Идет розыск (журнальный вариант)

Глава 4 В Лялюшках

Уже вечерело, когда Виталий сошел на небольшой станции, где даже не каждый поезд останавливался.

Высоченные деревья, голые и хмурые, уныло выстроились вдоль длинной платформы и с двух сторон подступали к одноэтажному и довольно симпатичному зданию вокзальчика, новенькому, сложенному из красного кирпича, с белыми рамами окон и дверьми.

В зале ожидания было светло и тепло. Слева от окошечка кассы-буфет. Там за прилавком стояла полная немолодая женщина в белом халате. За ее спиной на подставке сопел огромный блестящий самовар, Виталий подошел к буфету, рассмотрел выставленные под стеклом бутерброды с потрескавшимися сырными ломтиками и тушками какой-то рыбки, блюдца с красноватым винегретом, сметану в граненых стаканах и решил, что с голода он тут не умрет. А чай — это было вообще отлично, С чая он и начал.

— Попрошу два стакана, — сказал он. — Раз самовар, значит, чай должен быть отличным, так я полагаю.

— Какой уж есть, — сухо ответила женщина, окинув Виталия настороженным взглядом, и спросила: — С поезда?

— С поезда, — подтвердил Виталий. — Вот погреюсь у вас и дальше двинусь. Деревня Лялюшки далеко будет? Как туда добираться?

— Два раза в день автобус. Час назад последний ушел.

— А километров сколько туда?

— Поболее двадцати будет.

— Да-а. Пешком не доберешься.

Женщина тем временем выставила перед ним два граненых стакана с чаем, блюдце с сахаром и все так же сухо спросила:

— Чего еще?

— А еще вот с сыром два бутерброда, — ответил Виталий и, в свою очередь, спросил: — Чего это вы, мамаша, такая суровая?

— А чего радоваться-то?

— Как чего? — улыбнулся Виталий. — Вот, к примеру, хороший человек перед вами стоит. А говорят, ласковое слово и кошке приятно.

Женщина хмуро посмотрела на Виталия, но уголки ее рта все же дрогнули в улыбке.

— Какой ты человек, не знаю, — сказала она. — Вижу только, что длинный, И чего в наши края пожаловал?

— Дружка ищу. В армии вместе служили. Сейчас вроде в Лялюшках живет.

— Как звать-то?

— Петр. А фамилия Свиридов. Не слыхали?

— Ну, в Лялюшках, может, и живет. А у нас тут такого нет. Заночевать тебе надо, — неожиданно сказала женщина. — Куда на ночь глядя пойдешь? А утром автобус будет.

— Где же у вас тут заночевать?

— Вон, прямо через площадь. Дом приезжих.

Наутро Виталий уже стоял в длинной очереди на автобус.

В голубом небе сияло солнце, било в глаза. Небольшой поселок казался добрым и уютным, несмотря на грязь и снег вокруг. Тянулись косые дымки из труб потемневших за зиму домиков. Сильный ветер раскачивал деревья. Люди в очереди поеживались от холода, пытаясь спрятаться за спинами стоящих впереди.

Неожиданно кто-то хлопнул Виталия по плечу. Он оглянулся. Перед ним, улыбаясь, стоял парень из Дома приезжих, которого Виталий видел у стола дежурной.

— Здорово, — сказал он. — Признаешь?

— Ясное дело, — ответно улыбнулся Виталий.

— Куда путь держишь?

— В Лялюшки надо.

— Идем подвезу. Вон моя родимая стоит. — Парень указал на грузовую машину возле Дома приезжих. — Мне как раз по пути.

Они зашагали к машине.

— А ты откуда? — спросил Виталий.

— Из Сухого Лога. Колхоз наш там.

— От Лялюшек далеко?

— Тридцать шесть километров. Всего ничего. Я тут чуть не через день мотаюсь. А вот сегодня заночевать пришлось. Ты сам откуда?

— Из Москвы.

— Ого! Я туда тоже езжу. Тебя как звать-то?

— Виталий. А тебя?

— Меня Родион. Родя, короче говоря. Сержант в отставке. — Он снова широко улыбнулся. — Артиллерия, бог воины.

— Была. Теперь другим богам поклоняемся. По-страшнее.

Они уже медленно ехали по неширокой улочке поселка, то и дело ныряя в глубокие, полные воды колдобины. Машину раскачивало, как корабль в непогоду, за спиной жалобно скрипел кузов.

— Тебе зачем в Лялюшки? — спросил Родя.

— Дружок мой по армии там вроде бы живет. Вот в отпуск и решил проведать. Пятый год все собираюсь. Он уж и писать перестал.

— Как звать?

— Петр. А фамилия Свиридов.

— Точно! Есть там такой, — неожиданно объявил Родя и внимательно посмотрел на своего пассажира.

— Ну да? — изумился Виталий.

— Ха! Сам едет и сам удивляется!

Родька снова широко улыбнулся, но в глазах его мелькнуло какое-то задумчивое выражение. Вообще улыбался он непрестанно, такая уж у него была веселая и круглая физиономия, но улыбки его были все время разные.

Они выехали из поселка на узкое асфальтированное шоссе, и дорога стала лучше. За поворотом показалась заправочная станция, две желтые колонки под навесом, домик заправщицы, а возле колонок несколько грузовых машин.

— Без перебоя бензин-то? — поинтересовался Виталий.

— Как часы. Лиля наша дело знает. К ней заправщики в первую очередь ездят, как только свистнет.

— Ловчит небось?

— Зачем? Другой такой красавицы, я тебе скажу, в округе у нас нет. Как на мед, все летят. Кто же пихаться, кто так.

— Добрая очень?

— Ни-ни. Строже не бывает. Слух прошел, на ней сам наш старший инспектор ГАИ жениться собрался. Товарищ Пенкин Григорий Данилович. — Родя лукаво подмигнул. — Гроза наше. Да вон он подкатил. Видишь? В этот момент у заправочной и в самом деле остановился милицейский мотоцикл с коляской, рослый лейтенант милиции в белой каске слез с него и не спеша направился к домику заправщицы. Водители машин, собравшиеся в кружок и шумно что-то обсуждавшие, смолкли и проводили его глазами.

— Солидный дядя, — одобрительно заметил Виталии и Спохватился: — Слушай, ну, а как там мой Петр-то поживает?

— У него дел хватает, — загадочно улыбнулся Родька. — Хотя Петр Савельевич на пенсию, говорят, собирается. Вроде как болеет. Но в правлении, ясное дело, остается.

— Постой, постой! — воскликнул Виталий. — Какая пенсия? Ты говоришь, его Петр Савельевич звать?

— Ну да. — Родька хитро скосил глаза на своего пассажира. — Только он в армии служил, когда ты титьку у мамки сосал. Вот какое дело.

— Так ведь мой-то-Петр Сергеевич! Может, родственник?

— Приедешь, разберешься, — засмеялся Родька. Они миновали заправочную, и по сторонам дороги потянулись чуть заснеженные поля с проступающими черными жирными пятнами земли. Потом появился кочковатый, голый кустарник, и дорога незаметно пошла по лесу, сначала редкому, слабому, невысокому, а затем втянулась в лес мощный, густой, закрывавший полнеба. Зеленой глухой стеной вдоль дороги стояли могучие красавицы ели, и воздух здесь был напоен их терпким запахом.

— Ох, и места у вас здесь, — вздохнул Виталий.

— Ага. Под охраной лес. По счету елочки. Во, до чего дожили, — откликнулся Родька. — Сейчас твои Лялюшки будут.

И верно, лес постепенно начал редеть, отступать в сторону от дороги, и вдали, за полем, показалась деревня. Дорога сначала полого спускалась к ней, потом пошла на подъем. Солнце продолжало ослепительно сиять в голубом мареве, временами заходя за легкие белесые облака. Искрились снежные языки, залегшие в ложбинке, и первые грачи уже вышагивали по мокрым комьям земли. Вдали тянулись дымки над избами Лялюшек.

Машина въехала в деревню, и асфальт сразу сменился выбитым ухабистым булыжником с глубокими лужами. Где-то громко играло радио. Над избами тянулись вверх длиннющие шесты телевизионных антенн. Было самое начало дня. Людей на улице мало.

На небольшой площади, посреди которой на столбе гремел репродуктор, машина сделала полукруг и остановилась возле бревенчатого домика с небольшой вывеской «Чайная».

— Вон туда за угол завернешь, — показал Родька, — и третья изба справа. Новая. Понял? Ну, пока. Ищи дружка. И меня не забывай, если что. — Он хлопнул Виталия по плечу. — Ты парень ничего.

Виталий попрощался и вылез из машины, разминая затекшие ноги. А Родька осторожно, чтобы не забрызгать нового своего знакомца, двинул машину дальше.

Рядом, из чайной, доносились голоса. Виталий решил заглянуть туда. Есть хотелось зверски. Утром в Доме приезжих буфет оказался закрыт, и со вчерашнего вечера во рту у Виталия не было ни крошки, да и вчера-то был не ужин, конечно. Кроме того, потолковать с кем случится и послушать, о чем там люди говорят в этой чайной, тоже было полезно.

Виталий поднялся по скрипучим ступенькам на крыльцо под жестяным козырьком и толкнул дверь.

В небольшой чайной оказалось тепло и довольно людно. За столиками, а их всего-то было семь-восемь, не больше, расположились главным образом компании, одиночек, кажется, не было. Мужчины пили, ели, курили, громко переговариваясь, кто-то спорил, даже ссорился, кто-то смеялся, шутил. «Прямо клуб, — подумал Виталий. — А время, между прочим, самое рабочее».

Виталий закупил разной снеди и, глазами отыскав свободное место, с двумя тарелками в руках направился к одному из столиков.

— Разрешите к вам подсесть? — спросил он у си девших там людей.

— Давай, давай, милый человек, — добродушно ответил один из них.

За столиком, где расположился Виталий, сидели два пожилых человека, один худощавый, в черной телогрейке, другой полный и вальяжный, в расстегнутой зеленой нейлоновой куртке, из-под которой видна была тоже зеленая в полоску трикотажная рубашка. Оба седовласые, с обветренными лицами, неторопливые. Они пили чай, отламывая по кусочку печенье из раскрытой бумажной пачки. Рассеянно взглянув на Виталия, они продолжали свою беседу.

Виталий прислушался к их разговору, потом, решившись, сказал:

— Извините, что помешаю. Я вот приезжий. Нельзя ли мне переночевать у вас? Я уплачу, конечно.

Оба старика посмотрели на него уже внимательнее, и первый, в телогрейке, перестав отхлебывать чай, поинтересовался:

— А откуда ты будешь, молодой человек?

— Из Москвы.

— Паспорт-то есть?

— А как же, в полном порядке, — улыбнулся Виталий. — Не беглый.

— Само собой, — доброжелательно согласился старик. — Беглых ноне нет.

— И не разбойник, — добавил Виталий. — Их, пожалуй, тоже теперь не встретишь. Одна мелочь осталась, говорят.

— Кто их знает, — с сомнением ответил старик, — какие ноне разбойники. Всякие, мил-человек, водятся на российских просторах.

Второй старик, в куртке, к которому, собственно, и обратился Виталий, помалкивал, испытующе и недоверчиво поглядывая на незнакомого человека.

— Ну что, Петр, берешь? — обратился к нему первый старик. — А то я его, так и быть, к себе пущу. Как?

— Пускай, коль охота, — буркнул тот.

— И пущу. Надо войти в положение. У него небось кума-то здесь нет, — насмешливо заключил он.

— Как хотишь, — сдержанно ответил второй.

— Пойдем, милок, — обратился к Виталию старик в телогрейке, отодвигая пустой стакан. — Ты закусывать-то кончил?

— Кончил, — с готовностью отозвался Виталий и поднялся из-за стола.

— Ну, и хорошо. Пойдем тогда.

Старик тоже встал, надел кепку и кивнул своему собеседнику:

— Бывай, Петр.

— Бывай, — равнодушно ответил тот, не выказывая желания идти вместе с ними.

Виталий и старик вышли из чайной и, поеживаясь от холодного ветра, зашагали по обочине дороги, обходя лужи, потом свернули в какую-то улочку.

Старик оказался невысоким, щупленьким, но ходким, и Виталий прибавил шагу, чтобы не отстать.

— Звать-то тебя как? — спросил старик, поднимая голову.

— Виталий.

— Ага. А меня, значит, Терентий Фомич. Так что, будем считать, знакомы уже. Ну и зачем к нам пожаловал?

— Дружка по армии ищу. Закадычные мы были. Потом вот жизнь раскидала. Пять лет, как писать мне перестал. А то все звал. Каждый год к нему собирался. Он где-то в вашем районе, забыл деревню, А теперь, как отпуск получил, решил: все, отыщу.

— Звать-то его как?

— Свиридов Петр.

— Есть у нас один такой, — сдержанно произнес Терентий Фомич.

— Слышал, Не тот, — улыбнулся Виталий. — Ваш Петр Савельевич. А мой Петр Сергеевич. И вообще по возрасту не подходит.

— С нашим Свиридовым ты, считай, уже познакомился. В чайной он со мной сидел. Петр Савельевич, точно.

— Да ну? — удивился Виталий. — Вот он, значит, какой…

— Такой, такой, — охотно согласился старик, легко семеня рядом с Виталием.

— Он у вас член правления?

— А как же.

— И чем ведает?

— Цех у нас тут один есть, Свиридов над ним поставлен.

Старик показал на избу за невысоким штакетником.

— Мои хоромы. Милости прошу.

Они свернули к калитке.

Не успела захлопнуться за ними калитка, как из-за дома выскочила крупная, угольно-черная лохматая собака с обрубленным хвостом, неохватно-мощной шеей и широкими, сильными лапами. Она басисто, раскатисто гавкнула пару раз, словно оповещая о своем появлении. Однако никакой вражды к незнакомому человеку, пришедшему с хозяином, она не выказала. Только настороженно взглянула на Виталия круглыми рыжими глазами.

— Это наш гость, Алдан, — спокойно сказал Терентий Фомич.

Собака немедленно уселась, вывалив из огромной пасти влажный красный язык, и, казалось, с интересом стала наблюдать за людьми.

А Терентий Фомич и вслед за ним Виталий поднялись не крыльцо, аккуратно обчистили от налипшей грязи подошвы ботинок, и старик толкнул незапертую дверь.

Раздевшись, скинув ботинки, дни прошли в горницу, выложенную чистыми половиками. Все тут было скромно, но уютом и покоем пахнуло на Виталия. Он огляделся.

— Хорошо у вас, — сказал он.

— Хозяюшка моя заботится, — ласково сказал старик и крикнул: — Галинка, принимай гостя!

И тут же в горницу вбежала тоненькая темноволосая девушка в скромном синем платьице и белом с цветами фартучке. Живое свежее личико ее с огромными, удивительно чистыми карими глазами сразу понравилось Виталию.

— Геля, — застенчиво сказала девушка, глядя на Виталия и протягивая узкую, неожиданно крепкую руку.

— Виталий, — улыбаясь, ответил он.

— Ну, вот. Будем знакомы, — бодро объявил Терентий Фомич и обратился к дочери: — Заночует он у нас. Из Москвы человек. Друга разыскивает. Ты в маленькой комнате постели потом. А пока мы домашнего чайку попьем. Давай, хозяюшка, накрывай.

— Сыт я, Терентий Фомич, — сказал Виталий. — Спасибо.

— Никак нельзя, — возразил старик, — раз гость. Посидим, покалякаем.

— Вам небось на работу.

— Моя работа ночная. Сторож я тут.

— Чего же вы охраняете? Тем временем они уже уселись за стол.

Галя начала расставлять на столе чашки, сахар, большую миску домашнего творога, кринку с молоком, тарелку со сметаной и другую тарелку с горкой яиц.

А Терентий Фомич, занятый своими мыслями, тем временем продолжал:

— Цех у нас тут. Ну и люди разные, наезжают, ясное дело. И на постой к Петру Савельевичу завсегда встают. Это, милок, постой такой, что с него он новый дом поставил, а теперь вот сарай да гараж.

— Чего же они из Москвы возят? — вежливо поинтересовался Виталий, всем своим видом показывая, как безразличны ему эти дела.

— Лимонную кислоту, — неожиданно сказала Галя. — Вы еще нашего молочка отведайте. Мы за него премию получаем. Самый высокий процент жирности в районе.

Разговор легко перекинулся на другую тему.

Под конец Виталий спросил старика:

— А не поговорить ли мне с Петром Савельевичем: может, родственники у него в округе живут, а среди них и мой Петр?

— Чего ж не поговорить? Поговори. Может, и живут. Фамилия-то у нас встречается.

— А не помешаю? Вдруг постояльцы у, него сейчас?

— Не. Уехали уже, — махнул рукой старик.

— Завтра обратно приедут, — опять вмешалась Галя. Отец с недоумением уставился на нее.

— Ты-то откуда все знаешь?

— А их водитель нашему Прошке сказал. «Их водитель», — подумал Виталий. Он уже не сомневался, что напал на нужный след. Это произошло раньше, чем он рассчитывал, но это должно было случиться неизбежно. Значит, завтра они снова приедут, их можно будет увидеть своими глазами. И, конечно, задержать, непременно задержать. А для этого надо…

Виталий не успел додумать. Галя сказала:

— Папа, Лиля вечером к себе звала. Я, пожалуй, к ней забегу после работы, ладно? Музыку будем слушать. Ей Высоцкого привезли.

— Беги, дочка, — согласился Терентий Фомич. — Только поздно-то не возвращайся. Да вот гостя нашего захвати. Тоже послушает.

— Не стоит, Терентий Фомич, — отказался Виталий. — Я, пожалуй, отдыхать лягу. Ночью не, спал совсем.

— Отдыхать будешь, когда года выйдут, — с напускной строгостью ответил старик. — Молод еще отдыхать.

— Пойдемте, Виталий, — поддержала отца Галя. — Вы, конечно, у себя а Москве и не то слышали. Ну, потанцуем хоть.

Отказываться дальше было неловко. К тому же у Виталия мелькнуло одно предположение, которое стоило проверить.

До вечера, однако, было еще далеко. Галя убежала на ферму. А Виталий решил все же побывать у Свиридова и расспросить того о несуществующем его родственнике, чтобы не вызвала уже никаких сомнений причина появления его в Лялюшках.

Кроме того, к этому дому стоило присмотреться.

И вот, руководствуясь пояснениями Терентия Фомича, Виталий отправился в путь и вскоре без особого труда разыскал добротный, совсем новый дом Свиридова под ярко-зеленой железной крышей.

Хозяин принял его холодно и недоверчиво. Правда, Виталий в таких подробностях описал ему своего славного армейского дружка, что в конце концов настороженность в глазах Свиридова исчезла, хотя неприязненный холодок остался. Он безразличным тоном сообщил, что ничем Виталию помочь не сможет.

— Всего вам доброго, Петр Савельевич, — сказал на прощание Виталий. — Извините за беспокойство. Поеду дальше. Должен я в вашей округе отыскать своего дружка.

— Когда поедете-то? — впервые удостоил его вопросом Свиридов.

Тон при этом был такой, будто Свиридов сказал: «Проваливал бы ты побыстрее отсюда».

— Завтра и поеду, — ответил Виталий. Свиридов сдержанно кивнул.

— Ну-ну.

День еще не догорел, когда Виталий вернулся в дом Терентия Фомича.

Старик возился за домом, возле сарая, где верещали куры и хрюкал молодой кабанчик.

Услыхав стук калитки, старик выглянул из-за дома. Одновременно появился и Алдан, издали внимательно посмотрел на Виталия, но гавкать не стал, А Терентий Фомич быстрой, легкой своей походкой направился навстречу гостю. Был он все в той же потертой телогрейке и кепочке, щеки густо заросли сивыми пучками волос, вперемежку седыми и рыжими, а голубые глазки смотрели живо и любопытно.

Вот с Терентием Фомичом у Виталия сразу установились дружеские отношения. Взаимная симпатия возникла, как это иной раз бывает, даже не с первого слова, а с первого взгляда.

В избе Терентий Фомич спросил, подсаживаясь к столу:

— Ну и как тебе Петр Савельевич наш показался?

— Да не очень, по правде сказать, — покачал головой Виталий, опускаясь на скамью возле окна. — Главное, людей почему-то боится.

— То-то и оно, — подхватил Терентий Фомич. — Зачем, спрашивается, гостей по ночам провожать да встречать, когда люди добрые ночью спят все?

— Да, зачем?

— А я, милок, не знаю. И ты не знаешь. «Ну, я, положим, если и не знаю, то догадываюсь», — подумал Виталий, Уже начало темнеть, когда прибежала Галя. Она быстро переоделась, и они с Виталием отправились в гости. Идти пришлось далеко, чуть не через всю деревню.

Наконец они пришли. На улице возле Лилиного дома стоял мотоцикл с коляской.

— Это Гришин, — сказала Галя. — У него и служебный и свой.

Они толкнули калитку, прошли по скользкой от жидкой грязи дорожке и поднялись на крыльцо. Дверь дома оказалась незапертой.

Лиля — она и в самом деле была красавицей — встретила их в передней.

А а комнате, куда прошли Галя и Виталий, собралось уже человек десять парней и девушек. Среди них был ладный высокий парень в милицейской форме с погонами лейтенанта. Глаза его и сейчас по привычке оставались строгими на круглом, чуть курносом лице, навсегда, казалось, задубленном ветром и солнцем, с выгоревшими, почти белыми волосами.

— Григорий, — представился он, крепко пожав руку Виталию.

Слушали музыку, танцевали, пили чай. Виталий обратил внимание, что никто из парней не принес водку. Видно, удерживало присутствие инспектора. А тот вел себя солидно и сдержанно и так же солидно ухаживал за хозяйкой. И тут всезнающий Родька был прав.

В конце концов Виталий решил, что с Пенкиным можно иметь дело, доверия он вроде бы заслуживает.

Поэтому Виталий, уловив момент, когда они с Гришей оказались рядом и чуть в стороне от всех, тихо сказал ему:

— Устройте так, чтобы мы могли поговорить наедине. Сможете? Пенкин, конечно, удивился, это Виталий уловил по его глазам, но больше ничем своего удивления не выдал.

— Сейчас, — коротко сказал он и отошел. Через некоторое время Галя, улыбаясь, сказала Виталию:

— Что-то Григорий Данилович вами заинтересовался. Ребята даже смеются. Вы уж не обижайтесь, если он о чем спрашивать вас будет. Служба такая.

— Конечно, — согласился Виталий. — Я понимаю. А потом к нему подошел один из парней и негромко сказал:

— Слышь, Виталий. Выйди на крыльцо, покури.

— Это почему?

— Поговорить с тобой хотят. — Парень усмехнулся. — Да ты не боись. Это он так, бдительность выказывает.

Так они с Пенкиным оказались одни на крыльце. И Виталий отметил про себя, что лейтенант проявил неплохую находчивость.

— Для начала, Григорий, посмотри мое удостоверение, — сказал Виталий.

Тот молча взял удостоверение и наклонился к освещенному окну рядом с крыльцом, потом вернул его и серьезно сказал:

— Слушаю вас, товарищ старший лейтенант. Виталий коротко ввел его в курс дела. И в заключение сказал:

— … Значит, завтра с утра дежурите у заправочной. Обычная проверка документов. У них, конечно, будет все в порядке. Хорошо бы проверить документы у обоих. Запомните все данные. Вот вам на всякий случай фотороботы, они помогут узнать этих деятелей. Об их приезде сразу известите меня, Я буду у Терентия Фомича. Больным скажусь.

— Слушаюсь.

— Это не все. Главное — организовать их задержание. Ночью. Они, как всегда, ночевать останутся. Доложите начальнику райотдела, он знает о моем приезде, Операция по задержанию поручается ему. Предупредите: водитель — особо опасный преступник. За ним убийство.

— Слушаюсь.

— Погоди, еще не все. Задержанных немедленно доставить в Москву. На Петровку. К полковнику Цветкову. Он в курсе дела. Вот теперь все.

— Слушаюсь, — все так же напряженно в третий раз повторил очень серьезный Пенкин.

Он впервые участвовал в такой сложной и ответственной операции, поэтому сейчас, естественно, волновался и боялся выдать свое волнение. От этого Пенкин был так краток: ему казалось, что слово «слушаюсь» он говорит как надо, спокойно и твердо, а за то, как произнесет другие слова, он сейчас поручиться бы не мог.

Они вернулись в комнату, где играла музыка. А лотом Лиля поставила на проигрыватель новую пластинку Высоцкого, которую она берегла и не хотела ставить с самого начала.

Высоцкий пел и пел, одна песня сменяла другую, он пел о неловкой, трудной, неуютной жизни, о надорванном сердце, о любви далекой, желанной и святой. И все вокруг затихли.

… Проснулся Виталий, когда за окном уже было светло. Он посмотрел на часы. Восемь. В доме было тихо. Он поднялся с постели, привычно быстро оделся и вышел в прихожую. В большой комнате на столе лежала записка: «Виталий, я ушла на ферму. Папа спит. Завтрак в кухне на столе, ешьте. Электрический чайник вскипятите. Привет. Галя».

Ну, что ж. Завтракать так завтракать. Ему все равно спешить некуда. Следовало ждать сигнала от лейтенанта Пенкина.

Лениво, тягуче потянулось время. Виталий сидел у окна большой комнаты и рассеянно наблюдал за улицей и избами напротив.

Вскоре за спиной Виталия раздалось шарканье, кашель и в комнате появился худенький Терентий Фомич в старых брюках и рубахе навыпуск, босой, всклокоченный, с седыми лохматыми бровями. Внешностью своей он напомнил Виталию доброго лесного гнома, не хватало широкой шляпы, палки и белки на плече.

— О-хо-хо… — потянулся Терентий Фомич. — Поел уже?

— Спасибо, поел. Я с вами рассчитаюсь, Терентий Фомич.

— Да ладно тебе… — Он опустился на стул. — Богаче мы будем от твоих рублей, думаешь? Хороший был бы человек, вот главное. А такому человеку не то, чтоб помочь, а дружбу к нему проявить надо, я так полагаю. А уж я людей-во как вижу. Насквозь. И тебя тоже, не думай, враз определил. Зря, что ли, столько годов свет копчу? Вся смысла нашей жизни, я тебе скажу, это друг дружке добро оказывать, помощь какую ни то, чтобы легче было людям с жизнью справляться. Вот такая, понимаешь, у меня линия. И потому мне твои рубли ни к чему. Одна обида. Понял ты меня аль нет?

— Понял. — Виталий улыбнулся. — У меня у самого такая линия.

— Во-во. Я ж вижу, — удовлетворенно констатировал Терентий Фомич и поднялся со стула. — Ну, а та-перина соберу себе чего поесть, — объявил он. — И Алдану вот тоже надо.

Он повозился в кухне, вышел во двор и кликнул Алдана. А вскоре снова заглянул в комнату в своей неизменной черной телогрейке и кепке.

— Ну, пошел я. Дела, — объявил он. — А Галинка придет, тогда обед соберет. Старик ушел, Виталий, вздохнув, прошелся по комнате и снова уселся у окна. Невыносимо медленно текло время. Почему не появляется Пенкин? Москвичи должны были бы уже приехать. Пропустил он их, не засек? А может быть, они вообще сегодня не приедут? Допустим, сорвалось у них что-нибудь.

Наконец появился Пенкин.

— Приехали. Только на легковушке.

— Те самые?

— Так точно. Я их уже видел. Да и по фотороботу, как дважды два.

— Установил, как зовут?

— Так точно. Водитель — Смоляков Семен Гаврилович, второй — Шанин Дмитрий Михайлович.

— А под каким предлогом ты проверку эту сделал?

— Проверяли все машины подряд. Со мной еще один инспектор был, Мол, ЧП в районе, авария, и нарушитель скрылся.

— Не растревожил ты их?

— Никак нет.

— Паспорта смотрел?

— Обязательно. Раз такое ЧП. Адреса прописки зафиксировал. — Пенкин похлопал по планшету, висевшему на боку. — Оба прописаны в Москве. Место работы у Смолякова-гараж Минздрава, у Шанина — ПТУ, со слоя — преподаватель.

— Теперь так, Гриша… — Виталий улыбнулся. — Ты меня извини, что я к тебе так не по-служебному обращаюсь.

— Ну, что ты, — ответно улыбнулся Пенкин, и обычно строгое его лицо стало сразу простецким и добродушным.

— Так вот, Гриша, — уже серьезно повторил Виталий. — Этих двоих надо будет взять сегодня же. Они, видимо, ночевать тут останутся, как обычно. Вот вечером мы их и возьмем. Чтобы меньше глаз видело и чтобы на ночь еще не заперлись. Ясно?

— Тек точно.

— Поэтому передай в райотдел. Группа захвата к двадцати часам должна быть здесь. Я тоже подключусь.

— Слушаюсь. Сейчас поеду.

— Стой. Это еще не все. Они сейчас у Свиридова?

— Так точно.

— Надо бы, Гриша, этот дом под наблюдение взять. Получится, как думаешь?

— Передам, — с сомнением произнес Пенкин и вздохнул. — Пусть соображают. А вообще это тебе не Москва.

— То-то и оно. И времени соображать тоже нет.

— Ладно, Подумаем, — пообещал Пенкин. — А раз подумаем, значит, придумаем. Так я пошел?

— Давай. И если что, сразу ко мне. Ты, кстати, не в форме здесь появиться можешь? Не удивятся люди?

— Ясное дело, могу. Я тут… — Пенкин замялся. — И по личным делам появляюсь, Есть намерение, понимаешь.

— Ну, и отлично, — улыбнулся Виталий, поняв намек. — Значит, если что случится, сразу мне сообщайте. В тот же миг. Ну, а к двадцати уже твердо тебя жду.

— Так точно. Слушаюсь, — подтянуто козырнул Пенкин.

Он ушел. Через миг на улице взревел его желто-синий мотоцикл.

И снова потянулось время, тягуче, вязко, изматывающе медленно.

Наконец вернулся Терентий Фомич.

Виталий вышел в прихожую. Терентий Фомич уже снял свою телогрейку и теперь одной ногой об другую стягивал залепленные грязью сапоги. В носках он направился в комнату, приглаживая ладонями седые вихры.

— Ну, как ты тут, сынок? — добродушно прогудел он.

— Зря я сижу, — проворчал Виталий, входя вслед за стариком в комнату. — Домой надо ехать, вот что. Вас с Гелей поблагодарить и ехать. Никого я тут все равно не найду. Разве без точного адреса можно? Дураке свалял. Вот если будет сегодня оказия до станции, то и поеду. Пенкин Гриша вроде обещал. Проведывал меня час назад.

— Успеешь еще, — сказал старик. — Сейчас хозяйка моя прибежит, обед соберет, мы с тобой покамест все и обсудим.

Виталий посмотрел на часы. Малая стрелка подползала уже к цифре пять.

Тут, как бы откликаясь наконец на его нетерпение, на улице послышалось взрывное тарахтение мотоцикла. Звуки замерли возле дома, и сразу басовито, но не злобно гавкнул Алдан.

Виталий подошел к окну. С мотоцикла Пенкина соскочила Галя в своей аккуратненькой телогрейке, с желто-зеленой косынкой на голове и устремилась к крыльцу. Почему-то она ехала не в коляске, а пристроилась за спиной у Пенкина. За Галей солидно, вразвалочку последовал и Григорий, на этот раз в штатском костюме и кожаной куртке, небрежно размахивая белым дорожным шлемом. Виталий отметил, что мотоцикл, на котором тот приехал, был неслужебным.

Первой с улицы вбежала Галя, раскрасневшаяся, оживленная, на ходу снимая телогрейку, и, увидев Виталия, торопливо и весело сообщила:

— Вон какой у меня шофер! Ой, я же задержалась! Вы тут с папой небось изголодались. Сейчас, сейчас…

Она повесила телогрейку и исчезла за дверью в кухню.

За Галей появился и Пенкин. Одновременно из комнаты вышел Терентий Фомич. Увидев Пенкина, он радушно развел руки и воскликнул:

— О-о! Кто пожаловал! Милости просим. Сейчас закусим чем бог послал.

Но Пенкин отрицательно покачал головой.

— Не могу, Терентий Фомич. Прошу извинить, дела. Вот и вашего гостя должен увезти. Тоже извинить прошу.

— Дак как же без обеда-то? — забеспокоился старик. — Не-ет, не отпустим. Но по-нашему это, как хочешь.

Из кухни выскочила Галя и, почему-то не вступая в спор, быстро сказала:

— Погодите. Я в дорогу соберу.

Она снова юркнула за дверь и, пока Виталий надевал пальто и искал шапку, появилась из кухни с бутылкой молока, заткнутой скрученной бумагой, и пестрым тряпичным свертком.

— Вот, держите, — сунула ома все это в руин Пенкину. — Молоко, хлеб с салом. Авось по дороге-то сжуете.

Под суровым взглядом Пенкина прощались торопливо и, как всегда в таких случаях, бессвязно.

Наконец Виталий и Пенкин вышли на крыльцо и прикрыли за собой дверь.

— Ну, что случилось? — нетерпеливо спросил Виталий.

— Уехали, — коротко сообщил Пенкин.

— Как так уехали?!

— А так. Никаких приготовлений. Или там прощаний. Вышли к машине, вроде как взять чего-то.

Один в пальто, другой в куртке. Вдруг сели и — ж-жик!

— Давно? Пенкин посмотрел на часы.

— Двадцать семь минут назад. Задержим на любом посту до Москвы. Не сомневайтесь. Сейчас до первого нашего поста махнем. А там радио, и — по всей трассе сигнал. Как положено.

Они подошли к мотоциклу, и Виталий спросил:

— Это что, твой собственный?

— Тек точно, — спокойно ответил Пенкин. — Зачем на трассе в глаза бросаться, если что. Лучше так, полагаю. А это зверь будь здоров. От него не уйдешь.

Они торопливо уселись, и мотоцикл с ревом рванулся вперед.

Деревню проскочили в считанные минуты, А за деревней мимо полей и лесов мотоцикл полетел как птица, словно оторвавшись от земли, — таким ровным было здесь шоссе. И Пенкин показывал класс. Холодный ветер с ураганной силой свистел в ушах, и, если бы не защитный козырек коляски и не старенькое ватное одеяло для ног под брезентовой накидкой, Виталий окоченел бы через пять минут такой сумасшедшей езды.

Уже стремительно прошумели по сторонам дороги темные, глухие леса. Теперь мотоцикл приближался к станционному поселку.

Но вот наконец миновали и поселок, и вскоре показалась стеклянная будка поста ГАИ с тремя крупными, ночью светящимися буквами на крыше и темными кружками прожекторов по краям. Возле поста стояли два желто-синих милицейских мотоцикла.

Пенкин лихо подлетел к ним и затормозил. Они с Виталием торопливо поднялись по узкой металлической лесенке. У Виталия это получилось еще и чуточку неуклюже: длинные его ноги совсем окоченели и затекли в тесной коляске, В будке оказалось два инспектора ГАИ, капитан и старший лейтенант в форменных черных кожаных костюмах.

Капитан подсел к рации, и уже через несколько минут стало известно, что красные «Жигули» указанной модели и с указанным номером только что миновали ближайший пост в направлении Москвы, опережая возможных преследователей всего на двадцать минут. Далее капитан передал необходимые указания всем последующим постам ГАИ вплоть до Москвы, подстраховав возможность ухода красных «Жигулей» в сторону от трассы и оговорив другие необходимые детали операции, в общем-то знакомой и, как правило, особой сложности не представляющей. Впрочем, исключения — и не такие уж, кстати, редкие — все же случались, и тогда подобные операции сразу усложнялись, оказываясь порой чрезвычайно опасными, а то и трагическими. Преследование есть преследование, и всякое тут может случиться.

Уже садясь в коляску, Виталий бодро сказал:

— Ну что же, Гриша, придется тебе, брат, попутешествовать со мной, ты уж извини. — И, улыбнувшись, добавил: — А слава пополам, когда этих бандитов задержим.

Пенкин пожал в ответ плечами.

— Служба, — коротко бросил он и толкнул ногой стартер.

И снова полетела дорога, закружились по сторонам под серым тяжелым небом перелески, черные поля с белыми островками снега, редкие деревеньки.

Наконец подлетели к следующему посту ГАИ. Не слезая с мотоцикла, перемолвились с дежурным инспектором, который уже поджидал их на обочине шоссе. Выяснилось, что нужная машина прошла всего десять минут назад, ИДЕТ с невысокой скоростью, около семидесяти километров в час, очень аккуратно, без обгонов.

Закончил свое сообщение инспектор обычным вопросом:

— Какая нужна помощь?

— Все в порядке, лейтенант. Спасибо, — поблагодарил Виталий.

И мотоцикл, взревев, снова сорвался с места.

Виталии незаметно для себя начал уже привыкать к сумасшедшей езде Пенкина, к своей неудобной позе, даже к холоду и пронзительному свисту ветра над ухом.

Итак, с последнего поста ГАИ ушло сообщение в МУР, Цветкову. На подступах к Москве, перед дачной зоной, Виталия встретят. Дальше наблюдение поведут другие, на машинах и мотоциклах, постоянно сменяя друг друга, поддерживая между собой непрерывную связь — словом, по всем правилам.

Но тут мысли Виталия оборвались. Он увидел стремительно приближающийся перекресток и фигуру инспектора ГАИ в черном кожаном костюме с белыми поясом и портупеей и в белой каске, и возле него яркий желто-синий мотоцикл. Инспектор палкой попросил их остановиться.

— «Жигули» с указанным госномером, — быстро доложил он, — только что свернули вон туда, вправо, — он мотнул головой, не позволяя себе указать палкой. — Я как раз собрался следовать за ними. Вам помощь нужна?

— Нет, спасибо. Куда ведет дорога?

— Небольшой город. Через семь километров. Не потеряйте их там.

— Все ясно. Еще раз спасибо, — торопливо ответил Виталий и кивнул Пенкину. — Вперед.

Через несколько минут они уже увидели красные «Жигули» со знакомым номером. Машина шла ходко, уверенно, но неспешно. Вообще машин здесь оказалось значительно меньше, чем на главной трассе, но все же было за кем спрятаться и лишний раз не мозолить глаза. И скорость можно было сбросить и перевести дух наконец тоже.

Мотоцикл скромно следовал среди других машин, даже не пытаясь никого обогнать.

Шоссе постепенно переходило в городскую улицу, очевидно, главную. Сначала миновали какие-то небольшие предприятия, длинные склады и базы, шумный автомобильный парк, потом кварталы новых стандартных пятиэтажек с балконами, увешанными бельем, и, наконец, попали в старую часть города. Здесь улица заметно сужалась.

Неожиданно, миновав длинные витрины магазина, красные «Жигули» свернули в какой-то внутренний проезд и, обогнув два дома, остановились возле третьего.

Из машины выскочил Шанин в знакомом уже по описаниям заграничном сером пальто и модной шляпе. Поправляя на ходу галстук, он исчез в пол-езда. Смоляков из машины не вышел, видно было только, как он, закуривая, чиркнул спичкой.

Мотоцикл притаился всего в нескольких шагах от «Жигулей», потому Виталий и Пенкин позволить себе тоже закурить не могли.

Прошло некоторое время, и Шанин появился вновь. Рядом с ним шла молодая женщина в зеленом пальто, с красной газовой косынкой на шее и в красной шляпе-колпаке. Молодые люди о чем-то оживленно болтали. Шанин, видимо, острил, и женщина заливисто и громко смеялась. «Ах ты, Димочка, — насмешливо подумал Виталий. — Все ухлестываешь, выходит? Интересно знать, кто такая эта девица».

Между тем молодые люди сели в машину, и Смоляков резко тронул ее с места.

Выехав на улицу, «Жигули», однако, не свернули назад к московской трассе, а продолжали ехать дальше по главной улице. Та некоторое время тянулась все такой же узкой, со старенькими, обшарпанными, облезлыми за зиму домишками, шумная и суетливая. Потом кончились дома, и снова возникли какие-то предприятия и склады. Над одной проходной Виталий мельком прочел крупную вывеску: «Кондитерская фабрика имени…» Вскоре город кончился, и они выехали на шоссе. И вело оно неизвестно куда.