Идея в семь миллионов

Глава пятнадцатая И последняя

Был прекрасный майский день. Под стать настроению, с которым майор Качановский входил в кабинет своего начальника. И неудивительно, ведь он пришел доложить, что закончил следствие и передал дело в прокуратуру. Прокурор Бочковский может приступать к составлению обвинительного заключения.

— Лучше поздно, чем никогда, — язвительно бросил полковник.

— Что?! И это говорит мой друг? Вместо того чтобы порадоваться вместе со мной, он издевается! А вот прокурор Бочковский сказал — а ты ведь знаешь, что на похвалу он весьма скуп, — так вот он сказал, что не помнит второго такого же сложного дела, которое было бы так мастерски раскрыто!

— Ладно, ладно, я уже поговорил с кем надо.

— Так ты не забыл о Дзюбе? Ну спасибо, он ведь и в самом деле заслужил награду.

— Думаю, что он ее уже получил, и она для него ценнее той, что можно получить по службе.

— И по службе не мешает его отметить. Ведь если бы он не сказал мне о Казимеже Фельчаке, мы бы еще долго блуждали в потемках.

— Да я разве спорю? Я как раз собирался тебе сказать, что вопрос о премии для Дзюбы положительно решен руководством. И о тебе поставлен вопрос, думаю, что и тебе что-нибудь обломится.

— И еще наверняка одному полковнику.

— Что же касается тебя, Янушек, должен признать, что ты неплохо справился с этим делом, но, чтобы поставить все точки над «i», тебе остается решить еще одну проблему. И мы готовы помочь тебе ее решить. — Последние слова полковник произнес с каким-то особенным выражением.

— Какую проблему?

— Мне удалось раздобыть немного денег для выплаты премии той нашей внештатной сотруднице, ну, помнишь, с завода точных приборов в Надажине. Ведь она как-никак нам тоже помогала. Как же ее звали? Эльжбета Ярот, если не ошибаюсь. Денег, правда, немного, но хватит, чтобы подсластить пилюлю.

— Какую еще пилюлю?

— Ну как же, расставание с тобой. Теперь, когда дело успешно закончено, помощь этой девушки уже не нужна и ты можешь спокойно с ней расстаться. Ведь ты же говорил, что поддерживаешь это обременительное для тебя знакомство, исключительно руководствуясь интересами следствия.

— Да что ты себе позволяешь? — не на шутку рассердился Качановский. — Как ты о ней говоришь? Ведь это же порядочная девушка. Совсем не такая, как другие. За мужчинами не бегает, знаешь, как некоторые, у которых одно в голове — как бы скорее окрутить мужика да к алтарю его. Эля всегда подчеркивала, что больше всего ценит свою свободу и независимость.

— Умная девушка, — совершенно искренне похвалил полковник. Он был женат уже более двадцати лет и очень хорошо знал, что мышеловка не бегает за мышью, чтобы ее поймать. — Ладно, перейдем к делу. Как Ришард Вольский?

— Как и раньше, от всего отпирается. Когда, закрывая дело, я представил ему все доказательства его вины, какими мы располагаем, он потребовал свидания с прокурором. Я его заверил, что свидание будет, и не одно.

— Думаю, — сказал полковник Немирох, — что он сообщит нам не так уж много нового. Разве что узнаем побольше о его сообщнике. Как оно всегда бывает, теперь один будет валить на другого. Казимеж Фельчак выложил все о своем приятеле, не пощадил его.

— И имел все основания так поступать. Впрочем, я не уверен, что его показания во всем правдивы. Себя он представил этакой овечкой, которой чуть ли не насильно навязали два с половиной миллиона злотых, как она ни упиралась.

— Я убежден, что именно ему принадлежит идея ввести в дело подставного милиционера. И мундир для него сшил он.

— Я тоже уверен, что каждый из преступников сыграл отведенную ему роль, и нельзя все валить на Вольского. И не очень-то я верю тому, что наш портной не догадывался, зачем они везут Выганозского в Корницкие леса.

— И все-таки я должен тебе сказать, Януш, что ты очень рисковал, когда подстроил встречу Вольского с Фельчаком в Скарышевском парке Ведь опоздай ты на какую-то секунду…

— Ты думаешь, я не понимал, на какой риск иду? Но я предупредил всех, что мы начнем действовать, как только Фельчак повернется к Вольскому спиной. И когда Вольский наклонился, якобы для того, чтобы завязать шнурок, я понял, что момент настал. Вот почему я, не скрываясь, выскочил на аллейку.

— И я здесь, в кабинете, поволновался. Ведь, повернись дело по-другому, одним увольнением с работы ты бы не отделался. Подвергалась риску жизнь человека, а есть такая статья в уголовном кодексе…

— Точно, я бы попал как раз под нее, — рассмеялся Качановский. — Но согласись, риск был единственной возможностью найти третьего преступника и доказать его вину. Я просто вынужден был пойти на этот риск. К счастью, все пошло так, как мы запланировали. Да и люди в операции участвовали сам знаешь какие. Я всецело мог на них положиться. Ведь только случайно ближе всех к бандиту оказался я. А когда я бросился на него, товарищи уже спешили мне на помощь.

— И все-таки я не во всем могу с тобой согласиться, — упорствовал полковник. — После объявлений по телевидению и в газетах Фельчак был так напуган, что его можно было взять голыми руками. Ну хоть на квартире у той женщины на Жолибоже. Наверняка он бы раскололся, выдал Вольского и указал, где спрятал похищенные деньги. Зачем вся эта твоя опасная игра в Скарышевском парке?

— Ты прав. Фельчак был у нас в руках. И дружка он бы выдал. Но вот Вольскому мы ничего не смогли бы вменить в вину. Ведь не мог же я знать, что он допустит такую грубую ошибку — не избавится от орудия преступления. Это он-то, такой осторожный и предусмотрительный! Да и не уверен я, что во время обыска в мастерской на Омулевской был бы найден этот ключ. Ведь там подобных ключей до черта! Не исключено, что дело кончилось бы судебным процессом на основании улик, улик, а не доказательств, и еще неизвестно, что бы решил суд.

— Фельчак мог и не позвонить Вольскому.

— А я бы продолжал пугать «барсука» до тех пор, пока он не решился бы на это.

— «Барсук» мог попробовать и сам скрыться.

— Пусть бы попробовал, а я бы наступал ему на пятки, но не арестовывал. В конце концов у него нервы не выдержали бы.

— Он мог бы добровольно прийти к нам, как ему советовали участковый и отец.

— Я был уверен, что так он не поступит. Для этого человека деньги — все. А приходя с повинной, он лишался их. Ну и годы тюрьмы…

— Ты знаешь, меня удивляет, что он обратился за помощью к Вольскому. Ведь он сам видел, как тот расправился с Выгановским. Убил сообщника, спасая собственную шкуру. Неужели он не понимал, что история повторяется и ему грозит участь Выгановского?

— Рассуждаешь ты правильно, но только со своей точки зрения. Попробуй взглянуть на дело глазами Фельчака. Для него и Вольского Выгановский был чужим. Познакомились они с ним случайно. Потом их связало преступление. А когда он стал опасен, Вольский не колеблясь избавился от него. Я все-таки думаю, хотя доказать этого пока не могу, что действовал он с молчаливого согласия Фельчака.

— Мне тоже так кажется.

— И совсем другое дело — отношения Фельчака с Вольским. Они знали друг друга с детства. Жили в одном и том же районе на Праге. Ходили в одну и ту же школу. Сильный, предприимчивый, уверенный в себе, Вольский наверняка импонировал такому, по сути дела, слюнтяю, как Фельчак. Вот почему для Фельчака, когда он оказался в опасности, было совершенно естественно и логично обратиться за помощью к Вольскому. Просто инстинктивно так поступил.

— Наконец, Вольский мог ему просто помочь укрыться, а не пускать в ход разводной ключ.

— И опять ты ошибаешься. Существуют определенные стереотипы человеческого поведения. Так, как это бывает и у животных. Лев или тигр старается избегать встречи с человеком, но, когда он напуган и у него нет иного выхода, он бросается на человека. Сжимая кольцо вокруг Фельчака, я тем самым создавал опасную обстановку и для Вольского. Я определил стереотип его поведения и знал, что он обязательно повторит то, что сделал в Корницком лесу.

— Сам же говорил, что убить друга — дело непростое.

— Дружба — до поры до времени. Сам знаешь, чего стоят эти понятия в преступном мире. При малейшей опасности лопаются как мыльные пузыри. И любовь, и дружба, и товарищество. Остается одно — любой ценой спасти собственную шкуру. Вольскому и вовсе терять было нечего. На его счету уже было одно убийство. Он знал, что, если попадется, «галстук» ему обеспечен. Еще один труп — какая разница. Два раза не повесят. А он понимал, что если Фельчак попадет к нам, то молчать не будет, выдаст Вольского сразу же. Для него это конец.