- Расскажите это детям. Им будет интересно.

- Вам нравится быть учителем?

- Конечно. Хорошенькие были бы эти сорок лет, если бы не нравилось.

Прозвенел второй звонок, эхом отдаваясь в уже пустых коридорах.

- Как тут с наркотиками? - спросил Бен.

- Все виды. Как и в каждой школе Америки. Только в нашей, наверно, еще больше.

- Неужели и марихуана?

- Я сам пробовал. Эффект приятный, но повышает кислотность желудка.

- Вы - пробовали?

- Тс-с-с! Большой Брат слышит нас повсюду. Кроме того, вот мой класс.

- Ой-ой-ой.

- Не нервничайте, - посоветовал Мэтт и пропустил его в комнату. Добрый день, люди, - обратился он к дюжине студентов, внимательно разглядывающих Бена. - Это - мистер Бенджамен Мерс.

Сначала Бен решил, что ошибся домом.

Когда Мэтт Берк приглашал его к ужину, он ясно объяснил, что речь идет о маленьком сером домике, следующем за красным, но этот рок-н-ролл, льющийся из окна бурным потоком...

Он постучал, не получил ответа и постучал сильней. На этот раз музыка утихла, и голос Мэтта:

- Открыто! Заходите!

Он зашел, с любопытством оглядываясь. Раннеамериканская меблировка. Невероятно древний телевизор. Мэтт вышел из кухни, снимая красно-белый передник. Вслед за ним явился запах макарон под соусом.

- Прошу извинить за шум, - сказал Мэтт. - Я немного глух.

- Хорошая музыка.

- Я любитель рока со времени Бадди Холли. Вы голодны?

- Ага. Спасибо, что пригласили. С тех пор как я приехал в Салем Лот, я съел, наверное, столько, сколько за предыдущие лет пять.

- У нас гостеприимный город. Не возражаете, если мы поедим на кухне? Два месяца назад один антиквар предложил мне двести долларов за обеденный стол, и я с тех пор не удосужился раздобыть новый.

- Я кухонный едок из длинной династии кухонных едоков.

Кухня оказалась маниакально чистой. На маленькой четырехконфорочной печке исходил паром котелок спагетти. На раскладном столике выстроились разнокалиберные тарелки и стаканы. Последняя натянутость отпустила Бена, и он почувствовал себя как дома.

- Там в буфете бурбон и водка, - сообщил Мэтт. - Миксер, пожалуйста. Боюсь, ничего изысканного нет.

- Бурбон с водой из-под крана меня вполне устроит.

- Так займитесь. Я накрою на стол.

Смешивая коктейль, Бен сказал:

- Мне понравились ваши детишки. Они задавали хорошие вопросы. Трудные, но хорошие.

- Например, откуда у вас берутся мысли, - Мэтт сымитировал "секс-девчушкин" лепет Рути Кроккет.

- Штучка.

- Что да, то да.

Бен покончил с коктейлем, взял у Мэтта тарелку спагетти, полил соусом и взялся за вилку.

- Фантастика, - проговорил он, - мама миа!

- Вот так! - сказал Мэтт.

Бен виновато смотрел на тарелку, опустевшую с поразительной быстротой.

- Еще?

- Полтарелки хватит. Это великие спагетти.

- Ваша новая книга - роман?

- Что-то вроде фантастики. Честно говоря, я пишу ее ради денег. Искусство искусством, но когда-то хотелось бы и вытащить счастливый билет.

- Пойдемте в гостиную, - предложил Мэтт. - Кресла у меня шаткие, но все-таки удобнее этих кухонных кошмаров. Вы наелись?

- Пощадите!

В гостиной Мэтт вытащил пачку альбомов и принялся разжигать корявую трубку. Покончив с этим занятием и сидя внутри облака дыма, он внимательно посмотрел на Бена.

- Нет, - произнес Мэтт наконец, - отсюда его не видно.

Бен резко обернулся.

- Кого?

- Марстен Хауз. Ставлю трехпенсовик, что вы искали его.

Бен неспокойно рассмеялся:

- Я не держу пари.

- Ваша книга о городе вроде Салема Лота?

- О городе и о людях, - кивнул Бен. - Там будет серия сексуальных убийств. Я намеревался начать с одного из них и описать его с начала до конца во всех подробностях. Сунуть читателя в это носом. Как раз этим я занимался, когда исчез Ральфи Глик, и меня... ну, в общем, неприятно поразило.

- Вы основываетесь на тех исчезновениях тридцатых годов?

Бен внимательно взглянул на него:

- Вы об этом знаете?

- Да. И большинство старожилов тоже. Меня тогда не было в Лоте, но были Мэйбл Вертс, Глэдис Мэйберри и Мильт Кроссен. Кое-кто из них уже уловил связь.

- Какую связь?

- Оставьте, Бен. Это же очевидно.

- Наверное. В последний раз, когда в доме кто-то жил, исчезли четыре ребенка за десять лет. Теперь, после тридцатишестилетнего перерыва, в доме поселились опять - и тут же исчез Ральфи Глик. Вы думаете, это совпадение?

- Возможно, - осторожно произнес Бен. Предостережение Сьюзен не выходило у него из головы. - Но это странно. Я проверил газеты с 39-го по 70-ый - просто для сравнения. Трое мальчишек исчезли, но всех нашли. Одного - живым, двух - мертвыми.

- Может быть, найдут и мальчонку Гликов.

- Может быть.

- Но вы так не думаете? Что вы знаете об этом Стрэйкере?

- Совершенно ничего. Я даже не уверен, что хочу его видеть. У меня в работе книга, и она основана на определенном представлении о Марстен Хаузе и его обитателях. Если я вдруг обнаружу, что Стрэйкер - обыкновенный бизнесмен, это меня может выбить из колеи.

- Не думаю, чтобы это вам угрожало. Сегодня он открыл магазин - вы знаете? По-моему, Сьюзен Нортон с матерью заглядывали туда... черт, большинство женщин в городе только и ждали возможности сунуть туда нос. Даже Мэйбл Вертс приковыляла. Общее мнение вполне благоприятное: денди, совершенно лысый, с очаровательными манерами. Мне говорили, что он даже кое-что сумел продать.

Бен улыбнулся:

- Восхитительно. Кто-нибудь видел другую половину команды?

- Предположительно - уехал за покупками.

- Почему "предположительно"?

Мэтт пожал плечами:

- Не знаю. Может быть, все это не стоит выеденного яйца, но этот дом действует мне на нервы.

Бен кивнул.

- И, в довершение всего, имеем еще одно исчезновение ребенка. Да еще брата Ральфи - Дэнни. Умер в полночь. Злокачественная анемия, - продолжал учитель.

- Что же здесь странного? Несчастье, конечно.

- Мой доктор, Джимми Коди, учился у меня... Бен, учтите, это только разговоры. Слухи.

- О'кей.

- Так вот, Джимми консультировал Дэнни. У мальчика была анемия. Он сказал, что содержание красных кровяных шариков у мальчика этого возраста должно быть от восьмидесяти пяти до девяносто пяти процентов. У Дэнни оно упало до сорока пяти.

- Увы, - сказал Бен.

- Они делали ему инъекции В12, давали телячью печенку, и все, казалось, действовало. Его собирались выписать на следующий день, как вдруг - бах! - он падает мертвым.

- Не говорите этого Мэйбл Вертс. Она увидит в парке индейцев с отравленными стрелами.

- Я не сказал никому, кроме вас. И не собираюсь. Кстати, Бен, на вашем месте я бы тему вашей книги держал в секрете. Если Лоретта Старчер спросит, о чем вы пишете, говорите, что об архитектуре.

- Мне уже дали этот совет.

- Сьюзен Нортон, конечно.

Бен взглянул на часы и встал.

- Насчет Сьюзен...

- Распускаем хвост? - понял Мэтт. - Кстати, мне нужно в школу. Мы репетируем третий акт комедии большой общественной значимости под названием "Проблемы Чарли".

- А в чем проблемы?

- В прыщах, - ухмыльнулся Мэтт.

- Послушайте, - спросил он Бена, когда они вышли в моросящий дождь, что у вас намечается на вечер пятницы?

- Не знаю, - пожал плечами Бен. - Думаю, пойдем со Сьюзен в кино. Тут выбор невелик.

- У меня другое предложение. Что, если мы создадим рабочую тройку, съездим в Марстен Хауз и представимся новому домовладельцу? От имени города, естественно.

- Конечно, - согласился Бен. - Это будет простая вежливость, ведь правда?

- Деревенский визит вежливости, - подтвердил Мэтт.

- Скажем завтра Сьюзен. Думаю, она согласится.

- Отлично.

Мэтт помахал рукой; "ситроен", дважды прогудев в ответ, скрылся за гребнем холма.

Вечером в четверг репетиции не было, и около девяти Мэтт отправился к Деллу выпить пару пива. Если этот чертов сосунок Джимми Коди ничего не желает прописывать от бессонницы, Мэтт сам позаботится о себе.

Оркестр сегодня не играл, и людей почти не было. Мэтт увидел только троих знакомых: Хорька Крэйга, нянчившего в углу бутылку, Флойда Тиббитса с грозовой тучей вместо лица (он трижды разговаривал со Сьюзен на этой неделе, и ни один разговор не получился) и Майка Райсона, сидевшего у стены.

Мэтт направился к бару, где Делл Марки полировал стаканы и смотрел портативный телевизор.

- Привет, Мэтт. Стакан или кувшин?

- Давай кувшин.

Делл налил, сдул пену, долил еще на два дюйма. Мэтт расплатился и, поколебавшись немного, отправился к Майку. Почти со всей молодежью Лота Майк профильтровался сквозь английский Мэтта, и Мэтту он нравился. Имея средние способности, он работал лучше среднего, потому что спрашивал и переспрашивал, пока не поймет как следует. К тому же чувство юмора и яркая индивидуальность делали его любимцем класса.

- Привет, Майк. Не возражаешь против моего общества?

Майк Райсон поднял на него взгляд - и Мэтт ощутил потрясение, словно от удара током. Первой его мыслью было: наркотик. Сильный наркотик.

- Конечно, мистер Берк. Садитесь, - голос звучал безразлично. На ужасающе белом лице темнели глубокие тени под глазами. Сами глаза выглядели втрое больше обычного. Руки в полутьме распивочной медленно двигались по столу как призраки. Стакан пива стоял перед ним нетронутый.

- Как дела, Майк? - Мэтт налил себе пива, стараясь унять дрожь в руках.

Жизнь Мэтта текла спокойно и ровно. Уже тринадцать лет - после смерти матери - единственной вещью, которая выводила его из равновесия, был несчастный конец некоторых его учеников. Билли Ройко, погибший во Вьетнаме за два месяца до прекращения огня; Салли Григ, одна из самых талантливых и жизнерадостных его учениц, убитая своим пьяным дружком, которому объявила, что хочет порвать с ним; Гарри Коулмен, ослепший от какой-то мистической деградации зрительного нерва; брат Бадди - Мэйбэрри Дуг, утонувший во время купания, и - наркотики, маленькая смерть.

- Дела? - медленно переспросил Майк. - Не знаю, мистер Берк. Не то чтобы хорошо.

- Какого дерьма ты набрался, Майк? - мягко спросил Мэтт. Майк глядел на него непонимающе. - Травка, - пояснил Мэтт, - кокаин. Или...

- Нет, - сказал Майк, - я думаю, я болен.

- Это правда?

- Я никогда серьезных наркотиков не нюхал - эти слова, казалось, стоили Майку ужасного усилия. - Так только, игрушки. И к этому не прикасался четыре месяца. Я болен... еще с понедельника, по-моему. Слушайте, я заснул в воскресенье вечером на "Гармони Хилл". Проспал всю ночь до утра понедельника, - он медленно покачал головой, - и с каждым днем мне все хуже и хуже. - Он вздохнул, и сам встрепенулся от движения воздуха, как омертвевший лист на ноябрьском клене. Мэтт сосредоточенно наклонился вперед:

- Это случилось после похорон Дэнни Глика?

- Ну, - Майк снова посмотрел на него. - Я вернулся зарыть могилу, когда все ушли, но эта сука... простите, мистер Берн... Роял Сноу так и не объявился. Я долго ждал его, и вот тогда, наверно, уже заболел, потому что все, что было потом... ох, у меня от этого болит голова. Мне трудно думать.

- Что ты помнишь, Майк?

- Помню? - Майк глядел в янтарные глубины своего пива и следил за отрывающимися от стенок стакана пузырьками. - Помню пение. Никогда не слыхал такого красивого. И чувство... как будто тонешь. Только приятно. Все, кроме глаз. Эти глаза.

Он обхватил свои локти и вздрогнул.

- Чьи глаза? - настаивал Мэтт.

- Красные. Жуткие глаза.

- Чьи?

- Не помню. Не было глаз. Мне все приснилось. - Мэтт почти мог видеть, как он отталкивает от себя воспоминания. - Ничего больше про ночь воскресенья не помню. В понедельник утром я проснулся на земле и сначала даже встать не мог - так устал. Но потом поднялось солнце... я испугался солнечного удара... добрался до ручья. Страшно устал. Ужасно. И опять уснул. Спал до... часов до четырех или пяти, - его смешок зашелестел, как бумага. - Когда проснулся, был весь засыпан листьями. Но стало немножко лучше. Тогда я встал и пошел к машине. - Он медленно провел рукой по лицу. - Должно быть, я зарыл мальчугана еще в воскресенье. Странно. Не помню этого вовсе.

- Зарыл?

- Могилу зарыл, без Рояла обошелся. Утрамбовал землю и прочее. Полно работы. А я не помню. Наверно, серьезно заболел.

- А в понедельник где ты ночевал?

- Дома. Где же еще?

- А как ты чувствовал себя во вторник?

- Никак. Проспал целый день. До самой ночи.

- А потом?

- Ужасно. Ноги - как из резины. Я встал напиться - и чуть не упал. Пришлось идти на кухню, держась за стены. Ослабел, как котенок. - Он нахмурился. - Ничего есть не мог. Тошно. Как с похмелья.

- И ничего не ел?

- Пытался, и все обратно вышло. Но мне стало лучше. Я встал, немного походил. Потом вернулся в постель. - Пальцы его блуждали по старым следам от пивных стаканов. - Я испугался. Как младенец испугался. Прежде чем лечь, убедился, что все окна заперты. И зажег все лампы.

- А вчера утром?

- Утром... Да ведь... я не вставал до девяти вечера... вечера. - Он опять издал бумажный смешок. - Я еще подумал, если и дальше так - скоро вообще просыпаться перестану. А так делают мертвые.

Мэтт мрачно глядел на него. Позади Флойд Тиббитс у музыкального автомата выбирал песню.

- Странно, - сказал Майк, - когда я встал, окна в спальне оказались открыты. Я их, должно быть, сам открыл. Мне снилось... кто-то подошел к окну, я встал... и впустил его. Как старого друга, который замерз... или был голоден.

- Кто это был?

- Мне это снилось, мистер Берк.

- Но во сне - кто это был?

- Не знаю. Я попытался есть, но не мог.

- Что же ты делал?

- Смотрел телевизор. Джонни Карсона. Мне стало лучше. Тогда я лег.

- Ты запер окна?

- Нет.

- И спал весь день?

- Проснулся на рассвете.

- Слабым?

- Господи... - он опять провел рукой по лицу. - Мне так худо! Это грипп или что, мистер Берк? Я ведь не серьезно болен, правда?

- Не знаю, - сказал Мэтт.

- Я подумал, может, пиво меня подбодрит, но и пить не могу. Вся неделя... как в кошмаре. Я боюсь. - Он спрятал лицо в похудевших руках, и Мэтт увидел, что он плачет.

- Майк!..

Никакого ответа.

- Майк, - он мягко отвел руки Майка от лица, - я хочу, чтобы ты пришел сегодня ко мне и спал у меня в комнате для гостей. Сделаешь это?

- Ладно.

- А завтра я хочу, чтобы ты со мной навестил доктора Коди.

- Ладно.

- Пошли.

Он подумал, не позвонить ли Бену Мерсу, - но звонить не стал.

Мэтт постучал в дверь, и Майк Райсон сказал:

- Войдите.

Мэтт принес пижаму:

- Великовата, но...

- Все в порядке, мистер Берк. Я сплю в трусах.

Он стоял в одних шортах, и Мэтт увидел, что все его тело ужасающе бледно. Ребра сильно выпирали из-под кожи.

- Поверни голову, Майк. Вот так.

Майк послушно повернул.

- Майк, откуда эти... царапины?

Рука Майка потянулась к горлу:

Не знаю.

Мэтт постоял, беспокойно раздумывая. Потом подошел к окну. Задвижка была надежно закрыта, и все-таки он подергал оконную створку. За окном тяжело прижалась к стеклу темнота.

- Зови меня ночью, если тебе что-то понадобится. Что бы то ни было. Даже если просто увидишь плохой сон. Ты это сделаешь, Майк?

- Да.

- Я буду здесь, в соседней комнате.

- Хорошо.

Неуверенно, чувствуя, что сделал не все, что требовалось, Мэтт вышел.

Он так и не смог заснуть, и единственное, что помешало ему теперь позвонить Бену Мерсу, - это сознание, что у Евы все уже спят. Пансион населяли старики, и, если там ночью звонил телефон, это означало, что кто-то умер.

Мэтт беспокойно следил, как светящиеся стрелки будильника переходят с половины двенадцатого на двенадцать. Дом сделался сверхъестественно тихим. Впрочем, может быть, и естественно: старый, но крепко построенный, он давно уже перестал издавать звуки, сопровождающие усадку. Только тикали часы и снаружи слабо шумел ветер. В это время ночи никто не ездит по улицам Салема Лота.

То, что ты думаешь - бред.

Шаг за шагом он шел к вере. Конечно же, как человек начитанный, он сразу подумал об этом, когда услышал рассказ Джимми Коди о болезни Дэнни Глика. Мэтт с Коди посмеялись над такой мыслью. Видно, это ему наказание за смех.

Царапины? Это не царапины. Это следы укусов.

Тебя научили, что такого никогда не бывает, кроме как в волшебных сказках. Конечно, есть чудовища: они держат пальцы на термоядерных кнопках шести стран, убивают, грабят, подстерегают в лесу детей. Но не... Не это. Ты не так глуп. Следы Дьявола на груди женщины - только родимые пятна; человек, вернувшийся с собственных похорон к дверям жены, только страдает летаргией; призрак, копошащийся в углу детской спальни, только охапка одеял. Некоторые священники объявили, что даже Бог нынче уже мертв.

Никакого звука из-за двери. Майк спит? Почему бы нет? Разве не для этого Мэтт пригласил его сюда? Чтобы мальчик мог хорошенько выспаться без... без кошмаров. Мэтт встал и подошел к окну. Из этой комнаты виднелась крыша Марстен Хауза, словно замороженного лунным светом.

Я боюсь!

Хуже того - он был смертельно перепуган. Мозг лихорадочно вспоминал патентованные средства защиты от этой болезни, не имеющей названия. Чеснок, святая печать и святая вода, распятие, шиповник... Ничего этого не припасено у него в доме. Он простой, современный, не ходящий в церковь методист.

Единственный священный предмет поблизости - это...

Тихо, но отчетливо в молчании дома послышались слова. Их произносил голос Майка Райсона - мертвенный голос говорящего во сне:

- Да. Входи.

Дыхание Мэтта остановилось, потом вырвалось из груди в беззвучном крике. Ужас обессилил его. Живот налился свинцовой тяжестью. Что, во имя Бога, пригласили сейчас в дом?

В комнату прокрался звук открываемой оконной задвижки. Потом скрип дерева по дереву - поднялась оконница.

Можно успеть. Подбежать, выхватить Библию из ящика в столовой. Взбежать по лестнице обратно, распахнуть двери гостевой комнаты, поднять Библию над головой: "Во имя Отца и Сына, и Святого Духа повелеваю тебе удались..."

Но кто там, в комнате?

"Зови меня ночью, если тебе что-нибудь понадобится".

Но я не могу, Майк. Я старый человек. Я боюсь.

Ночь наводнила его мозг паноптикумом ужасающих образов, танцующих на грани непроницаемой тени. Клоунскибелые лица, огромные глаза, острые зубы, длинные белые руки, тянущиеся из мрака, тянущиеся... к чему?

Дрожащий стон вырвался у него, и он спрятал лицо в ладонях.

Не могу. Боюсь.

Он не смог бы пошевелиться, даже если бы увидел, как поворачивается ручка его собственной двери. Парализованный страхом, он жалел, что ездил сегодня к Деллу.

Боюсь.

И в жутком тяжелом молчании дома, сидя на кровати и закрыв лицо руками, он услыхал звонкий, мелодичный, исполненный зла смех ребенка...

...а потом долгие сосущие звуки.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИМПЕРАТОР МОРОЖЕНОГО

Возьми из ящика, где нет трех ручек,

Ту простыню,

Где вышила она когда-то три зюйдвестки,

И этой простыней накрой ее лицо,

Но так, чтобы не видно было ног,

Не то всем станет ясно, как она замерзла.

Пусть лампы ярче светят.

Единственный император

Это император мороженого.

Уоллейс Стивенс.

В этой колонне есть

Отверствие. Взгляни,

Ты видишь королеву мертвых?

Джордж Сефрис.

8. БЕН (3)

Должно быть, в дверь уже давно стучали: к тому времени, как Бен с трудом заставил себя проснуться, стук, казалось, пробудил эхо в спящих улицах. За окном царила темнота: попытавшись нащупать часы, он сбил их на пол. Бен почувствовал растерянность и страх.

- Кто там? - крикнул он.

- Это Ева, мистер Мерс, - она явно спала не меньше чем на три пятых. - Вас зовут к телефону.

Он встал, нашел шлепанцы и отправился к двери. Кто заболел? Кто умер?

- Междугородняя?

- Нет, это Мэттью Берк.

Это известие его не успокоило, как следовало бы ожидать.

- Который час?

- Четыре с чем-то. Мистер Берк, кажется, очень расстроен.

Бен спустился к телефону, взял трубку:

- Это Бен, Мэтт.

Мэтт часто дышал:

- Можете приехать, Бен? Прямо сейчас?

- Хорошо. Что случилось? Вы больны?

- Не по телефону. Приезжайте.

- Через десять минут буду.

- Бен! - У вас есть распятие? Медальон со святым Христофором? Что-нибудь вроде этого?

- Черт, нет. Я... был... баптист.

- Ладно. Приезжайте скорее.

Бен повесил трубку и быстро пошел наверх. Ева в белой ночной рубашке, положив руку на перила, стояла в нерешительности: и узнать все хочется, и не хочется вмешиваться в дела постояльца.

- Мистер Берк болен, мистер Мерс?

- Говорит, нет. Он только попросил меня... Послушайте, вы не католичка?

- Мой муж был католик.

- У вас нет распятия или медальона святого Христофора?

- Ну... мужнино распятие в спальне... я могла бы...

- Пожалуйста!

Она пошла через прихожую, шурша шлепанцами по старому ковру. Бен поднялся к себе и оделся. Когда он вернулся, Ева, держа в руках распятие, уже ждала его у дверей.

- Спасибо.

- Это мистер Берк попросил его у вас?

- Да.

Она нахмурилась:

- Он ведь не католик. По-моему, он и в церковь-то не ходит.

- Он не объяснил мне.

- О! - она понимающе кивнула и отдала распятие. - Пожалуйста, берегите его. Оно для меня много значит.

- Я понимаю. Не беспокойтесь.

- Надеюсь, с мистером Берком все в порядке. Он хороший человек.

Бен спустился к машине. Он не мог одной рукой держать распятие и доставать ключи, но, вместо того чтобы переложить распятие в другую руку, он почему-то одел его на шею. Серебро тяжело скользнуло на рубашку, и, садясь в машину, он едва отдавал себе отчет, что эта тяжесть его успокаивает.

Все окна на первом этаже домика Мэтта светились, и, чуть только фары "ситроена" Бена выплеснули свет на подъездную дорожку, Мэтт открыл дверь и встал на пороге.

Бен приготовился почти ко всему, но лицо Мэтта все же потрясло его. Мертвенно бледное, с дрожащими губами. Глаза расширились и, кажется, перестали мигать.

- Пойдемте на кухню, - проговорил Мэтт.

Когда Бен шагнул на порог, свет лампы упал на распятие.

- Вы принесли его!

- Оно принадлежит Еве Миллер. Что случилось?

Мэтт повторил:

- На кухню.

Проходя мимо лестницы на второй этаж, Бен мельком бросил на нее взгляд и вздрогнул.

Кухонный стол, за которым они ели спагетти, был теперь пустым, за исключением трех предметов, которые наводили на размышления: чашка кофе, старинная Библия и револьвер 38-го калибра.

- Да в чем дело, Мэтт? Вы выглядите ужасно.

- И, может быть, мне просто приснился кошмар, но, слава Богу, что вы здесь. - Он взял со стола револьвер и принялся рассеянно вертеть его в руках.

- Рассказывайте. И прекратите играть этой штукой. Она заряжена?

Мэтт положил пистолет в провел рукой по волосам.

- Да, заряжена. Хоть я и не думаю, чтобы от этого был толк... разве что для меня самого. - Он рассмеялся дребезжащим нездоровым смехом, похожим на скрип битого стекла.

- Прекратите!

Резкость голоса Бена смела с глаз Мэтта странное остановившееся выражение. Он потряс головой, как вылезшее из холодной воды животное.

- Наверху мертвец, - сказал он.

- Кто?

- Майк Райсон. Городской рабочий.

- Вы уверены, что он мертв?

- Абсолютно, хотя я туда не заглядывал. Не посмел. Может быть, в другом смысле он вовсе и не мертв.

- Мэтт, вы говорите как человек не в здравом рассудке.

- Думаете, я этого не знаю? То, что я говорю, - бессмыслица, а то, что я думаю, - безумие. Но мне некого было позвать, кроме вас. Во всем Салеме Лоте вы один, может быть... может быть... - Он помотал головой и начал заново: - Мы говорили о Дэнни Глике.

- Да.

- Майк хоронил его. И Майк нашел собаку Вина Пурингтона на воротах кладбища "Гармони Хилл". Вечером я встретил Майка Райсона у Делла и...

- ...и я не смог войти, - закончил он. - Не смог. Я сидел на кровати почти четыре часа. Потом я, как вор, прокрался вниз и позвонил вам. Что вы об этом думаете?

Бен снял распятие и задумчиво водил по нему пальцем. Время приближалось к пяти, восточный край неба розовел.

- Я думаю, нам надо подняться в вашу гостевую комнату и посмотреть. Это все, что я думаю сейчас.

- Теперь, под утро, все кажется мне кошмаром. Надеюсь, так и есть. Надеюсь, Майк спит как ребенок.

- Ладно, пошли посмотрим.

- О'кей, - с трудом произнес Мэтт и вопросительно взглянул на стол, потом на Бена.

- Конечно, - сказал Бен и надел распятие Мэтту на шею.

- Действительно, с этим легче, - Мэтт виновато засмеялся. - Как вы думаете, позволят мне взять его с собой в сумасшедший дом?

- Хотите пистолет? - спросил Бен.

- Наверное, нет.

Они отправились вверх по лестнице. Бен шел впереди. На верхней площадке из маленького холла вели две двери. Одна - открытая - в спальню Мэтта...

- Другая, - сказал Мэтт.

Бен прошел через холл к двери гостевой комнаты. Не то чтобы он полностью поверил в Мэттову фантасмагорию, но все-таки его поглотила волна чернейшего ужаса, когда-либо им изведанного.

Открываешь дверь - и он висит на потолочной балке, весь распухший и черный, а потом глаза открываются, они провалились в глазницах, но они видят тебя, и они рады, что ты пришел...

Воспоминание всплыло в нем, ужасающе реальное, и на мгновение совершенно парализовало. Он даже ощутил запах сырой штукатурки и мышей. Казалось, простая деревянная дверь гостевой комнаты Мэттью Берка стоит между Беном и тайнами ада.

Потом он нажал на ручку и толкнул дверь от себя. Мэтт стоял у него за плечами, держа распятие.

Окна комнаты выходили прямо на восток. Краешек солнца уже всплыл над горизонтом; первые ясные лучи били прямо в окно, выделяя несколько золотых пылинок над белой простыней, натянутой до подбородка Майка Райсона.

Бен взглянул на Мэтта и шепнул:

- Он в порядке. Спит.

Мэтт произнес без всякого выражения:

- Окно открыто. Оно было закрыто и заперто. Я позаботился об этом.

Взгляд Бена остановился на верхнем краю простыни. Там виднелась одна маленькая капелька крови, уже высохшая до бурого цвета.

- По-моему, он не дышит, - сказал Мэтт.

Бен шагнул вперед:

- Майк! Майк Райсон! Проснись, Майк!

Никакого ответа. Ресницы Майка четко виднелись на фоне щек, растрепанные волосы лежали на лбу, и Бен подумал, что в таком утреннем свете парень выглядел очень красивым. Легкий румянец пробивался на щеках ни следа упомянутой Мэттом мертвенной бледности.

- Конечно, он дышит, - произнес Бен с некоторым нетерпением. - Он просто крепко спит. Майк!.. - он протянул руку и слегка потряс Райсона. Левая рука Майка, свободно лежавшая на груди, соскользнула, костяшки пальцев постучали об пол, словно прося разрешения войти.

Мэтт шагнул вперед, поднял упавшую руку и прижал палец к запястью.

- Пульса нет.

Бен не мог поверить. Он спит, наверняка спит. Здоровый цвет лица, видимая крепость мускулов, губы приоткрыты для дыхания... Его окатило ощущение нереальности. Он крепче взялся за плечо Райсона - и почувствовал, как холодна кожа.

Он смочил палец слюной и подержал его перед полуоткрытыми губами. Ничего. Ни намека на дыхание.

Они с Мэттом посмотрели друг на друга.

- Следы на шее, - напомнил Мэтт.

Бен осторожно повернул голову Райсона. Движение освободило левую руку, и пальцы снова простучали об пол.

На шее Майка Райсона не было никаких следов.

Они снова сидели за кухонным столом. Часы показывали 5:35 утра. Можно было слышать мычание Гриффиновых коров, идущих на пастбище.

- Если верить фольклору, следы исчезают, - сказал вдруг Мэтт. - Когда жертва умирает, следы исчезают.

- Знаю. - Бен знал это из "Дракулы".

- Мы должны забить осиновый кол ему в сердце.

- Не так скоро, - Бен отхлебнул кофе. - Чертовски трудно будет объяснить такой поступок коронеру на дознании. Угодите в кутузку за осквернение трупа. А что более вероятно - в психушку.

- Вы думаете, я сумасшедший? - спокойно спросил Мэтт.

- Нет, - ответил Бен без видимых колебаний.

- Вы верите мне насчет следов укуса?

- Не знаю. Наверное, надо верить. Зачем бы вам врать мне? Не вижу никакой причины. Разве что вы убили его.

- Так, может быть, убил? - Мэтт внимательно посмотрел на Бена.

- Есть три аргумента против. Во-первых, какой у вас мотив? Простите меня, Мэтт, но вы слишком стары, чтобы убивать из ревности или из выгоды по классическим канонам. Во-вторых, каким образом вы это сделали? Если отравили - яд должен быть на редкость безболезненным, очень уж мирно он выглядит. А это исключает большинство известных и доступных ядов.

- А третий аргумент?

- Ни один убийца в здравом уме не станет изобретать подобную историю, чтобы покрыть убийство. Это было бы безумием.

- Мы все время возвращаемся к вопросу о моем душевном здоровье, вздохнул Мэтт. - Я знал, что так будет.

- Я не думаю, что вы сумасшедший. - Бен мягко подчеркнул первое слово.

- Но вы ведь не врач, правда? - возразил Мэтт. - Душевнобольные иногда способны поразительно удачно изображать здоровых.

- Положим, но это все ни к чему нас не ведет. Наверху лежит мертвец, и очень скоро это обстоятельство станет нуждаться в объяснении. Констебль, врач, шериф - все захотят знать, что случилось. Мэтт, а не может быть, что Майк Райсон просто болел всю неделю какой-то вирусной инфекцией и умер как раз в вашем доме?

В первый раз с тех пор, как они спустились из гостевой комнаты, Мэтт проявил признаки волнения:

- Бен, я ведь говорил вам, что он мне рассказывал! Я видел следы у него на шее! Я слышал, как он пригласил кого-то в дом! А потом... Боже, я слышал этот смех! - взгляд его снова остановился.

- Ладно, - Бен встал и выглянул в окно, стараясь привести в порядок мысли. Плохи дела. Как он и говорил Сьюзен, события выходят из-под контроля.

Он поглядел в сторону Марстен Хауза:

- Мэтт, вы знаете, что будет, если вы хоть намекнете кому-нибудь на то, о чем рассказали мне?

Мэтт не ответил.

- Люди начнут стучать себя по лбу у вас за спиной. Маленькие дети примутся скалить зубки и пугать вас, выпрыгивая из-за заборов. Ваши ученики будут перешептываться в классе и смотреть на вас точно так же, как ваши коллеги. Пойдут анонимные звонки якобы от Дэнни Глика и Майка Райсона. Ваша жизнь превратится в кошмар. Вас выживут из города в шесть месяцев.

- Нет. Меня знают.

Бен отвернулся от окна.

- Кого они знают? Старого одинокого чудака? Одно только обстоятельство, что вы неженаты, не оставляет у них никакого сомнения в вашей ненормальности. А как я могу поддержать вас? Я видел только труп и больше ничего. Даже если бы и видел - я ведь не здешний, от меня всего можно ждать. Чего только нам с вами не припишут, уж можете мне поверить!

Во взгляде Мэтта медленно пробуждался ужас.

- Одно слово, Мэтт. Одного только слова достаточно в Салеме Лоте, чтобы покончить с вами.

- Значит, ничего нельзя сделать?

- Можно. У вас есть определенная теория о том, кто... или что убило Майка Райсона. Думаю, эту теорию сравнительно просто подтвердить или опровергнуть. Я в чертовски сложном положении. Не могу поверить, что вы спятили, но и в то, что Дэнни Глик встал из могилы и целую неделю сосал кровь Майка Райсона, тоже не могу поверить. Я собираюсь проверить это. Вы поможете мне?

- Как?

- Вызовите своего врача - как его? Коди? Вызовите Перкинса Джиллеспи. Запустите машину. Расскажите всю историю так, как если бы вы ночью ничего не слышали. Вы встретили Майка у Делла, он сказал, что ему плохо, вы пригласили его к себе. Утром не смогли добудиться и вызвали меня.

- И все?

- Это и есть все. Когда станете звать Коди, не говорите, что Майк мертв.

- Не...

- Бог мой, да почем вы это знаете? - взорвался Бен. - Вы искали пульс, но не нашли, я пытался убедиться, что он дышит, - и не сумел. Попытайся кто-нибудь зарыть меня в могилу на таких основаниях, я бы здорово посмеялся. Особенно - если бы выглядел таким здоровяком, как он.

- Это вас тоже ставит в тупик, как и меня? - тихо спросил Мэтт.

- Да, - признался Бен.

- Хорошо, - согласился Мэтт. - Вы говорите разумно... насколько это вообще возможно при таких обстоятельствах. Но предположим... только гипотетически... что мои подозрения верны? Понравится вам хоть малейшая тень вероятности, что Майк... вернется?

- Я уже сказал, что это легко проверить. Меня больше беспокоит другое.

- Что?

- Минутку. Начнем сначала. Это вопрос логики - надо проверить все возможности. Первая возможность: Майк умер от болезни. Как вы можете ее подтвердить или исключить?

Мэтт пожал плечами:

- Наверное, медицинской экспертизой.

- Точно. И то же самое относится к убийству. Если его отравили, застрелили, пристукнули...

- Случаются и нераскрытые убийства.

- Конечно. Но лично я ставлю на медицинскую экспертизу.

- А если заключение будет "причина неизвестна"?

- Тогда, - решительно произнес Бен, - мы навестим могилу после похорон и посмотрим, встанет ли он. Если встанет - во что я не могу поверить - мы будем знать. Если нет - мы займемся тем, что меня беспокоит.

- Моим безумием, - медленно проговорил Мэтт. - Бен, клянусь памятью матери, у него были шрамы на шее, я слышал, как открывают окно и...

- Я вам верю, - спокойно прервал его Бен.

Мэтт замолчал с видом человека, неожиданно избегнувшего крушения.

- Видите ли... - продолжал Бен, - со мной один раз произошло нечто... связанное с этим проклятым домом на холме. Нечто такое, что заставляет меня сочувствовать людям, рассказывающим сумасшедшие истории о сверхъестественном. Когда-нибудь я расскажу вам все.

- Почему не сейчас?

- Нет времени. Вам надо делать эти вызовы. А у меня есть еще вопрос. Подумайте хорошенько. У вас есть враги?

- Способные на такое - нет.

- Бывший ученик, может быть? С камнем за пазухой?

Мэтт, хорошо знающий, до какой степени значительным было его влияние на жизнь учеников, вежливо засмеялся.

- О'кей, - согласился Бен, - поверю вам на слово. - Он потряс головой. - Мне это не нравится. Находят собаку на воротах кладбища. Исчезает Ральфи Глик, умирает его брат и Майк Райсон. Может быть, все это как-то связано. Но тогда... Я не могу этому поверить.

- Я лучше позвоню домой Коди, - Мэтт встал. - Перкинс тоже, наверное, еще дома.

- В школу заодно позвоните, предупредите, что вы нездоровы.

- Верно, - Мэтт принужденно рассмеялся. - Это будет первый раз за три года. Ну, надо сказать, есть основания.

Он отправился в гостиную и принялся звонить. Коди пришлось разыскивать у пациентов в Кэмберлненде. Через некоторое время Мэтт крикнул:

- Джимми будет здесь через час.

- Хорошо, - сказал Бен. - Я пойду наверх.

- Не трогайте ничего.

- Конечно.

Поднимаясь, Бен слышал, как Мэтт вызывает к телефону Перкинса Джиллеспи, отвечает на его вопросы. В холле наверху звук голоса превратился в неразборчивое бормотание.

Бена снова окатил знакомый ужас. Вот приближающаяся дверь все растет и растет в глазах ребенка. Вот тело - лежит, как они его оставили: левая щека на подушке, рука на полу. Вот вдруг открываются глаза, полные тупого животного торжества. Дверь захлопывается. Левая рука поднимается с пола, пальцы скрючиваются, как когти, губы кривятся в хищной улыбке, обнажая зловеще выросшие длинные острые клыки...

Он шагнул вперед и толкнул дверь онемевшими пальцами. Петли скрипнули.

Тело лежало так, как они его оставили.

- Перкинс едет, - крикнул Мэтт снизу, и Бен чуть не закричал.

До чего точной была эта фраза "запустите машину"! Именно машина этакий искусный часовой механизм с пляшущими фигурками, из тех, что делали в Германии.

Перкинс Джиллеспи, при зеленом галстуке с эмблемой внутренних дел на булавке, прибыл первым. В его глазах еще застыли зернышки сна. Он сказал, что уведомил окружного медицинского эксперта.

- Сам, конечно, не приедет, чертов сын, - Перкинс передвинул сигарету в уголок рта, - но пришлет своих парней. Трогали труп?

- Рука упала с кровати, - сообщил Бен. - Я пытался положить ее обратно, но она не удержалась.

Перкинс осмотрел его с ног до головы и ничего не ответил.

Мэтт провел их наверх, и Перкинс раз семь обошел тело.

- Послушайте, вы уверены, что он мертв? - в конце концов спросил он. - Вы пытались разбудить его?

Следующим прибыл Джеймс Коди, доктор медицины. Приехал прямиком из Кэмберленда. Он поднял простыню и нахмурился. Со спокойствием, удивившим Бена, Мэтт Берк произнес:

- Это мне напоминает ваш рассказ насчет мальчонки Гликов, Джимми.

- Это был частный разговор, мистер Берк, - коротко отозвался Коди. Если родичи Дэнни Глика услышат что-то подобное, они на меня подадут в суд.

- И выиграют дело?

- Пожалуй, нет, - вздохнул Джимми.

- Что такое насчет мальчонки Глика? - переспросил Перкинс, нахмурившись.

- Ничего, - ответил Джимми, - ничего общего. Он взял стетоскоп, пробормотал что-то и приподнял веко трупа, направив туда световой зайчик.

- О Боже! - Бен увидел, как сократился зрачок.

- Интересный рефлекс, правда? - обернулся к нему Джимми. Он отпустил веко, и оно странно медленно упало, как будто труп подмигнул им. - Дэвид Прайн и Джон Хопкинс наблюдали его в некоторых мертвых телах вплоть до девятого часа после смерти.

- Начитанный парень, правда? - проворчал Мэтт.

- А ты не очень любишь читать о вскрытиях, старый брюзга, машинально отозвался Джимми и достал небольшой молоточек.

"Прелестно, - подумал Бен, - парень не изменяет своим манерам, даже если пациент - труп?" Мрачный смешок поднялся в нем, как в колодце.

- Он мертв? - спросил Перкинс, стряхивая пепел в пустую вазу. Мэтт вздрогнул.

- Мертв.

Джимми снова покрыл лицо Райсона простыней и стукнул молоточком по правой ноге. Нога не шевельнулась. Бен вспомнил поэму Уоллейса Стивенса о мертвой женщине.

- И пусть конец будет концом обмана, - процитировал он. Единственный император - это император мороженого.

Мэтт бросил на него резкий взгляд, и Бен на мгновение чуть не потерял контроль над собой.

- Это еще что? - растерялся Перкинс.

- Поэма, - сказал Бен. - Это строки из поэмы о смерти.

- По-моему, больше похоже на шутовство, - сказал Перкинс и опять стряхнул пепел в вазу.

- Нас представили друг другу? - спросил Джимми, глядя на Бена.

- Мимоходом, - ответил Мэтт. - Джимми Коди, местный коновал, познакомься с Беном Мерсом - местной темной лошадкой.

- Вечно у него шуточки, - прокомментировал Джимми. - Небось ими деньги зарабатывает.

Коди и Бен подали друг другу руки над мертвым телом.

- Помогите мне перевернуть его, мистер Мерс.

Немного неуклюже Бен помог. Тело было холодным, но еще не ледяным. Джимми внимательно осмотрел спину, приспустил трусы.

- Это зачем? - спросил Перкинс.

- Пытаюсь установить время смерти, - сообщил Джимми. - Когда кровь перестает перекачиваться, она ищет самый низкий уровень, как любая жидкость.

- Это ведь дело эксперта, верно?

- Они пришлют Норберта. А Брент Норберт еще никогда не отказывался от небольшой дружеской помощи.

- Норберт не найдет собственную задницу двумя руками с фонариком. Перкинс выкинул окурок в окно. - Мистер Берк, у вас с этого окна отвалился ставень. Я видел его внизу, когда подъезжал.

- В самом деле? - переспросил Мэтт, тщательно контролируя голос.

Коди достал из чемоданчика термометр и положил на простыню часы они заблестели в солнечном луче. Было четверть седьмого.

- Я пошел вниз, - произнес Мэтт несколько сдавленным голосом.

- Можете идти все, - сказал Джимми. - Это долгое дело. Сварите кофе, мистер Берк?

- Конечно.

Мэтт варил кофе, когда на стареньком сером "форде" появился Брентон Норберт, помощник медэксперта. Его вместе с фотографом отправили наверх.

Перкинс Джиллеспи лил в кофе сливки до тех пор, пока жидкость не выплеснулась в блюдце, затем попробовал ее большим пальцем, вытер его о штаны, зажег еще одну сигарету и спросил:

- Как вы здесь оказались, мистер Мерс?

Тут в "машину" включились Бен с Мэттом, и фактически они не солгали ни разу, но достаточно оставили недосказанным, чтобы их связала друг с другом нить заговора. Бен беспокойно задавал себе вопрос: они ловчат или делают нечто гораздо худшее и более опасное? Мэтт сказал, что позвал Бена как единственного в Салеме Лоте человека, способного ему поверить. Сколько бы ни было недостатков у Мэтта Берка, незнание людей к ним явно не относилось.

К половине девятого все закончилось.

Катафалк Карла Формена увез тело Майка и вместе с ним вывез из дома в город известие о случившемся. Перкинс Джиллеспи, стоя на пороге, проводил катафалк взглядом, жуя губами сигарету.

- Столько раз Майк стоял на козлах - и, должно быть, не догадывался, как скоро сам поедет на этой штуке, - вдруг сказал он и повернувшись к Бену, спросил: - Вы еще не уезжаете из Лота? Хорошо если бы вы остались на коронерское следствие.

- Нет, я не уезжаю.

Бледно-голубые глаза констебля смерили Бена с ног до головы:

- Я вас проверил в полиции штата. За вами все чисто.

- Рад слышать, - отозвался Бен ровным голосом.

- Говорят, вы гуляете с девчонкой Билла Нортона?

- Есть такое дело.

- Она милая крошка, - Перкинс не улыбнулся. Катафалк уже скрылся из виду, даже шум его двигателя превратился в слабое жужжание и затих. Пожалуй, с Флойдом Тиббитсом она сейчас встречается нечасто.

- Вам не надо заняться бумагами, Перк? - мягко вмешался Мэтт.

Констебль вздохнул и выплюнул окурок.

- Конечно, надо. Второй экземпляр, третий экземпляр, на-теле-нет-следов-насилия... Морока! Видно, этот Марстен Хауз действительно проклят: чуть купили, сразу поехало...

Бен и Мэтт стояли с непроницаемыми лицами.

- Ладно, пока, - Перкинс направился к своей машине, открыл дверь, потом вдруг обернулся. - Вы часом не скрываете от меня что-нибудь, а?

- Перкинс, - сказал Мэтт, - здесь нечего скрывать. Он мертв.

Констебль глядел на них некоторое время, поблескивая проницательными глазами из-под мохнатых бровей, потом вздохнул:

- Пожалуй, так. Но это чертовски забавно: собака, мальчонка Гликов, второй мальчонка Гликов, теперь Майк... Годовая норма для такого дрянного городишки. Моя бабушка говорила, что Бог троицу любит, не четверню.

Он сел в машину, завел двигатель и уехал.

Через полминуты машина показалась на подъеме, дав прощальный гудок.

Мэтт порывисто вдохнул:

- Вот и все.

- Да, - согласился Бен. - Я до смерти устал. А вы?

- Я - нет, но я чувствую себя... жутко.

Бен положил руку ему на плечо:

- Знаете, Джиллеспи прав. Что-то происходит. И я все больше и больше уверяюсь, что это имеет отношение к Марстен Хаузу. Кроме меня, в городе только один новый человек. А я-то знаю, что я ничего не делаю. Едем туда сегодня? С деревенским визитом вежливости.

- Если хотите.

- Хочу. Идите и поспите немного. Я найду Сьюзен, и вечером отправимся.

- Ладно. - Мэтт помолчал. - Еще одно. Я все время думаю об этом с тех пор, как вы заговорили о вскрытии.

- Что такое?

- Смех, который я слышал... или, думаю, что слышал, - это был смех ребенка. Если вспомнить рассказ Майка, возникает мысль о Дэнни Глике?

- Конечно.

- Вы знаете, что такое бальзамирование?

- В общих чертах. Из трупов откачивается кровь и заменяется какой-то жидкостью. Когда-то использовали формальдегид, но теперь, думаю, изобрели что-нибудь новое. Кроме того, труп вскрывают.

- Интересно, делали все это с Дэнни? - Мэтт взглянул на Бена.

- Вы достаточно знаете Карла Формена, чтоб спросить его об этом по секрету?

- Пожалуй, найду возможность.

- Сделайте это обязательно.

- Договорились.

Они еще некоторое время смотрели друг на друга, и взгляды их были дружескими, но трудноопределяемыми: у Мэтта виноватый взгляд рационалиста, вынужденного говорить о сверхъестественном, у Бена - что-то вроде неясного испуга перед силами, которые он не мог себе как следует представить.

Когда Бен вернулся, Ева гладила и смотрела по телевизору "Набери номер за доллары". Объявили приз сорок пять долларов, и ведущий вытаскивал телефонные номера из большого стеклянного барабана.

- Я уже все знаю, - она открыла холодильник и достала кока-колу. Ужасно. Бедняга Майк. Уже выяснили?..

- Нет еще, - поторопился ответить Бен. - Я очень устал, миссис Миллер. Я, пожалуй, посплю немного.

- Конечно, обязательно. В этих комнатах наверху и сейчас жара, как в печи. Если хотите, перебирайтесь на первый этаж. Там свежие простыни.

- Нет, спасибо. Мне у себя наверху уже все половицы знакомы.

- Да, сила привычки, - проговорила Ева. - А чего ради мистеру Берку понадобилось распятие?

Бен приостановился на лестнице, слегка растерявшись:

- По-моему, он думал, что Майк Райсон - католик.

Ева распластала на доске новую рубашку:

- Мог бы и лучше знать. Майк же у него учился. А все его ученики лютеране.

На это Бен не нашелся, что ответить. Он отправился наверх, стянул с себя одежду и лег в постель. Сон вскоре навалился на него всей тяжестью. Ему ничего не снилось.

Проснулся он в половине пятого, весь мокрый от пота, но с ясной головой. Утренние события казались теперь далекими и туманными, а фантазии Мэттью Берка потеряли свою настоятельность. Сегодняшний вечер должен был развеять их вовсе.

Он решил позвонить Сьюзен от Спенсера и пригласить ее туда. Они пойдут прогуляться в парк, и он все расскажет ей от начала до конца. По дороге к Мэтту он выяснит ее точку зрения, а там она выслушает самого Мэтта и все для себя решит. А потом - в Марстен Хауз. Эта мысль вызвала судорогу страха под ложечкой.

В задумчивости он не замечал, что кто-то сидит в его машине. Вдруг дверца открылась и высокая фигура выбралась из кабины. Ошарашенному Бену человек представился ожившим огородным пугалом. Вечернее солнце высветило все нелепые и зловещие подробности: старую шапку, низко натянутую на уши, темные очки, потертую куртку с поднятым воротником, зеленые резиновые монтерские перчатки.

- Кто... - только успел проговорить Бен.

Фигура подошла ближе. Сжались кулаки. Потянуло запахом нафталина. Бен мог расслышать надсадное дыхание.

- Ты, сволочь, увел мою девушку, - произнес Флойд Тиббитс невыразительным скрипучим голосом. - Я тебя убью.

И пока Бен пытался прокрутить все это через свою мыслительную машину, Флойд Тиббитс подошел совсем близко.

9. СЬЮЗЕН (2)

Сьюзен вернулась из Портленда около трех и внесла в дом три хрустящих бумажных пакета. Она продала две картины больше чем за восемьдесят долларов и отпраздновала это покупками. Два платья и модная шляпка.

- Сьюзен, - позвала мать, - это ты?

- Да, я...

- Иди сюда, Сьюзен. Я хочу с тобой поговорить.

Сьюзен тут же распознала этот тон, хотя и не слышала его со школьных времен, когда горькие споры о друзьях-мальчиках продолжались день за днем.

Она положила пакеты и отправилась в гостиную. Мать все прохладнее и прохладнее относилась к разговорам о Бене Мерсе, и Сьюзен поняла, что наступил День Последнего Слова.

Миссис Нортон сидела в качалке с вязанием в руках. Телевизор был выключен. То и другое в сочетании не обещало ничего хорошего.

- Должно быть, ты не слышала последней новости, - спицы миссис Нортон быстро стучали, вывязывая темно-зеленую шерсть аккуратными рядами, - ты слишком рано уехала утром.

- Последней?

- Майк Райсон умер ночью в доме Мэттью Берка, и у постели умершего хлопотал не кто иной, как твой друг-писатель мистер Бен Мерс.

- Майк... Бен... что?

Миссис Нортон мрачно улыбнулась:

- Мэйбл позвонила утром и все мне рассказала. Мистер Берк говорит, что встретил Майка в кабаке Делберта Марки вчера вечером, - хотя чего ради учителю шляться по забегаловкам, я не знаю, - и привел его к себе домой, потому что Майк выглядел больным. Ночью он умер. А что там делал мистер Мерс, никто, кажется, не имеет понятия!

- Они знакомы, - машинально пояснила Сьюзен. - Бен говорил, даже подружились. Что случилось с Майком, мама?

Но миссис Нортон не так-то легко было сбить со следа.

- И все-таки есть люди, которые думают, что у нас в Салеме Лоте чересчур много неприятностей с тех пор, как нам явил свое лицо мистер Бен Мерс. Слишком много.

- Глупости, - возмутилась Сьюзен. - Скажи же, что с Майком!

- Еще не установили. Некоторые думают, что он заразился от маленького Глика.

- И никто больше не заразился? Родители его?..

- Молодые люди воображают, будто знают все на свете, - заметила миссис Нортон, обращаясь к потолку.

Сьюзен встала:

- Выйду разузнаю побольше.

- Сядь на минуту, - остановила ее мать. - Я еще кое-что хочу сказать тебе.

Сьюзен села с непроницаемым лицом.

- Иногда молодые люди не все знают, что следует знать. - Нотка фальшивого утешения в ее голосе сразу же насторожила Сьюзен.

- Например, мама?

- Ну, мистер Бен Мерс, кажется, несколько лет назад попал в дорожную аварию. Разбился на мотоцикле. Был пьян. Его жена погибла.

Сьюзен встала опять:

- Я не хочу ничего больше слышать.

- Я тебе желаю добра, - миссис Нортон оставалась спокойной.

- Кто тебе рассказал? - спросила Сьюзен. Она больше не ощущала прежней жаркой бессильной ярости или желания убежать к себе наверх от этого знакомого невозмутимого голоса. Она только чувствовала спокойствие и отрешенность, словно парила в пространстве. - Наверняка Мэйбл Вертс?

- Неважно. Это правда.

- Да уж наверное. А еще мы победили во Вьетнаме, а еще Иисус Христос каждый полдень проезжает через центр города на двуколке.

- Мэйбл показалось, что она его где-то видела. И она просмотрела все свои старые газеты, коробку за коробкой.

- Ты хочешь сказать - свои скандальные вырезки? С астрологией и снимками разбитых машин? Замечательный источник информации, - резко рассмеялась Сьюзен.

- Нечего иронизировать. Там напечатано черным по белому. Жена - если это была жена - сидела сзади, мотоцикл забуксовал и врезался в фургон. Бена проверили на алкоголь прямо на месте. Прямо - на - месте, - она подчеркнула каждое слово ударом спицы о подлокотник кресла.

- Тогда почему он не в тюрьме?

- Эти знаменитости всегда имеют нужное знакомство, - пояснила Анна Нортон со спокойной уверенностью. - Если есть деньги, из всего можно выкрутиться. Вспомни только, что сошло с рук этим мальчишкам Кеннеди.

- Его судили?

- Говорю тебе, его проверили...

- Да, ты говорила. Но что показала проверка?

- Я тебе говорю, что он был пьян! - на щеках у Анны стали проступать красные пятна. - Трезвых на алкоголь не проверяют! Его жена погибла!

- Я переезжаю в город, - медленно произнесла Сьюзен. - Я собиралась сказать тебе. Мне уже давно надо было это сделать, мам. Так будет лучше нам обеим. Я говорила с Бебс Гриффин, она знает хорошенькую четырехкомнатную квартирку на Систерз Лэйн...

- Ох, она обиделась, - сообщила миссис Нортон потолку. - Кто-то взял и испортил ее прелестный портрет мистера Бена Звезды Мерса, и она кипит негодованием.

Это прозвучало бы очень эффектно несколько лет назад.

- Мама, что с тобой происходит? - спросила Сьюзен в отчаянии. - Ты никогда... никогда так не опускалась.

Анна Нортон вздрогнула. Она вскочила и схватила Сьюзен за плечи. Вязание соскользнуло с колен.

- Ты слушай меня! - сильно встряхнула она дочь. - Я тебе не позволю путаться как девке с каким-то чокнутым ничтожеством. Слышишь, что я говорю?

Сьюзен ударила ее по лицу.

Глаза Анны Нортон мигнули, а затем широко открылись. Потрясенные женщины с минуту молча смотрели друг на друга. Слабый звук родился в горле у Сьюзен и тут же замер.

- Пойду наверх, - сказала она. - Я съеду в четверг, не позднее.

- Здесь был Флойд, - произнесла миссис Нортон. Ее лицо еще пылало от пощечины. Отпечатки пальцев дочери краснели на нем восклицательными знаками.

- С Флойдом все кончено, - отозвалась Сьюзен без всякого выражения.

- Флойд любит тебя, Сьюзен. Это его... уничтожит. Он открылся мне, глаза ее сверкнули воспоминанием. - Под конец он расплакался как ребенок.

Сьюзен удивилась - это совсем не походило на Флойда. Она заподозрила было, что мать выдумывает, но по ее глазам поняла, что это не так.

- Так ты хочешь для меня плаксу, мама? Или просто жаждешь иметь белокурых внуков? Я тебе надоела, твоя миссия не выполнена, покуда я не вышла замуж и не устроена с человеком, которому будет уютно у тебя под башмаком? А как насчет того, что хочу я?

- Сьюзен, ты сама не знаешь, что ты хочешь.

И это прозвучало с такой абсолютной уверенностью, что на секунду Сьюзен испытала искушение поверить. На секунду.

- Нет, мам. Я точно знаю, что хочу. Это - Бен Мерс.

Она повернулась и стала подниматься по лестнице.

Мать побежала за ней, визгливо крича:

- Ты не можешь снять квартиру! У тебя нет денег!

- У меня сотня наличными и три сотни у банке, - спокойно ответила Сьюзен. - Да и работа найдется. Мистер Лабри предлагал сколько раз.

Анна Нортон поднялась на две ступеньки. Злость покинула ее, уступая место испугу.

- Дорогая, успокойся, - произнесла она тоном ниже. - Я только хочу, чтобы тебе было лучше.

- Не нужно, мама. Прости, что я тебя ударила. Я очень виновата. Я тебя действительно люблю. Но все-таки я перееду. Давно надо было. Ты должна сама понимать.

- Думаешь, этого достаточно? - Теперь миссис Нортон действительно раскаивалась и боялась. - Я все еще не думаю, что была не права. Этот Бен Мерс - я видела таких выскочек. Все, что ему нужно...

- Довольно.

Сьюзен отвернулась.

Мать поднялась еще на ступеньку и крикнула ей вслед:

- Флойд уходил в ужасном состоянии. Он...

Но закрывшаяся дверь комнаты Сьюзен прервала ее.

Сьюзен бросилась на кровать - еще так недавно украшенную куклами и пуделем с транзистором в животе - и лежала, уставившись в стену и стараясь не думать.

Она почти видела газетные заголовки: "Молодой писатель с женой попадают в "случайную" аварию на мотоцикле". И фотография - слишком кровавая для провинциальной газеты, как раз в духе Мэйбл.

А самое страшное, что зерно сомнения все-таки посеяно. Глупо! Ты воображала, что, прежде чем попасть сюда, он хранился в холодильнике? Заклеенный антисептической целлофановой пленкой - как стакан в мотеле? Глупо! Но зерно посеяно. И за это она чувствовала к матери уже не подростковое раздражение, а что-то темное, граничащее с ненавистью.

Она с трудом отогнала эти мысли и, закрыв лицо рукой, погрузилась в тяжелую дремоту, прерванную взвизгом телефона внизу, а потом - еще резче возгласом матери:

- Сьюзен, это тебя!

Она спустилась вниз, заметив по дороге, что уже половина пятого. Солнце стояло на западе. Миссис Нортон начинала готовить ужин. Отец еще не вернулся домой.

- Алло?

- Сьюзен? - знакомый голос, но она не могла сразу понять, чей. Сьюзен, это Ева Миллер. У меня плохие новости.

- Что-нибудь случилось с Беном? - во рту пересохло, рука потянулась к горлу. Миссис Нортон встала в дверях кухни с лопаточкой в руке.

- Ну, тут была драка. Днем появился Флойд Тиббитс...

- Флойд!

Миссис Нортон вздрогнула от голоса Сьюзен.

- Я сказала, что мистер Мерс спит. Он сказал: "Ладно", вполне вежливо сказал, но он был так странно одет. В древнюю какую-то куртку и странную шапку и прятал руки в карманы. Я не догадалась предупредить мистера Мерса, когда он встал. Столько было шуму...

- Что случилось?! - почти взвизгнула Сьюзен.

- Ну, Флойд побил его, - виновато сказала Ева. - Прямо у меня на стоянке. Шельтон Корсон и Эд Крэйг вышли и оттащили его.

- С Беном все в порядке?

- По-моему, нет.

- Что? - она вцепилась в телефонную трубку.

- Флойд швырнул мистера Мерса на его иностранный автомобильчик, и он ушибся головой. Карл Формен отвез его к Кэмберлендскую больницу без сознания. Больше я ничего не знаю. Если ты...

Сьюзен бросила трубку и побежала за пальто.

- Сьюзен, в чем дело?

- Твой милый мальчик Флойд Тиббитс, - Сьюзен едва сознавала, что начинает плакать, - он отправил Бена в больницу.

И выбежала, не дождавшись ответа.

Она добралась до больницы в половине седьмого и теперь сидела в неудобном пластиковом кресле, тупо глядя в журнал "Хорошая хозяйка". "И здесь я одна, - подумала она. - Как чертовски ужасно!" Она хотела позвонить Мэтту Берку, но одумалась при мысли, что может прийти доктор и не застать ее.

На больших часах приемной ползли минуты. В десять минут восьмого из дверей шагнул врач с пачкой бумаг в руках.

- Мисс Нортон? - спросил он.

- Да, да. С Беном все в порядке?

- На это я сейчас не могу вам ответить. - Он увидел, что ее лицо заливает страх, и добавил: - Кажется, да, но лучше пусть полежит дня два-три здесь. У него трещина, множество кровоподтеков, контузия и страшно подбит глаз.

- Могу я его видеть?

- Не сегодня. Ему ввели успокаивающее.

- Минутку! Пожалуйста! Одну минуту!

Он вздохнул:

- Можете посмотреть на него, если хотите. Он, наверное, спит. Я не хотел бы, чтобы вы ему что-нибудь говорили, если только он сам не заговорит с вами.

Доктор сам отвел ее на третий этаж, а потом в самый конец длинного, пахнущего лекарствами коридора. Бен лежал с закрытыми глазами, укрытый до подбородка простыней. Он казался таким бледным и неподвижным, что целую минуту Сьюзен с ужасом думала, что он мертв - тихо отошел, пока они с доктором разговаривали внизу. Потом она разглядела, что медленно поднимается и опадает грудная клетка, и облегчение оказалось так велико, что чуть не свалило девушку с ног.

"Я люблю этого человека, - подумала она. - Выздоравливай, Бен. Выздоравливай и быстрее заканчивай свою книгу, чтобы мы могли удрать из Лота вдвоем - если, конечно, ты захочешь взять меня с собой. Лот не на пользу нам обоим".

- Пожалуй, лучше вам сейчас уйти, - сказал врач. - Может быть, завтра...

Бен зашевелился и издал горловой звук. Глаза его медленно открылись, закрылись, открылись опять. Во взгляде, одурманенном наркотиком, все же отразилось понимание ее присутствия. Он протянул к ней руки. Из ее глаз текли слезы, когда она улыбнулась и сжала его руку.

Он пошевелил губами, и она наклонилась, стараясь расслышать.

- В этом городе есть и настоящие убийцы, а?

- Бен, мне ужасно жаль!

- По-моему, я выбил у этого парня один-два зуба. Неплохо для писателя, правда?

- Бен...

- По-моему, хватит, мистер Мерс, - посоветовал врач. - Дайте клею схватиться.

Бен поднял на него глаза:

- Одну минуту.

Потом пробормотал что-то неразборчивое.

Сьюзен наклонилась:

- Что, дорогой?

- Уже стемнело?

- Да.

- Хочешь навестить...

- Мэтта?

Он кивнул.

- Скажи ему... пусть расскажет тебе все. Спроси его... знает ли он отца Кэллахена. Он поймет.

- О'кей, я передам, - пообещала Сьюзен. - Теперь спи. Хорошего сна, Бен.

- Люблю тебя. - Он пробормотал что-то еще, потом глаза его закрылись. Дыхание стало глубже.

- Что он сказал? - переспросил доктор.

Сьюзен сдвинула брови.

- Похоже на "Закрывайте окна", - сказала она.

Вернувшись за пальто, она застала в приемной Еву Миллер и Хорька Крэйга. Порыжевший меховой воротник Евы определенно предназначался для торжественных случаев, а на Хорьке болталась слишком большая для него куртка мотоциклиста. У Сьюзен потеплело на душе.

- Как он? - спросила Ева.

- Думаю, все будет в порядке.

Сьюзен повторила диагноз врача, и Ева как будто успокоилась.

- Я так рада. Мистер Мерс такой хороший человек... Ничего подобного у меня никогда раньше не случалось. А Флойда Перкинсу Джиллеспи пришлось запереть в вытрезвителе. Хотя он вроде бы и не пьян. Просто как-то не в себе.

Сьюзен покачала головой:

- Это на Флойда совсем не похоже.

На минуту наступило неловкое молчание.

- Бен - славный парень, - сказал Хорек и погладил руку Сьюзен. Недели не пройдет, как он встанет. Вот увидите...

- Я уверена, - согласилась Сьюзен и сжала его руку. - Ева, скажите, отец Кэллахен - это священник из Сент-Эндрю?

- Да, а почему вы...

- Так... любопытно. Послушайте, спасибо вам обоим, что пришли. Если бы вы смогли заглянуть завтра...

- Решено, - отозвался Хорек. - Правда, Ева? - он обнял ее одной рукой за талию. Это требовало немалой длины руки, но он справился.

- Конечно, приедем.

Втроем они вернулись с Джерусалемз Лот.

Мэтт не закричал по обыкновению "Входите!" в ответ на ее стук. Вместо этого из-за двери раздалось тихое и нерешительное: "Кто там?".

- Сюзи Нортон, мистер Берк.

Он открыл дверь, и девушка ощутила самое настоящее потрясение, увидев, как изменился Берк. Он выглядел постаревшим и измученным. В следующую минуту она заметила, что у него на шее висит тяжелое золотое распятие. Оно так странно выглядело на потертой фланелевой рубашке, что Сьюзен чуть не засмеялась - но удержалась от смеха.

- Заходи. Где Бен?

Она все рассказала, и его лицо вытянулось:

- Так Флойд Тиббитс решил разыграть оскорбленного возлюбленного? На редкость некстати... Майка Райсона сегодня привезли из Портленда к Формену. И наша поездка в Марстен Хауз, видимо, откладывается...

- Какая поездка? Причем здесь Майк?

- Хочешь кофе? - спросил он машинально.

- Нет, я хочу выяснить, что происходит. Бен сказал, вы знаете. И я хочу, чтобы вы мне объяснили.

- Это легко сказать, - произнес он. Легко Бену сказать. Сделать труднее. Но я попробую.

- Итак?

Он поднял руку:

- Сначала вот что, Сьюзен. Вы с матерью заглядывали как-то в новый магазин.

- Да, конечно. Ну и что? - удивилась Сьюзен.

- Можешь ты рассказать мне об этом месте? И, что еще важнее - о хозяине?

- О мистере Стрэйкере?

- Да.

- Ну, он совершенно очаровательный. У него просто придворные манеры. Он сделал Глэдис Мэйберри комплимент по поводу ее платья, и она покраснела, как школьница. Он расспросил миссис Боддин о ее перевязанной руке - она обожглась - и дал ей рецепт какой-то мази. Сам написал. А когда вошла Мэйбл... - Сьюзен рассмеялась.

- Да?

- Он предложил ей кресло. Да какое! Настоящий трон. Красного дерева. Сам притащил из другой комнаты, улыбаясь и болтая с прочими дамами. Но оно, должно быть, весило не меньше трехсот фунтов. Он водрузил это кресло посреди комнаты и подвел к нему Мэйбл. Под руку, представляете? А она хихикала. Видели бы вы, как она хихикает! И он подавал кофе. Очень крепкий и очень хороший.

- Стрэйкер тебе понравился? - Мэтт внимательно наблюдал за ней.

- Это все относится к делу?

- Может быть, да.

- Хорошо. Вот вам женская точка зрения. И да - и нет. Пожалуй, я к нему чувствовала легкое сексуальное влечение. Пожилой человек с очаровательными манерами. О таком сразу скажешь, что он умеет заказывать французские блюда и знает, к чему подходит какое вино - да не просто, красное или белое, а какого урожая и какого виноградника. Таких людей тут не бывало - это уж точно. Но ничего женоподобного в нем нет. Ловкий, как танцор. И, конечно, есть что-то привлекательное в человеке, который так откровенно лыс. - Сьюзен немного смущенно засмеялась, задавая себе вопрос, не наговорила ли она лишнего.

- Это - отчего "да". Теперь - отчего "нет"?

Сьюзен пожала плечами:

- Это труднее. Я думаю... я думаю, что почувствовала в нем какое-то скрытое презрение. Цинизм. Словно он играл какую-то роль, дурачил нас. Потом - налет снисходительности. - Она подняла неуверенный взгляд. - И мне почудилось в нем что-то жестокое. Не знаю, почему.

- Кто-нибудь что-нибудь купил?

- Ничего серьезного, но его это, кажется, не огорчило. Мама купила югославскую полочку, а миссис Петри - раздвижной столик, но, по-моему, это и все. Он не расстроился. Все просил рассказать своим друзьям и заходить, не стесняясь. Этакое старосветское очарование.

- И как, по-твоему, люди были очарованы?

- В основном - да. - Сьюзен мысленно сопоставила энтузиазм своей матери по поводу Р.Т.Стрэйкера с ее устойчивой нелюбовью к Бену.

- Партнера его ты не видела?

- Мистера Барлоу? Нет, он в Нью-Йорке, что-то покупает.

- В самом деле? - Мэтт спрашивал скорее сам себя, чем Сьюзен. - Этот ускользающий мистер Барлоу!

- Мистер Берк, может быть, вы лучше объясните мне, что все это значит?

От тяжело вздохнул:

- Вероятно, я должен попробовать. Все, что ты мне сейчас рассказала, настораживает. Очень настораживает. Все так хорошо сходится...

- Да что же это, наконец?

- Я должен начать с того, как встретил Майка Райсона у Делла вчера вечером... мне кажется, что это было сто лет назад.

К тому времени, как он закончил, часы показывали двадцать минут девятого.

- Кажется, все, - подвел итог Мэтт. - А теперь не притвориться ли мне Наполеоном? Или рассказать тебе о моих астральных встречах с Тулуз-Лотреком?

- Не говорите глупостей, - отозвалась Сьюзен. - Что-то происходит, конечно, но только не то, что вы думаете. Сами знаете.

- Знал до этой ночи.

- Если не кто-то другой, так, может быть, Майк сам это сделал. Больной, в бреду... - Сюзи сама почувствовала, насколько неубедительно звучат ее слова, однако не отступала. - А может, вы заснули, и вам все приснилось.

Он устало пожал плечами:

- Как можно защищать утверждения, которые не может принять всерьез ни один разумный человек? Я слышал то, что слышал. Я не спал. И вот, что меня пугает... сильно пугает. Все пишут, что вампир не может просто войти к человеку в дом и сосать его кровь. Майк Райсон ночью приглашал Дэнни Глика. И я сам пригласил Майка!

- Мэтт, Бен рассказывал вам о своей новой книге?

Он теребил в руках трубку, но не зажигал ее.

- В общих чертах. Только то, что она связана с Марстен Хаузом.

- Он говорил вам, что пережил в Марстен Хаузе в детстве?

- В Марстен Хаузе, в доме? Нет.

- Это было что-то вроде вступительных клубных испытаний...

- О Боже! - произнес Мэтт, дослушав до конца.

- У Бена... что-то вроде теории о Марстен Хаузе. Насчет Губи Марстена...

- Его склонность к дьяволопоклонству?

Она вздрогнула:

- Откуда вы знаете?

Он мрачно улыбнулся:

- Не все сплетни в маленьких городках общедоступны. Есть и секретные. В Салеме Лоте есть такой слух, относящийся к Губи Марстену. В курсе дела сейчас, наверное, не больше дюжины стариков, среди них Мэйбл Вертс. Это было давно, Сьюзен. И все же такие вещи не выходят из определенного круга - даже Мэйбл не скажет кому попало. Об убийстве, конечно, говорят. Но если вы спросите о тех десяти годах, которые он с женой провел здесь в своем доме, занимаясь Бог знает чем, - в силу вступает что-то вроде заговора молчания. Самое близкое к табу явление в западной цивилизации. Удивляюсь, как вообще Бен сумел столько раскопать. Действительно, был слух, что Губерт Марстен похищал детей, чтобы принести их в жертву своим адским богам, но как Бен сумел это выяснить, я не понимаю.

- Ему пришли в голову такие мысли не в Лоте.

- Да, вероятно, причина в этом. По-моему, у него теория, что Марстен Хауз - что-то вроде хранилища зла, которое люди производят беспрерывно, как сопли или экскременты.

- Да, он говорил мне то же самое, - она смотрела на Мэтта с удивлением.

Тот издал сухой смешок:

- Мы читали одни и те же книги. А как насчет тебя, Сьюзен? Есть в твоей философии что-нибудь, кроме земли и неба?

- Нет, - сказала она спокойно и твердо. - Дом - это дом. Зло умирает с окончанием злого дела.

- И ты думаешь, что мы с Беном на пути к безумию?

- О, нет, конечно, мистер Берк. Но вы должны понимать...

- Спокойно.

Он сделал резкое движение вперед, словно прислушиваясь. Она замолчала и прислушалась тоже. Ничего... разве что скрипнула половица. Она взглянула на него вопросительно, и он покачал головой:

- Ты говорила?..

- Только то, что несчастливое совпадение помешало Бену изгнать демонов своей юности. Давно известно, что обряд изгнания бесов может обращаться против изгоняющего. В этом городе слишком много темных слухов. По-моему, Бену нужно отсюда уехать. А может, и вы бы устроили себе небольшие каникулы, мистер Берк?

Изгнание бесов заставило ее вспомнить, как Бен просил сказать Мэтту о католическом священнике. Подчиняясь импульсу, она решила этого не делать. Сказать - значило бы подлить масла в огонь, и так уже, по ее мнению, угрожающе сильный. Если Бен спросит - она скажет, что забыла.

- Я понимаю, как безумно все звучит, - ответил Мэтт. - Но, чтобы тебя успокоить, я скажу, что Бен отнесся к делу вполне разумно. Он рассматривал наши предположения как теорию, которую нужно либо подтвердить, либо опровергнуть, а для этого... - он снова замер, прислушиваясь.

А когда заговорил снова, спокойная уверенность его голоса испугала Сьюзен.

- Наверху кто-то есть, - сказал он.

Она прислушалась. Ничего.

- Вам кажется.

- Я знаю свой дом, - мягко проговорил он. - Кто-то есть в гостевой комнате... теперь слышишь?

И на этот раз она услышала. Отчетливый скрип половицы - как они иногда скрипят в старых домах без всякой видимой причины. Но Сьюзен почудилось в этом звуке что-то большее - что-то невообразимо обманчивое, лицемерное.

- Я поднимусь, - сказал Мэтт.

- Нет!

Слово выскочило без мысли. Она тут же беззвучно сделала себе выговор: ну и кто же сейчас верит в баньши под кроватью?

- Ночью я испугался - и человек умер. Теперь я иду наверх.

- Мистер Берк...

Она они перешли на полушепот. Может быть, наверху все же кто-то есть? Грабитель?

- Говори, - попросил Мэтт. - Когда я пойду - продолжай разговаривать. О чем хочешь.

И не дав ей времени спорить, он встал и вышел.

Быстрая смена событий вызвала у Сьюзен чувство нереальности. Только что они спокойно обсуждали все дело. А сейчас она испугалась. Вопрос: если посадить психиатра в одну комнату с человеком, который воображает себя Наполеоном, и не выпускать несколько лет, кто в конце концов окажется в комнате - два психиатра или двое в смирительных рубашках? Ответ: недостаточно данных.

Она спохватилась и начала: "Мы с Беном собирались в воскресенье в кино в Камдене - знаете, городок, где снимали "Пэйтона", но теперь, боюсь, придется подождать. Там такая замечательная церквушка..."

Оказалось, она может говорить так без конца, причем вполне разумно. Голова ее не затуманилась от разговоров о вампирах - это спинной мозг, гораздо более древняя сеть нервных узлов, посылал волнами темный ужас.

Этот подъем по лестнице оказался самой трудной вещью, которую пришлось делать в жизни Мэтту Берку. До сегодняшнего вечера он не знал, что все детские страхи - те страхи, которые охватывали его, восьмилетнего, когда он проходил один вечером мимо руин методистской церкви, воображая внутри змееглазых чудовищ; те страхи, которые превращали скомканное одеяло на кроватке трехлетнего мальчика в темный призрак, - все они не умерли, а только отложены до случая.

Он не включил свет. Он медленно шагал со ступеньки на ступеньку, пропустив шестую, скрипящую. Он держался за распятие, и пальцы его так вспотели, что оно выскальзывало.

Неслышно ступая, он прошел через холл. Дверь гостевой комнаты была приотворена. Он оставлял ее закрытой. Снизу неразборчивым бормотанием доносился голос Сьюзен.

Он встал перед дверью. "Вот она - основа всех человеческих страхов, подумал он. - Закрытая дверь, которая открывается сама".

Он двинулся вперед и толчком распахнул ее.

Майк Райсон лежал на кровати.

Лунный свет лился в окно, превращая комнату в лагуну снов. Мэтт затряс головой. Ему показалось, что он вернулся назад во времени и нужно пойти вниз позвать Бена, потому что Бен еще не в больнице...

Майк открыл глаза.

На секунду они сверкнули в лунном свете - серебро, обрамленное красным. Они были пусты, как вымытая доска. В них не светилось ни мысли, ни чувства. Водсворт сказал: "Глаза - окна души". Эти окна открывались в пустую комнату.

Майк сел, простыня свалилась с его груди, и Мэтт увидел крупные неровные швы - там, где медицинский эксперт или патолог маскировали результаты вскрытия, возможно, насвистывая за работой. Майк улыбнулся, показав белые острые клыки. Улыбка была только сокращением мускулов рта она не коснулась глаз. В них оставалась та же мертвая тьма.

Очень отчетливо Майк произнес:

- Посмотри на меня.

Мэтт посмотрел. Да, глаза оставались непроницаемо черными. Но очень глубокими. В них легко было разглядеть свое отражение: маленькое, серебристое, медленно тонущее - и больше не имел значения весь мир, не имел значения страх...

Берк отступил назад и крикнул:

- Нет! Нет!

И выставил вперед распятие.

Чем бы ни был Майк Райсон, он зашипел, словно его облили горячей водой. Руки взметнулись, как будто защищаясь от ударов. Мэтт шагнул в комнату - Майк шагнул назад.

- Уходи, - гаркнул Мэтт. - Я беру назад свое приглашение!

Райсон издал высокий дрожащий вопль, полный ненависти и боли. Шатаясь, он сделал четыре шага назад, наткнулся на подоконник и потерял равновесие.

- Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель.

Это упало в ночь спиной вперед, вскинув над головой руки, как ныряльщик, прыгающий с трамплина. Бледное тело блеснуло, как мрамор, жутко контрастируя с черными швами на животе.

Мэтт издал безумный стон и выглянул в окно. Там ничего не было, кроме посеребренной лунным светом ночи и танцующего в воздухе под окном облака пылинок. Они собрались, мерцая, в отвратительную человеческую форму, а потом рассеялись в пространстве.

Мэтт повернулся бежать - и вот тут-то его согнула боль, заполнившая грудь. Казалось, она поднималась по руке правильными пульсирующими волнами. Распятие закачалось перед глазами.

Он шагнул в холл, обхватив руками груди, прижимая правой цепочку распятия. Образ Майка Райсона, ныряющего в темный воздух, стоял перед его глазами.

- Мистер Берк!

- Мой доктор - Джеймс Коди, - проговорил он, не разжимая холодных, как снег, губ. - Телефон в книжке. У меня, кажется, сердечный приступ.

И упал лицом вниз.

- Говорит доктор Коди.

- Это Сьюзен Нортон. Я в доме мистера Берка. У него сердечный приступ.

- У кого? У Мэтта Берка?

- Да. Он без сознания. Что мне...

- Вызовите "скорую". Номер в Кэмберлнленде 841-4000. Оставайтесь с ним. Укройте одеялом, но не двигайте с места. Вы поняли?

- Да.

- Я буду через двадцать минут.

- Можно...

Но телефон ответил короткими гудками.

Она вызвала "скорую", и снова осталась одна перед необходимостью подняться к нему.

Она смотрела на темную лестницу и сама удивлялась своей дрожи. Ей хотелось, чтобы ничего этого не произошло - не ради того, чтобы остался здоров ее старый учитель, а только чтобы не чувствовать тошнотворного ужаса. Ее неверие было полным - теперь она лишилась этой опоры и падала.

Она слышала голос Мэтта, слышала и жуткое, лишенное выражения: "Я позабочусь, чтобы ты уснул как мертвый, учитель". В голосе, произнесшем это, было не больше человеческого, чем в собачьем лае.

Она пошла вверх по лестнице, делая усилие при каждом шаге. Даже свет в верхнем холле почти не помог. Мэтт лежал на ковровой дорожке, тяжело и прерывисто дыша. Сьюзен наклонилась, расстегнула две верхние пуговицы его рубашки и пошла в гостевую комнату за одеялом.

Там было холодно. Окно распахнуто. На кровати не обнаружилось ничего, кроме матраца, но одеяла нашлись на верхней полке в шкафу. Когда Сьюзен повернулась к двери, что-то блеснуло на полу в лунном свете. Она наклонилась и подняла блестящий предмет. Она узнала эту вещицу. Классное кольцо Кэмберлндендской школы высшей ступени. Она прочла выгравированные на кольце инициалы: М.К.Р.

Майкл Кори Райсон.

На минуту, в темноте, она поверила. Поверила всему. Крик поднялся у нее в горле, ей удалось сдержать его, но кольцо выскользнуло из пальцев и легло опять под окном, сверкая в лунном свете, изгнавшем осеннюю темень.

10. ЛОТ (3)

Город знал, что такое тьма.

Он знал, что такое тьма, которая спускается на землю, когда вращение скрывает ее от солнца, и знал, что такое тьма в человеческой душе. Город это соединение трех частей, более важных для него, чем районы, - это люди, здания и земля. Люди - шотландцы и французы. Попадаются, конечно, и другие, но немного, как щепотка перца в кастрюле. И содержимое этой кастрюли никогда не проваривается до однородности. Здания почти все построены из честного дерева. Земля - гранит, покрытый тонким уязвимым слоем почвы; фермерство на ней - неблагодарное, тяжелое, безумное занятие. Жизнь в городе прозаичная, бесчувственная, пьяная. В темноте город принадлежит вам и вы принадлежите городу, и вместе с ним вы спите, как мертвец. Здесь нет жизни, а только медленное умирание дней, и потому, когда на город падает зло, его приход кажется предопределенным, усыпляющим и даже приятным. Как будто город знал о приближении зла и о том, какую форму оно примет.

У города есть свои секреты, и он хорошо хранит их. Люди не знают всего. Они знают, как жена старого Эльби Крэйна сбежала с туристом из Нью-Йорка - или им кажется, что они это знают. Но она утопилась в старом колодце, когда турист бросил ее, а Эльби мирно умер в своей постели от сердечного приступа через двадцать лет. Они знают, что Губи Марстен убил свою жену, но не имеют представления, что он годами заставлял ее делать. Никто не знает, что она умоляла мужа убить ее.

Кое-кто из старых жительниц города - Мэйбл Вертс, Глэдис Мэйберри, Одри Герси - помнят, что Ларри Маклеод нашел в камине на втором этаже обгоревшую бумагу, но ни одной из них не известно, что эта бумага была двенадцатилетней перепиской Губерта Марстена с древним до нелепости австрийским дворянином по имени Брайхен и что переписка этих двоих началась с помощью странного бостонского книготорговца, умершего исключительно неприятной смертью в 1933-м, и что Губи сжег письма перед тем, как повеситься, внимательно проследив, как уничтожается в огне элегантный тонкий почерк. Они не знают, что Губи улыбался, когда это делал, улыбался той же улыбкой, какой улыбается теперь Ларри Кроккет, глядя на сказочные бумаги, хранящиеся в Портлендском банке.

Люди знают, что пожар уничтожил полгорода в том дымном сентябре 1951-го, но не знают, что лес подожгли, и не знают, что мальчик, который это сделал, закончил школу с отличием в 1963-м и сделал сто тысяч долларов на Уолл-стрит; не знают они и того, что осознание совершенного им в детстве свело этого человека в могилу в сорокатрехлетнем возрасте.

Они не знают, что преподобный Джон Гроггинс иногда просыпается ночью от ужасных сновидений - будто он проповедует голый перед собранием Маленьких Дам в воскресной школе; или что Флойд Тиббитс проблуждал всю ту злосчастную пятницу, словно в густом тумане. Он вовсе не помнил, как ходил к Анне Нортон, почти не помнил нападения на Бена Мерса, но хорошо помнил холодную благодарность, с которой встретил заход солнца, благодарность и предвкушение чего-то великого и прекрасного;

или что Карл Формен попытался закричать и не смог, когда увидел, как тело Майка Райсона мелко дрожит на металлическом столе морга, и что крик разбился в горле Карла, будто стеклянный, когда Майк открыл глаза и сел;

или что десятимесячный Рэнди Макдуглас даже не попытался сопротивляться, когда Дэнни Глик проскользнул в окно его спальни, вынул младенца из колыбели и впился зубами в его шею, покрытую синяками от материнских ударов.

Это - секреты города. Одни из них станут известны когда-нибудь, другие - никогда. Город умело хранит их.

Город не заботят дела дьявола - так же, как дела Бога или человека. Город знает тьму. И тьмы ему достаточно.

Сэнди Макдуглас поняла, что что-то не так, сразу же, как только проснулась, но не могла понять, что именно. У Роя был выходной, он ушел рыбачить и не вернется до полудня. Ничего в доме не горело, она не чувствовала никакой боли. Что же не так?

Солнце. Солнце не там.

Высоко на обоях танцевали солнечные пятна с тенями кленов, растущих за окном. Но Рэнди всегда будил ее раньше, чем солнце добиралось до кленовых веток.

Ее удивленный взгляд метнулся к часам. Десять минут десятого.

В горле что-то задрожало.

- Рэнди, - позвала она, бросаясь по узкому коридору трейлера, Рэнди, милый!

В детскую лился свет из маленького окошка над кроваткой - открытого. Она закрывала его перед тем, как лечь. Она всегда закрывает окно.

Кроватка была пуста.

- Рэнди, - прошептала она.

Маленькое тельце лежало в углу кучкой отбросов. Одна нога нелепо торчала вбок восклицательным знаком.

- Рэнди!

Она упала на колени рядом, принялась укачивать ребенка. Тельце оказалось холодным.

- Рэнди, малыш, проснись, проснись же, Рэнди...

Синяки сошли. Все. За одну ночь. Кожа приобрела здоровый цвет. В первый раз за все свое существование он показался ей красивым, и она издала ужасный крик отчаяния.

- Рэнди! Проснись! Рэнди! Рэнди! Рэнди!

Она побежала с ним в прихожую, купающуюся в солнечном свете, нарядила его, усадила в креслице. Она гладила ребенка по щекам:

- Проснись наконец, Рэнди! Завтрак, Рэнди! Кто здесь голоден? Пожалуйста... О Боже, пожалуйста...

Она метнулась в кухню за шоколадной пастой, трясущимися руками впихнула ложечку ему в рот. Сейчас! Сейчас он поймет, что она его еще любит, и прекратит этот жестокий розыгрыш!

- Хорошо? - пробормотала она. - Хорошо, Рэнди? Ты не улыбнешься мамочке? Будь хорошим мальчиком, сделай так...

Она протянула дрожащие пальцы и коснулась уголков его губ.

Хлоп! - шоколад свалился на столик.

Тогда она закричала.

В субботу утром Тони Глик проснулся от того, что его жена Марджори упала в гостиной.

- Марджи! - позвал он, вскакивая с кровати. - Марджи!!!

После длинной-длинной паузы она ответила:

- Со мной все в порядке, Тони.

Он уселся на постели, тупо глядя себе под ноги. Он был в пижамных брюках с болтающимися завязками, растрепанные волосы стояли на голове вороньим гнездом - густые, черные волосы. Оба сына унаследовали отцовскую шевелюру. Глика принимали за еврея, но его дед носил фамилию Гликуччи. Узнав, что в Америке легче жить с американской фамилией, короткой и отрывистой, он променял реальность одного меньшинства на внешний облик другого.

Тони взял на работе отпуск, и всю последнюю неделю много спал. Когда спишь, все проходит. Он спал без сновидений. Спал с девяти вечера до десяти утра, а после обеда дремал еще час. Все время - от сцены, которую он устроил на похоронах Дэнни, до теперешней солнечной субботы - казалось ему туманным и нереальным. Им приносили еду - они не голодали. В среду вечером он попытался лечь в постель с женой - и оба начали плакать.

Марджи выглядела совсем плохо. Для нее сон заменила уборка, и она убирала, убирала и убирала в доме с маниакальным старанием, убивающим всякие мысли. Дни проходили под звяканье мусорных ведер и жужжание пылесоса. Она аккуратно упаковала всю детскую одежду и игрушки и отправила в Армию Спасения. Она оттащила все ковры и коврики на задний двор и полдня занимался тем, что немилосердно выбивала из них пыль. Даже в своем смутном состоянии Тони заметил, как она побледнела, и губы, казалось, потеряли природный цвет. Бурые тени поселились под глазами.

Все это проскользнуло в уме Тони за несколько секунд, и он свалился было обратно в постель, когда снова услыхал шум в гостиной. В этот раз на его восклицание не ответили.

Он выбрался в гостиную и обнаружил жену лежащей на полу. Тяжело дыша, она уставилась невидящими глазами в потолок. Вся комната казалась чужой и странной, потому что Марджори передвинула мебель.

Что бы ее ни подтачивало - это усилилось со вчерашнего вечера. Она так плохо выглядела, что ее вид острым ножом поразил Тони сквозь окутывающий его дурман. Ноги женщины под задравшейся юбкой казались мраморными, весь загар этого лета полностью сошел. Руки бесцельно двигались. Легкие, казалось, не могли всосать достаточно воздуха через открытый рот, и муж заметил, как странно выдаются ее зубы, но не задумался об этом. Наверное, так падает свет.

- Марджи! Дорогая!

Она попыталась ответить, не смогла, и его охватил настоящий ужас. И он поспешил вызвать врача.

Уже поднимая трубку телефона, он услышал:

- Нет... нет... - слова вырывались между трудными вздохами. Она пыталась сесть. - Перенеси меня... помоги... такое жаркое солнце...

Он поднял ее, потрясенный легкостью ноши. Казалось, она весила не больше вязанки хвороста. Он устроил ее на софе так, чтобы не падало солнце. Тогда ей как будто стало легче дышать. Она прикрыла глаза, и он снова поразился сверкающей белизне ее зубов между бледных губ. Его охватило желание поцеловать ее.

- Позволь мне позвать доктора, - попросил он.

- Нет. Мне лучше. Солнце... сжигало меня. Теперь мне лучше.

- Ты уверена?

- Да, я в порядке.

- Ты переутомилась, дорогая.

- Да, - проговорила она безвольно.

Он потрепал ее по волосам.

- Пора кончать с этим, Марджи. Надо выкарабкиваться. Ты выглядишь... - он замолчал, боясь огорчить ее.

- Я выгляжу ужасно, - согласилась она. - Да. Я смотрю в зеркало. В последний раз мне даже показалось... - она слегка улыбнулась, показалось, что я вижу сквозь себя стену. От меня мало что осталось, да и такое... прозрачное.

- Я хочу, чтобы доктор Реардон осмотрел тебя.

Но она как будто не слышала его.

- Уже три или четыре ночи я вижу сон, Тони. Такой реальный! Ко мне приходит Дэнни. Он говорит: "Мама, мама, как хорошо быть дома!". А потом... говорит...

- Что говорит? - мягко спросил муж.

- Он говорит, что он опять мой малыш. Мой маленький сын у моей груди. И я даю ему сосать грудь... а потом такое чувство - приятно и чуть больно, как когда у него уже чуть прорезались зубы, но его еще не отлучили от груди... ох, это, наверное, звучит ужасно. Как на приеме у психиатра.

- Нет, - сказал он, - нет.

Он встал рядом на колени, обнял ее и заплакал. Плечи ее были холодными.

- Не надо доктора, Тони, прошу тебя. Сегодня я отдохну.

- Хорошо.

- Какой это чудесный сон, Тони, - шептали ее губы у самой его шеи, и зубы влажно поблескивали, - пусть он приснится и сегодня.

- Пускай, - отвечал он, гладя ее по волосам.

- Боже мой, как ты великолепно выглядишь, - поразился Бен.

На фоне вездесущей белизны и анемичной зелени больницы Сьюзен действительно выглядела великолепно в своей ярко-желтой блузе и короткой синей юбочке.

- Ты тоже, - отозвалась она, идя к нему через палату.

Бен поцеловал ее, его рука скользнула на теплое бедро.

- Эй! - она прервала поцелуй. - Тебя же вышвырнут отсюда.

Они посмотрели друг на друга.

- Я тебя люблю, Бен.

- Я тебя тоже.

- Как ты думаешь, не воспользоваться ли присутствием кровати?

- И что же ты скажешь здешним таблеточникам?

- Скажу, что учу тебя пользоваться уткой.

Она засмеялась и придвинула стул.

- В городе многое случилось, Бен.

Он отрезвел:

- Например?

Она заколебалась:

- Не знаю, что и сказать. Чему верить, чему не верить - тоже не знаю.

- Выпаливай все, я уж разберусь.

- Как твое состояние, Бен?

- Поправляюсь. Ничего серьезного.

- Нет, я насчет мозгов. Какой части этой истории про графа Дракулу ты веришь?

- А, так Мэтт тебе все рассказал?

- Мэтт здесь, в больнице. Этажом выше, в интенсивной терапии.

- Что? - он приподнялся на локте. - Что с ним такое?

- Сердечный приступ.

- Сердечный приступ?

- Доктор Коди говорит, что положение стабильное. Он числится серьезным, но так записывают всех, кто поступает. Я была у него, когда это случилось.

- Расскажи мне все, что знаешь, Сьюзен.

Вся радость ушла с его лица. Оно сделалось сосредоточенным и резким. Здесь, среди белых стен и белой ткани, он показался ей человеком, доведенным до крайней степени напряжения.

- Ты мне не ответил, Бен.

- Насчет того, верю ли я Мэтту? Ты, видно, думаешь, что от Марстен Хауза у меня заворот мозгов.

- Ну что ты, я никогда так не думала... в таких резких выражениях.

- Ясно. И все-таки по твоему лицу видно, что твое неверие дало трещину. Ведь так?

- Да... но я не верю. Этого не может быть...

- Стоп. Вот это и есть ключевое слово - не может. На нем я и застрял. Я не поверил Мэтту, Сьюзен, потому что такого не может быть. Но с какой стороны ни смотри на эту версию, нет ни одной прорехи. Разве он показался тебе сумасшедшим?

- Нет, но...

- Стоп. Ты опять застряла на "не может быть" - ведь так?

- Пожалуй, да.

- Так вот, мне он тоже показался сумасшедшим. А ведь известно, что такого рода сумасшествие не возникает в одну ночь. Оно медленно развивается. Оно нуждается в питании и поливе. Ты разве слышала когда-нибудь от кого-нибудь, что у Мэтта поехала крыша? Хотя бы в сомнительных случаях: увлечение НЛО, астрологией или Союзом Американских Патриотов?

- Нет, - признала она. - Нет и еще раз нет. Но Бен... мне очень неприятно говорить такое о Мэтте, но некоторые сходят с ума тихо. Внутри себя.

- Не думаю, - спокойно возразил он. - Признаки всегда есть. Сознательно или подсознательно - ты их почувствуешь, заметишь. Скажи, ты бы поверила свидетельству Мэтта на суде - по поводу, скажем, несчастного случая?

- Да...

- Поверила бы, если бы он рассказал, что видел, как грабитель убил Майка Райсона?

- Да, наверное.

- Но не в этом случае?

- Но, Бен, я не могу...

- Опять! Ну, вот что, я не защищаю его точку зрения. Сейчас я только передам тебе ход своих собственных мыслей. О'кей?

- Давай.

- Я подумал было, что кто-то таким образом сводит с Мэттом счеты. Но мертвое тело! И потом, Мэтт встретил Майка по чистой случайности. Никто его в четверг к Деллу не звал. Видимо, заговор исключается.

- Что же остается в рамках материального?

- Что Мэтту это все-таки приснилось. Что Майк умер по какой-то естественной, но неизвестной причине.

- Ты и в это не веришь?

- Не верю, что ему приснилось, как открывается окно: окно было открыто. И ставень лежал на земле. Не только я это заметил - Перкинс Джиллеспи тоже. А ставни у Мэтта закрываются снаружи. Открыть их изнутри можно разве что отверткой и плоскогубцами, и то с трудом. А под окном мягкая земля, и на ней никаких следов. Чтобы открыть снаружи ставень второго этажа, нужна лестница, а она не может не оставить следов. Вот что меня сильнее всего беспокоит: ставень, открытый снаружи, и никаких следов от лестницы внизу.

Они серьезно посмотрели друг на друга.

- Я думал об этом сегодня утром, - продолжал Бен. - И чем больше я думал, тем правдоподобнее мне казалась версия Мэтта. Так что я решился. Я убрал на время "не может" и "не могу". Теперь расскажи мне, что случилось с Мэттом вчера вечером. Если от этого все развеется как дым, никто в мире не будет счастливее меня.

- Не развеется, - произнесла она беспомощно. - Сгустится. Он как раз закончил мне рассказывать о Майке Райсоне. Потом сказал, что слышит шум наверху. Он был испуган, но пошел посмотреть. - Сьюзен сложила руки на коленях и сжала их так крепко, будто они могли улететь. - Некоторое время ничего не происходило... а потом Мэтт крикнул что-то вроде того, что он отменяет приглашение. Тогда... ну... я не знаю, как сказать...

- Рассказывай, не умирай.

- Мне показалось, что кто-то... кто-то другой как будто зашипел. Послышался удар, как если бы что-нибудь упало. И чей-то голос сказал: "Я позабочусь, чтобы ты заснул как мерт-вый, учитель". Слово в слово. А когда я пошла за одеялом для Мэтта - вот что я там нашла.

Она достала кольцо из кармана и отдала Бену.

Бен поднес его к окну, разглядывая инициалы.

- Майк Кори Райсон. Я швырнула его, потом заставила себя поднять, подумав, что ты или Мэтт захотите его видеть. Оставь у себя, я не хочу хранить его.

- Оно на тебя действует?..

- Плохо. Очень плохо. - Она подняла руку, как будто защищаясь. - И все-таки любой здравый рассудок против этого восстает, Бен. Я скорее поверю, что Мэтт каким-то образом убил Майка Райсона и зачем-то сочинил всю эту дичь. Подпилил ставень. Упражнялся в чревовещании.

- И устроил себе сердечный приступ, чтобы история выглядела натуральнее, - сухо добавил Бен. - Я не потерял надежду на материалистическое объяснение, Сьюзен. Я надеюсь его найти. Я чуть ли не молюсь, чтобы оно нашлось. Монстры в кино развлекают, но в жизни - не особенно. Я даже готов тебе поверить, что ставень мог самовольно отвалиться. Можно и дальше зайти. Мэтт - человек ученый. Он мог подобрать такой яд, который сложно или невозможно обнаружить. Мог даже принять что-нибудь, вызывающее сердечный приступ. Но зачем? Где мотив?

Она беспомощно покачала головой.

- Если ему нужно было зачем-то убить Майка, - пробормотал Бен, - к чему эти византийские легенды? Жизнь - не сюжет Эллери Квина.

- Но то... это... это же безумие, Бен!

- Да. Как Хиросима.

- Салем Лот - мой город, - отозвалась она упрямо. - Я знаю его. Если здесь происходит что-нибудь - это вполне реально и вещественно.

Рука Бена невольно потянулась к повязке на голове, заставляя Сьюзен спохватиться.

- Мне очень жаль. Я не знала за Флойдом ничего подоб-ного. Не могу понять его.

- Где он теперь?

- В камере. Перкинс Джиллеспи сказал мне, что отправит его в окружную тюрьму - к шерифу Маккаски... то есть он подождет, пока ты подашь на него в суд.

- А как ты к этому относишься?

- Никак. Он ушел из моей жизни.

- Я не собираюсь подавать на него в суд. - Она удивленно подняла брови. - Но я хочу поговорить с ним.

- О нас с тобой?

- О том, чего ради он приперся ко мне в этой нелепой куртке, шляпе, очках... и резиновых перчатках.

- Что?

- Ну, - Бен взглянул на нее, - светило солнце. Светило прямо на него. А ему, кажется, это не нравилось.

Они без слов глядели друг на друга. Как будто не о чем стало больше говорить.

Когда Нолли принес Флойду завтрак из Замечательного Кафе, Флойд крепко спал. Нолли показалось бессмысленным будить его ради недожаренных яиц и шестипенсового кусочка жирной ветчины, поэтому он ушел в контору и съел все это сам. И кофе выпил тоже. Паулина Диккенс верила отличный кофе, ничего не скажешь. Но когда Нолли принес обед, а Флойд все еще спал в той же позе, Нолли слегка испугался и, поставив поднос на пол, провел ложкой по прутьям оконной решетки.

- Эй, Флойд! Вставай обедать.

Флойд не встал, и Нолли достал ключи от двери. Но замялся, прежде чем вставить ключ в замок. Во вчерашнем номере "Ружейного дыма" как раз попался рассказ про арестованного, который, притворившись больным, задушил тюремщика. Нолли никогда не считал Флойда Тиббитса бандитом - но ведь уложил же он этого парня Мерса, ничего не скажешь.

Он нерешительно замер с ложкой в одной руке и ключом в другой огромный парень в полурасстегнутой рубашке. Это был добродушный человек не очень-то скорый умом, но и не скорый на ярость. По причине первого из двух упомянутых качеств он долго стоял, не зная, что делать. Потом стал колотить ложкой по решетке, орать на Флойда, испытывая сильнейшее желание, чтобы тот хотя бы пошевелился или захрапел. Он как раз собрался звать Перкинса, когда тот сам выглянул из конторы.

- Что ты, черт побери, вытворяешь, Нолли? Сзываешь свиней?

Нолли покраснел:

- Флойд не шевелится, Перк. Боюсь, он... не знаю... болен.

- Так ты думаешь, что, если будешь колотить этой ложкой, он вылечится? - Перкинс подошел и отпер двери.

- Флойд, - он потряс Флойда за плечо, - ты в по...

Флойд свалился с койки на пол.

- Черт! - сказал Нолли. - Он что, умер?

Но Перкинс как будто не слышал. Он смотрел на застывшее недоброе выражение на лице Флойда. До Нолли медленно дошло, что Перкинс смотрит так, как будто чего-то боится.

- Что такое, Перк?

- Ничего. Только... пошли отсюда. - Потом Перкинс добавил, обращаясь, скорее, к самому себе: - Бог мой, лучше бы мне его не трогать.

Нолли смотрел на тело Флойда с медленно пробуждающимся ужасом.

- Очнись, - сказал Перкинс. - Нужен доктор.

Во второй половине дня Франклин Боддин и Вирджил Рэтберн подъехали в стареньком "шевроле" к деревянным воротам в конце Бернс-роуд, в двух милях за кладбищем "Гармони Хилл". На заднем сиденье "шевроле" громоздилась, по выражению Франклина, "дрянца", состоящая в основном из пивных бутылок, пивных банок, винных бутылок и бутылок из-под "Поповской" водки. Раз в пару месяцев они с Вирджилом вывозили "дрянцу" на свалку.

- Закрыто, - объявил Франклин Боддин, силясь прочесть пришпиленную к воротам записку. - Сегодня ведь суббота, разве нет?

- Конечно, - проговорил Вирджил Рэтберн. Он не имел понятия, суббота сегодня или четверг: он был пьян.

- Свалка по субботам открыта, ведь так? - уточнил Франклин. Записка была одна, но он видел как минимум три: он тоже был пьян. Все три утверждали: "Закрыто".

- По субботам всегда бывало открыто, - подтвердил Вирджил. Он размахивал у себя перед носом бутылкой пива, пытаясь попасть в рот, но безуспешно.

- Закрыто, - повторил Франклин, начиная раздражаться. - Этот недоносок давит сачка, вот что. Я придавлю его.

Он завел машину.

- Давай! - завопил в воодушевлении и пивной пене Вирджил - и массивный бампер "шевроле" сокрушил ворота. Со свалки с криками взлетели чайки.

В четверти мили за воротами обрамляющие дорогу деревья расступались, открывая широкое пространство, регулярно разравниваемое бульдозером, стоящим сейчас у будки Дада. За этой площадкой начиналась собственно свалка - бывший гравийный карьер, в котором гигантскими дюнами скапливался разного рода мусор.

- Черт бы побрал скотину горбуна. Он, похоже, неделю ничего не жег. Видно, запой - вот что. - Франклин обеими ногами нажал на педаль тормоза, и она с металлическим визгом опустилась до самого пола. Прошло еще немного времени - и машина остановилась.

- Я не знал, что Дад пьяница, - Вирджил выкинул опустевшую бутылку в окно и достал из ящика под ногами новую.

- Все они, горбуны, - пьяницы, - медленно и важно пояснил Франклин. Он сплюнул в окно, после чего обнаружил, что оно закрыто, и вытер стекло рукавом. - Зайдем к нему. Может, что не так. Только сначала дрянцу спровадим.

Покончив со своей миссией, они зашагали в сторону крытой толем халупы Дада. Дверь оказалась запертой.

- Дад! - заорал Франклин. - Эй! Дад Роджерс! - он стукнул в дверь, и вся будка затряслась. Внутри крючок выскользнул из петли и дверь распахнулась. В халупе не было ничего, кроме тошнотворного сладковатого запаха, заставившего гостей обменяться гримасами отвращения, несмотря на их богатый опыт в области пьянства и его последствий. Запах мимолетно напомнил Франклину забытые в темном углу подвала пикули. Забытые на несколько лет.

- Сволочь, - прокомментировал Вирджил. - Хуже гангрены.

Но будка выглядела неправдоподобно опрятной. Запасная рубашка Дада висела над кроватью, по-армейски заправленной, стул аккуратно стоял у стола. Банка красной краски со свежими потеками красовалась на подложенной газете у двери.

- Меня вырвет, если мы здесь останемся, - лицо Вирджила сделалось зеленовато-белым. Франклин, чувствовавший себя лучше, шагнул назад и закрыл дверь.

Свалка лежала кругом, пустынная и безжизненная, как лунные горы.

- Нет его здесь, - сказал Франклин. - По лесу где-нибудь шляется.

- Фрэнк!

- Что? - Франклин был не в духе.

- Дверь была заперта изнутри. Если его там нет - как он оттуда выбрался?

Сбитый с толку, Франклин повернулся взглянуть на будку.

- Через окно, - начал было он, но не закончил фразы. Окном служило маленькое отверстие в толе, затянутое потертым пластиком. Дад не пролез бы в него, даже оставив свой горб внутри. - Не важно, - проворчал Франклин. Если он не желает брать плату - хрен с ним. Поехали отсюда.

Они вернулись к машине, и Франклин ощутил, как что-то просвечивается сквозь защитную мембрану опьянения, - что-то, чего он потом не мог, да и не хотел вспомнить, - чувство чего-то ужасно неладного. Как будто свалка завела себе живое сердце, и это сердце билось медленно, однако с пугающей силой. Вдруг захотелось уйти - причем очень быстро.

- Я не вижу ни одной крысы, - неожиданно сказал Вирджил.

И крыс действительно не было - только чайки. Франклин попытался вспомнить, случалось ли ему когда-нибудь привезти "дрянцу" на свалку и не увидеть ни одной крысы. Не случалось. И это ему не понравилось.

- Отравленная приманка, да, Фрэнк?

- Пошли, - посоветовал Франклин. - Пошли отсюда к чертовой матери.

После ужина Бену позволили встать и навестить Мэтта Берка. Визит оказался коротким: Мэтт спал. Кислородную подушку уже убрали, и дежурная сестра сказала Бену, что Мэтт завтра должен проснуться и сможет - недолго - разговаривать.

Лицо Мэтта показалось Бену поразительно состарившимся - впервые за время знакомства он увидел в нем старика. Во сне тот выглядел удивительно беззащитным. "Да, - подумал Бен, - здесь не то место, где мы с тобой можем найти поддержку. Здесь с кошмарами борются лизолом, скальпелями и химиотерапией, не признавая ни Библии, ни дикого чебреца. Если в колонне истины обнаружится отверстие - здесь его не заметят".

Он подошел к изголовью и осторожно коснулся шеи Мэтта пальцами. На коже не виднелось никаких следов, никаких шрамов.

Бен минуту колебался, потом подошел к шкафчику и открыл его. Одежда лежала внутри, а на крючке с обратной стороны двери висело распятие - то, которое видела у Мэтта Сьюзен. В приглушенном свете больничной палаты оно слабо мерцало.

Бен отнес его к постели и одел Мэтту на шею.

- Послушайте, что вы делаете?

Это вошла сестра с кувшином воды и деликатно прикрытой полотенцем уткой.

- Одеваю на него крест, - пояснил Бен.

- А... он что, католик?

- Теперь - да.

Уже спустилась ночь, когда в кухонную дверь дома Сойеров тихо постучали. Бонни, чуть улыбаясь, пошла открывать. На ней был коротенький передник с оборочками, высокие каблуки и больше ничего.

Дверь открылась, глаза Кори Брайанта расширились, челюсть отвалилась.

- Бо... Бо... Бонни?

- В чем дело, Кори? - она взялась рукой за верхний край двери, намеренно придавая обнаженной груди самое пикантное положение. Одновременно она скрестила ноги, демонстрируя их во всей красе.

- Боже, Бонни, а вдруг бы это был?..

- Телефонный мастер? - она хихикнула и положила его руку на свою правую грудь. - Хочешь измерить мое сопротивление?

Ей не пришлось вести его в спальню. Он знал дорогу.

- Ты уверена, что он не вернется домой?

Ее глаза сверкнули в темноте.

- О ком это вы, мистер телефонщик? Не о моем же милом муженьке... Он в Берлингтоне, штат Вермонт. Включи свет. Я хочу тебя видеть.

- Сними эту штуку.

- Сними сам. Ты должен уметь обращаться с узлами, телефонный мастер.

Он наклонился к ней. Она всегда заставляла его чувствовать себя подростком, впервые приступающим к делу; его руки всегда дрожали, когда он приближался к ней, будто ее плоть порождала сильное электрическое поле. Мысль о ней никогда не оставляла его в покое - как заноза между зубами, которую невозможно достать и выкинуть и невозможно не трогать поминутно языком. Ее изобретательность не знала границ.

- Нет, на колени. На колени передо мной.

Он неуклюже подчинился и потянулся к завязкам передника. Она, сидя на краешке кровати, поставила обе ноги с высокими каблуками ему на плечи. Он наклонил голову, чтобы поцеловать с внутренней стороны ее бедро; упругая плоть была чуть теплее губ.

- Отлично, Кори, вира помалу...

- Как остроумно, а?

Бонни Сойер завизжала.

Кори Брайан повернулся в смятении.

Рэджи Сойер стоял, прислонившись к дверному косяку. Короткоствольное ружье в его руках смотрело дулом в пол.

Кори ощутил горячую струю внутри брюк.

- Так значит в самом деле! - изумление Рэджи не знало границ. - Черт возьми, я проиграл Мики Сильвестру пачку папирос.

Бонни опомнилась первая:

- Рэджи, послушай. Это вовсе не то, что ты думаешь. Он вломился сюда, он был как сумасшедший, он, он...

- Заткнись, стерва, - он все еще улыбался. Приятной улыбкой. Он пришел в том самом костюме стального цвета, в котором целовался с ней на прощание два часа назад.

- Послушайте, - слабым голосом проговорил Кори. Рот его наполнился слюной. - Пожалуйста. Пожалуйста, не убивайте меня. Пусть я этого заслуживаю. Вы же не хотите сесть в тюрьму. Чего ради? Ну избейте меня заработал. Но, пожалуйста...

- Встань с колен, Перри Мэйсон, - Рэджи все так же улыбался. Ширинку проверь.

- Послушайте, мистер Сойер...

- Зови меня Рэджи. Мы ведь первые дружки. Я даже посвящен в твои интимные моменты - ведь так?

- Рэджи, это не то, что ты думаешь, он меня изнасиловал...

Улыбка Рэджи сделалась благосклонной:

- Если ты не заткнешься, я тебе отправлю кое-что заказной авиапочтой.

Бонни застонала. Лицо ее приобрело свет йогурта.

- Мистер Сойер... Рэджи...

- Тебя зовут Брайант? Твой папаша - Пит Брайант, правда? Он знает, что ты здесь?

- Нет, сэр, это разобьет ему сердце. Избейте меня, но если вы меня убьете, папа узнает и, клянусь, это его прикончит, и на вашей совести будут двое...

- Нет, держу пари, не узнает. Выйди-ка на минутку в гостиную. Это надо обсудить. Идем, - он приятно улыбнулся Кори, чтобы показать, что ничего плохого ему не сделает, потом взгляд его метнулся к Бонни. Оставайся тут, киска, а то никогда не выяснишь, чем дело кончится.

Повинуясь жесту ружьем, Кори отправился впереди Рэджа в гостиную. Ноги его стали резиновыми. Спина между лопатками безумно зудела. Вот туда он и влепит пулю, точно посредине. Интересно, проживу я достаточно долго, чтоб увидеть, как мои потроха врежутся в стену?..

- Повернись, - велел Рэджи.

Кори послушался. Он начал всхлипывать. Он не хотел всхлипывать, но ничего не мог поделать. Пожалуй, это совершенно неважно: будет он всхлипывать или нет. Он уже подмочил свою репутацию.

Ружье больше не покачивалось небрежно в руках Рэджи. Два ствола смотрели Кори прямо в лицо.

- Ты знаешь, что ты делал? Ты спал с чужой женой, Кори. Тебя ведь так зовут?

Кори кивнул, по щекам его струились слезы.

- Ты знаешь, что делают с такими, как ты, если их ловят?

Кори кивнул.

- Возьмись за ствол ружья, Кори. Легонько возьмись. Вообрази... ну, например, что это грудь моей жены.

Кори протянул дрожащую руку и повиновался. Холодный металл лег на ладонь.

- Положи ствол себе в рот, Кори. Оба дула. Вот так. Засунь поглубже. Ты ведь умеешь засовывать, Кори, правда?

Челюсти Кори раздвинулись до крайнего предела. Дуло уперлось в небо, вызывая тошноту.

- Закрой глаза, Кори.

Кори только таращился на него глазами, большими, как чайные блюдца.

Рэджи улыбнулся еще приятнее:

- Закрой свои милые голубые глазки, Кори.

Кори закрыл.

Рэджи нажал оба курка. Они щелкнули по пустым патронникам двойным "клик-клик".

Кори свалился на пол в глубоком обмороке.

Рэджи смотрел на него несколько секунд, приятно улыбаясь, потом перехватил ружье за дуло, поднял прикладом вверх. Повернулся к спальне:

- Я иду, Бонни. Ты готова?

Бонни Сойер начала визжать. Похоже, это входило у нее в привычку.

Кори ковылял, спотыкаясь, по улице туда, где он оставил грузовичок своей фирмы. Глаза Кори налились кровью и остекленели. На затылке росла шишка - падая, он ударился об пол. Ноги с шуршанием волочились по земле. Он старался думать об этом шуршании, и больше ни о чем. Было четверть девятого.

Рэджи Сойер все еще приятно улыбался, выпроваживая Кори через заднюю дверь. Равномерные рыдания Бонни доносились из спальни рефреном словам мужа: "Сейчас иди, как хороший мальчик, садись в машину и отправляйся в город. Есть такой автобус Льюистон-Бостон, он отправляется в четверть десятого. Он от Спенсера отправляется. Вот на нем ты уедешь. Потому что, если я когда-нибудь тебя увижу снова, я убью тебя. А с ней теперь все будет славно. Она теперь будет хорошая девочка. Она начнет новую жизнь теперь. Ей придется пару недель носить брючки и блузки с длинными рукавами, но вуали ей носить не придется. А ты только успей умотать из Салема Лота раньше, чем вымоешься и вообразишь опять, что ты мужчина".

И вот теперь он плелся по дороге, чтобы поступить в точности так, как велел Рэджи. Из Бостона можно отправиться... куда-нибудь. У него в банке больше тысячи долларов. Мать всегда хвалила его за бережливость. Деньги можно вытребовать по телеграфу. Их хватит продержаться, пока он не найдет работу и не выполнит другую тяжелую обязанность: забудет эту ночь. Вкус ружейного дула, запах собственного дерьма.

- Здравствуйте, мистер Брайант.

Кори взвизгнул и уставился в темноту, не увидав поначалу ничего. Ветер шевелил деревья, заставляя тени на дороге подпрыгивать и танцевать. Кори различил более плотную тень у каменной стены пастбища Карла Смита. Тень как будто имела человеческую форму, но что-то... что-то...

- Кто вы?

- Друг, который многое видит, мистер Брайант.

Тень зашевелилась и выскользнула из густой темноты. В слабом свете Кори увидел мужчину среднего возраста с черными усами и глубокими ярко блестящими глазами.

- С вами плохо обошлись, мистер Брайант.

- Откуда вы знаете?

- Я знаю многое. Это моя работа - знать. Курите?

- Спасибо. - Он с удовольствием взял предложенную сигарету. Незнакомец подал ему огонь, и в свете деревянной спички Кори разглядел по-славянски высокие скулы, бледный лоб и прямые черные волосы. Сигарета оказалась дрянная, но это лучше, чем ничего. Кори стал понемногу успокаиваться.

- Кто вы? - спросил он опять.

Незнакомец рассмеялся - удивительно глубокие и полные звуки вились в воздухе, как дым только что зажженной сигареты.

- Имена! - произнес незнакомец. - О, Америка настаивает на именах. Позвольте мне продать вам автомобиль только потому, что мое имя Билл Смит. Ешьте у такого-то! Смотрите такого-то по телевизору! Мое имя Барлоу, если вам от этого легче. - Он опять рассмеялся, глаза его мерцали. Кори ощутил улыбку на собственных губах и едва мог этому поверить. Его заботы отдалились, сделались неважными по сравнению с хорошим настроением в этих черных глазах.

- Вы ведь иностранец? - спросил Кори.

- Я житель многих стран, но мне эта страна... этот город кажется полным иностранцев. Вы понимаете? А? - Он смеялся опять, и на этот раз Кори присоединился к нему, давая выход несколько замедленной истерии.

- Да, иностранцы, - продолжал мужчина, - но красивые, живые, полнокровные. Вы знаете, какие красивые люди в вашей стране и в вашем городе, мистер Брайант? - Кори хохотнул, слегка сбитый с толку. Он не мог оторвать взгляда от лица незнакомца. Казалось, тот удерживал его силой. Они не знают ни голода, ни нужды, люди этой страны. Уже два поколения, как не знают - да и раньше знали весьма отдаленно. Они думают, что знают печали - но это печали ребенка, уронившего мороженое в день своего рождения. Они проливают кровь друг друга с величайшей энергией. Вы мне верите? Вы понимаете?

- Да, - сказал Кори. Глядя в глаза незнакомца, он видел множество разных вещей - и все чудесные.

- Вся страна - изумительный парадокс. В других землях, где люди досыта едят день за днем, они жиреют... делаются сонными... походят на свиней. Но на этой земле... кажется, чем больше вы едите, тем агрессивней становитесь. Понимаете? Как мистер Сойер. Такой богатый - он жалеет вам крох со своего стола. Разве нет?

- Да, - сказал Кори. Глаза Барлоу были до того большие и до того понимающие. - Все это вопрос...

- Все это вопрос перспективы, правда?

- Да! - воскликнул Кори. Этот человек нашел правильное, точное, великолепное слово. Кори не заметил, как сигарета выпала из пальцев и легла, дымя, на дорогу.

- Я мог бы обойти стороной вашу глушь, - задумчиво говорил незнакомец, - предпочесть один из ваших грандиозных городов. Ба! - глаза его вдруг сверкнули. - Что я знаю о городах? Меня собьет машина на перекрестке, отравит смог, доконают глупые дилетанты, чье общество мне... как вы говорите - неблагоприятно. Что такая деревенщина, как я, поделает с умствованиями большого города... даже американского? Ничего! Ничего, ничего и ничего! Я плюю на ваши города!

- О, конечно, - прошептал Кори.

- Поэтому я и прибыл сюда, в городок, о котором услышал от замечательного человека, здешнего уроженца, ныне, к сожалению, покойного. Здешний народ богат и полнокровен, он обладает огромным запасом агрессии и темноты - таким необходимым... кому? Нет английского слова. Полтеник, вурдалак, бхут... Вы слушаете?

- Да, - прошептал Кори.

Загрузка...