Игра на опережение

12

— …да, я все понял, Андрей Владимирович. — Турецкий жестом указал вошедшему в кабинет Денису Грязнову на стул. — Будем разбираться… Да, именно так мы и поступим…

Он положил трубку и взглянул на парня.

— Ты вчера вызывал в «Глорию» начальника телефонного узла Никодимова? — спросил он хмуро.

— Да… А что?

— Во сколько это было?

— Примерно в тринадцать тридцать, — почесал в затылке Денис. — Ты меня для этого вызывал?

— Через час Никодимов покончил с собой, — пояснил Турецкий. — Возбуждено уголовное дело.

— Кто сказал? — приоткрыл рот Денис.

— Только что это сообщил начальник Следственного управления Курбанов Андрей Владимирович… Сегодня жена и дочь Никодимова приехали с дачи и нашли его в ванне с перерезанными венами. Врач определил время смерти между двумя и четырьмя часами дня. Получается так, что он приехал от тебя домой и сразу покончил с собой. А я вроде тому способствовал… — Генерал пристально смотрел на Дениса. — Мне пока одно непонятно: это дело районной прокуратуры, почему шум поднялся у нас.

— А что ты так на меня смотришь? — прижал руки к груди Грязнов. — Я его не запугивал ц не угрожал…

— Но ты давил?

— Ну а как без этого? Хорошо, что я сделал аудиозапись нашего с ним разговора. Он мне очень понравился, это был порядочный человек. И мы с ним, как интеллигентные люди, быстро нашли общий язык. Кстати, кассета должна быть у меня с собой. — Молодой сыщик полез в свой «дипломат». — Вот она. Хочешь послушать?

— Хочу, — кивнул Турецкий. — Ты же понимаешь, что на меня и тебя могут повесить… Вернее, уже повесили… Вот диктофон, включай, что смотришь?

— Но я сейчас собирался поехать к Люсе Бородиной, посмотреть там видеозаписи… — пробормотал Денис.

— Потом поедешь, — отрезал Александр Борисович, взглянув на часы. — Сошлешься на автомобильные пробки. Сейчас это самое конвертируемое извинение.

Они молча прослушали кассету, не глядя друг на друга. Потом Турецкий так же молча протянул Денису копию предсмертной записки.

— Такие, как он, именно так пишут… — подытожил Грязнов после небольшой паузы. — Мол, никого не хочу винить в своей смерти…

— Да… Довольно шаблонный текст, — согласился генерал. — Но еще он написал там, это я запомнил: «сегодня я узнал о своем позоре».

— То есть ты считаешь, после посещения «Глории»? — Денис даже изменился в лице. — Странная фраза, тебе не кажется?

— Кажется… Так в чем его позор, как ты думаешь?

— В том, что он, как начальник телефонного узла, позволил прослушивать частных граждан без судебного решения…

— Это ты так считаешь… А там, — Александр Борисович указал глазами на потолок, — считают иначе. От вызова в частное сыскное агентство еще не режут вены. Если, конечно, его там не запугают так, что бедняге ничего другого не остается…

— Про тридцать седьмой год небось говорил? — спросил Грязнов с иронией. — Мол, мы не позволим здесь устраивать тридцать седьмой год!

Турецкий не ответил, только сурово посмотрел на Дениса.

— Еще было сказано: твой предлог для разговора с Никодимовым был надуманным и неправомочным. И что я с твоим дядей излишне тебя опекаем и все позволяем. И вообще ему, — генерал поднял вверх палец, — надоела эта партизанщина… Здесь он прав.

— Пойми, я же хорошо помню, в каком настроении Никодимов от меня уходил! В приподнятом, понимаешь? Ты же слышал наш разговор! Он понял, что ему ничего не грозит! Он готов был нам помогать. И вдруг… Покончил с собой! С чего бы? Кстати, кстати… — Грязнов поднялся с места, глядя на Турецкого. — А тебя не смущает оперативность, с какой управление узнало о самоубийстве Никодимова?

Генерал ответил не сразу. Он с минуту молча смотрел на Дениса, потом обратился к компьютеру, вызвал на экран монитора сводку происшествий.

О смерти Никодимова там ничего не было.

— Вот видишь… еще ничего нет, а ваше начальство почему-то уже знает!

— Не факт, — пробормотал Александр Борисович. — И ни о чем пока не говорит.

Генерал нажал на кнопку звонка, чтобы вызвать секретаря.

— Зоя, принеси нам сводку происшествий за вчера и сегодня.

…Они вдвоем просмотрели обе сводки, потом сели на свои места и дружно забарабанили пальцами по столешнице.

— Похоже, у твоего руководства есть какие-то другие, неофициальные источники информации, раз здесь об этом ни слова? — сказал наконец Денис. — Может, тебе стоит затребовать дело о гибели Никодимова?

— Не тот случай… — махнул рукой Турецкий. — Мне популярно объяснили: пусть косвенно, но Никодимов фактически тебя назвал виновным в своей смерти. А потому мне, как твоему куратору, следует ожидать служебного разбирательства.

— Откуда мне было знать, что он такой впечатлительный!.. — воскликнул молодой сыщик. — А с экспертами по психиатрии ты не хотел бы посоветоваться?

— Чтобы они поговорили с трупом? — усмехнулся генерал.

— Что ж теперь делать?!

— Подумаем… — Турецкий встал и немного прошелся по кабинету. — Не все так плохо. Кое-что ты нарыл. Я обратил внимание на одну его фразу. Это там, где он узнал по телевизору офицера ФСБ, когда тот занимался выемкой документов в офисе Забельского, а у него требовал прослушивания домашнего телефона Олега Бородина.

— Хорошо помню, — оживился Денис. — Так… Что же тогда получается? Может быть, Никодимов рассказал ему о нашем разговоре?

— Меня больше интересует взаимосвязь обыска в офисе Забельского и прослушивание домашнего телефона Бородина… — рассеянно сказал Турецкий, прохаживаясь по кабинету. — Похоже, этим занимается один и тот же офицер ФСБ.

— Я уже слишком опаздываю к Люсе Бородиной, — напомнил Грязнов, взглянув на часы.

— Я тебя не задерживаю, — ответил Александр Борисович. И понизил голос: — Тебе пока рискованно высовываться, но на твоем месте, пока тебя не привлекли, я после просмотра сегодня же поехал бы на квартиру Никодимова. Твое удостоверение у тебя пока никто не отнимал… И своими глазами все как следует там осмотрел бы. Только я тебе ничего не говорил, ты понял?

— Спасибо… Я бы взял с собой еще Володю Камнева, — сказал Денис.

— Пожалуй… — согласился Турецкий. — Тогда сделаем это так. После пяти я вызову Володю. Пока я еще «важняк» и эту прерогативу у меня никто не отнимал. Официально туда поедет он. Возьмите такси где-нибудь подальше и дуйте туда, не теряйте времени. И держи меня в курсе.

Денис и Люся смотрели одну за другой видеокассеты, где была запись поиска бомбы в ее доме. И только при просмотре записи РТВ «Криминальные новости» Денис напрягся, когда камера зафиксировала двоих быстро удалявшихся мужчин спортивного сложения, в черных очках и в цивильных костюмах при галстуках. Один из них улыбнулся оператору, приветственно махнул рукой. Камера некоторое время смотрела им вслед, пока они не сели в машину.

— С чего вдруг им такое внимание? — удивился сыщик. — Кстати, они не из вашего дома?

— Нет, — пожала плечами Люся. — Но на таких мероприятиях всегда бывает немало мужчин в штатском… Вон видишь? Там еще трое.

— Их-то я вижу. Но они занимаются делом. То есть найденной бомбой. А эти быстро уходят, как если бы свое спецзадание уже выполнили и для них уже все позади. Еще раз прокрути, если не задерживаю…

— Одну минуту… — усмехнулась Люся Бородина и отмотала пленку назад до титров. — Видите, кто это снимал? Вера Игрунова, я ее немного знаю, она у нас работала. Хороший оператор, но разведенная и моложавая и всегда питала слабость к статным мужчинам. И она же, видишь, была в этом сюжете режиссером и монтажером… То есть не отказала себе в удовольствии.

— А мне она не откажет в удовольствии? — негромко спросил Денис, пока кассета снова перематывалась вперед.

— Денис, ты это чего? — удивилась Люся: — Сейчас твоей девушке позвоню… Только сначала узнаю ее телефон. Ты бы видел эту Игрунову, страшную, худющую…

— Каждый интерпретирует услышанное в меру собственной испорченности, — нравоучительно сказал Денис. — Может, я хочу потолковать с ней. Если ей нравятся такие мужики, значит, она его запомнила. Я не говорю, что это те самые, кого мы ищем… Но что-то мне подсказывает… Ну-ка останови кадр там, где они садятся в машину.

— Слушай, я же их там тоже видела! — вспомнила вдруг Люся. — Этих двоих. Да-да, они очень спешили.

— Остается пожалеть, что ты не увлекаешься статными мужчинами и потому не разглядела их повнимательнее, — заметил сыщик. — Честное слово, Олегу я бы не сказал ни слова на этот счет…

— Да ну тебя… — Она шутливо толкнула его в бок. — Бородин тоже когда-то был вполне статный… Ну не совсем, но я уже привыкла…

— Стоп! — прервал ее Денис. — Чуть назад… Здесь немного виден номер их черной «Волги»… Еще чуть…

Они с минуту приглядывались, но смогли разглядеть только три цифры.

— Уже что-то, — констатировал Грязнов, записывая. — Тройка, семерка… Туза только не хватает.

— Может, прервемся? — спросила Люся. — А то меня, наверное, уже разыскивают. Если меня выгонят с работы, Бородин семью не прокормит.

— Осталось немного… — попросил Денис. — Если тебя выгонят с работы, устрою к себе в «Глорию» уборщицей-стенографисткой. Теперь давай показывай эти последние «маски-шоу» в «Сигме», ну, обыск в офисе Забельского, только быстро. Не удивлюсь, если там увижу тех же мужиков, что и при поиске бомбы в вашем доме… Что смотришь? Ты кассету подобрала, как я просил?

— Да. Но только кого ты собираешься там увидеть? — удивилась она. — Все уже ясно. Если там и есть те, кого ты подозреваешь, то они же в масках…

— Во-первых, у нас уже есть черная «Волга»…

— Там у них все «Волги» черные. Белых не бывает.

— Сам знаю, — начал терять терпение Денис. — Я только что при тебе записал номер. Показывай…

Она поставила кассету, и он вскоре воскликнул:

— Ну и ну! Останови! На одну маленькую минуту… Видишь этого? Он только что снял маску, чтобы предъявить свой фейс, а также удостоверение охране, и снова надел.

— Так это же он был у нашего дома! — тоже взволнованно воскликнула Люся. — Он, точно он! Ты прав…

— Вот видишь… — Денис потер вспотевшие ладони. — Значит, не зря здесь торчим. Я и то подумал: уж не об этом ли фраере Никодимов мне говорил?

— Кто такой Никодимов?

— Долго рассказывать… Слушай, сохрани его образ для потомков. Или сделай с него фото, как там у вас делается…

Дальнейшее Грязнов смотрел вполглаза.

— Может, прервемся? — снова предложила Люся. — Могу я покурить? Это от беспокойства… Олег уже сутки как уехал в Дмитрову Гору, искать этого дважды освобожденного заложника, и еще ни разу не позвонил.

— Позвони ты ему, по сотовому.

— Ну да. Чтоб он наорал на меня, мол, я его проверяю и отрываю от дела? — обиженно сказала она. — Сам звони. А я пока поставлю другую кассету с «маски-шоу», их у нас несколько. Они уже дважды устраивали обыск в офисах Забельского… Ты меня слышишь?

Денис кивал, набирая на память номер Олега.

— Алло, я слушаю, — услышал он недовольный голос Бородина.

— Олег, это я…

— Здорово, Денис… — Голос Бородина потеплел. — Небось Люся надоумила? Если она рядом, дай ей трубку…

Грязнов вопросительно взглянул на Люсю, но она отрицательно замотала головой. И с другой стороны приникла ухом поближе к трубке мобильного.

— С чего ты взял? — спросил Денис наигранно. — Я звоню от себя.

— Как же от себя, если как раз сейчас ты с ней должен смотреть кассеты, думаете, я забыл?

— Так мы уже их посмотрели, — выкручивался как мог Грязнов, гневно глянув на Люсю.

— Ладно, черт с вами… — буркнул Олег. — Конспираторы. Ну и что вы там увидели?

— Кое-что нарыли. Но не по телефону же. А у тебя как?

— Да никак. Нигде этого профессионального заложника Николая Егорова не могу найти, представляешь? Адрес есть, дом на месте, мать тоже. На мои вопросы она или плачет, или отмахивается. А самого нет, и никто из соседей не знает, где он. Все только косятся и отмалчиваются.

— М-да… дела… — посочувствовал Денис.

Люся властно отняла у него трубку:

— Лучше расскажи, как ты устроился и где остановился?

— Нормально устроился, — не удивился Олег ее появлению. — По-нашему, по-командировочному. У здешней вдовушки. Принимает нашего брата только с рекомендациями.

— Скажи, у твоей вдовушки по-прежнему все удобства на улице? — спросила она. — Не забудь, я там бывала в экспедиции и, как там обстоит с гостиницей, хорошо помню.

— Все, как ты в тот раз рассказывала: простыни сырые, ключ от уборной у администратора, — пожаловался Олег. — И дежурная по этажу смотрит, чтоб после восьми вечера посетители уходили из номера. Ты права: и через тыщу лет здесь будет все то же самое.

— Вы там скоро наворкуетесь? — Денис взглянул на часы.

— Сейчас… — отмахнулась Люся. — Олежка, ты сходи в милицию и спроси там про Егорова. Прикинься родственником, что ли. И еще: когда собираешься вернуться?..

Олег отключил мобильный, взглянул на себя в облупленное зеркало, потом отвернулся. Ну и где этого Колю Егорова искать?

Он хотел открыть дверь номера, чтобы выйти, когда к нему вошла уже знакомая ему горничная тетя Глаша, пожилая женщина с вечно усталым и от этого всегда добрым лицом. Она принесла и поставила на стол кувшин с полевыми цветами.

— Тетя Глаша, ну что вы… Я же не примадонна какая-то, — смутился журналист.

— Цветы всегда в радость, — сказала она. — Я утром их собираю и всем гостям ставлю. Гостиница у нас, сами видите, бедная, порадовать нечем. А вы, Олег Петрович, далеко ли собрались? Погулять решили или как? — вдруг спросила она. — Я не к тому, вы не подумайте, что не в свои дела вмешиваюсь, у нас-то поселок, сами видите, небольшой, приезжий человек всегда приметный… А уж про вас здесь кто что говорит. Особенно мужики. Вы только никому не говорите, а Костя, зять Верки, нашей буфетчицы, он в милиции работает, меня расспрашивал: кто вы такой, чем тут занимаетесь, кого расспрашиваете, не записываете ли чего… Говорят, будто вы у всех выпытываете про какие-то темные дела, насчет Коли Егорова, что ли. Ну, который в плену чеченском побывал. Вы бы поосторожнее с ними разговаривали. Костя, зять этот, нехорошо как-то отзывался о вас и все ухмылялся, а сам выпивши…

Бородин вышел на одноэтажную, пыльную и душную от вечернего зноя улицу, нерешительно оглянулся. Идти в милицию почему-то не хотелось. Да и стоит ли? А вот эту достопримечательность я еще не посещал, подумал он, глядя на здешний «паб» — павильончик, сшитый из металлических, проржавевших листов, с решетками на окнах. Что в нем было раньше, сказать трудно. Возможно, пункт по приему стеклотары. Сейчас же расположилась пивная под игривым названием «Загляни, не пожалеешь!». То есть теперь там в стеклотару наливают. Над входом был изображен благообразный толстячок с полной кружкой, смутно похожий на другого толстяка из телевизионной рекламы, который не мог оторваться от пива начиная с Нового года до Восьмого марта. И хотя неистребимые кислые запахи доносились из «паба» с той же интенсивностью, что и вчера, сейчас они казались Олегу не столь уж тошнотворными и отталкивающими.

Он побрел в сторону пивной, уговаривая себя, что это ненадолго, всего-то на одну кружку он имеет полное право, и не обязательно вносить ее в графу командировочных расходов, которые, впрочем, он оплачивал за свой счет…

В «пабе» было довольно людно, хрипела музыка — что-то из семейного творчества Пугачевых. Олег потолкался несколько минут, взял кружку местного пива, отошел в сторону и только собрался, благословясь, сдувать обильную, как в рекламе моющих средств, пену, как его кто-то подтолкнул под локоть.

— Мужик… — На него снизу взглянуло некое морщинистое, дурно пахнущее существо неопределенного пола и возраста. — Хлебнуть оставишь?

Олег пожал плечами, хотел отойти в сторону, но существо, внутренним чутьем определив, что этот очкарик никуда не денется, двинулось за ним.

— Так оставишь, нет? — В голосе послышались угрожающие нотки.

— Лучше я возьму тебе кружку, — нашелся Олег. — А ты мне за это кое-что расскажешь…

— Да не, ты пей, а я лучше после допью… — смутилось оно от такого предложения.

По-видимому, саму возможность пить из своей полной кружки оно относило к несбыточным иллюзиям.

— Вас как звать? — спросил журналист, краем глаза заметив, что несколько кудлатых голов столь же неопределенных существ повернулось в их сторону, явно прислушиваясь.

— Женька… — еще больше смутилось оно, отвыкшее от светского обращения. — А закурить дашь?

_ Олег взял вторую кружку, они вышли на улицу, но за ними вышли еще несколько человек, явно состоящих с Женькой в одном закрытом клубе, и остановились поодаль, глядя, что будет дальше.

— Ты кури, — отмахнулся Женька, когда Бородин купил недалеко от «паба» в небольшом ларьке пачку московского «Мальборо», — а мне оставишь.

Похоже, этот бедняга уже не мог преодолеть в себе привычку ко всему дармовому, пусть вторичному и уже кем-то использованному.

— Я вообще-то некурящий… — сообщил Олег.

— Ну да, врачи запретили, — посочувствовал Женька.

— Но чтобы вы не испытывали дискомфорта, я, пожалуй, закурю…

Бородин давно не курил, поперхнулся дымом, закашлялся. Женька терпеливо и даже корректно ждал. Его товарищи по клубу приблизились еще на несколько шагов.

Увидев это, Женька почти выхватил сигарету из пальцев Олега и затянулся, как последний раз в этой жизни.

И поэтому тоже поперхнулся, но быстро справился и, кивая, торопливо взял из рук Олега наполовину выпитую кружку.

Он жадно пил пиво, краснея, с утробным бульканьем глотая и кося взглядом в сторону приближавшихся сотоварищей по несчастью.

— Щас бить будут. Отдай им другую, слышь… — Он толкнул Олега локтем, когда те подошли совсем близко. — И сигареты отдай.

Олег так и сделал: молча протянул им полную кружку и початую пачку, задержав дыхание, чтобы не вдыхать совокупный запах, исходивший от них. Они буквально вырвали у него из рук добычу, уронив сигареты и расплескав часть пива в дорожную пыль.

— Тебя как звать? — спросил Женька, когда его. сотоварищи отошли, переругиваясь.

— Олег…

Протянутую руку Женька пожать не решился. Дернулся было, но тут же опустил руку.

— Это ты насчет Кольки Егорова хотел узнать? — спросил Женька.

— А… Откуда вы знаете, что я хотел?

— Я тут все про всех знаю, — туманно сообщил Женька. — Сегодня у нас пацаны говорили: мол, приехал корреспондент из Москвы, хочет интервью, что ли, у Кольки взять… Второй день его ищешь, найти не можешь, я правильно говорю?

Журналист механически кивнул. Опустив руку в карман, включил там диктофон. Любая информация в разных местах имеет разную цену, подумал он. В столице понимающие люди содрали бы не одну тысячу баксов. Здесь, кажется, обойдусь кружкой пива. Главное достижение нашей демократии и реформ: бесплатной информации в стране больше не будет.

— Ну да, в общем-то… — согласился Олег. — Не могу найти.

— Не там ищешь… — негромко сказал Женька, склонившись к уху Олега и одновременно оглянувшись.

— А где он?

— В вытрезвителе! Он там теперь по неделям лежит после запоя. Он как в последний раз от чеченцев вернулся, его сразу по телевизору показали. Так он тут всем поставил, наших пацанов напоил и сам не просыхает. Гудит десятый день. Тачку «ниссан» купил, японский, как я его ни отговаривал… Мол, все равно иль пропьешь, иль разобьешь. И как в воду глядел. Грохнул он его, «ниссан» этот, но не так чтобы очень сильно. Лучше тогда пропить, правильно? Морду разбил, ладно, а вот лобовое стекло напрочь и радиатор помял… А где тут отремонтируешь? Сам в больницу попал. Пока лежал, тачку угнали. Из больницы, как был весь в бинтах, сбежал и уж тут до самой белой горячки носился…

— Он в Чечне точно был?

— Был, — кивнул Женька. — По контракту. У нас тут работы никакой, колхоз прежний разбежался… Многие, кто помоложе, туда подались. Там его «чехи» отловили, а потом его этот, лигарх этот, хоть он и русский, взял его и выкупил оттуда. За мильон, говорят. По телевизору показывали, неужели не видел?

— Нет, — честно соврал Бородин. — Не видел…

— Ну ты даешь… — искренне удивился Женька. — Все видели, а ты нет? Ты, в натуре, телевизор вообще смотришь?

— А у тебя-то он есть? — в свою очередь поинтересовался журналист.

— Зачем он мне, — отмахнулся Женька. — Чего мне там смотреть? Голых баб с депутатами? Так я их здесь насмотрелся… — Он засмеялся, обнажив беззубый рот. — Не веришь? Могу как-нибудь показать. Если до воскресенья останешься. Они к нам на водохранилище на выходные приезжают, с нашими девками или с приезжими, вроде на рыбалку. А сами на всю ночь в парилку финскую. И бухают, а после визжат по ночам до посинения… Мой отец в финскую воевал, много чего рассказывал, только про ихние бани ничего не говорил. А я и не спрашивал.

— А как Егоров в Чечню второй раз отправился? Тоже по контракту?

— Какую еще Чечню… — Женька махнул рукой. — Тут загадка века. Он здесь, говорю тебе, не просыхал, а его снова из плена выкупили. И по ящику показали. Под другим именем, понимаешь? Сами тут до сих пор удивляемся. Кто что говорит. Может, его как секретного агента ночью к ним в тыл забрасывали, а мы про то ничего не знаем? А он в запое был для отвода глаз? Ты только смотри, никому ни слова.

— А потом тоже отсюда не выезжал?

— Ну. Но Надька, маруха его, говорит: два дня его не было. Мол, кажный день его поджидает, думала, совсем пропал, а он вернулся.

— С «ниссаном»?

— Угу. В апреле вроде это было. Может, Надька и не врет. Но приехал он, слышь, с «ниссаном» и деньгами, всем показывал, а где был, что делал, так никому и не сказал. Дак мы и не спрашивали… Нам-то без разницы. Вернулся, всем поставил, всех напоил, какие могут быть вопросы, я прав? Вот тут мы и решили: секретный агент он. И по пьянке этой «ниссан» купил, девок и ребятишек покатал, а потом его разбил…

Олег молча смотрел на Женьку, начиная что-то понимать.

— Скажите, Евгений… как вас, кстати, по батюшке?

— Да ладно тебе, Женькой меня зови! — отмахнулся тот. — Я ж им чего говорю: человек приехал, из самой Москвы, статью про нашего Кольку хочет написать, верно? А они мне: а может, он мент, посадить его хочет? Я им говорю: да какой это мент? Что я, ментов не видал? Кольку он не тронет. Интервью это у него возьмет и уедет. А чего ему еще тут у нас делать? Я правильно говорю?

— Спасибо вам. — Бородин теперь сам взял его корявую руку и с силой ее потряс. — Теперь только скажите, где ваш вытрезвитель?

— А зачем? Ну найдете вы там его и только время зря потеряете, — отмахнулся Женька. — Он же лыка не вяжет. По себе знаю. Как горячка эта начинается, никакой интервью не получится, кто б ни расспрашивал. Через пару недель приезжайте, может, отойдет. А вообще-то… — Он снова придвинулся к уху Бородина: — Езжал бы ты, милый, отседа. И поскорее. Ты меня слушай! Это я тебе как твой лучший друг говорю. — И он развернулся и поплелся в «паб», к своим.

И он о том же… Черт! — подумал Олег. Кажется, права тетя Глаша…. Действительно, есть что-то в них, в бродягах этих, угрожающее… Я сейчас здесь хожу, а в мой номер запросто могут забраться и влезть в мои записи… Сделаю сегодня же копии, на всякий случай, и отдам тете Глаше на хранение. Мало ли.

Когда Олег ушел, к Женьке подошел местный участковый, потный от водки и жары, в фуражке, сдвинутой на затылок, с огромным животом над спущенным ремнем и глазами навыкате.

— Че он тебя спрашивал, этот корреспондент? Про Кольку?

— Ну. Где сам, мол, и как его найти. Статью хочет писать.

— И че ты ему сказал? — Глаза участкового наливались гневом. — Ты помнишь, как я вас, придурков, инструктировал?

— Кость, а что я ему скажу, раз человек сам меня спрашивает? — помертвел Женька. — И еще пивом угостил. Так и сказал: не знаю я ничего. Лежит Колька в вытрезвителе, что твое бревно, и лучше его ни о чем не спрашивай. Может далеко послать. А в вашей газете это не процитируют. Я правильно говорю? Кость, ты, главное, не ссы! Ты меня знаешь. Уж мы Кольку, ироя нашего, теперь никому не сдадим, верно я говорю?

— Вот и не сдавай, — кивнул участковый по имени Костя.

— Дык на пиво-то отстегни… — протянул руку Женька. — За достоверную информацию. Как договаривались…

Вечером Костя доложил начальнику милиции:

— Там насчет этого журналюги вопрос стоял… Точно, ходил тут, вынюхивал насчет Кольки Егорова. Неспроста это, как ты думаешь?