Игла бессмертия

Глава 16

Возвращение Николая ночью да ещё и с капитаном наделало много шума. До первых петухов не могли успокоиться и разместиться, а после уснуть и потому пробудились от сна лишь поздним утром.

Сразу после завтрака наступило время доклада — Воронцов слушал, расспрашивал и записывал. А как только дело подошло к концу, отправил Николая с Фёдором и Антипом на поиск ближайших к селу холмов, курганов и даже саженных пригорков.

Демида напоили бабкиным зельем, но на резаную рану оно так же лихо не подействовало, и он остался в избе.

Не успела поисковая команда отбыть со двора, как явился Перещибка. Бог знает как прознав о прибытии начальства, он прибыл с дочерью — засвидетельствовать своё почтение и заверить в полном содействии.

Заверения продлились до обеда и скорее напоминали допрос:

— Сколько было солдат, на которых вы напали?

— Близко три дюжины.

— А точнее?

— Не упомню!

— А кафтаны вы их взяли, одежду поснимали?

— Конечно, поснимали, не пропадать же добру.

— И сколько вышло кафтанов?

— Две дюжины продали, пяток соби оставили и пяток бабам отдали. Э-эм, стало быть, три десятка и четверо. Я ж говорил — близко три дюжины.

Олеся, на сей раз в скромном сером платье, сидела молча и склонив очи долу. Олегу не разрешили присутствовать, но он всё равно беспрестанно ходил сквозь горницу туда-сюда, будто бы мимоходом, и мельком поглядывал на свою милую.

После беседы отправились к церкви, где Георгий облазил каждую пядь и нашёл почти всё что искал. Кроме местного обитателя — раскольника Митрофана, он исчез.

По окончании осмотра Воронцов постановил начать земляные работы.

Тут как раз пригодилось обещанное Перещибкой содействие, и четверо казаков спустя полчаса уже махали лопатами и заступами. А сам хозяин хутора в великой суете искал те самые пять кафтанов, оставшихся от порубленных покрутчиков, дабы предъявить их пред строги очи петербургского начальства.

Начальство же занялось своим прямым делом — поиском колдуна, и для этого у него имелось верное средство.

На стенах церкви остались многочисленные следы когтей, а на земляных отвалах у раскопов — следы ног. И у Георгия в выписках из дедовой книги был описан подходящий ритуал, который уже помогал ему в прошлом. Указать на того, кто след оставил, магия могла, но только если случилось это в дневное время, под солнечными лучами.

Суматоха от бурной деятельности начала дня долго не позволяла приступить. То казаки пожалуются на звуки, вроде бы слышимые из раскопов, то Перещибка пришлёт мальца с кафтаном, а потом ещё с одним, а потом ещё.

Нежданно-негаданно явилась депутация крестьян во главе с Антипом посмотреть на начальство. Староста под благовидным предлогом увильнул от лесного поиска. Ну да бог бы с ним, но зачем же он затеял это представление?

Бабы и старики, беспрестанно кланяясь, выражали свой восторг и надежду на скорое избавление:

— Уж ты, батюшка-заступничек, помоги…

— Не оставь сирот, оборони от нечисти…

— Укрепись и молодецкой силою своей спаси…

Воронцов не привык к такому жалобному и даже униженному вопрошанию. Подходящих слов не находилось, но он как смог заверил крестьян в том, что приложит все усилия, расстарается и поможет.

Потом начались подарки. Каждый двор обязательно хотел вручить начальнику хоть что-нибудь, потому как люди привыкли к тому, что без дачи ничего не делается. И с телег понесли репу, морковь, всякую зелень, а также куриц и гусей. Старик-краснодеревщик поклонился искусно украшенными кружкой, ложкой и миской, дородная баба совала вышитые рушники.

Принять это всё было немыслимо, и капитан всячески отказывался. Дошёл до того, что стал прикрикивать, но тут подбежал Антип и умолил взять хоть пару куриц или гуся, чтобы не вводить людей в недоумение. На том и сошлись.

В конце концов крестьяне уехали. Заминка и бессмысленные заверения крестьян порядком расстроили Воронцова, но вернувшись к своим изысканиям, он быстро успокоился.

Закат уже выкрасил розовым цветом облака, когда Георгий начертил первый узор из солярных символов вокруг отпечатка стопы. Он сделал это специальным стилусом, тонкой, сужающейся к кончику серебряной палочкой, оставленной ему в наследство вместе с книгой.

Удивительное свойство палочки состояло в том, что как только её выносили на солнечный свет, так она мгновенно нагревалась и оставалась тёплой какое-то время и в темноте. Георгий даже измерил её температуру с помощью термометра Реомюра и стакана с водой. Температура составила сорок два градуса, но что это значило и что с этим делать, исследователь не знал.

Большинство из магических практик, описанных в книге, оставалось загадкой. О том или ином таинстве Георгий мог судить лишь по скупым заметкам, оставленным его дедом на полях, а заметок этих было не более дюжины.

Ритуал поиска, к примеру, был описан всего одной строкой:

«Per diem sol videt omnia. Et dices ad hauriendam picture verba».[15]

Рисунок и заклинание, написанное также на латыни, прилагались. Судя по изображению, след надлежало вписать в окружность с тем, чтобы из очерченного ею круга и знаков сформировать символический диск солнца. После установить под углом к рисунку зеркало и прочесть заклинание, вложив в слова свой дар. Тогда в зеркале вместо отражения появится прозрачный, светящийся жёлтым лик того, кто след оставил.

Помнится, он изрисовал знаками не одну сотню своих собственных следов и взял дюжину уроков живописи прежде чем догадался использовать стилус. Но в этом было только полбеды! Нигде не было указано угла наклона зеркала к поверхности! Пришлось напроситься на уроки геометрии в навигацкой школе, чтобы провести опыты. Но какое же наслаждение он испытал, когда всё получилось! Пожалуй, его можно было бы сравнить лишь с первыми успехами в любви!

Пусть так происходило с каждым заклинанием, это не могло остановить его любопытства. Какие ещё есть заклинания и что с их помощью можно сделать? Что таится за непонятными словами и символами в книге, как они работают, и сможет ли он сам их составлять? Вопросов множество, а ответов — чуть.

Оттого-то и рад был Воронцов искать искусников в диковинных делах, что у них чаял найти ответы, ведь если есть книга, стало быть есть и те, кто сможет её прочитать и объяснить.

Георгий закончил все приготовления: след босой ноги окружали символы солнца и линия круга, от которой в восемь сторон расходились лучи, рядом на специальной треноге, позволяющей регулировать угол наклона, расположилось зеркало. Несколько длинных трещин пересекали его поверхность — падение с лошади не прошло даром.

Воронцов огляделся — казаки работали на другой стороне холма, оттуда доносился их говор, а более вокруг никого не было.

Чародей встал на колено, а затем припал к земле, чтобы находиться ближе к рисунку, и начал заклинание. Слова выпустили на волю золотые искорки, и они, причудливо кружась, ручейками побежали к начертанным на земле линиям. Символы мигнули жёлтым светом, и на зеркале соткался образ худого бородатого лица.

Воронцов углём перенёс портрет на бумагу. Теперь его следовало показать Николаю. Скорее всего, это был тот самый убогий, что жил при церкви, подле семейства священника.

Солнце село, и, хотя его лучи ещё освещали небосвод, для заклинания поиска они уже не годились, так что оставшиеся следы пришлось отложить.

Казаки тоже прекратили работу и, поминутно оглядываясь, объявили, что на ночь тут не останутся. Георгий отпустил их, а сам направился к избе попа, куда в скором времени прибыла и его немногочисленная команда — Николай с Фёдором и Олегом.

Демид тоже рвался в бой, но Фёдор, осмотрев рану, оставил его у старосты.

Внутри разместились вольготно, запалили лучины и поужинали тем, что Антипова хозяйка собрала.

— Мест с такими большими курганами как здешний всего два, — начал Николай доклад, — у Перещибки и в лесу, в трёх верстах от дороги. Мы туда наведались — там тоже раскопано, но не так густо, как здесь и следы старые, норы кое-где обвалились.

— Следы от сапога или от лаптя?

— Не могу сказать, края смазались.

— Ладно, завтра выясним. Продолжай.

— Никого по пути не встретили, вокруг кургана тихо, покойно. Всё.

— А как староста от вас сбежал?

— Как увидали мы раскопы, так он спал с лица и утёк до дому. Всё приговаривал: «И здесь, и здесь, всё как сказывал».

— Кто сказывал?

— Не могу знать, он уж спиной поворотился, когда я на него обернулся, не успел спросить.

— Ладно, завтра спросим. — Георгий отодвинулся от стола, прислонился спиной к стене и достал из своего футляра сегодняшний рисунок. — А вот гляньте-ка, видели похожего человека здесь? — Он развернул сложенный трубочкой лист.

Фёдор с Николаем ещё только примерялись, а Олег уже закивал и показал на себя: я видел.

— На Митрофана похож, на убогого, что мы у пепелища повстречали, — ответил Николай, и остальные согласились.

— А в деревне вы его не видели сегодня?

— Нет.

— Завтра надо будет расспросить о нём людей. — Воронцов достал трубку и принялся набивать её табаком. — Фёдор, там на печи лежат кафтаны, достань и разложи на столе.

Потёртые и порядком выцветшие кафтаны синего цвета легли перед сидящими.

— Вот, взгляни-ка, Николай. Что скажешь, чьи они?

Пока капитан раскуривал трубку, Николай рассматривал обмундирование. Синий цвет носили в основном драгуны, но попадался он и в гарнизонах, где и вовсе бывала та ещё радуга. Так просто не отличишь одно от другого. И так бы Николай и не ответил на этот вопрос, кабы не вспомнил одного своего приятеля, как раз кавалериста.

— Гарнизонные, ваше высокоблагородие.

— Почему не драгунские?

— У драгунских ношеных кафтанов завсегда около задницы натёрто, потому как об седло трётся. А тут такого не видно.

— Хм, гарнизонные, это хуже, пойди их пересчитай, — сам себе сказал Воронцов и велел спрятать кафтаны на место.

Воткнутые между брёвен лучины догорали, да и пора уже было определяться с тем, как действовать. Решение ночевать близ церкви пришло спонтанно, на гребне той волны деятельности, которую Георгий гнал с самого утра. Он спешил наверстать то время, что потерял в Боброцске, но верно ли он поступал? Ведь, кажется, никто не убегал.

Поспешишь — людей насмешишь. Быть может, решение ловить на живца как раз такого толка, только смеяться станет колдун?

Георгий ещё раз обдумал их положение. Угроз им до сего дня не было, если не считать упырей на дороге, но то не им, то всем. Раз так, то зачем тут сидеть? Ничего не произойдёт. Но подожди, а раскопки? Он начал раскопки, и это может принудить колдуна к действиям. Да, всё верно, может принудить, если только ему есть до раскопов дело — ведь, скорее всего, всё, что ему нужно он уже достал.

А кто этот кудесник? Митрофан? В Берёзовке он появился не так давно, жил при священнике, обретался тут, когда пришёл Николай, а нынче исчез. Что ж, сомнений достаточно, чтобы порасспросить его, хоть образ сумасшедшего не вязался с сильным колдуном. Других-то кандидатов на роль злодея пока не было видно. Впрочем, он ещё не все следы проверил.

Итак, что получается? Пришёл начальник и начал искать да раскапывать, согнал колдуна с насиженного места. Стоит ли обуздать начальника, тем более что он решил остановиться вдали от деревни и любопытных глаз? Может быть.

Так или иначе, а надобно принять меры предосторожности, ведь колдун, кем бы он ни был, знает, что в хате по его проклятую душу сидят, и может напакостить.

Георгий вышел в сени и разбудил ворона в перстне. Крошечный «corvus corax» вылетел наружу и уселся на венце крыши. Всё, теперь предупредит, коли полезут, однако стражу оставить все равно стоит.

— Значит, так, первая стража твоя, Николай, — распорядился Воронцов, вернувшись. — Затем буди меня, после — Фёдор. Несите сюда солому и одеяла, здесь разместимся.

Вскоре все улеглись, лучины погасили, и только неяркий свет луны освещал горницу через не закрытые ставнями окна.

Николай уселся на широкую кадку и прислонился спиной к глухой стене — так он видел и дверь, и окна.

Георгий постарался отринуть все мысли и расслабить натруженные ноги. Его стража следующая, нужно отдохнуть.

Олег зарылся в солому и уже предвкушал встретить во сне Перещибкину дочку. Какова она была сегодня в платье? Ещё краше, ещё желаннее. А ежели весь день о чём-нибудь думаешь, то и во сне оно же явится.

Только Фёдор всё не спал — прошлый секрет и ночные видения не шли у него из головы. А ну как этот раскольник, Митрофан, и в самом деле клад нашёл? Золота у него в ладонях было вдосталь, на эти деньги можно б хутор купить не хуже Перещибкиного, землицы, батраков нанять…

«Эх, сладкие мечты… Что ж, пожалуй, что можно попробовать, ведь не убудет от меня, ежели я ночку не посплю, а глядишь, и от службы отказаться можно будет».

Нужно только заснуть с этими мыслями в голове, и, Фёдор был отчего-то в этом уверен, раскольник явится.

Вот только Митрофан этот… уж больно во сне непригляден был, а ну как он с нечистой силой водится? А подпускать к себе этакий страх Фёдор не хотел ни за какие деньги. Время шло, и он совершенно измучился в своих метаниях и решил отступиться — пропади оно пропадом это золото!

И как только он это решил, так сразу же успокоился и уснул.

Расчет оправдался — сон пришёл дурной.

Фёдор осознал себя там же, в хате священника, только пустой и тёмной. Ни лучика, ни отблеска не показывалось из окон, но стены, стол и предметы все были видны, будто начертаны серым, скверного качества, мелом по чёрному листу.

И тишина… полнейшая, какой и в погребе не бывает.

«Что ж, теперь… подождать?» — подумал Фёдор. Он понимал, что спит, но всё равно робел этого странного, как будто неживого, места.

Шли минуты, но ничего и не происходило.

Солдат переступил с ноги на ногу, но топота не услышал.

— Эй, есть тут… — окликнул он, но звук его голоса, прозвучав сначала звонко, быстро утих, как будто придушенный кляпом.

Фёдор приложил руку к губам — ничего там не было.

«Э…» — хотел было повторить он, но и того не смог.

«Онемел!» — пролетела заполошная мысль.

В смятении он отступил к глухой стене. Спиной ощутил брёвна. С ними тоже было что-то не так — ощупал… они были плоские, словно доски! Бревна оказались нарисованы.

Перебирая руками, двинулся к стене с окном — то же самое! Ни наличников, ни ставней, только ровная поверхность и серые линии.

«Неправильно, неправильно, не может быть», — стучало в голове.

Он ударил по окну кулаком, но не услышал ни звона, ни гула! И боли не почувствовал.

«Я ведь сплю, а во сне чего не бывает», — попытался успокоиться Фёдор.

«Такого не бывает», — тут же пришла мысль.

Своя или чужая?

«Надо прочесть „Отче наш“…»

«Прочти», — теперь уж точно ответили.

«А-а…» — хотел крикнуть Фёдор, он был в ужасе оттого, что кто-то поселился в его голове! Но первый звук, как и раньше, канул в тишину без всплеска.

Фёдора трясло как в лихорадке, он схватился за голову руками и сжал её изо всех сил!

«Прочь, моя голова, прочь!!!»

«Здесь всё моё».

И в подтверждение этих слов окошко, забранное мутным нарисованным стеклом, вдруг начало светлеть — серый цвет истаивал, а на его месте проступал белый. Затем стали меняться очертания — углы сгладились, отверстие сплюснулось, превратившись в овал.

И сразу же по нему от краёв к центру побежали красные ручейки. Они ветвились, извивались, соединялись, кромсая белое поле, делая его рельефным, делая его живым!

«Да это кровь!» — сообразил Фёдор.

Ответа не последовало.

Алые ручейки к середине овала истончились и, не добежав до центра, замерли.

Заворожённый этим зрелищем, Фёдор стоял не шевелясь, хотя всеми силами пытался сдвинуться с места — отойти от проклятущего окошка. Ему казалось, что он не может уже бояться больше. Он ошибался.

Как только ручейки остановились, овал подёрнулся рябью, в его середине появилась точка. Она дрожала и постепенно увеличивалась в размерах, будто выталкиваемая изнутри. Уже можно было разглядеть её узор — от чёрного центра расходились красноватые извилистые лучи.

«Да ведь это зеница!» — От ужаса Фёдора так тряхануло, что он преодолел столбняк и упал на задницу. Быстро перебирая ногами, спиной вперёд отполз в угол!

Зрачок сместился, око посмотрело на него.