Иеремия Бентам. Его жизнь и общественная деятельность

Глава III

Желание Бентама посвятить себя парламентской деятельности из-за противодействия графа Шельберна оказалось далеко не так удобоисполнимо, как он полагал. Надежда, что его книга «О защите роста» откроет ему двери парламента, не оправдалась. Граф знал очень хорошо, что независимый характер Бентама не позволит ему слепо следовать указаниям вождя вигов, которому только нужен был лишний голос в пользу его билля, а не человек, достойный занять подобающее ему место в сонме народных представителей. Руководствуясь этими началами, граф предоставил депутатское кресло более удобному кандидату, нежели Бентам, что послужило поводом к известному охлаждению между недавними приятелями. Впрочем, это охлаждение продолжалось недолго.

Между тем, вспыхнула французская революция, приковавшая к себе все внимание Бентама, давно находившегося в дружеских сношениях со многими выдающимися деятелями готовившегося переворота. Особенно близко сошелся он с известным жирондистом Бриссо, который восторженно отзывался как о личном характере, так и о реформаторской деятельности недавнего потемкинского гостя. В посмертных записках, изданных его сыном, Бриссо сравнивает деятельность Иеремии с деятельностью Говарда.

«Прежде чем предложить реформу, – говорит он, – Бентам желал изучить уголовное право всех европейских народов. Громадность предстоящей задачи не могла остановить рвения человека, всецело проникнутого любовью к общественному благу. Иностранные кодексы надо было изучить в подлинниках, поэтому Бентам постепенно приобретал знание этих языков. Он отлично говорил и писал по-французски, знал итальянский, испанский и немецкий языки; я видел, как он занимался шведским и русским».

Благодаря его глубоким познаниям и пламенной любви к человечеству, стремлению быть ему полезным, Бентам впоследствии сделался великим авторитетом для лучших деятелей тогдашнего либерализма. К нему обращались за советами со всех концов образованного мира. К его мнениям и советам чутко прислушивались все, кому дороги были интересы народного блага и общественного развития.

Он обратился к собранию французских представителей с целым рядом проектов и указаний, как лучше устроить законодательные собрания. Материалом для этих трудов служили ему протоколы областных сеймов, предшествовавших созванию нотаблей и законодательного собрания. Чтобы оказать услугу зарождавшемуся у французов парламентаризму, он написал в 1791 году свой известный трактат «Essai of political Tactics».

«С ужасом, – говорит он в предисловии, – отвергаю я всякое обвинение в патриотизме, если для того, чтобы быть другом моей страны, мне пришлось бы быть врагом рода человеческого. Я оказываю услугу моему отечеству, если могу содействовать тому, чтобы Франция получила самую свободную и счастливую конституцию».

Первую записку, поданную им в собрание через посредство Мирабо, бывшую не более как изложением форм делопроизводства в великобританском парламенте, постигла неудача. Благодаря Сиэсу она была отвергнута. Один из депутатов, обратившись к Мирабо, прямо сказал ему:

– Мы ничего не желаем заимствовать у англичан, мы никому не желаем подражать.

В своих анархистских софизмах («Anarchical Fallacies») Бентам подвергает резкой критике «декларацию прав гражданина и человека», составленную Мирабо при сотрудничестве нашего знакомого Дюмона. Разбирая, по своему обыкновению, основательно все ошибки, допущенные при составлении и обнародовании этого документа, Бентам не оставляет в тени и хороших сторон этого важного законодательного акта, имевшего огромное влияние на дальнейшую судьбу Франции. Бентам слишком любил Францию, чтобы позволить себе подражать массе своих земляков, огульно осуждавших глубокий, кровавый переворот, происходивший в соседней стране, народ которой, по его мнению, не должен подлежать ответственности за грехи и преступления, совершенные единичными личностями.

В своей книге о политических софизмах «The book of Fallacies» он беспощадно разоблачал все махинации сторонников устаревших порядков и глубоко укоренившихся злоупотреблений, старающихся отстоять милую им старину, под сенью которой они отлично обделывают свои темные делишки. Искусно сгруппировав все аргументы, приводимые консерваторами против любой реформы, он доказывает их внутреннюю несостоятельность и нравственную гниль. Бентам выводит начистоту все иезуитские подвохи и своекорыстные мотивы ярых защитников обветшалой рутины, направленные на то, чтобы парализовать всякую реформу и продлить существование порядков, осужденных наукой и тормозящих наступление лучших времен. Много других полезных законопроектов представил он собранию. По предложению Бриссо, во внимание к заслугам, оказанным Франции Бентамом, национальное собрание возвело его 26 августа 1792 года в звание французского гражданина. Этой наградой, которой удостоились лишь такие знаменитые иностранцы, как, например, Вашингтон, Песталоцци, Клопшток, Костюшко, Уильберфорс, Мэкинтош, Кампе и другие, Бентам гордился до конца дней своих. В брошюре, адресованной Конвенту и озаглавленной: «Emancipate your Colonies!», он настоятельно советовал освобождение колоний, мысль, которую он постоянно развивал и перед английским правительством. Конвент также безучастно отнесся к его ходатайству, как и английский парламент, оставивший его советы без последствий. Это, однако, ничуть не обескуражило неутомимого борца за свободу и независимость. Находясь в постоянной переписке с выдающимися представителями французского народа, начиная с Мирабо и кончая Лафайетом, Бентам, незадолго до своей смерти, обратился с воззванием к французскому народу – «Lettre fu peuple français», – в котором давал советы по поводу наступления новой эры, вызванной июльской революцией 1830 года. Интересы французской нации были ему не менее близки и дороги, как и интересы родной Великобритании, потому что Франции и ее литературе, а в особенности – трудам ее энциклопедистов, он был обязан значительной долей своего умственного развития.

Три вопроса особенно занимали Бентама в описываемое нами время – вопросы, которые, к сожалению, и теперь, по прошествии чуть ли не целого столетия, еще очень далеки от решения. Это – тюремная реформа, угрожающее развитие пауперизма и ирландский вопрос. Необходимости первой реформы он посвятил бесчисленное множество брошюр, объемистых докладов, записок, статей; она занимала также видное место в его разносторонней переписке с друзьями. Многое, написанное им по этому предмету, до сих пор еще остается в рукописях.

Неотложность тюремной реформы была очевидна. Состояние английских мест заключения было поистине ужасным, не поддающимся никакому описанию. Они были постоянными центрами зараз, специфически тюремных, таких как, например, «тюремная лихоманка». Оба пола и все возрасты совместно содержались в одних и тех же камерах. Банкроты и душегубцы, подследственные арестанты и давно осужденные или освобожденные, но не успевшие внести установленных кормовых денег тюремщикам, жили вместе. Тюремные власти жестоко обращались с бедняками, но за деньги помогали состоятельным арестантам пьянствовать и развратничать. Понадобилась коллективная энергия не одного поколения людей, одушевленных филантропией Бентама и Говарда, чтобы очистить эти авгиевы стойла. Говард поплатился жизнью на этом бескорыстном служении несчастным. Прекрасно охарактеризовал его Бентам, сказав, что Говард «жил апостолом и умер мучеником» (Не lived an apostle and died a martyr).

В целом ряде книг и брошюр, как например: «View of the Hard Labour Bill», «Panopticon», «Panopticon versus New South Wales» и «Principles of penal Law», – Бентам знакомит общество с результатами своих многолетних наблюдений над системой английских тюрем и ссылки. Полный негодования, он предлагает заменить эти вопиющие безобразия двумя реформами, от которых выиграют обе стороны: человечным обращением с арестантами и экономией в пользу казны. С удвоенной энергией принялся он пропагандировать неотложность этой реформы, и его страстная проповедь, устная и печатная, подействовала на общество и правительство. Бывший премьер Питт обещал Бентаму свое содействие и разрешил ему первый опыт.

В это время материальное положение реформатора улучшилось. Он получил значительное наследство от отца, умершего в 1792 году, наследство, доставившее ему 6000 рублей годового дохода. Бентам воспользовался своим капиталом, закупил землю и приступил к постройке образцовой тюрьмы в Лондоне, примерно на тысячу человек. Бентам так горячо принялся за дело, так был уверен в его успехе, что успел убедить в этом и Питта, и тот оказывал ему всяческое содействие. Парламент утвердил контракт, и дело закипело. Но нашему философу, не принявшему в расчет неуловимых подвохов административной рутины, пришлось круто. На каждом шагу ему ставили препоны. Промучившись много лет с этой постройкой, он должен был опустить руки ввиду непреоборимой коалиции его чиновных противников. Парламентская комиссия, учрежденная в 1811 году, не приняла его постройки, на которую он истратил все свое состояние, так что по временам философ сидел без гроша денег и должен был перебраться на квартиру к брату, находившемуся тогда в Англии. Наконец правительство уплатило ему 230000 рублей в возмещение сумм, израсходованных им из своих личных средств. Эта неудача с «Паноптиконом», его любимым детищем, сильно поразила его. Он долгое время не мог видеть дела, касающегося постройки. «Это для меня все равно, – говорил Бентам, – что отворить ящик, в котором скрыты бесенята. Мой брат дал мне первую мысль о постройке этой тюрьмы, которую он заимствовал у русских крестьянских изб. В этом здании надзор был бы такой простой, удобный, непрерывный. Какая жалость!»

Причину постигшей его неудачи Бентам целиком приписывал королю Георгу III. Что Георг недолюбливал такого смелого новатора, как Бентам, – это вполне естественно. Но причина, вызвавшая острый припадок ненависти короля, была довольно оригинальной. Она заключалась в газетной полемике. Георг III написал статью в «Лейденской Газете», где он советовал датскому королю отказаться от союза с Россией. По этому поводу Бентам, под псевдонимом «Анти-Макиавелли», поместил в «Public Advertiser» целый ряд ядовитых статей, опровергавших нелепые требования анонимного автора. Выведенный из себя памфлетами, король не стерпел и под псевдонимом «Partisan» стал защищать политику своего кабинета. Бентам ответил такой громовой статьею, которая отбила охоту у царственного противника продолжать полемику. Кабинет внял разумным советам «Анти-Макиавелли» и отшатнулся от королевских проектов. Узнав, кто именно скрывался под псевдонимом «Анти-Макиавелли», король был вне себя. Он отомстил своему оппоненту совсем не по-рыцарски. Незадолго до своей смерти Бентам обнародовал брошюру, озаглавленную «Борьба между Иеремиею Бентамом и Георгом III, написанная одним из борцов».

– Вы не можете себе представить, – рассказывал Бентам, – как он меня ненавидел. Последствием его мести были потерянные миллионы. Он уничтожил контракт, заключенный адмиралтейством с моим братом. Он повлиял, чтобы парламент не исполнил обещания, удовлетворения которого я ждал гораздо дольше, нежели продолжалась троянская война. Не будь его, все бедняки страны и арестанты были бы в моих руках, а уголовный кодекс, составленный мною, был бы давно утвержден.

Замечательно, что, будучи оксфордским студентом, юный Бентам написал латинскую оду по поводу восшествия на престол Георга III. Ода удостоилась большой похвалы со стороны строгого критика, доктора Джонсона, но сам автор иначе отозвался о ней.

Составленный Бентамом в 1797 году проект улучшения положения бедняков и озаглавленный «Situation and Relief of the Poor» послужил основанием для целого ряда мероприятий, санкционированных известным законом 1834 года. Проект был так основательно разработан, что законодателю осталось только воспользоваться практическими указаниями идеалиста-филантропа, позаботившегося даже о том, какие кровати должны быть раздаваемы бедному люду. Обратив внимание правительства на насущную потребность народного образования, Бентам первым подал мысль об устройстве сберегательных касс, получивших впоследствии такое широкое распространение во всем цивилизованном мире. Он тогда близко сошелся с Робертом Оуэном. Совместно они ратовали за отмену в семейном быту и в учебных заведениях телесных наказаний, считавшихся в те времена лучшим средством нравственного исправления детей школьного возраста.

Ирландскому вопросу, доныне волнующему общественное мнение Соединенного Королевства, Бентам посвятил большую часть своей трудовой жизни. Он писал статьи против угнетения католиков, требовал их равноправности, с замечательной прозорливостью предсказывал, что ожидает страну, если этот жгучий вопрос не будет разрешен в желанном смысле. Его предостережения оказались пророческими. Народ, которого правительство притесняет в публичном отправлении своего богослужения, заставляя его оплачивать содержание господствующего иноверного духовенства, враждебного его религии, обратится в сплошную массу мрачных заговорщиков, сделается под конец ужасом для государства, а не его надежной охраной. В народе, лишенном руководства просвещенных пастырей, отданном во власть мрачных фанатиков, разовьются только свирепые инстинкты, скрытность и мрачная ненависть.

Ратуя за необходимость коренных реформ парламентского режима, за равноправность католиков, диссидентов, евреев, сокращение государственных расходов, Бентам широко воспользовался помощью основанного им журнала «Westminster Review», который оказался в данном случае его ценным помощником в воздействии на общественное мнение. Особенное внимание он обращал на экономические вопросы, о чем мы скажем ниже.