– Ханна Джонс, как я полагаю. – Преподаватель развернулся в офисном кресле и протянул руку. Он был моложе, чем ожидала Ханна. Черные волосы небрежно спадали на лоб, он явно кого-то напоминал: Байрона или Данте Габриеля Россетти в молодости? Определенно какого-то поэта или художника-романтика. Белый шелковый шарф, твидовый пиджак еще больше усиливали сходство. – Меня зовут доктор Горацио Майерс. Вы будете изучать у меня в этом семестре викторианскую литературу, после чего во время зимнего и летнего триместров мы ознакомимся с произведениями начала двадцатого века. Вы получили список рекомендованных книг, который я разослал?
– Получила. – Список вызвал у Ханны легкое замешательство. Из него четко следовало: к чтению необходимо приступить еще в летние каникулы, иначе она безнадежно отстанет. – Спасибо, – спохватилась Ханна. – Извините за опоздание. Я сначала не туда пошла.
– А-а, – доктор Майерс потрогал бумаги на столе и улыбнулся. – Седьмой подъезд, не так ли? Я тоже там живу. Хорошие, кстати, квартиры, правда, маловаты, поэтому колледж любезно предоставил мне отдельный кабинет для практических занятий. Его не так легко найти – я в курсе.
– Есть такое дело, – с усмешкой признала Ханна. Она все еще неуверенно ориентировалась в лабиринте коридоров и кабинетов Пелэма. – Пришлось спрашивать дорогу у консьержа.
– Надеюсь, он вам помог, – сухо заметил Майерс. – Консьержи иногда нехотя разговаривают с людьми.
– О нет, он был очень любезен. Сам меня сюда провел. До самой двери. Боюсь, одна я бы заблудилась.
– Отлично, отлично, – пробормотал доктор Майерс, и Ханне показалось, что его мысли уже заняты чем-то другим. – Как вам известно, мы будем еженедельно встречаться для практических занятий, которые дадут вам возможность по-настоящему погрузиться в предмет. Обычно занятия проводятся с парой студентов, но самое первое я провожу с глазу на глаз, чтобы мы могли поближе познакомиться. Кем вы себя видите, Ханна Джонс? Что вы надеетесь получить от Оксфорда? Расскажите, какая вы на самом деле.
Доктор Майерс подался вперед, сложил ладони лодочкой и с серьезным видом посмотрел на нее поверх очков в роговой оправе.
Ханна опешила.
Кто она на самом деле? О чем это он? Она и так уже почувствовала себя другим человеком, не той, кем была дома. Девчонка, что без стеснения подпевала песням группы «АББА» во время поездок на машине с матерью, осталась в прошлом вместе с усидчивой школьницей из Додсуорта. Абитуриентка, что впервые прошла под каменной аркой Оксфордского университета, и та уже отличалась от нынешней Ханны.
И только на самом донышке души, в той закрытой, сокровенной части, скрытой от других, она оставалась прежней Ханной, закатывающей глаза в ответ на выходки Эйприл и тайком обожающей такие фильмы, как «Бестолковые» и «Блондинка в законе». Оставалась Ханной, считавшей Д. Г. Лоуренса нечитабельным пижоном, она по-прежнему обкусывала секущиеся кончики волос, ела арахисовое масло прямо из банки и делала миллион других странных, неприглядных вещей, которыми люди занимаются, когда никто не видит.
– Я н-не знаю, что вы хотели бы услышать, – протянула Ханна. Доктор Майерс продолжал молча смотреть на нее поверх очков. – Я… единственный ребенок в семье. Родители развелись. Я редко вижусь с отцом. Он живет в Норфолке с новой женой. Мать преподает физику в старших классах. Я выросла в городке на южном побережье Англии, Додсуорт называется, вы вряд ли о нем слышали. Он как… – Ханна скептически усмехнулась, пытаясь найти подходящее сравнение. – Не адская дыра, просто жутко скучное место. Там ничего ровным счетом не происходит. Никакой культуры, библиотеку и ту в прошлом году закрыли.
Ханна замолчала, пытаясь сообразить, что еще добавить. Что еще интересного можно сообщить преподавателю о смешанной школе средней паршивости с ее потрепанными учебниками, облезлыми стенами и полным отсутствием какой-либо оригинальности, исторических заслуг или выдающихся достижений? Вряд ли что-либо в Додсуорте или школьной биографии Ханны могло впечатлить сидевшего перед ней мужчину, повидавшего множество выпускников лучших частных школ Великобритании.
Снова навалилось гнетущее ощущение синдрома самозванки, впервые появившееся, когда Ханна приехала в Пелэм на собеседование и старалась не думать о тысячах других абитуриентов, подавших заявку на то же самое учебное место, таких же, как она, восемнадцатилетних девушек и парней, но в отличие от нее закончивших престижные заведения, детей из известных семей, входивших под своды Пелэма с таким видом, словно их там ждут не дождутся, в то время как она чувствовала себя чужой, лишней даже в кабинете для собеседований.
Однако по пятам за этим чувством шло другое – проблеск если не злости, то чего-то вроде нее. Ну и что с того, что Ханна училась в государственной школе? Ну и что с того, что Додсуорт – ничем не примечательный городишко, не оставивший следа в истории? Разве это не делает успешное поступление в Оксфорд еще более впечатляющим? Ведь Ханну все-таки приняли, а многих самоуверенных выпускниц частных школ с роскошными прическами отфутболили.
Она выпрямила спину.
– Я единственная в своем классе подала заявку в Оксфорд. И я первой в нашей семье была принята. У моего отца даже нет диплома о высшем образовании, он работает на стройке и бросил учебу в шестнадцать лет. Я провела год после окончания школы не в лагерях для беженцев и не на рытье колодцев для бедных – я работала все лето в супермаркете. Как вы, вероятно, догадываетесь, я не всегда чувствую себя здесь в своей тарелке. Но я полна решимости доказать, что меня приняли не случайно.
Доктор Майерс долго ничего не говорил. Затем откинулся в кресле и медленно, но звонко хлопнул несколько раз в ладоши.
– Браво, Ханна Джонс! Браво. Думаю, мы найдем общий язык.
По завершении часового практического занятия Ханна испытывала душевный подъем и одновременно ощущала странную опустошенность. Доктор Майерс прогнал ее через программу для старших классов и заставил подготовить список литературы для чтения во внеурочное время, а также расспросил об отношении к разным авторам от Джейн Остен до Бенджамина Зефанайи.
К концу занятия Ханне казалось, что она получила жестокую ментальную тренировку, сродни боксерской схватке на ринге, по сравнению с которой занятия в школьном спортзале выглядели легким развлечением.
– Увидимся через неделю, – с улыбкой сказал доктор Майерс. – На следующей встрече я хочу, чтобы вы в тысяче слов изложили, какую роль в каком-либо из этих романов играет социофобия. На обратной стороне есть список книг и эссе, которые могут подсказать нужное направление. – Он вручил Ханне листок обратной стороной кверху. Ханна взглянула на список и перевернула лист. Она читала все романы, указанные на обратной стороне, но с критическими эссе знакома не была. Где только взять время, чтобы за неделю до следующего занятия все это прочитать?
– До свидания, Ханна Джонс. Не устрашайся терний! Встретимся через неделю.
Ханна, кивнув, направилась к выходу. В коридоре все еще ждал, прислонившись к стене, консьерж, который помог ей найти кабинет доктора Майерса. Тот самый, кого она встретила в первый день, но не тот, что был похож на доброго дедушку, а другой, отдавший ей ключи от комнаты.
– На этот раз не ошиблись дверью?
Ханна, подавив смущение, утвердительно кивнула. Неужели он проторчал здесь целый час?
– Спасибо. Без вашей помощи я бы ее не нашла.
– Обычное дело, – произнес консьерж голосом уже знакомого тембра – слишком писклявым для коренастого, высокого человека. Казалось, этот голос принадлежал кому-то другому, намного более низкому и тщедушному. – Куда вам теперь?
– Э-э… – Об этом Ханна не успела подумать. – Не знаю. В библиотеку? – Она взглянула на список литературы, полученный от доктора Майерса.
Консьерж кивнул:
– Тогда вам сюда.
– О! – Ханна порозовела, поняв, что консьерж решил ее сопровождать. – Нет, где библиотека, я знаю. Честно, меня не надо водить за ручку.
– Я не могу допустить, чтобы студенты плутали во время моей смены.
Ханна опять покраснела, щеки буквально пылали. Она досадовала на себя, на свою дурацкую неловкость, но ее также смущала странная навязчивость консьержа, не понимавшего намеков. Неужели он намерен вести ее до самой библиотеки? Зачем?
– Меня не нужно провожать, – повторила Ханна. Однако фраза получилась вялой и неуверенной, отчасти потому, что ей ничего другого не оставалось, кроме как спускаться вслед за консьержем по лестнице – выход здесь был только один.
В конце концов, как бы неловко она себя ни чувствовала, проще было позволить пятидесятилетнему мужчине в форме пройти вместе с ней через двор и галереи. Когда они достигли библиотеки, Ханна с облегчением поблагодарила и мысленно дала себе обещание покинуть здание через другой выход. Слаба богу, тут их было несколько.
– Спасибо. Нет, правда, меня не требовалось провожать.
– Мне только в радость! – Консьерж протянул руку. – Джон Невилл. Если будет что-либо нужно, обращайтесь.
– Хорошо. – Несмотря на шевельнувшееся беспокойство, Ханна пожала протянутую руку. Она была холодной и немного влажной, пальцы Ханны как будто прикоснулись к сырому тесту. – Спасибо.
Консьерж задержал руку Ханны в своей руке чуть дольше положенного. Когда он наконец отпустил ее, Ханна постаралась скрыться в библиотеке с достоинством, не оставив впечатления панического бегства. Но поднявшись на второй этаж, не смогла удержаться от искушения посмотреть из окна на галерею и проверить, не торчит ли там консьерж.
Отлично, ушел! Невилл прямо по газону шагал в направлении служебки. Ханна со вздохом облегчения юркнула в читальный зал.
Следующие несколько часов она разыскивала нужные книги и изучала непривычную систему библиотечных каталогов. Все-таки произошедшее вывело ее из равновесия, и когда она присела за полированный дубовый стол, сложив книги перед собой, тут же вспомнилось ощущение холодного, вялого рукопожатия и писклявый голос.
Зря она разволновалась. Одинокий мужчина среднего возраста, не понимающий тонких намеков. Тем не менее вывод на будущее Ханна сделала: она никогда ни за что больше не попросит Джона Невилла о какой-либо услуге.