Ифигения в Тавриде

Тропою смерти мы идем с тобою,

И с каждым шагом боль души смолкает.

Когда молил я бога злобный хор

Ужасных мстительниц, меня теснящий,

Отбросить в Тартар, Феб, казалось, помощь

Мне обещал в святилище любимой

Его сестры, Таврической Дианы,—

Так понял я божественный оракул.

И вправду: беды кончатся мои

Здесь — вместе с жизнью бренной! — навсегда.

Не горько мне, кому стеснили дух

Бессмертные и омрачили разум,

С лучами солнца милого расстаться!

И если мне, как всем Атридам, смерть

В прославленном бою не суждена

И если я паду, как мой отец,

В крови, сравнявшись с жертвенным животным,

Пусть так! Уж лучше здесь, пред алтарем,

Погибнуть, чем, запутавшись в сетях,

Хитро сплетенных родичем-убийцей.

На время отступитесь, боги мщенья,

Что, как борзая свора, по следам,

Отмеченным неудержимой кровью,

С меня бегущей, гонитесь за мной!

Повремените! Я спускаюсь к вам:

Пусть солнце ни меня, ни вас не видит.

Земли зеленый радостный ковер —

Не для ночных чудовищ! Там, в Аиде,

Я отыщу вас: там единый рок

Нас свяжет, обреченных вечной ночи!

И лишь тебя, возлюбленный Пилад,

Моей вины безвинный соглядатай,

Так больно мне в страну печали звать

До времени! Жизнь или смерть твоя

Одни роднят меня с земной юдолью.

Нет, мой Орест, еще я не хочу,

Как ты, в страну почивших низойти,

Еще надеюсь путаной тропою,

Казалось бы, ведущей в сумрак ночи,

С тобой прорваться к жизни светозарной!

О смерти думать? Нет! Я чутко жду,

Не уготовлены ль совет и путь

Богами для счастливого побега?

Что смерть? Страшись ее иль будь бесстрашен,

Она неотвратима. Но, клянусь,

И в миг, когда нам кудри срезать руку

Поднимет жрица, о спасенье лишь

Я думать буду! От дурных сомнений

Очисть свой дух! Отчаяньем опасность

Ты лишь умножишь! Помни: Аполлон

Нам обещал в святилище Дианы

Душевный мир, и помощь, и возврат.

В оракулах нет двойственного смысла,

Как мнится удрученному уму.

Иль жизни темный полог не простерла

Мать надо мной с младенческой поры?

Во всем подобен славному отцу,

Я подрастал, и мой безмолвный взор

Ей и любовнику служил укором.

Как часто я, когда сестра Электра

Сидела у ночного очага,

К ее коленам робко припадал

И широко раскрытыми глазами

Глядел, как убивается сестра…

Все об отце она мне говорила!

Как жаждал я увидеться с отцом,

Быть в Трое с ним, обнять его в Микенах!

И день настал…

Пускай об этом часе

Ведут беседы духи полуночи,

А нас пусть дарят лучшие виденья

Минувшего отвагой для борьбы.

Богам угодно доблестных мужей

Служение на благо земнородным.

Ты доблестнее многих. Не хотели

Они тебя дать в спутники отцу,

Насильственно отосланному в Тартар.

О, если б я за край его одежды

Схватился и ушел за ним!

Знать, боги

Радели обо мне. Я и подумать

Не смею, кем я был бы без тебя.

Лишь для тебя, для близости с тобой

Я жил с младенчества, живу поныне.

Не говори мне о поре чудесной,

Когда твой дом приютом стал моим

И благородный твой отец любовно

Отогревал росток полузамерзший,

А ты, неугомонный сотоварищ,

Как легкий пестрокрылый мотылек,

Без устали вкруг темного цветка

Кружился, свет вливая в мрак душевный

И приобщая к радостям меня!

Там, позабыв о бедах, я с тобой

Порывам буйной юности отдался.

Лишь полюбив тебя, постиг я счастье.

Постиг я горе, лучше бы сказал!

В том и судьбы моей проклятье злое,

Что всюду, как изгнанник зачумленный,

В груди ношу я смерть и запустенье.

В какой бы край здоровый ни вступал я,

Тотчас же на цветущих жизнью лицах

Приметы вижу медленного яда!

Когда б твое дыханье отравляло,

Я первый был бы смерти обречен.

Но разве я не бодр, не смел душой?

А смелость и любовь — не крылья ли

Для славных дел?

Для славных дел? О да!

Мне памятно, как мы тянулись к славе,

Когда в горах лесистых мы вдвоем

Травили зверя и мечтали вслух,

С великим предком мощью костяка

Сравнявшись, мчаться с палицей в руках

Разбойнику вослед или дракону,

Иль по́д вечер на берегу морском,

Друг к другу прислонившись, отдыхали,

А пена волн лобзала наши ноги.

Как дальний мир тогда был близок нам!

Невольно мы хватались за мечи,

И в сумраке без счета проступали,

Как звезды, предстоящие дела.

Неимоверен подвиг, о котором

Душа мечтает. Мы хотим дела

Свершить под стать величью вековому,

Каким их наделят лишь поколенья

И славословья пышные певцов.

Звучит так гордо подвиг наших предков,

Когда поет о нем под рокот арфы

Юнец в тени задумчивых дубрав.

А нам земные кажутся дела,

Как им когда-то, суетой сует.

Мы гонимся за тем, что нас бежит,

Пренебрегая собственной тропою,

Не замечая стершегося следа,

Оставленного предком на земле.

За призраком его летучей славы

Мы рвемся вслед, она ж, как божество,

Венчает горы лживой позолотой.

Мне жалок тот, кто смотрит на себя

Глазами благодарного потомства.

Нет, юный воин, прославляй богов,

Твоей рукой столь многое свершивших.

Пусть тот, кому высокое судили

Бессмертные: освобожденье близких

От лютых бед, приумноженье царства,

Изгнанье ненавистного врага,—

Благодарит всевышних! Рок ему

Неоценимый жребий даровал.

Меня же боги палачом избрали,

Убийцей матери, мне все ж родимой,

Позорным отомстителем позора,

Чтобы казнить меня же! Я-то знаю:

Их цель — погибель Танталова дома.

И я погибнуть должен — не безвинно,

Но, как они, бесчестно!..

Верь мне, боги

Не мстят потомкам за грехи отцов;

И злой и добрый — каждый за свои

Поступки получает воздаянье.

Наследуем мы лишь благословенья,

А не проклятья предков…

Иль сюда

Благословенье предков привело нас?

Коль не оно, так воля божества.

И эта воля нас погубит здесь.

Покорствуй горним силам и надейся!

Когда сестру вернешь ты Аполлону

И будет в Дельфах чтить ее народ,

Высокая чета вознаградит

Тебя за дивный подвиг и избавит

От рук подземных мстительниц. Смотри:

Их здесь, в священной роще, больше нет.

Знать, мне покой сужден в предсмертный час.

Я по-иному волю их толкую,

Сопоставляя прошлое с грядущим,

И вывод мой, незыблемый, таков:

Богов великий замысел, быть может,

Годами зрел. Диана рвется прочь

От берегов жестокосердных скифов,

От их кровавых жертвоприношений.

Мы избраны богами совершить

Великое и вот уже стоим

С тобою у заманчивых преддверий.

Искусно ты решение богов

С желанными надеждами сплетаешь.

Что значил бы наш разум, если он

Не схватывал бы воли всеблагих?

Для славных дел нередко божеством

Преступник избирался благородный,

Дабы свершил он подвиг несвершимый.

И он свершал его! Свой тяжкий грех

Он искупал, служа богам и миру.

Нет, если жить и действовать я должен,

Пусть боги с удрученного чела

Проклятье снимут, что стремит меня

На путь, забрызганный родимой кровью

И уходящий в Тартар! Пусть иссякнет

Родник, из раны материнской бьющий

Навстречу мне, чтоб обагрить меня!

Будь терпеливей, друг! Иль, в неразумье,

Ты довершишь деянье фурий сам.

Пока держись в тени. Когда созреет

Мой замысел и общих наших сил

Потребует, я обращусь к тебе,

И мы за дело, взвесив все, возьмемся.

Я слышу речь Улисса.

Брось насмешки!

Облюбовать героя каждый должен,

Чтоб, с ним тягаясь, на Олимп взойти

Тропою недоступной. Признаюсь,

По мне, расчет и хитрость не позорят

Того, кто рвется к доблестным делам.

Я чту лишь тех, кто сердцем смел и прям.

Я и не брал в советчики тебя!

Но первый сделан шаг. От нашей стражи

Мне выведать немало удалось.

Узнал я: воля девы богоравной

Сковала их безжалостный закон.

Лишь чистую молитву и куренья

Она к богам возносит; чтят ее

За доброту. По слухам, жрица родом

Из амазонок. Говорят, бежала

Она сюда, спасаясь от беды.

Но мощь сломилась чар ее святых,

Когда пришел преступник с тяжкой ношей

Проклятья, непроглядного, как ночь.

Кровавым благочестием закон,

Нам гибелью грозящий, восстановлен.

И нас сразит суровый гнев царя!

Дикарский нрав — не женщине смирить.

На счастье нам, что женщина она!

Муж, самый добрый, властен приучить

Свой дух к жестокостям и часто зло

Провозглашает мерой и законом,

А там — глядишь — его и не узнать.

Лишь женщина привержена к стезе,

Раз избранной! Ей и в добре и в зле

Довериться мы можем. Но молчи!

Она идет! Оставь нас. Не хочу

Открыть ей сразу ни имен, ни нашей

Судьбы злосчастной! Скройся же пока!

Мы свидимся еще до встречи вашей!

Откуда ты и кто ты, чужеземец?

Сдается мне, скорее с греком схож,

Чем с скифом, ты и станом и лицом.

Опасную дарую я свободу;

Бессмертные да отвратят беду!

О голос сладостный! Желанный звук

Родимой речи в чужедальнем крае!

Благой отчизны горы голубые

Я снова, пленник злополучный, вижу

Перед собой! Пусть выдаст радость эта

Тебе, что я из Греции, как ты!

На краткий миг я даже позабыл,

Что я в тебе нуждаюсь! Весь отдался

Душою я чудесному виденью!

Скажи мне, если рок не наложил

Печать молчанья на тебя, откуда

Ты родом, богоданная сестра?

С тобою жрица, от самой богини

Принявшая избранье, говорит —

Довольствуйся пока таким ответом.

Скажи мне: как необоримый рок

На этот берег выбросил тебя?

Легко поведать мне, какие беды

Нас гнали, неотступные, сюда.

О, если б так легко и ты могла

В нас, богоравная, вселить надежду!

Из Крита мы, Адрастовы сыны:

Я младший сын, по имени Кефал,

А он — Лаодамант, средь Адрастидов

Старейший. Средний сын меж нами рос,

Суров и дик; согласие и мир

Он нарушал еще ребенком малым.

Мы матери безмолвно подчинялись,

Пока под Троей бился наш отец.

Когда ж с добычей возвратился он

И вскоре умер, тотчас злобный спор

За царство и наследство разгорелся.

Примкнул я к старшему. Он умертвил

Строптивца. За кровавый этот грех

Его терзают фурии теперь.

На этот дикий берег нас послал

Феб-Аполлон Дельфийский. В храме здесь

Он повелел нам у сестры его

Спасения от бедствий ожидать.

Нас полонили и свели к тебе

Для страшного закланья. Это все.

Так Троя пала? Сердце успокой!

Да, пала. Успокой сердца и нам!

Ускорь спасенье, что сулили боги

Нам, горемычным! Брату пособи!

Скажи ему спасительное слово

И ласково изгнанника прими!

Прошу тебя! Поверь, он так легко

Печалям и больным воспоминаньям

О горестном злодействе поддается.

И тотчас же безумный бред его

Хватает, и прекрасная душа

Становится добычей хищных чудищ.

Как ни ужасны горести твои,

Забудь о них, пока не скажешь все!

Великий город, десять долгих лет

Достойно силы греков отражавший,

Повержен в прах и не восстанет вновь!

Но горькие утраты нам велят

О крае варварском со скорбью думать.

Там пал Ахилл с Патроклом благородным.

И вы, богоподобные, в пыли.

И Паламед и доблестный Аякс

Не увидали родины любимой.

Он об отце молчит! Его пока

Средь павших не назвал он! Жив отец!

Еще мы свидимся! О сердце, жди!

Блаженны те, кто сладость горькой смерти

Вкусили от нещадного врага!

Пустынный ужас и конец жестокий

Вернувшимся рассвирепевший бог

Взамен триумфов пышных уготовил!

Иль речь людская не доходит к вам?

Из края в край неслась худая весть

О горестных, неслыханных делах!

Ужель беда, потрясшая Микены,—

По ней не смолкли стоны и сейчас! —

Для вас осталась тайной? Клитемнестра

С Эгисфом благородного супруга

В день возвращенья подло умертвила!

Ты почитаешь этот царский дом?

Я вижу, грудь твоя напрасно хочет

Мучительную боль перебороть!

Не дочь ли ты царева друга? Или,

Быть может, ты в Микенах родилась?

Прости меня за то, что первый я

Тебе поведал страшное деянье!

Как это все свершилось, говори!

Лишь только царь вернулся из похода

И, искупавшись, повелел жене

Дать одеянье свежее ему,

Коварная губительную ткань,

Всю в складках, перепутанных стократ,

На голову накинула супругу.

Напрасно царь из роковых сетей

Пытался вырваться! Уже пронзил

Его Эгисф-предатель! Так сошел

К почившим царь — с челом, фатой покрытым.

А что сообщник получил в награду?

Власть вместе с ложем, ведомым ему.

Так, значит, страсть на грех толкнула их?

И чувство мести, зревшее в тиши.

Чем государь царицу оскорбил?

Деяньем тяжким. Если извиненье

Убийству есть, так нет ее вины.

В Авлиду он царицу заманил,

И здесь, когда судам его Диана

Ветрами путь на Трою преградила,

Он дочь ей, первородную свою,

Сам на алтарь принес. Царевна пала

Кровавой жертвой эллинам на благо!

Вот почему царица злобой вся

Безудержной зажглась и, домоганьям

Эгисфа уступив, сама супруга

Губительною сетью оплела.

Довольно! Мы увидимся еще.

Как видно, дома царского судьба

Ей сердце истерзала! Павший царь,

Наверно, был ей дорог. Знать, ее

Из славного сюда купили дома —

На счастье нам! Но тише, сердце, тише!

Дай мудро нам и мужественно плыть

Звезде надежды брезжущей навстречу.