Наёмница еще не уяснила, в чем состоит главное испытание. Она оказалась одна, наедине сама с собой. Случилось именно то, чего она так боялась.
Сейчас она открыла глаза и увидела над собой переплетение сухих безлистых ветвей и клочки серого неба меж ними. Куда бы она ни попала, это определенно не самое чудесное место в мире. Было холодно, и она порадовалась, что на ней ее успевший стать любимым зеленый плащ. Она полежала немного, припоминая вчерашний день, но ничего хорошего не вспомнилось, можно было и не утруждаться. Падение с трехметровой стены не обошлось без последствий – все ее тело покрывали синяки, ссадины и царапины. «Хорошо, что Колдун слепой, – порадовалась Наёмница. – Видок у меня весьма подозрительный».
Гримасничая от боли, она с трудом поднялась и прислонилась к дереву. Впереди над деревьями, едва не втыкаясь в облака, вздымались высокие тонкие башенки замка. Со всех сторон окруженный лесом, замок был черный, будто обгоревший в огромном кострище, угрюмый и неприветливый – в самый раз для колдуна. Конечно, надо бы не трепыхаться в сомнениях и страхах, а заняться уже делом, но чем дольше Наёмница смотрела на замок, тем меньше ей хотелось к нему приближаться. То есть ей совершенно не хотелось к нему приближаться.
Поверхность дерева за спиной ощущалась странно. Наёмница повернулась посмотреть и сразу отпрыгнула, взъерошившись. Теперь она поняла, отчего дерево высохло. Его лишенный коры ствол и выпирающие из земли мощные корни покрывали вырезанные в древесине письмена, непонятные и причудливые, от которых у Наёмницы сразу зарябило в глазах. Она затряслась как лист на ветру. Колдовство!
С расстроенными нервами она поплелась к замку. «Тот, кто вырезал эти буквы, наверняка задумал что-то жуткое, – рассуждала она. – Вот возьму и превращусь теперь в лягушку. Или слизняка. Нет, лучше бы в лягушку. А вдруг я вообще теперь проклята?» Ей столько раз кричали в лицо: «Будь ты проклята!» – и ее это никогда не беспокоило. Но с настоящим колдовством шутки плохи. Хотя она толком не знала, к каким последствиям способно привести проклятье, менее страшным оно от этого не становилось. А еще ей пришла в голову мысль, что Вогтоус бы расстроился, потому что дерево погибло.
Лес, впрочем, не производил впечатление угрозы – лес как лес, только темный и цветов в нем не растет. Но что ей цветы – они ее и в лучшие дни не заботили. Под подошвами хрустели мелкие веточки. Сосредоточиться на окружающей обстановке мешал светозарный образ Вогта, с угнетающей настойчивостью продолжающий возникать у нее в голове. Наёмница уже начала злиться. Не слишком ли часто она вспоминает этого умалишенного? И еще одно не давало ей покоя: некая мельтешащая, не дающая поймать себя мысль… Наконец, изловчившись, Наёмница вцепилась в нее когтями и застыла как вкопанная.
Почему она сразу не обратила на это внимание? Прямо перед ее неудавшейся попыткой бегства, стоя за дверью, она слышала голос Вогта, и при этом у нее не возникло ни малейших сомнений: хоть он скотина, предатель и засранец, но в остальном в порядке. Спустя же десять или пятнадцать минут, когда его притащили в зал, он выглядел так, будто по нему прогнали табун лошадей. Синяки даже успели почернеть. Чтобы довести человека до такого состояния, его требуется колошматить как минимум сутки. «Нет, – мотнула головой Наёмница, – суток недостаточно». С Вогтовой неуязвимой шкурой они трудились бы дня три минимум. Не сходится.
Ну точно, Шванн наводит какие-то мороки. Якшаясь с колдунами, научишься всяким мерзостям… хотя эту тварь стоит остерегаться и по множеству других причин. «Так что из происходящего вчера было настоящим? – спросила себя Наёмница и сама же себя осекла: – Хватит терзаться вопросами без ответов. За это денег не дают».
Лес вдруг закончился, и далее не росло ничего, как будто близость замка лишала любую растительность шанса выжить. Лишь голая твердая почва, ставшая гладкой под постоянной полировкой дождей, да усеивающие ее камни – и мелкие, с кулачок, и большие валуны. Спотыкаясь, Наёмница доплелась до каменного дугообразного мостика, поднимающегося над широким звенящим ручьем. На середине мостика Наёмница остановилась и посмотрела вниз: ручей был прозрачный, сердитый и, кажется, очень холодный. На дне его лежало множество разноцветных булыжников и россыпь блестящих серебряных кружочков, похожих на монеты, но меньших по размерам. «Симпатично», – оценила Наёмница, хотя подобные мысли никогда не были ей свойственны.
От мостика было рукой подать до замка, и минуту спустя она оказалась возле гигантских дверей, черных, гладких, без каких-либо ручек. Створки прилегали друг к другу так плотно, что между ними и волос бы не протиснулся. Гостей в замке явно не ждали. Наёмница представила, как она безответно стучит в дверь день, два, семь. Ужасно.
Приказав своему унылому воображению угомониться, Наёмница яростно замолотила по дверям кулаками. Она ломилась минут пять, и результатом была лишь боль в сбитых костяшках. Неровно дыша, Наёмница остановилась отдохнуть, и тут жутчайше загрохотало, ударяя по ушам. Наёмница зажала уши ладонями и зажмурилась. Чуть-чуть привыкнув и сообразив, что если она в первую минуту не упала бездыханным телом, то и дальше наверняка выстоит, Наёмница начала различать в грохоте что-то смутно знакомое и наконец признала в нем собственный стук, увеличенный по громкости во много десятков раз. Это была настоящая пытка. «Запомни: долго стучаться – невежливо», – сказала она себе (теперь-то она знала: мало ли что из этого может получиться). Громовым раскатом прогремел последний удар, и все стихло.
Наёмница несмело опустила руки. В ушах звенело. Ну почему с ней вечно случается что-нибудь неприятное? Что-то болезненное? Что-то унизительное?
Створки дверей распахнулись. За ними было темно.
– Это обязательно было так делать? – раздался тихий голос.
Присмотревшись, Наёмница различила маленького сгорбленного желтолицего человечка. Одетый во все черное, он был почти невидим в темноте, и лишь его узкоглазое лицо витало среди черноты, как маска. Зрелище если не пугающее, то весьма неприятное.
– Что?! – переспросила Наёмница.
Человечек скривился и аккуратно дотронулся кончиками пальцев до своих маленьких аккуратных ушек.
– Не ори, – речь определенно исходила от Человечка. Но Наёмница не замечала движений его тонких, плотно сжатых губ.
– Мне нужно к вашему господину.
– Кто бы сомневался, – Человечек поднял руку, и в ней сам собой вспыхнул круглый оранжевый фонарик, похожий на цветочный бутон. – Иди за мной.
Когда он повернулся к ней спиной, Наёмница увидела длинную черную косичку, тянущуюся из-под его обшитой черными бусинами шапочки.
– Мы оставим двери открытыми? – спросила она, нерешительно оглянувшись.
Человечек не ответил. Двери захлопнулись сами собой.
Следуя за экзотичным проводником, Наёмница оказалась на безумной лестнице, то резко опускающейся, то взмывающей вверх. Перемещаться по ней было весьма утомительно, и, казалось, конца этому нет. Учитывая, что шли они все время в одном направлении, никуда не сворачивая, а замок был не настолько велик, они должны были бы уже упереться в стену. Но не упирались. Это раздражало. Еще раздражал Человечек, который двигался замедленно, будто под водой, однако, как ни пыталась Наёмница нагнать его, всегда опережал ее ровно на шесть ступенек. Его маленькие ступни были не длиннее кистей ее рук.
Лестница в последний раз чуть ли не отвесно взлетела в гору, заставляя Наёмницу тратить последние силы, и остановилась перед проемом, из которого лилось, освещая ступеньки, искристое голубоватое сияние.
Почтительно склонив голову, Человечек шагнул в сияние, как в облако, и скрылся из виду.
– Господин, я привел ее, – подобострастно известил он. Его голос доносился как будто издалека.
Наёмница собрала всю свою храбрость и проследовала в проем. Сияние, изнутри молочно-белое, окружило ее прохладой. Когда глаза чуть привыкли к свету, Наёмница осмотрелась. Человечек исчез.
***
Это было невыразимо странное место. Комната походила на пещеру, свода которой Наёмница, как ни пыталась, не смогла рассмотреть. Возможно, его не было вовсе. Все пространство пещеры заполняли кристаллы, похожие на обточенные льдинки. Часть кристаллов неподвижно застыла в пространстве (они были матовыми и тусклыми), остальные – прозрачные и испускающие тот самый бело-голубой свет – плавно перемещались, каким-то образом умудряясь не сталкиваться друг с другом. Иногда они почти соприкасались – но в последний момент им всегда удавалось разминуться.
Несколько кристаллов, приблизившись к Наёмнице, начали медленно вращаться вокруг нее. До сих пор все странное только пугало ее, или вызывало раздражение, или пугало и раздражало одновременно, но сейчас она была очарована. Ее душа стала безмятежна. Наёмница протянула руку, и прозрачный кристалл невесомо опустился на ее ладонь, оказавшись теплым на ощупь.
– Он прекрасен, не правда ли? – услышала Наёмница чей-то спокойный голос.
В следующий момент высокий человек, облаченный в белое одеяние, напоминающее монашескую рясу Вогта, возник прямо перед ней. Проверни он этот трюк минуту назад, она бы завопила от неожиданности, а сейчас просто кивнула:
– Да, – и принялась рассматривать незнакомца.
Ее представление, как должен выглядеть колдун, включало в себя множество ужасных подробностей, но едва ли этот человек пил кровь и потрошил жаб дни напролет. Он был… грустным. Несмотря на молодое, без морщин, лицо, у него были длинные, поседевшие добела волосы и короткая, тоже седая, бородка. Глаза закрывала повязка. Хотя Наёмница знала, что Колдун слеп, она не могла отделаться от ощущения, что сквозь повязку он пристально рассматривает ее. Впрочем, она не чувствовала никакой враждебности с его стороны и потому оставалась спокойной.
– Для чего ты пришла в мой замок? – спросил Колдун.
– Чтобы попросить у вас работу, – ответила Наёмница.
– Знаешь ли ты, кто я? – спросил он.
– Да, – ответила Наёмница.
– Знаешь ли ты, что эти земли закрыты от внешнего мира и никто из живущих здесь никогда не покидает их?
– Да, – ответила Наёмница.
– Тогда почему ты не поискала работу в более приятном месте?
Сердцебиение Наёмницы чуть ускорилось. Она отчетливо ощущала взгляд Колдуна, устремленный в ее глаза, и напомнила себе: «Он не может меня видеть, он слеп». Все же, даже если он действительно не способен рассмотреть ее лицо, ему не составляет труда заглянуть в ее душу. Она не знала, какую правду рассказать ему, но помнила предостережение Шванн и потому не решилась прибегнуть ко лжи.
– В моей жизни, – несмело начала она, – я видела много грязного и страшного. Меня били, но никогда не жалели, меня пытались убить, но никогда не любили, и я поступала соответственно. Мне казалось, все такое, каким должно быть, ведь я никогда не видела другого. Но однажды во мне что-то сломалось, и я попыталась убить себя – не потому, что хотела смерти, а потому, что не могла жить так дальше, – она успокоилась, ее дыхание выровнялось. В конце концов, она рассказывала о себе – то есть о человеке, глубоко ей безразличном. – Все же я не довела дело до конца. Жизнь может быть горше смерти, но… умереть проще, чем продолжать жить, а я не сдаюсь так легко. Однако вернуться на прежние пути я не в состоянии. Мне осталось только одно – спрятаться от огромного мира, избравшего смерть, где я лишь крошечная частичка и мой выбор не имеет значения.
– Ты ищешь спасение в моем маленьком затхлом мирке, – сказал Колдун. – Но не ведаешь, каков мой выбор между жизнью и смертью.
– Однако мне известно, что в вашем маленьком мирке вы – единственный властелин. Какой бы выбор вы ни сделали, это неважно, если вы позволите мне сохранить мой.
– Как тебя зовут?
– Аирид, – сказала Наёмница.
– Ты согласна отдать мне свое имя?
Прозрачный кристалл завис возле ее лица, медленно вращаясь. Его грани поочередно вспыхивали. Наёмница покачнулась от внезапного приступа головокружения. «Он похож на глаз, – подумала она. – Огромный голубой глаз». Затем она услышала свой голос:
– Да. Согласна.
Она ощутила порыв ветра, прошедший сквозь ее тело. Кристалл завращался с огромной скоростью, а потом начал замедляться. Ее снова качнуло.
И после она оказалась в кромешной тьме.
Сквозь мрак Человечек с косичкой бесшумно подкрался к ней. Он поднял руку, и во вспыхнувшем дрожащем свете оранжевого фонарика Наёмница увидела его крошечное, сморщенное, как орех, личико.
– Скажи свое имя, – тоненько произнес Человечек. – Скажи свое имя, – и рассмеялся.
– Я… – Наёмница обхватила голову руками. – Я не знаю.
Она так и не сумела вспомнить, какое имя произнесла в тот день. Все, что ей осталось, это представлять его: мутный кристалл, зависший среди тьмы и тишины безлюдного зала.
***
Даже ее замутненное сознание не сумело бы проигнорировать такую лестницу, следовательно, лестница просто исчезла. Следуя за Человечком, Наёмница вышла из замка. Свет снаружи был так тускл, что она даже не прикрыла своих привыкших к темноте глаз.
– Успевай, – приказал Человечек, уже стоящий на мосту.
Зябко кутаясь в плащ, Наёмница поспешила нагнать его. Погода ухудшилась. В этот раз ручей был едва слышен сквозь тоскливый вой ветра. Вдали темной зеленью набух лес, а до него все выстилали камни, такие же серые, как сегодняшнее пасмурное небо. «Все камень, – подумала Наёмница. – Все мертво». Она вспомнила застывшее лицо Колдуна с повязкой, закрывающей пустые глазницы, и мотнула головой.
Пригнувшись от ветра, Человечек стремительно и бесшумно шагал к лесу. Хотя ветер трепал спутанные волосы Наёмницы, бросая их ей в глаза, рот (она уже под языком чувствовала волосы), его черная тонкая косичка не шевелилась, как будто прилипнув к спине. Хотя Наёмница почти бежала за ним, каким-то образом Человечек всегда оставался далеко впереди. Она быстро выбилась из сил, тем более что давно не наедалась досыта. Странно, но путь от замка до леса казался куда длиннее, чем уже проделанный сегодня путь в противоположном направлении. Впрочем, после тех изменений, которым подверглась внутренняя архитектура замка, Наёмницу было уже ничем не удивить.
Вынужденный дожидаться ее, Человечек периодически останавливался, застывая черным столбиком, будто бы поглощающим свет. Узкие матово-черные глаза выражали холодное презрение.
– Ты неуклюжа и медлительна, – упрекнул он.
От невысказанных в ответ ругательств слюна Наёмницы стала горькой, как хина. «Что мне приходиться терпеть из-за тебя!» – мысленно упрекнула она Вогта и сплюнула на землю. Прокомментируй Человечек ее угрюмый, бездомный вид, ее бы это мало задело. Но, поставив под сомнение ее проворство и ловкость, он нанес ей страшное оскорбление.
У кромки леса что-то чернело. Наёмница прищурилась, присматриваясь – камни. В отличие от прочих, виденных в окрестностях замка, эти были черные, а не серые. Камни и оказались их целью. Они были разложены таким образом, что образовали странные продолговатые фигуры. В пределах одной фигуры камни располагались близко друг к другу, но не соприкасались; сами фигуры разделяло достаточно большое расстояние.
Человечек вдруг попятился, и настороженное, опасливое выражение появилось на его лице.
– Что это такое? – спросила Наёмница. – Что это?
– Камни, – резко сказал Человечек, как будто это что-то объясняло. – Это твоя работа.
– Моя работа?
– Ты должна брать их. По одному. И уносить к замку. Размещай их вдоль ручья, но ни в коем случае не переноси за ручей. Клади их так, чтобы между ними было не менее пяти широких шагов.
– Зачем? – спросила Наёмница. – Какой вообще в этом смысл?
– Если ты оставишь хоть один здесь, если ты положишь их слишком близко, ты будешь наказана.
– Как я буду наказана? – спросила Наёмница. Она не дождалась ответа, но что-то подсказало ей, что наказание будет жестоким. Может даже смертельным.
– Если хоть один из них достигнет леса, ты будешь наказана, – продолжил Человечек.
– Достигнет леса? – разозлилась Наёмница.
– Ты должна успеть оттащить все камни и вернуться в замок до наступления темноты. В противном случае ты лишишься ужина и останешься спать снаружи, – Человечек посмотрел на нее или ей только показалось, что он смотрит на нее – его глаза были такими темными, что невозможно было различить зрачки, уловить их движения. Это тревожило. – Если ты вдруг решишь, что выбилась из сил и больше не можешь, вспомни: ночью просыпаются злые духи, – Человечек отвернулся от нее. – Твоя работа очень важна. Делай ее хорошо.
«Здорово, – мысленно простонала Наёмница. – Просто здорово! Ну почему все это происходит со мной?!»
Человечек быстро удалялся. Казалось, он не идет, а скользит по камням, словно тряпочка, которую перемещает порыв ветра. Наёмница проследила, как он скрылся в замке, что издали выглядел совсем маленьким – на столе поместится. Определенно, с утра расстояние между замком и лесом было гораздо меньше… Затем она перевела взгляд на фигуры, сложенные из черных камней. По одному? К замку? До темноты? Кто-нибудь может объяснить, что это значит?
Она подняла первый камень. Не так уж тяжело. Она даже не устанет.
***
Наёмница ужасно устала, словно все силы выпили из нее. Коленки у нее были разбиты, локти тоже. Она дважды упала очень больно и множество раз просто больно и винила во всем Человечка, наверняка наведшего на нее порчу, хотя по столь неровной поверхности и без порчи было весьма затруднительно передвигаться.
«Паршивые камни! Каждый следующий тяжелее предыдущего! – злилась она. – Эту работу придумали лишь для того, чтобы меня помучить. В ней нет никакого смысла. Ну какая разница, где они лежат – ближе к лесу или ближе к замку? И что меня заставят делать завтра? Ох, как же жрать хочется…»
Вогт не стоил таких мук, определенно. Но раз она уже в это ввязалась, то деваться ей некуда. Она с тоской подхватила очередной камень. С каждым шагом к замку камень наливался весом. Эдак последний ей и с места не сдвинуть… Да что же это такое – камни, тяжелеющие как будто нарочно для того, чтобы их было сложнее нести! Скорее бы она освободилась от этой мерзкой работы! Убивать людей было куда как легче… В какой-то момент она не выдержала, швырнула камень и присела на ближайший валун немного отдохнуть.
– Не понимаю, как все это может происходить со мной, – произнесла она вслух, прижав к животу дрожащие от перенапряжения руки. – Еще несколько дней назад это был обычный мир, обычная я. А теперь все такое странное…
Солнце садилось. Небо начало краснеть. Вогт бы сказал:
– Посмотри, какое красивое небо. Как огонь, как драгоценный камень.
Она бы ответила:
– Небо как небо.
Он бы сказал:
– Почему ты ничего не замечаешь вокруг?
А она бы сказала:
– Я замечаю вокруг, что ты недоумок.
Она бы чувствовала себя лучше, будь она уверена, что Вогт не предал ее. Однако сейчас у нее не было никакой возможности узнать, что в действительности произошло в замке Шванн. Наёмница перестала злиться и впала в тоску.
В образе угрюмой рабыни она перетаскала оставшиеся камни. Теперь они лежали вдоль замка растянутой линией.
Створки дверей громыхнули, когда кто-то плотно сомкнул их изнутри.
– Подождите меня! – закричала Наёмница. – Я успела!
***
В заполненном людьми зале не было никакой другой мебели, только столы и лавки, установленные в два ряда. Ни единого гобелена на темных стенах, ни даже окон. Масляные светильники горели тускло и источали горький смрад. Заприметив в уголке свободное место, Наёмница поспешила занять его. Среди полумрака ее глаза вспыхивали, как остывающие угли. Чьи-то белые руки с длинными веревками синих сосудов, выпирающих из-под кожи, поставили перед ней миску и металлическую кружку с водой.
Наёмница, полумертвая от усталости и голода, поспешила приступить к ужину. Каша была остывшая, безвкусная, серая – городские крысы подумали бы, прежде чем ее есть, но Наёмница была не столь привередлива. Насытившись, она мотнула головой, чтобы волосы волной упали на лицо, и принялась украдкой рассматривать окружающих.
Как она ни напрягала зрение, люди виделись ей неясными и размытыми, и ей вспомнились смутные облака, бесцельно, медлительно ползущие по сумрачному небу, которое к этому часу наверняка совсем почернело. «Люди без имен», – прозвучало в ее голове. Как и она сама. Но если она потеряла свое имя, эти люди отдали его добровольно.
Тишину нарушал лишь тяжелый шорох ступней по обшарпанному полу. Она вслушивалась в безмолвие, облепившее ее словно мокрая простыня, и размышляла о том, как же все-таки скверно, что никто не говорит друг с другом. Даже наемники, грубые и нередко враждебные, не могли не переброситься хотя бы парой слов за совместным ужином, эти же молчали, склонившись над своими мисками. Наёмница попыталась представить их ленивые редкие мысли, но ей увиделась одна лишь пустота, унылая, как засохший колодец в жаркий день.
– Не презирай их, – услышала она голос Человечка возле самого уха. – Ты станешь такой же, когда привыкнешь и смиришься.
– Я не хочу, – ответила Наёмница прежде, чем успела себя остановить.
– Не хочешь? Они получили покой.
Наёмница знала, что не должна спорить, но все равно возразила:
– Они стали безразличными.
– Разве раньше ты не сказала бы сама, что это одно и то же?
– Только раньше.
– Ты поумнела? – Человечек сухо, шелестяще рассмеялся. С таким звуком песчинки перекатываются под ветром.
– Нет, просто начала иногда думать, – хотела было возразить ему Наёмница, но, повернув голову, никого не увидела.
На краю стола лежала маленькая, расшитая глянцевыми бусинами черная шапочка, сложенная вдвое. Цепенея и не отводя от нее взгляда, Наёмница встала. Сегодня определенно было больше странностей, чем она согласна вытерпеть за день, пусть даже очень длинный.
Следуя за потоком людей, она прошла в общую спальню. Это был огромный зал, пол которого усеивали одеяла. Одеяла были сшиты попарно, так что получалось нечто вроде мешка. Схватив ближайший, Наёмница забралась внутрь. Что ж, достаточно уютно. Обычно она спала в куда как менее комфортных условиях.
Она закрыла глаза, позволяя себе если не поспать, то хотя бы отдохнуть. Покидая обеденный зал, народ постепенно стягивался в спальню, размещаясь каждый в своем коконе. Она дожидалась, когда все заснут. Тогда она приступит к настоящей работе. Ей легче красться во тьме, тревожно замирать, чувствовать себя охотницей, чем таскать камни.
Как бы ей ни хотелось переключиться на что-то другое, мысли упорно возвращались к событиям вчерашнего дня. Какой из двух Вогтов был настоящим? Тот, который обливался кровью? Или тот, кто говорил ей все эти мерзкие слова и продал ее Шванн со всеми потрохами?
«Если он действительно меня предал, я спасу его, а потом сразу убью», – решила Наёмница. Несмотря на странную противоречивость такого решения, она успокоилась. Как минимум она не позволит издеваться над собой безнаказанно.
Рядом кто-то противно закашлял. «Умри», – пожелала ему агрессивная Наёмница. Она расслабленно вытянулась. Скоро вставать… да-да, только еще минуту полежать… еще пять минут… десять…
– Эй, – тихо позвал ее Вогт со спины.
Наёмница перевернулась на другой бок, высунула голову из кокона и увидела Вогта. Растерянно стоя в центре зала, он высматривал свободные местечки среди спящих людей, пытаясь пройти. Отчего-то Наёмница совсем не удивилась его появлению – это же Вогт, с ним все возможно.
– Просто перешагивай их, – посоветовала она.
– Я не могу. Это неправильно.
Все же, пусть и не самым коротким путем, он добрался до Наёмницы и преклонил колена рядом с ней. На его печальное лицо почему-то падал яркий лунный свет, хотя луны не было в помине.
– Ты видел дерево? – спросила Наёмница.
– Да. Там написано, что в любом случае умирают все.
– Только один умер, – твердо возразила Наёмница, не имея ни малейшего понятия, о чем она вообще.
– Оба в тот день, как трое прежде, и это протянется сквозь вечность, как тянулось до них, – ответил Вогт. – А еще там сказано, что, даже если камни разрушены, призраки камней остаются, – он тоскливо осмотрелся и съежился. Он был такой испуганный, несчастный, что Наёмнице захотелось утешить его, но она не шелохнулась и ничего не сказала, потому что она не дура и не станет разводить над кем-либо нюни.
– Будь со мной честен, – попросила она. – Который из двух?
– Сложно сказать… Может быть, оба, может, ни один. Это ты должна решить, чему быть правдой. Выбери, каким ты хочешь, чтобы я был для тебя, и я буду.
– Почему ты никогда не даешь четкий ответ? Почему всегда пытаешься меня запутать?
– Нет, я изо всех сил пытаюсь объяснить, просто не знаю, как.
Вогт замолчал, и Наёмница тоже молчала.
– Ты знаешь, каким они становятся? Люди, у которых забрали имя? – спросил Вогт. – Они забывают свое прошлое, будущее обращается в стену тумана, у них остается только настоящее, но они и его не замечают. Равнодушие убивает все их живые чувства, но они никогда о них не сожалеют. Больше всего они боятся вспомнить, потому что безразличие гораздо легче боли.
– Ты опять о своем сумасшедшем, болван, – с усталой досадой сказала Наёмница и натянула одеяло на голову.
***
– Оммм! – прозвенел колокол – Буууум, Оммммм!
По пригревшемуся телу Наёмницы прошла холодная волна.
– Вогт! – дернулась она. – Почему ты меня не разбудил?
Люди покидали зал. Утро! Наёмница вскочила, путаясь в одеяле. Одеяло сползло на пол и походило теперь не на кокон, а на мятое крыло летучей мыши.
«Приснилось, – поняла ошалелая Наёмница. Невероятно. Все казалось таким реальным, она до сих про помнит каждое слово их диалога… а на деле ее просто вырубило! Кретинка, какая же она кретинка! В наказание Наёмница ударила себя в плечо, забыв о ране, и взвизгнула от боли. Никто из присутствующих не обращал на нее внимания, молча выбираясь из одеял и утекая прочь с безмолвным потоком толпы.
Ну как она могла уснуть?! Да запросто: просто бум вниз – и хррр… Осталось шесть ночей. Даже пять! Если учесть, что ей нужна ночь на путь обратно.
Со стен умывальни текла, струилась и падала вода. Продолжая самоистязание, Наёмница макнула всю голову в ледяной поток. Так ей. А если она не успеет отыскать то, что приказано, тогда что? Остаться здесь и дожидаться встречи со злющей Шванн, которая заявится к Колдуну сдаваться? Или возвратиться к Шванн с пустыми руками? Едва ли эта злобная сучка просто отпустит ее восвояси «с нечистой совестью», как обещала.
Наёмница присоединилась к движущейся в сторону обеденного зала веренице и вперилась взглядом в спину мужчины, бредущего впереди. Высокий, здоровый, сильный, но лишенный воли и пустой изнутри, он казался безопасным и вместе с тем до того жутким, что аж до костей пробирало. Широкие плечи, бритая голова, руки, который он ровно несет вдоль тела. Наёмница ощутила тошноту и уставилась себе под ноги.
В обеденном зале каждому вручили миску с парой вареных яиц и кусок хлеба – к счастью, довольно большой и даже с тонким слоем масла, размазанным по поверхности. Наёмница проглотила свой завтрак с чавканьем и животной жадностью, потом напилась воды и с булькающим пузом пошла искать Человечка, надеясь, что ее сегодняшние рабочие обязанности окажутся приятнее вчерашних.
Человечек обнаружился возле входных дверей – отступивший в темный угол, маленький и сгорбленный, будто застывший в вечном поклоне.
– Что мне делать? – спросила Наёмница.
Человечек растянул в недоулыбке тонкие губы и вместе с ними тончайшие, полосочкой, усики.
«Только не…»
– Камни.
– Опять? – возмутилась Наёмница. – Почему? Неужели у вас нет никого сильнее меня?
– Есть. Но именно ты должна ощутить всю их тяжесть, – Человечек растворил дверь и выпроводил ее наружу.
Ей понадобилось приглядеться, чтобы рассмотреть вдали, у самой кромки леса, восемь темных фигур, сложенных из черных камней.
– Хотела бы я посмотреть на того урода, который за ночь оттащил их обратно, – сердито сказала Наёмница, хотя никто ее не слышал.
Если он вообще существует, ха-ха. Волоски у нее на теле поднялись и опали.
Она села на большой серый камень, стараясь не испытывать отчаянья. Сначала она разберет ту фигуру, которая справа. Потом ту, которая слева. Потом снова ту, что справа. И так пока не останется одна – и нельзя будет уже сказать, слева она или справа.
Сегодня она упала только один раз. Иногда она останавливалась, позабыв о камне, оттягивающем руки, и смотрела на небо, так как больше, в общем-то, смотреть было не на что – все однообразно. А небо постоянно менялось, потому что день был ветреный и облака смешивались иначе.
«Тело для души, как земля для цветка», – сказал когда-то глупый Вогт.
«Какая уж тут душа, когда вокруг одни камни, – подумала Наёмница. – То есть какой цветок, когда вокруг одни камни».
Будучи менее голодной и гораздо менее взвинченной, она управилась быстрее вчерашнего. День был в самом разгаре. Даже солнце на часок показалось из-за облаков. Наёмница села на мостик и свесила ноги, давая отдых ноющим стопам. Сквозь сверкающую воду зеркальцами сияли похожие на монеты серебристые кругляшки. «Все бы отдала, чтобы узнать, что это за кругляшки такие и зачем они здесь, в ручье», – подумала Наёмница, хотя, конечно, все ради этого точно бы не отдала, пусть у нее и было немного, да и то не ее. Возле замка мелькнул Человечек, на Наёмницу он не обратил ни малейшего внимания, из чего она заключила, что на сегодня свободна.
Шатаясь по окрестностям, она нашла муравейник. Вернее, это муравейник ее нашел: она брела, задумчивая, все медленнее и медленнее, а потом совсем остановилась, но лучше бы в другом месте. Муравьи мгновенно облепили ее ноги. Здоровые, как пчелы, они кусались почти так же больно.
– ААААА! – дико заорала Наёмница, прыгая на месте и хлопая себя по всем местам, так как ее кусали уже даже под мышками.
Ничего не оставалось, кроме как удариться в позорное бегство, унося на своем теле наиболее яростных муравьев. Она еще долго потом вылавливала их под одеждой, догадываясь об их местонахождении по жгучим укусам, но и после того, как выловила всех, ей мерещились злые насекомые, снующие по ее коже.
– Ну почему, – громко пожаловалась Наёмница, в седьмой раз проверяя левый ботинок, – почему мне всегда не везет? Почему мне всегда что-то делает больно? Да был бы это единственный муравейник на тысячу шагов вокруг, я бы все равно в него угодила!
Вогт знал ответы на ее вопросы, как в действительности знал ответы на все вопросы, но он был слишком далеко, чтобы ответить.
Ковыляя к замку в предвкушении безвкусного ужина, Наёмница увидела группку безымянных, которые медленно шли по камням, нагрузив на спины какие-то мешки, и крикнула им:
– Эй!
Они даже не обернулись, как будто вовсе не к ним обращались. С другой стороны, как обратиться к людям без имен?
Чёрный Человечек больше не появлялся, но она заметила на камнях его шапочку.
Это был пустой и длинный день.
***
На местах муравьиных укусов вздулись красные зудящие пузыри. Вертясь с боку на бок в своем одеяле, Наёмница почесывалась и иногда, забывшись, шепотом бранилась. Выждав пару часов, она решила, что вроде как все должны уснуть, – более всего она боялась, что кто-нибудь заметит ее отлучку и сообщит Чёрному Человечку, который, судя по всему, был здесь главным управляющим и с которым, как подсказывал ей инстинкт самосохранения, лучше не связываться.
Неискренне спокойная, Наёмница вылезла из одеяла и пошла, перешагивая через коконы со спящими – уж она-то не находила ничего такого запретного в том, чтобы перешагнуть через человека. Бледные лица с закрытыми глазами не выражали ничего. Наёмнице даже по полю брани, усыпанному трупами, не было так противно ходить, может потому, что обычные мертвецы привычнее тех, кто умер, но продолжает жить.
В коридоре светили тусклые редкие светильники. Наёмница поежилась от сквозняка и не смогла вспомнить, замечала ли днем мимолетные прикосновения этих ледяных потоков. Она пошла дальше по коридору и свернула в другой, где прежде не бывала. Сквозняк усилился. Наёмница начала дрожать. Все-таки страшно бродить здесь. Одной.
«Зачем вообще такой длинный коридор без единой двери?» – недоумевала она, ступая осторожно и мягко, как кошка. Ее чувства внушали ей, что у стен тысяча глаз, но разум пытался убедить ее в обратном: никто не смотрит на нее сейчас, даже если она чувствует, что смотрит.
Впереди коридор разделялся на два – один был такой же, как первый, освещенный мигающими масляными светильниками, а второй непроглядно черный. Именно из него и исходили эти замораживающие дуновения. Наёмница остановилась в растерянности. Куда же ей пойти? Сильнее прежнего захотелось вернуться под одеяло и притвориться, что там она все это время и находилась. А еще лучше бы оказаться на траве возле реки, под небом, которое пусть порой и дождит, зато никогда не давит на нее, как каменный потолок здесь.
Она вспомнила престранную лестницу, которую ей пришлось преодолеть, чтобы встретиться с Колдуном, и впервые осознала, что найти что-либо в этом замке может оказаться для нее непосильной задачей. Если только ей повезет… но обычно ей не везло. Нечего и рассчитывать.
Она больше не могла стоять на месте. Выбирай – левый, правый. Конечно, можно сдаться и с позором сбежать в спальню, но в долгосрочной перспективе такое решение только усугубит ее проблемы.
– Я ищу то, что ценно для него. Он наверняка это прячет, – сказала себе Наёмница. – А спрятанное обычно хранится в темноте.
Подбодрив себя сомнительной логикой, она решительно шагнула в темный коридор. Каждый шаг приближал ее к кромешной мгле, и вскоре стало неважным, открыты или закрыты ее глаза. Темнота пугала ее, кусала ее кожу, будучи при этом не тем врагом, которого можно победить, просто ударив кулаком – а это вызывало самое омерзительное чувство, что только может быть: беспомощность.
Интересно, где сейчас Чёрный Человечек (и его шапочка – она у него на голове? или нет?) Он не верит ей, подозревает ее. Читает ее мысли. Шванн тоже это делала («Да кто ты вообще такая!» – одно воспоминание об этом заставило Наёмницу вздрогнуть). Да и Вогт… Почему ей кажется, что все они знают о ней больше, чем она сама? Понимают все происходящее лучше, чем она… а она вообще ничего уже не понимает?
«Ладно, пусть так, – решила Наёмница. – Но это не то место, чтобы предаваться размышлениям о своей новой странной жизни».
Определенно не то. Мало ли что может вдруг выскочить из темноты? Она должна быть настороже. Впрочем, она всегда настороже. Как же здесь тихо… Дыхание повисало в тишине, как капли рассветной росы на паутине. И Наёмница кралась сквозь паутину тишины, гибко и плавно, чтобы не задеть ее неосторожным движением, потому что совсем рядом находится паук, только и ждущий, когда прозрачные нити задрожат.
Однако тишина все же оказалась разорвана, хотя и не по ее вине. Внутри у Наёмницы все мгновенно превратилось в лед, застывшая кровь остановилась.
Она слышала шаги, легкие и почти невесомые.
– Эй, – хотела позвать Наёмница, но не решилась.
Шаги звучали уже ближе, затем затихли. Наёмница затаила дыхание. Если он для нее невидимка, то она для него – тоже. Ну или в это очень хочется верить… Невидимка постоял минуту, потом побежал. Его движения были легкими и быстрыми. «Это ребенок», – догадалась Наёмница, и короткий всхлип подтвердил ее догадку.
– Эй, – позвала Наёмница, но ей не ответили.
Он убежал прочь.
Стоило его шагам истаять вдали, как тишина начала оживать, наполняясь выцветшими шорохами. Что здесь происходит? Наёмница задрожала.
Вскрики, затихшие много лет назад, шепот, потерявший отчетливость и смысл, потекли со стен, как вода, сначала каплями, затем струйками, и Наёмница догадалась, что они вот-вот хлынут потоком, заполняя узкий коридор. Надеясь скрыться от голосов, она побежала, но они уже были повсюду и скоро захлестнули ее с головой. Она совсем не хотела вслушиваться, но вслушивалась против воли, различая детский плач и резко обрывающийся смех, слова, перебивающие друг друга, дыхание неровное и тихое, которое она больше ощущала кожей, чем слышала. Все это звенело и отдавалось эхом, пока не слилось в устрашающий грохот.
– Хватит! – закричала Наёмница, сходя с ума от ужаса. – Хватит! Я не хочу вас слушать!
И вдруг стало тихо. Она открыла глаза, осознав, что до этого держала их закрытыми.
На стене перед ней сияла тонкая полоса. Это была щель между стеной и приоткрытой дверью. Может, и не стоило идти туда, но там был свет. Наёмница толкнула дверь и вошла.
В комнате не оказалось ничего страшного, вообще почти ничего не оказалось, только две кровати, стоящие в центре. Они были маленькие, детского размера, и застелены посеревшими от пыли простынями. В открытый проем окна проникал ветер, отчего ее кожа сразу покрылась мурашками. Наёмница вспомнила ветер большого мира вокруг, пахнущий пылью, или дождем, или тающим снегом, или землей, или травой, или мокрыми палыми листьями. Запах делал ветер живым; она никогда не думала об этом и не замечала этого, заметила только сейчас, когда вдохнула ветер, не имеющий запаха, несущий в себе лишь холод. Проем серебрился, как бывает в полнолуние, но луны не было – Наёмница убедилась в этом, подойдя ближе к окну и посмотрев в синее небо. Оно было все усыпано серебряными звездами, такими большими и яркими, каких она никогда не видела. Как бы старательно Наёмница ни всматривалась в них, она не узнала ни одного созвездия.
– Что это за комната? Неужели это то, что он прячет в темноте? – произнесла Наёмница вслух и зажала себе рот. Мало ли кто может ее услышать.
Голоса молчали, затаившись в стенах. Наёмница чувствовала, что они молчат лишь пока могут молчать, а если уж зазвучат, то сразу криком. «Уходи отсюда, – приказала она себе. – Здесь нет ничего из того, что ты ищешь». Но она оставалась. Ее взгляд блуждал по комнате. Она просто пыталась понять, что…
Цепи свисали со стены, переплетясь друг с другом, как змеи. Наёмница подошла и потрогала их. Это-то здесь зачем? Кого приковывали в этой комнате? Она поднялась на цыпочки и дотронулась до железных петель, держащихся в стене так плотно, что она могла бы на них повиснуть без риска сорвать их. Кого-то вешали на стену? Колдун пытал здесь своих недругов? Однако ей сложно было представить Колдуна, пытающего кого-то. Уж слишком он… печальный для подобных развлечений.
Голоса пульсировали в стене, как живые сердца. «Не надо! Уходи! – снова попыталась убедить себя Наёмница. – Неужели ты хочешь это слышать? Какое тебе дело?»
Стена была неровная и на вид немного склизкая. Прежде, чем Наёмница успела остановить себя, она приложила к стене ладони… Тишина. Она подавила облегченный вздох.
«В стенах нет голосов. И этого замка тоже нет. Я просто сплю и вижу сон. Глупый, дурацкий сон о беглых монахах, злобных красотках и колдунах, выкалывающих себе глаза. Как такое вообще могло зародиться в моей голове?»
Наёмница пошевелила пальцами, занывшими от холода – стена была просто ледяная. Она закрыла глаза, открыла их, снова зажмурилась и прижалась к стене ухом. Детские шепчущие голоса поднимались из глубины камня… Поначалу они звучали так тихо, что она не могла разобрать ни слова, но усиливались и становились все выше, почти превратившись в визг. Теперь Наёмница слышала, что они говорят, повторяют снова и снова. Она могла представить себе этих маленьких детей, испуганно жмущихся друг к другу. «Они убегали и прятались», – поняла она, хотя как она могла понять то, чего не знала в принципе? Одни и те же слова, как заклинание… В действительности это и было их первое заклинание:
«Если мы убьем его, нам не будет так страшно. Если мы убьем его, нам не будет так страшно. Если мы…»
Наёмница отшатнулась от стены.
Дверь со скрипом повернулась на ржавых петлях, затворяясь. Однако прежде, чем та захлопнулась, Наёмница проскочила в щель – обратно в непроницаемую тьму, которая стала для нее желаннее после того, что предстало ей при свете. За спиной резко хлопнуло, и, обернувшись, Наёмница увидела, что серебристая полоска погасла. Наёмница толкнула дверь, но та не подалась, запертая так надежно, как если бы была замурована. «Непонятности, таинственности, – процедила Наёмница. – Ненавижу!» И, ускоряясь, побежала назад, к спасительному одеялу, которое на время закроет ее от всего.
Голоса из стен звали ее и гнали прочь, просили ее о помощи и, понимая, что она ничего не может для них сделать, захлебывались в крике. Наёмница была такая же, как они, и поэтому ей не было жаль их. Впереди вспыхнули светильники, свет которых теперь казался ей ярким, и, как только она проникла в пределы дрожащего светового пятна, голоса оставили ее.
– Все хорошо, – сказала Наёмница. – Нет. Все плохо.
Она прошла по залу, осторожно обходя спящих (или же просто погрузившихся в небытие, которое тот же сон, только без снов и без возвращения), забралась в свой кокон, свернулась, пытаясь согреться. Голоса не звучали, но она продолжала слышать их в своей памяти. Наёмница вдруг всхлипнула, затем еще раз, и надавила на веки пальцами – не сметь.
Какое ей дело?
***
У нее болели ноги, спина, руки и уже, наверное, все. Веки, которые она то и дело терла, припухли и покраснели. Доставив до места очередной камень, Наёмница злобно пнула его ногой, а затем прижала к щекам дрожащие пальцы. У нее было просто ужасное настроение – хотя бы потому, что ночью ей предстояло снова бродить по коридорам замка. Все утро она не могла отделаться от стискивающего горло отвратного страха, хоть и смогла убедить себя, что услышанные ею дети были вполне материальны и просто находились в соседней комнате. Каким-то образом их голоса просачивались сквозь стену, возможно, в щели меж блоков. Причуды акустики, темнота, ее собственное воображение придали обыденной ситуации атмосферу кошмара. Конечно, наличие живых страдающих детей не решало проблему и даже создавало новую. В любом случае к ней это не имеет отношения. У нее своя проблема. Камни.
– Почему они каждый раз все тяжелее и тяжелее? – сказала она вслух. – Почему именно я должна таскать их? Неужели для меня не нашлось другой работы?
– А для тебя есть что-то непривычное в их тяжести?
Чёрный Человечек. Внутри нее все напряглось. С чего бы это он притащился? Что ему от нее нужно? Не зная, что ответить, Наёмница молча смотрела на него. В ярком дневном свете она отчетливо видела каждую морщинку на желтом безбородом лице, но все еще не могла различить его зрачки, такими темными были радужки. Определенно, он был представителем другой расы, но прежде ей не доводилось видеть таких.
– Ты не закончила. Пока работа не сделана, тебе не позволено сидеть просто так.
– Мне нужна передышка! Я на куски разваливаюсь! – она говорила на повышенных тонах, хоть и пыталась себя сдерживать. Подняв руки, она показала их Человечку. – Дрожат. Эти камни будто не хотят, чтобы их уносили прочь от леса.
– Так оно и есть, – подтвердил Человечек.
– Кто ночью переносит их обратно? – спросила Наёмница. – И зачем?
Человечек молчал, и его темные глаза, пронзительные и умные, становились все уже и уже, пока не превратились в сплошные черные щели.
– Ты еще не разобралась?
– Нет, – Наёмнице было страшно неуютно.
– У тебя красные глаза. Слышала их голоса ночью?
Наёмница старательно сделала вид, что не понимает, о чем он.
– Чьи голоса? – невинно осведомилась она.
– Призраков.
– Так это были призраки? – выпалила она в ужасе. Ничего более глупого она сделать не могла.
Человечек, казалось, не обратил внимание на ее самообличительную реакцию.
– Да. Призраки камней, – он сжал губы. Затем посмотрел ей в глаза. Наёмнице было жутко под его непроницаемым взглядом, но какое-то время она терпела. Потом все-таки уставилась в землю.
– Что такое призраки камней?
– Камни бесчувственны, – продолжил Чёрный Человечек.
«Когда ж наконец небо сжалится и пошлет мне того, кто отвечает на вопросы прямо?» – мысленно простонала Наёмница.
– Однако есть воспоминания, которые даже камни не могут хранить без боли. Они бы кровоточили, если бы только могли. Иногда они пытаются рассказать о переполняющем их страдании. Высказать все и, наконец, освободиться. Но здесь их некому слушать, – Человечек смотрел на нее с легкой насмешкой.
«Наверное, Вогту бы он понравился, – подумала вдруг Наёмница. – Хотя Вогту все нравятся».
– Старый колдун не всегда был жесток – разве что в тех случаях, когда ярость захлестывала его разум… а это случалось довольно часто. Его сыновья были тихи, послушны, нерешительны порознь и хулиганы вместе. Поэтому они старались никогда не разлучаться.
– Старый колдун? То есть отец того Колдуна, что правит замком сейчас? – догадалась Наёмница.
– Выходки детей сердили отца, но мать заслоняла их от его ярости. Однажды, в очередной раз поддавшись гневу, грозный муж убил ее. Он не хотел этого, но в его голове пылал огонь, который всегда легко разгорался и медленно гас. Все его могущество не помогло ему воскресить жену. Ему осталось только похоронить ее с честью, что он и сделал, и с тех пор стал постоянно угрюм и мрачен. Все чаще сыновья сердили его, хотя после смерти матери и утратили свою бойкость. Когда одному из них исполнилось семнадцать, а другому шестнадцать лет, они решились умертвить отца. Они убили его, когда он спал, и плакали после этого, но не сожалели о своем решении, потому что больше не могли терпеть его злобу.
Наёмница смотрела на Человечка во все глаза. Почему он рассказывает ей об этом?
– Разве это не то, что ты должна знать? – спросил Человечек.
Она не знала, что должна знать. Но ей очень хотелось бы, чтобы люди перестали отвечать ей до момента, когда она выскажет мысли вслух. А то как-то неуютно.
– Потерпишь, – сказал Человечек.
– А что с тем деревом? – спросила она. – Тем, которое покрыто странными письменами?
– Оно росло многие века и погибло в день, когда на его корни пролилась кровь.
– Кого там убили?
– Предыдущий колдун убил своего отца.
Наёмница посмотрела в небо. Оно было бледно-серое с бело-голубыми облаками.
– Это что же? Отец Колдуна тоже убил своего отца? Могли бы придумать семейную традицию получше…
– Тот был стар, но не спешил отдавать свою власть. И тогда сын зарезал его под большим деревом. После этого дерево начало сохнуть. Потом с него отслоилась кора. На открытой плоти дерева, как шрамы, проявились буквы. Они сложились в слова, которые мог понять только колдун, потому что они были на древнем колдовском языке. Прочтя их, отцеубийца узнал, что породил призрак, которому отныне будет подчинена вся его жизнь. С тех пор страх быть однажды убитым собственными сыновьями преследовал его ежеминутно. Сразу после рождения младенцев он попытался избавиться от них, но мать отчаянно защищала детей, и из любви к ней он уступил. А чтобы они никогда не осмелились противостоять ему, он воспитывал их в страхе…
– Цепи… – пробормотала Наёмница. – Они свисали со стен в комнате с маленькими кроватками…
В темных глазах Человечка как будто бы мелькнуло сожаление, но Наёмница сомневалась, что он чувствителен достаточно, чтобы о чем-то сожалеть.
– Однако он забыл о том, что страх способен превратиться в отчаяние, а отчаянье – в безрассудство. А также о том, что одни призраки порождают другие. И, если призрак рожден, его можно заточить в камень. Но не убить.
– Как они вообще появляются, эти призраки? – спросила Наёмница, не понимающая и половины.
– Боль порождает призрак… ненависть… сильные желания. Даже мысли – иногда. Убийство… Ты можешь оставить их на свободе, и тогда они разорвут тебя. Если ты запираешь их в камень, ты продляешь свою жизнь на тот срок, пока можешь вытерпеть тяжесть. Но, так или иначе, твои призраки всегда рядом с тобой. Посмотри вокруг – и увидишь одни лишь камни, что загораживают свет, – Человечек помолчал и сказал: – Я вижу твоих призраков. Они темны, как вода на дне колодца.
Он насмехается над ней? Наёмница резко вспылила.
– Это все настоящая (…), – сказала она. – Просто (…). Я не верю в призраков, всю эту ерунду. Я что, по-твоему, таскаю с собой груду камней, будучи об этом в неведении?
– Нет. Ты носишь свое окаменевшее сердце. Разве не чувствуешь его холод и тяжесть? – Человечек отвернулся от нее и быстро пошел прочь.
Бледная от злости, Наёмница взглядом проводила его до замка.
– Если призраков нельзя убить, а запереть их в камни тоже не спасение, – запоздало крикнула она, – что тогда с ними делать?
Его ответ прилетел к ней вместе с ветром.
«Заставь их уйти».
– Как этого добиться?
«Пока у тебя нет имени, у тебя нет сил прогнать их».
– Это не ответ на мой вопрос! – крикнула Наёмница.
Ее слышали только камни, которых здесь тысяча или две. Или еще больше. Зачем они здесь в таком количестве?
Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой, потерявшейся среди камней. Если бы она могла позволить себе, она бы заплакала. Почему она ничего не понимает? Почему ей приходится думать о том, о чем она не хочет думать? Если это Игра, то она не хочет играть в нее. Может, было бы лучше, стань все как прежде?
– Нет, – сказала Наёмница. – Не надо назад. Я просто хочу держаться подальше от этих проклятых камней!
Ладно, камням от ее ненависти ни холодно, ни жарко. У нее нет времени для скулежа и причитаний. Ей нужно работать.
«Помни: ночью просыпаются злые духи».
Тогда Наёмница не придала словам Человечка особого значения, решив, что он просто пытается запугать ее, тем самым заставив работать усерднее. Но сейчас она поняла, что он имел в виду. Злые духи внутри черных камней.
Ощущая отвращение и ужас, Наёмница наклонилась и решительно подняла камень. Если они не достигнут леса, все будет в порядке.
***
Этой ночью второй коридор отсуствовал. Тянулся только один, и в нем, как рассевшиеся по стенам светлячки, мигали светильники. «Темные коридоры не из тех, что всегда открыты», – предположила Наёмница. Не то чтобы она расстроилась по этому поводу. Лезть в такое еще раз совсем не хотелось.
Коридор тянулся бесконечно. Ни единой двери, просто стены, сложенные из ровных темно-серых блоков. Наёмница была словно проглочена каменной змеей и, шагая внутри нее, все никак не могла добраться до головы. По ее ощущениям, прошло несколько часов, прежде чем она достигла открытого проема в конце коридора и вышла на дно широкого колодца с винтовой лестницей, тянущейся вдоль стен. И такой же спиралью, как лестница, здесь вился ветер.
Наёмница глубоко, отчаянно вздохнула, плотно запахнула плащ и скрестила руки. «Ветер, – подумала она, зябко вздрагивая. – Ну и что – ветер? Вот если меня кто-то тут схватит – тогда плохо».
Поскольку в нижней части башни было абсолютно нечего делать, Наёмница решительно прошла к лестнице. Выше ветер усиливался. Порядочно поднявшись, Наёмница посмотрела вниз и не только не пала духом, но и вдруг осмелела. Ничего страшного, это Игра. Она пока не сделала ничего неправильного и еще слишком рано для того, чтобы стало по-настоящему сложно.
Вот и все, последняя ступенька. Наёмница решительно толкнула массивную, обитую металлическими полосками дверь, и…
Ледяной порыв ветра ударил ей в лицо, подбросив пряди волос. Наёмница застыла. Она ожидала совсем не этого. Где же мрачный кабинет Колдуна, полный склянок с крысиными внутренностями? Вместо этого она оказалась на вершине башни в окружении ночи и ветра. Впереди смутно просматривался зубчатый край. Наёмница подошла к нему и, обхватив для безопасности зубцы слева и справа от нее, наклонилась вперед и осмотрелась, благо ночь вовсе не была непроглядной. Некий свет, источник которого она пока не установила, разбавил темноту и окрасил небо в серебристый оттенок.
Ей потребовалось не меньше минуты, чтобы осознать и убедиться – башня, похожая на огромную каменную глыбу, просто висела в воздухе, приподнятая над искривленными, странными, смутно просматривающимися сводами замка и конусообразными черепичными крышами остальных башен. Днем, перетаскивая булыжники, у Наёмницы была масса возможностей полюбоваться на башню, которая, занимая центральное положение, намного превосходила высотой остальные. В надежности крепления башни к замку не приходилось сомневаться. И вот на тебе. Наёмница ошеломленно помотала головой. Особенности местной архитектуры сводили ее с ума.
От площадки на вершине центральной башни до угловых башенок замка расходились тонкие мостики из каменных плит, каким-то образом не обрушивающиеся несмотря на то, что поддерживал их лишь свежий ночной воздух. Днем этих мостиков не было, факт.
– А ну, соберись, – приказала себе Наёмница. – Сколько можно поражаться и твердить, что это вообще невозможно. Займись-ка лучше делом.
Стоило ей добиться от себя правильного настроя, как позади нее резко, глухо чиркнули плиты, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности. Наёмница обернулась: один из мостиков с шумом раскалывался на равные части. Скоро он разделился весь, и каменные платформы бесшумно и плавно закружились в пустоте, каждая по своей траектории, как кристаллы в пещере.
– Ох, прекрасно, – вздохнула Наёмница, к этому разу уже не способная даже удивиться. – Теперь я абсолютно уверена, что мне туда.
Оттягивая момент, когда придется предпринимать рискованные для жизни действия, она попыталась (впрочем, без особой надежды) угадать магические слова, возвращающие мост в нормальное состояние.
– Бухра. Лейтра. Клетра, – выдала она случайные сочетания слогов. – Лутбокс. Шутер. Квиз. Респаун.
Но ей никогда не везло.
В шумящей голове Наёмницы вдруг возникла ясность.
У нее есть два варианта. Первый: она верит Вогту. Он хороший, Игра хорошая. В любой честной игре всегда есть возможность выиграть – главное, совершать правильные действия в правильной последовательности и с должной степенью аккуратности. Следовательно, даже если сейчас ей кажется, что добраться до предложенной цели физически невозможно, по факту у нее есть все, чтобы это сделать. С другой стороны, вероятность проиграть никто не отменял. Она может сорваться и погибнуть – и тогда Игра закончена. Вряд ли ей выдадут еще одну попытку. Избегая риска, она может просто отказаться от испытания, однако по истечении срока разозленная Шванн убьет Вогта и тогда (опять-таки) Игра закончена.
Массивная каменная платформа проплыла над ее головой. Наёмница пригнулась, продолжая рассуждать.
Второй вариант: Вогт плохой, Игра тоже плохая. Данное испытание – всего лишь очередная попытка ее, Наёмницу, угробить. Которая почти наверняка окажется успешной. Угрозы Шванн строятся на убежденности, что Наёмница верит в версию номер один (Вогт хороший) и стремится спасти его изо всех сил. Но что, если Наёмница считает его врагом? Что, если она заботится только о себе? Тогда самое для нее разумное – сесть и ничего не делать. Шванн убивает Вогта, Игра заканчивается, и Наёмница наконец-то высвобождается из череды угрожающих событий, в которую он втянул ее.
Так какой вариант выбрать? «Люди плохие, – предостерегающе напомнил ей жизненный опыт. – А он всего лишь очередной человек. Никому нельзя верить. Заботься только о себе».
– Я сама решу, – внезапно услышала Наёмница свой сухой, раздраженный голос.
Она стянула волосы в хвост и завязала их узлом, чтоб не мешались. Подумав, сбросила с себя плащ. А затем примерилась, отступила ровно на три шага для разбега и прыгнула.
Она не долетела чуть-чуть, в последний момент схватившись за край смертельной хваткой. Ноги качнулись над пустотой. Наёмница подтянулась, оказалась на платформе и совсем встала на ноги. Порывы ветра и движение платформы заставили ее покачнуться и развести руки для поддержания равновесия. Ее тело было твердым, как сталь, и гибким, как ртуть. Следующая плита проплывала мимо. Дождавшись, когда плита окажется на минимальном расстоянии, Наёмница с ледяным спокойствием перепрыгнула на нее, а затем и на следующую, пролетающую ниже. Приземление получилось так себе, и Наёмница повалилась на колени, обдирая кожу.
«Не могу поверить, что я на это решилась, – подумала она, тяжело дыша от волнения. – Это совершенное безумие».
На четвереньках она осторожно подползла к краю платформы. М-да, если она свалится отсюда, от нее не останется даже мокрого места. Ком страха уже начал распирать горло, но затем ее внимание переключилось на другое. Отсюда, сверху, она видела далекий-далекий ручей. Узкий мостик растворился в исходящем от воды сиянии. Отделившись от поверхности ручья, искрящийся, переливающийся блеск поднимался выше и выше, широко озаряя тьму. Это было что-то невероятное, прекрасное… «божественное», – подумала Наёмница, что было совершенно на нее не похоже. К сожалению, у нее не было времени полюбоваться всласть. Сверху на нее каменным потолком опускалась другая платформа.
Первым действием Наёмницы было пригнуться, но она передумала и отступила к самому краю, ощутив пустоту под пятками. Когда снижающаяся платформа оказалась в зоне досягаемости, она поспешила взобраться на нее. Та чиркнула по нижней, и Наёмница сморщилась, живо представив, как бы ее размазало. Оказавшись на данный момент в относительной безопасности, она снова обратила взгляд к ручью: ничего, тьма, лишь тусклое мелькание бликов на воде. Наёмница почувствовала разочарование… и утрату. «Я потом обязательно узнаю, про все, – пообещала она себе. – Про монетки, про свет».
Она перескочила на очередной наплывающий на нее остров из серого камня и, уже стоя на нем, впервые обратила внимание, как близко ей удалось подобраться к башне. Платформа, зависшая возле башни как раз на уровне располагающейся почти под крышей двери в форме арки, не двигалась. Вот только платформа, на которой размещалась Наёмница, ни в одной точке ее орбиты не приближалась достаточно близко. Что ж, придется рискнуть. Три шага назад… Наёмница разбежалась и прыгнула, вложив в этот прыжок все оставшиеся в ней силы. Она хорошо, устойчиво приземлилась на край платформы и по инерции пробежала дальше, с грохотом врезавшись в запертую дверь.
Вот и все. Достигла. Почти победа. Наёмница рухнула на задницу, положила ладони на дрожащие колени и изнуренно оперлась спиной о дверь. Она осмотрелась и, хоть во всех смыслах видала виды, таких не видела никогда. Вокруг нее было столько неба! И какие огромные звезды! Откуда они взялись? Ведь минуту назад их не было! Криво улыбнувшись, Наёмница покачала головой. Надо же, стала почти как Вогт. В такой ситуации – и чем она занимается? Наслаждается красотой.
Надо спешить.
Наёмница встала и обеими руками попыталась повернуть дверную ручку – просто чтобы удостовериться. Конечно, дверь не подалась. Наёмница чуть не зарыдала. Столько головокружительных кульбитов – и все ради того, чтобы уткнуться в запертую дверь?
– Тут, я знаю, пароль, – фальшиво бодрым тоном заявила она и выдала первое пришедшее в голову: – Колдун? Колдовство?
Дверь не открывалась.
– Шванн?
Ничего.
– Красота, – презрительно выговорила Наёмница.
В тот же момент дверь распахнулась с такой силой, что Наёмницу едва не снесло с платформы.
– (…)! – кратко, но емко прокомментировала она. Сейчас бы летела без крыльев…
Сзади с шуршанием и стуком смыкались платформы моста. Очень вовремя. Снова ругнувшись, Наёмница шагнула в льющийся из проема голубоватый свет.
Внутри башня оказалась в несколько раз больше, чем снаружи.
– Разумеется, – понимающе кивнула Наёмница, которая уже как бы привыкла.
Висящие в воздухе прозрачные шары, источники голубоватого света, дрогнули на ветру, который вслед за Наёмницей ворвался в башню. Наёмница посмотрела на шары с явным недоверием, но ничего не сказала. На стенах башни, от пола и выше, скрываясь в темноте, которую тускловатый свет шаров уже не мог рассеять, чернели ниши. Некоторые казались пустыми и длинными, как норы, в некоторых поблескивали кристаллы, из некоторых торчали потемневшие от времени ветхие свитки. Из одной ниши на нее кто-то глядел…
Наёмница отшатнулась, налетела спиной на что-то холодное, и в следующий момент блестящая выпуклая поверхность шара показалась из ее плеча. Наёмница дернулась с перепуга и неуклюже упала на спину. Шар, пролетевший сквозь нее, снизился и завис над ее лицом, светя прямо в глаза и подмигивая вроде как с любопытством. Наёмница слегка дрожала, еще чувствуя холод там, где шар прошел через ее тело.
Она поднялась и решительно подошла к нише. Глаза в нише блестели. Глаза Наёмницы тоже. С минуту одна пара глаз смотрела в другую, и если Наёмница иногда мигала, то тот, другой, ни разу. Наёмнице стало подозрительно и не очень-то страшно.
– Иди-ка сюда, – поманила она шар.
К ее удивлению, шар подчинился, придвинувшись и осветив нишу. Внутри сидела жаба. Огромная, с голову Наёмницы, а то и больше. Одна лапа у жабы была поднята в подобии приветственного жеста. «Чучело», – сообразила наконец Наёмница. Значит, хотя бы одну жабу Колдун-таки выпотрошил. В пустые жабьи глазницы были вставлены зеленые драгоценные камни, они-то и издавали яркий блеск. Наёмница пожала жабе лапу, убеждаясь на всякий случай – та действительно чучело. Хорошо. Нечего бояться, нечего. Даже если ей кажется, что кто-то постоянно наблюдает за ней.
Она решила начать с нижних ниш, для чего ей пришлось опуститься на четвереньки. Внутри ближайшей к ней ниши были три камня и кристалл. Вроде ничего опасного. Кристалл был тяжелый, мутный, к камням сургучом прикреплены клочки пергамента с каким-то короткими надписями на чужом языке. Наёмница не стала их трогать. Но все-таки, как может выглядеть обещание? В следующей нише лежал большой красный камень, который светился как раскаленный. Наёмница вздохнула. Это надолго.
В третьей нише она обнаружила большую обтрепанную книгу с вываливающимися страницами. Книга лежала в раскрытом виде, как будто кто-то читал ее совсем недавно, но плотный слой пыли на страницах указывал, что это не так. Наёмница книгой совершенно не заинтересовалась и уже хотела было перейти к другой нише, как вдруг книга заговорила хриплым шепчущим голосом, напугав Наёмницу до полусмерти. При этом поднялось такое облако пыли, что Наёмница расчихалась.
– Разрушители, влекущие мир в хаос, – услышала она сквозь свои чихи. – Число их всегда восемь, и потому восемь – число смерти. Их лица одинаково уродливы. Разнятся они лишь именами. Похоть. Жестокость. Гнев. Покорность. Зависть. Высокомерие. Лень. Алчность. Они поднимутся из тени, которая протянется по земле, когда солнце начнет опускаться. И будут они вечны, потому что рождаются тысячу раз в миг и каждый из них способен породить семь остальных. Они – то, что сжигает. Они – то, что всегда говорит с тобой. Они – то, что вырастает в тебе.
Что там в ней вырастает? Наёмница сердито захлопнула книгу и снова чихнула. Тишина, о, благостная тишина. Она ничего не поняла в услышанном и страшно разозлилась, потому что это было гораздо лучше, чем испугаться. Кто они? Ей не стоило узнавать об этом. Нарушает спокойствие. Хотя узнала-то она вовсе не по собственной воле.
Проклятая книга. Нужно забыть о ней и продолжать поиски.
Время текло медленно. Попадались в основном кристаллы и камни (некоторые камни выглядели как самые обычные, что на дороге под ногами валяются), но иногда и какая-нибудь гадость, вроде огромного грязного клока рыжеватых волос или уродливая лапка непонятного животного с изогнутыми, похожими на птичьи, черными когтями. Еще были липкие склянки, наполненные в различной степени вонючими зельями – все они казались давно протухшими, но, возможно, это так и задумывалось. Руки Наёмницы покрылись разноцветной пылью – это-то откуда?
Наёмница отчаянно зевнула, едва не вывернув челюсть. Жаба насмешливо смотрела на нее из ниши, скривив рот.
– Чего пялишься? – спросила Наёмница. – Думаешь, ты самая умная?
Жаба продолжала кривить рот. Наёмница протянула руку и дотронулась до плоских жабьих губ. Во рту у жабы что-то было. Наёмница бесцеремонно вытащила жабу из ниши, присела на корточки и положила жабу себе на колени. Она чувствовала себя достаточно глупо, просовывая пальцы в пасть чучела («И чем я занимаюсь? Что, если она вдруг оживет и укусит меня?»), однако там действительно находился некий предмет. Она слышала, как он перекатывается и бьется, когда она трясла жабу. Цепляя непонятый предмет пальцем, Наёмница с третьей попытки извлекла его из жабьей пасти.
«Не стоило и напрягаться», – подумала она, рассматривая очередной камень. Он был небольшим, заурядно серым и примечателен лишь формой – почти треугольный, с острыми уголками. В одном из уголков Наёмница обнаружила крошечное аккуратно просверленное отверстие, позволяющее носить камень на шее, как кулон. Хотя какой смысл украшать себя столь непримечательной вещью?
Разочарованная, Наёмница бросила камень на пол, но затем передумала и подняла его. Она возьмет его с собой, хоть он явно не то, что ей нужно, а то получится, что она совсем зря возилась с гнусной жабой.
Когда Наёмница вышла из башни и пошла по мосту (он был неподвижен, всегда бы так), небо было такое застывшее и тусклое, каким бывает только перед рассветом. Ветер утих, ничто не колебало спокойный воздух. Звезды светили ровно и ярко. На середине моста Наёмница остановилась посмотреть на них. Их серебристый блеск наполнил ее душу умиротворением.
Прихватив зеленый плащ, Наёмница небрежно накинула его на плечи. В башне она спустилась по винтовой лестнице и, хватаясь за стенку руками, пошла по темному коридору (светильники догорели), но не к спальне, а к маленькой двери на первом этаже, запримеченной днем ранее. Дверь вела наружу.
Памятуя о злых духах, она не собиралась пересекать ручей, но в любом случае кто-то все решил за нее: мостик через ручей отсутствовал. Просто исчез, будто его никогда и не было.
С ручьем было что-то не так. Встав возле него на колени, Наёмница свесилась к воде, намочив волосы, и всматривалась так долго, что даже начало светать. Ни одной монетки.
Здорово.
Она поплелась обратно. Вдруг вспомнив, зачем пришла, она оглянулась.
– Эй! – тихо окликнула она. – Придурок, перетаскивающий камни по ночам, ты здесь?
Никто не откликнулся.
Черные камни, которые днем она собственноручно разложила на противоположном берегу ручья, отсутствовали. Наёмница знала, где они. У леса или на пути к нему. Она плюнула и пошла спать.
***
Утром Наёмница проснулась с ощущением, будто колокол звонит непосредственно у нее в голове.
– Оооо, – застонала она, кутаясь в одеяло. – Ууу, до пошло оно все…
После вчерашних прыжков мышцы отчаянно ломило – как будто боли от ушибов ей было недостаточно. В умывальне, игнорируя апатичных безымянных, Наёмница сдернула с себя одежду и встала под ледяную воду. Никто даже головы не повернул в ее сторону. Она могла бы голышом кататься по полу, на нее и тогда бы не взглянули.
Чёрный Человечек куда-то запропастился. Жаль. Ей почти хотелось, чтобы он пришел. В таком окружении любой полноценный собеседник на вес золота. Ухватив двумя руками сухарь, Наёмница шумно грызла его, разбрасывая крошки по столу, и вглядывалась в тусклые, будто стертые лица. Чтобы быть похожей на них, она должна придержать свою дергающуюся торопливую походку и ходить медлительно и неуверенно, как в тумане. Не вертеть головой, даже если что-то показалось ей интересным. Всегда смотреть себе под ноги и никогда – вверх. Здесь нет большего преступления, чем посмотреть в небо. Куда же запропастился Чёрный Человечек? Интересно, он смотрит в небо, хотя бы иногда?
Ее челюсти устали чавкать, и она затихла. Все равно ей не удастся никого впечатлить.
«Все им безразлично, – подумала Наёмница. – Они сами себе тоже безразличны, эти люди без имен. Впрочем, то же самое можно сказать о многих из тех, кто снаружи…» Ей стало настолько жутко, что она бросила недогрызенный сухарь на грязный, не выскобленный стол и убежала.
***
– Значит, это вы сами… – задумчиво пробормотала Наёмница.
Она отошла на десять шагов и окинула взглядом сложенные из камней фигуры. Их продолговатые очертания смутно напоминали человеческие тела. Восемь фигур. Восемь тел. Жутковато, если поразмыслить. Она схватила под мышку один камень и перенесла его к ручью.
– Посмотрим, что ты будешь делать, – заявила она и подумала: «Дошла до ручки. Разговариваю с камнями».
На дне ручья, под прозрачным волнистым слоем воды, блестели серебряные кружочки. Наёмница извлекла один и покрутила в руках. Он ярко блестел, даже в тусклых лучах невеселого солнца сияя, как маленькая звезда. Странно.
Затем она наведалась к муравейнику. Муравьи, с ужасно деловым видом, таскали какие-то веточки.
– Я вас простила, – великодушно объявила Наёмница, будто муравьи ночь не спали, беспокоясь, простит она их или нет, и почесала коленку (волдыри почти сошли).
Она поработала еще какое-то время, перетаскивая камни ближе к замку. От усилий мышцы на ее предплечьях вздулись и затвердели. Мысли ее все время крутились вокруг мертвого дерева. Она не была уверена, что оно безопасно, но ее тянуло к нему со страшной силой. «Если Человечек спросит, где была, придумаю что-нибудь», – решила она и бодрым нахальным шагом устремилась к лесу.
Сегодня лес показался ей поприветливее, чем по прибытию. Вообще, за те несколько дней, что Наёмница провела в замке, вещи, которые раньше казались ей угрожающими, совершенно перестали ее пугать. Ко всему можно привыкнуть. Ну, почти ко всему…
Дерево стояло все там же – что неудивительно. Впрочем, переместись оно куда-нибудь или вовсе исчезни, это тоже было бы неудивительно в местных реалиях. Жутковатые надписи тоже на месте… что, говорил Вогт, тут написано? «В любом случае умирают все». О да, Наёмница теперь могла это понять. Колдун выжил, убив своего брата, и все же язык не повернется назвать его унылое состояние жизнью. «Даже если камни разрушены, призраки камней остаются». А вот это тревожит куда больше. Припомнив черные камни, к которым ей приходится прикасаться каждый день, Наёмница нервно вытерла ладони об одежду.
– Бедное дерево, – прошептала она, проведя кончиком пальца по иссохшейся древесной плоти, в которую колдовские слова вгрызлись так глубоко, как ножевые удары. – Тебе было очень больно.
«Я говорю, как Вогт», – удивленно поняла она и уже привычно посмотрела в небо. Оно было серое, с оттенком синевы, все осыпанное клочьями облаков, словно в воду швырнули лепестки. В тесном сплетении ветвей что-то тускло блестело… Наёмница прищурилась, но не смогла разобрать, что это. Она встала на цыпочки и чуть ли не язык вывалила от напряжения, присматриваясь, но таинственный предмет остался неопознанным. Что ж, придется лезть.
Она скинула ботинки (земля под ногами ощущалась такой же иссушенной и мертвой, как поверхность дерева), сосредоточенно поплевала на руки и принялась карабкаться вверх. Ветви мерзопакостно хрустели под ее весом и были из тех, что не гнутся, а сразу ломаются. Наёмница чувствовала некоторое смущение, обходясь с деревом столь непочтительно. Теперь она видела блестящий предмет отчетливо: шарик, золотистый, гладкий, балансирующий на переплетении ветвей. Наёмница потрясла ветку, пытаясь сбить шарик, и тем самым выяснила, что, несмотря на всю кажущуюся ненадежность его положения, на деле он держится как приклеенный. Приблизиться к шарику напрямую не получалось. Тогда Наёмница взобралась на толстую ветку над ним, села, кувыркнулась вниз и повисла вниз головой, цепляясь за ветку согнутыми ногами. Стоило ей потянуться к шарику, как он скользнул в ее ладонь, как будто только этого и ждал. Наёмница ухватилась свободной рукой за ветку, высвободила ноги, секунду повисела и спрыгнула.
Держа тяжеленький шарик на ладони, она рассматривала его чуть ли не с восторгом. Такой красивый. Он что, золотой? Она была абсолютно уверена – в прошлый раз его тут не было. Наверняка очередные происки Игры… Она убрала шарик в подвешенный на шею мешочек с возвратными травами, где уже хранился серый простой камешек, извлеченный из жабьей пасти.
Выйдя из леса, она подошла к тому камню, который принесла последним. Он лежал точно там же, где она его оставила.
– И все равно вы двигаетесь, – не поверила ему Наёмница. – Но только по ночам.
Золотистый шарик среди ветвей. Монетки, которые исчезают. Камни, которые перемещаются сами собой. Монетки и шарик ей нравились, а вот камни…
– Нет, нет и нет!
Наёмница брезгливо пнула камень. От удара он откатился ближе к ручью. Скорее бы все это закончилось. Ее вдруг охватила тревога. Усевшись на ближайший валун, она плотно закуталась в плащ, как будто он был ее волшебным коконом, способным уберечь ото всех бед. Что, если у нее не получится вырваться, и она навсегда останется среди камней и призраков?
Сейчас Наёмнице было так грустно и одиноко, что, появись бы Вогт, она бы открыто обрадовалась ему.
***
Весь день она переносила камни от леса к ручью, к вечеру совершенно отупев от усталости. В голове не осталось ни одной мысли. Это нормально – совсем ни о чем не думать? Впрочем, именно так она и прожила большую часть своей жизни, и ведь ничего.
Закат наступил стремительно. Она сидела на мосту и смотрела, как пламенные блики плывут по поверхности ручья. «Нет имени, – подумалось неожиданно Наёмнице. – Меня никак не зовут. Никто, никогда и никак» – и на нее накатила такая волна гнева, что даже блеск серебряных монеток не мог ее утешить.
Ночью она поплыла в темноте, и плоские каменные глыбы скользили под ней и над нею. Ее плащ, который на этот раз она оставила на себе, развевало ветром, как парус. Коленки дрожали, она бы многое отдала за храбрость. Сегодня она должна найти обещание и зеленый камень, пусть даже ей придется рыться в кабинете Колдуна до самого рассвета.
– Шванн, – сквозь зубы прошипела Наёмница, заранее встав там, где открывающаяся дверь не могла ударить ее. – Красота, то есть.
В башне все было как прежде (шары сияют, у обиженной жабы кривой рот, черные норы вверх до бесконечности), и в то же время как-то не так. Ветер, вот оно что. Он шевелил страницы старой книги, которая опять лежала раскрытая, но Наёмница не стала к ней приближаться.
Дует сверху, из широкой черной ниши. Наёмница задрала голову, рассматривая нишу. Сквозняк пошевелил ее волосы, и Наёмница вдруг осознала, что именно туда, непременно туда, ей надо лезть, ведь каждый раз потоки ветра приводили ее к чему-то любопытному. Поначалу эта затея показалась нелепой, но стоило еще немного подумать… ниша достаточно широкая, чтобы она смогла протиснуться.
Она шагнула к стене (и одновременно к своей ошибке) и уверенно поставила ногу на край одной из ниш. Вторая ее нога оторвалась от пола и зависла в воздухе. Ломая отросшие ногти, Наёмница вцепилась в скользкий край ниши возле ее лица, что-то задев и с грохотом опрокинув. Наверняка камень или кристалл, хотя кристаллы, наверное, тоже камни, только прозрачные. Каменная страна здесь какая-то, ничего живого. Нащупав свободной ногой нишу повыше, Наёмница оперлась на нее и поднялась.
Десять минут спустя она тяжело дышала, но продолжала карабкаться вверх. Стены башни располагались чуть под наклоном к центру, что не бросалось в глаза, когда стоишь на полу, но сейчас доставляло ей дополнительные сложности. Лезть становилось все труднее – пальцы скользили, плечи дрожали от напряжения. Однако холодные потоки, веющие из странной ниши наверху, придавали ей сил.
– Не смотри вниз, – приказала она себе, и все равно ей представилось: вот она срывается, летит спиной на каменный пол и далее лежит вся переломанная, не способная встать, дожидаясь прихода Колдуна, от которого едва ли стоит ожидать сочувствия и помощи. Что ж, дополнительная мотивация не падать.
Она возликовала, наконец-то добравшись до ниши, а затем даже не вползла в нишу, а, как ей показалось, оказалась втянута внутрь. Без малейшего страха, с легкостью, будто она червяк, изначально приспособленный к такому виду передвижения, Наёмница поползла на животе, перебирая коленями и раздирая локти о грубые стены. Здесь было столько каменной крошки, что ее плащ из зеленого моментально стал серым. «Я сумасшедшая, – стучало у нее в голове. – Сумасшедшая!» Она выберется отсюда и откуда угодно. Никто и ничто ее не удержит.
Ниша была длинная-предлинная и плавно уходила вниз. Окончательно привыкшая к здешним странным строениям, Наёмница уже не задумывалась о впечатляющей нереалистичности окружающего ее пространства. Она жадно вдыхала свежую прохладу и не сомневалась в скорой свободе. Вдруг ниша резко ухнула вниз, и Наёмница заскользила, ускоряясь и садня кожу. Все случилось так быстро, что она даже испугаться не успела, и только приказала себе сгруппироваться, вылетев с противоположного конца ниши и падая с высоты.
Ей повезло. Она приземлилась как кошка – ничего не сломала и даже не сильно ударилась. Она оказалась в пещере. Это была самая настоящая пещера, а не что-то похожее на пещеру. Единственный источник света, установленный на постаменте в центре пещеры, источал приглушенное перламутрово-белое сияние. Наёмница приблизилась к постаменту. Как оказалось, свет исходил от драгоценного камня, причем такого огромного, каких она никогда еще не видела – в ладонях не спрячешь. Камень был совершенно прозрачен, но стоило чуть изменить угол зрения, и его грани многоцветно вспыхивали.
У Наёмницы перехватило дыхание. «Выкрасть!» – лихорадочно подумала она и вытерла об одежду вдруг вспотевшие ладони. В голове у нее быстро сформировался план, простой и прекрасный. Она заберет камень, заглотит возвратные травы, вернется в замок Шванн и сбежит оттуда. Шванн не получит что хотела – проблемы Шванн. Вогта убьют – проблемы Вогта. А у нее, Наёмницы, будет здоровенный алмаз и никаких проблем вовсе. «Нет», – тут же возразила она самой себе, упрямо мотнув головой. Хватит. Она не дура, она знает, что с колдовскими штуками лучше не связываться. Надо сопротивляться наваждению.
Чувствуя себя несколько пришибленной, Наёмница отошла от кристалла. На стенках пещеры тоже были ниши, каким-то образом прорезанные прямо в камне, но не глубокие, узкие, лишь одиноко зияла дыра, сквозь которую Наёмница сюда проникла. Что в нишах? Наверняка тоже камни.
Нет, не камни. Совершенно разные, совершенно не понятные предметы: синяя стекляшка, обломок ракушки, клубок пыли, песочные часы. Среди прочего она наткнулась на странную круглую плоскую штуку с дыркой посередине, сделанную из гибкого, никогда не виданного ею ранее материала, переливающегося всеми цветами радуги. Некоторое время она вращала непонятную штуку в руках, любуясь переливчатым блеском. На поверхности штуки красовалась аккуратная надпись на неизвестном языке. «Странно, – подумала Наёмница. – Почему мне кажется, что этой вещи здесь быть не должно?» Руки тянулись прикоснуться к предметам, но одно ее останавливало: к каждому из них был прикреплен клочок пергамента. С именем. Наёмница спрятала руки за спину – от греха подальше.
Но не только эти предметы не давали ей покоя. Она всей спиной ощущала свет, исходящий от кристалла в центре пещеры. «Как же он прекрасен, – тоскливо подумала она. – За него все можно отдать, да я бы не только имя, но и душу… Нет, в такие крайности бросаться не стоит».
Впрочем, стоит ли отвергать то, что само идет в руки? Ей даже не придется жертвовать Вогтом. Если как следует постараться, они сумеют сбежать из замка Шванн вместе. Такой шикарный камень. Она без труда найдет, кому его загнать. За кристалл им с Вогтом дадут столько денег, что они смогут… Она подошла к кристаллу и дотронулась до него. Тяжелый, холодный. Преодолев последние сомнения, она схватила кристалл и прижала его к себе.
В нише прямо перед ней что-то вздрогнуло, подчинившись сквозняку. Наёмница, уже привыкшая полагаться на подсказки ветра, непочтительно сунула кристалл под мышку и подошла посмотреть. Заглянув в нишу, она увидела широкий лист с зазубренными краями. Лист отдаленно походил на кленовый, но все же отличался по форме. Наёмница не смогла определить, с какого он дерева. Высохнув, лист растерял весь цвет и сейчас был прозрачен, как рыбья чешуя. Приглядевшись, Наёмница различила на поверхности листа бледные буквы…
– Бо-г… – прочитала Наёмница.
То обстоятельство, что она была образованной (знала все буквы!), позволяло ей относиться к остальным наемникам с пренебрежением. В то же время факт собственной грамотности заставлял ее терзаться вопросами без ответа. Кто научил ее? Значит ли это, что когда-то ее любили достаточно сильно, чтобы потратить на нее усилия и время? Она ничего не помнила. Это было там, в ее забытом прошлом, потерянном навсегда. Впрочем, за весь ее осознанный возраст ей не довелось подержать в руках ни одной книги (не то чтобы у нее было на это время, да и стоянки наемников не предполагали наличие библиотеки), так что свой ценный навык она применяла лишь к вывескам. Но с вывесками было проще – специально для неграмотных надпись обязательно сопровождалась пояснительной картинкой. Сейчас, без опоры на изображение, читать было труднее, тем более что корявое начертание букв затрудняло опознание.
– Бог… – снова прочла она. Нет, неправильно. – Вог…то…ус.
«Вогтоус». Она похолодела. Предостерегающие слова Шванн зазвучали в ее голове, но Наёмница не слушала их. Ее нервные жадные пальцы сами потянулись к листу. В нем была тайна Вогта, и Наёмница хотела узнать ее. Наёмница прикоснулась к листку: он был столь хрупок, что сразу рассыпался под ее пальцами. Все-таки он хранился здесь уже девятнадцать лет.