Идеи и "время Ляпунова"

VII. Идеи в действии.

В качестве вывода ко всему вышеприведенному материалу об идеях можно сделать следующее предположение: во "времени Ляпунова" человек, выходя за рамки своей земной экзистенции, проникает, или, точнее, устанавливает связь с потусторонним миром - миром идей Платона, страной духов Штайнера и т.д., и т.п. - "жители" (в т.ч. и Ангелы) которого способны как-то одаривать человека "сокровищами" своего царства. Даже более того: на "посланников свыше", в каком бы виде они ни представали - от простейших дремотных грез до являющихся ангелических сущностей, - можно "выйти", строго говоря, только во "времени Ляпунова". Здесь "бодрствующая" составляющая этого времени открывает дверь человеку, а "сновиденческая", или "потусторонняя" - "Посланнику свыше" (или даже самому божественному принципу: в индуистских Упанишадах, в частности, состояние глубокого сна человека сравнивается, а иногда и прямо отождествляется с соединением индивидуальной души со Всемирным Духом). "Время Ляпунова" - это, для наглядности прибегая к техническим терминам, своеобразная "шлюзовая камера", в которой могут пересекаться и "общаться" два несовместимых в обычной ситуации мира - Явь и Навь.

Вообще же, при упрощенном и тривиальном понимании учения об идеях (мыслях, архетипах и т.д.), фразы типа "идеи в воздухе витают", "улавливать мысль на лету" и подобные им, должны пониматься в прямом смысле. И попытки спиритов, по сути "материализовавших" идеи в своих доктринах, сфотографировать мысль, кажутся не такими уж и абсурдными - в "Per Amica Silentia Lunae" Йетс объясняет, почему это в принципе возможно. Также становится понятной природа ситуаций типа "понять в одно мгновение", "вмиг осознать" и т. п. - это идея, подобно стреле, достигающей цели, или молнии, разящей дерево (причем, это не просто метафора - символизм молнии будет рассмотрен ниже), проникает в сознание и полностью овладевает им: "Что-то странное как будто прошло между ними... Какая-то и д е я проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон...", - Ф. М. Достоевский, "Преступление и наказание".

С этих же идеалистических позиций объясняется и такой процесс "умственной деятельности", как "развитие мысли": снизошедшая на индивидуум идея (преодолевшая "порог сознания" по Прайсу) "облегчает" задачу по проникновению в сознание другим идеям, сходным с ней по содержанию, и даже "притягивает" их. В "Per Amica Silentia Lunae" Йетс, ссылаясь на Мора, так разъясняет эту платоническую концепцию: "Душа, в изменениях своей "витальной предрасположенности", ... п р и в л е к а е т к с е б е н е к у ю м ы с л ь, которая по ассоциации влечет к себе цепочку других мыслей и наделяет их жизнью в оболочке, отмеренной в соответствии с интенсивностью первого впечатления. Зернышко растет, и этот рост может продолжаться помимо воли, даже помимо сознания". О том же, что именно служит причиной притяжения мыслей определенной направленности конкретным сознанием, также выдвигалось множество предположений и гипотез, но рассмотрение этого вопроса не входит в задачи статьи, кроме того, ничто не мешает остановиться на упомянутом термине "витальная предрасположенность" - т.е. предрасположенность, стимулированная нематериальным жизненным началом - "душой", "жизненной (витальной) силой", энтелехией и т. д.

Очевидно, и сущность ситуаций типа "нахлынули воспоминания", "захлестнула волна воспоминаний" и т. д., также кроется в представлении об идеях. Естественно, вполне логично указать, что воспоминания приходят вовсе не "свыше", как какие-то идеалистические сущности - с точки зрения психологической теории подсознания объяснить явление "наплыва воспоминаний" гораздо проще (понятно, что обращаться следует не к коллективному, а к индивидуальному бессознательному). Тем не менее, с мистической точки зрения нельзя так уж категорически утверждать, что "сформированные" человеком воспоминания не отправляются "наверх". Кроме того, с мистической же точки зрения вообще нельзя утверждать о том, что конкретное воспоминание "принадлежит" именно тому лицу, которое в данный момент его переживает: это ясно проявляется в той парадоксальной ситуации, когда человека внезапно охватывает сильнейшее ощущение типа "со мной это уже было". Это "воспоминание о никогда не происходившем" так никто до конца и не объяснил, хотя предположений выдвигалось множество. Очень может быть, что к подобным явлениям применять термин "воспоминание" неверно - если только выражение "квазивоспоминание".

Кстати, ситуация типа "со мной это уже было" как нельзя лучше иллюстрирует спонтанный вход во "время Ляпунова", тем более, что, по сути, она ничем не отличается от каких-либо видений или даже галлюцинаций: просто эта ситуация, в отличие от тех же видений и галлюцинаций, поражает человека лишь переживаемым непонятным ощущением, но никак не видимым им - как правило, оно не выходит за рамки "нормальности" и не является чем-то "из ряда вон выходящим". "Спонтанность" же здесь имеется в виду в том смысле, что для входа во "время Ляпунова" не было создано никаких предпосылок (типа ситуаций "бодрствование-сон" или "сон-бодрствование"): "потустороннее" захлестывает человека, когда тот пребывает в самом обычном, нормальном состоянии. Это, собственно, и есть оговоренный выше вход во "время Ляпунова", по завершении периода которого первоначальный процесс, предшествовавший ему, продолжает следовать по все тем же первоначальным (прерванным или искаженным во "времени Ляпунова") законам. Естественно, каждый человек хоть один раз в своей жизни, да переживал подобный неожиданный "контакт с потусторонним", или "спонтанный вход во «время Ляпунова»" (хотя бы как ситуацию "со мной это уже было") - этот контакт характеризуется полной невозможностью быть объясненным с каких бы то ни было точек зрения, а также ощущением (смутным в той или иной степени) переживания человеком "чего-то внеземного". Разумеется, существуют отдельные индивидуумы, которые переживают подобные события даже довольно часто - но к этому нужно иметь особую предрасположенность, или, что называется, "дар Божий" (в "Per Amica Silentia Lunae" Йетс довольно часто говорит об этом даре). Как бы там ни было, подобные ситуации спонтанного входа во "время Ляпунова" убедительно показывают, что тот - потусторонний - мир не так уж и далек, как это представляется земному бодрствующему взору.

И еще один эпизод об "идеях в действии". Из стремления каждой идеи к своей реализации, или материализации, в своей работе Прайс объясняет и механизм идеомоторного действия (т.е. непроизвольного и неосознаваемого перехода представления о, к примеру, движении мышц, в реальное выполнение этого движения): "Когда кто-то переходит по узкой дощечке через ручей и подумает, что сейчас свалится в воду, можно держать пари, что случится именно то, чего он боится. Так называемые "нервные" люди, которые постоянно думают о том, чего бы им хотелось избежать, постоянно же наталкиваются на это именно п о т о м у, что все их внимание направлено на предмет своих опасений. А те люди, которых называют "людьми с железными нервами", просто способны отвлекать свое внимание от возможных неприятностей и вместо этого сосредотачиваться на чем-то желательном для себя". Как видно, идеи могут не только "озарять", но и "подталкивать" - и, порой, в прямом смысле слова. В максимально упрощенном виде эта теория выражается простонародным "накаркать" - т. е. "посеять идею" о негативном событии. Следует также указать на то удивительное обстоятельство (оно, впрочем, будет подробно рассмотрено в следующем пункте), что Прайс - ученый XX века, своей теорией идей и идеомоторного действия всего лишь повторят учение о "воображении" мистика и алхимика Парацельса, жившего в XVI веке. Достаточно сравнить вышеприведенную цитату с цитатой из работы Парацельса "Магический архидокс" (глава "О воображении и как оно достигает своей экзальтации"): "Сколько людей погибло на войне из страха перед выстрелом? Но в смерти их повинно лишь собственное воображение, не оставлявшее их до последнего часа. То есть, столь велик был их страх и столь ужасал каждый выстрел, что думали они лишь о том, как будут ранены стрелой. Таких убивают гораздо чаще, нежели отважных, кто смело и без страха идет на врага. ... А потому пусть тот, кто хочет стать добрым солдатом и удостоиться рыцарского звания или же иных отличий на войне, сосредотачивает свой ум и воображение на каком-нибудь выдающемся и отважном военачальнике или полководце, таком как Юлий Цезарь или коими были и многие другие римляне".

Что, однако, ни средневековый алхимик, ни современный ученый не уточняют, так это то, что и "воображение" первого, и "идеомоторное действие" второго, в подавляющем большинстве случаев проявляют себя лишь тогда, когда они имеют явно "н е г а т и в н ы й" характер для своего создателя (или носителя), т. е. когда тот "настроен" на плохое предстоящее событие. А что касается "положительного" характера - то, сколько бы человек ни "воображал" нечто благоприятное, сколько бы он ни "рождал" благотворных для него идей, сколько бы он ни мечтал - это, как правило, никак не сказывается на реализации "положительных" событий. Почему так происходит - можно только делать предположения. И здесь нельзя упускать из виду, что в подавляющем большинстве случаев идеи "негативного характера" материализуются и проявляют себя лишь тогда, когда их "рождает", "вынашивает" страх или неуверенность перед данным плохим предстоящим событием. В то же время, когда "рождение" подобных негативных идей сопряжено не со страхом перед ними, а с мужественной готовностью принять их, со "стоическим равнодушием" - т. е. когда все происходит по Шопенгауэру, - тогда эти плохие события либо вовсе не происходят, либо их действие значительно амортизируется. Пожалуй, учитывая понятие идеи, можно заключить, что в подобных случаях идеи просто "отпугиваются", - отпугиваются тем, что их материализация через данное сознание и его материалистическую оболочку не принесет им всей требуемой полноты.