Серафина сидела в маленькой комнате без окон в полицейском участке и размышляла, убедительно ли звучат ее ответы, нормальны ли они. Она понятия не имела, как рассказывал бы о таком обычный человек. И полагалась на полицейские сериалы, книги и собственную фантазию.
– Итак, расскажи нам еще раз, Серафина: как ты очутилась сегодня утром в спортзале?
Констебль Кэролайн Уоткинс задавала этот вопрос уже дважды. Голос у нее был высокий, девчоночий. Темные волосы собраны в аккуратный узел на затылке. Красилась она сильно, но безупречно, и с каждым повтором вопроса у нее дергался левый глаз.
Серафина пожала плечами.
– Нам просто было скучно, – уже в третий раз сказала она.
– И как ты уже говорила, школьный смотритель Даррен Шоу последовал за тобой и Клодией Фримен?
Серафина кивнула.
Уоткинс многозначительно склонила голову в сторону записывающей аппаратуры.
– Да, – произнесла Серафина.
– А карандаш?
– Он лежал у меня в кармане.
Уоткинс смотрела Серафине в глаза.
– А, ну да, – согласилась она. – После урока рисования, – еле заметная улыбка тронула ее губы.
– Нет, – поправила Серафина. – ТП. Технологии проектирования.
– Конечно же. Я ошиблась. – Констебль Уоткинс сделала вид, будто что-то исправила в своих записях. – Итак, мистер Шоу подошел к Клодии в спортзале. Ты сказала, что она попала. Что ты имела в виду?
Ее глаз снова дернулся.
Серафина в точности повторила свой прежний ответ:
– Он схватил ее сзади за шею и полез рукой ей под джемпер.
– И ты уверена, что эти действия не были консенсуальными?
Серафина помедлила немного, прикидывая, что могла бы сказать эта сучка Клодия. Они дружили, но Серафина знала, что Клодию раздражает популярность подруги. Насколько далеко зашла Клодия, чтобы подгадить ей?
– Ты уверена, что он принуждал Клодию и действовал вопреки ее желанию? – спросила Уоткинс.
– Ей пятнадцать, – ответила Серафина, оскорбленная тем, что ей попытались растолковать значение слова «консенсуальный».
Щеки Уоткинс вспыхнули.
Мать Серафины, которая до этого сидела молча, как велено – она такая послушная рохля, – теперь подала голос.
– На что это вы намекаете? – спросила она и опустила руки, которые до тех пор держала скрещенными на груди. – У нас приличная семья. Моя дочь и мухи не обидит. Этот человек напугал ее, она просто защищалась.
– Это так, Серафина? Ты испугалась? – спросила Уоткинс.
– Да.
– Он отпустил Клодию и напал на тебя?
– Да.
– И ты накинулась на него с карандашом – по твоим словам, в надежде оцарапать его?
– Да, – ограничилась кратким ответом Серафина.
Уоткинс смотрела ей в глаза.
Она не верит мне, думала Серафина. Потупившись и ссутулив плечи, она съежилась на своем стуле и принялась ковырять кожу вокруг ногтей. Мне четырнадцать лет, я напугана. Я никому не хотела причинять вреда. Просто пыталась помочь подруге, и вот теперь меня допрашивают.
На миг ее встревожила мысль, что ничего у нее не выйдет. Может, поза не та или выражение лица не такое, как надо. Полицейских ведь учат распознавать обман.
Но Уоткинс собрала свои бумаги.
– Ладно, пока достаточно. Сделаем перерыв, констебль Феликс проводит вас в столовую. – Уоткинс продолжала, обращаясь к матери Серафины: – Надо что-нибудь съесть – это поможет справиться с шоком. – И когда снова посмотрела на Серафину, ее улыбка заметно потеплела: – А потом мы еще поговорим.
Серафина кивнула. Я беззащитная девчонка-подросток, у меня шок. Я беззащитная девчонка-подросток, у меня шок. Как она уже выяснила, мысленно повторять эти слова полезно.
Уоткинс встала и вышла. Серафина расслабилась. Задачка оказалась раз плюнуть.