ты правильно все прочитал, мой мальчик, - ответил профессор, - ты сможешь подобрать… код?
Альфонсо с удивлением поглядел на него, никогда прежде не слышав столько нежности в чьем бы то ни было голосе.
- Здесь странное исчисление, отнюдь не двадцатеричная позиционная система, как в остальных источниках, - Александр порылся в кармане и, достав блокнот с привязанным к нему за веревочку огрызком синего карандаша, с сомнением застыл, обозревая стены.
Минуты шли, все напряженно молчали, не решаясь даже пошевелиться, чтобы не помешать. Когда же Альфонсо уверился, что ничего у него не получится, тот вдруг скрипнул зубами и принялся метаться по пещере и что-то черкать в блокнот.
- Два! – крикнул он, - Представлено не обычным иероглифом, а изображением бога Павахтуна. Семь! Сакральное число, обозначающее смерть! Эквивалент прямо напротив!
Александр тыкал пальцем то вправо, то себе за спину, сначала пытался что-то комментировать и объяснять, но вскоре замкнулся и только бормотал что-то неразборчивое себе под нос, черкая в блокноте.
Поначалу в поисках нужной цифры он обходил «бассейн» по каменным ступеням, а потом, охваченный азартом, уже гнал напролом – прямо через поле костей. Некоторые из них с глухим хрустом лопались под его ногами, другие рассыпались в труху, выпуская в спертый, наполненный жареным смрадом воздух скорбные облачка пыли.
Девушке же становилось все хуже. Фернандес, не сводя глаз с мечущегося дурачка, одной рукой рассеянно разминал ей поясницу. До Альфонсо донеслось его успокаивающее: «Еще немного, детка».
В какой-то момент он уже собрался прервать эту вакханалию и предложить все-таки увести женщину, как вдруг лунатик замер и, отчаянно морща лоб, вдруг выдохнул: «Все так банально… Ищите ноль!».
- Ноль? – переспросил Альфонсо, кисло скривившись.
- Ноль! Пустая ракушка, – подтвердил Александр, засовывая блокнот в карман брюк, - До чего же глупо! Ведь и так можно догадаться, что отсчет идет с нуля! Ищите пустую ракушку!
Профессор с Александром принялись обшаривать стены. Альфонсо же подошел к женщине, собираясь предложить руку и помощь. Выйти на воздух, позвать доктора. В парке круглосуточно дежурила бригада. А потом… как знать, может, она оставит свой телефон… Беременность не продлится вечно, а ее муженек явно не в себе и… Но слова застряли у него в горле.
Угольно черные глаза глядели на него с какой-то нечеловеческой, иступленной мольбой.
- Ищи, - проронила она сквозь зубы. На прикушенной нижней губе вздулась капелька крови, - пожалуйста, ищи!
Он отвел глаза, попятился и, на удивление, быстро заметил в неприметном уголке искомый символ – пустая устричная ракушка. Майянский ноль. Он был один, сам по себе, и с виду не нес никакой смысловой нагрузки, но Альфонсо вдруг обдало жаром и чувством непоправимого. Он хотел было скрыть его, загородить своим туловищем, но вслед за ним «ракушку» заметила Марта и сдавленно закричала: «Здесь! Сюда!».
Последнее, что запомнил Альфонсо – это хрупкую фигуру старого профессора, обшаривающего стену вокруг найденного иероглифа и лунатика, отпихивающего его.
Марта.
Схватки у нее начались, как только она увидела изображение Ишь-Чель. Одно дело знать, что ее ждет, и совсем другое – чувствовать, что это не просто древние сказки первобытных индейцев. Ребенок тяжело заворочался у нее внутри, но она подавила порыв обнять, приласкать, успокоить живот. Инстинкты – прочь! Пока что все идет своим чередом. Страшным и болезненным. Чувствуя, как намокают ее виски, она поглядела на Александра – тот, не разбирая, метался по костям. Светоч и смысл её жизни. Скорее!
Поясницу прошила волна боли, обхватила бедра, потянула за позвоночник. По внутренней стороне бедра потекло. Тело молило подойти к стене, облокотиться на нее найти опору, но она, прикусив до крови губу, сжала бедра и осталась стоять, прямя спину. Она не могла допустить, чтобы Александр ненароком заметил ее состояние и прекратил поиски.
Она не отрывала глаз от Ишь-Чель. Как Ицамна никогда после не изображался молодым, так и Ишь-Чель никогда не изображалась пустой – без дитя под сердцем. Это изображение было единственным. Ей надо продержаться, пока Александр не найдет вход.
Рядом пахну́ло потом. Бородач. Вместо того, чтобы искать, он что-то бормотал про врачей и таращился на ее сиськи. Будут тебе сиськи, мерзкое животное. Только. Пожалуйста. Ищи!
А потом она увидела искомое, закричала что-то. Мимо легким ветром пронесся муж. Несколько секунд страшного ожидания, а потом послышался резкий скрежет камня о камень. Девушка заплакала от облегчения. Они с профессором не ошиблись!
Александр.
Он отпихнул суетившегося профессора и быстро, интуитивно, нажал на центр округлого барельефа. «Ракушка» ушла внутрь и послышался страшный гул, словно вся пирамида сошла со своей оси. Он продолжил давить, но камень перекосило, и он застрял. В какой-то момент он уверился, что придется как-то вытаскивать его обратно, выравнивать в нише, но внезапно он снова сдвинулся и легко провалился под его рукой. В лицо сначала ударила волна удушающе затхлого смрада, которая, казалось, высосала весь воздух из его легких, а потом его снесло каменной плитой, которая вылетела, как пробка из бутылки.
Голову его взорвало чудовищной болью, и, отлетая вместе с плитой прочь, он еще успел услышать чей-то сдавленный визг. Разобрать мужчина это кричит или женщина он не смог, а потом погрузился в небытие.
Альфонсо.
Он отчаянно пытался вдохнуть, но в горло вместо живительного воздуха лезло что-то, напоминающее сахарную вату и цементную пыль. Все прожекторы, кроме одного, погасли. А тот, что остался, истерично мигал, лишь добавляя хаоса вокруг.
- Эй! – прохрипел он, - Все живы?!
Ответом ему была тишина. Израненными руками Альфонсо сбросил завалившие его обломки и сел. В легкие тут же хлынул вожделенный воздух. Пыль почти осела, но пространство пещеры все еще было затуманено мелкой белёсой взвесью.
Шумно дыша и щуря глаза, он попытался определить местоположение спутников и решетчатой дверки, но в подмигивающем сумраке все пространство пещеры приобрело странные, причудливые очертания. Все казалось чужим, незнакомым.
«Эти идиоты могли бы догадаться, что произойдет взрыв. Даже их богам неведомо, какие газы скопились за тысячу лет в этой …», - думал он, вглядываясь в черную пропасть, возникшую в стене и пытаясь догадаться, что за ней – еще одна пещера? Ниша? Проход на другие ярусы? Края пропасти топорщились вывороченными камнями, напоминая акулью пасть, полную сточенных, кривых зубов.
В конечном итоге, он пришел к выводу, что сейчас его не должно волновать, что там. Узнает потом, сидя со стаканом пива перед телевизором. Или коллеги доложат. Сейчас - надо выбираться.
Он попытался подняться, но тут же снова безвольно осел. Боли в ногах он не чувствовал, но что-то явно было не так. Они словно превратились в поролон. Он попробовал снова – с тем же результатом. Паника подступила к горлу.
- Фернандес?! – заорал он, закашлялся и завопил еще громче, - Э-эй! Кто-нибудь?!
Послышались шаги. Мигающая полутьма наполнилась вышедшими из акульей пасти неясными темными силуэтами. Краткий миг облегчения сменился ужасом. Теневые головы и тела топорщились вениками перьев. А через секунду до него дошло, почему они так темны – фигуры с ног до головы были выкрашены черной краской.
Фанатики! Фанатики! Бороться в его состоянии смысла не было. Оставалось только надеяться, что смерть будет быстрой.