Третий новый год в новой жизни Николай Иванович решил встретить по всем канонам и традициям жизни старой. Хотя, если разобраться, это был уже четвертый его новый год в прошлом. Но первый пришлось встретить в свердловском госпитале без сознания, поэтому в счет он не шел. А два последних раза соблюсти традиции не удалось по техническим причинам. Попробуй, например, изготовить традиционный советский салат "Оливье", когда необходимый для него консервированный зеленый горошек по факту производит единственный в СССР консервный завод в Ярославской области, построенный еще до революции неким предприимчивым французом, да и то в ограниченных количествах. С майонезом те же проблемы. Его в Москве и области тоже делал единственный завод и опять же немного. Поэтому в прошлые разы с "Оливье" Николай Иванович пролетел. Но в этот раз об ингредиентах он позаботился заранее. Банка с зеленым горошком Пореченского консервного завода уже три месяца ждала своего часа. Фабричного майонеза достать так и не удалось, зато имелся рецепт и необходимые для его изготовления компоненты. Оливковое масло, лимон и специи Николай Иванович предварительно застолбил у поваров, а за индюшачьими яйцами пришлось посылать на птицеферму, точнее птичий двор соседнего колхоза. Майонез он решил изготовить сам, не доверив это ответственное дело штатным поварам, сомневаясь в их квалификации. Нет, готовили они вкусно, тут претензий не было, но в рамках проверенных временем народных рецептов и рекомендаций нового советского общепита. Извращениям упаднической французской кухни этих теток явно никто не обучал.
Подлив еще немного масла, Николай Иванович продолжил активно размешивать смесь, одновременно слушая радиотрансляцию. Звучащая из настенного репродуктора песня будила ностальгические воспоминания.
— И уносят меня, и уносят меня. В звенящую, светлую даль. Три белых коня, эх, три белых коня — декабрь, и январь, и февраль, — про себя подпевал Николай Иванович известной в этом времени певице, продолжая мешать.
— Чьи, чьи, вы говорите слова и музыка? — засмеялся он, когда песня кончилась, и диктор назвал авторов и исполнителей. — Вот народ! Как интересно они в этом случае гонорары с государством делят? Надо будет поинтересоваться, любопытно ведь. Кстати, дело тонкое. Для творческой интеллигенции гонорары — это святое. Все под неусыпным контролем кучи завидущих глаз. Если вдруг выяснится, что большая часть денег уходит государству, то непременно пойдут слухи, что песни эти на самом деле пишутся томящимися в сталинских застенках гениями.
Закончив процесс перемешивания, Николай Иванович с сомнением поглядел на получившуюся желтоватую массу. Привычный магазинный майонез она напоминала слабо.
— Попробуем как оно на вкус, — вкус тоже оказался непривычным.
— Странно, вроде все делал по науке! Вероятно, за прошедшие десятилетия рецептура изменилась. Писали же, что поздние советские, а тем более постсоветские промышленные майонезы не имеют к настоящему майонезу никакого отношения. А поэтому даже не могут этим именем называться. Мол, экономия масла и яиц вкупе с широким применением всяких там эмульгаторов, загустителей, синтетических ароматизаторов и прочих сомнительных достижений современной химии убили этот продукт на корню. Мол, кроме явных фальсификатов майонез в магазинах вообще нереально встретить.
Николай Иванович попробовал свой самопальный майонез еще раз. — А вообще вкусно, непривычно, но вкусно. Будем пользоваться!
На празднование нового года сотрудники ОИБ (предложение Николая Ивановича о его переименовании в аналитический центр было, в свое время было зарублено начальством по соображениям секретности) собрались в бывшем бальном зале Усадьбы.
Сначала, как водится, проводили старый год. Потом стоя выслушали поздравительное радиообращение товарища Сталина к советскому народу. Ну а потом под бой курантов встретили новый: тысяча девятьсот сорок четвертый. Правда шампанское пили не все, хотя Николай Иванович лично позаботился о его наличии в необходимых количествах. Благо, что дешевая промышленная технология производства данного напитка была освоена СССР еще в тридцатые годы. Но не в коня пришелся корм. Примеру Николая Ивановича последовали только современники и аборигенный женский контингент из обслуги. Местные же мужики ехидно проехались насчет "женского напитка", "газировки" и "кислятины", предпочтя более традиционные и более спиртосодержащие жидкости.
Насчет "кислятины" наличествовал явный поклеп. Шампанское горьковского завода было полусладким.
Зато салат "Оливье" понравился практически всем. Так что труды оказались не напрасными.
Много пить на современных корпоративных вечеринках принято не было, но веселья хватало и без того. Впрочем, весельем этим Николай Иванович быстро утомился. Все же годы сказывались. Отошел в сторонку, устроился на стуле у окна, и малость загрустил.
Светя золотыми погонами, подошел Горелов. Новая парадная форма подполковника МГБ смотрелась на нем неплохо. Присел рядом.
— Что же вы, Николай Иванович, от коллектива отрываетесь? Нездоровится?
— Да нет, вроде здоров. Просто устал, печаль навалилась. И вообще… тревожно что-то на душе.
— А что именно тревожит?
— Ну, не знаю. Четвертый год пошел, как я у вас тут. А еще ничего не решено…
— Что именно не решено? Вы о войне?
— И о ней тоже, — пожал плечами Николай Иванович. — Как-то зыбко все, неопределенно. Что-то должно произойти…
— А что именно? — поинтересовался Горелов. — Наше положение гораздо лучше, чем в сорок первом году. Текущая реорганизация армии практически завершена, в войска постоянно поступает масса новой техники. В том числе и нашими трудами. В экономике тоже немалые успехи. Да и во внутренних делах полный порядок. Товарищ Сталин позаботился. Кто сейчас рискнет на нас напасть?
— Ну, вот немцы, например.
— Дались вам эти немцы, — покровительственно усмехнулся Горелов. — У вас просто "пунктик" насчет них. Они вон до сих пор даже с Англией окончательно покончить не могут.
— Как я понял, не больно-то они и старались. Активных боевых действий почти не велось. Заняты немцы были, в северной Африке и на Ближнем востоке обустраивались. Восстанавливали уничтоженную англичанами при отступлении инфраструктуру, создавали новую, чтобы обеспечить гарантированные поставки необходимого сырья в Европу. Плюс к тому их американцы прикрыли флотом и авиацией.
— Вот и я о том же, — хмыкнул Горелов. — Немцы усиленно строят флот, увеличивают число самолетов. А вот сухопутную армию сократили почти на треть. Так с кем они воевать собираются?
— Зато число танковых и моторизованных дивизий у них существенно увеличилось, — заметил Николай Иванович.
— Мы тоже без дела не сидели. Плюс к тому мощные укрепрайоны в глубине. Зубы обломают! С юга нас прикрываю горы, не больно они там с танками развернутся. Японцы на Тихом океане заняты, им не до нас. А у САСШ масса забот и с теми и с другими. Так кто будет на нас нападать?
Николай Иванович вздохнул. — Наверное, вы правы. Но все равно на душе неспокойно.
— Вот и ладненько. Пойдемте лучше, выпьем еще по рюмашке, и все ваши рефлексии как рукой снимет.
— И то верно, — согласился Николай Иванович, поднимаясь со стула.
Несмотря на начало мая в Подмосковье было достаточно тепло. Даже после полуночи. Под утро, разумеется, холодало, но засиживаться до утра с открытым окном Сергей Горелов и не собирался. Просто днем закрутился с другими делами, а привести в порядок бумаги было необходимо. Еще минут пятнадцать и все, можно будет с чистой совестью отправляться на боковую. Сергей на мгновение задумался, шлифуя в уме очередную формулировку очередного доклада, но тут по глазам его ударила резкая вспышка. Неожиданно стало светло как ярким солнечным днем. Сергей быстро нырнул под стол и стал лихорадочно пытаться расстегнуть кобуру, что от испуга получалось плохо.
К тому моменту, когда пистолет все же удалось вытянуть, все уже кончилось, ночь вернулась. Выбравшись из-под стола, он подбежал к окну и распахнул его пошире.
— Мать вашу! — Вдалеке, где располагалась Москва, медленно поднималось светящееся облако по форме напоминающее гриб. Что это такое Сергею объяснять было не надо, наслушался.
— Сейчас взрывная волна подойдет, — пронеслось в голове. — Или слишком далеко? До Москвы километров тридцать.
На всякий случай он отошел в простенок между окнами, присел и закрыл голову руками.
Через несколько секунд накатился тяжелый гул, задрожали стекла, где-то даже звякнуло. В коридоре загрохотали сапоги, Усадьба просыпалась.
Сергей встал и снова выглянул в окно. Гриб за это время успел подняться еще выше. С чувством матюгнувшись, Горелов подбежал к столу, схватил телефонную трубку и попытался связаться с наркоматом, точнее уже министерством. Связь, как и следовало ожидать, не работала.
— Если ветер в нашу сторону, то дело дрянь. Если накроет этим чертовым радиоактивным следом… А потом член до конца жизни будет на полшестого… Может эвакуировать объект пока не поздно?
Сергей попытался припомнить, что сказали насчет ветра в последней сводке погоды, но безуспешно. Глядя из окна определить направление ветра тоже было проблематично.
— Вроде как раз от Москвы, если ему не мерещится. И что делать?
В кабинет без стука зашел капитан Симаков, отвечающий за охрану Усадьбы. Доложил, что его подчиненные подняты по тревоге и сейчас занимают оборону, но непосредственной опасности Объекту не наблюдается. После чего запросил указаний.
— Еще как наблюдается! — жестко сказал Сергей, кивнув в сторону окна.
— В Москве произошел ядерный взрыв. — И заметив явное недоумение в глазах подчиненного, которого о таких вещах понятное дело не информировали, добавил. — В Москве взорвана бомба большой мощности, основанная на энергии распада атомов. После взрыва таких устройств образуется крайне ядовитое облако. Если его ветром принесет в нашу сторону…
— Понятно, немедленно прикажу всем раздать противогазы, — бодро вытянулся Симаков.
— Отставить, противогазы тут не помогут. От этой гадости они спасают плохо. Будите всех, начинайте подготовку к эвакуации. Еще пошлите бойца глянуть на флюгер на крыше, в смысле, куда на самом деле ветер дует. Может, мы тут зря панику поднимаем. И срочно пригласите ко мне инженера Прутова.
Дождавшись, когда капитан закроет за собой дверь, Сергей уселся за стол.
— В самом деле, не стоит пороть горячку. Куда бы этот чертов ветер не дул он явно небольшой, время есть. Надо подумать.
Думы были не радующие. Ядерный взрыв в центре Москвы это сущий кошмар. Что бомба взорвалось именно в центре, Горелов не сомневался, иначе, зачем вообще было взрывать. В центре Кремль, в центре наркоматы, штабы. Товарищ Сталин тоже, наверное, был там. Мог ли он уцелеть? А еще в городе огромное количество мирных граждан. Сотни тысяч наверное уже погибли, а еще сотни тысяч умрут в ближайшее время. Уцелевшее население придется эвакуировать из столицы. И откуда взялась эта проклятая бомба? Кто враг? Это террористический акт или началась война?
В дверь постучали, Сергей крикнул, чтобы входили. Зашел инженер Прутов. Явно со сна, изрядно растрепанный и небрежно одетый.
— Что случилось? Слышал какой-то взрыв, стекла дрожали. Проснулся, подошел к окну, но ничего не увидел. А потом мне приказали идти сюда.
— У вас окна с другой стороны. А случилось…
Чуть не сбив с ног инженера, в кабинет вбежал Симаков. В коридоре за его спиной слышались возбужденные голоса.
— Ветер от Москвы в нашу сторону, — сразу доложил капитан. — Машины будут на ходу через пять минут. Только имеющегося автотранспорта хватит только человек на тридцать, остальным придется идти пешком. Все люди подняты. Какие будут приказания?
Но Сергей уже успел оценить создавшееся положение.
— Отставить эвакуацию. Все равно не успеем. Всех по списку "А" в бомбоубежище, женщин из обслуживающего персонала туда же. И кто еще войдет, убежище у нас небольшое. Проверьте исправность оборудования, на месте ли газовые фильтры. Электроэнергия пока поступает, повезло, что линия не от Москвы. Но на всякий случай попробуйте запустить наш генератор. Всех остальных просто в подвал. Затыкайте там все имеющиеся дыры подручными материалами, чтобы больше герметичности. И вообще в здании все окна закройте. Все ясно!
— Внешнюю охрану тоже в подвал? — уточнил Симаков.
— Тоже, нечего им на улице делать. Да, еще о запасе воды и пищи надо позаботиться.
Выполняйте!
Дождавшись, когда капитан выйдет, Сергей перевел взгляд на остолбеневшего инженера.
— В Москве рванула атомная бомба, — сходу огорошил он собеседника.
— Но как такое может быть? Вы уверены, что это была именно…
— Потом поговорим, ветер, как вы слышали, в нашу сторону. Что посоветуете делать?
— Ну, если это действительно был ядерный заряд, то бомбоубежище и подвал действительно могут помочь. Как противорадиационное укрытие они вполне сойдут. Да и расстояние до Москвы достаточно большое, смертельной опасности, в общем-то, нет. Даже если радиоактивный след прямо по нам пройдется. Но получать дозу, пусть и не смертельную все же не стоит. Лучше перестраховаться.
— А сколько времени нам следует в бомбоубежище находиться? Для гарантии?
— Ну, сутки, а для гарантии двое суток. Большая часть короткоживущих изотопов за это время успеет распасться. Соответственно, уровень радиоактивного заражения местности снизится на порядки. Был бы у нас радиометр, было бы проще. Часика через четыре замерили бы по факту, и все стало ясно. Может нас еще и не зацепит.
— Понятно, примерно так я и думал. Ладно, идите в бомбоубежище. Вы ведь тоже в списке "А". Так что не мешкайте.
Самому Сергею пришлось еще задержаться, чтобы проследить за изъятием и переносом в бомбоубежище всей секретной документации и некоторого оборудования. Перед тем как спуститься в подвал, он последний раз посмотрел в окно. В стороне Москвы наблюдалось сильное зарево.
В убежище было тесно, ибо людей в него набилось выше нормы. Впрочем, герметичную дверь в подвал, где разместились остальные, закрывать не стали. Работающее фильтровентиляционное оборудование обеспечивало приличное противодавление, так что в проеме двери даже ощущался ветерок. Поразмыслив, Сергей приказал Симакову раз в три часа посылать двоих бойцов в противогазах, чтобы обходили помещения и смотрели из окон, что происходит вокруг. На улицу выходить запретил. Кроме того, он периодически пытался связаться с начальством по установленному в убежище в отдельной клетушке телефонному аппарату. Связи с Москвой по-прежнему не было. Связь с соседним райцентром была, но там никакой толковой информации получить не удавалось. О мощном взрыве в столице они знали, но ничего больше. По радио с их слов тоже молчание. Была мысль: посоветовать районному руководству, загнать людей в бомбоубежища, но делать это Сергей не стал. Во-первых, это не столица и убежищ там кот наплакал. Во-вторых, он им не начальник и слушать его никто не будет. А главное, что можно сделать только хуже. На дворе еще ночь, население спокойно спит в своих домах за закрытыми дверями и окнами. Взрыв, конечно, многих разбудил, но большая часть из них уже вернулась в помещения. Если сейчас объявить тревогу, то масса народу высыплет на улицу и начнет бессмысленно по ней метаться. Вот тут-то их радиоактивным следом и накроет. Пусть уж лучше пока по домам до утра сидят, целее будут.
Кроме звонков Сергею пришлось разъяснять текущую ситуацию подчиненным, из числа тех, которые были не в курсе насчет ядерного оружия. В особенности успокаивать испуганных женщин, ибо у многих из них глаза находились на мокром месте. На соображения секретности пришлось плюнуть, все равно об атомных бомбах через пару дней в стране будет знать каждая собака.
Когда все более-менее успокоилось, Сергей пригласил к себе в клетушку инженера Прутова, чтобы посоветоваться. Говорили, правда, шепотом, чтобы остальные не слышали.
Выслушав наблюдения Сергея, инженер заявил, что взрыв по всей вероятности был воздушным. То есть бомба была сброшена с самолета на парашюте. Вопрос о том, чья именно это бомба оказался сложнее. Об успешно проведенных год назад испытаниях первого советского ядерного устройства он слышал. Еще бы! Ведь первые два испытания закончились провалом, устройства не сработали, поэтому ему пришлось туго. Начальство нервничало, давило танком. А он соответственно изрядно проел по этому поводу плешь инженеру. Сергею, понятное дело, не докладывали, но по логике вещей боеготовые атомные бомбы у страны к настоящему моменту должны были иметься. Но в то, что на Москву упала одна из этих бомб, он совершенно не верил. Тогда чья?
Англичанам было не до ядерных программ, да и смысла особого нет атаковать СССР подобным образом. Североамериканские штаты мы с этим делом малость притормозили, и опять же им смысла нет. Плюс к тому у перечисленных вроде пока нет в строю бомбардировщиков с подходящим радиусом действия. Остается кто?
— Так вы, помнится, говорили, что Германия с разработкой ядерного оружия быстро не справится? — жестко спросил Сергей у Прутова.
— А вы, помнится, говорили, что Германия вообще на нас не нападет, — нагло ответил тот.
В очередной раз захотелось поставить обнаглевшего подчиненного по стойке смирно и хорошенько отчитать, но матюгаться шепотом…
— По-моему вы забываетесь, товарищ Прутов, — прошипел Сергей.
— Извините. Я хотел сказать, что это в нашей истории они не справились. А в вашей истории расклад существенно изменился. У нас немцы напрягали в войне с СССР все свои силы. А тут у них было три лишних года фактически в тепличных условиях. Вполне могли выкроить немалые дополнительные ресурсы на свой атомный проект. И выкроили.
И еще…, — инженер ненадолго задумался.
— Что, кстати, произошло с тем заводом в Норвегии, на котором ее делали? Я о нем рассказывал.
Сергей неопределенно хмыкнул. — Точно не скажу, меня не информировали, но думаю, что этот вопрос был успешно решен. С помощью наших норвежских товарищей. А что?
— Возможно, именно в этом и кроется ответ. У нас этот вопрос тоже был решен, англичанами, опять же с помощью их норвежских друзей, но гораздо позднее. А так…
Вариант с тяжелой водой, как я говорил, был, в общем-то, тупиковым. Лишившись этого завода, немцы начали искать другие пути. А ученые и инженеры у них отличные. Надо думать, нашли лучшее решение. И вот результат…
— То есть взрывать этот проклятый завод не следовало? — уточнил Сергей. — Тогда какого хрена вы об этом не сказали?
— А меня никто и не спрашивал. Суть дела, в том числе и о бесперспективности в настоящих условиях тяжеловодного реактора была изложена. Но конкретные решения были не за мной. Не припоминаю, чтобы со мной советовались по поводу полезности или вредности уничтожения названного предприятия.
— Меня тоже об этом не прашивали, — заметил Сергей.
— Ну, и, слава богу! А то бы головы не сносили. А вообще ситуация паршивая. Если это немцы, то ядерным ударом по нашей столице дело явно не ограничится. Наносится парализующий удар в главный нервный узел, а одновременно…
Готов поспорить, что именно сейчас многочисленные самолеты люфтваффе долбают наши аэродромы, военные базы, города и прочее. А наземные войска переходят государственную границу.
— Это и ребенку понятно, — отмахнулся Сергей.
— Действительно. Вы лучше скажите, а нам есть чем немцам ответить? О неудачных испытаниях в прошлом году можно было догадаться, вы тогда меня чуть до инфаркта не довели. Насколько я понял больше из недомолвок, руководство решило сосредоточить все силы на варианте с урановыми бомбами? Это правильно, ибо реакторов строить не надо, можно быстрее получить реальный результат. Так есть у нас или нет боеготовые заряды? Хоть один? Подходящие носители?
— Не знаю, — вздохнул Сергей. — Но скорее да, чем нет. Третье испытание год назад было удачным, устройство все же сработало. Так что будем надеяться, что за прошедший год что-то сделали. Кстати, в задержке немалая часть вашей вины. Выяснилось, что в описании конструкции урановой бомбы вы изрядно накосячили. Хорошо хоть в итоге ученым удалось разобраться, что там к чему. Но времени потеряли много, плюс к тому было утрачено значительное количество с большим трудом наработанного оружейного урана. Его бы еще на две бомбы хватило.
Сергей немного помолчал и добавил. — Носители есть точно, хоть и штучные. Высотные, с гермокабинами, перехватить их будет достаточно сложно. До Германии достанут без проблем. Черт! Хваленая московская ПВО ведь тоже видимо не смогла перехватить гитлеровский бомбовоз, несмотря на новые локаторы, и высотные истребители!
Или просто проморгали?
— Всяко бывает, — согласно кивнул инженер. — Но это теперь дело десятое. Разберутся. Накажут кого надо и не надо. Но с удачными испытаниями год назад вы меня порадовали. Если на самом деле есть чем ответить, то дело обстоит не так плохо. Поживем еще!
— Если сейчас есть, кому отдать приказ об ответном ударе, — тяжело вздохнул Сергей. — Наверняка ведь они метили прямо по Кремлю. Жив ли сейчас товарищ Сталин? Кто там вообще из руководства жив остался?
Инженер ничего не ответил, оба подавленно молчали.
Сидеть в бомбоубежище после бессонной ночи было утомительно. Прилечь негде, начинал донимать запах из постепенно наполняющегося отхожего места. Но хуже всего раздражала неизвестность. Установить тут радиоприемник заранее никто не додумался. А тянуть антенну сейчас… Инженер Прутов просился сходить к своему радиоприемнику, пошарить по волнам, послушать, что болтает заграница, пусть даже и в противогазе. Сергей разрешении не дал, послал вместо него Вадика Иванова, неплохо владеющего немецким. Отвел ему на это не более пятнадцати минут.
В оговоренное время тот вернулся, содрал противогаз и доложил, что ничего интересного не услышал. В райкоме же сказали, что по их данным в Москве большие разрушения, город до сих пор горит. Что они отправили туда все имеющиеся пожарные машины. Сообщение это расстроило, грызли сожаления, что так ничего даже и не намекнул товарищам из района. Пожарных было жалко.
В половине первого Сергей снова позвонил в райцентр. Там ему сообщили, что в полдень по радио было принято короткое правительственное сообщение о предательском нападении на СССР фашистской Германии и начале войны с ней. Сообщение зачитал незнакомый диктор, конкретными фамилиями оно подписано не было. Сергей положил трубку, выругался и мрачно уставился на телефонный аппарат.
Сидеть в бомбоубежище Николаю Ивановичу быстро надоело: задницу отсидел, вонь изрядная, неизвестность давит на нервы. Ближе к вечеру все же удалось упросить подполковника Горелова дать разрешение прогуляться к радиоприемнику. И даже убедить начальство, что противогаз в данной ситуации не больно-то и нужен. Что вполне достаточно и примитивного самодельного респиратора. В сопровождение, правда, навязали майора Иванова, но это не расстроило. Немецкого языка Николай Иванович не знал, а послушать, что говорит Германия, тоже было интересно.
Берлин удалось поймать раньше Лондона. Майор что-то стенографировал в блокноте, время от времени кривясь и хмыкая, а Николаю Ивановичу оставалось только пытаться по отдельным знакомым словам понять о чем идет речь. Но это не слишком удавалось.
Когда же наконец была поймана лондонская волна, ситуация переменилась. Теперь уже Николай Иванович хмыкал и записывал, а майор Иванов напряженно внимал.
Отечественное радио слушали вместе, но без толку. Московские и около московские станции молчали вообще, те, что наличествовали в эфире, ничего кроме музыки не передавали. Большей частью это были военные марши.
— Лебединое озеро, блин! Неужели все так хреново?
Отведенные на сеанс полчаса истекли, пришлось спускаться обратно в убежище.
Там сразу услышали голос из проснувшегося репродуктора.
— Трансляция заработала? Что говорят? — Поинтересовался Николай Иванович, оказавшись командирском закутке.
— Да, штаб гражданской обороны Москвы дает рекомендации населению. Толково.
— Только поздновато начали.
— Надо думать до этого момента без дела тоже не сидели. Есть же у них, в конце концов, и передвижные матюгальники. А может, и радиотрансляция не во всех районах вырубалась.
— А что советуют?
— Советуют по делу. Из каких районов эвакуироваться, каким образом. Где сидеть по домам или бомбоубежищам и не рыпаться. Респираторы, противогазы, накидки и прочие подручные средства защиты, способы дезактивации. В центр города убедительно просят не соваться.
— Про радиацию говорят?
— Нет, вроде как долговременное заражение медленнодействующим ОВ.
— В общем-то, верно. Что совой об пень, что пнем об сову.
— А у вас что? Есть информация?
Николай Иванович и майор переглянулись. Первым начал Иванов.
— Берлин говорит, что это мы на них напали. Мол, вероломное нападение. Мол, немецкий народ должен сплотиться для борьбы с агрессией. Мол, агрессор еще пожалеет о содеянном. Про бомбу тоже сказали. Мол, новейшее оружие огромной разрушительной силы, созданное германским гением. А применено, мол, с целью скорого наказания преступников и авантюристов в лице советского правительства. И чтоб другим таким на будущее неповадно было.
— Вот брешут, вот брешут, сволочи! — не выдержал Горелов. Николай Иванович был с ним в этом мнении совершенно солидарен. Поэтому продолжил.
— Лондон болтает, что напавшая сторона все же немцы. Чем они лишний раз подтвердили, что конченые гады, коли не погнушались всадить отравленный нож под ребро своему союзнику. И что прочим германским прихвостням следует хорошенько задуматься. В смысле, не станут ли они следующими. Взрыв и большие разрушения в Москве подтверждается, но как-то невнятно. То ли не понимают, что именно взорвалось, то ли не хотят поднимать панику среди собственного населения. Ведь тут уже они могут стать следующими.
— Это да, — кивнул Горелов. — А что говорит наше радио?
— Московские станции молчат, а прочие, что мы слышали, марши передают, — сообщил майор.
— Плохо, очень плохо. Ладно, уж не знаю как там все… Но у нас есть свои обязанности, свой долг, за что с нас спросится. Старым ли руководством, новым ли…
— Товарищ Прутов, у вас уже было время подумать. Как вообще могло произойти, что фашистская Германия умудрилась нанести неожиданный ядерный удар по столице нашей Родины?
— Так это не ко мне вопрос, и даже не к вам. И мне и вам свежие разведсводки ежедневно на стол не кладут. Как мы вообще можем судить неожиданный ли он и насколько неожиданный? С нашей стороны, я имею в виду ОИБ, все вроде было сделано. В смысле подробные рекомендации на тему "Признаки ведения работ по разработке ядерного оружия и испытаний оного" мы передали, куда следует еще года три назад.
Что немцы у вас тут активно занялись ядерным проектом — было совершенно ясно. Помните ту информацию о начале в 1942 масштабных работ на урановых рудниках в Чехии и Болгарии? О вывозе в Германию оборудования из Парижского Института радия?
А его директор Жолио-Кюри, кстати, куда-то исчез. В лучшем случае в Штаты или Англию сбежал, а в худшем работает на немцев в какой-нибудь атомной шаражке. То есть копошение серьезное, ежу понятно. Но каковы реальные успехи? На каком этапе находились работы? Из самой Германии практически никаких заслуживающих внимания сведений нам не передавали — полный мрак! Хотя завод по разделению изотопов это не иголка, такие объекты следует замечать.
А если разведка, в самом деле, прохлопала, то кто ей доктор? Сами знаете, толковой агентуры у нас в Германии нет. Старая коминтерновская приказала долго жить. Ее еще в тридцать седьмом изрядно прошерстили, а после Биробиджана и прочего и вовсе… И вообще еврей-разведчик в фашистской Германии это… оксюморон. А создать новую сеть наверняка просто не успели. На это же десятилетия нужны.
— А испытания? Как такое вообще можно было не заметить? В тесной Европе-то?
Николай Иванович хмыкнул. — Я тут успел немного поразмыслить на этот счет. Они могли провести испытания, например, в Сахаре. Перестреляв с самолетов для гарантии тамошних немногочисленных кочевников в радиусе пары тройки сотен километров. Возможности проведения подземных испытаний тоже никто не отменял. Методы аппаратного контроля, разумеется, имеются, о чем я в свое время говорил: сейсмический, забор проб воздуха с самолетов. Но в современных условиях труднореализуемые. Сомневаюсь, что руководство приняло решение тратить немалые ресурсы на эти авантюрные и дорогостоящие проекты. Тем более без гарантии результата. Так что с этой стороны особых претензий к нам быть не должно.
— А с какой стороны претензии могут быть? — поинтересовался Горелов.
— Ну, думаю, что начальство найдет, на то оно и начальство. Важно другое. Надо срочно брать пробы, производить анализ. Чтобы выяснить какая именно бомба была взорвана. В смысле, на каком делящемся материале. Если урановая, то это еще полбеды. Таких зарядов у Германии много быть не может, а новые быстро не сделать. Если же плутониевая, то дело обстоит гораздо хуже. Значит, уже есть действующие реакторы, сложные технологии, в общем, наше дело швах.
— Понятно, — подполковник ненадолго задумался. Вытащил и пачки папиросу. Помял ее, понюхал, потом убрал обратно. Курение в убежище он сам же и запретил.
— Выходит, что это все же Германия. Выходит, все же они решились. А почему?
Майор Иванов молча пожал плечами, а Николай Иванович от комментариев не удержался.
— Мало ли почему, точной информации у нас нет, а Адольфу в голову не залезешь. Возможно, обиделся, что наши войска заняли Иран, тем самым, перекрыв Рейху дорожку на Индию. Тем более, что Иран мы занимали явно по теневой договоренности с бриттами. Возможно, их разведка получила информацию о нашей работе над атомным оружием. Деятельность-то велась и ведется масштабная, причем в авральном порядке. Скрыть такое весьма затруднительно.
— Возможно, — кивнул Горелов, — но удар по Москве? Гитлер же должен понимать, что на уничтожение Москвы оружием массового поражения мы ответим, не сдерживая себя ничем? Пусть он думает, что атомной бомбы у нас пока нет, но есть еще и химическое оружие. Сравнительно небольшая по площади, но густонаселенная Германия в этом плане очень уязвима.
Николай Иванович пожал плечами. — Думаю, что они могут просто недооценивать ядерное оружие. В смысле, мощность в тротиловом эквиваленте при испытаниях наверняка худо-бедно замерили, зажигательный эффект от световой вспышки тоже трудно не заметить. Но прочие поражающие факторы вроде проникающего излучения, радиоактивного загрязнения местности, ЭМИ и так далее особо не берутся ими в расчет. То есть немцы вполне могут рассматривать ядерное оружие как обычную бомбу, пусть и очень мощную.
По поводу же "уничтожения" Москвы явный перебор уже с вашей стороны. Сомневаюсь, что мощность использованного боеприпаса превысила 20 килотонн. Чтобы вывести Москву из строя, таких бомб нужно не меньше десятка. Помнится, по американскому плану "Дропшот" примерно столько на это дело и планировалось. А если бомба всего одна… Центр города, разумеется, очень пострадал, десятки тысяч человек погибли и еще погибнут. Но как промышленный и транспортный центр Москва, безусловно, остается в строю. Поскольку промышленная и транспортная инфраструктура вряд ли получила серьезные повреждения. Радиоактивное заражение, учитывая воздушный взрыв, тоже будет не так велико. Спустя несколько дней, уровень радиации спадет настолько, что в подавляющем большинстве районов города вполне можно будет жить. Отстроили же японцы и Хиросиму и Нагасаки.
Вот если бы бомба была термоядерной, да мощностью несколько десятков мегатонн, тогда разговор был бы иным…
Николай Иванович немного помолчал. — Хотя лично я очень не хотел бы жить и работать в городе, подвергнувшемся ядерной бомбардировке.
— Вот именно! — Подполковник Горелов возбужденно стукнул кулаком по столу. — А вы уверены, что речь идет о десятках, а не о сотнях тысяч погибших? В той же Хиросиме по вашим же словам погибло триста тысяч.
— Вместе с Нагасаки и умершими позднее. Ну, и есть же разница между деревянно-бумажным и капитально-каменным городом. Москва построена крепче. На большинстве крыш кровельное железо. Кроме того, в Японии значительная часть жертв пришлась на тех, кто вел спасательные работы в пораженных районах. Если же в очаг поражения не лезть… В смысле, что там горит — пусть догорает, а кто оттуда выберется сам — тому повезло, то тогда потери будут гораздо меньше. Другой вопрос, что на моральном духе населения такие действия властей отразятся не лучшим образом. Кстати, как я понял с ваших слов, штаб ГО по факту запретил всякое движение в сторону эпицентра. Это правильно, возможно у них были инструкции, как действовать в подобных обстоятельствах.
Николай Иванович остановился, пытаясь поймать за хвост внезапно пришедшую по ассоциации мысль. — Да, кстати о птичках. Причиной нападения Германии вполне могло быть то, что ее разведка все же пронюхала о нас, то бишь пришельцах из будущего. И Гитлер решил, что время играет не в его пользу.
— Думаете? — с сомнением в голосе протянул Горелов. — При нашем режиме секретности… Впрочем, чем черт не шутит. — Подполковник подозвал начальника охраны и дал ему указание отправить на посты пятерых бойцов в респираторах. Чтобы из окон хотя бы визуально контролировали подходы к зданию.
Часа в три ночи Николай Иванович совершил еще один поход к радиоприемнику, но теперь уже с самим подполковником Гореловым. Никакой новой информации это не принесло. Лондон продолжал злорадствовать по поводу начала войны между Германией и СССР. Сообщал о тяжелых боях на земле и столкновениях огромных масс авиации в воздухе. Но где и с каким результатом все это происходило, из этих сообщений понять было невозможно. Берлинскую волну поймать не удалось, вероятно, были какие-то проблемы с прохождением сигнала через атмосферу. Родные советские станции продолжали играть в молчанку. Вернувшись в убежище, Николай Иванович попытался заснуть, что ему, в конце концов, и удалось.
Проснулся от суеты и возбужденного галдежа вокруг. Спросонья ничего не мог понять. Попытался встать, но отлежанная в неудобной позе левая нога не держала.
— Что случилось? — спросил он у сидевшей рядом поварихи.
— Так военный какой-то приехал. Передал нашему командиру пакет от начальства, — радостно сообщила та.
— Опаньки! — обрадовался Николай Иванович. — Раз начальство посылает нарочных и передает пакеты, значит, это самое начальство все же имеет место быть в наличии. Что обнадеживает! А от кого именно пакет?
— Так я не знаю, мне они не говорили.
— Ясно, я сам спрошу, — весело ответил не слишком расстроившийся Николай Иванович, одновременно энергично массируя ногу, чтобы быстрее разогнать кровь.
— Пакет от товарища Берия, — сообщил Горелов, когда до него, наконец, удалось добраться.
— Нам приказано оставаться на месте и пока не выходить из здания. Ближе к вечеру должны подъехать товарищи из хозяйства Курчатова с необходимой аппаратурой. Они проведут замеры уровня радиации на территории.
— Отлично! Отлично! Выходит, что Берия все же жив! А то я уже боялся, что мы совсем бесхозными остались. Объясняй потом новому руководству страны кто мы такие, и откуда вообще взялись. А что насчет товарища Сталина известно? Он тоже уцелел?
Горелов неопределенно повел плечами. — Не знаю. В приказе об этом ничего. Будем надеяться…
В восемь утра радиоточка сообщила, что в полдень по радио будет передано важное сообщение. В дальнейшем эта информация повторялась каждые полчаса. В назначенный срок все в убежище сидели как на иголках, уставившись на репродуктор.
Услышав знакомый голос, начавший выступление со вполне ожидаемого "Братья и сестры…", Николай Иванович от переживаний впал в эйфорию, переходящую в прострацию. И фактически прослушал начало, где говорилось о "вероломном нападении". Сталин же продолжал говорить: "… Кроме нападения на наши границы и бомбардировки наших городов, враг нанес еще один предательский удар. По столице Советского Союза городу Москва было применено новое оружие огромной разрушительной силы. В Москве серьезные разрушения, погибли десятки, если не сотни тысяч мирных граждан. Мы понимаем, для чего это было сделано. Враг надеется нас запугать. Враг уверен, что только он обладает таким оружием и поэтому сможет диктовать нам любые условия. Враг мог бы устроить демонстрацию мощи своего оружия на каком-нибудь пустынном острове, с приглашением наблюдателей и корреспондентов из нейтральных стран. Но он это не сделал. Враг мог нанести удар по одной из наших военных баз или иных подобных объектов. Но он этого не сделал. Он нанес удар по мирно спящему городу. Он нанес удар с тем расчетом, чтобы убить как можно больше наших людей, чтобы разрушить как можно больше культурных и исторических ценностей, вызывающих законную гордость нашего народа. Это называется просто — государственный терроризм! Это было сделано для того, чтобы лишить нас воли к сопротивлению.
Но враг просчитался. Советский Союз тоже обладает таким оружием, и прошедшей ночью враг в этом убедился.
Возможно, кто-то потом скажет, что наш ответ был несоразмерным. Возможно, кто-то скажет, что мы должны были нанести один единственный ответный удар по Берлину. Возможно. Но тогда враг мог бы ударить по Ленинграду, ударить по Киеву…
Мы не собираемся размениваться нашими городами. Поэтому нанесли ответный удар такой силы, чтобы у агрессора в будущем не возникло даже мысли повторить подобное нападение.
Если же он все же решится, то мы вполне способны повторить этот жесткий урок. Но тогда авантюристы из германского руководства должны уяснить, что они рискуют не только своими жизнями, но и самим существованием Германии, самим существованием немецкого народа.
Я надеюсь, что немецкий народ тоже поймет все правильно, и найдет способ убедить своих вождей отказаться от самоубийственной агрессии".
Остальную часть выступления Сталина Николай Иванович слушал в пол уха, ничего особо сенсационного в ней не было. Завершающая фраза тоже не удивила, с детства знал наизусть. А вот середина…
— Это по скольким же городам Германии мы этой ночью ядренбатонами шарахнули? Если по тону речи, то не иначе как по нескольким десяткам. Если же подключить здравый смысл, то А-бомб у нас в самом лучшем случае больше пятка не набралось бы. Так сколько на самом деле сбросили? И чем на это способны ответить немцы? И будут ли отвечать?
Николай Иванович огляделся по сторонам. Народ в бомбоубежище на радостях ликовал и обнимался. Сам же он особой радости не испытывал. Ну, разве только немного, оттого, что Сталин жив остался.
Названные людьми Курчатова цифры миллирентгенов в час ничего Сергею не говорили. Однако заверения в том, что опасности для личного состава не имеется, а радиоактивный след прошел стороной были им восприняты с большим облегчением. Хотя и получалось, что два дня в убежище все они сидели зря.
Отправив техников, у которых явно хватало работы, Сергей на всякий случай посоветовался с инженером Прутовым. Тот быстро посчитал на бумажке и сообщил, что если исходить из уровня естественного радиационного фона в средней полосе России порядка одной пятой рентгена в год, то получается превышение более чем на два порядка. То есть рентген тридцать годовой поглощенной дозы на нос.
На вопрос насколько это опасно инженер хмыкнул. Мол, доза не единовременная, а за год, следовательно, до лучевой болезни тут далеко. Тем более надо посмотреть, как упадет уровень за последующую пару недель. И вообще в подобной ситуации главную опасность представляет не столько уровень радиации, сколько попадание внутрь организма с воздухом, водой и пищей радиоактивной пыли, вызывающей онкологические заболевания.
Откровения инженера Сергея не порадовали. Он приказал изготовить примитивные респираторы и до особого распоряжения всем перемещаться по территории усадьбы только в них. Плюс провести влажную уборку помещений. Вода в усадьбе была артезианская, так что с этой стороны ничего не грозило. С пищей было сложнее. Некоторый запас ее имелся и вряд ли пострадал. Но как контролировать вновь поступающую было не совсем ясно, ведь измерительной аппаратуры не имелось.
Но, так или иначе, убежище опустело, охрана снова заняла предписанные посты, а прочие сотрудники вернулись к нормальной плановой работе. Если, разумеется, считать нормальным начавшуюся войну…
В девять вечера по радио была передана первая сводка вновь созданного Совинформбюро. В сообщении говорилось о серьезных боестолкновениях Советской армии с войсками фашистской Германии и ее сателлитов на обширном фронте от Лапландии до Ирана.
Утверждалось, что противника удалось остановить на всех направлениях. Что он понес огромные потери, особенно в авиации. Так же было сказано о нанесении ответных ударов с воздуха по объектам в глубине занимаемой противником территории.
Ничего особо нового Сергей из этого сообщения не почерпнул. Особой почвы для восторгов оно тоже не давало. Припомнилось, что в истории "гостей" поначалу нечто подобное передавали. О том, что у них было дальше, не хотелось даже вспоминать.
Прослушивание заграничного радио мало что проясняло. Берлин продолжал молчать, что, несомненно, радовало, вероятно, его все же хорошо зацепило. Лондон сообщал о мощном взрыве, практически уничтожившем центр германской столицы. И о таких же мощных взрывах зафиксированных в Нюрнберге и Мюнхене. Так же сообщалось, что по всей вероятности похожие взрывы произошли и в ряде других городов Рейха. Еще говорилось о сражениях в воздухе, налетах германской авиации на кавказские нефтепромыслы, а советской на нефтепромыслы в Румынии и Ираке. В завершение сказали о концентрации германо-итальянского флота в Проливах. О ситуации на сухопутных фронтах не было сказано ничего определенного.
Переводивший англичан инженер Прутов не преминул прокомментировать.
— Похоже, что атомных бомб мы сбросили только три: на Берлин, Мюнхен и Нюрнберг. Цели вполне логичные. С Берлином все ясно — в отместку за Москву. Нюрнберг и Мюнхен — крупные промышленные центры и одновременно признанные цитадели нацизма. В политическом плане вполне к месту. По прочим городам, следует понимать, показательно отработали боеприпасами объемного взрыва. Для пущего страху. Грибовидное облако при этом очень похожее.
— Сомнительно, — не согласился Сергей. — Да кто там, в Германии до сих пор слышал о "грибовидном облаке"? Это у вас там о нем даже детям известно, а на немцев это особого впечатления не произведет.
— Ну, кое-кто видимо слышал. А уж Гитлер так наверняка. Пока разберутся где и, что там на самом деле взорвалось, он, глядишь, успеет язву на нервной почве заработать. Мелочь, а приятно. И чем черт не шутит, может, и отдаст приказ отработать назад. Мол, недоразумение произошло. Мол, давайте жить дружно.
— Ха! Это после ядерного удара по Москве? Не думаю!
— Не нравится мне эта информация о фашистских эскадрах в Проливах, — включился в разговор присутствующий тут же майор Иванов. — Как бы у нас крупные неприятности на Черном море не возникли. Наш черноморский флот с ними не справится. Силенок не хватит. Береговых батарей недостаточно, да и не везде они есть.
— Фашисты не рискнут в Черное море соваться, — уверенно заявил Сергей. — Сейчас не прошлая мировая. У нас есть сильная авиация. Действуя со своих баз, она перетопит все их корабли. Должны понимать, сами ведь англичан в Средиземном море с воздуха замордовали. А авианосцев у них в строю всего пару штук, да и те малые.
— А вы что на этот счет думаете? — обратился Сергей к инженеру Прутову.
— Я не специалист, — открестился тот. — В наше время вряд ли сунулись бы, ибо не самоубийцы. Но у нас там есть дальнобойные противокорабельные ракеты: на флоте, на самолетах-ракетоносцах, на береговых ракетных комплексах. Вся акватория под прицелом, да и системы обнаружения соответствующие, наблюдение со спутников. У как у вас тут… Честно говоря, с тех пор как стало ясно, что Босфор и Дарданеллы отходят немцам… Я несколько неуютно себя чувствую. Будем надеяться, что руководство позаботилось о достаточном количестве торпедоносцев и топмачтовиков. Ведь возможность атаки с этого направления, в общем-то, очевидна.
Сергей кивнул. В отличие от собеседников, он знал, что данной проблемой занимались весьма активно. Уже два года, как пошел в серию Ту-2Т. А год назад новая авиационная торпеда — неприятный сюрприз даже для линкоров. А полгода назад туполевские торпедоносцы стали оснащать бортовыми радиолокаторами, а их экипажи натаскивать на ночные атаки. Плюс к тому приличный запас сбрасываемых с самолетов морских мин, в том числе и новых донных. В узости проливов — самое то!
— Думаю, что нам есть чем остановить фашистский флот, — подтвердил Сергей. — Лично мне кажется, что основные сражения развернутся все же на суше. Именно там все и решится.
Спорить с ним никто не стал.
Ближе к полуночи в усадьбу с хорошей охраной прибыл очередной фельдъегерь с пакетом. Точнее пакетов было два. В первом пакете содержался приказ на передислокацию ОИБ в Куйбышев, на подготовку давалось трое суток. Приказ этот Сергея не удивил. Приходилось слышать, что в Куйбышеве метростроевцами построен целый подземный город — запасная резиденция правительства на случай серьезных неприятностей. В свете того, что произошло с Москвой — вполне актуально.
Во втором пакете к удивлению Сергея обнаружилась свежая сводка Генерального штаба о ходе боевых действий. Плюс указания проанализировать оную и выдать свое заключение.
— Ничего себе! Понятно, почему у фельдъегеря была такая охрана. Сподобились таки… Нет, чтобы раньше…
Отдав распоряжения о подготовке к передислокации, Сергей собрал свою аналитическую группу.
— Ну что скажете, товарищи аналитики? — поинтересовался он, когда все ознакомились со сводкой. — "Товарищи аналитики" переглянулись.
— Лично я ничего не понимаю, — первым начал инженер Прутов. — Если верить сводке, бои идут на всей линии соприкосновения, но совершенно непонятно, где именно наносится основной удар. На западных границах Вермахт продвинулся на нашу территорию, но это ожидаемо. Сплошного фронта там и не планировалось до самой линии Сталина. Только УРы на ключевых коммуникациях и мобильные части, ориентированные на контрудары по вторым эшелонам. Но если верить генштабовской оценке задействованных сил противника, то немцам там ничего не светит. Такими силами они линию Сталина не прорвут, просто войск не хватит, что даст нам возможность без проблем провести мобилизацию и успеть перебросить войска на ТВД. А там еще посмотрим кто кого…
— На юге ситуация хуже, там у противника войск хватает, — заметил капитан Корнев. — Наша группировка в Иране, как я понимаю, фактически под угрозой окружения. Возможно, что ее придется оттягивать на север, ближе к Каспию.
— Думаете, что именно в этом основная цель? Что Гитлер затеял войну только для того, чтобы сдвинуть нас с дороги на Индию? — спросил Сергей.
— Нет, не думаю. Как-то это слишком мелко… Кроме того, мы вполне можем перебросить в Иран дополнительные части. Причем наши линии снабжения через Каспий и вновь построенные железнодорожные ветки на юг Ирана, выглядят основательнее, чем коммуникации противника. Но опять же неизвестно, какие запасы они уже успели там заранее подготовить для наступления и насколько их хватит.
— Похоже, что нашей нефтедобыче на юге здорово досталось от налетов немецких бомбардировщиков, — добавил капитан Птицын. — Из сводки трудно понять, какой процент мощностей мы реально потеряли, но видимо немало. Не знаю, что противнику известно о нашем новом нефтедобывающем районе в Татарии, а он к данному моменту реально дает нам почти треть потребных нефтепродуктов. Если у них нет об этом достоверной информации, то возможно противник рассчитывает лишить нашу армию горючего. А потом… Кроме того, не совсем ясно, какие реальные результаты принесли аналогичные бомбардировки Плоешти, а так же нефтепромыслов и нефтепроводов в Ираке. На бумаге получается, что бомбили достаточно эффективно. Но как там на самом деле?
— Обратите внимание на уровень наших потерь в авиации, — добавил майор Иванов. — Они кошмарные. Похоже, что в воздухе настоящая мясорубка. Если так и дальше пойдет, то мы вскоре вообще без самолетов останемся.
— В условиях, когда обе стороны активно пытаются добиться превосходства в воздухе, этого следовало ожидать. И неизвестно у кого первого кончатся самолеты, — заметил Сергей. — Приведенные тут цифры потерь противника в авиации тоже кошмарные.
— Если этим цифрам можно верить, — встрял инженер Прутов. — Готов поспорить, что наши потери существенно преуменьшены, а потери противника напротив изрядно раздуты. У немцев отличные пилоты, они имеют огромный опыт реальных боев в воздухе. Командование их авиационных частей в своем деле тоже поднаторело. И их зенитчики изрядно натренировались в реальной стрельбе. Нашим летчикам приходится туго. Даже, несмотря на новые самолеты и усиленный тренинг последних лет. Настоящего опыта боевых действий это заменить не может.
— Никто и не спорит, — пожал плечами Сергей. — Это было известно, к этому мы готовились. Летных школ у нас хватает. Всем кто делал успехи в аэроклубах, предлагалось пройти обучение на реальных боевых самолетах. Так что резерв пилотов накоплен значительный. Хотя, разумеется, им потребуется дополнительная переподготовка. Заводы готовы к массовому производству самолетов военного времени. Так что еще посмотрим, у кого первого летчики и машины закончатся.
Сергей обвел сотрудников взглядом. — А какие мысли имеются по атомной бомбардировке Москвы? В смысле, зачем это вообще было сделано? Как — теперь понятно. Все же это был бомбардировщик. ПВО удалось зафиксировать его приближение, однако перехватить носитель не сложилось. Кстати, откуда у них такой вообще взялся? — Сергей остановил взгляд на инженере. Тот мяться не стал.
— У немцев были перспективные проекты стратегических бомбовозов. Даже Америку при их посредстве бомбить собирались. Особых подробностей не помню, в нашем реале дело не пошло дальше опытных образцов. Но тут вполне могли довести один из этих проектов до ума. Тысячных эскадр здесь не нужно, только штучные экземпляры в качестве носителей ядерного оружия. Можно было ожидать.
— Понятно. А цель удара?
— Ну, тут более-менее ясно. Ежу понятно, что действительно хотели запугать. Особенно если были уверены, что мы такое оружие создать не успели, даже если и знали о ведущихся работах. Это одна цель.
Кроме того, вероятно надеялись дезорганизовать нам управление. Хотя бы на время. В какой-то степени им это удалось. В центре Москвы много чего под раздачу попало. Но товарищ Сталин уцелел, товарищ Берия тоже. И Генштаб, раз уж в состоянии сводки составлять. Где он, кстати, сейчас размещается?
— Без понятия. Нам о том не сообщили. Ходили слухи о строительстве специального подземного комплекса под Ставку где-то на западе. Возможно там?
— Приятно слышать. А новая Ставка, надо думать, называется "Медвежья берлога"?
— Отставить шуточки! — одернул Сергей инженера. — Говорите по делу! Кстати, если они действительно надеялись убить товарища Сталина, то должны были быть уверены, что на момент атаки он будет находиться в Кремле.
— А кто сказал, что его там не было? Подход бомбардировщика был засечен. Спуститься на лифте в убежище дело нескольких минут. А оттуда наверняка имеются выходы в метрополитен.
— Возможно, — поразмыслив, ответил Сергей. — Информации у нас нет. Хотя против этой версии говорит то, что воздушную тревогу в городе не объявляли.
— Ну, тревогу могли и не объявить. Дело это громкое, хлопотное, мало ли кто там на самом деле летит. Может еще один Гесс, или еще какой новоявленный Руст. Что опять же возвращает нас к вопросу, насколько руководство страны ожидало нападения. В этой бумажке из Генштаба только текущая ситуация, а о предшествующем состоянии дел ничего нет.
— Ладно, оставим этот вопрос, — остановил Сергей инженера. — Что еще можете сказать?
— А что тут скажешь. Ядерных зарядов по Германии, как я и предполагал, мы применили всего три. Мишени известны. По нескольким городам отбомбились боеприпасами объемного взрыва. Судя по всему очень старались хорошенько достать у противника критичные для нас транспортные узлы, особенно Варшавский. Трудно судить насколько это на самом деле удалось. Три ОДАБ скинули на Пенемюнде, надо понимать просто на всякий случай. Об обстреле Лондона ракетами до сих пор ничего не слышно, значит, у вас тут денег и ресурсов фон Брауну не дали. Что вполне объяснимо. У нас там немцы пуляли этими ракетами в отместку за массовые бомбардировки. Можно сказать из бессильной злобы. Без особого реального эффекта. А тут англичане с американцами Германию хоть и бомбят, но такое впечатление, что больше для галочки.
— Вы забыли, что есть непроверенная информация об испытаниях немцами зенитных ракет. Это серьезно.
— Точно, — спохватился инженер. — Старость не радость. Впрочем, я тогда при обсуждении этого вопроса уже говорил, что вряд ли им в ближайшем будущем удастся сделать толковые головки самонаведения. А по радиокомандам в настоящих условиях ракеты точно не навести. Это только по плотным порядкам авиации стрелять. Кроме того, хорошая система РЭБ вполне может забить…
— Вы опять уклонились от темы, — раздраженно сказал Сергей. — Лучше скажите, как, по-вашему, отреагирует руководство фашистской Германии на наш ответный ядерный удар? Как они в данной ситуации поступят?
— Ну-у-у, — протянул инженер. — Мы же не знаем, что там, в Берлине творится. Жив ли вообще Гитлер, живы ли прочие деятели из нацистской верхушки. А если живы, то кто именно? Какой на данный момент реальный расклад?
— Тогда предположим, что Гитлер все же уцелел. Как он поступит в такой ситуации?
Последующие два дня порядком измотали Николаю Ивановичу нервы и так потрепанные ядерным ударом по Москве, началом войны и в довесок долгим сидением в бомбоубежище. Одна подготовка к эвакуации, создающая немалую суету, чего стоила. А сегодня еще толстая дура Вероника, бывшая мелкая бизнесменша из Москвы, за обедом сорвалась с нарезки и устроила форменную истерику. Причем почему-то пристала именно к нему. Орала, что ее родня, ныне проживающая в центре столицы, видимо погибла. И она теперь, видите ли, наверняка не родится. А виноваты в этом естественно козлы-мужики вроде Николая Ивановича, которым бы только в солдатики играть. Мол, вот и доигрались, вот и досоветовались и всякое такое. Мол, война и так была бы выиграна, безо всяких сраных советов. А теперь еще неизвестно что будет, может все вообще погибнут. Чуть в волосы не вцепилась, торговка базарная. Хорошо хоть охрана вмешалась и уволокла эту истеричную корову к медикам, отпаивать валерианкой.
Длительные совещания по обсуждению очередных сводок с фронтов тоже отнимали немало сил. Особенно раздражало, что ясности с направлением главного удара немцев так и не имелось. В Иране были немалые сложности, но, в общем-то, не такие серьезные, как казалось в начале. На турецком фронте вермахт похоже завяз, что было неудивительно, учитывая тамошний горный рельеф. На западном фронте ожесточение боев нарастало, но укрепрайоны в новых западных областях пока держались, затрудняя противнику маневр. Разумеется, отдельные его мобильные части, пользуясь отсутствием сплошного фронта, обошли УРы и изрядно продвинулись, но основную массу войск все же пока удавалось сдерживать. Что давало надежду более-менее спокойно завершить мобилизацию и сосредоточить собственные войска второго эшелона за линией Сталина раньше, чем к ней подойдет враг.
Радовала информация о значительных потерях вражеской бронетехники в любовно приготовленных заранее минных ловушках, артиллеристских засадах и при обстрелах колонн из гранатометов на лесных дорожках. Хотя эффективность гранатометов была хуже ожидаемой, ибо практически все немецкие танки оказались оборудованы навесными противокумулятивными экранами. Гранатометы же хоть и удалось довести до достаточно приличного уровня, но до тандемных гранат очередь пока не дошла. Основу танкового парка у немцев, как и ожидалось, составляли "четверки", пусть и изрядно модернизированные, с более мощными орудиями. Гораздо меньше было "троек". Судя по некоторым сообщениям, в небольших количествах имелись какие-то новые, более серьезные машины. Но захватить хоть одну такую, пусть и подбитую, и хорошенько рассмотреть, пока не удавалось. Устаревших "двоек" и "единичек" практически не встречалось, видимо еще не списанное в утиль старье использовалось на каких-то других театрах. Зато в больших количествах имелись различные самоходные орудия. Оценить, как этот зверинец будет смотреться в бою с новыми советскими танками, пока тоже не удавалось. Ни в Иране, ни в западных областях СССР новых танков просто не было. Только оставшиеся еще в строю устаревшие машины, да и те большей частью использовались в качестве огневых точек в УРах, вкопанные в землю. Оставлять в гарантированном окружении новую технику, командование явно не желало. Похожая ситуация была и с авиацией. Две трети парка фронтовых истребителей у немцев составляли модификации Ме-109, а оставшуюся треть истребители Фокке-Вульф с мотором воздушного охлаждения. Они же, судя по всему, широко использовались в качестве штурмовиков. Что было ожидаемо. Если же брать пикирующие бомбардировщики, то половина приходилась на печально-знаменитые, но порядком устаревшие Ю-87. Вторую же половину составляли новые пикировщики Мессершмитта. В бомбардировщиках среднего радиуса особых сюрпризов не наблюдалось. Реактивных машин пока на советско-германском фронте замечено не было. Хотя против англо-американцев над Германией, если верить разведке, их пару раз уже пытались применять. С нашей стороны им на фронте противостояли: линейка истребителей Яковлева, в том числе машина для завоевания господства в воздухе, созданная по концепции Як-3, и так же названная, плюс приличное количество истребителей Лавочкина с мотором воздушного охлаждения, названных соответственно Ла-5. Наштампованный в немалых объемах штурмовик Ил-2, и только недавно начавший поступать в войска ему на смену Ил-10 с доведенным, наконец, после долгих мучений до ума мотором АМ-42. Фронтовой пикирующий бомбардировщик Пе-2. И бомбардировщик Ту-2 в качестве бомбовоза среднего радиуса. Предполагалось, что эти машины вполне способны сражаться с вражескими самолетами как минимум на равных, хотя бы в техническом плане, если оставить за скобками опыт пилотов. Но огромные потери авиации в первые же дни реальных боев заставляли задуматься. Слишком уж много самолетов терялось, несмотря на достаточно широкое применение аппаратуры РЭБ, в теории должное создать люфтваффе немалые проблемы с координацией. Как раз по этому поводу на совещаниях и шли самые жаркие споры. На последнем совещании Николай Иванович, поначалу активно участвующий в дискуссии, к концу его изрядно сдал и выключился из темы. Просто сидел, краем уха цепляя отрывки разговоров, и тупо смотрел в стол. В голове крутилось: "потери в авиации…", "большие потери в авиации…", "очень большие потери в авиации…". Что-то это напоминало, что-то в этом было знакомое.
— Черт! А если… — Николай Иванович встрепенулся и уставился на подполковника Горелова. Тот сразу это заметил.
— Хотите что-то сказать?
— Да, я хотел спросить… Где именно наши истребители несут основные потери? В смысле при защите собственных объектов и войск на марше, или же при участии в атаках на вражеские цели?
— Вот так сразу трудно вычленить, — удивился вопросу подполковник. — А что?
— Судя по пропорциональным потерям бомбардировщиков и штурмовиков, а также пилотов… самолеты мы больше теряем над вражеской территорией, — добавил майор Иванов. — А в чем дело? По-моему, так и должно быть.
— А вообще немцы усиленно бомбят что-то кроме наших аэродромов? Ну, про бомбежку нефтепромыслов известно. Но про массовые бомбардировки городов, транспортных узлов и баз флота что-то слышно не слишком много, так, разовые акции. Громких криков от избиваемых с воздуха наземных войск тоже не просматривается. А они по идее должны быть, не везде же авиация успевает.
— Так вы думаете…?
— Ну, да. Помните, я рассказывал, что задачей первого этапа плана "Барбаросса" был не захват конкретных территорий, а уничтожение в приграничных сражениях нашей армии. Вполне возможно, что сейчас они намереваются провернуть тот же фокус, но применительно к авиации. То есть нам навязана мясорубка в воздухе на выгодных противнику условиях. Бои ведутся над его территорией, где вести их гораздо проще: больший запас горючего, целеуказание с земли и все такое. Плюс зенитные батареи, наверняка куча ложных целей и ловушек для авиации. Плюс к тому бои ведутся большой интенсивности, пилоты за прошедшие дни измотались. И наши и немецкие, все сидят на транквилизаторах. Думать некогда. Но в такой ситуации преимущества имеющегося боевого опыта должны проявляться особенно рельефно. А вот когда нам выбьют большую часть авиации… Вот тогда, как мне кажется, и начнется главное. Вот тогда и появится ясность с местом и направлением главного удара. А пока, такое впечатление, что удары больше имитируются, чтобы нас спровоцировать.
— Хм, — подполковник задумался. Остальные присутствующие зашушукались. — Не лишено смысла… Только как-то это… тупо. Нет, я понимаю, конечно, что господство в воздухе крайне важно. Но только ради этого дать нам время и возможность спокойно отмобилизоваться и подтянуть резервы к фронту? То есть сделать то, что в вашей истории сделать нам не дали. Кстати, господство в воздухе они у вас и так получили. Не помогло. Кроме того, если вы и правы, то у нас в руководстве тоже не дураки сидят. Сообразят, если уже не сообразили, что к чему.
— А может, Гитлер надеялся, что соображать какое-то время будет некому. Может, для того и бросали атомную бомбу на Москву. А пока в верхах заминка, все, в том числе и ВВС будут действовать в соответствии с заранее разработанными планами. А планы эти составлялись в расчете на полномасштабное вторжение. И ВВС, надо думать, получили инструкции всячески этому вторжению препятствовать. Им же три года долбили, что надо быть решительнее, агрессивнее, не бояться проявлять инициативу. В рамках поставленной задачи, разумеется. Вот они и атакуют транспортные узлы, районы предполагаемого развертывания вражеских войск и так далее. А войск там, как выясняется, не так уж и много, зато полно истребителей и зенитной артиллерии. В итоге наша авиация несет огромные потери, причем без особого толка.
— Что ж, — констатировал Горелов. — Вполне возможно, что в ваших соображениях есть смысл. Я изложу эту "гипотезу" в очередном докладе. А уж руководство разберется, что к чему. Тогда переходим к следующему вопросу. Как сегодня утром стало известно, Гитлер все же уцелел после нашего удара по Берлину. С его речью по радио всех вас ознакомили. Зато отправились к праотцам Геббельс с Гиммлером. Так что будет делать руководство фашистской Германии в такой ситуации? Товарищ Прутов, вы успели подумать на этот счет?
Николай Иванович вздохнул. — Разумеется. Судя по тону речи, сдавать назад они не собираются. Значит, на что-то надеются, значит, в рукаве у них имеются какие-то серьезные козыри. А вообще речь фюрера создает впечатление истерики. То, что объявлен траур — понятно, но проклятий на нашу голову вывалено с явным перебором. И очень мне не понравились заходы по поводу необходимости защитить "цивилизацию" от "азиатских варваров". Не исключена попытка договориться с американцами и английскими недобитками. Но вообще, то, что Гитлер все же уцелел, возможно, в своем "Волчьем логове отсиделся", нам в плюс. Слишком одиозная фигура, чтобы США легко пошли с ним на соглашение. Особенно после того, как туда пришлось вывезти всех евреев из Палестины. Сионисты ему этого не простят.
— Не всех, — усмехнулся подполковник. — Мы тоже отправили за еврейскими беженцами из Палестины пять пароходов.
— Угу, которые прямо из Красного моря пошли во Владивосток. Вот только пассажиров там и на один в итоге не набралось, не много оказалось желающих переселяться в Биробиджан.
— Было бы предложено, — заметил Горелов. — Но вернемся к делу.
— Хорошо. То есть на союз или даже перемирие с Гитлером англо-американцы, как мне кажется, сейчас не пойдут.
— Даже с учетом появления ядерного оружия и возможного уничтожения Лондона и других городов?
— Думаю, что не пойдут. Англия, по сути, превращена в непотопляемый авианосец США. Бомбардировщиков там базируются тучи. То, что последнее время они почти не бомбят Германию, вовсе не значит, что и дальше не начнут. В ответ на ядерный удар по Лондону немедленно последует ответ с применением химического оружия по германским городам. А запасы химического оружия в Великобритании, как мне помнится, накоплены огромные. А вот запас атомных бомб, что у немцев, что у нас, большим быть не может. Все это наверняка понимают.
— Логично. Что еще?
— В такой ситуации вполне возможен заговор с целью устранения Гитлера и наиболее одиозных фигур из его окружения от власти. Тем более что Геббельса и Гиммлера уже нет. Если такой заговор удастся реализовать, то соглашение с США станет возможным. Повод есть. Наши ядерные удары по германским городам наверняка произвели немалое впечатление на всех. В том числе и на немецкий народ. Уже сейчас много погибших, а потом люди еще начнут массово умирать от лучевой болезни, а потом у пораженных матерей станут рождаться дети-уроды. В общем, реноме фюреру мы подпортили основательно. Чем немало облегчили заговорщикам жизнь.
Да, кстати, может, стоит передать в эфир на Германию рекомендации населению по поведению в очаге ядерного поражения и последствиях радиоактивного заражения? Жертв будет гораздо меньше. А мы при этом все из себя гуманисты, лучшие друзья немецкого народа.
— Не думаю, что это хорошая идея, — хмыкнул Подполковник. — Чего уж теперь-то… Получается, что мы сами признаемся, что изначально знали, какую гадость применяли. В Германии это вызовет немалую панику, ненависть к нам, желание отомстить. Да и Гитлеру дополнительный минус, а нам, как вы утверждаете, это не выгодно. И, кроме того… Думаете, что только немцы слушают радиостанцию Коминте…, тьфу, то есть "Голос Москвы"? Многие наши граждане тоже владеют немецким языком. Представляю, какие слухи поползут. Боюсь, что начнется паника, и народ из Москвы станет разбегаться.
— Согласен, — кивнул головой Николай Иванович, — действительно не слишком удачная идея. Пусть все идет, как идет. Возвращаясь к теме, хочу еще сказать, что, по моему мнению, раз уж Германия не ответила на наш ответный ядерный удар, то вряд ли в ближайшее время ответит. То есть или у них вообще нет больше боеготовых зарядов, или же есть один в запасе, но его они приберегут на случай последнего и решительного.
— А что вы скажете о возможности применения против нас химического оружия? В ответ на упомянутые ядерные бомбардировки?
— Ну, тут трудно что-то гарантировать. Все зависит от степени бешенства, в которое впал Гитлер по результатам нашего "несимметричного" ответа. Надеюсь все же, что здравый смысл возьмет верх, не сумасшедший же он. Повторяюсь, но Германия в этом плане более уязвима, чем мы. А у нас тоже имеются немалые запасы химического оружия, пусть и не такого продвинутого. Кому это надо?
Николай Иванович немного помолчал, собираясь с мыслями.
— Но чем черт не шутит. Думаю, что нам надо быть готовыми к тому, что химическое оружие все же пойдет в ход. Хотя бы для того, чтобы перебить пораженческие мысли масс о слишком высокой цене и реабилитироваться самому в глазах народа. Мол, они нам так, а мы им в ответ этак. Тем более, что по химическому оружию у Германии все же преимущество. Эти нервнопаралитические ОВ — штука страшная. Так что стоит подстраховаться.
— А какова, по-вашему, примерная вероятность такого варианта? — мрачно поинтересовался Горелов.
— Не хочу гадать на кофейной гуще, — твердо ответил Николай Иванович, — но думаю не меньше, чем процентов двадцать.
— Это много. Особенно с учетом того, что мы даже армию прорезиненными балахонами и бахилами только процентов на десять успели обеспечить. А мирное население так вообще… Хорошо хоть противогазов хватает.
Николай Иванович ничего не ответил. Только вздохнул и бессильно пожал плечами. А что тут можно было сказать?
— Ладно, — тоже вздохнул Горелов. — Переходим к следующему вопросу.
— Подождите, остановил его Николай Иванович. Существует опасность, что как только в Германии на собственной шкуре убедятся в крайне неприятных последствиях радиоактивного заражения… Словом у них может появиться соблазн начать изготавливать и применять так называемые "грязные" бомбы, чей поражающий эффект как раз и основан на радиоактивном загрязнении. А сделать такие боеприпасы гораздо проще, чем атомные.
Недобрый, прямо-таки волчий взгляд, который в ответ метнул на него Горелов, заставил Николая Ивановича отвести глаза.
— Они сегодня все сговорились что ли? — подумал он. — Я-то здесь причем?
Погрузка в поезд прошла с большими сложностями и нервами. Подготовленный специально для эвакуируемых в Куйбышев из Москвы государственных учреждений состав был набит битком. Колонна автомашин в Усадьбу пришла без опоздания, как и было обещано. На станцию тоже приехали вовремя. Но уже там пришлось выдержать настоящий бой, чтобы разместить в нескольких купе классного вагона хотя бы людей из списка "А", подобающую охрану и наиболее важную документацию. Остальных пришлось засунуть в теплушки, хорошо хоть не зима. Не слишком помогала даже "охранная грамота", предусмотрительно присланная Берией. Больших шишек на погрузке хватало с избытком, и чуть ли не у каждого второго имелись подобные бумаги. Объяснять, почему какие-то там зеки, пусть и особо ценные, должны ехать в нормальных вагонах, а заслуженные товарищи и их семьи черт знает в чем, было сложно. Тем более, что народ был из Москвы, нервный, порядком напуганный, многие потеряли близких, были даже легкораненые. Один генерал-лейтенант в горячке даже попытался схватиться за пистолет, а когда охрана его успокоила, долго матерился и грозил в будущем свернуть в бараний рог. Одно хорошо — ехали до Куйбышева меньше суток. Причем навстречу то и дело попадались эшелоны с войсками и зачехленной техникой. Учитывая наличие посторонних, работать, было невозможно. Поэтому Сергею оставалось только думать. А думы эти не радовали. Рано утром, за три часа до прихода автоколонны привезли очередную сводку. Ее даже удалось наскоро обсудить. Засели в памяти сетования капитана Корнева, что информация к ним поступает неполная. Мол, если верить сводке Ставка перебрасывает дополнительные крупные силы, в том числе и авиации на турецкий фронт, а зачем и почему совершенно неясно. Там более-менее спокойно, ведь самые напряженные бои идут на западе. Вероятно, у командования есть основания это делать, возможно, имеются какие-то разведданные, но в ОИБ их почему-то не передали. Сергей уже не раз сам обращал на это внимание, в смысле, что разведывательной информацией их вообще не слишком балуют. Получалось, что не доверяют. Но зачем тогда вообще аналитику заказывают? Ведь на основе неполных данных все равно не будет толкового результата.
В Куйбышев прибыли ночью. На вокзале их встретил секретарь Берия Людвигов.
Выяснилось, что новая база за городом еще не готова. Поэтому было предложено людей пока временно разместить в здании местного техникума, учащихся которого раньше времени отправили на каникулы. Впрочем, размещение людей пришлось перепоручить заместителю, поскольку самого Сергея и инженера Прутова требовал к себе Берия. Как выразился Людвигов: "В подземелье". Вход в упомянутое подземелье оказался возле здания Куйбышевского обкома.
— Вы с ним сегодня поосторожнее, — посоветовал бериевский секретарь, когда они, пройдя несколько постов охраны, подошли к лифту. — У товарища Берия в Москве погибла жена. Той ночью она была дома.
Сергей понятливо кивнул. Дом Берия располагался на Малой Никитской, практически в самом центре.
— Понял, учту. А как там вообще в Москве? Кремль-то хоть цел?
— По Кремлю они промахнулись почти на километр, а вот Нино не повезло. Хорошо хоть самого Лаврентия Павловича в это время дома не было.
— Так что с Кремлем-то? — влез в разговор инженер Прутов. — Сильно пострадал?
Людвигов посмотрел на инженера весьма неодобрительно, явно раздумывая, а стоит ли ему отвечать. Но все же снизошел. — Пострадал изрядно: шатры с башен сорвало, завалились некоторые колокольни, часть внутренних построек выгорела. Но стены, в общем-то, стоят, что с ними сделается, строили в те времена очень крепко.
А вообще центру города сильно досталось, я видел аэрофотосъемку. Жуть! И всего одна бомба! Руки бы выдернуть тому, кто такое придумал!
Сергей незаметно бросил взгляд на инженера. Тот отвернулся к стенке лифта и явно делал вид, что его тут нету.
Внутренности подземного объекта напомнили Сергею московскую станцию метро "Аэропорт". Тут было совершенно сухо и воздух достаточно свежий. Идти пришлось не так далеко и скоро они оказались в приемной кабинета Берия.
— Обождите пока здесь, — попросил Людвигов и скрылся за дверью.
— Интересно, а товарищ Сталин тоже тут? — шепотом спросил инженер Прутов. — В смысле в этом бункере?
Сергей пожал плечами. — Не знаю, мне не докладывали.
Через пару минут Людвигов вышел и предложил им заходить. Берия сидел за столом. Выглядел он осунувшимся и недоспавшим. Сухо поздоровавшись, сразу перешел к делу, жестко пеняя на просчеты и ставя задачи ОИБ на ближайшее будущее. Сергей напряженно внимал, понимая, что кроме как для "есть" и "так точно" в такой ситуации лучше вообще рот не раскрывать.
Но чертов инженер, — Эх, мало его в детстве пороли! — несмотря на предостерегающий взгляд все же влез, куда не следовало.
— Товарищ Берия, — тоном оскорбленной невинности, заявил этот болван. — Как мы можем давать Вам качественные советы, если сами не имеем полной и адекватной информации? А вы нам ее не предоставляете, уж не знаю из каких соображений. Не доверяете? Почему?
Сергей похолодел. — Идиот! Ну, все! Сейчас нам отвесят на полную катушку! Вон у Берия аж нос побелел от гнева.
Но взрыва не последовало. Берия все же взял себя в руки.
— Вы кем себя возомнили, товарищ Прутов? — ледяным, но спокойным голосом поинтересовался он. — Вы что, действительно считаете себя гениальным военным стратегом? Или выдающимся государственным деятелем? Какие такие "советы" вы собрались давать советскому руководству? Или вы считаете, что ваши начальники из ОИБ, — Берия кивнул на Сергея, — являются военными гениями? Хотя никто из них в жизни даже ротой никогда не командовал! Или вы думаете, что сам факт обладания сведениями из будущего дает вам право решать судьбу страны? Но вы забыли, что большая часть этих сведений нам теперь уже известна, а многие из них стали просто бесполезными. Ваша же полезность сейчас заключается исключительно в наличии свежего, точнее стороннего, незамыленного взгляда на события. В этом случае чересчур подробная информация даже вредна. Каждый должен делать свое дело! Надеюсь, теперь вам это понятно?
Сергей покосился на инженера. Тот сидел, сжавшись, явно испуганный. В ответ смог только кивнуть.
— У вас что? Совсем с головой плохо? — отчитывал Сергей инженера, когда они, спустя два часа, наконец, оказались в здании техникума в уединении. — Кто вас тянул за язык с дурацкими претензиями и к кому? Вас же ясно предупредили, что товарищ Берия и без того на взводе, из-за смерти жены. Кстати, напоминаю, что если бы не вы, то она спокойно дожила бы до преклонных лет.
Инженер вопреки обыкновению даже не огрызался, явно пребывая в задумчивости.
— И что с нами теперь будет? — невпопад спросил он.
— В каком смысле?
Инженер помялся. — Ну, раз мы на самом деле уже не нужны. Зато знаем много лишнего.
Сергей сначала оторопел, потом со вкусом рассмеялся.
— Все же действительно у вас с мозгами не все ладно. Чего вы вообразили? Вас просто начальственно поставили на место, и совершенно по делу! В нормальном государстве каждый должен заниматься тем, что ему поручено! Вот и занимайтесь! Вы разве не слышали, как в конце товарищ Берия намекнул, что наш, как он выразился, "незамыленный" взгляд частенько приносит немалую пользу. Кроме того, есть еще достаточно важных вещей, связанных с техническим и прочим прогрессом, где мы тоже можем дать много чего полезного стране. А вот в большую политику и стратегию лезть не следует, если, разумеется, нас специально об этом не попросят.
— Ну, так нас же и поросили. Сводки передавали, предлагали анализировать. Вот я и подумал…
— Так и анализируйте! На основе той информации, что руководство считает должным нам предоставлять. Или вы хотели ежедневно видеть у себя на столе стенограммы заседаний ГКО, Политбюро, плюс личный отчет товарища Сталина о его планах на ближайшее будущее?
Ближе к полудню следующего дня, наконец, подошли, следовавшие своим ходом, автомашины ОИБ. Воспользовавшись этим, Сергей решил съездить и посмотреть выделенный им объект. Попытку водителя "эмки" уклониться от поездки под предлогом необходимости проведения профилактических работ после долгого перегона, пришлось пресечь. Если уж до Куйбышева машина доехала, то и от лишних полсотни километров не развалится. Состояние объекта, то есть очередной барской усадьбы, оказалось даже лучше, чем он ожидал. Конечно, она была не такая шикарная, как первые две, все же провинция, а не Подмосковье, где вотчины имели самые сливки почившей Российской Империи, но неплохая. Профсоюзы, чей пионерский лагерь тут до недавнего времени размещался, поддерживали постройки в приличном состоянии, хотя некоторая перепланировка и напрашивалась. Главным недостатком было то, что тут не имелось электричества и телефонной связи. Кинуть временную, телефонную линии, понятное дело, особого труда не составит, а вот с электричеством будет сложнее. Дотошно осмотрев усадьбу, Сергей расспросил местного сторожа и поехал в соседний колхоз: посоветоваться, договориться о найме рабочих и вообще познакомиться с будущими соседями. Председателя колхоза долго пришлось ловить по полям. Им оказался щуплый, сорокалетний мужик небольшого роста по фамилии Крынкин. Форма Сергея явно произвела на него впечатление, но сам визит особой радости не вызвал. Возможно потому, что свободных людей у председателя сейчас не было — посевная в разгаре, а тут еще и мобилизация.
— Ну, нет у меня сейчас свободных плотников, — сразу заявил председатель, когда Сергей изложил ему свои проблемы, — просто нет. Весь народ на полях. А еще почти сорок человек в армию призвали, в том числе троих трактористов. Как посевную проводить?
Пришлось торговаться. Сергей пообещал на время посевной выделить грузовик, еще одного водителя в качестве тракториста и посулил в дальнейшем оказать содействие в приобретении кое-какой техники. Взамен Крынкин пообещал дать плотников для внутренних работ, и помочь с установкой столбов для четырехкилометрового отвода с ближайшей ЛЭП. Сами же столбы, изоляторы, провода и электромонтеров Сергею предстояло еще изыскать самому. Но все это, плюс телефонную линию он надеялся выбить в Куйбышеве. Решив, таким образом, дела, Сергей приказал водителю ехать обратно в город. Но далеко уехать им не удалось, через пяток километров машина встала, причем прямо в луже.
— Сцепление полетело, — доложил расстроенный водитель. — Товарищ подполковник, я же говорил, что оно на ладан дышит.
— Починить можешь?
— Новая муфта нужна.
— Ясно, — Сергей достал карту, которой предусмотрительно обзавелся еще в Куйбышеве. — Тут километрах в шести железнодорожная станция. Часа за полтора можно дойти. Ждать попутку тут, на проселке, как мне кажется, бесполезно. А там что-то да поймаем. До города доберемся, а оттуда помощь пришлем. Вместе с новой муфтой. А ты пока тут кукуй.
— Товарищ подполковник, давайте хоть машину из лужи вытолкаем. Не в ней же куковать, — попросил водитель.
Сергей поморщился, но спорить не стал. Втроем, вместе с сопровождающим из охраны, машину хоть и с трудом вытолкнули на сухое место, даже не черпнув в сапоги.
До станции шли быстро, Сергей волновался, что не успеет вернуться до одиннадцати вечера, когда доставят очередную сводку. Дошли меньше чем за час, станция оказалась товарной. Возле станционного здания стояла машина, старенький ЗИС-5, но водителя рядом видно не было. Пришлось заходить внутрь и искать дежурного. Пожилой одноногий мужик в железнодорожной форме внимательно оглядел Сергея, сержанта с автоматом, потом попросил предъявить документы, а уже потом поинтересовался, что им тут понадобилось. Сергей наскоро объяснил. Дежурный в их положение вошел, оговорив, правда, что истраченный казенный бензин будет компенсирован, а с водителем они сами договорятся.
— А где сам водитель-то?
Дежурный, кряхтя, поднялся, подошел крутой лесенке, явно в диспетчерскую будку и крикнул наверх: "Клавка, позови по своему матюгальнику нашего водителя, тут его товарищи военные ждут".
— Щас, — донесся сверху женский голос. — Сквозь раскрытое окно было слышно, как где-то наружи включились громкоговорители.
— Наталка, а Наталка, где ты там шляешься? Давай беги в контору! Тут тебя хахали военные дожидаются! — донесся с улицы тот же ехидный голос, только сильно искаженный динамиками.
— Вот язва, — сплюнул дежурный, — баранку у нас теперь Наталья Сверкова крутит. Вместо брата, того намедни в армию забрали. Сейчас прибежит, а я пока путевку выпишу. А вы мне взамен записочку в обоснование напишите. Порядок есть порядок.
Минут через пять дверь распахнулась и комнату влетела запыхавшаяся девушка.
— Вот, — сообщил дежурный, — это и есть наш шофер.
— Наталья, подбрось товарищей военных до города, — обратился он уже к вошедшей девушке. — У них тут машина сломалась, а в город им надо срочно. Путевку я тебе выписал.
— Ладно, — неуверенно протянула девушка, с некоторым испугом глядя на форму и оружие.
— Только как я возвращаться буду? Фары-то не работают, целых лампочек нет, а скоро темнеть начнет.
— Не волнуйтесь, девушка, — быстро сказал Сергей, с явным интересом разглядывая девицу, которая оказалась ох как хороша. Стройная фигурка с весьма аппетитными округлостями, которую не портила даже мужская одежда. А уж, какие глаза… — В случае чего устроим вас на ночь, а утром спокойно вернетесь… Устроим с нашими женщинами, — добавил он, увидев, что испуга в зеленых глазах прибавилось.
По дороге в Куйбышев девушку удалось разговорить. Сначала она робела и стеснялась, но постепенно оттаяла. За каких-то полчаса удалось выяснить всю ее куцую биографию. Отца у Натальи убили в середине двадцатых местные кулаки. А мать — школьная учительница умерла два года назад от перитонита: не успели вовремя доставить в больницу, машины не нашлось. И она осталась с братом, которого три дня назад призвали в армию. А на шофера, сначала брат, а потом и она специально выучились, чтобы больше, так как мать никто не умирал. Но вообще в этом году девушка собиралась поступать в Куйбышевский Политех. Но теперь не знает, что получится, ведь война началась. Заодно обсудили последние книги, кинофильмы, а еще международное положение. При этом выяснилось, что девушка, в дополнение к красоте, еще и умница. Похоже, что мать учительница была у нее разносторонне образованной женщиной. Сергей поймал себя на мысли, что не прочь продолжить это знакомство и дальше. Благо, что от их новой базы до станции — меньше десятка километров. Да и если она все же поступит в институт — до Куйбышева тоже не так далеко, а бывать в нем придется часто.
На место приехали вовремя. Сергей сердечно поблагодарил девушку за помощь и распорядился, чтобы ее на одну ночь устроили вместе с поварихами, а машину поставили рядом со своими под охрану. Начальник охраны поворчал насчет секретности, но спорить не стал, ибо кроме ОИБ в здании техникума еще много кого разместили. Чего уж тут…
Заодно отдал распоряжение отправить одну из машин за сломавшейся "эмкой".
Как и обещал Берия, в двадцать три часа привезли очередную сводку. Сергей расписался в получении и сразу пошел в подготовленную для совещаний комнату, где все уже собрались. Там он скрыл пакет, быстро прочитал содержимое и задумался.
— Ну, что там? — за всех спросил Вадик, когда молчание затянулось.
— Немцы сегодня выбросили большой воздушный десант на Трапезунд. Похоже, что дело там плохо. Их объединенный с итальянцами флот покинул Проливы и движется вдоль бывшего турецкого побережья к Кавказу.
На очередное полуночное совещание Николай Иванович пришел без особой охоты, просто по обязанности. Встреча с Берия прошлой ночью все же основательно выбила его из колеи, и порядком обидела. Нет, он понимал, конечно, что тут реал, а не книжка по альтернативной истории, где герой как-то умудряется быть в каждой бочке (советской) затычкой, и в каждой почке (немецкой) заточкой. В смысле и Сталина снисходительно уму разуму поучить, и фронтами лично покомандовать, а в финале еще и Гитлера лично в плен захватить в результате спецоперации. То есть он всегда находится в центре событий. Нет, на командование фронтами и спецоперации Николай Иванович не претендовал, но ведь и со Сталиным он последний раз говорил около полугода назад, да и та беседа была недолгой. К Берия на беседу его вызывали чаще, но тоже не ежедневно, и даже не раз в неделю. А прошлой ночью вон прямо было сказано, что не больно-то он и нужен, мол, все, что необходимо из тебя уже выкачали, а теперь сиди товарищ и не чирикай. Мол, каждый сверчок должен знать свой шесток. Да еще прямым текстом сообщили, что исходя из неких соображений сделали грибом, то есть намеренно держат в темноте и кормят дерьмом, что было особенно обидно.
— Товарищ Прутов, — отвлек Николая Ивановича от грустных размышлений голос непосредственного начальника. — А вы что молчите? Все дуетесь как гимназистка? Прекращайте!
Николай Иванович выругался про себя. — А что тут говорить? Лично я не понимаю, как вообще их флот выпустили из Проливов? Почему прямо там не потопили? Почему не завалили Босфор минами? Ведь изначально было ясно, что такое развитие событий возможно.
— Вам легко говорить, — тихо заметил майор Иванов, — "потопить", "завалить". Только вы не учитываете, что фашисты хорошо прикрыли Проливы своей авиацией и зенитными батареями. Имеются и радиолокационные установки. А от наших аэродромов в Крыму до Босфора около восьмисот километров. А это значит, что истребительное прикрытие затруднено. Поэтому посылать туда бомбардировщики днем — явное самоубийство. Поэтому минные постановки наша авиация осуществляла по ночам. А точность ночных минных постановок… Подводные лодки тоже много мин выставить не могут. Кроме того, минные поля, не прикрытые флотом и береговыми батареями, вообще долго не живут. Не так уж сложно их протралить. Особенно если тралить надо только короткие фарватеры и тральщиков имеется в достатке.
— Но Колчаку то в свое время, тем не менее, удалось закрыть Босфор минными полями, — поддел майора Николай Иванович.
Майор скривился. — Много вы знаете! Изучал я эту операцию. Ничего он там на самом деле не "закрыл". Выставили несколько тысяч мин, а результат? Так, затруднили меньше чем на месяц судоходство… и все успехи. А если бы у турок с немцами на театре был флот, хотя бы соизмеримый с нашим Черноморским, то ему бы и этого сделать не позволили.
— Нам бы и месяца хватило, — продолжил спор Николай Иванович.
— Так Колчак мины с кораблей выставлял. А в нынешней ситуации нашему Черноморскому флоту соваться к Босфору…
Спорить с этим Николай Иванович не стал. Ясно ведь, что обратно на базы корабли с такой операции точно не вернутся.
— А почему нельзя было выставить мины на предполагаемом пути следования вражеских эскадр? Вон когда наш Балтийский флот прорывался из Таллина в Кронштадт, то большая часть кораблей и транспортов именно на минах и подорвалась. И выставили их немцы именно с самолетов.
Майор Иванов рассмеялся. — Ну, вы и сказанули! Сравнили тоже мелководный Финский залив и Черное море. Там же совершенно другая гидрография. Черное море очень глубокое, прибрежных отмелей практически и нет. Отойди десяток миль от устья Босфора и глубины сразу за пятьсот метров. А вдоль всего азиатского побережья Турции, где собственно сейчас идет вражеский флот, особенно глубоко. Они там фактически у самого берега могут идти по глубинам в две тысячи метров. Какие там мины "на предполагаемом пути следования"? Таких якорных мин у нас на вооружении нет, а новые донные мины вообще можно ставить только на мелководье. В общем, просто негде на Черном море мины выставлять, кроме как в конкретных гаванях и в тех же Проливах. Там и пытались их ставить: в Босфоре, Констанце, Зондулаке и так далее. Похоже, что не больно это удалось. Видимо вражины протралили фарватеры и сумели таки выйти на глубину. Кстати, минировать наши гавани у противника тоже не больно получилось. Днем их самолеты туда не подпустили, много сбили, а ночью… Часть мин с парашютами отнесло на берег, где они благополучно взорвались, остальные рассеялись по всей акватории. Судя по сводкам, фарватеры пока вполне удается поддерживать в должном состоянии. Благо, что о магнитных и акустических тралах заранее позаботились. Так что думаю и у наших летунов с минированием Проливов аналогичные "успехи": мины ночью покидали абы куда, а то, что попало на фарватеры, фашисты быстро вытралили.
— Хм, — Николай Иванович стушевался, — действительно, про глубины на Черном море я позабыл. Вот тут и становится ясно, для чего Россия вечно рвалась к Проливам. Чтобы вот такого не происходило. Там вражеские флоты удерживать было бы гораздо проще. А сейчас…
— Что толку теперь это обсуждать, — оборвал Николая Ивановича подполковник Горелов. — Давайте ближе к делу.
— Ага, конечно, "ближе к делу", — злорадно подумал Николай Иванович, — а сам намедни уверенно утверждал, что немцы вообще в Черное море не сунутся. Однако же еще как сунулись. Стратег, блин. Правильно все же товарищ Берия по ним проехался. Вояки кабинетные. — Но вслух, наученный горьким опытом, ничего говорить не стал.
— Тут к сводке еще вопросы к нам приложены, — продолжил Горелов, — например, просят еще раз уточнить эффективность применения ядерного оружия по вражеским кораблям. Применительно к данной конкретной ситуации. Что скажете?
— Скажу, что приятно слышать, что у нас еще остались в запасе ядерные заряды.
— А по сути вопроса? — раздраженно поинтересовался подполковник.
— Думаю, что не стоит тратить их таким образом. Можно найти цели и лучше.
— А конкретнее?
— Ну, — Николай Иванович собрался с мыслями, — американцы в пятидесятых годах проводили натурные испытания на атолле Бикини. Нагнали в тамошнюю бухту несколько десятков различных типов старых кораблей, включая линкоры и авианосцы. И проверяли, что с ними будет при воздушных и подводных ядерных взрывах. Насколько я помню: в пределах полукилометра корабли получали фатальные повреждения, в пределах 800-1000 метров — сильные, а в пределах полутора километров — средние. Правда, корабли были без команд, за живучесть их никто не боролся, пожары не тушились. Из этого, как я понимаю, следует, что существенно проредить ядерным ударом идущие в не слишком плотном ордере вражеские эскадры будет трудновато. Надо было раньше удар наносить, еще в Проливах, если, конечно, они там кучно стояли, что тоже не факт. А на переходе… Разряженный строй, корабли на ходу, и пока еще бомба на парашюте опустится. Разве только смертника послать, да и то вряд ли окупится. Правда есть еще ЭМИ, то есть электромагнитный импульс. Вероятно, он способен вывести у противника различную тонкую аппаратуру в гораздо большем радиусе, чем взрывная волна корпуса и надстройки. Но, честно говоря, точных цифр я не помню. Взорванный в верхних слоях атмосферы мощный термоядерный заряд, вроде, портит всю включенную электронику в радиусе чуть ли не пятисот километров. Но это специфический фокус. А тут атомная бомба, мощность ее не так велика, и не в верхних слоях, да и тонкой электроники на современных кораблях не густо… Все это я и раньше неоднократно рассказывал, добавить особенно нечего. В общем, уверенно не скажу но, по-моему, овчинка выделки не стоит. Можете так и отписать руководству.
— Понятно, — резюмировал Горелов, что-то черкнув в своем блокноте. — Получается, что надеяться нам следует только на авиацию и Черноморский флот.
— На флот бы я особых надежд не возлагал, — сразу заметил майор Иванов. — Не по силам ему тягаться с объединенными фашистскими эскадрами на Черном море, нет у нас там столько кораблей. Да и с авиацией не так просто. Враг явно нацелился на наше Закавказье. Видимо под прикрытием корабельных орудий будет высаживать крупные морские десанты, скорее всего в районах Батуми и Поти. Пока корабли противника движутся вдоль занятого их войсками турецкого берега, они наверняка будут хорошо прикрыты истребителями, вдоль побережья хватает их авиабаз. А нашим самолетам из Крыма до ближайшей точки этого берега, то есть до Синопа, минимум шестьсот километров. С Кавказа до Синопа еще дальше. Значит, атаковать придется опять же без истребительного прикрытия, что крайне тяжело. Атаковать придется со стороны моря, неожиданно выскакивать из-за берега не получится, не наш это берег. А корабли противника оборудованы радиолокаторами, наверняка еще их адмиралы вышлют дозоры мористее. Внезапности достичь не удастся, их истребители успеют раньше, только зря угробим ударные самолеты. Самое неприятное, что мы, видимо, потеряли сегодня аэродромы в районе Трапезунда, наверняка именно они и были основной целью воздушного десанта. Если эти аэродромы не удастся отбить, то противник до самой Грузии не попадет в зону эффективного действия наших истребителей. А если враг еще и сумеет воспользоваться этими аэродромами для базирования своих истребителей, то он сумеет прикрыть свои корабли с воздуха даже над Батуми — там всего километров двести.
— То есть ты считаешь, что фашисты смогут фактически без труда высадиться в Грузии и спокойно начать наступление в сторону Баку? И мы можем потерять Закавказье? Потерять нефтепромыслы? — мрачно поинтересовался подполковник.
— Нет, — открестился майор Иванов, — я так не считаю. Просто атаковать их с воздуха лучше тогда, когда они подойдут поближе, когда можно будет задействовать наши истребители, когда им сложнее будет задействовать свои. Наши истребители при этом должны вылетать с аэродромов в Грузии, на короткие дистанции. Трапезунд же надо кровь из носу срочно отбивать, пока их флот туда подойти не успел. Удержать его, потом мы вряд ли удержим, но противник потеряет немало времени.
— Начет наших аэродромов в Закавказье еще бабушка надвое сказала, — заметил Николай Иванович, которого рассуждения майора немало впечатлили. — Думаю, что немцы приложат много сил, чтобы их гарантированно уничтожить. А там не Белоруссия, где самолеты можно базировать на любой ровной поляне, а прятать в ближайшем к ней лесу.
На Кавказе рельеф местности такой, что ровных площадок не так много. Если о запасных аэродромах заранее не побеспокоились, то быстро их не сделать. Сколько там их флоту ходу до Батуми? — Спросил Николай Иванович майора.
— Если у Трапезунда не задержатся, то через двое трое суток будут там. Все зависит от того, какие транспорты они прихватили с собой. Расчет в таких случаях идет по самому медлительному. Но аэродромы на Кавказе имеются, их много готовили, с запасом, хорошо маскировали. Я точно знаю.
— Да уж, наговорили вы тут, — ехидно заметил подполковник Горелов, вытаскивая очередную папиросу. — Где же вы раньше были такие умные? А теперь что делать? Вот вы, — подполковник уставился на Николая Ивановича. — Вы, помнится, говорили, что в битве корабля и самолета обычно побеждает самолет? Так как?
Николай Иванович хмыкнул. — Ну, говорил. Такая же фигня, как "танки с танками не воюют". Однако же воевали и достаточно часто. Недаром энергетику танковых орудий всю войну увеличивать приходилось. Так и здесь. Понятно, что пара десятков торпедоносцев отправит на дно любой линкор. Но это при условии, что данный линкор не имеет прикрытия с воздуха. Если же таковое прикрытие имеется в наличии, то эти торпедоносцы к линкору просто не подпустят. А немцы, как вы слышали, имеют возможность обеспечить это самое воздушное прикрытие, считай по всему маршруту: с береговых баз плюс эти их авианосцы.
— И что мы в такой ситуации должны делать?
Николай Иванович пожал плечами. — Думаю, что майор Иванов прав. Не стоит распылять силы, атакуя их вдоль турецкого берега и без истребительного прикрытия. Только самолеты зря потеряем. Вот подойдут поближе… Тогда и нанести удар всеми имеющимися силами. Тогда, как мне кажется, шансы отправить флот вторжения на дно будут неплохие.
— Нельзя давать противнику вот так спокойно идти, — не согласился майор, опровергая самого себя. — Его следует постоянно держать в напряжении. Чтобы вражеские пилоты из кабин не вылазили, а комендоры не могли отойти от зенитных орудий. Чтобы выматывались, а к нужному моменту оказались без сил.
— Резонно, — кивнул Николай Иванович. — Но такая тактика обойдется нам очень дорого. В смысле, много машин и летчиков потеряем. Хотя, если пытаться прорываться малыми группами, да с разных направлений, да со всякими хитростями, да в вечерних и рассветных сумерках. Может что-то и удастся сделать. Но потери все равно будут большими.
Кстати, а вам не кажется, что именно для этого и было устроено массовое рубилово авиации на западном фронте? В смысле, противник рассчитывал, что мы бросим там, на борьбу за господство в воздухе все наличные силы авиации, втянемся в тяжелые бои, понесем потери. А на Кавказе оставим только части, осуществляющие ПВО нефтедобывающих районов. Возможно, противник рассчитывает, что создать на Кавказе должную авиационную группировку мы просто не успеем. Авиационные части в принципе перебрасываются быстро, но не за два же дня. Или они вообще надеялись, что нам нечего будет туда перебрасывать?
То же можно сказать и о наземных войсках. Перевезти на Кавказ дивизии с линии Сталина дело не быстрое. Наши коммуникации через Большой Кавказский Хребет — хуже некуда. Черноморские порты Грузии сами под ударом. Так что остается только Каспий, а это долгий путь, просто не успеть.
Подполковник с майором переглянулись. — Но тогда получается, что именно Кавказ и был их главной целью? По крайней мере, главной целью первого этапа войны? — Подполковник с сомнением посмотрел на Николая Ивановича. — Выходит, что на западе они и не собирались серьезно наступать?
— А что тут удивительного? — вопросом на вопрос ответил Николай Иванович. — Бакинская нефть — сама по себе большой приз. Ее потеря создаст нашей стране огромные проблемы. Уж не знаю, что немцам точно известно о татарской нефти, но она и сейчас, как вы сами говорили, меньше чем на треть покрывает наши потребности. Причем для ускоренного развития этого нефтедобывающего района пришлось снимать и перевозить оборудование из того же Баку. Да и вообще… Потеряв Закавказье, мы и в Иране никоим образом не удержимся. Фактически нас выкинут за БКХ, а Гитлер получит возможность резвиться на Среднем востоке, как его душеньке угодно. И ничегошеньки мы с этим сделать не сможем. В свете этого — будущее СССР представляется крайне незавидным.
— Для проведения такой операции фашисты должны были, чуть ли не полностью оголить ПВО самой Германии, — заметил майор Иванов, — иначе им просто самолетов не хватит.
— В нашей истории они это сделали. В смысле, для завоевания подавляющего превосходства в воздухе на первом этапе войны с нами, перебросили на восточный фронт почти все, что у них имелось. Понятно, что это рискованно, англо-американская авиация может начать серьезные бомбардировки. Но это не факт, они сами изрядные гады, дождешься от них такого подарка…
— Кроме того, — веско заметил уже подполковник Горелов, — в такой ситуации мы ведь сами можем начать наступление, причем на западном фронте.
Большую часть дня Сергей потратил, решая вопросы по передислокации на новую базу. Перебираться надо было срочно, ибо нормально работать в кишащем посторонними здании местного техникума было невозможно. Его машину рано утром притащили на буксире, но починить ее еще не успели. Поэтому по городу приходилось мотаться на оставшемся грузовике. Второй грузовик, как и было, договорено, пришлось отправить в колхоз. Вместе с ним Сергей отправил зама по хозчасти, дабы тот организовал на месте необходимые ремонтные работы. Вопрос с подводом электричества удалось решить достаточно просто, тут помогла грозная бумага за подписью Берия. С телефонным кабелем, как ни странно, проблем возникло больше. Впрочем, странность эта легко объяснялась: слишком много государственных учреждений перебралось в Куйбышев, всем нужны были телефоны — местные связисты явно зашивались. Попутно, учитывая, что зама по хозчасти он сам же и услал, пришлось решать проблему с коллективным пользованием кухней и столовой техникума. Бабы, как водится, успели поцапаться по этому поводу со своими конкурентками из других контор. Пришлось договариваться с их руководством об очередности, составлять график.
Несмотря на заедающую текучку, Сергей продолжал думать об идущей войне. Приходилось признать, что и ОИБ и он лично оказались не на высоте. Ничего толком не предугадали, ничего толком не предусмотрели. Понятно, что руководство подробной информацией особо не баловало, но, тем не менее… Видимо все же глаза у ОИБ оказались изрядно зашоренными. Зашоренными долгим общением с "гостями из будущего", их вариантом истории. Сергей самокритично признавал, что лично он и не сомневался, что если Гитлер и начнет войну, то основное наступление опять будет на западе. Разумеется, детали изменятся, планы враг подкорректирует, но основа сохранится. А вот враг посчитал иначе, видно изрядно натренировался на Средиземном море в десантных операциях, во взаимодействии флота и авиации, переброске войск на кораблях и тому подобное. И теперь непонятно как его остановить и удастся ли остановить вообще. Потеря Закавказья, как верно заметил инженер, грозит стране катастрофой. Оставалось надеяться, что высокое руководство все же учитывало такой вариант развития событий и Советский Союз к нему готов. Но четыре линкора, правда, два из них итальянских… Еще три авианосца, один опять же итальянский… Это огромная сила, даже не считая крейсеров, эсминцев и прочей мелочи. Удастся ли нашей авиации остановить ее? И удастся ли хотя бы сбросить десант обратно в море? И есть ли чем сбрасывать? В Турции и Иране фашисты перешли в наступлении, наши войска с этих фронтов не снять. Что до авиации… Сергей хорошо запомнил, что сказал по этому поводу инженер в самом конце вчерашнего совещания. Мол, все по факту будет зависеть от подготовки пилотов, которым предстоит атаковать вражеский флот. Мол, если их натаскали так, как японцы натаскали своих летчиков перед атакой на Перл-Харбор, то немцам придется солоно. Если же нет, то толку не будет. Плюс к тому много зависит от того, как будет организована авиаразведка, взаимодействие различных авиационных частей. В их войне, как говорил инженер, у нашей морской авиации с этим делом обстояло не очень. Поэтому и успехи ее были достаточно скромными, а потери, напротив, большими. И дело тут даже не в том, что самолеты ДБ-3Т оказались не идеальны в роли низких торпедоносцев, а Ил-2 в качестве топмачтовиков. В конце концов, японцы тоже большими изысками в самолетостроении не блистали. Зато к подготовке пилотов и отработке взаимодействия подошли ответственно, чем и объясняются их успехи. Плюс хорошие торпеды. В части техники Сергей был информирован лучше, поскольку находился в контакте с конструкторами. Знал, что современными торпедоносцами Ту-2Т успели вооружить несколько полков. Знал, что на вооружения поступила новая авиационная торпеда "Грифон", вместо малоэффективной и ненадежной старой. Эту торпеду испытывали и доводили до ума очень тщательно, памятуя о том, какие проблемы с торпедами были, по словам инженера у тех же немцев или американцев. Даже вариант для мелководья разработали. Опять же радиолокаторы, позволяющие проводить атаки ночью, пусть и с подсветкой целей САБ на последнем этапе. Что же касается подготовки пилотов, то тут Сергей знал гораздо меньше. Из инженера и прочих "гостей", разумеется, вытянули все что могли и передали куда следует. В том числе подробно по подготовке японских пилотов. Все-таки, в голове не укладывалось, сколько летчиков, техники и других материальных ценностей их командование угробило на тренировках, чтобы добиться нужного уровня подготовки. Но результат, по-видимому, того стоил. Хотелось верить, что и наших пилотов обучили не хуже. А как там оно окажется на самом деле? Это уже реальный бой покажет.
В техникум Сергей вернулся ближе к шести вечера, уставший как собака. Но передохнуть не удалось. Выяснилось, что его срочно вызывает Берия. Успел только еще раз побриться и сменить мундир.
— Вот что, товарищ Горелов, берите с собой инженера Прутова и срочно отправляйтесь на объект "Метель". Надо помочь Курчатову. Что-то у них там не получается с бомбой на плутонии. Последние испытания кончились провалом. Надеюсь, что данное положение можно исправить, в конце концов, и с урановой бомбой сначала тоже не получалось.
— Товарищ Берия, — воскликнул Сергей, — а как же с обеспечением секретности? Ведь по инструкции прямые контакты "гостей" с разработчиками техники должны быть исключены!
— Вот и подумайте как! Пусть инженер вас сопровождает, слушает разговоры и обсуждения, а сам помалкивает. Придумайте, как его представить. А потом сообщает вам свое мнение. Возможно, таким образом, быстрее удастся найти, где там ошибка. Плутониевые бомбы стране нужны срочно! На урановые сырья не напасешься! А с сырьем у нас большие затруднения.
Берия немного помолчал и добавил: "Вы вероятно не в курсе, но большую часть урановой руды мы в последние годы получали из Бельгийского Конго. Ведь наши собственные рудники пока еще в стадии развития, они дают слишком мало продукта. А африканская руда исключительно богатая, содержание окиси урана в ней доходит до 65 процентов. Еще в сорок первом мы сделали руководству бельгийской компании, которой и принадлежали урановые рудники, предложение, от которого данное руководство не смогло отказаться. Сами знаете, что писал Маркс о капиталистах, которых манят сотенные проценты прибыли. Что нет такого преступления… Удачно все же, что Гитлер так вовремя Бельгию захватил. Ловить рыбу в мутной воде гораздо проще".
Берия криво усмехнулся. — Лучше и не спрашивайте, чего нам это стоило. И речь тут не только о деньгах. Очень многих пришлось подкупать, а некоторых… В общем, когда эта история всплывет, то отмываться будем долго.
— Я понимаю, — заметил Сергей, — но дело видимо того стоило.
— Я тоже так считаю. Но дело в том, что сейчас эта лавочка закрывается. После атомной бомбардировки Москвы и нашего ответа на нее все заинтересованные стороны резко спохватились. Наша агентура, которая всеми правдами и неправдами до сих пор гасила ненужный интерес к урановым делам, больше не в состоянии этого делать. У Британии и САСШ до последнего момента не доходили руки до Ангольских портов, через которые мы вывозили урановую руду из Катанги. Но теперь все изменилось. Не далее как вчера в ангольских портах появились военные корабли САСШ, они высаживают войска. Два зафрахтованных у нейтралов парохода, стоящие там под погрузкой задержаны. Уверен, что больше нам не удастся получить и тонны африканской руды. Вся надежда только на собственные рудники.
Берия усмехнулся. — Радует только то, что вышеупомянутые "заинтересованные стороны" в обозримом будущем урановую руду из Катанги тоже вряд ли получат: шахты взорваны, все мосты на железной дороге тоже. А местные негритянские товарищи в Конго и Анголе неплохо подготовлены к борьбе с империалистическими захватчиками и колонизаторами. С помощью наших испанских товарищей.
Я вам все это рассказываю, — продолжил Берия, — чтобы вы поняли, насколько сейчас стране важен успех в создании плутониевых бомб. Дальше производить урановые заряды нам просто не из чего. Так что берите инженера Прутова, и отправляйтесь к Курчатову. Дал бы вам свой самолет, но ехать не так далеко, поездом будет надежнее. В Челябинске вас встретят и довезут до места на машине.
Обратно в техникум Сергей возвращался не в лучшем настроении. Уезжать в самый разгар событий на фронтах, да еще забирать с собой ключевого советника ОИБ из числа "гостей", ему совершенно не хотелось. Но приказ есть приказ, его надо выполнять.
Приехав на место, Сергей сразу нашел своего заместителя и ввел его в курс дела. Тот тоже расстроился.
— Ничего себе! Другого времени не нашлось? И толку теперь будет с наших совещаний и рекомендаций? Ведь кроме инженера в этих делах никто из "гостей" ничего не петрит!
— А вы на что? — поинтересовался Сергей, глядя ему прямо в глаза. — Чем вы занимались последние три с половиной года? За это время вся необходимая информация должна была уже улечься в ваших головах. Так что с инженером или без инженера… В общем, дерзай, Вадик! И сделай милость — не прорюхайся! Потом не отмоемся! И еще: не позднее чем через декаду мы кровь из носу должны отсюда съехать и разместиться на новом месте. Тут серьезно работать, сам понимаешь, невозможно. Так что будь добр и это обеспечь. Все понятно?
Закончив инструктировать заместителя, Сергей занялся инженером Прутовым.
— А с чего это Берия так разоткровенничался? — спросил тот, когда суть дела была изложена. — На него это не похоже.
— Чтобы мы прониклись важностью поставленной задачи. Кроме того, это теперь не имеет особого значения, ибо перестает быть секретом. Поставки урановой руды из Бельгийского Конго все равно накрылись медным тазиком. А англичане с американцами сейчас усиленно начнут копать, что там и как произошло, и наверняка до многого докопаются. И вообще: не о том вы сейчас думаете. Думать сейчас нужно о неудачном испытании плутониевой бомбы.
— А что об этом думать? — пожал плечами инженер. — Никакой конкретной информации у нас пока все равно нет. Вот приедем на место, ознакомимся с ситуацией, послушаем, посмотрим, может, что и придет в голову. Но никаких гарантий, как вы сами понимаете, я дать не могу. Ну, не специалист я по атомному оружию.
Кстати, а как вы меня там представить собираетесь? В моей роли, как я понял, слова не предусматриваются? То есть придется сидеть и молчать с умным видом. Но объяснять присутствие как-то надо?
— Не беспокойтесь, товарищ Прутов, изображать из себя немого вам не придется. — Сергей улыбнулся. — Просто не болтайте лишнего на совещаниях и вне рабочих ситуаций постарайтесь свести общение к минимуму. О птичках там говорите, о погоде, о бабах и всякое такое. Допуск на вас оформлен по всей форме, а объяснений никто спрашивать не будет. Пусть думают, что хотят. Может вы наш резидент в САСШ, или еще какой ужасно секретный товарищ. Все ясно? Тогда идите и собирайтесь. Поезд отправляется в половине первого ночи. Отсюда выедем минут за сорок. Кстати, мы еще успеем немного поучаствовать в обсуждении последних сводок. Скоро должны подвезти.
Фельдегерь опоздал на десять минут от оговоренных двадцати трех ноль ноль. Нервно поглядывающий на часы Сергей быстро расписался в получении, ухватил пакет и побежал в комнату, которую подготовили для проведения совещаний. Там он наскоро проглядел сводку.
— Что же, фашистских десантников удалось выбить из захваченных ими в районе Трапезунда объектов. Большей частью десант уничтожен, а часть его все же сумела отойти и рассеяться по окрестностям. Но дел они успели натворить изрядно. Выведена из строя половина артиллерии, прикрывающей порт и подходящие для высадки морских десантов участки побережья. Плюс к тому они ухитрились, хоть и на время, захватить три наших аэродрома, из четырех там имеющихся. Хорошо хоть большая часть самолетов была в воздухе, а не глупо сгорела на земле. Сначала отбивали бомбардировщики, бомбящие аэродромы под прикрытием своих истребителей. Потом пытались воспрепятствовать высадке десанта. Не слишком удачно, судя по результатам, но тем не менее. После боя садились, где придется, несколько даже на аэродромах в Грузии. В итоге больше сотни машин мы все же потеряли. Плохо, что сами аэродромы фашисты перед отходом вывели из строя: сожгли и взорвали запасы топлива, боеприпасов, оставшиеся на стоянках самолеты. Погибли техники, зенитчики и прочая обслуга. Восстановить все конечно можно, но на это нужно время. Когда их флот подойдет к Трапезунду?
— Думаю, что завтра утром, — ответил Вадик Иванов.
— Значит, не успеть. Как думаешь, они будут там высаживаться или сразу пойдут на Батуми?
— Думаю, что и то и другое. Выделят часть сил на десант в Трапезунде, чтобы захватить плацдарм, но большая часть пойдет дальше. А нашим там придется отбивать десант с моря и при этом постоянно ожидать удара в спину от остатков воздушного. От него наверняка достаточно много осталось. Десантники у фашистов хорошо подготовлены и у моря погоды ждать не будут.
— Понятно. — Сергей еще раз пробежался глазами по сводке. На прочих фронтах, по сравнению с прошлым днем, особых изменений не наблюдалось. — Ладно, тогда дальше продолжайте без меня. Что делать сам знаешь. Николай Иванович, — обратился Сергей к инженеру, — у вас есть что добавить? — Инженер молча пожал плечами.
— Ясно, тогда поднимайтесь. Надо ехать на вокзал. — Сергей снова повернулся к Вадику.
— В общем, держи хвост пистолетом. И постарайся не запороть дело! А я отбываю.
— Ни пуха, ни пера! — пожелал Вадик. Остальные его поддержали.
— К черту! — Сергей резко поднялся и, прихватив с собой инженера, направился к выходу.
Проходящий пассажирский поезд из Харькова подошел к перрону точно по расписанию. Это Сергея изрядно порадовало. Значит, несмотря на огромный объем военных перевозок и ядерный взрыв в Москве, железная дорога продолжает работать как часы. Пожилая проводница устроила его, инженера и двоих сопровождающих в отдельном купе. Пообещала принести чаю, после того как поезд тронется. Инженер погладил рукой застеленную бельем полку.
— А у нас в большинстве поездов белье отдельно выдают, а застилать самим приходится.
— Меньше болтайте, — одернул его Сергей, — не забывайте где находитесь. А лучше сразу спать ложитесь. Уже поздно, а завтра будет суетный день. Вон, занимайте правую верхнюю полку.
— А почему верхнюю? — удивился инженер. — Вроде я тут не самый молодой.
— Потому что нижние полки займет охрана, спать им придется, не раздеваясь и по очереди. Кстати, если ночью приспичит в туалет, то туда тоже с охраной.
Инженер хмыкнул, покосился на бойцов из охраны. — Понял, не дурак. Верхняя, так верхняя, а в сортир только под конвоем. Но сразу я ложиться не буду, сначала чаю попью. Лишние полчаса ничего не решают.
— Врачи говорили, что крепкий чай с вашей гипертонией пить вредно, — заметил Сергей, — особенно на ночь. Плохо спать будете.
— Жить вообще вредно. А от одного стакана ничего не случится. — Сергей осуждающе покачал головой.
— Ладно, — сдался инженер, — скажите проводнице, чтобы мне заварила пожиже. Черт, старость не радость. Вместо нормального чая приходится всякие помои пить.
Поездке на Урал Николай Иванович обрадовался. Все же родные места. Кроме того, можно будет лично познакомиться с легендарными корифеями советского ядерного проекта. И вообще: лишний раз вырваться из цепких объятий ОИБ было приятно.
От Челябинска километров сто пришлось проехать на автомашине. Куда конкретно их везут, Николаю Ивановичу не сказали, а сам он спрашивать не стал. В конце концов, окна в машине занавешены не были, коренному уральцу можно и догадаться: в окрестности Кыштыма.
— Через полчаса будем на месте, — сообщил водитель, усиленно ворочающий руль на изрядно разбитой дороге, — слева озеро Иртяш. — Николай Иванович присмотрелся. Действительно за соснами временами мелькала водная гладь.
— Ага, — удовлетворенно подумал он про себя, — выходит, что не зря я им в свое время про Озерск рассказывал. Прислушались таки. Видимо и в самом деле удобное местечко.
Еще минут двадцать езды, и лесная дорога уперлась в КПП, в обе стороны от которого отходила колючка в несколько рядов. Документы на КПП проверяли долго и въедливо, после чего машину все же пропустили. Еще через десять минут они выехали из леса. Николай Иванович с любопытством вертел головой, обозревая открывшееся пространство. Масштабная стройка явно была в самом разгаре, причем одновременно возводилось сразу несколько объектов. На них суетились люди и техника. По железнодорожной ветке паровоз тянул платформы с какими-то железными конструкциями. Имелась так же капитальная ЛЭП. Проследив за ее опорами, Николай Иванович обратил внимание на крупное прямоугольное сооружение, явно уже готовое, рядом с которым стояла чуть парящая градирня и еще какие-то здания.
— Вероятно, это и есть первый советский ядерный реактор, и судя по пару из градирни вполне себе действующий. Любопытно было бы посмотреть изнутри.
Машина пробиралась через хаос и грязь стройплощадки именно туда. Еще одно КПП, еще несколько рядов колючки и они прибыли на место. Бытовыми удобствами объект "Метель" явно не блистал. Разместили их в бараке-времянке, без водопровода и с удобствами во дворе. Подполковник Горелов сразу после этого отбыл решать какие-то дела, а Николай Иванович, пользуясь, случаем, наскоро перекусил сухим пайком и завалился поспать. Все же дорога его очень утомила.
Поспать удалось всего пару часов. Потом вернулся подполковник и бесцеремонно разбудил. Николай Иванович наскоро привел себя в порядок и заявил, к труду и обороне готов.
— Говорил с местным руководством, — сообщил Горелов, когда они оказались в помещении, выделенном им для работы в новом двухэтажном здании без вывески, но с серьезной охраной, — не скажу, что нам тут очень обрадовались, но покажут и расскажут, что мы попросим. С чего начнем? Есть идеи?
— А кто здесь собственно командует? Курчатов?
— Курчатов возглавляет весь атомный проект. А конкретно здесь генерал-майор Зернов, Павел Михайлович.
— Ага, — Николай Иванович задумался, — но ведь он, насколько я помню, чистый администратор? Менеджер, так сказать. Он нам, в общем-то, и не нужен. А главным конструктором по плутониевой бомбе кого назначили? Харитона?
— Нет, Щёлкина, Кирилла Ивановича.
— Не помню такого, он физик-ядерщик?
— Вроде нет. Кажется специалист по теории взрыва, детонации и всякое такое.
— Любопытно. А где сам Харитон, Зельдович и прочие?
— Они тоже тут, — чуть поморщившись, сообщил Горелов, — только на тюремном положении. Правительство сейчас евреям не очень доверяет.
— Понятненько, — Николай Иванович хмыкнул, — будем работать с тем, что есть. Щёлкин так Щёлкин. Будем надеяться, что тоже толковый товарищ. Для начала было бы неплохо посмотреть протоколы испытаний плутониевого заряда. Ну, того испытания, которое неудачей закончилось.
— А зачем вам эти протоколы? Ведь и так известно, что устройство не сработало. Может, лучше материалы по конструкции посмотрите? Наверняка ведь ошибка где-то там.
Но Николай Иванович все же настоял на своем. Знакомиться с бумагами пришлось в секретной части на втором этаже, после долгого и нудного оформления. На вынос "варягам" их не давали, для этого были предусмотрены отделенные перегородками закутки. Разговоры там тоже не допускались.
— Ну что скажете? — поинтересовался подполковник Горелов, когда они вернулись в кабинет.
Николай Иванович усмехнулся.
— Да, не зря мучались. Вы обратили внимание, что мощность взрыва оценивается в 150 тонн тротилового эквивалента?
— Обратил, — кивнул Горелов, — выходит, что испытания не были уж такими неудачными. Устройство все же сработало, просто сработало не штатно.
— Вот именно, на профессиональном жаргоне спецов по ядерному оружию это называется "шипучка". То есть ядерная реакция все же запустилась, только криво.
— А в чем причина?
Николай Иванович неопределенно пошевелил пальцами.
— А вот с этим сложнее. Причин может быть множество. Возможно дело в чистоте делящегося материала. В смысле, что содержание паразитных примесей превышает те пять процентов, о которых я в свое время говорил. Возможно с синхронизацией подрыва блоков взрывчатки проблемы. Или нейтронный инициатор сработал не вовремя или мощность его недостаточна. Кстати, надо будет выяснить, какого типа он там был установлен. В смысле, на полонии или же в виде нейтронной пушки. Возможно, сама взрывчатка подобрана неправильно, со слишком малой скоростью детонации. Возможно, с конструкцией накосячили, и она не обеспечивает должной степени сжатия. Надо смотреть. Возможно, что поймем, в чем там дело.
— А можем и не понять?
— Хе! Разумеется! Все что я вам перечислил Вы уже и раньше слышали. Все было оформлено и отослано по назначению. Сами же и отсылали. Но попробовать все же стоит.
— Понятно. И как нам лучше действовать?
— Последовательно. Сначала ознакомимся с чертежами и прочей документацией. Потом поговорим с разработчиками. А там видно будет. Начнем, как водится с технического задания, и пойдем далее по списку.
— Ясно, будем работать.
— Эх! — печально вздохнул Николай Иванович. — А стулья в секретной части жесткие, опять задницы отсидим, как тогда в убежище. И освещение там паршивое, глаза быстро уставать будут. Куда местная ТБ смотрит? У нас бы за такое в момент предписание выписали.
— Вопрос с освещением я решу, — посулил подполковник. — Думаю, лишняя лампочка у них найдется. А насчет стульев… Не баре, чай. Не будем капризничать.
Кстати, может в начале все же побеседовать с конструкторами? А бумаги посмотреть мы и потом успеем.
Николай Иванович отрицательно покачал головой. — Нет, лучше сначала посмотрим бумаги. Мы ведь ничего пока толком не знаем. Мне совершенно не хочется выглядеть некомпетентным дураком перед серьезными и уважаемыми людьми.
— Экий вы щепетильный, — усмехнулся Горелов, — если для дела надо… У нас в Куйбышеве своих дел полно, мы не можем тут долго торчать, копаясь в залежах бумаг.
— Если мы сходу продемонстрируем конструкторам свою полную некомпетентность, то для дела будет гораздо хуже, — огрызнулся Николай Иванович. — Тогда с нами вообще никто серьезно разговаривать не будет.
— Хорошо, уговорили. Пойдем смотреть.
Документацию Николай Иванович с подполковником изучали допоздна. Могли бы изучать и дальше, благо, что местные секретчики работали круглосуточно, но к полуночи ум начал заходить за разум. Решили продолжить завтра с утра.
Добравшись до барака, перекусили остывшим ужином, который им приберегли оставшиеся на время не у дел бойцы из охраны. На территории секретного объекта охрана не требовалась, только привлекала бы лишнее внимание.
— Черт! — с чувством сказал подполковник Горелов, укладываясь в постель. — Наши ребята там сейчас свежую сводку обсуждают. А мы тут даже радио послушать не успели.
Николай Иванович невнятно промычал в знак согласия. Ему и самому ужасно любопытно было узнать, что там сегодня творится на фронтах и морях.
С утра работа была продолжена. До самого обеда Николай Иванович напрягал глаза и мозги, пытаясь отыскать причину неудачных испытаний. Но пока это не удавалось. Все отчеты по НИОКР выглядели вполне на уровне, а конструкцию бомбы он примерно так себе и представлял. Имелись даже теоретические расчеты КПД и энерговыделения при взрыве, выполненные группой некоего Тихонова А.Н… Чистота делящегося материала по отчетам значилась даже больше, чем он ожидал: всего четыре с половиной процента примесей. Видно конструкторы решили перестраховаться, серьезно пожертвовав производительностью в получении плутония. Термостабилизация ядра конструкцией была предусмотрена, причем тоже с запасом. И масса ядра была с запасом: аж целых девяти килограммов оружейного плутония не пожалели. Теперь весь этот дорогостоящий металл пропал зря, только основательно загадил радиацией полигон в Казахстане. Оставалось грешить на взрывчатку, взрыватели или нейтронною пушку-инициатор. Но в этих вопросах Николай Иванович сам порядком плавал. Точных цифр по необходимой скорости детонации, синхронизации подрыва и требуемой мощности нейтронной пушки он никогда и не знал. Еще была возможность, что металлурги накосячили с фазой. В смысле не в той фазе металл застабилизировали, или неравномерно по объему. Или дело в чем-то, чего он вообще не вспомнил, или не знал, или представлял себе в корне неправильно.
Обедали в местной столовой, по мнению подполковника, очень хорошей. Николай Иванович, успевший во времена застоя вдоволь попользоваться различным заводским общепитом, склонен был с этим согласиться. Кормили тут действительно неплохо. Народ в столовой тоже выглядел прилично: нормальные, энергичные, доброжелательные люди. И одеты были лучше, чем ранее видимые им в нынешней Москве работяги. Похоже, что на атомном проекте страна не экономила. Николай Иванович уже доедал второе, когда в обеденный зал вбежал молодой человек в развевающемся синем халате.
— Товарищи! Только что передали по радио! На Черном море разгромлен огромный фашистский флот! Фашисты пытались захватить Грузию, но их пустили на дно! Ура товарищи!
Все повскакали из-за столов, поднялся дикий крик. Кто кричал ура, кто просто вопил. Принесшего радостную весть юношу пытались качать, он безуспешно отбивался. Николай Иванович с подполковником тоже не удержались и приняли участие в общем ликовании. За стол же вернулись только минут через десять.
— Ну вот! А вы боялись! — У Горелова явно поднялось настроение. — Ведь справились же!
— А я разве против? — Николай Иванович тоже пребывал в эйфоричном возбуждении. — Тоже рад до чертиков, что дело кончилось успехом. Жаль только, что подробности мы теперь неизвестно когда узнаем. Похоже, что по радио толком подробностей и не сообщили, а в пересказе этого пацана и вовсе ничего не понять. В смысле, сколько кораблей реально потоплено, какие именно, что с десантными транспортами, чем конкретно наши их уделали, какие при этом были потери? А то сказали невнятно, мол, остатки разбитого флота повернули назад, мол, ошметки десанта сброшены в море, мол, выдающаяся победа советского оружия. А этих "остатков", может, половина осталась.
— Да хоть две трети! Операция-то по высадке сорвана? Сорвана! Пощипали мы их хваленый флот? Пощипали! Это и есть самое главное! Об этом по радио и сообщили! Вот вернемся на базу, там и выясним подробности. Сколько кого потопили, скольких при этом потеряли. Ребята все же молодцы, утерли нос фашистским гадам! Теперь и нам надо не оплошать, война-то еще не кончилась, она еще только начинается. Допивайте компот, пойдем, обсудим, что нам тут дальше делать.
Оказавшись в рабочем помещении, Николай Иванович изложил подполковнику текущий итог своих изысканий. Тот, понятное дело, не обрадовался. Отошел к окну, вытащил папиросу из пачки и закурил.
— То есть результата, по сути, не имеется? Может, все же говорить пойдем? Или еще в бумагах покопаемся?
— Покопаемся, — твердо ответил Николай Иванович. — По крайней мере, сегодня. Если ничего не накопаем, то завтра пойдем говорить. Хотя, идти с пустыми руками…
Бумаги опять просматривали до самого вечера. В завершение Николай Иванович еще раз прочитал протоколы, касающиеся неудачного испытания. Его внимание привлекло то, что устройство испытывалось не в штатном варианте, а в некоем "испытательном", с литерой "И". Пришлось лезть в приложения, чтобы разобраться. Выяснилось, что в этой модификации установка системы термостабилизации, доработка которой продолжалась и по сей день, не предусматривалась. Плутониевое ядро устанавливали в устройство непосредственно перед испытаниями. Видимо предполагалось, что сами испытания после этого не затянуться. Однако же, если верить бумагам, из-за проблем с расставленной в окрестностях регистрационной аппаратурой имела место быть четырехчасовая задержка. То есть устройство в собранном виде проторчало на вышке часов пять. А температура на казахстанском полигоне в это самое время была тридцать пять градусов в тени. Хоть и май месяц, а все же Средняя Азия.
Николай Иванович задумался. Уверенности в том, что несколько часов задержки действительно могли привести к тому, что плутониевого ядра "поплыла" фаза из-за перегрева у него не было. С другой стороны это все же была зацепочка, позволяющая сказать хоть что-то конкретное. Ничего другого, кроме общих пожеланий и так известных разработчикам бомбы он все равно не накопал. Отметив этот момент в памяти, Николай Иванович для очистки совести еще раз просмотрел некоторые документы, но больше ничего толкового на ум не пришло. В одиннадцать вечера они сдали обратно все взятые на просмотр материалы. Дело это было не быстрое: проверялся на наличие каждый лист!
Уже в рабочей комнате Николай Иванович доложился, что ему с обеда удалось накопать.
— Это уже что-то, — удовлетворенно заметил подполковник. — Выходит, что мы не зря архивной пылью дышали. Кстати, не исключено, что это саботаж!
Николай Иванович оторопел. У самого него подобных мыслей и близко не было.
— Товарищ Горелов! Какой тут к черту саботаж? С чего вы взяли? Это ведь только туманное предположение, что фаза от перегрева могла поплыть. Может, на самом деле это и не повлияло!
— Может, и не повлияло, но учитывать такую возможность они были должны. Я сам прекрасно помню, как вы расписывали трудности при хранении плутониевых бомб. Как легко может "деградировать" ядро при несоблюдении температурного режима. Все эти материалы до сведения разработчиков были доведены. А тут извольте видеть: не оснащенное системой охлаждения ядро проторчало на самом солнцепеке целых пять часов! Считаю, что это явный саботаж!
— Товарищ Горелов, как мне кажется, сведения вы доводили не до "разработчиков", а только до Курчатова. А дальше мог сработать эффект "испорченного телефона". Да и нет полной уверенности, что причина провала испытаний именно в этом.
— Разберемся! Завтра встретимся с инженерами. Там все и выясним.
Подполковник поднялся со стула. А на сегодня пока все. Пойдем спать. Завтра у нас ответственный день.
С утра пораньше Сергей побывал у генерал-майора Зернова, чтобы договориться о проведении совещания с конструкторами. При этом выяснилось, что днем на объект должен прибыть сам Курчатов, поэтому совещание будет проведено вечером уже с его участием. Спорить Сергей не стал, хотя очередная задержка раздражала. Хотелось быстрее вернуться в Куйбышев. Чтобы не терять времени зря подполковник попросил разрешения на осмотр реактора, который хотел видеть инженер Прутов.
Разрешение было получено, но на два часа дня. То есть после обеда. Оставшееся до обеда время Сергей тоже решил использовать с толком. Поэтому сразу после завтрака опять погнал инженера в секретную часть, где усадил за изучение материалов уже по реактору. Сам напросился! Кроме того, это представлялось полезным. Мало ли какие проблемы могли всплыть в будущем по поводу этого самого реактора. Инженер вопреки своему обыкновению даже ворчать не стал, видимо самому было любопытно.
Перед тем как пойти в столовую, ненадолго заскочили в рабочий кабинет, чтобы перекинуться парой слов.
— Что-то мне расхотелось идти на экскурсию к реактору, — заявил инженер, усевшись за стол.
— А что вам не так? — спокойно поинтересовался Сергей, пристраиваясь у окна с папиросой. — О смысле претензий Прутова он уже догадывался.
— Я же русским языком объяснял, что ядерный реактор — объект повышенной опасности, — возмущению инженера не было предела. — Я же говорил, что к изготовлению элементов конструкции ядерного реактора надо подходить со всей ответственностью. Я же четко указал, что для реактора следует использовать высоколегированные, нержавеющие стали! Даже марки называл: 12Х18Н10Т или что-то вроде этого. А из чего в реале сляпали реактор эти олухи?
Сергей хмыкнул и пустил в окно очередную струйку дыма.
— Вы понимаете, что там агрессивная среда? — продолжал разоряться инженер. — Все будет быстро коррозировать, особенно сварные швы. И что будет, если вода просочится внутрь графитового массива? Разорвет ведь все нафиг! Или потекут урановые сборки? Нам не хватало только Урал радиацией засрать!
— Успокойтесь, товарищ Прутов, — остановил инженера Сергей. — Не поднимайте паники. Ну, не успели мы с рекомендованными вами нержавеющими сталями. С освоением аргоновой сварки тоже имеются неувязки. Но реактор-то делать было надо? Вот и сделали, как смогли. Поверьте, со всеми возможными предосторожностями. Кстати, вы обратили внимание, что рядом с действующим реактором закладывается еще один фундамент? Вот на нем и построят новый, уже по уму. А этот…, проработает годик и остановим.
— Легко сказать "остановим"! Это вам не конвейер на конфетной фабрике остановить! А если все же его разорвет? Что тогда делать будете?
Сергей пожал плечами. — Наверху сочли, что риск в данном случае оправдан. Надо было опередить потенциальных противников. Учитывая, что война все же началась…
В общем, проехали… Какие еще замечания кроме использованных в конструкции материалов?
— А какой сейчас радиационный фон в реакторном здании? — осторожно поинтересовался инженер.
— В пределах нормы. Что? Идти передумали?
В столовой Сергей с аппетитом ел и попутно разглядывал висящие на стене агитационные плакаты. Часть ему уже была знакома, но имелись и новинки. Например, шикарный цветной плакат в карикатурном виде изображал трех вождей фашистской Германии: низколобого Гитлера, смахивающего на мелкого дебила-уголовника, колченогого Геббельса, напоминающего обезьяну, и толстяка-Геринга. Надпись на плакате гласила "Истинные арийцы!". В качестве сравнения справа были помещены изображения русского дружинника и бойца советской армии. Оба они были блондины с нордическими физиономиями и пронзительными голубыми глазами.
Сергей усмехнулся. Вадик Иванов недавно рассказал, что в передачах "Голоса Москвы" на Германию эта тема тоже освещалась. Мол, мы конечно интернационалисты и нам на это наплевать, но, в общем-то, именно русских по науке и следует считать истинными потомками Ариев. А те, что имеются в Германии… так, седьмая вода на киселе. Впрочем, плакат был хоть и новым, но уже несколько устаревшим в политическом плане, ибо Геббельса не было в живых. Сергей подумал, что, скорее всего плакаты эти были отпечатаны заранее, на случай начала войны. Рассмеявшись, он привлек к плакату внимание инженера. Тот сидел к нему спиной, поэтому сразу не заметил. Инженер обернулся, с минуту разглядывал плакат, потом громко расхохотался.
Посещение реактора Сергея несколько разочаровало. Он ожидал чего-то более впечатляющего. Мартеновский цех металлургического завода, например, выглядел куда эффектнее. Там укрощенная стихия огня была как-то нагляднее. А тут… Никаких ярких эффектов, немногочисленный персонал буднично, даже как-то лениво производит какие-то операции. Очень трудно представить, что внизу, в недрах атомного котла бушует хваленая энергия распадающейся материи.
Инженер Прутов, напротив, остался доволен. Облазил все, что было можно, задал множество вопросов сопровождающему их директору. Особенно в части обеспечения безопасности работы установки.
— И как вам наш первый реактор? — спросил Сергей, когда они вернулись после трехчасовой экскурсии.
— Ну, хуже, чем хотелось бы, но лучше, чем я боялся. Постарались неплохо, не спорю. Но до приемлемого уровня безопасности еще тянуть и тянуть. Контрольных датчиков в реакторе явно недостаточно, аппаратура управления крайне примитивная, нужны резервные системы аварийной остановки. Еще нужны емкости, куда можно будет сбросить зараженную воду, если контуры все же потеряют герметичность. Не в озеро же ее сливать. Защита персонала тоже недостаточна. Даже индивидуальных дозиметров ни у кого нет. Неужели так трудно было сделать хотя бы пленочные?
— Хорошо, — оборвал поток претензий Сергей, — изложите все свои рекомендации на бумаге. В общем-то, для того мы туда и ходили.
— Прямо сейчас?
— А что тянуть? Пара часов у нас еще есть. Вот и займитесь.
Запланированное совещание началось в девять вечера. Вести его взялся сам Курчатов. Кроме него и генерал-майора Зернова присутствовали еще Щёлкин и пара его подчиненных. Сергея Курчатов сразу узнал и поморщился, особой приязни в их отношениях не наблюдалось. На представленного ему инженера Прутова только недоуменно покосился. Мол, а это еще кто? Но лишних вопросов задавать не стал.
Щёлкин коротко доложил о результатах неудачного испытания и назвал несколько возможных причин, которые, по его мнению, могли привести к данному конфузу. Кроме тех, которые вчера называл инженер Прутов, присутствовали еще сомнения в принципиальной осуществимости запуска должной цепной реакции в плутониевом ядре методом взрывной имплозии. Мол, теоретические проработки явно недостаточны, а расчеты, в общем-то, сомнительны. Мол, возможно, следует попробовать и плутоний взрывать с применением пушечной схемы. С ураном же получилось…
Курчатов слушал все это с мрачным видом. Потом неожиданно повернулся к Сергею.
— А что нам по этому поводу скажет подполковник Горелов?
Сергей долго ходить вокруг да около не стал. — Имплозивная схема вполне работоспособна. Другим способом плутоний нам не взорвать. Использование пушечной схемы в данном случае полностью исключено.
— Вот видите, — ехидно обратился Курчатов к присутствующим, — один, не будучи специалистом по физике ядра, выражает сомнения в имплозивной схеме, другой, тоже не будучи таковым специалистом, уверенно заявляет, что она "вполне работоспособна".
Курчатов снова остановил взгляд на Сергее. — А в чем тогда, по вашему мнению, состоит причина провала испытаний?
Сергей пожал плечами. — Большую часть возможных причин нам уже назвал товарищ Щёлкин. Впрочем, имеется еще одна. Предлагаю выслушать товарища Прутова, у него есть мысли на этот счет.
Инженер немного растерялся от неожиданности, но быстро собрался, встал и изложил свою гипотезу о деградации ядра по причине перегрева. В конце, правда не преминул заметить, что это всего лишь предположение и неизвестно насколько оно верное. Потом повторил свои мысли о прочих возможных причинах.
Пока инженер говорил, Сергей смотрел на реакцию присутствующих: Щёлкин смертельно побледнел, его соратники озабоченно переглядывались, генерал-майор Зернов явно напрягся и сидел неестественно прямо, Курчатов слушал с каменным лицом.
Инженер Прутов закончил, неуверенно огляделся, видимо ожидая возражений. Не дождавшись таковых, пожал плечами и сел на место.
— У вас имеются еще какие-то соображения, кроме тех, которые мы тут сегодня уже слышали? — спросил Курчатов, внимательно посмотрев на инженера. Тот отрицательно покачал головой.
— Тогда дальше мы сами разберемся. А вы с подполковником можете быть свободны.
— Свободны на сегодня? — уточнил Сергей, — или можем ехать?
— Можете спокойно ехать, вы нам очень помогли. Только не забудьте оформить свои мысли в записке на мое имя. Лучше это сделать прямо сейчас.
Сергей кивнул, жестом поднял с места инженера. Они попрощались и вышли из кабинета.
— Отлично! Сейчас быстро напишем, что нам сказано, а завтра с утра с чистой совестью отправимся домой. У нас там своих дел по горло. А с этими пусть они сами разбираются!
Сергей не скрывал своей радости, поскольку еще недавно опасался, что застрянет тут надолго.
— Насчет чистой совести вы, по-моему, зря…, — у инженера был виноватый вид. — А что будет с Щёлкиным и его людьми?
— Сказано ведь ясно — сами разберутся, — остановил неуместную рефлексию Сергей. — Сомневаюсь, что последуют те оргвыводы, которых вы, видимо, опасаетесь, но ведерную клизму скипидара с патефонными иголками кое-кто, наверное, получит. И поделом! Пойдем к секретчикам. Пока все свежо в памяти изложите свои мысли на бумаге, потом спать, а завтра с утра отбываем.
Обратно в Куйбышев добрались быстро и без приключений. Передав инженера охране, Сергей вызвал к себе заместителя. Тот незамедлительно появился.
— Давай Вадик, рассказывай, как тут у вас?
Вадик подробно доложил текущее состояние дел. Дела эти шли неплохо, хотя некоторые затруднения и имелись. Через пару дней можно будет перебираться на новое место. С остальными делами тоже все было в ажуре. Закончив, Вадик поинтересовался, как прошла поездка к атомщикам, и удалось ли им хоть чем-то помочь.
Сергей успокаивающе махнул рукой. — Там тоже все в порядке. Съездили небесполезно, кой чего подсказали. Курчатов даже поблагодарил. Но об этом я еще подробнее расскажу. А сейчас… давай, излагай, как там все Черном море сложилось? По радио передавали, что выдающаяся победа и всякое такое. А подробностей кот наплакал. Так как все было? Бомбу применяли? Мы там с инженером чуть от любопытства не померли. Не могли дождаться, когда вернемся.
Вадик сначала сделал понимающее лицо, потом не выдержал и рассмеялся.
— Еще бы! Мы тут тоже как на иголках сидели. Когда сводку привезли, враз все сбежались. Даже собирать не пришлось. Хотя в сводке тоже информация не совсем полная была. Но вчера меня в твое отсутствие Берия на доклад вызывал, уточнял пару вопросов по флоту. Сам довольный как кот, сметаны наевшийся. На радостях, да к слову, осветил некоторые моменты. Оказывается, такой фокус со стороны Гитлера командование ожидало. Соответственно, готовились серьезно. Основную ставку делали на четыре полка торпедоносцев-ночников. Днем, сам понимаешь, пробиться к линкорам и авианосцам было бы весьма затруднительно. С транспортами тоже непросто, войска они большей частью погрузили на БДБ. Посудины увертливые, попасть в них не так легко, а огрызаются они хорошо. А БДБ этих немцы, якобы для высадки в Британии, много построили. Так что было о чем подумать. Ночников наши готовили основательно. На озере Балхаш, подальше от лишних глаз, специально построили авиабазу. Там пилотов в хвост и в гриву гоняли весь последний год. И днем гоняли, и особенно ночью, только моторы с выработанным ресурсом успевали менять. Самолеты, как ты знаешь, были оборудованы радиолокаторами и радиокомпасами. Вот с учетом их эффективного использования и тренировались. А на Кавказе тем временем создали целую сеть радиомаяков. Кроме того, радиомаяки были установлены на высотных разведчиках, которые сопровождали вражескую эскадру. Так что выйти на нее, пусть даже и ночью, особой проблемы не составляло. Пока немцы шли к Кавказу, нашим специалистам удалось определить рабочие частоты их радиолокаторов. Соответственно подстроили аппаратуру РЭБ. В общем, в момент начала атаки их радиолокаторы видимо ослепли, заодно забили помехами и внутриэскадренную связь. В итоге фашисты спохватились только тогда, когда услышали шум моторов и начали вспыхивать САБ подсветки. Тут они сами начали стрелять осветительными снарядами, слепя больше самих себя. А торпедоносцы видели на локаторах самые "жирные" цели, и шли именно к ним. Причем зашли не от берега, как фашисты ожидали, а со стороны моря.
— Погоди! — остановил Вадика Сергей, который до этого момента слушал, затаив дыхание. — А когда состоялась атака? Где в этот момент была их эскадра?
— Утром они уже должны были быть около Батуми и наверняка собирались начать высадку десанта. Вот в эту самую ночь их и подловили. Лететь было не так далеко, поэтому торпедоносцы успели сделать еще один вылет и повторить атаку. Когда рассвело, с разведчиков сообщили, что авианосцев у противника больше нет. Линкоров же осталось на плаву только два, причем один явно на грани утопления.
— Здорово! — воскликнул Сергей. — Молодцы! А что было дальше? Как я понял, десантироваться они все же попытались?
— Попытались. А куда им было деваться? А наша авиация провела массированную дневную атаку: старые торпедоносцы, пикировщики, топмачтовики. Пытались выбить уцелевшие артиллеристские корабли, чтобы некому было высадку огнем поддерживать, ну и транспорты пощипать. Но тут, как я понял, получилось не слишком удачно. Даже, несмотря на отсутствие толкового прикрытия с воздуха. Истребителей с большим радиусом у них видимо не так много, а до их баз в Турции достаточно далеко. А вот зенитный огонь с кораблей все же был очень силен. Удалось добить поврежденный линкор, повредить целый, потопить пару крейсеров, несколько эсминцев, еще несколько повредить. Транспортным судам тоже досталось, но наши потери были слишком велики. Если ночники за два вылета потеряли треть машин, то в дневной атаке за один вылет была сбита половина. В общем, если бы не ночники, думаю что ничего бы мы с их эскадрой сделать не смогли. Очень удачно, что авианосцы ночью потопить удалось.
— А что было потом?
— А потом они все же попытались высадиться. Но без поддержки тяжелых орудий с кораблей сделать это было не так просто. Так что тут им не повезло. К настоящему моменту, вроде, все десантников уже перебили.
— А что наш флот? Он в этом деле участие принимал?
— Эскадра подошла только к трем дня, когда уцелевшие фашистские корабли повернули назад. Добили потерявшие ход крейсера и эсминцы, потом долго расстреливали БДБ. В общем, постреляли.
— А почему немцы вообще начали высадку? Ведь уже ясно было, что операция провалена?
— А куда им деться? На БДБ топлива имелось только в один конец. Они же спешили, летели на всех парах, заправляться топливом видимо собирались уже после высадки. Но мы им такой возможности не предоставили. Так что…
Кстати, вчера поступила информация, что следующей ночью торпедоносцы все же догнали и отправили на дно их последний линкор. Вроде как сам Бисмарк.
Так что разгром действительно полный.
— А что в Трапезунде?
— Там хуже. Десант они высадили практически беспрепятственно. Наши батареи подвили очень быстро. Но это не страшно, на подходе наши крупные силы. Сбросят гадов в море, тут и к гадалке не ходи. Без тяжелых пушек с моря и подвоза боеприпасов они долго не продержатся.
Утром в техникум доставили свежие газеты, которые сразу жадно расхватали сотрудники ОИБ. Хорошо хоть по приказу начальства было закуплено сразу по нескольку экземпляров, так что приятно пахнущий типографской краской номер "Правды" Николаю Ивановичу достался. Он унес свою добычу в сторонку, где удобно уселся, дабы в полной мере насладится чтением. Разумеется, три первых полосы были посвящены громкой победе на Черном море. Часть важных подробностей еще вечером удалось вытянуть из подполковника Горелова, но хотелось гораздо большего. Все же хоть сам Николай Иванович в этом сражении и не участвовал, но обоснованно считал, что его вклад тут тоже имелся немалый.
"Правда" не подвела. Приводился подробный список потопленных вражеских кораблей, кроме разной мелочи вроде БДБ, и даже фотографии наиболее значимых боевых единиц. Большая часть фотографий, судя по всему, была отснята с бортов наших самолетов-разведчиков еще во время перехода флота вторжения к Кавказу. А некоторые, например, фото сильно кренящегося на правый борт "Шарнхорста", уже после налетов нашей авиации. Фотографий тонущих авианосцев и итальянских линкоров по понятным причинам не было, ибо затонули они еще ночью после первых двух атак торпедоносцев, зато имелись эффектные кадры погружающегося кормой в воду немецкого тяжелого крейсера "Адмирал Хиппер" и горящего итальянского "Больцано".
Многое, разумеется, газетчики переврали. Например, о ночных атаках торпедоносцев, которые, в общем-то, и решили дело, вообще не было сказано ни слова. О радарах и применении систем РЭБ — тем более. Видимо из соображений секретности. Хотя славословий и восхищений в адрес героической советской морской авиации хватало. Свою долю славы получил и Черноморский флот, добивший остатки вражеской эскадры, не сумевшие вовремя сбежать из-за полученных повреждений или отсутствия топлива. Действиям сухопутных войск и частей береговой обороны, покончивших с десантом, тоже была дана высокая оценка. В общем, написано все было так, будто это чуть ли не решающее сражение начавшейся войны. Хотя по сути, как понял Николай Иванович, немцы реально потеряли только пару тройку дивизий, пусть и элитных войск. Большее количество они высадить просто не могли. Вот если бы десанту под прикрытием корабельных орудий удалось закрепиться, можно было подвести на захваченный плацдарм подкрепления, а там… Особенно учитывая начавшееся в Турции и Иране наступление Вермахта. Но, не выгорело. Поэтому с одной стороны, что там эти потерянные дивизии в сравнении с общими масштабами сухопутной войны — капля в море. С другой стороны, неприятностей они могли доставить изрядно. Кроме того, серьезные потери понес фашистский флот, что было особенно приятно. Крупные боевые корабли строятся долго, стоят дорого, не говоря уже о потерянных экипажах, которые тоже очень непросто и затратно подготовить. Плюс туча десантных судов, тоже влетевших Рейху в копеечку, плюс элитные пилоты с авианосцев, плюс парашютисты… В общем, самое время объявлять в Германии траур. Как там партайгеноссе Гитлер себя после этого облома чувствует? Представляется, что не очень…
А вот наши заклятые друзья с Британских островов, напротив, должны прыгать от радости и громко кричать гип-гип-ура. Висящая над ними в последние годы угроза вторжения отдалилась в неопределенное и туманное будущее. Сволочи! Ведь могли же воспользоваться случаем и начать серьезные бомбардировки Германии. Возможности для этого у них были, бомбардировщиков у лимонников хватает, особенно если считать вместе с базирующимися там же на островах американцами. Но они и пальцем не пошевельнули, чтобы нам помочь, оттянув хотя бы часть немецкой авиации с восточного фронта. Не рассматривают нас в качестве возможных союзников? Надеются договориться с Гитлером? Черт его знает! Впрочем, Британия сейчас своего мнения не имеет, слишком ослабла, всем заправляют американцы. Возможно, Черчилль бы такого не потерпел, но его еще год назад выперли в отставку. Премьер-министром у них сейчас Эдуард Вуд, лорд Галифакса, бывший посол в США. В свое время сторонник умиротворения Германии и явный противник союза с СССР. В общем, тот еще кадр.
В итоге получается, что это США в союзе с нами не заинтересованы? Война с японцами за "европейское колониальное наследство" у них пока идет с переменным успехом. Хотя Пёрл-Харбора в этой истории и не было, не успели японцы эту операцию подготовить, американцы им раньше войну объявили, но зато США тут приходится держать большие силы флота в Атлантике. Слишком сильно немцы с итальянцами на пару британский флот в Средиземном море потрепали, а японцы у Сингапура еще и добавили. Так что получается баш на баш и без Пёрл-Харбора. Япошки пока держатся неплохо, но перспективы у них нерадостные. Штаты к настоящему времени, наконец, раскрутили свою военную машину на полную катушку. Боеготовых дивизий у них становится все больше и больше. Увеличивается флот, авиация, производство различных вооружений. Рано или поздно это должно сказаться — экономическая мощь есть экономическая мощь. Тут силы Японии и США различаются кардинально. Кроме того, у японцев наметились серьезные проблемы в Китае и других оккупированных империей странах. Особенно в Китае, где временная коалиция Гоминьдана и КПК, направленная против японских оккупантов, оказалась куда более прочной, чем в известной Николаю Ивановичу истории. Возможно, сыграла свою роль странная смерть Чан Кайши в 1941 году, после чего Гоминьдан возглавил "молодой маршал" Чжан Сюэлян. Возможно, сказалось изменение политики китайских коммунистов, прислушивающихся к настойчивым советам товарищей из СССР. Да и помощи Китаю не воевавший все последние годы Советский Союз смог по факту оказать гораздо больше. Товарищ же Мао Цзедун и так не обделенный стратегическим талантом, получил возможность блеснуть им в полной мере, заимев в Китае огромное влияние гораздо раньше, чем ему полагалось. В итоге даже в полностью контролируемой японцами Манчжурии, в немалых количествах появились партизаны, а император Маньчжоу-го Пу И погиб от пули снайпера-смертника.
А после больших потерь германского и итальянского флотов на Черном море, американцы вполне смогут перевести на тихоокеанский театр дополнительные силы. И хлопот у Японии прибавится.
Неужели Штаты настолько возгордились, настолько верят в свою военную мощь, что союз с Россией считают излишним? Мол, сами со всеми справимся, даже в условиях войны на два фронта. Так вроде пока гордится им особо нечем. Или просто ждут, пока Гитлер нас так потреплет, что мы сами к ним за помощью прибежим? А уж тогда нам выкатят жесткие условия оказания этой самой помощи… Или же они все же надеются заключить с Гитлером мир? Черт его знает!
Запутавшись в геополитических раскладах, Николай Иванович вздохнул и вернулся к чтению газеты. "Правда" сообщала, что Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий совершил благодарственный молебен по случаю выдающейся победы Советского оружия на Черном море. Николай Иванович поморщился. Попов он не любил. Точнее признавал важность и необходимость Церкви, особенно сейчас в условиях тяжелой и кровопролитной войны. И одобрял принятое Сталиным еще в 1941 году решение о реабилитации Церкви ее и возвращении в общественную жизнь страны. Но это было одобрение человека неверующего, рассматривающего Церковь просто как один из общественных институтов, могущих соответственно приносить народу, как пользу, так и вред в зависимости от обстоятельств. В свое время, еще до распада СССР, он относился к церковникам гораздо лояльнее, тем сильнее было его разочарование в постперестроечные годы. Возможно с точки зрения основной заявленной задачи, то есть спасения душ человеческих Церковь действовала и правильно. Но и тут не проверишь, ибо Небесная Канцелярия статистических сводок на эту тему не выдает. А Николаю Ивановичу, как атеисту, этот аспект деятельности Церкви был вообще до лампочки. Но вот как общественный институт…
Вместо того чтобы серьезно помочь стране и народу в условиях случившейся катастрофы, Церковь напротив настойчиво требовала помощи себе и только себе. Мотивируя это тем, что сама кошмарно пострадала в советские годы. И поэтому весь народ, тоже якобы несущий немалую часть ответственности за гонения на церковь, должен все бросить, бежать ее спасать и в особенности поддержать материально. Бесконечные и безосновательные требования возврата некоей "церковной собственности", якобы отнятой безбожными большевиками тоже изрядно раздражали. Историей России Николай Иванович интересовался, поэтому точно знал, что никакой такой "собственности" большевики у церкви не отнимали. Все было сделано задолго до них, еще при царях. Широкая секуляризация церковного имущества началась при Петре I, а при Екатерине II она была в основном закончена. К моменту начала революции практически ничего в России собственно церкви и не принадлежало. Все числилось на балансе Священного Синода, то есть государственного учреждения. Соответственно, и национализировать большевикам было нечего. Разве только те храмы, которые принадлежали частным лицам, не пожелавшим их передать государству. Как, например храмовый комплекс Кремля принадлежал семейству Романовых. Единственным исключением была собственность РПЦ за границей. Вот она действительно была оформлена непосредственно на Церковь из-за особенностей местного религиозного законодательства и в опасении конфискации государственного имущества в случае начала войны с той или иной страной. На этом юридическом нюансе в свое время сыграла и поднялась Русская Православная Церковь Заграницей. Следует правда сказать, что сами церковники, точно зная эти тонкости, "возврата собственности" у государства и не требовали, выдвигая на острие атаки некую непонятную "православную общественность".
Кроме того, Николаю Ивановичу не слишком нравились личности постперестроечных священников и иерархов. Было похоже, что в связи с резким увеличением в Церкви числа штатных должностей и ограниченным количеством специализированных учебных заведений, штатные единицы заполнялись абы кем, как бы не бывшими сотрудниками советских кафедр философии и обществоведения. То есть в церковь пришла деклассированная интеллигенция, разочарованная, озлобленная на народ и страну.
Другой такой удобной трибуны, где можно так удобно и прибыльно продолжать поучать ненавистное, не оправдавшее надежд и чаяний "соли земли" русское "быдло", найти было трудно. Соответственно, вместо полезного инструмента по сплочению народа и привития ему необходимых для выживания нравственных начал, появился дополнительный источник раскола и деградации общества.
Николай Иванович все же надеялся, что в этой истории такого безобразия удастся избежать. Но добиться этого, как он понимал, будет довольно трудно. Тут по-хорошему надо Священный Синод реанимировать. Чтобы попы не на себя работали, под глубокомысленные разглагольствования о свободе совести и недопустимости вмешательства государства в духовные материи, а на общество. Тем более, когда они сами считают вполне допустимым свое вмешательство в светские дела, прикрываясь якобы данным им свыше и не требующим никакого дополнительного подтверждения духовным авторитетом. Нечто подобное в свое время Николай Иванович и изложил Сталину. Но новой версии Священного Синода в Советском Союзе так и не появилось. Видимо вождь предпочел сделать ставку на менее явные варианты контроля государства над церковью, можно догадаться какие. Тут как говорится, бог ему судья, в известной Николаю Ивановичу истории это не сработало. Всех этих "духовных авторитетов" все же лучше контролировать в дубовом административном порядке, без излишне сложных теневых игр. Взять, например "выдающихся деятелей" кинематографа. За те почти двадцать лет, прошедших со времени начала Перестройки, Николай Иванович так и не увидел в прокате ни одного достойного, по его мнению, российского фильма. Хотя во времена административно-командной системы таковые хоть изредка, но появлялись. Видно снимать хоть что-то путное "духовные авторитеты" от кинематографа способны только под недреманным оком жесткой цензуры, либо под недреманным оком прагматичных и ориентированных на прибыль от проката продюсеров. В первом случае снимается полезное для общества кино, а во втором хотя бы кассовое. Если же деньги выбиваются из государства или спонсоров на некую "свободу творчества", то результатом гарантированно оказывается вовсе не обещанный "шедевр", а очередное унылое и лживое дерьмо, интересное разве только специалистам по психиатрии и половым извращениям. В общем, у кого, что есть в душе, тем тот на людей и самовыражается. Насчет же истинного содержания душ "творческой интеллигенции" у Николая Ивановича давно никаких иллюзий не было, нагляделся вдоволь.
Добив номер "Правды" до конца, Николай Иванович отнес газету обратно, где ее тут же ухватил следующий желающий. Взамен взял номер "Известий", но там, как выяснилось, с небольшими купюрами было все то же самое. Видимо вся советская пресса сегодня писала об одном, что было понятно. Пожалев об отсутствии английских и американских газет, которые с самого начала войны больше не доставлялись в ОИБ, Николай Иванович отошел к окну. Окно выходило во внутренний двор техникума, пейзаж там был не слишком живописный, больше нагоняющий тоску откровенной захламленностью. Вообще пребывание в Куйбышеве, несмотря на короткий срок, уже успело поднадоесть. Из расположения в город его не выпускали. Если не считать одиночного визита к Берия и недавней поездки на Урал. Бытовые условия тут были паршивые, кормежка гораздо хуже той, к которой он привык в последнее время. Радио не послушать, развлечений тоже никаких. Единственная отдушина — работа, но даже ей тут заниматься было весьма неудобно. Оставалось надеяться, что скоро будет готова новая база за городом, ОИБ переберется туда и жизнь снова войдет в привычную колею. На природе, знаете ли, всегда приятнее. И погулять где будет, и возможно неподалеку окажется какая никакая речушка, или еще какой подходящий для рыбалки водоем, пусть даже и просто пруд. И с секретными документами, а других тут в ОИБ практически и не бывает, работать будет гораздо проще. А не так как здесь, где все сидят друг у друга на головах и полно посторонних. Вон, секретчика-бедолагу, того и гляди, удар от безысходности хватит.
От грустных мыслей Николая Ивановича отвлекло появление майора Иванова.
— Товарищ Прутов, кончайте перекур, идемте со мной. Надо обсудить один вопрос.
— Я не курю, — машинально возразил инженер. Хотя появление начальства на самом деле его обрадовало. Значит, есть очередное дело, значит, он кому-то нужен. Значит, жизнь продолжается.
После окончания совещания, выпроводив подчиненных, Сергей распахнул настежь окно и с наслаждением вдохнул свежий и уже достаточно холодный воздух. Накурили в кабинете изрядно, хоть топор вешай, открытая форточка не помогала. На дворе стоял октябрь, с деревьев опадала листва, по ночам уже случались заморозки. Было очевидно, что лето закончилось — тяжелое военное лето 1944 года. Позади осталась "Битва за Кавказ", стоившее огромной крови обеим сторонам сражение под Житомиром, решившее судьбу Киева, отход советских войск за Днестр и последующий прорыв фашистов севернее Тирасполя, создавший реальную угрозу потери Одессы и Николаева. Сергей отошел от окна и остановился перед висевшей в простенке картой, где было обозначено положение фронтов на сей день. Конечно, по сравнению с октябрем сорок первого года в истории "гостей" — дело обстояло не так плохо. У них в октябре фашисты уже прорвались в Крым, взяли Харьков, Калинин, находился в блокаде Ленинград, в опасности была уже сама Москва. С другой стороны, как ни крути, врагу все же удалось нас потеснить, несмотря на все предпринятые по подсказке "гостей" меры. Фашисты захватили наши территории: часть Прибалтики, Белоруссии, Украины, Молдавию. Вытеснили нас из южного Ирана. Советская армия потеряла на всех фронтах почти миллион человек. И это только военнослужащих, без учета потерь среди мирного населения. А они тоже видимо велики. И на оккупированных врагом территориях и от бомбардировок с воздуха. Один массированный налет их авиации на Ленинград чего стоил! А атомная бомба в Москве! Промышленные центры Белоруссии и Украины, находившиеся в радиусе действия бомбардировщиков Люфтваффе, тоже пострадали. Хорошо хоть атомные бомбы больше не применялись, видно Гитлеру первого обмена ядерными ударами хватило за глаза. Или с оружейным ураном у немцев большие проблемы.
А вообще война хоть и шла пока на нашей территории, но чувствовалось что на равных. Фашистов за лето изрядно измотали, у них тоже немалые потери, можно было надеяться, что зимой удастся переломить ситуацию в свою пользу и хотя бы для начала вышибить врага с оккупированных территорий. А там…
Только хорошо бы понять, на что Гитлер вообще рассчитывал, начиная эту войну? В Ставке, слышал Сергей, склонялись к мысли, что война Германией изначально планировалась как ограниченная. То есть о полном разгроме Советского Союза речи и не шло, не те у врага были силы. Враг хотел наложить лапу на кавказские нефтепромыслы и получить удобную границу с нами по гребням Большого Кавказского Хребта. Кроме того, планировался захват Одессы, как самого удобного порта на Черном море и Крыма, который у них был, как кость в горле. В случае удачи, Советский Союз лишался Закавказья и важных стратегических позиций в Причерноморье. Что в итоге исключало в дальнейшем любые наши претензии на Ближний и Средний восток, ибо не оставалось плацдармов, с которых можно было бы попытаться упомянутые претензии реализовать. Соответственно, новые колониальные владения Германии на Востоке оказались бы в безопасности. Потеря кавказской нефти лишила бы СССР способности продолжать полномасштабную войну, что давало возможность навязать ему мир на своих условиях, то есть заставить утереться и признать болезненные территориальные потери. А больше, в общем-то, ничего Гитлеру и не надо, уже нахапал столько, что долго переваривать придется. Один только контроль захваченной Европы, Северной Африки, Ближнего и Среднего востока — сам по себе требует немалых усилий.
Но коса нашла на камень: захват Закавказья с треском провалился, с Крымом и Одессой тоже обломилось. Кроме того, не следует забывать о появлении в арсеналах Советского Союза ядерного оружия. Лесному ежику ясно, что если нас загонят в угол, то Германии не поздоровится. Зачем вообще покойникам колонии? Тут, по-хорошему надо срочно начинать мирные переговоры, пока мы сами в наступление не перешли. И переговоры эти будут идти уже на наших условиях.
Но переговоров с Рейхом пока не наблюдается. Гитлер продолжает вести войну, непонятно на что рассчитывая. Возможно потому, что признание провала может поставить крест на его политической карьере. Особенно после ядерных бомбардировок Германии и тяжелых потерь на фронте. А еще разгром флота на Черном море, в Рейхе это восприняли весьма болезненно.
Возможно, надежды связаны с тем, что Гитлер рассчитывает подвязать к войне оккупированные европейские страны. До последнего времени тамошних "Квислингов" не слишком баловали, держали в черном теле. Делиться с побежденными Германия явно не жаждала, сама все сливки снимала. Но теперь, судя по последним сообщениям из Европы, ситуация начинала меняться. Речь явно шла о крупном повороте политики в отношении оккупированных стран. Начались разговоры о "Единой Европе", о необходимости совместными усилиями противостоять "Ордам с востока". Мол, "Европейская цивилизация в опасности". Если так и дальше пойдет, то кроме добровольцев из тамошних фашистов, на фронте вполне могут появиться французские, бельгийские, норвежские и прочие линейные дивизии, сформированные уже по призыву. В дополнение к уже имеющимся там дивизиям румын, итальянцев, испанцев и прочих сателлитов. Вот тогда нам действительно придется воевать против всей Европы. А это будет непросто.
Хотя для того, чтобы провернуть такой фокус, Германии все же придется хорошо поделиться с Европой ресурсами из своих новых колоний, если не самими этими колониями. Придется дать побежденным если не независимость, то нечто вроде этого. Задаром воевать никто не будет, таких дураков нет. Кроме того, опять же не следует забывать о ядерном оружии. Париж ведь может гореть ничуть не хуже Берлина. Как там, в песне, которую инженер вспомнил?
На восток уходит краснозвездный МиГ,
В Лувре начинается пожар.
Эйфелевой башни обгорелый пик
Сбросил в Сену ядерный удар!
Так что еще десять раз подумают, прежде чем ввязаться! Да и времени на это потребуется немало. За пару месяцев такие дела не делаются. С выделением ресурсов из колоний тоже неувязки. Пообещать их Германия, конечно, может, но вот реально дать… Та же нефтедобыча, а это для Европы сейчас главное, пока в захваченных колониях развита совершенно недостаточно. Надо проводить геологическую разведку, бурить скважины, строить нефтепроводы и железные дороги. Это работа на десятилетия и колоссальные затраты. Рудники тоже в короткие сроки не обустроишь. Уж нам ли не знать, тут с одним ураном сколько намучились. С Волжским нефтеносным районом, правда, управились быстро, но он у нас удобно расположен, считай, в середине страны. Да и оборудование для него просто снимали с Бакинских нефтепромыслов. Кроме того, иракские нефтепромыслы здорово пострадали. Сначала их англичане при отступлении покурочили, а потом и мы своими бомбардировками. С румынскими нефтепромыслами похожая история, бомбили их серьезно. В отместку, правда, немцы, когда их план по захвату Закавказья провалился, здорово изуродовали наши аналогичные объекты на Кавказе. Но на круг проблемы с нефтью будут скорее у них, чем у нас.
Так что чем в такой ситуации кончится война, пусть и против всей Европы, еще бабушка надвое сказала. Армия наша дерется, может и не идеально, но вполне достойно, так что реорганизация себя оправдала. Потери хоть и велики, но с учетом того, кто является противником, в общем-то, допустимые. Миллионных толп пленных с нашей стороны тоже нет, всем доходчиво объяснили, за что ведется война, и что в этой войне ждет проигравших. Так что войска сражаются до последнего.
Стоящая на вооружении Советской армии техника тоже показала себя в боях неплохо. Многие образцы ее, судя по поступающим сообщениям, произвели на фашистов неизгладимое впечатление. Наверняка сейчас Гитлер жучит немецких конструкторов, требуя, чтобы они обеспечили его армию чем-то подобным. Или хотя бы быстро выработали эффективные методы противодействия нашим многочисленным техническим сюрпризам. А то танки немецкие горят без особого от них толка, радиосвязь вечно не работает, превосходства в воздухе достичь не удалось, в тылах наступающих армий вообще черт знает что творится, ни пройти, ни проехать. Потери растут, а успехов…
Стратегических целей в итоге враг не достиг, зато получил несколько весьма болезненных щелчков по носу. Хотя его силы, следует признать, еще очень велики и война, соответственно, может затянуться надолго, вплоть до взаимного истощения, которое многих весьма порадует.
Сергей закончил разглядывать карту и снова вернулся к открытому окну. Достал из кармана пачку папирос, закурил. На душе было муторно. Нормальные люди на фронте сражаются, жизни свои за Родину кладут, а они тут в тылу… Местные жители, поначалу относившиеся к соседям с должным уважением, последнее время поглядывают если не с презрением, то с явным недоумением. Мол, что вы тут, товарищи военные, делаете? И почему вы собственно, такие молодые и здоровые, до сих пор не на фронте? И людям ведь не объяснишь! Своим подчиненным он особым приказом запретил подавать рапорта об отправке на фронт. Допущенные к секретам, ясен пень, и не надеялись, что их туда отпустят, но в охране было много недовольных.
Понятное дело: из действующей армии в отпуска сейчас приезжают бравые ребята с орденами, медалями, нашивками за ранения. Овеянные, так сказать, боевой славой. Кстати, вполне заслуженной. Девки местные от их вида млеют, чуть ли не гроздьями на шею вешаются. Мои бойцы среди них сейчас не котируются. Да и сами фронтовики на наших свысока смотрят. Мол, что тут за крысы тыловые окопались? Кому такое понравится?
Пропаганда государственная постаралась на славу. Мол, если воин и защитник, то настоящий мужчина, а если нет, то непонятно кто… нечто… среднего рода. На заводах, говорят, из-за этой пропаганды тоже коллизии немалые. Кто под бронь попал — плачем плакали, ибо бабье на улице стыдило, со всем присущим оному бабью ехидством. Пришлось специальные значки выдавать, чтобы издалека видно было, что это не недоразумение белобилетное, а необходимый для трудового фронта человек. Чиновничьей шушере, ясное дело, таких значков не выдали, так что они отдуваются на полную катушку.
Впрочем, сейчас их все равно постепенно заменяют инвалидами-фронтовиками после госпиталей, либо мужиками в годах, призыву не подлежащими. А остальных на фронт, чтобы не раздражали народ своими отъевшимися наглыми мордами.
С такой политикой Сергей был совершенно согласен. Как и с ликвидаций в лагерях всех уголовников-рецидивистов. Зачем в воюющей стране кормить эту блатную братию, всяких там воров в законе, которые мало того, что сами не работают, да еще и других на это подбивают? И чего с ними раньше чикались? Какие они нормальным людям классово-близкие? А теперь строго, по законам военного времени: вместо третьей ходки сразу без разговоров дается вышка. И правильно! Зачем плодить эту, как ее… "организованную преступность"! Говорят, что шорох в уголовном мире эти нововведения навели изрядный. Преступность сразу так упала, что милицию теперь можно без опаски чуть не втрое сокращать. Закоренелые бандюги теперь, правда, стараются органам живыми не сдаваться. Но это даже к лучшему — меньше расходов на суды. И никто в будущем не будет снимать фильмы про то, как "героические" уголовники "спасли" страну на фронте!
Сергей затушил очередную папиросу. Ничего срочного в ближайшие часы не предвиделось, поэтому он решил съездить на станцию, чтобы получить поступивший в адрес ОИБ груз. Разумеется, личного его присутствия там не требовалось, вполне можно было послать кого-то из подчиненных. Но Сергею хотелось воспользоваться этим предлогом, чтобы лишний раз увидеться с Натальей.
Они встречались, пусть и урывками, уже полгода. За это время он успел сильно привязаться к чистой и скромной девушке. И даже частенько подумывал о женитьбе на ней. Все же Наталья выгодно отличалась от разбитных московских девиц из "интеллигентных" московских кругов, с которыми он раньше большей частью имел дело. Может, в сравнении с ними она была не так образована, зато умна и без неуместных претензий, свойственных москвичкам. А уж в части красоты легко могла заткнуть за пояс любую тамошнюю шалаву. Именно такая жена и нужна офицеру. Препятствием к женитьбе было то, что высокое начальство недвусмысленно намекнуло, что вступать в брак сотрудникам ОИБ пока не ко времени. Мол, стоит все же дождаться окончания войны. Тогда, мол, все может измениться. Исключение было сделано только для капитана Корнева, год назад женившегося на буфетчице с которой он и раньше крутил амуры. Но буфетчица была своя, из обслуги. Туда изначально подобрали смазливых и не жеманных девиц. Явно с тем прицелом, чтобы мужики без женского общества на стенку не лезли, и по окрестным блядям не бегали. Сергей и сам, разумеется, пользовался предоставленной руководством возможностью, но жениться…
Для поездки на станцию Сергей взял грузовик, прихватив с собой пару бойцов в качестве грузчиков. Прибыв на место, быстро оформил в конторе бумаги и отправил людей на погрузку. Дежурный был знакомый еще по первому визиту на станцию, одноногий.
Отказавшись от предложенного чаю, Сергей поинтересовался, где сейчас Наталья Сверкова.
— Так она уволилась от нас, еще вчера, — с явным неудовольствием сообщил дежурный. — Ума не приложу где теперь водителя на машину искать. Подвела, чертова девка!
— Как уволилась? Почему? — оторопел Сергей.
— Так в армию она уходит, добровольцем, — сообщил мужик. — Люди говорят, что не один месяц военкомат донимала. Но до сих пор ей отказывали. А позавчера повестка пришла. Вот она и уволилась. Не понимаю я такого, — дежурный неодобрительно покрутил головой. — Чего бабам на войне делать? Неужто без них не справятся? Им бы дома сидеть, да детей рожать — растить. Слышал, что вы с ней чуть ли не женихались? Так что же не удержали? Сгинет ведь дуреха! Война — это ведь не фунт изюма! Мне ли не знать!
Сергей от такого известия поначалу дар речи потерял, только кивал как болванчик на сентенции инвалида, но потом взял себя в руки.
— А где она сейчас?
— Да дома, наверное, собирается, — пожал плечами мужик.
Сергей торопливо с ним распрощался и пошел, точнее, почти побежал к Наташиному дому, благо идти было недалеко.
Ворвавшись в дом, Наталью он нашел сразу. Она сидела за столом и что-то писала. Увидев его, вскрикнула и скомкала бумагу. Сергей сгреб ее в объятья, но девушка начала вырываться. — Пусти!
— Зачем ты это сделала? — подполковник разжал руки.
— Так было надо, — Наталья отводила взгляд.
— Это ведь война, дурочка. Не место там женщинам.
— Я же не стрелять туда еду, — возразила девушка. — Буду грузовик водить, я училась.
— Да разве в этом дело! Да хоть бы и стрелять! Что мне немцев жалко, что ли? Дело в том, что в тебя они тоже стрелять будут! Автотранспорт — любимая цель для авиации.
— Я не боюсь!
— Я знаю, что ты очень храбрый котенок, — Сергей снова обнял девушку, в этот раз она не отстранилась. — Слушай, выходи за меня замуж! — Пусть начальство подавиться своими рекомендациями, — пронеслось у Сергея в голове.
— Поздно, я все решила. И повестка уже пришла.
— Ничего не поздно! С военкоматом я вопрос решу.
— Нет! — Наталья снова вырвалась. Глаза ее сверкали от возмущения. — Только попробуй! Я тебе этого никогда не прощу!
Сергей с тяжелым вздохом сел на стул. Страшно захотелось выпить.
С рыбалкой на новой базе дело обстояло гораздо хуже, чем под Москвой. Волга, где водилось все: от ерша до белуги — была километрах в десяти. Но туда начальство не пускало, ссылаясь на соображения секретности, военное время и прочее. Из всех возможностей под боком был только небольшой пруд. Но в этом пруду ловить можно было только карасей, да и то не слишком крупных. Теоретически там еще водились карпы, но у местных колхозников имелись на вооружении неплохие бредешки, коими они периодически прочесывали и так не слишком великий водоем. А карась и есть карась, он даже поплавок не топит, а роняет — никакого особого азарта! Оставалось надеяться, что в следующем году с серьезной рыбой ситуация улучшится, ибо пруд попал в запретную зону и местных рыбаков к нему больше не подпустят.
Николай Иванович проверил наживку, забросил удочку и присел на принесенный с собой табурет. Погода была промозглой, по выпрошенной у охранников плащ-палатке тарабанил мелкий дождичек. Октябрь месяц, ничего не попишешь.
Несмотря на дождь, настроение было неплохое. Вчера пришло сообщение, что Карельский фронт начал наступление в Заполярье в направлении на Лоутсари и Печенгу. Судя по всему аналог Петсамо-Киркенесской операции в известной Николаю Ивановичу истории. Первое серьезное наступление со стратегическими целями, да еще на вражескую территорию. Летом и в начале осени, разумеется, Советская армия тоже частенько пыталась наступать, но это правильнее было называть контрнаступлениями, да еще и проводились они на своей территории. Непонятно правда, почему начать решили именно с Лапландии, ведь финны с начала войны особой активности не проявляли. Ни в Карелии, ни на Выборгском направлении. Даже наступление на Мурманск не состоялось. Возможно потому, что егерей генерала Дитла там не было, их перебросили на Кавказский фронт.
Николай Иванович подозревал, что все дело было в никеле. Никеля стране остро не хватало, Норильский комбинат только начинал давать первую продукцию, до его выхода на проектную мощность было еще ох как далеко. А в финской Лапландии имелись соответствующие рудники. Их захват давал возможность обеспечить никелем собственную промышленность, в том числе и атомную, а противник, соответственно, лишался важного стратегического ресурса. Да и политическом плане успешное наступление в Заполярье сулило немалые дивиденды. А успех был вполне возможен. Финны конечно ребята решительные и упорные, могут попить немало крови, но с тяжелым вооружением у них негусто. При правильном подходе к делу можно задавить, и отнюдь не живой силой. Глядишь, сообразят, что из войны лучше бы им выйти. Пока дело совсем жареным не запахло. Немцам это оптимизма тоже не прибавит, да и нашим союзничкам соответственно. Да и какие это союзники, если разобраться. Ленд-лиза мы от них все равно не дождались, ибо как непременное условие такового с нас потребовали передать все наработки по атомной бомбе "в подтверждение союзнических отношений". Иосиф Виссарионович, как и следовало ожидать, по всем правилам дипломатической вежливости предложил партнерам по антигитлеровской коалиции посетить индейскую избу. После чего все поставки в СССР идут только за золото и при стопроцентной предоплате.
Причем хай-тека вроде радио и гидролокаторов не поставляют принципиально, промышленное оборудование с большими ограничениями, предвосхищая заветы Джека-Веника. Хорошо хоть алюминий и грузовики пока еще дают. Грузовики, правда, тоже пытались зажать, но как сообщил по случаю подполковник Горелов, наша дальняя бомбардировочная авиация "в воспитательных целях" в клочья разнесла ОДАБ автомобильный завод Опеля в Бранденбурге, национализированную немцами собственность штатовской GM. Все же радиолокационные бомбовые прицелы — крайне полезная вещь, а на территории Германии и протекторатов много другой американской собственности. Так что грузовики они нам поставлять все же согласились, хоть идет их и меньше, чем в нашем варианте истории. И сроки уже оплаченных поставок союзники взяли за моду срывать, даже, несмотря на стопроцентную предоплату. Впрочем, в первую мировую с российскими заказами была та же самая история. Деньги получат, а потом непременно возникают "объективные сложности". Ну, ничего, бог даст — сочтемся. Германию займем — вообще всю их собственность вывезем в Союз. Или на худой конец национализируем. Без ленд-лиза конечно кисловато, но ведь потери собственных промышленных мощностей и сельскохозяйственных районов не идут ни в какое сравнения с тем, что было у нас. Эвакуация промышленности большей частью не понадобилась. Заводы работают, исправно выдают нужную фронту продукцию. Так что провала в производстве оружия и боеприпасов не наблюдается. Колхозники благополучно убрали в закрома родины очередной урожай, так что голода не будет, а без ихней тушенки перебьемся, как ни будь.
Поплавок лег набок. Николай Иванович привстал, и подсек очередного карася. Сунул его в ведро, и, поморщившись, сполоснул руку в холодной воде. Суставы и без того ныли. Было ясно, что с рыбалкой следовало завязывать.
Вернувшись в усадьбу, Николай Иванович сдал рыбу на кухню и прошел в свою комнату. Там он открыл сейф, надо было работать, снова напрягать свою стареющую память. Николай Иванович усмехнулся, вспомнив, как по наводке современников, начитавшихся всякой ерунды и насмотревшихся модных телесериалов, к делу освежения памяти пытались привлечь гипнотизеров. Мол, человек на самом деле ничего не забывает, надо только помочь ему вспомнить. Николай Иванович еще тогда высказал свой скепсис. Он совершенно не верил, что под гипнозом человек может сделать хоть что-то, чего не смог бы сделать наяву, будь на то его большое желание. В смысле, гипноз вероятно и может помочь вспомнить что-то, что человек, например, по причине психотравмы предпочел старательно забыть, да и только. А что он там наболтает в измененном состоянии сознания, то есть в подобии сна — еще большой вопрос. Чего только человеку не приснится. Даже свои прошлые якобы жизни с живописными подробностями расписывать начинают. Да, болтают, что, мол, даже милиция иногда гипнотизеров для работы со свидетелями привлекает. Но это явно для отмазки, когда в "громких" делах в тупик заходит, а бурную деятельность требуется демонстрировать. Фактов реальных успехов в этом деле что-то не особо видно. С тем же успехом можно для связи со стратегическими ракетоносцами использовать телепатов вместо умерших от старости передатчиков на сверхдлинных волнах, а вместо ГРУ и внешней разведки ввести в штат астрологов. Это понятно дешевле и креативней, но толку никакого.
Но Николая Ивановича в данном случае не послушали. Начальство к идее привлечения гипнотизеров отнеслось со всей основательностью. Притащило для этого не абы кого, а самого Вольфа Мессинга. Только результаты оказались плачевными, точнее, никакими. Если уж человек обладает от природы эйдетической памятью, или развил ее в результате долгих упражнений, тогда да. А если человеку не дано, то и гипноз ничем особо не поможет. Горелов потом рассказал, что компетентные органы на всякий случай проверили биографию Мессинга, точнее его мемуары, ставшие известными широкой публике будущего благодаря телевидению. Выяснилось, что мемуары эти представляют собой характерный образчик еврейских охотничьих баек.
С Эйнштейном в Вене Мессинг не встречался, ибо Эйнштейна в описываемое время в Вене и близко не было. Также он никогда не выступал с гастролями ни в фашистской Германии, ни в Генерал-губернаторстве. С Гитлером и прочими нацистскими бонзами Вольф Гершикович не встречался, катастрофу в результате похода на восток им не предсказывал и преследованиям за это понятное дело не подвергался. В газетах предвоенной Польши и тамошних специализированных изданиях по эзотерике и прочей наукообразной мистике никаких упоминаний о "великом провидце" и гипнотизере тоже не удалось обнаружить. Еще он никогда не встречался со Сталиным, с Берия, не проходил в Кремль по подложным документам, не получал в сберкассах крупных сумм вообще без таковых и так далее. В общем, тот еще сказочник. После ставшего очевидным провала попыток пробудить гипнозом эйдетическую память, товарища прозреца увезли. Николай Иванович подозревал, что больше о нем никто и никогда не услышит.
— Ну и Аллах, точнее, Яхве с ним. Одной легендой больше, одной меньше, тем более что это дело уже прошлое.
Николай Иванович хмыкнул и сосредоточился на работе. В последнее время ему частенько подкидывали халтурку по линии пропагандистского ведомства. Пропагандистам вечно требовался креатив, а штатные работники пока далеко не достигли должных высот в промывании мозгов доверчивых граждан, как своих, так и иностранных. Хотя надо отдать им должное, уверенно к этим высотам стремились. Понятно, что сам Николай Иванович большим талантом в этом деле не обладал, зато за годы долгой жизни ему довелось слыхивать, видывать и читывать всякое.
В данном случае требовались аргументы, объясняющие иностранным слушателям "Голоса Москвы" тот неприятный факт, что все же многовато советских граждан пошло на службу немцам на оккупированных территориях. Контора покойного Геббельса даже без его участия продолжала работать вполне эффективно и соответственно не преминула донести эту информацию до сведения широкой мировой общественности. Английская и американская пресса со злорадным удовольствием перепечатывали и комментировали подобные материалы. Получалось некрасиво. Мол, четверть века воспитывали, воспитывали советских людей, а они в "хиви" записываются. Не все, разумеется, и даже не большинство, но достаточно массово. Наши, понятное дело, достаточно успешно отбрехивались, напирая на "родимые пятна капитализма", особенно ярко проявляющие себя на недавно присоединенных к Союзу территориях, не успевших оценить все преимущества советского строя. Но пропагандистские аргументы имеют тенденцию стираться от долгого употребления.
— Креатив им подавай, — проворчал Николай Иванович. — Ладно, попробуем. Например: Моисей вон сорок лет своих евреев по пустыне водил, пока не умерло поколение знающее рабство. А наши западенцы, мол, всего пяток годков под сенью социализма пребывали. И чего с них, соответственно, взять? Вот вымрут последние бывшие польские и австрийские холопы, тогда и с претензиями обращайтесь. А что? Для западного потребителя должно пройти. Религиозный мотив тут к месту.
Николай Иванович зафиксировал мысль на бумаге. Потом засомневался и решил на всякий случай свериться с первоисточником. Были уже прецеденты конфузов, связанные с некритичным использованием демократических штампов. Библиотечку он за последние годы собрал неплохую, библия в дореволюционном издании там имелась. Сначала просмотрел книгу "Исход", но там нужного эпизода не оказалось. Пожалев об отсутствии сквозного компьютерного поиска по тексту, стал искать дальше. Искомый текст обнаружился в книге "Числа".
— Ну вот! И тут демократы переврали!
Из текста первоисточника следовало, что вовсе не Моисей сорок лет водил евреев по пустыне, а сам господь. И не для искоренения духа рабства, а в наказание за неповиновение его воле. А так же за неуместный ропот на вышестоящее небесное начальство и злостное "блудодейство". Сначала хотел вообще немедленный геноцид устроить, но Моисей вовремя напомнил, что ранее имело место быть твердое обещание народ еврейский до земли обетованной все же довести. А вести туда покойников ему будет трудновато. Тогда господь немного сдал назад, мол, слово он нарушать не будет, и собственно народ-то таки до места доведет. Но никак не раньше, чем трупы доставших его до глубины души "блудодеев" сгниют в пустыне. Учитывая, следует понимать, среднюю продолжительность тогдашней жизни срок епитимьи был определен в сорок лет.
В общем, никакого "поколения не знавшего рабства". Сгнить в пустыне предстояло только бедолагам "от двадцати лет и выше". Несовершеннолетние, хотя и знавшие рабство, шансы дожить до земли обетованной все же сохраняли.
— Мда-с, опять облом! — расстроился Николай Иванович. — Для советской творческой интеллигенции аргумент бы сошел. Она первоисточники принципиально не читает. Но в экспортном варианте не проходит. Там у многих библия — настольная книга. Тут же ткнут носом, да еще и обсмеют.
— А что взамен? Понятно, что как бы справедливо не было устроено общество, в нем всегда найдутся ушлепки, способные с радостью перейти на сторону врага. Просто потому, что считают себя этим самым обществом обделенными. Если у человека претензии на уровне Императора Галактики, то такой никогда не признается себе, что в реале он полный ноль. Будет считать, что это общество ему самореализоваться не дало. Мол, не позволяло ему общество насиловать женщин, обращать ближних в рабство, убивать, грабить, сексом нетрадиционным заниматься так пусть тогда оно пеняет на себя. Вот и идут такие в полицаи, чтобы грабить и насиловать без опаски. Или в "правозащитники", где можно с большим понтом провозглашают разную чушь, вроде тех же сорока лет блуждания по пустыне с целью искоренения рабства, или про "патриотизм — последнее прибежище негодяев". Про "негодяев-патриотов", вроде, Лев Николаевич Толстой крылатую фразу в российский оборот запустил. В переводе иностранного автора малость "ошибся". С ним все понятно. Светоча свободы всю жизнь к мальчикам тянуло, сам в дневниках написал, да и "Крейцерова соната"… А государство, церковь и общество этого дела не одобряли. В итоге граф жену чуть не довел до сумасшествия, но сам раньше спятил. Государство нес во все корки, мол, свободы больше надо. Если с мальчиками нельзя, то нахрена вообще нужно такое государство истинно свободному человеку? С церковью разругался, богоискательством занялся. Бога, ясное дело, искал такого, который Содом с Гоморрой горящей серой жечь не станет.
Эти так сказать "идейные" предатели. Другие попадают в коллаборационисты по трусости, жизнь свою единственную и неповторимую спасая. Или от безысходности, ибо жить и кормить семью как-то надо даже и на оккупированной территории, а подходящих трудовых навыков, воли и совести не имеется.
Николай Иванович вздохнул. Все эти рассуждения, хотя и были очевидными проходили по графе "лирика". Для публичной пропаганды требовалось что-то иное, но ничего толкового на ум не приходило. Пропагандистская муза явно саботировала свои обязанности. Чтоб малость отвлечься, Николай Иванович включил радиоприемник и настроился на волну "Голоса Москвы". В эфире звучала песня из старого кинофильма "Генералы песчаных карьеров".
Я начал жизнь в трущобах городских.
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих,
Я есть просил, я замерзал.
Вы, увидав меня, не прячьте взгляд.
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
За что вы бросили меня? За что!
Где мой очаг, где мой ночлег?
Не признаете вы мое родство,
А я ваш брат, я человек.
Вы вечно молитесь своим богам,
И ваши боги все прощают вам.
Край небоскребов и роскошных вилл,
Из окон бьет слепящий свет.
О если б мне хоть раз набраться сил,
Вы дали б мне за все ответ.
Откройте двери, люди, я ваш брат,
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
Николай Иванович довольно усмехнулся. Эту песню он вспомнил и записал лично, больше ее никто из попаданцев не припомнил. Пропагандистам она явно пришлась по душе за явную подрывную сущность, дополненную антиклерикальными мотивами. Песню перевели на четыре языка, и крутили по "голосу" довольно часто. Сначала Николай Иванович сомневался, что с этого будет большой толк. Ведь радиоприемники в трущобах нынче встретишь не часто. У обитателей же "роскошных вилл" они, разумеется, имеются. Но эти отнесутся к идее "открыть двери" обуреваемым желанием взять ответ за "все" деклассированным элементам примерно с тем же энтузиазмом, как финны обрадовались словам "…принимай нас Суоми-красавица…". Но в этой оценке Николай Иванович ошибся. Шлягер неведомыми путями распространился по миру в соответствующих целевых социальных группах, став там чуть ли не гимном.
Несмотря на все уговоры, Наташа не передумала. Свою тоску и страх за нее Сергей, как и подобает нормальному офицеру, глушил не алкоголем, а службой. Подчиненным можно было только посочувствовать, ибо гонял он их всех по полной программе, надеясь хоть немного приблизить час окончания войны и дать любимой лишний шанс на возращение.
Бесило только то, что как раз в этом деле его ОИБ уже немногим могло помочь стране. В вопросах стратегии, тактики, организации войск и тому подобного почти все что могли, они из "гостей" уже, так или иначе, вытянули и предали по команде. И если в дебюте войны еще можно было хоть как-то опираться на сообщенные "гостями" сведения, то миттельшпиль уже предстояло играть самостоятельно. А уж что там будет ближе к эндшпилю… Сводки с фронтов в ОИБ по старой памяти регулярно передавались, анализировались, но все прекрасно понимали, что особого смысла в этом уже нет.
Благо, что фронтовые командиры, высокие штабы, да и просто рядовые бойцы, за прошедшие месяцы успели набраться реального опыта боевых действий и няньки им уже не больно требовались. Даже инженер Прутов частенько удивлялся, как творчески наша армия порой пользовалась сообщенной, в том числе и им самим информацией. Взять, например, применение РЭБ. На примитивной аппаратуре, без всяких там компьютеров, а жизнь фашистским связистам отравили основательно. Из допросов пленных стало известно, что именно на постоянные неполадки со связью германское фронтовое командование во многом списывало свои неудачи на Восточном фронте. Впрочем, дураками немецкие фашисты отнюдь не были. Постоянно устраивали настоящую охоту на мобильные наземные "глушилки", да и в воздухе первым делом пытались завалить самолеты РЭБ, определяя их по торчащим антеннам и подвесным контейнерам. А в начале осени на фронте у них начали появляться аналогичные установки, и теперь уже нашим связистам приходится осваивать работу в условиях радиоэлектронного противодействия. Или, например, действия советских диверсионных групп за линией фронта. Отчеты об их операциях явно в будущем послужат прекрасной основой для множества приключенческих романов. Да и обычные мотострелковые части демонстрировали хорошую изобретательность в деле истребления супостата. Усиленно внедряемые последние пару лет установки на проявление здоровой инициативы вкупе со значительно возросшей подготовкой войск все же дали определенные результаты. Сказалось еще то, что моральный климат в армии явно изменился к лучшему. С "барством" командного состава, объявленного "отрыжкой феодализма" боролись нещадно. Теперь все военнослужащие, в том числе и генералитет, питались из одного котла и по возможности за одним столом. Офицерские доппайки не предусматривались. Разве только для летчиков и разведчиков делалось исключение. Личный состав тыловых служб не мог рассчитывать комфортно отсидеться за чужими спинами, ибо в войсках действовал принцип "У нас воюют все!". Политика культивирования "братства по оружию" существенно повысила стойкость и боеспособность армии.
Да и введенные в обиход по информации "гостей" облегчающие жизнь бойцов мелочи тоже сыграли свою роль. Одни предусмотренные в комплекте снаряжения каждого бойца, коврики из вспененного полиэтилена чего стоили. Легкие, достаточно компактные, с двухсторонней маскировочной окраской лето/зима эти коврики вызывали восторженные отзывы из действующей армии. И для пехотинцев противника по имеющейся информации они являлись, чуть ли не самым желанным трофеем. Мелочь, а приятно! Сапоги из кожзаменителя, названного кирзой, восторженных отзывов из войск не вызывали — заменитель он и есть заменитель. С хромовыми не сравнить. Но зато кирзовые сапоги, ботинки и ранцы выпускались в огромных количествах, полностью покрывая возросшие потребности армии. Жаль, что маловато нового в том же духе ОИБ могло предложить армии.
С техникой, вооружением и тому подобным дело обстояло лучше, полученные от ОИБ консультации пока еще нередко оказывали существенную помощь. Продолжалась работа по накоплению информации, использовать которую на настоящий момент было либо невозможно, либо преждевременно. В особенности по перспективным направлениям науки и техники. Да прочие направления не забывались. Плюс к тому накапливалось огромное количество разнородных сведений по бытовым мелочам, моде, культуре, торговле, образованию, обслуживанию и тому подобному. Возможно, когда-то эта информация будет востребована, и тогда какая ни будь хитрая щетка для волос, принесет миллионы в казну и массу удовольствия женщинам. Возможно, что многих порадует пока признанная преждевременной для обнародования песня. Возможно. Но пока большая часть этих сведений без толка пылилась в архиве ОИБ. Прожектерские предложения инженера Прутова о массовом получении патентов за рубежом и соответственно стрижка с них многомиллионных валютных купонов в бюджет государства не выдержали столкновения с реальностью. Специалистом по патентному праву инженер все же не являлся. Проблема была в том, что СССР не подписывал Парижскую конвенцию по охране промышленной собственности, включающую в себя, в том числе и вопросы международного патентного права. То есть Советский Союз никому из иностранцев никаких роялти с изобретений принципиально не платил, но и сам, соответственно, не мог ни на что в этом плане рассчитывать. Вопрос присоединения к конвенции подробно рассматривался, но там было множество проблем. Страна неизбежно погрязла бы в массе судебных исков по "старым делам". Кроме того, как рассудили привлеченные специалисты, система патентного права создавалась для того, чтобы промышленно-развитые капиталистические страны, их корпорации и банки получали прибыль, а вовсе не для того, чтобы эту прибыль с них получал кто-то другой. То есть в случае, когда баланс будет нарушен в пользу СССР, то против него неизбежно последуют жесткие протекционистские меры. Как выразился один из спецов: "Если джентльмены проигрывают, то они меняют правила". Еще специалисты заметили, что патентное дело на западе фактически монополизировано соплеменниками Альберта Эйнштейна, которые делают неплохие деньги на несоответствии разнородных национальных патентных систем и международного характера производства. Учитывая же известные нюансы внутренней политики Советского Союза, следовало ожидать многочисленных сложностей, например с правом "первой заявки", если вообще не негласного бойкота. Плюс к тому за патентование надо платить, да и действуют патенты отнюдь не вечно. Подавать заявку следует только тогда, когда реально собираешься что-то по ней производить, или хотя бы продавать на это производство лицензии. В общем, патентная система запада — это своего рода ловчая сеть. Сеть настроена так, чтобы нечто полезное, способное принести хорошую прибыль, не проплыло бы мимо внимания серьезных людей. А так же так, чтобы ничего неуместного, способного испортить налаженное дело серьезным людям, ненароком не всплыло. В узлах этой сети сидят вполне компетентные специалисты, которые понимают, что за действительно серьезными открытиями и изобретениями обычно стоят вполне конкретные ученые, лаборатории, институты, концерны, государства. И все они для квалифицированного патентоведа наперечет, вплоть до персоналий и их спонсоров. Применительно к СССР, учитывая его закрытость, персоналии и лаборатории могут и не знать, но государство вычислят элементарно.
Через подставные фирмы можно запустить несколько не слишком важных, не слишком доходных изобретений, но не более того. Причем полученные деньги в Союз лучше не выводить, это чревато, а использовать их на нужды внешней разведки.
В результате высшее руководство страны решило пока с этим делом не связываться. По крайней мере, до завершения идущей мировой бойни. Посмотреть, кто там из промышленно-развитых капиталистических стран останется на плаву, в каком состоянии, а уж там и принять осмысленное решение.
Возможно, при этом подвернется подходящая 'Финляндия', то есть страна формально являющаяся частью запада, обладающая всеми необходимыми атрибутами, но находящаяся в жесткой политической зависимости от СССР, и для полной гарантии в пределах дневного марша советских танковых дивизий.
Работа "на полку", как как-то охарактеризовал ее тот же инженер Прутов, особого удовлетворения не приносила. Единственным светлым пятном тут были заказы по части пропаганды, которые могли оказать стране существенную пользу "здесь и сейчас". С ГКИ (Госкомитетом по информации) ОИБ сотрудничало довольно плотно. Сергей жестко припахал к этому делу всех своих подопечных, несмотря на многочисленные стоны и возражения. Многим из "гостей" казалось, что тратить столько времени на припоминание различных идеологических приемов времен бывшей в том мире "холодной войны", некогда услышанных рекламных слоганов, и судорожные попытки как-то приспособить все это к реальности сегодняшнего дня, не слишком рационально. Мол, есть и более важные дела. Хотя Сергею было ясно, что уважаемы "гости" просто пытаются филонить, не особо желая менять тихое и благостное "вспоминание", большей частью ведущееся в форме спокойных бесед, на нервную горячку "мозговых штурмов", неизбежную при выполнении срочных заказов. Из всех "гостей" только инженер Прутов с энтузиазмом брался за подобную работу, испытывая от нее даже некоторое "садистское", как он как-то выразился, удовольствие. Причем особенно любил заказы на "зарубеж". Не всегда, правда, все ему удавалось. Например, и советская и союзническая пропаганда теперь сплошь и рядом называли третий рейх "Империей зла", хотя в свое время инженер чуть ли не с пеной у рта доказывал, что данное определение непременно надо приберечь для САСШ. Насчет упомянутых САСШ у него вообще был своего рода "пунктик". Различных филиппик в адрес самих Штатов, а так же в адрес заправляющих там банкиров он написал порядочно. Правда, опять же большей частью "на полку". Пока САСШ числились союзниками, серьезно обострять отношения с ними было не с руки. Поэтому негативную информацию про них приходилось давать дозировано, в основном для внутреннего употребления, чтобы случись что, не пришлось слишком резко и неуклюже менять пропагандистский курс. Упор делался на бичевание крупного финансового капитала, который и становился теперь главным врагом всего прогрессивного человечества. Промышленники же, и прочие буржуи, что-то там реально производившие и создававшие, в части враждебности отходили на второй план. Часть из них при определенных условиях теперь можно было даже называть прогрессивными и соответственно с ними сотрудничать. Крупным же "ростовщикам", "спекулянтам" и прочим "торговцам воздухом" в какой либо прогрессивности отказывалось напрочь. В советской прессе за последнюю пару лет была опубликована серия статей. Где зловещая роль финансового капитала в части развязывания агрессивных войн, в деле ограбления целых народов, гибели огромного числа ни в чем неповинных людей, чья кровь и страдания оказались обращены банкирами в золото, была рассмотрена чуть ли не со времен царя Гороха. Особое внимание было уделено периоду Великой войны, тайные пружины которой разбирались подробно. В числе прочего были переставлены акценты в истории партии и революции. Теперь Троцкий и его сторонники объявлялись не простыми перерожденцами, а прямыми агентами международного финансового капитала. Агентами, внедренными в партию в целях уничтожения Российского государства, превращения страны в сырьевой придаток Запада. А так же организации под предлогом мировой революции управляемого хаоса в Европе, позволяющего заокеанским банкирам наложить свои жадные лапы на баснословные активы. Революция же, для Троцкого и прочих иностранных агентов и их выкормышей, в новой трактовке была только инструментом, позволяющим добиться этих страшных целей. Здоровые же силы партии, искренне болеющие за интересы трудового народа, под мудрым руководством товарища Сталина сорвали коварные планы врага. В тяжелой и кропотливой борьбе, продолжающейся целых два десятилетия, эти здоровые силы одержали верх над иностранными "засланцами", удержав страну на верном курсе. В 1937 году состоялось решающее сражение, сломавшее хребет наймитам международного финансового капитала. А в процессе чисток 1941 года они были окончательно добиты в СССР. Это позволило, наконец, обнародовать подробности этой эпической схватки, что ранее было невозможно по тактическим соображениям. Ибо враг был очень силен, обладал огромным влиянием, опираясь в своих действиях на всю мощь своих зарубежных хозяев. Потерпев разгромное поражение на территории СССР, противник решил уничтожить Страну Советов путем прямой агрессии извне. Для этого, еще при первых наметившихся признаках своей неудачи, он начал активно взращивать фашистские режимы в Европе, имея целью натравить их на Советский Союз, а заодно и очередной раз ввергнуть в хаос весь континент, с целью нажиться на чужой крови еще больше. Что враждебным силам в итоге и удалось сделать через своих агентов влияния, в том числе и самого Адольфа Гитлера.
Так сейчас выглядела новейшая история страны. Соответствующие изменения товарищ Сталин лично внес в "Краткий курс истории ВКП (б)" (старые редакции были изъяты из употребления). Также изменения были внесены в школьные и прочие учебники.
Сергей прекрасно понимал, для чего все это было сделано, и искренне одобрял подобные коррективы. Действительно, заложенную в самый фундамент страны мину следовало осторожно разрядить. Сделать это потом будет гораздо труднее, а последствия взрыва могут быть гораздо страшнее, что и показал пример незадачливых потомков. Плохо, что эта мина являлась далеко не единственной. Еще следовало как-то решить вопрос с национально-государственным устройством СССР, где тоже наворотили много лишнего. Но этот вопрос был гораздо сложнее, болезненнее и нахрапом его решать не стоило. Насколько Сергею было известно, реформу национально-государственного устройства страны предполагалось приурочить к победоносному, а об ином и думать не хотелось, завершению войны. Именно тогда, на волне эйфории от победы, и не кого ни будь, а единого Советского народа, выкованной в тяжелых боях "Новой общности людей" эта операция должна была пройти гораздо легче. Но конец войны пока даже не просматривался. Было ясно, что даже поражение фашистской Германии, а так же ее сателлитов вовсе не означает, что одержана окончательная победа. Даже у "гостей", где отношения между СССР и его западными союзниками были существенно теплее, война плавно переросла в "холодную", которая в итоге закончилась поражением СССР. А в новом варианте истории отношения с союзниками, если их вообще можно так называть, постоянно колеблются на грани конфронтации уже сейчас. А что дальше будет? Советский Союз пусть и завуалировано, но фактически объявил войну теневым мировым владыкам. Того факта, что он теперь не выступает за непременную мировую революцию, ликвидацию капитализма и свободного предпринимательства, а всего лишь настаивает на упразднении всех частных банков и переход банковской сферы под контроль государств, уже достаточно, чтобы война продолжилась до полного уничтожения одной из сторон. Учитывая силы врага, победить в этой схватке будет очень трудно. Хорошо хоть, что наличие "гостей" предоставило в распоряжение Советского Союза массу сильных и неожиданных для противника козырей, что дает надежду закончить войну победой. Но чтобы разыграть эти козыри, придется основательно поработать. И он Сергей собирался приложить к этому все свои силы. И сам полностью выложится, и подчиненным спуску не даст.
Рыбалка под холодным осенним дождем даром не прошла, у Николая Ивановича снова обострился ревматизм. В этот раз разболелись не колени, а голеностоп, зато так, что и ходить было невозможно. Опять приходилось валяться на койке, гробя сердце, глотать аспирин и мазаться опостылевшим оподельдоком. Правда, в этот раз аспирин ему прописали в меньших дозах, зато начали колоть курс дефицитного пенициллина. Данный препарат сравнительно недавно начал выпускаться в Союзе в промышленных масштабах, на фронте и в тыловых госпиталях его еще очень не хватало. Николай Иванович сомневался, что в лечении ревматизма данный антибиотик окажется столь же эффективным, как привычный в своем времени "Бициллин-5". Но привлеченный для консультации врач из "попаданцев", заверил его, что замена неплохая. Мол, "Бициллин-5" тоже относится к антибиотикам пенициллиновой группы и обладает сходными свойствами. Врачам Николай Иванович никогда не доверял, а врачам постсоветской выделки, когда качество образование катастрофически обвалилось, тем более. Вот и этому молодому коновалу из Якутска тоже. Этот Семенчук, как медик, похоже, не многого стоил. Горелов как-то жаловался, что в части получения информации по медицине будущего он стал одним сплошным разочарованием. Что толку от названий продвинутых препаратов и тонкостей их применения, если человек не помнит ни формул, ни технологий получения, ни даже названия исходного сырья. Нет, всякого полезного из него все же вытянули немало. Но можно было вытянуть и больше, если бы всякие там молекулярные биологии не выветривались у товарища из головы на следующий день после экзамена.
Например, про то, что в луковицах подснежника Воронова, содержится лекарство от полиомиелита, препятствующее развитию детского церебрального паралича, еще два года назад вспомнил сам Николай Иванович. А пару месяцев назад московское радио протрубило на весь мир об "очередном успехе советских ученых". Лекарство, как потом удалось выяснить, получилось очень дорогим, но содержание пораженных ДЦП больных обходится обществу еще дороже. Да и на детей, заимевших эту хворь, смотреть страшно. С тех пор, как в СССР стали делать поголовную вакцинацию от полиомиелита, дергающиеся бедолаги на улицах стали встречать реже, а вот в детстве он на таких нагляделся. А этот, если так можно выразиться, "дипломированный врач", только недавно соизволил припомнить, что облепиховым маслом хорошо лечатся ожоги. И даже счел нужным рекомендовать его массовое производство. Открыл Америку! Начальство, было, обрадовалось, но быстро выяснилось, что облепиховое масло уже давненько известно в СССР, производится, и даже до недавнего времени поставлялось на экспорт. В том числе, кстати, и в Германию. С началом войны экспорт масла, разумеется, был прекращен — своим ожоговым больным стало не хватать. Одних танкистов сколько обгорело.
В общем, насчет пенициллина Николай Иванович остался в сомнении. Этиловый и метиловый спирты тоже, вроде, относятся к одной группе и обладают многими "сходными свойствами". Но при приеме внутрь разница получается сугубо принципиальная. Но делать нечего, пришлось прислушаться к рекомендациям медицины. Еще медицина посоветовала пару дней полежать в постели и почитать что-то легкое и не напрягающее мозги. Николай Иванович так и сделал. В полном соответствии с рекомендациями он мирно лежал в кровати и лениво читал третий том Малого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона. Когда в процессе чтения по ассоциациям вспоминалось нечто полезное, то фиксировал это в блокноте.
Считать же легким чтением произведения известных на данном этапе человеческой истории писателей, что классиков серьезного жанра, что развлекательного и даже приключенческого, Николай Иванович никак не мог. Все они норовили изрядно загрузить бедного читателя подробностями душевных метаний своих героев. При этом почему-то было принято считать, что чем большего сопереживания этим самым героям удастся добиться от читателя, тем лучше. А в идеале упомянутый читатель вообще должен отождествлять себя с литературным персонажем.
У Николая Ивановича на этот счет было свое мнение. Он считал, что здоровая мужская литература проистекает от хвастливых охотничьих баек у костра. То есть хороший мужской писатель должен ярко, образно и желательно с юмором, описывать ситуации, в которые попадает его герой. И, соответственно, как он из этих ситуаций выкручивается. Всевозможные же "чувства" в этом жанре фигурируют только в виде фраз: "Чувствую, что приходит пушной полярный зверек, так я тогда…". Душевные метания возникают при выборе оружия или наиболее козырной позы в постели, а эмоциональные оценки в основном представлены нецензурными выражениями. Благодарные же читатели мужского пола мотают на ус информацию о проблемах, с которыми они с той или иной вероятностью могут столкнуться в жизни, оценивают чужие действия, прикидывают, какие полезные приемы и модели поведения можно перенять и в меру имеющейся фантазии представляют, как бы они сами действовали в изложенных обстоятельствах. Представить же, что нормальный взрослый мужик может получать удовольствие от какого-то там усиленного сопереживания конкурирующему самцу, если это не на футболе, или пуще того в ком-то там эмоционально растворяться…
У прекрасного же пола предпочтения совершенно иные. Тонкости охоты на крупного зверя, мордобоя и прочей политики дамам обычно до лампочки, зато их весьма интересуют тончайшие нюансы межличностных отношений. Их хлебом не корми, но дай кому-то там посочувствовать и с кем-то там эмоционально слиться, причем желательно в любви.
Из этих соображений Николай Иванович считал, что втюхивание основной массой писателей извращенных разновидностей женского романа под видом мужского, с всякими там глубокими чувствами и рефлексиями, говорит об их вопиющем неуважении к читателю мужского пола. Ты лучше сюжет хорошенько обрисуй, а уж испытываемые в связи с ним чувства каждый и сам может прекрасно себе представить. Да, образы героев при этом получатся несколько схематичными, можно даже сказать "картонными", но ведь они, по сути, являются только основой, дающей простор буйной мужской фантазии. Навязываемые же автором чужие чувства тут только раздражают, ибо могут и не совпадать с твоими. Упорное нежелание писателей следовать этим простеньким правилам, вызывало у Николая Ивановича серьезные сомнения в их психической адекватности, сексуальной ориентации, действительной половой принадлежности и прочей климовщине.
Подобные же сомнения наличествовали у него и по поводу восторженных читателей и почитателей подобной литературы, если последние, разумеется, являются мужчинами успевшими выйти из пубертатного возраста.
Дверь открылась, в комнату без стука зашел подполковник Горелов. Повел носом и поморщился от стоящего в комнате лекарственного запаха.
— Саботируете работу посредством злостного членовредительства? — поинтересовался он, присаживаясь на стул рядом с кроватью. Поздороваться же опять явно счел излишним. Во время разносов он никогда не здоровался, видимо сказывались гэбэшные привычки.
Николай Иванович только хмыкнул.
— Впредь ходить на рыбалку будете только в хорошую теплую погоду и только с моего разрешения, — продолжил вставление фитиля подполковник.
— Может, вы мне теперь еще и с женщинами общаться запретите? — ехидно поинтересовался Николай Иванович. — А ну как я на одной из ваших "буфетчиц" коньки отброшу?
— Надо будет, и это запретим, — подтвердил Горелов. — И вообще в вашем возрасте пора кончать о бабах думать…
— А о чем мне прикажете думать? Если о вечности, то это не ко мне, ибо атеист. Дети же и внуки остались там…
— О Родине надо думать, о деле надо думать, — наставительно сообщил подполковник. — Кстати о деле… Медики просили особо не напрягать, но необходимо срочно узнать ваше мнение по одному вопросу.
— Проблемы с наступлением в Заполярье?
— Нет, там все вроде по плану. Но вот поступила информация, что в крупных городах САСШ начались серьезные беспорядки. Вот начальство и интересуется нашим мнением об этом казусе.
— Вот так сразу? — ошалел Николай Иванович. — А почему именно нашим? Тут правильнее будет у глубокоуважаемого Лаврентия Павловича поинтересоваться. Ведь наверняка его люди все это и организовали. В известной мне истории никаких таких беспорядков в Штатах и близко не было.
— Так именно товарищ Берия лично и интересуется. Как я понял, наша агентура тут совершенно не причем. В смысле, работать-то они САСШ работали, причем в последнее время достаточно активно, но массовых выступлений американского пролетариата в обозримом будущем не планировалось. Получается, что это чья-то местная инициатива.
— Вот оно как. Занятно, — протянул Николай Иванович и задумался, уставившись в потолок. Возможно, он по невнимательности что-то проглядел, но никаких признаков наличия в Штатах революционной ситуации, если судить по их газетам, вроде не наблюдалось. Депрессия там понятное дело немного затянулась по сравнению с известной ему историей. Но перевод экономики на военные рельсы это дело исправил. Промышленность была загружена военными заказами, безработица уменьшилась, многих потенциальных смутьянов забрили в армию. В сельском хозяйстве ситуация была похуже: закупочные цены упали, ибо со сбытом сельхозпродукции возникли некоторые проблемы. Недоступны многие привычные рынки, и даже мы у них опять же в отличие от той истории продовольствие практически не берем. А зачем брать, да тем более за золото, если Украину немцам захватить так и не удалось? Но на самом деле не так уж все это и страшно, чтобы тамошних фермеров на бунт раскачать, не та публика. Может все дело в военных потерях? Япошки им спокойно жить не дают, да и на Ближнем востоке немцы, ихние наскоро сколоченные дивизии потрепали изрядно. Но сколько они при всем этом к настоящему времени реально убитыми потеряли? Тысяч триста? Четыреста? Не так уж и много, если разобраться. Нынешние американцы ведь далеко не их замученные свободами, адвокатами и пирсингом в пупке потомки. Крепкие фермерские и рабочие сынки — должны вроде держать удар. Так какого хрена? Что-то тут не вяжется.
Николай Иванович перевел взгляд с потолка на терпеливо ждущего собеседника. — А кто там, собственно говоря, бунтует, где, в каких количествах, и с какими лозунгами? Подробности имеются?
— Волнения начались сначала в Нью-Йорке, потом перекинулись на другие крупные города. Участвуют в них большей частью люмпены из трущоб, недавние иммигранты, негры опять же. В руководстве этим делом замечена тамошняя Социалистическая рабочая партия.
— Это которые троцкисты? — уточнил Николай Иванович. Горелов согласно кивнул.
— Они самые. Что до лозунгов, то там полный разнобой. Мировой революции требуют, прекращения войны требуют, а еще отмены временного ценза на получения гражданства хотят и расовую сегрегацию упразднить. Но это так сказать официально, а на практике просто громят кварталы побогаче и жгут, что на дороге попадается. И еще… По имеющейся информации, поначалу полиция реагировала на все это как-то подозрительно вяло, почему во многом дело и зашло так далеко.
— Ах, вот оно даже как! Думаете, что это намеренная провокация властей? — Николай Иванович оживился.
— Возможно, а зачем им это нужно?
— Ну, вероятно для того, чтобы иметь хороший повод разгромить компартию и другие подобные организации. Да и профсоюзам хвост прищемить. Бунт люмпенов — это для власти неопасно, подавят без особого труда.
— А зачем? — повторил свой вопрос Горелов. — Как раз с компартией у них сейчас никаких особых проблем нет. С момента вступления в войну СССР она выступает за продолжение войны с фашистами "до победного конца". Забастовки на оборонных предприятиях не одобряет. Да и с профсоюзами не так просто. Профсоюзы в САСШ серьезные, сами кому хочешь "хвост прищемят". Сомневаюсь, что власти так уж горят желанием обострять с ними отношения.
— Действительно, — задумался Николай Иванович. — Еще версия… Может это работа фашистских агентов? Сторонников фашистов, как я помню, в Штатах тогда хватало. В том числе и в полиции. Среди иммигрантов, кстати, полным полно итальянцев. Вполне могут иметь связи с режимом Муссолини. Да и немцев хватает. И теперь эта агентура пытается дестабилизировать обстановку с США, добиться выхода страны из войны и тому подобное.
— Ерунда! — отмахнулся подполковник. — Не под силу им такое масштабное дело провернуть. Наиболее известных открытых фашистских апологетов уже давно
пересажали, остальные молчат в тряпочку. Агентуру, как я слышал, изрядно вычистили. Фактический разгром американского экспедиционного корпуса в Египте популярности фашистским идеям тоже не прибавил. Нет, это не то.
— И что тогда остается? — сделал очередной заход Николай Иванович. — Изоляционисты?
Подполковник Горелов скривился как от зубной боли. — Товарищ Прутов! Прекратите нести чушь и включайте, как у вас принято говорить, мозги!
Инженеру стало стыдно. Действительно, изоляционистам совсем дураками надо быть, чтобы такое устроить.
— Тогда мне надо хорошенько спокойно подумать.
— Думайте, — пожал плечами подполковник, — пары часов хватит?
После ухода Горелова Николай Иванович уже всерьез задумался, для чего реальным властителям США могла понадобиться подобная провокация. Ведь в его истории ничего подобного не имелось. А что изменилось? Ситуация на первый взгляд похожая. Америка воюет с Японией и прочими странами Оси. Воюет, имея тех же самых союзников. СССР пусть и с задержкой, но начал воевать с Германией. А в чем отличия? Фашисты оттяпали у Великобритании жирный кусок ее колоний и прочих подмандатных территорий. Оттяпали Средиземное море, Суэцкий канал, Гибралтар. Англичане на издыхании и ничего хорошего им не светит. Советский же Союз сумел сравнительно легко остановить немецкий натиск, с гораздо меньшими потерями, что были у нас. При этом продемонстрировал вполне достойную подготовку и моральный дух своей армии и, кстати о птичках, даже некоторое техническое превосходство. Этак он и Германию в итоге быстро разгромить может, причем остаться при этом в приличной форме. Что еще? Еще ядерное оружие появилось. И у нас и у немцев, а у янки в этом деле еще конь не валялся. И что из этого следует? А следует из этого, что в данном варианте американцам придется воевать всерьез. Снять на халяву все сливки, как было у нас, теперь просто не получится. В строительство флота, армии и прочего уже закачаны бешеные деньги, даже просто отбить их будет сложно. Все призы в виде колоний и рынков сбыта надо будет у конкурентов из пасти с кровью выдирать. И при этом тратить свои деньги, нести огромные потери в людях, затягивать пояса и ощущать на своей шкуре прочие тяготы войны на истощение. Дело это неприятное и для Штатов непривычное. Вон у Великобритании в затягивании поясов опыт имеется. Там даже элита к этому привычна. Убойную прогрессивную шкалу налогообложения ввели — никто и не пикнул, налоги на недвижимость опять же прогрессивно задрали — проглотили. Понимают — империя в опасности, надо сократить элитарные аппетиты. Говорят даже на великосветских тусовках леди и джентльмены с тарелочки кусочек кекса берут, так рядом на чистое блюдечко хлебный талон выкладывают. Молодцы, стоит поучиться и нашим "элитариям". А то постсоветская элита была такова, что она скорее бы весь народ до последнего человека уморила, чем себе даже в незначительной мелочи отказала.
А как в такой ситуации американские толстосумы и топ-менеджеры себя поведут? У них-то таких навыков не имеется. К тому же только недавно из депрессии вышли, собирались снова пожить на широкую ногу, а им вместо этого мобилизационную экономику и налоги до небес. Взвоют ведь, бедолаги. И прижать их при американской демократии будет затруднительно, разве только при диктатуре. Стоп! Вот оно! Банкирам из ФРС диктатура нужна, чтобы деньги свои отбить. И прессинговать они не работяг собираются, а американские элитарные массы. Сейчас раскачают ситуацию, потом военное положение введут, действие конституции приостановят и начнут всех строить. Промышленников, которые сейчас неплохо навариваются на военных заказах, в первую очередь. Кто будет рыпаться — вообще предприятия национализируют. Логично? Логично! А нам это в плюс или в минус? Скорее в минус. Этак они гады действительно могут серьезным противником стать. Думается, что нашей агентуре в Штатах пора подключаться к защите американской конституции и демократии. Тем более, что в этом деле у нас там сразу появляется множество влиятельных союзников.
Выслушав доклад Сергея, Берия задумался.
— По-видимому, в логических построениях инженера Прутова имеется здравое зерно, — заметил он после паузы. — Тем более что по нашим данным группой конгрессменов подготовлен законопроект, названный ими "Экономика войны". Кроме очередного повышения налогов и ужесточения прогрессивной шкалы налогообложения, а этим сейчас в мире никого не удивишь, этот законопроект предусматривает передачу под прямое управление государства целых отраслей промышленности, которые объявляются "стратегическими". Кроме того, предусматривается введение государственного регулирования цен на ряд товаров, причем как сырья для промышленности, так товаров народного потребления, например продовольственных. В качестве же обоснования необходимости таких мер как раз и предъявляется необходимость обеспечить "справедливость". То есть состоятельные граждане должны нести тяготы войны наряду с малоимущими слоями. И в газетах у них уже около полугода появляются материалы, где критикуется эгоизм отдельных фабрикантов, наживающихся на военных заказах, в то время как нация напрягает все силы в борьбе с жестоким врагом.
— Мне кажется, что это незаконно, — позволил себе блеснуть эрудицией Сергей, перед докладом специально просмотревший материалы по САСШ, в том числе и их хваленую конституцию. — Это противоречит пятой поправке в конституции САСШ, где прямо запрещается забирать частную собственность для общественного пользования без справедливого вознаграждения. А выплатить "справедливое вознаграждение" за целые отрасли промышленности будет нереально, это ведь не отдельные суда для флота у владельцев реквизировать, это больше конфискацию напоминает.
Берия одобрительно усмехнулся. — Действительно, с юридической точки зрения меры сомнительные. Хотя авторы законопроекта и утверждают, что на право собственности они не покушаются. Что заводы не национализируются, а только временно, до окончания войны, берутся в управление государством. Юристам будет, о чем поспорить. Но вот насчет диктатуры товарищ Прутов перегнул палку. Этим американским банкирам прямая диктатура не нужна. Она в первую опасна для них самих. Они привыкли действовать из-за кулис и вряд ли изменят своим привычкам. Зачем это делать, если они и так прямо или косвенно имеют большинство в конгрессе и сенате, а большая часть государственных чиновников, да и сам президент, так или иначе, являются их ставленниками? И газеты под контролем.
— Но у проводимой Рузвельтом политики в САСШ имеется достаточно много противников, — опять осмелился возразить Сергей. — Вот изоляционисты, например.
— Эти ваши хваленые "изоляционисты" такие же империалисты, как и прочие, — отмахнулся Берия. — Просто эти считают, что Южной Америки и близких островных территорий, которые они уже успели подмять под себя, их государству на данном этапе пока достаточно. Что надо было жестко придерживаться доктрины Монро, никого не пуская в свой огород, но и самим не лезть за океан. Но теперь все это в прошлом, они уже влезли в чужие дела так, что дальше некуда. Обратного хода нет. И как бы там дальше не обернулись дела в Европе и ни Тихом океане, отсидеться у себя в Америке им уже не удастся. И океан их не спасет.
Берия немного помолчал и неожиданно сменил тему. — Чем у вас там сейчас инженер Прутов занимается? Пропагандой?
— Да товарищ Берия, сейчас большей частью пропагандой, — подтвердил Сергей. — Но кроме этого он…, — Берия жестом остановил подполковника.
— Пропаганда — вещь нужная, но придется отвлечь его на более важное дело. — Лаврентий Павлович встал и подошел к висевшей на стене карте.
— С началом зимы мы планируем перейти к активным действиям на Западном фронте, — сообщил он. — Если все сложится удачно, то к концу зимы мы освободим занятые врагом территории и отбросим фашистские армии за пределы границ Советского Союза. Встает вопрос — что нам делать дальше? Теперь уже стало окончательно ясно, что в этой войне противник преследовал ограниченные цели. Он хотел отобрать у нас Закавказье, Иран, Крым, возможно еще Украину и некоторые западные области, после чего навязать мир на своих условиях. Причина понятна: для полного разгрома СССР у Гитлера просто не хватает сил, слишком много солдат требуется для надежного контроля всех уже захваченных им территорий. Нам удалось сорвать планы врага, планируемых целей он не достиг. Мы потеряли на фронтах около миллиона человек, потери фашистской Германии ненамного меньше. Освободительный поход в Европу обойдется нам еще в несколько миллионов жизней наших бойцов. Чтобы сократить эти потери нам придется пойти на широкое применение ядерного оружия, при этом противник тоже его использует, хотя видимо и в меньших масштабах. Понятно, что сокрушить Германию и освободить Европу нам вполне по силам. Если это удалось сделать в истории "гостей", то сейчас и подавно справимся. Если, разумеется, сделать это нам не помешает кто-то еще, что вполне вероятно. Вы понимаете, что я имею в виду?
Сергей согласно кивнул. — Понимаю, товарищ Берия.
— Это хорошо, что вы понимаете. Вот и подумайте вместе с товарищем Прутовым, как нам поступить в такой непростой ситуации. Инженер человек азартный, что частенько сказывается на качестве его работы, но полезные мысли у него всегда есть. А вам рекомендую поучаствовать в этих размышлениях в качестве "адвоката дьявола". Идите. Работайте. Срок — двое суток.
— Есть! — Сергей отдал честь, развернул и направился к выходу из кабинета.
— Обождите, — остановил его Берия. — Еще один момент для размышления. Германия через нейтралов ищет контакта с нами. Возможно, хотят предложить перемирие. Или вступить в переговоры. Надеюсь о том, что эта информация является особо секретной вас специально предупреждать не надо. Но инженеру на это особо укажите.
Перед тем как наведаться к Прутову, Сергей поинтересовался у врачей его самочувствием. Те сообщили, что пациент идет на поправку.
— Задача понятна, — инженер выглядел довольным. — Значит, Гитлер контактов с нами ищет? Видимо до него дошло, что жареным запахло.
— Видимо дошло, — подтвердил Сергей. — Так что вы думаете на этот счет?
— Думаю, что при таком раскладе мир с третьим рейхом нам не нужен. Этого зверя надо добивать. Добивать пока он окончательно не заматерел. Ведь сейчас мы с ним справляемся во многом за счет того, что противник толком не успел освоить свои новые колонии, наладить там получение необходимых ресурсов и обустроить инфраструктуру маршрутов их доставки в Европу. Кроме того, сейчас, как я понял, мы имеем преимущество в количестве боеготовых ядерных зарядов. Это может измениться, если немцы решат проблемы с реакторами и плутонием. Да, потери в людях будут велики, ресурсов на войну уйдет прорва, это ежу понятно, но оставлять себе под боком такой геморрой…
— Это хорошо, но что вы скажете насчет возможности заключения фашистской Германией сепаратного мира, или хуже того военного союза с Великобританией и САСШ? Что тогда мы будем делать?
Инженер недоверчиво хмыкнул. — Слабо верится. В этом случае немцам придется расплатиться с нашими "союзниками" большей частью новоприобретенных колоний. А это ставит жирный крест на светлом будущем их империи.
— Это сейчас. Но когда наши армии выйдут к Одеру, то особого выбора у них уже не будет. Тогда могут и за любую соломинку схватиться.
— Если наши армии к середине следующего года встанут на Одере, то это будет означать, что Германии в любом случае конец. Никакие такие сепаратные соглашения рейх уже не спасут. Даже в том случае, если они дадут англо-американцам свободно высадиться на континент. Если, разумеется, те на это вообще решатся. Должны ведь понимать, что мы в таком случае можем применить ядерное оружие по английским городам, по портам погрузки и выгрузки, а все войска, которые после этого уцелеют, сбросить обратно в море.
— То есть Советскому Союзу придется вступить в войну еще против САСШ и Великобритании? Я правильно вас понял?
Инженер нервно пожал плечами.
— Мою позицию в этом вопросе вы прекрасно знаете. Воевать с ними нам придется в любом варианте. И лучше делать это сейчас, пока они не успели обзавестись ядерным, а хуже того термоядерным оружием. В противном случае случится то, что случилось у нас. Нам опять навяжут гонку, а мы в итоге надорвемся. Очень трудно, знаете ли, выиграть экономическое соревнование у того, кто поставил под свой контроль экономику большей части мира и качает оттуда реальные ресурсы в обмен на резаную бумагу. А сам ты в это время, все зарабатываешь собственным горбом, да еще и делишься эти с союзниками.
Сергей мысленно усмехнулся. Инженер в своем обычном репертуаре. Все это подполковник слышал неоднократно и знал наизусть. Но роль адвоката дьявола надо исполнять, раз уж сам Берия это приказал.
— А вы подумали, кому достанутся захваченные фашистами колонии, если мы выведем из игры Германию и Италию?
— Ну, — инженер чуть замялся, — мы и заберем. Пригодятся, нефти там много.
— Все заберем? — иронически поинтересовался Сергей. — Весь Ближний и Средний восток, северную Африку? В дополнение ко всей Европе? А пупок не развяжется? Мы с одним северным Ираном уже нахлебались, в нашей Средней Азии только недавно басмачей сумели прижать, да и то не до конца. А вы предлагаете взять под контроль весь, как вы его называете, "исламский мир". А в этом самом "исламском мире" и без нас черт ногу сломит из-за различных внутренних разногласий, старых счетов и религиозной вражды. Не говоря уже о британских агентах, которых там кишмя кишит еще с тех времен" когда они копали там против Турции. Германские и итальянские фашисты, как вы знаете, уже в полной мере ощутили на собственной шкуре как там весело: бесконечные восстания, партизанские действия, вспомогательные части, которые они пытаются формировать из местного населения, ненадежны, вечно бунтуют.
— Однако же немцы справляются, — возразил инженер, — пусть и не без проблем. Обычное дело. Со временем разберутся, стравят между собой кого надо и все утрясется.
— Справляться-то они справляются, заливая там все кровью, но вот на войну с СССР сил им уже и не хватает, это видно. Так будет и с нами, если мы разбросаем свои войска на обширной территории по множеству гарнизонов. И как мы будем эти гарнизоны снабжать, учитывая отвратительные коммуникации и слабость нашего Черноморского флота? И чем тогда вы собираетесь вести войну против САСШ и Великобритании?
В Европе с коммуникациями дело обстоит лучше, но забот тоже хватит. Сами, помнится, говорили, что никто нас там с распростертыми объятьями не ждет. В том смысле, что Европа крайне зависит от поставок ресурсов из колоний, и привыкла жить за их счет. Занять-то мы ее займем, но вот поставок ресурсов в привычном объеме обеспечить все равно не сможем. Разве только за свой счет, да то не хватит. Да и с какой стати? Нам эти ресурсы и самим пригодятся, а то без штанов останемся.
— Это понятно, — не сдавался инженер, — но Европе пора потихоньку привыкать жить честным трудом. Когда-то же надо начинать. Что же касается колоний в северной Африке и на Востоке, то этот вопрос можно решить, договорившись об их совместном с нами контроле с той же Францией. Да и Италию с Германией можно будет к этому делу допустить, но только после того как мы их раздолбаем. То есть сначала вынудим безоговорочную капитуляцию подписать, оккупационные войска введем, а уже потом будем дружбу заводить. По-другому не получится, до немцев иначе не доходит.
В общем-то, ни до кого не доходит. Надо по заветам Скобелева: объятья и поцелуи после хорошей трепки! Оккупируем Германию, проведем денацификацию. Местным объясним, мол, Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Глядишь, в итоге станут нам самым надежным союзником, как с ГДР получилось.
Сергей хмыкнул. — А с чего вы взяли, что поход в Европу станет для нас легкой прогулкой? Да, за лето многое удалось сделать. Мы уполовинили Гитлеру его ударные части, изрядно пощипали люфтваффе, да и флот сумели хорошо проредить. Но о полном разгроме армий третьего рейха пока говорить не приходится. У врага еще достаточно сил. Кстати, имеется информация, что в достаточно глубоких немецких тылах от Балтики до Черного моря быстрыми темпами ведется строительство мощных оборонительных линий.
Прорыв долговременной обороны может нам очень дорого обойтись.
— Если это что-то вроде пресловутого "Восточного вала", который они у нас возвели для защиты Европы от "большевицких орд", то ничего особо страшного я в этом не вижу. Прорвали же тогда, причем без особого напряжения. Почему сейчас должно быть иначе?
Инженер с кряхтеньем поднялся с койки, хромая и шипя, дошлепал до висевшей на стене карты, начал что-то мерить на ней пальцами.
— Тут почти полторы тысячи километров, в смысле от Восточной Пруссии до Черного моря, — сообщил он результат своих измерений. — Чтобы довести такой рубеж до кондиций линии Мажино, немцам придется изрядно постараться. Влетит им это в большую копеечку, а эффективность сомнительна. Как ни мощны будут построенные там форты, а обработку боеприпасами объемного взрыва они вряд ли выдержат. Кстати, я постоянно просматриваю переводы передач берлинского радио, но об этом ни слова не слышал. Да и англичане ничего такого не говорили.
Сергей усмехнулся. — Видимо не хотят афишировать. В конце концов, фашистские армии пока пребывают на нашей территории. Вот когда покатятся назад, тогда Германия и проинформирует свое население. Но строят активно. Если верить разведке, то они на это строительство чуть ли не треть населения Польши согнали. Да и Румынии тоже. И учтите: общее состояния вермахта, да и всей Германии в целом, сейчас все же гораздо лучше, чем было у вас в 1944 году, когда там наши войска штурмовали вышеупомянутый "Восточный вал". Еще Гитлер может все же договориться Петеном о посылке французских дивизий на восточный фронт, есть сигналы, что это не исключено.
Инженер в это время дотащился обратно до кровати и улегся на нее. Поворочался, устраиваясь поудобней.
— Все я понимаю, — глухо сказал он. — Да, нам придется поднапрячься. Да, потери будут велики. Но Германию надо добивать! И если при этом придется вступить в войну с англичанами и американцами…, то так тому и быть. Все равно этого столкновения нам не избежать. А что до фашистских колоний, то часть из них нам в любом случае надо забирать. Те же проливы, например, чтобы вражеские флоты больше в Черное море как к себе домой не заходили. Суэцкий канал бы тоже не помешал. Иран полностью. А остальным пусть подавятся.
— Ясно, — Сергей поднялся со стула. — Собственно, ничего иного я от вас услышать и не надеялся. Но настоятельно рекомендую еще раз все тщательно обдумать, а потом изложить на бумаге.
Проводив уходящего подполковника взглядом, Николай Иванович озабоченно нахмурился. Прошедший разговор ему совершенно не понравился. Было непонятно, с какой стати начальство вообще озаботилось этим вопросом. И что тут, собственно, может быть неясного? Если уж враг так удачно подставился, то надо его давить. Причем без неуместных сантиментов. Потом хорошенько ободрать оного врага контрибуциями и репарациями. С промышленной базой в СССР дело обстоит далеко не лучшим образом, поэтому современные станки и прочее оборудование будут очень к месту. Можно также на халяву разжиться различными технологиями, а у немцев в этом плане много чего имеется. В особенности по части химия, в которой он и сам ни бельмеса, и про которую прочие "попаданцы" тоже ничего толкового не сообщили. Ну, кроме общих благих пожеланий усиленно развивать органическую химию с всякими там полимерами.
Еще неплохо под шумок пополнить научные шарашки квалифицированными иностранными специалистами и хорошенько их там выдоить. В итоге можно будет выиграть лишний пяток лет в научно-технической гонке.
Так чего в верхах сомнения разводят? Ну, не сможем мы Европу сырьем в полной мере обеспечить. И что с того? Немцы вон тоже не могли. Но предприятия, которые на них работали, вроде чешской оборонки, те сырье получали. А остальные крутились, как могли. И ничего, особо не бунтовали, кроме как в Югославии. Так и мы можем сделать. Кто будет выполнять наши заказы по поставкам промышленного оборудования, техники и товаров народного потребления — сырьем, работой и деньгами будет обеспечен. Аналогично и с сельским хозяйством. Под наши заказы горючее найдется. Думается, что советские граждане с удовольствием покатаются на немецких велосипедах, оценят датское масло и итальянские апельсины и продегустируют французские вина. Хотя и сомнительно, что у нас найдется много любителей пить эту кислятину.
Понятно, что недовольных в Европах будет предостаточно. Волнения как у нас в Чехословакиях и прочих Венгриях тоже обязательно будут. Но тут важно не размазывать сопли насчет всяких там славянских братств и дружбы народов. Сразу жестко пресекать. И не особенно напирать насчет непременного обобществления средств производства. Частные банки, понятное дело, придется изничтожить… раз уж обещали. Это дело святое. Провести реформу биржевой системы, чтобы спекулянтов не плодить. Прижать крупные корпорации, чтобы государством рулить не пытались. А в остальном пусть хозяйствуют, как хотят. Тогда все будет тихо.
Чего там еще Горелов опасался? Что колонии снова англичанам уплывут или американцам? Да, это неприятно, но не смертельно. Тем более появится замечательная возможность хорошенько потрепать янки у себя дома, то есть в Евразии, и не надо будет лезть к ним за океан. В любом случае наиболее вкусные куски мы прихватить и удержать, наверное, сможем.
А если европейцам так уж хочется восстановить поток ресурсов из колоний, то следует им намекнуть, что даром тут не подают. Мол, надо сначала хорошо вложиться в святое дело сокрушения английских, американских, японских и прочих конкурирующих хищников. И не только деньгами и ударным трудом, но и кровью тоже.
Что там еще подполковник говорил? Вишисты могут вписаться на стороне Гитлера? Испугал! Как впишутся — так и огребут! Будет только повод еще и лягушатников репарациями ободрать. Толковой сухопутной армии у Петена на его огрызке Франции, в общем-то, и нет. Только от флота что-то там осталось, после того как их англичане "катапультой" приложили. Если же таковую армию начнут создавать, то на это потребуется изрядное количество времени и ресурсов. При условии достаточно быстрого разгрома Рейха сделать это просто не успеют.
Какие еще были аргументы? Мол, Вермахт пока достаточно силен, плюс новая реинкарнация "Восточного вала". В том смысле, что у нас немцы сначала были надломлены в многочисленных сражениях на нашей территории, а уже потом состоялся победный марш в Европу. И защищала ее уже не полнокровная армия, а всякая там тотальная вшивота из фольксштурма. Это, разумеется, серьезный аргумент. Драка будет качественная и кровавая, свой дом они будут защищать без дураков. Но с другой стороны уж лучше воевать на чужой территории. И благодарить судьбу и ГКО, что сейчас у нас не лежит в развалинах чуть ли не треть страны, не угнан в ту же Германии призывной контингент и вообще людские потери гораздо меньше. Так что должны справиться.
Ну и на закуску, понятное дело, ядерное оружие. Сколько реальных зарядов сумеют изготовить немцы в течение ближайшего года — это большой вопрос. Видеть в радиоактивных развалинах Ленинград, Киев или Севастополь очень бы не хотелось. Нам и одной Москвы за глаза хватает. Еще у немцев есть зарин и прочая продвинутая отрава, которую они, если прижмет, могут все же пустить в ход. Но это только при условии, что Гитлеру удастся заключить сепаратный мир с нашими "союзниками". В противном случае они не рискнут, ибо сами могут подвергнуться химической атаке с воздуха. А население у них в Германии располагается кучно. Возможно, именно этого наше высшее руководство и опасается? В смысле, что Гитлер достаточно быстро сумеет договориться с "союзничками", а потом их летающие крепости, действуя с аэродромов на территории рейха, начнут заливать химией наши города? У люфтваффе-то на это силенок не хватит, мы их дальнюю бомбардировочную авиацию, хвала радиолокации, изрядно поцокали. Вариант тоже неприятный, но опять же сомнительный. Из-за наличия у нас ядерного оружия. Если англосаксы против нас применят химию, то с Лондоном и прочими своими крупными городами могут заранее попрощаться. Интересно только — хватает ли дальности до Лондона у туполевского евростратега? Если не хватает, тогда хреново. Тут не помешал бы аэродром подскока, где ни будь в южной Норвегии. Оттуда до Англии всего ничего. Может поэтому наступление начато именно на северах? Разберемся с финнами в Лапландии, а потом настанет черед Норвегии. Под предлогом необходимости обеспечения безопасности следующих к нам конвоев. Но задачка эта будет непростая. Танкам на этом театре разгуляться негде, там флот нужен. А у нас на севере одна мелочевка, а не флот. Правда и у немцев там тоже ничего особо серьезного не осталось. Почти все крупные корабли они на Средиземное море угнали, а значительную часть этих боевых единиц мы на Черном море очень удачно притопили. Но можно еще воздушные десанты применить, как немцы в Трапезунде. Ведь насчет воздушно-десантных войск он лично дал немало рекомендаций. В том числе и по сбросу техники с парашютами на грузовых платформах. Конструкторское бюро Яковлева даже сподобилось разработать специальный десантный транспортник. По схеме с передним колесом и грузовой рампой сзади, приспособленной, кстати, в том числе и для сброса тяжелых бомб, вроде ОДАБ, но чуть поплоше Ан-8. В разработке шасси для него, как слышал Николай Иванович, изрядно помогли идеи почерпнутые путем изучения обломков самолета, на котором он сюда и угодил. Десантные войска советское командование с учетом оборонительного характера первого этапа войны пока в широких масштабах не применяло, возможно, пора и начинать. Если, разумеется, заклятые "друзья" от захвата нами Норвегии не взовьются. Думается, что данный факт их вовсе не обрадует, если не сказать больше. Могут быть самые неприятные последствия.
Еще раз прокрутив в памяти все аргументы, Николай Иванович решил, что можно садиться за написание доклада. Мнение его при этом ничуть не изменилось — с фашистской Германией надо кончать. И чем быстрее это удастся сделать — тем лучше. Пока прочие участники игры не очухались и не испортили всю малину.
Закончив с докладом, Николай Иванович перекусил, на часик вздремнул и занялся текущими делами. Дело в этот раз было приятное. Требовалось экспертная правка шедевриальной книги Николая Николаевича Носова "Незнайка на Луне". Среди уцелевшего в катастрофе барахла не нашлось ни одного компьютера, зато нашелся пользованный трехтомник Носова, только малость подмокший и с закопченным переплетом. В одном из томов обнаружился чек из букинистического магазина. Видимо так и оставшаяся неизвестной погибшая женщина приобрела его для своих детей, а может и внуков. Николай Иванович, когда узнал об этом, даже расстроился. Наверняка правильных взглядов был человек. Нет, чтобы ей уцелеть вместо этой… лавочницы. Но вообще находка была весьма полезная. С точки зрения Николая Ивановича даже полезнее, чем двенадцатитомник "История Второй мировой войны" под редакцией Гречко, попадись он вместо Носова. Первые две книги цикла, то есть "Приключения Незнайки и его друзей" и "Незнайка в Солнечном городе" уже были изданы большими тиражами под именем реального автора и успели приобрести в народе бешеную популярность. Заключительная же часть трилогии как раз готовилась к изданию. Николай Иванович с удовольствием прочитал гранки. Текст книги несколько отличался от канонического, зато сохранил присущую ему забористость. В струе политического мейнстрима на Луне появилась внутренняя колониальная система, высасывающая соки из цветных коротышек и соответственно расовые проблемы. Были усилены живописные реалии "Великой депрессии" и даже обозначились поползновения на подготовку агрессии на Землю. В персоналиях тоже были изменения. Например, образ макаронного заводчика Скуперфильда только слегка подправили. Он так и остался болеющим за дело технократом с залетами, а, следовательно, личностью поддающейся перевоспитанию. Просто вместо макаронной фабрики ему подсунули радиозавод, где он в числе прочего занимался изобретательством. Зато незабвенный текстильный фабрикант, латифундист и сахарозаводчик господин Спрутс был волею автора превращен в крупного банкира, биржевого спекулянта, поджигателя войны и почетного председателя тайного клуба аналогичных гадов, вынашивающих коварные планы. Крайне неприятная в итоге получилась личность, пробы негде ставить, прямо таки воплощение вселенского зла.
Николай Иванович посоветовал убрать из текста несколько явных анахронизмов, зато отбил попытку особо ретивых товарищей из ОИБ снять часть иллюстраций, касающихся ракетной техники. Ничего такого особо секретного, способного дать противнику информацию о перспективах реального ракетостроения, там на самом деле не имелось. В конце концов, о ракетных поездах писал еще Циолковский. А тормозной двигатель в носу ракеты — вообще провокация. Зато посоветовал убрать, попавшие на одну из иллюстраций, вертолеты классической схемы с компенсирующим винтом сзади.
Закончив правку, Николай Иванович любовно погладил пачку листов. В далеком детстве это была одна из его любимых книг. Собственно именно по ней, да еще по "Финансисту" Драйзера у него в советское время и сформировалось общее представление о функционировании западной политической и экономической системы. После Перестройки приходилось читывать массу другой литературы на эту тему, но ничего уж такого принципиально нового из нее почерпнуть не удалось.
В катастрофе уцелело еще несколько книг, но особой ценности они не представляли. Не считать же ценностью юмористическую фантастику и детективы Дарьи Донцовой. Правда наличествовали "Евразийская симфония" Хольма Ван Зайчика (первая и вторая дзюан) и "Властелин колец" Толкина. По поводу последней книги Николай Иванович, как идейный противник литературы эскапизма вообще, и эльфийского фэнтези в частности, написал разгромную рецензию. Где и подчеркнул опасность негативного воздействия подобных произведений на неокрепшие умы подрастающего поколения советских граждан. При этом, тайно надеясь, что в данном варианте истории у Великобритании возникнет столько проблем, что "Профессору" будет не до писанины. Что до "Евразийской симфонии", то ее-то как раз Николай Иванович к изданию рекомендовал, как произведение проимперское, пропитанное духом подлинного интернационализма и способствующее воспитанию элиты в должном ключе. Но вот высокое начальство это дело зарубило на корню, причем, не соизволив сообщить причины данного решения. Может, книга не вписалась в текущую идеологическую линию партии, может, дело было в обилии достаточно подробно описанных научных и технических новинок вроде компьютерных технологий и генной инженерии, а может, руководство пока не определилось с "китайским" направлением внешней политики. Представив, какой фурор бы произвела данная книга, буде ее все-таки опубликовали, Николай Иванович печально усмехнулся. А потом представил, что было бы, если подобное опубликовать в России начала двадцатого века, и вообще рассмеялся. Какой вой подняла бы российская интеллигенция, задетая за самое сокровенное. Как бы она вопила и шельмовала автора за "азиатчину", "апологетику монархии" и прочие невыносимые для российского интеллигента вещи. Еще бы: главные положительные герои — полицейский и жандарм! Такое потрясение основ! Впрочем, и в начале века книга не прошла бы цензуру. Против этого был бы весь истеблишмент: власть, церковь, капитал и интеллигенция. Придрались бы к какой ни будь мелочи, вроде пятискоростных вагинальных электромассажеров, и запретили, как порнографию.
Убрав бумаги в сейф, Николай Иванович поморщился. Надо было приниматься за лечение. Включив радиоприемник и взяв с полки стеклянную банку с вонючей мазью, он принялся в очередной раз растирать больные суставы.
Стиль радиоведущих круглосуточного радио "Маяк", запущенного в эфир еще полтора года назад, заметно отличался стиля дикторов "Всесоюзного радио". Последние, как и надлежит официальному "рупору" государства, говорили солидно, мощно и чувством собственного достоинства. Отличался он и от бодрого до идиотизма стиля дикторов Рейха. Николай Иванович давно удивлялся, как нормальные люди вообще могут верить хоть чему-то сказанному таким тоном. Так же он заметно отличался от панибратской трескотни современных ему коммерческих каналов. Не в чести была и присущая забугорным "голосам" вкрадчивость. Стиль ведущих "Маяка" был доверительным, но без излишней фамильярности. Часто с легким юмором, но без явного стеба. Николай Иванович в свое время исписал рекомендациями несколько десятков листов, пока удалось добиться нужного оттенка. Зато теперь он получал от передач немалое удовольствие. И был при этом уверен, что мозги согражданам теперь промываются с максимальной эффективностью.
Прослушав репортаж из Лапландии, содержащий в числе прочего записанное на магнитофон интервью с командиром одного из торпедных катеров, участвовавших в десантной операции, он удовлетворенно улыбнулся. Чувствовался крепкий профессионализм. Репортаж закончился, в эфире зазвучали знакомые позывные.
Говорит радио "Маяк"! Оставайтесь с нами!
Просмотрев доклад инженера по диагонали, Сергей только вздохнул.
— Все же вы настаиваете, что мы непременно должны ввязаться в войну на уничтожение со всем миром разом? Кровожадный вы человек, Николай Иванович! Неужели нет иного выхода? Может, еще подумаете? Несколько часов времени у нас есть.
— Не передергиваете, — скривился инженер, — не со всем миром, а только с западными империалистами. Или вы всерьез считаете, что западная цивилизация это и есть "весь мир"? Так это распространенное заблуждение. Евроцентризм называется.
— Я исхожу из реальной ситуации, — заметил Сергей. — А реальный мир сейчас поделен. Просто государств, которые гуляют сами по себе, сейчас в мире нет. Имеются упомянутые вами "империалисты" и их колонии, оккупированные и подмандатные территории, экономически зависимые страны и так далее. Их ресурсы, так или иначе, могут быть использованы против нас.
— Вы не понимаете, — глухо сказал инженер, опустив голову. — Нам надо драться, другого выхода просто нет. Я же говорил, я же писал, чем у нас все в итоге кончилось. Когда накрылся медным тазиком Советский проект, как единственная реальная альтернатива безумию "общества потребления", то для человечества сразу замаячил приход пушистой полярной лисички. Старый европейский проект Модерна исчерпан, зашел в тупик, выхода не просматривается даже теоретически. Теоретики, мать их, у нас там спорили уже не о моделях "светлого будущего", а о глубине неизбежного цивилизационного отката. В смысле, или в неофеодализм человечество провалится, или же сразу в неорабовладение проскочит. Это в относительно мирном варианте развития ситуации. Или вообще в пещеры, особенно если до термоядерной войны дело дойдет.
— А-а, теоретики, — отмахнулся Сергей, — если теоретиков слушать. Сами ведь знаете, чего стоит голое теоретизирование. Особенно если речь идет об обществе. Люди, знаете ли, свободу воли имеют. И вообще феодализм, а тем более рабство — экономически невыгодны.
— Это сейчас, при нынешних условиях. А если вдруг станут выгодными, так сразу и появятся. А наука, кстати, вполне может эти самые условия обеспечить. Я ведь уже вам рассказывал, что у нас там тормознулся технический прогресс почти во все областях, зато генная инженерия и контроль над психикой человека получают приоритетное финансирование. И где будет ваша "свобода воли" если дело дойдет, например, до генетически-запрограммированных рабов?
— Глупо! — заметил Сергей. — У вас там автоматика больших высот достигла. Зачем вообще нужны рабы, когда все смогут эти ваши роботы делать?
— Эх, — усмехнулся инженер. — Не понимаете вы, товарищ подполковник, тонкостей движения души морального урода. Над роботами разве покуражишься? Никакого удовольствия! А теперь представьте себе вышеупомянутого морального урода, добившегося таки абсолютной власти, полной безнаказанности и отсутствия какой либо ответственности. Сибаритствующего в полном гедонизме. Сначала ему захочется, чтобы перед ним шапки ломали и кланялись в пояс — вот вам и феодализм. Потом, восхочется чтобы перед ним в пыли ползали, и ноги с собачьей преданностью лизали — вот вам и неорабство. А потом, ясное дело, возжелается божественных регалий, то есть, чтобы ему в храмах молитвы возносили. Обычный путь эволюции, точнее деградации, отвязанного индивидуалиста. Всегда одно и тоже. В средние века такие Каббалой баловались именно с этой целью, в боги пролезть хотели. В нашем времени — аналогично. Об элите вообще разговора нет, так ведь откроешь книгу… Просто плюнуть негде, везде толпы ублюдков, мечем и магией пробивающих себе дорогу к бессмертию и божественному статусу. Упиваясь при этом собственной крутостью, и имея в пути все, что шевелится. Тьфу! Давить! Давить и давить этот генетический мусор! Иначе худо будет!
Сергей скептически оглядел инженера, в очередной раз усевшегося на любимого конька. Во все эти апокалиптические ужасы ему не слишком верилось. Просто допекли в будущем человека, разочаровался человек в тамошней жизни, вот и бьет в набат. Так раньше думать надо было! Прохлопали державу по собственной дурости и лени, а теперь во всем некие "моральные уроды" виноваты. А сами-то вы такие "правильные"… где при этом были? Почему ничего не сделали? Почему допустили? Ну теперь-то все иначе пойдет. Вот закончим войну…
Инженер внимательно посмотрел в лицо Сергею и отвернул голову в сторону. — Не верите, — обреченно констатировал он. — Я вам уже сколько долдоню, а вы все равно не верите. Сейчас опять начнете рассказывать сказки о воспитании, правильном государственном устройстве и пережитках капитализма в сознании. Плавали — знаем, чем это кончается. Надо драться, надо драться до конца. Как только остановимся и начнем разглагольствовать о "мирном сосуществовании", так можно сливать воду. Наша элита загниет, соблазнится красивой и комфортной жизнью, каковой живет элита запада, и предаст народ и страну. Чтобы дать стране шанс, чтобы дать шанс всему человечеству, этот кровососущий монстр, именуемый Западом, должен быть уничтожен. Не физически, разумеется, без этого видимо можно и обойтись, но как доминирующая в мире сила, как привлекательная экономическая модель, как образец для подражания. В противном случае эта зараза подомнет мир под себя, высосет из планеты все имеющиеся ресурсы на "общество потребления", все опошлит, все изгадит и все разложит, а потом рухнет, похоронив человечество под своими обломками.
— А почему вы считаете, что для достижения перечисленных целей нам обязательно надо воевать? — спокойно остановил излияния инженера Сергей. — Ведь есть и другие варианты. Идеологическая война, например. А еще технологическая гонка, экономическое соревнование. С теми козырями, которые вы же сами нам и дали, Советский Союз вполне может выиграть и без глобальной военной бойни. Мы тут, кстати, с товарищами еще в сорок первом году свели воедино все, что вы тут нам рассказали, провели анализ и пришли к интересному выводу. Этот ваш хваленый Запад уже в шестидесятых семидесятых годах реально находился на грани краха, того самого "коллапса" о котором вы так любите говорить. И только бездарная и беззубая политика тогдашнего советского руководства позволила ему этого самого краха избежать. Не хватило пары десятилетий. Потом они сожрали СССР и мировую систему социализма, за счет чего получили возможность несколько продлить свое существование. Но с чего вы взяли, что и у нас тут им удастся это провернуть? Кто им тут это позволит сделать? Ошибки учтены. Мы их задавим без всякой войны. Истощим в технологической гонке, подорвем колониальную базу, взорвем изнутри идеологически. Все возможности для этого имеются. А вот если мы опять положим в войне десятки миллионов своих лучших граждан, если истощим в этой войне свои силы… Вот тогда и могут возникнуть проблемы…
Так как? Может, все-таки подумаете?
— А если они все объединятся, чтобы навалиться на Союз разом?
— Вы сами себе противоречите, — хмыкнул Сергей. — Как раз в предлагаемом вами варианте это самое объединение и становится быстрым и неизбежным. Как только мы сунемся в Европу, так сразу и произойдет. И вот тогда нам и придется воевать против всего мира. А мы пока к этому не готовы. Нам нужно время на развитие, нам нужно время чтобы уйти в технологический отрыв, нам нужно несколько лет. Пусть не мира, но относительного покоя. А если в это время наши противники измотают друг друга — так еще лучше. Как вы не видите — картина изменилась от той, что была у вас. Сами же на днях разбирались с проблемами в САСШ. Ведь ясно видно, что у них уже сейчас сдают нервы. Ситуация выходит из-под их контроля. Вместо того чтобы зарабатывать деньги, они вынуждены их тратить. Запланированное глобальное доминирование становится недостижимой мечтой. Сгорают огромные вложения. Вы помните, как еще в прошлом году мы тут с вами обсуждали национализацию Германией всей собственности американских корпораций в Европе? И то, как они лихо вычистили из советов директоров национализированных предприятий всех заокеанских ставленников? Помните?
Инженер согласно кивнул. — Разумеется, помню. Шаг со стороны немцев вполне оправданный. Особенно после того, как американцы нарушили свои обязательства по поставкам сырья и комплектующих для этих предприятий. У нас-то они на протяжении всей войны продолжали это делать через нейтралов.
— Вот и я о том же, — продолжил Сергей. — Ситуация-то изменилась. Британская империя уже банкрот. А банкиры САСШ скоро ими будут. Англичане с ними за поставки оружия и прочего фактически рассчитываются воздухом, то есть колониями, которые они уже потеряли, и допуском на рынки, которые тоже уже не контролируют.
Сергей сделал паузу, чтобы лучше дошло. — Мне кажется, товарищ Прутов, что вы воюете с призраками. Не будет у нас тут многих тысяч тонн золота в подвалах банков САСШ и Форта Нокс. Поэтому не будет и плана Маршалла, Бреттон-Вудской системы, доминирования САСШ в мире и прочих ужасов, о которых вы нам рассказывали. Много чего не будет. Если, разумеется, мы не сделаем глупость и ценой миллионов жизней наших солдат и огромных расходов не устраним их конкурентов.
— То есть, если я правильно понял, — ехидно начал Прутов, — товарищ Сталин у нас допустил ошибку, когда полез в Европу и…
— Молчать! — в очередной раз оборвал обнаглевшего инженера Сергей. — Не зарывайтесь, гражданин Прутов. Вам же яснее ясного русским языком объяснили, что ситуация изменилась. Что расклад совершенно иной. Уяснили? — Инженер с явной неохотой кивнул.
— Вот и хорошо, что уяснили. Тогда лежите и думайте насчет нового варианта доклада. И уж поверьте мне, что думать надо вовсе не о том, как бы зажравшиеся американцы, дорвавшиеся до мирового господства, не соблазнили нашу элиту долларами, яхтами, шикарными шлюхами, педерастией и прочим сибаритством. Думать надо о том, как Советскому Союзу жить и развивать в мире, где будет несколько, как вы любите выражаться, "центров сил". А эти самые "центры сил" по факту будут представлять собой молодых, голодных, наглых и решительных империалистических хищников. Никаким таким сибаритством, а тем более гедонизмом в элите отнюдь не страдающих. Работайте. Доклад должен быть готов к двадцати трем ноль ноль.
От инженера Сергей вышел в изрядно взвинченном состоянии. — Нет, каков фрукт! — злобствовал он про себя. — Ведь сколько раз ему говорилось, чтобы с подобными аргументами не шутил, а все неймется! Совсем ему тамошняя "демократия" мозги отшибла. Или неприкасаемым себя считает? Зря, неприкасаемых, как и незаменимых, у нас нет. Может и допрыгаться, в конце концов.
Вернувшись в свой кабинет, Сергей закрыл дверь на ключ и достал из сейфа початую бутылку водки. Налив в стопку грамм пятьдесят, намахнул без закуски. Теплая волна прокатилась по телу, малость полегчало, злость начала проходить.
— Черт с ним с инженером! — решил Сергей. — Пусть сидит доклад пишет. Посмотрим, что у него в результате получится. Если опять всякая хрень про ужасы грядущего постиндустриализма, которые обязательно следует давить в зародыше путем немедленного объявления войны на уничтожение всем и вся, то придется поговорить с ним иначе. Нет, ну надо же быть таким пустоголовым болваном, чтобы вообще не чувствовать текущую политическую линию!
Сергей посмотрел на бутылку, подумал и решительно убрал ее обратно в сейф, взамен вытянув оттуда пакет с документами, который доставил сегодняшний курьер. В конце концов, с бумагами надо работать не только инженеру.
Вскрыв пакет, Сергей принялся за чтение новых указаний начальства. Поставленная задача была ожидаемой, инженер в свое время предупреждал об этой проблеме. Точно в момент попытки фашистского нападенья на Закавказье на территории Чечено-Ингушской АССР произошли беспорядки, явно инспирированные немецкой агентурой. Беспорядки подавили без труда, но большая часть мужского населения, опять же, как и предупреждал инженер, разбежалась по горам и принялась бандитствовать. Был сорван и призыв в Советскую армию.
В соответствии с прогнозом развивалась и ситуация в оккупированной фашистами Литве. То есть значительная часть местного населения с радостью встретила фашистскую армию и с большим рвением принялась с оккупантами сотрудничать. Причем сотрудничество это принимало совершенно зверские по отношению к поддерживающим Советскую власть, или хотя бы лояльным к ней гражданам формы. Латвию и Эстонию фашистам оккупировать не удалось, но многочисленные националистические проявления имелись и там. Начальство считало, что пришло время решать, что делать с этим гнойником. В смысле, с чеченцами и ингушами хоть прямо сейчас, а литовцами после скорого освобождения соответствующих территорий от захватчиков. И, соответственно, запрашивало рекомендации.
Сергей хмыкнул, припомнив, что именно рекомендовал в этом плане инженер. Тот в свое время предлагал воздержаться от "незаконных репрессий", а действовать исключительно по букве и духу действующего законодательства. То есть подавляющую часть мужского населения, как предателей и дезертиров по законам военного времени прислонить к стенке, благо, что есть за что. Их злостных пособников в лице женщин и стариков, опять же в строгом соответствии с законом, надолго упечь в лагеря. Всю их собственность конфисковать, передав эвакуированным с запада страны семьям. А малолетних детей, раз уж остались без родителей и жилья, равномерно распихать по детским домам всей страны. После чего упразднить соответствующие республики и считать вопрос закрытым.
У Сергея на этот счет имелось свое мнение, возникшее в процессе обсуждения данного вопроса с сотрудниками ОИБ, была на эту тему пара "мозговых штурмов". Идею, если припомнить, косвенно подсказал тот же инженер, как-то посетовав, что у Советского Союза не имеется собственных гуркхов, как у англичан. Мол, неплохо было бы их заиметь. Понятное дело, что ни чеченцы ни прибалты на роль гуркхов совершенно не подходили, не тот контингент. Не столько воины, сколько бандиты и грабители, слабо представляющие, что на свете вообще бывают честь и верность. Не гуркхи из них выйдут, а скорее "башибузуки". Но и для башибузуков найдется дело. В Иране и на бывших турецких территориях у страны уже сейчас хватает сложностей. А по результатам войны территорий со сложностями может и добавиться. И далеко не везде решать вопросы можно будет, не снимая белых перчаток. Восток, как говорится, дело тонкое. Контртеррористические операции проводить все равно кому-то надо. Вот пусть чеченские и литовские башибузуки и проводят. А что до суда, то будет им суд и "вышка" по заслугам. Самых отъявленных в самом деле расстрелять, а остальным исключительно из соображений высокого гуманизма предложить альтернативу. Послужить Советской Родине на дальних рубежах. Семьи, естественно, для гарантии пока останутся в Союзе, но отнюдь не в их родных краях. Будут хорошо служить, можно будет через пяток лет и семьи по месту службы отправить. Кроме детей мужского пола, разумеется. Этих следует еще в нежном возрасте направлять в специальные учебные заведения янычарского типа, то есть в суворовские училища. Тогда на выходе уже будут уже не башибузуки, а натуральные мамелюки.
Сергей удовлетворенно усмехнулся и вставил лист в пишущую машинку. — Вот так вот! Людскими ресурсами разбрасываться не стоит. А инженеру только дай волю — сразу геноцид устроит!
Николай Иванович поскреб пальцами изморось на стекле, очистив небольшое, только заглянуть одним глазом, окошко. На улице бесилась метель, хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, идти на прогулку резко расхотелось. Решив, что без предобеденного моциона он сегодня обойдется, вернулся к радиоприемнику. Немецкий аппарат, настроенный на волну из Лондона, бодро лопотал на английском. Несмотря на белый день на дворе и средневолновый диапазон, качество приема было неплохое. Что было странно, обычно днем на средних волнах английские станции не поймаешь. Видимо наличествовали какие-то спецэффекты в ионосфере.
Николай Иванович прислушался к передаче и ехидно усмехнулся. Чем хреновее шли дела у бриттов, тем бодрее становились голоса их дикторов. А с недавних пор, после того как там была приостановлена работа парламента, политических партий, а Черчилль получил диктаторские полномочия, и вовсе. Этак они скоро и немцев по бодрости тона переплюнут. Допрыгались, называется! Можно сказать хрестоматийный пример того, что буржуазная демократия хороша тогда, когда надо привычно делить награбленное, права и дивиденды. В случае же когда делить приходится убытки, обязанности и повинности данная схема отказывается работать напрочь. Поскольку желающих добровольно взвалить это себе на горб, понятное дело, не находится, и навьючивать всех приходится силой. А после того как СССР и Германия сначала заключили перемирие, а потом и подписали мирный договор, народишко на острове совсем, говорят, пал духом. Когда мы сцепились с немцами, они, было, обрадовались, малость воспряли, появилась надежда, но тем тяжелее воспринимается последовавший облом.
Немцы хоть и огребли от Союза хорошую плюху по самомнению, изрядно подмочив при этом свой престиж, но в плане морального духа смотрятся куда бодрее. Отлаженная машина пропаганды у них пока сбоев не дает. Все объяснила немецкому народу в лучшем виде.
Военный конфликт (не война!!!) с Советским Союзом, оказывается, был недоразумением, вина за которое лежит исключительно на английских агентах, пробравшихся в высшие эшелоны власти Рейха, а в особенности в армию и спецслужбы. Это они дезинформировали фюрера, передавая ложную информацию об "агрессивных" планах Сталина, и настаивали на необходимости нанесения превентивного удара. Разъяснениями в СМИ дело, понятно, не ограничилось — жертвенных голов по земле покатилось изрядно, в том числе и в буквальном смысле. Обезглавили, например, шефа Абвера адмирала Канариса. Официально как английского агента, а реально, понятное дело, за то, что прохлопал наличие у СССР ядерного оружия, ночных торпедоносцев и прочих сюрпризов.
Лишился головы и рейхслейтер Альфред Розенберг. Официально за косяки в расовой теории и злонамеренное искажение правильных идей профессора Гюнтера, вылившееся в неправильную классификацию русского народа, а фактически, ежу понятно, чтобы не проболтался кто там на самом деле накосячил с идеологией. Мол, уважаемый профессор ведь ясно написал, что ценность народа надо обязательно соотносить с созданной им цивилизацией. И раз уж русским, или японцам удалось создать свою мощную и эффективную цивилизацию, то об их неполноценности речи идти не может. Тем более что по уточненным данным русские тоже имеют арийское происхождение, что, кстати, английский агент Розенберг и скрыл от фюрера и немецкого народа. Хотя знал, ибо родился и долго жил в России. Когда Николай Иванович ознакомился с расовой доктриной Рейха в новой трактовке, то от души посмеялся над тем, как запущенная с его подачи концепция "российской цивилизации" быстро пришлась к месту. А заодно и над тем, как замечательно прочищает мозги хороший удар правой в челюсть. А что скажут немецкие теоретики, когда в будущем еще от кого ни будь из "неполноценных" огребут? Тоже к полноценным припишут? В принципе все в рамках "общечеловеческих ценностей": можешь вломить — будут уважать и имеет дела, не можешь — объявят дикарем, ограбят и растопчут.
Разумеется, срочно править "идеологическую базу" приходилось не только немцам. Нашим этим делом тоже пришлось заняться, пусть и в гораздо меньших объемах. Послезнание все же сказалось положительно. Но, например, тезис "Гитлер — агент международного финансового капитала" — пришлось пока снять, неудобно получилось.
Генералам немецким головы не рубили, их просто расстреливали, зато достаточно много. Видимо Гитлеру приспичило в пожарном порядке несколько проредить генералитет. С одной стороны за то, что тот изрядно облажался на Восточном фронте. С другой стороны потому, что по результатам "конфликта" среди вояк предсказуемо пошли опасные для него шевеления. Впрочем, не только среди вояк. Так что прочую "номенклатуру" тоже пришлось перетряхивать. Вероятно, под шумок Гитлер и его команда избавились и от всех прочих, кто так или иначе им мешал или просто намозолил глаза. Натуральный 1937 год, только в немецком исполнении. Николай Иванович даже подозревал, что в этом деле не обошлось без товарища Сталина. С образчиками юмора вождя ему уже приходилось сталкиваться. Тот вполне мог "пошутить" на мирных переговорах, мол, куда же вы на нас рыпнулись, даже чистку предварительно не проведя. Возможность для этого у него была, ибо последний этап переговоров проводился на высшем уровне, то есть вожди встречались лично. Гитлер рискнул прилететь на эти переговоры в Минск. Что служило гарантией его благополучного возращения в Рейх, Николай Иванович не знал, но подозревал, что сам Минск, или еще какой-то советский город, или сразу несколько таковых. Столько, сколько атомных бомб имелось тогда у немцев в наличии.
О чем конкретно договорились на данной встрече Сталин с Гитлером до Николая Ивановича, понятное дело, не довели. Но вот догадываться ему никто запретить не мог.
Даже из открытой информации, то есть той, что попала в газеты, много о чем можно было догадаться. Понятное дело, Германия уходила с захваченных ею территорий СССР. Их к концу декабря, когда было заключено перемирие, уже немного и оставалось. Менее понятным было то, что Советский Союз не стал предъявлять своих претензий на Босфор и Дарданеллы, удовольствовавшись правом прохода через них, а заодно и через Гибралтар торговых судов и военных кораблей. Так же немцы и их союзники обязались не размещать в Проливах крупных сил своих флотов. В качестве гарантии этого Сталин запросил и получил остров Крит, с правом строительства там серьезной военной базы и размещения приличного гарнизона. Зачем Сталину понадобился непотопляемый авианосец в "фашистской луже" в принципе было ясно, размещенная на Крите авиация могла контролировать не только подходы к Проливам, но и Суэцкий канал. Но те же англичане, например, выражали на этот счет некоторые сомнения, зачастую переходящие в насмешки над "русскими дикарями". В том смысле, что приличных портов на острове нет, то есть, в качестве базы военного флота он подходит слабо. С местами для военных аэродромов, учитывая гористый рельеф, тоже было негусто. Так что аэродромы эти при необходимости быстро выводились противником из строя. Особенно ядерным оружием. Снабжение размещенного на Крите гарнизона можно вести только через занятые немцами Проливы, и его легко прервать. Но Николай Иванович примерно представлял, зачем понадобилась Сталину колыбель Микенской культуры и пиратское гнездо еще с античных времен.
База военного флота на Средиземном море Союзу не больно и нужна. А если в качестве собственно "непотопляемого авианосца" Крит подходит и не очень, то для размещения береговых комплексов ПКР, способных остановить всякое судоходство в приличном радиусе, он будет весьма к месту. А уж как стартовая позиция для ракет средней дальности с ядерными боеголовками, способных держать под прицелом весь средиземноморский регион, так и вообще незаменим. И гористый рельеф острова тут явно в плюс, а не в минус. Ну а в мирное время это прекрасный курорт, ничем не хуже Крыма. Апельсины, маслины, вино и прочие дары субтропиков тоже пригодятся. Все это, разумеется, имело смысл только в том случае, если мир с Германией протянется хотя бы лет десять. Если же нет, то толку не будет.
Так же Советскому Союзу отходил север Финляндии до шведской границы. И кусок северной Норвегии, включая Тромсе. То есть те территории, что наши войска успели занять осенью и в декабре. Немцы, правда, выговорили поставки им никеля на достаточно льготных условиях. Финны, как слышал Николай Иванович, очень этим возмущались и даже пытались давить на Гитлера. Не выгорело, видимо Гитлер был изрядно разочарован откровенно выжидательной позицией Финляндии в прошедшей войне, где активных действий финны практически не вели. И поэтому обязанным им себя отнюдь не считал. Отношения Финляндии и Германии, похоже, после этого основательно испортились.
Еще Германия признала права СССР на весь Иран, что Николая Ивановича изрядно порадовало. Теперь контролируемая Советским Союзом территория с севера на юг рассекала Евразию на две части. И пусть и косвенно, но Рейх отказывался от всего, что лежало восточнее, например от Индии. Хотя с "востоком", учитывая активность японцев, еще надо было разбираться. Но пока страна получала надежный выход в Индийский океан. Англичане и американцы результаты "очередного сговора диктаторов", разумеется, не признали, но их в данном случае никто спрашивать и не собирался.
Официальной контрибуции, учитывая острую аллергию немцев на это слово, возникшую по результатам ПМВ, мирный договор с Германией не предусматривал. Однако, по ходу обсуждения этого вопроса в ОИБ, легко было догадаться, что достаточно крупная сумма "компенсаций" все же будет немцами выплачена. Только сделать это было решено путем ценовых перекосов в двухсторонней торговле в течение ближайших десяти лет и выдачей СССР льготных кредитов. Причем поставки нашего сырья Германия будет покрывать поставками современного промышленного оборудования. В том числе частично и в комплексе с технологиями, правда, большей частью гражданского назначения.
С точки зрения Николая Ивановича это было "неплохо", но не более того. По сравнению с тем как можно было бы разжиться теми же технологиями, возьми наши войска Германию штурмом, как он в свое время предлагал. Но что теперь сожалеть. Руководство страны приняло решение, и обратного пути уже нет.
Оставалось надеяться, что с технологиями мы и сами справимся. Неплохие предпосылки к этому уже имелись. Костяк созданных на "направлениях прорыва" НПО, активно обрастал "мясом", работа там шла поразительно быстро, уже были реальные успехи. Думается, что если бы немцы имели об этом подробную информацию, то еще подумали бы, а стоит ли мириться. Может, все же напрячь силенки, и попытаться решить дело, не откладывая на завтра. Сейчас-то они уверены, что выиграют обозначившуюся по результатам конфликта технологическую гонку и в будущем нас благополучно этим задавят. И предпосылки к этой уверенности у них имеются: с наукой и промышленностью дело там, в отличие от нас, обстоит весьма и весьма неплохо. Зато СССР показывает лучшую динамику, резво взяв со старта еще в 30-х, он продолжает набирать ход. А если добавить к этому "послезнание", позволяющее точно и практически беспроигрышно вкладывать деньги и прочие ресурсы в самое важное, то исход гонки вполне может сложиться и в нашу пользу. Тем более что Германия пока продолжала войну с Великобританией и США, что отвлекало немалые ресурсы. Десантная операция на Острова, учитывая, сколько там скопилось американских войск, сулила немалые сложности. Если, разумеется, не применить ядерное оружие, или не запугать им бриттов до расслабления сфинктеров. А еще предстояла достаточно долгая возня с Африкой, которую СССР по мирному договору признал, хоть и косвенно, зоной немецких интересов. Северную Африку они с итальянцами уже успели захапать, но до Кейптауна еще было как до Луны раком. Особенно если учитывать объединенную мощь англо-саксонских флотов и непролазное африканское бездорожье на суше. Но стараться Гитлер будет: золото, алмазы, цветные металлы и прочие вкусности. Одна урановая руда чего стоит, учитывая ситуацию. Но до урановой руды еще предстояло добраться. Англичанам с американцами, кстати о птичках, пока этого сделать не удалось. Ни единой тонны уранита они из бельгийского Конго пока не вывезли. Местные партизаны, усиленные "волонтерами-интернационалистами", очень ловко и эффективно выводили из строя коммуникации, подвижной состав и сами шахты. Сколько бы их не пытались починить и наладить. А поиск и обустройство других рудников в тех же Штатах или Австралии естественным образом грозили затянуться надолго. Дело это хлопотное, непростое и затратное. Николай Иванович мог судить об этом на примере самого СССР, где за прошедшие с его "попадания" годы с новых рудников только-только пошел первый промышленный "продукт".
Так что немцам придется еще воевать и воевать, оставалось только надеяться что не с нами. Все же отношения между СССР и третьим Рейхом были весьма далеки от безоблачных. Пепел сожженных атомным пламенем городов с обеих сторон у многих стучал в сердце. Кроме того, немцы все же успели весьма кроваво отметиться на оккупированных советских территориях. Забыть и простить такое весьма проблематично, да и вообще не комильфо. Настроения на этот счет среди советских граждан царили достаточно злобные, и столь неожиданное прекращение войны многими воспринималось неоднозначно. В Германии, соответственно, тоже хватало недовольных мирным договором. Особо ярых "реваншистов" Гитлер прополол или прижал, но на каждый народный роток платок не накинет даже вездесущее гестапо. А уж на мысли так и тем более.
Николай Иванович вынырнул из своих мыслей и снова прислушался к радиопередаче. Английский диктор в очередной раз поливал грязью "Пакт Сталина-Гитлера". Мол, "кровавые диктаторы", попирая все и вся коваными сапогами, нагло и беспардонно делят мир. Можно подумать, что подобные договоры хоть кого-то к чему-то обязывают кроме подписантов. По сути, обычное соглашение о разграничении сфер интересов. В том же Форин-офисе подобными бумажками все архивы забиты. И никто из-за этого почему-то на стену не лезет. А сколько криков было о пресловутом Пакте Молотова-Риббентропа. Ну, подписали, ну, договорились, кто и куда не будет лезть. Но ведь никто не притаскивал под конвоем на это подписание полномочных представителей прибалтийских шпрот. И не выбивал из них посредством пыток в лубянских подвалах подписи под договором, обязывающие их сложить лапки и не препятствовать вводу советских войск. Лимитрофов пакт совершенно ни к чему не обязывал, как не обязывал вообще никого в мире, кроме двух подписавших его стран. Причем даже и их не обязывал куда-либо вводить свои войска. А что до прибалтов, то было бы желание — могли героически защищаться и покрыть себя неувядаемой славой. А коль кишка оказалась тонка, то чего потом ныть?
Прослушав, как англичанин еще пару раз проехался по России, русским и товарищу Сталину лично, Николай Иванович в раздражении мысленно пожелал немцам удачи в проведении десантной операции. Может хоть после того эти деятели заткнуться навсегда, или хотя бы продолжат вещание уже из-за океана. Будто выполняя его пожелание "вражий голос" стал постепенно слабеть, затухать, перешел в неразборчивое бормотание, а потом совсем исчез. Николай Иванович повертел верньер радиоприемника в районе пропавшей волны — никакого эффекта. Как в воду канула. Видно что-то там, в ионосфере пришло в норму.
Наташа вернулась домой в середине февраля. После того как в соответствии с мирным договором немецкие войска на западном фронте были отведены за линию Гитлера, оставив в широком предполье только части прикрытия, а на Среднем востоке покинули южный Иран, в СССР началась частичная демобилизация. Значительную часть шоферов и механиков-водителей гусеничных машин демобилизовали в первую очередь, ибо они требовались народному хозяйству. Не за горами была весенняя посевная. А женщин раньше всех прочих. Зная это, Сергей оправданно рассчитывал на скорое возвращение подруги. Даже заранее договорился с начальником станции, чтобы сразу позвонил, как только Наташа появится. И тот его не подвел. Несмотря на приближающуюся ночь, Сергей сразу приказал готовить машину.
Погода была отвратительная, "эмка" норовила застрять в снегу, ее несколько раз приходилось толкать, но Сергею на эти мелочи было наплевать. Добравшись до Наташиного дома, Сергей прихватил с собой цветок с неизвестным ему названием, ранее коротавший свой век в горшке на подоконнике, и, увязая в снегу, побежал к двери.
После бурной встречи с подобающими объятиями и поцелуями, они потом целомудренно просидели всю ночь до утра за разговорами. В комнате было довольно холодно, затопленная печь не могла быстро прогреть выстуженный за многие месяцы дом. Но это им не мешало. Слушая рассказы Наташи, Сергей порадовался, что в свое время столько внимания уделил вопросу мобильного зенитного прикрытия наших колонн на марше. Насколько он понял из рассказов, именно самоходные зенитные установки несколько раз спасали любимой жизнь. Не хотелось даже думать, чем бы все могло кончиться, не окажись они на фронте в нужных количествах. А так — любимого младшего сержанта даже не поцарапало, хотя насмотрелась на всякое. Орденов и медалей Наташа на фронте не заработала, что ее весьма расстраивало. А Сергея напротив радовало, ибо знал, чем на самом деле приходится платить за эти побрякушки. Да и неудобно бы получилось, девушка с наградами, а он… Начальство ОИБ орденами по каким-то соображениям пока не баловало. Видимо считало, что в пересказе чужих идей и достижений особых заслуг нет. И за ту историю с заговором он тоже ничего не получил. Но тут, учитывая неоднозначность результатов, было понятно. Спасибо, что вообще к стенке не прислонили. Впрочем, неделю назад Берия намекнул, что по итогам войны что-то в этом плане ему и его сотрудникам все же отломится. Это радовало, возможно, что местное население перестанет на них косо смотреть.
А утром, перед тем как уехать в расположение, он предложил Наташе выйти за него замуж. Ведь обещало же руководство, что после окончания войны это станет возможным. Наташа согласилась.
Несмотря на бессонную ночь в Усадьбу Сергей вернулся в хорошем настроении. Каковое, впрочем, вскоре было испорчено. И испортил его никто иной, как инженер Прутов. Оказалось, что оный инженер еще вчера вечером, когда Сергей выехал на встречу с Наташей, сдал секретчикам служебную записку на имя ни больше, ни меньше, как самого товарища Сталина. Причем этот документ, озаглавленный "О необходимости проведения "Культурной революции" писать ему никто не поручал, он это сделал в инициативном порядке, и даже не поставив об этом в известность Сергея, что было ни в какие ворота.
Ознакомившись с объемистым текстом служебной записки, Сергей рассвирепел и приказал вызвать ему инженера на ковер. Тот вскоре появился и с мрачным видом уселся напротив. Обычно подобное, учитывая больные суставы, сходило инженеру с рук, но тут Сергей быстро перевел его в более подобающее вертикальное положение.
— Какого черта вы взялись заниматься отсебятиной? — жестко поинтересовался Сергей. — Да еще на адрес товарища Сталина? Или вам делать стало нечего?
— Я делал это в свободное от плановой работы время, — сообщил инженер, отводя глаза в сторону.
— А почему меня не поставили в известность? Почему не обсудили содержание документа со мной или другими нашими сотрудниками? Какого хрена вы прыгаете через голову непосредственного начальника?
— Право напрямую писать товарищу Сталину или товарищу Берия у меня никто не отнимал. Просто в последнее время я этим правом не пользовался,… возможно, зря, — последнюю пару слов инженер произнес тоном ниже.
— Ах вот оно что, — протянул Сергей. Ситуация стала проясняться. Инженер вообще плохо перенес ту историю с мирным договором, когда на него пришлось надавить. Долго ходил как в воду опущенный, огрызался не по делу. А теперь, значит, в пику собственному руководству фортеля выкидывает.
— Обиделись мы, — ехидно усмехнулся Сергей. — Больше не доверяем своим товарищам. А ведь тогда вопрос стоял принципиальный, а вы в итоге спасовали и все подписали. А теперь, получается, решили отыграться? Не поздновато будет?
— Тогда вы мне выкрутили руки, — проворчал инженер. — Что же касается своевременности документа, то она как раз и вытекает из сложившейся ситуации. Признаюсь, я ведь думал, что основные внешнеполитические проблемы страны будут решены в ближайшие годы. И что решены они будут силой оружия. Но теперь вырисовывается иная ситуация. Теперь нам предстоит затяжная схватка. Научно-техническая гонка, экономическое соревнование, идеологическая борьба. И эта бодяга наверняка затянется надолго, на многие десятилетия. Мы это уже проходили, если вспомнить историю холодной войны и чем она в итоге закончилась. Ясно ведь, что ни товарищ Сталин, ни товарищ Берия до окончания этой схватки просто не доживут. А их преемники, уж не знаю, кто именно это будет, опять могут все бездарно слить. Несмотря на все преимущества, которые мы на данный момент имеем. Вот я и начал думать в этом направлении. А что через голову, так можно себе представить, как бы вы обкорнали мои мысли при обсуждении.
Кстати, вы собираетесь мою записку обсуждать или нарушение субординации, из-за которого вы и взбеленились?
Сергей задумался. Раз бумага официально зарегистрирована, то она все равно вскоре автоматически попадет на стол Сталину. Этого уже не изменить. А Сталин сразу поймет, что в ОИБ налицо некий внутренний конфликт. Вероятно, он и так это знает, поскольку получает информацию не только по официальным каналам. Но одно дело внутренние склоки, а другое дело те же склоки, но вытащенные на более высокий уровень. Начальнику не сумевшему урегулировать проблемы "по-домашнему" это однозначно в минус. Пообещав себе при случае припомнить инженеру его наглый демарш, Сергей все же решил сгладить ситуацию.
— Хорошо, давайте поговорим о содержании вашего опуса. Вы серьезно считаете, что предлагаемый вами фактический разгром культуры пойдет стране на пользу?
Прутов пожал плечами. — Вероятно, мы с вами по-разному понимаем термин "культура", — сообщил он. — С моей точки зрения культура — широкое понятие. То есть это не только театры, балеты и миньеты, а вообще все то полезное, что создано человечеством, начиная с высшей математики и кончая привычкой смывать за собой в туалете. Ведь говорят же о физической культуре, культуре производства, культуре земледелия и так далее. Ничего этого я "громить" не предлагаю.
— Хорошо, — покладисто согласился Сергей, — вы предлагаете разгромить только высокую культуру.
— Давайте будем точны в терминах, — продолжил инженер. — Вашу "высокую культуру" правильнее будет называть элитарной. Не в том смысле, что она лучшая, а в смысле, что предназначена для услаждения элиты. Зачем нам эта "культура"? Особенно в настоящей ситуации, когда на длительный срок требуется единство эли…, в смысле партии и народа.
— И поэтому вы предлагаете разогнать балет? — хмыкнул Сергей.
— А почему бы и нет? — снова пожал плечами инженер. — Этот самый балет, если припомнить историю, сыграл далеко не последнюю роль в гибели Российской империи. Если бы высший истеблишмент империи больше бы интересовался делом, а не балетом, а деньги тратил на армию и флот, а не на всяких там Кшесинских, то, может, и революция не состоялась бы. Так зачем снова наступать на те же грабли? Зачем снова плодить похотливых высокопоставленных "меценатов", корчащих из себя неизвестно кого? Да и с педерастами балетными следует разобраться. Иначе как-то странно получается. Статья в УК за гомосексуализм есть, а посадить их нельзя, ибо тогда танцевать некому будет.
— А театр вам, чем не угодил? Ну, ходят туда люди, повышают свой культурный уровень. Всяко лучше, чем водку хлестать. Я сам признаться с удовольствием ходил. Что тут плохого?
— Это рассадник богемы, постоянно воспроизводящий вредные для общества стереотипы поведения. И именно у элиты. Создает видимость приобщения к некой упомянутой вами "высокой культуре", а на деле просто гадюшник и гнойник. Свора жадных до почестей и материальных благ уродов, водящих хоровод вокруг людей обладающих реальной властью или деньгами, восхваляющих их, соблазняющих и разлагающих. Очень вредная вещь. Способствует созданию пропасти между народом и элитой, то есть формированию из последней "малого народа".
— Думаю, что вы преувеличиваете, — заметил Сергей. — Я лично знаком с несколькими актерами. Большей частью милейшие люди, искренне служащие искусству.
— А, — махнул рукой инженер, — претензии на жречество. Знакомая песня. Это игра на публику, они же профессиональные лицедеи. А на самом деле за известность и деньги мать родную продадут. Я на этих деятелей в своем времени насмотрелся. Поймите, им при Советской власти неуютно. Советское государство и их точки зрения плохой спонсор, жадный, неудобный. Лизать задницу и раздвигать ноги все равно приходится, а выбор пряников не очень. Ну, звание народного артиста им государство присвоит, ну, дачу отпишет, ну, денег на постановку выделит. А им требуются настоящие "меценаты", с толстыми кошельками, чтобы особняки дарили, машины, яхты и прочее. Чтобы лизать задницы, и раздвигать ноги можно было бы с чувством, с толком и расстановкой. Чтобы гонорары были миллионные. По-сути эти люди — природные враги Советской власти. Так зачем их плодить, да еще за государственные же деньги?
— Хорошо, допустим, — продолжил разговор Сергей. — А как тогда с кинематографом быть? Его-то вы упразднять не собираетесь. Но ведь там тоже актеры нужны. А известность у них еще больше, чем у театральных. На всю страну гремят, множество поклонников.
— Ничего страшного. Речь ведь шла только об упразднении профессиональных актеров. Как класса, так сказать. А кинематограф не театр, это не сквозное действо, а склеенное из множества независимо отснятых эпизодов, да потом еще отдельно озвученных.
В этом случае без профессиональных лицедеев можно и обойтись. Подбирать актеров так сказать из народа, на один раз. Нагрузка на режиссера, разумеется, вырастет, но им за это деньги платят. Должны справиться. Достаточно много хороших фильмов снято без всяких там "звезд", пусть таких картин станет больше. Зато потом не придется видеть этих "звезд" на экране телевизора, с немалым апломбом вещающих о вещах, в которых они ни черта не понимают.
— Но в этом случае качество продукции кинематографа неизбежно упадет, — сомнением протянул Сергей. — Как бы нам при этом не проиграть идеологическую войну. Сравнят наши люди отечественные фильмы с продукцией того же Голливуда…
Инженер усмехнулся. — Ерунда! На этом поле схватку с Голливудом нам все равно не выиграть. Они умело играют на самых низменных страстях и животных вожделениях, а у нас все равно будут в этом плане идеологические и моральные ограничения. Так чего тогда пыжиться? Ради премий на международных кинофестивалях? Перебьемся! Нашим главным идеологическим оружием должны стать не кинофильмы, а новый советский человек. Сумеем воспитать такового в достаточных количествах — идеологическую войну можно считать выигранной. Не сумеем — обделаемся, даже термоядерные бомбы не помогут. Чтобы приехал такой, в какой ни будь там Детройт или Гондурас и всем было видно, что это новая генерация человека. Часть, разумеется, шарахнется от него в ужасе, часть начнет крутить пальцем у виска, но на этих нам наплевать. Ведь будут и те, кто оценит. Поймут, что имеются на свете и другие люди. Значит можно жить по-другому.
— В "достаточных"… это в каких? — поинтересовался Сергей.
— Хотя бы процентов десять в ближайшие пару десятков лет — так это уже будет эпохальное достижение. Но чтобы именно эти люди задавали в нашей стране тон.
— Хм, — Сергей снова задумался, — а с писателями что? Вы тут рекомендуете резко сократить тиражи художественной литературы, да и ее преподавание в школах до минимума урезать. И как тогда этого самого "нового советского человека" воспитывать?
Без литературы-то? Без инженеров человеческих душ?
— Я исхожу из того факта, что большая часть так называемой "классической литературы" не доносит до читателя никакой полезной информации, зато несет в себе враждебный нашему государству идеологический заряд. Возьмем, например, отечественную классику. Эти книги у нас издают и включают в школьные программы из тех соображений, что их авторы якобы что-то там имели против царизма, призывали к свободе, ратовали за народ и так далее. На практике же эти авторы представляли собой типичные образчики матерых социальных паразитов, прожигающих жизнь на балах или барствующих в своих имениях. Делом они не занимались, родине служить отказывались принципиально. Соответственно, никакой полезной информации о жизни тогдашней России вообще и ее народа в частности в их книгах просто нет, они ее не знали да и знать не хотели. А кто что-то тогда для страны реально делал, как раз те книжек не писали, им просто некогда было. Поэтому в вышеупомянутой литературе содержатся исключительно высосанные из пальца проблемы, картонные страсти и глупое прожектерство. Ну и зачем тиражировать все эти тонкости движения души профессиональных прожигателей жизни? Если еще учесть, что в нагрузку к этому тиражируются подрывные стереотипы барства, сибаритства, нежелания служить обществу и бегства от любой ответственности.
Да и современная литература, если честно сказать, за редкими исключениями переводит хорошую бумагу в макулатуру. Поскольку хорошо писать получается только о том, о чем писатель имеет хоть какое-то представление. А о чем может знать "профессиональный" писатель и завсегдатай богемных тусовок? О чем он вообще способен написать с душой и со знанием дела? Только о прочих обитателях этих самых тусовок, тамошних мелких страстишках и прочих интеллигентских соплях.
Ну, закажет государство такому "профессионалу", например, производственный роман. Чтобы, значит, читатели узнали о трудовых подвигах и проблемах, например, метростроевцев. Думаете, что он напишет что-то путное? Отнюдь! Накарябает очередную халтуру, все детали переврет, проблемы высосет из пальца, реальные же даже не обозначит, поскольку плевать он хотел на этих самых метростроевцев вместе с их проблемами. Метростроевцы же, прочитав этот опус, будут плеваться на этот с их профессиональной точки зрения болезненный бред. А прочие читатели получат искаженное представление о действительности. Нет, бывают, конечно, приятные исключения. Печатали у нас там еще во времена СССР такого автора производственных романов как Артур Хейли. Вот он подходил к делу правильно. Прежде чем сесть за пишущую машинку, сначала на годик устраивался на работу в соответствующую структуру, будь то отель или аэропорт. Работал там, изучал ситуацию изнутри, общался с людьми, набирал материал. Зато его романы можно было с удовольствием читать.
То есть мое мнение такое — человек должен заниматься реальным делом. Тогда, если у него есть литературный талант, он способен написать одну, максимум две хороших книги, на основе накопленного за жизнь опыта. Или, если таланта нет, то хотя бы мемуары. А все остальное у него будет вымученная халтура.
Поэтому Союз писателей я и предлагаю разогнать. Никчемная организация, жутко вредная.
— То есть вы считаете, что художественная литература стране вообще не нужна? — уточнил Сергей.
— Почему же. Детская и юношеская литература крайне необходима. Правильной направленности, разумеется. Чтобы внедряла в неокрепшие умы нужные обществу модели поведения. А что до прочей…
Тут, как говорится, надо хорошенько разобраться. Чтобы не плодить "эстетов", прочитавших несколько модных в богемных кругах "шедевров" и на основании этого возомнивших интеллектуальной элитой. А "шедевры" эти на самом деле должны представлять интерес исключительно для психиатров. Ну, или для критиков из той же богемы, любящих гадать, что именно стимулировало авторов в их написании. В смысле застарелая педерастия или прогрессирующая импотенция.
И вообще надо больше делом заниматься, а не художественную литературу запоем читать. А если уж что-то читать, то тоже лучше по делу. Умение вовремя вставить в разговор нужную цитату на самом деле яйца выеденного не стоит. Да и цитаты те большей частью бредовые. То есть если у человека есть желание повысить свой культурный уровень, надо его на курсы повышения квалификацию отправлять. Или пусть курс каких-то лекций прослушает. Или научно-популярную литературу на худой конец почитает. А если его тонкости психологии интересуют, то на это тоже учебники есть. Пусть по ним и изучает. Получится гораздо эффективней, чем по худлиту, там все равно "психология" липовая, авторами вымышленная. Только людей дезориентирует.
— Ваша позиция понятна, — резюмировал Сергей. — Какой-то смысл тут есть, но, на мой взгляд, она грешит излишним радикализмом. Но вот зачем это в таком виде так срочно потребовалось товарищу Сталину посылать? Вы уверены, что он ваши идеи одобрит?
В последние месяцы Николая Ивановича никуда из расположения не возили, поэтому он с любопытством крутил головой пока машина ехала по улицам Куйбышева. Явочным порядком ставший чем-то вроде временной столицы город, этому высокому званию, по его мнению, не слишком соответствовал. Но формально остающаяся пока столицей Москва тоже, учитывая ситуацию, не соответствовала. По крайней мере, иностранные посольства по факту перебрались в Куйбышев. Причем предпочли устроиться не в центре города, где им предлагали более удобные и комфортные варианты, а по достаточно отдаленным пригородам. Видно опыт коллег, попавших под раздачу в Москве, особой радости не вызывал. Ходили слухи, что вскоре будет принято решение о строительстве новой столицы СССР, где-то на Урале или вообще чуть ли не в Сибири. И что столица эта будет именно новой, то есть построенной на новом месте и с нуля. Николай Иванович подозревал, что одним из важнейших критериев, по которым сделают выбор, окажется геология и это будет город с множеством подземных сюрпризов.
Под землей было довольно многолюдно, но в приемной долго не продержали. Поздоровавшись с вождем, Николай Иванович сразу заметил, что Сталин сегодня находится не только в хорошей форме, но и в хорошем настроении. Видимо разноса не будет.
Наверное, поэтому вождь не стал поднимать вопрос о противоречиях в ОИБ, а сразу перешел к обсуждению служебной записки. Первый вопрос был вполне ожидаемым, к нему Николай Иванович был готов.
— Товарищ Сталин, я не ребенок и догадываюсь, зачем вы создавали все эти творческие союзы. Они создавались, чтобы было удобнее держать этот гадюшник под контролем. Ибо нет лучшего способа отвлечь российских интеллигентов от антигосударственной деятельности, чем дать им денег и предложить самим поделить эти деньги по справедливости, то есть в зависимости от талантов и заслуг. А так как каждый там считает лично себя наигениальнейшим из гениев, а всех прочих и в грош не ставит, то результат вполне предсказуем. Сочинять антигосударственные памфлеты "творческой интеллигенции" будет просто некогда. Все силы и время займут написание доносов и пасквилей друг на друга, внутренние дрязги и интриги. И при этом все интриганы будут вынуждены апеллировать к государству, как к третейскому судье. Удобно.
Сталин усмехнулся. — И что тогда вас в этом не устраивает?
— Товарищ Сталин, такая система слишком зависит от индивидуальных качеств людей, этот контроль осуществляющих. Я знаю, что сейчас контроль над "творческой интеллигенцией" осуществляете лично вы. То есть, вы лично просматриваете выпускаемые в прокат кинофильмы, прочитываете книги и сценарии, просматриваете спектакли, прослушиваете песни и музыку. Хотя ни не все, но достаточно многое. Что в итоге позволяет держать руку на пульсе, проводить требуемую идеологическую линию, ну, и попутно не давать засевшим в творческих союзах "заслуженным" давить молодую талантливую поросль.
А что будет, если, допустим, у Ваших преемников не окажется должных литературных и прочих талантов, которые есть у Вас? И они будут вынуждены перепоручить это важное дело, какому ни будь там секретарю по идеологии? А он окажется исполнительным дуболомом, вроде нашего Суслова, и вместо того чтобы вести тонкую, индивидуальную игру тупо начнет все запрещать и недопущать? Что приведет к тому, что творческая интеллигенция на время позабудет о внутренних дрязгах, и объединится в борьбе против политики партии.
Или, напротив, этот секретарь по идеологии окажется скрытым врагом народа и либералом, вроде нашего Яковлева, возомнит себя "меценатом" и ниспровергателем "тоталитаризма" и вообще спустит "творческую" свору с поводка. Тут нужна более надежная система контроля, менее зависимая от личных качеств и талантов контролера.
Николай Иванович замолчал и обеспокоено посмотрел на вождя, какое впечатление на него произвели его слова. Но тот с непроницаемым лицом начал набивать трубку. Набил, закурил, и только потом произнес:
— Товарищ Прутов, вы сами около года назад писали, что идеальной системы управления государством создать невозможно. Тем более, невозможно сделать это на "вечные времена". Вы писали, что очень многое зависит от личных качеств и воспитания людей, занимающих высокие посты. Элиты, как вы их называете. Выходит, что теперь вы решили изменить свою позицию?
— Товарищ Сталин, — нервно начал оправдываться Николай Иванович, — я вовсе не отказываюсь от своих слов, но…
Здесь он запнулся. Объяснять вождю, что для того чтобы уверенно чувствовать себя в среде творческой интеллигенции, а тем более понимать ее "творческие" изыски, самому надо иметь повернутые мозги, почему-то не очень хотелось. Лучше зайти с другого конца.
— Но тут особая ситуация. Тут, учитывая специфику, необходимо сократить число объектов управления. Ведь прогресс на месте не стоит. Кинофильмов в дальнейшем будет сниматься все больше и больше, книг тоже будет писаться огромное количество, увеличится число газет и журналов. Еще в довесок к радио появится телевидение, а потом и Интернет. Я уже не говорю о широком распространении различной копировальной техники. Контролировать сверху весь этот девятый вал информации не представляется возможным, никаких контролеров не хватит. А попытки это делать, вроде постановки на спецучет всех пишущих машинок в стране, будут вызывать только ехидный смех врагов и раздражение собственных граждан.
Поэтому контролировать следует только самые важные, ключевые объекты. Кинематограф, печатная периодика, телевидение и тому подобные инструменты, рассчитанные на массовую аудиторию, на самом деле являются индустрией, а, следовательно, их можно контролировать методами близкими к тем, что и применяются в индустрии. А вот "высокое искусство", "искусство не для всех", то есть предназначенное для услаждения элиты, так контролировать не получится. И лучше его если не ликвидировать, то хотя бы задвинуть на любительский уровень. Там от него особого вреда не будет, только немалая польза. Пусть дети ходят театральные кружки, музыкальные и художественные школы. Пусть народ ставит любительские спектакли, организует любительские концерты и прочую самодеятельность в любых количествах. Пусть поет и пляшет, как его душеньке угодно. Как это веками делали наши предки. Пусть сами поют и пляшут, а не слушают завывания очередной "звезды" из телеящика. А вот на общесоюзном так сказать уровне, я считаю, нам этого добра не надо. Вредно это.
Сходная проблема имеется и со спортом. То есть массовый спорт, несомненно, очень полезен, ибо повышает физические кондиции, волевые качества и здоровье населения страны. А вот так называемый "спорт больших достижений" играет совсем в другую сторону. Опять появляются "звезды", высокопоставленные спонсоры и покровители, интриги, допинги, то есть химические стимуляторы, полоумные фанатики-болельщики с бутылкой пива в руке. Спортсмены еще в молодом возрасте становятся инвалидами. Громогласные декларации о любительском спорте превращаются в лицемерие. Всем ведь ясно, что в этом спорте место только профессионалам, где бы там они формально на работе не числились. Что-то во всем этом есть нехорошее. Не должны люди уподобляться призовым рысакам, на которых делают ставки на ипподроме, и приносящим славу подготовившим их "конюшням". А если так уж надо определить предельные возможности человека, или их продвинуть дальше, то в лабораториях армии и спецслужб это можно сделать ничуть не хуже, а вероятно даже лучше.
Николай Иванович опять замолчал и выжидательно уставился на вождя. Тот качнул головой.
— Так за что все-таки, товарищ Прутов, вы так театр, оперу и балет не любите?
Этого вопроса Николай Иванович тоже ожидал, на него имелась домашняя заготовка.
— Товарищ Сталин, дело тут не в любви или нелюбви. Просто эта часть мирового культурного наследства лично мне представляется сомнительной, не стоило ее пытаться вот так сразу, без должной адаптации, поставить на службу народу после революции. Понятно, что это было сделано с самыми лучшими намерениями. Рассуждали так: вот, мол, эксплуататорские классы наслаждались высокой культурой, а народ при этом держали в невежестве. А теперь, мол, высокое искусство будет доступно всем, теперь и рабочие с крестьянами по театрам и балетам ходить будут. А что на самом деле получилось? Это как роскошную карету в наследство от старого мира получить. Мол, ездили эксплуататоры на каретах, а теперь и все прочие на них кататься будут. Но не получается, на всех карет не напасешься, неэкономично. И в качестве общественного транспорта ее не приспособишь, не трамвай, посадочных мест маловато. И в итоге эту самую карету неизбежно начинают использовать по прямому назначению самые равные среди равных. Ну, те, которые равнее всех прочих. Так зачем поощрять барские замашки у элиты? И вообще, как мне кажется, не дело, что всякие там актеришки, певички и футболисты становятся идолами общегосударственного масштаба, то есть образцами, на которые начинает ориентироваться молодежь.
Николай Иванович бросил еще один взгляд на Сталина и продолжил:
— Возможно, Вы помните, что я писал об опытах этологов с обезьянами? О том известном эксперименте с попыткой установления товарно-денежных отношений у шимпанзе. Ну, где обезьяны качали рычаг, получали за это жетоны, а на жетоны, соответственно, фрукты. И как при этом животные разделились на поведенческие группы. Помните?
Сталин хмыкнул и кивнул.
— Вот и я как вспомню о той обезьяньей группе, которая с ужимками, принимая умильные позы, клянчила жетоны у награбивших их у "работяг" доминантов, то сразу пропадают все сомнения от кого на самом деле произошли "деятели культуры". И если дать этим "деятелям" волю в распространении присущих им поведенческих стереотипов…
То достаточно быстро окажется, что с ужимками клянчить у "сильных мира сего" различные материальные блага будет уже вся страна. У нас там, в Перестройку, как раз нечто подобное и произошло. Очень не хотелось бы, чтобы такое случилось снова.
Сталин встал из-за стола и несколько раз прошелся по кабинету. Николай Иванович сидел молча. Переводил дух после долгого монолога и ждал возражений. Но вместо этого Сталин остановился перед ним и посмотрел прямо в глаза.
— Товарищ Прутов, вот вы верите в возможность построения коммунизма? Только честно!
— Ничего себе вопросик! — пронеслось в голове у Николая Ивановича. — Причем тут это? Речь-то шла совсем не о том. — Но на вопрос все равно надо было отвечать.
— Нет, не верю, товарищ Сталин.
— Вы считаете, что нам не под силу создать для него материальную базу? — задал вождь следующий вопрос.
— Нет, то есть, да… Извините, немного запутался. В смысле, что с материальной базой лично я особых проблем не вижу. Ее вполне можно построить за пару тройку десятилетий. Если, разумеется, в известной формуле "От каждого — по способностям, каждому — по потребностям" речь идет о разумных потребностях. То есть развитие производительных сил в достаточно скором будущем вполне может обеспечить каждого хорошим питанием, вкусным, здоровым, разнообразным. Я ведь подробно писал о так называемой "зеленой революции" в сельском хозяйстве. Так же можно будет обеспечить каждого члена общества удобной и гигиеничной одеждой и обувью в необходимом количестве, и на все сезоны. Жильем людей тоже можно обеспечить, теплым, здоровым, если не комфортабельным, но уж точно комфортным. И транспорт общественный развить можно. И плюс ко всему этому предоставить людям широчайший спектр возможностей для саморазвития, как физического, так и интеллектуального. Полноценный отдых тоже всем можно обеспечить. Но, товарищ Сталин, где вы для этого коммунистического общества коммунаров возьмете?
Ведь сразу по получению всего вышеперечисленного, люди воспримут это как само собой разумеющееся и немедленно потребуют большего. А на любые возможности для саморазвития наплюют по причине банальной лени, будут лежать на диване, жрать чипсы, запивая их пивом, и пялиться в телевизор. И мечтать о шикарной вилле, яхте, полном гараже импортных машин, отпуске на Гавайях, прислуге и личном гареме из смазливых кинозвезд. О том, как прекрасно будет кушать заливное из соловьиных язычков, и запивать его самым дорогим французским шампанским. А отдельные индивидуумы будут не только мечтать, но еще и активно добиваться всего этого. По головам и трупам ради этого пойдут. Любые барьеры снесут, любые ограждения разнесут в щепки. Таких уродов разве только пулей остановить можно.
Николай Иванович закашлялся, и, попросив разрешения, налил себе воды в стакан. Выпил, полегчало.
— Товарищ Сталин, вы же сами все это прекрасно знаете! Ведь сколько уже было попыток создать реальные коммуны. И за рубежом их создавать пытались, в той же Франции, например. И у нас после революции множество таких попыток было. И всегда они заканчивались пшиком!
— А вы можете сказать, почему это происходило? — ехидно усмехнулся вождь.
— Товарищ Сталин, вы ведь и сами все прекрасно знаете!
— А вы все же скажите.
— Ну, — собрался с мыслями Николай Иванович, — проблема естественно в людях. Уж очень они разные. Сначала, вроде, все энтузиасты и единомышленники. Потом выясняется, что минимум треть из этих энтузиастов — это прекраснодушные мальчики-интеллигенты, начитавшиеся книжек, и никогда не державшие в руках чего-то тяжелее ручки. Мечтающие, что будут гулять по пасторалям и заниматься сочинительством. Вторую треть составят психи, болтуны и извращенцы из больной на голову богемы и прочих деклассированных элементов. Среди них обязательно затешется несколько придурков, у которых большие проблемы с женщинами, и которые будут уверены, что хоть тут-то они получат "по потребностям". Ну, и женщины подберутся соответствующие. Половина нимфоманок, сторонниц свободной любви, а вторая половина — крокодилы, на которых мужчины не обращают внимания. Ну, в оставшейся трети будут и действительные энтузиасты, они даже первое время будут усиленно пахать на благо общества. Но им это быстро надоест, ведь остальные при этом будут только постоянно митинговать, строить обширные планы построения светлого будущего, сочинять "нетленки" и заниматься свободной любовью. Да еще при этом постоянно указывать, как реально работающим соратникам следует правильно работать. А крестьянский труд на самом деле не такой простой, как кажется, это еще уметь делать надо. Поэтому жрать скоро станет нечего, обвинят в этом, ясное дело именно тех, кто пытался работать. Все переругаются, передерутся и в итоге разбегутся в разные стороны. Всегда одно и тоже!
— А если специально подбирать подходящих людей? Что тогда? — продолжил разговор, больше напоминающий экзамен, Сталин.
— Товарищ Сталин, все равно не получится. Эти "подходящие люди" ведь не сами по себе жить будут, то есть только в своем кругу, а в окружении всех прочих, которых подавляющее большинство. Во времена моей советской молодости было у нас в стране нечто подобное. В закрытых городах Средмаша, в далеких гарнизонах, в закрытых научных центрах и тому подобных местах. Подбирались нормальные люди, занятые важным и нужным делом, налаживали у себя вполне достойную жизнь. В общем, коммунизм, да и только. Но либо в далекой Тьмутаракани, где других людей нет, либо за высоким забором с серьезным КПП. А если автоматчиков на КПП не будет, то в данный райский анклав непременно в больших количествах заявится прочее народонаселение и обязательно все изгадит. Будет из жлобской экономии жрать в бесплатных столовых, сметать с полок бесплатные товары, а заодно на выходе и цветы с клумб с корнем повыдергает. Кстати, помнится, после революции в коммунах были уже похожие проблемы. В смысле, являлись туда окрестные крестьяне и тащили у коммунаров все, что гвоздями не прибито. Мол, раз люди таки дураки, ничего своим не считают, то нечего у них материальным ценностям задерживаться.
Опять же, есть весьма немаловажный женский вопрос. На женщин природой возложена основная забота о продолжении рода, и руководствуются они в этом деле большей частью не разумом, а врожденными поведенческими программами. И на всяческие "измы" им, в общем-то, плевать. К бабским мозгам тут не всегда возможно достучаться. Учитывая лошадиные дозы гормонов, которые достаточно часто устраивают свистопляску в женском организме, часто начинаешь сомневаться, а есть ли у них вообще эти мозги. По собственному опыту знаю.
Да даже от одной необходимости ходить в стандартной одежде, дамы и сами спятят, и мужиков своих до сумасшествия доведут. Опыт СССР тому прекрасный пример. Как ни пытались им угодить — ничего не вышло. Ладно, готовая одежда им не нравиться. Но ведь магазины были завалены отличными натуральными тканями: хлопок, лен, шерсть, китайский шелк. Куча журналов с выкройками, швейные ателье на каждом шагу. Любые расцветки. Шей не хочу. Нет, подавай им синтетику, как на западе. Плевать что дерьмо, и от нее аллергии. Запустили в производство синтетические ткани. Удовлетворены? Нет! Подай им именно фирменные тряпки, чтобы с заграничными наклейками. Тут ведь, если разобраться, вовсе не в стремлении к красоте дело, а в инстинктивном желании любой ценой выделится из общей массы, чем привлечь мужское внимание. Чтобы обязательно было что-то, чего нет у других. И как это вписать в коммунизм?
Нет, товарищ Сталин. Не получится у нас с коммунизмом. Люди есть люди, все они разные. Это надо учитывать. Мне кажется, что тот вариант солидарного государства, который я подробно изложил, более реалистичен. Он может и не идеален, как не идеальны сами люди, но воспроизводство качественной элиты обеспечить должен. Пусть и не на века, но достаточно надолго.
— Товарищ Прутов, читал я ваши бумаги. Там много интересного, много правильного. Но там, на мой взгляд, нет главного — идеи. Идеи, ради которой люди будут рвать жилы, строя новый мир, ради которой будут готовы идти на смерть. А раз так, то всем вашим вполне логичным и правильным построениям — грош цена. Их невозможно будет реализовать на практике, поскольку некому их будет реализовывать. А вот у наших врагов идеи есть. Путь людоедские, но есть. У германцев их расовая теория, позволяющая задавать долговременные цели: выведение пресловутых "белокурых бестий", борьба за мировое господство. У японцев тоже есть идея. Архаичная, средневековая, но за нее они с радостью идут на смерть.
Вы успели ознакомиться с вчерашней речью германского канцлера? Вижу, что не успели. В ней он пообещал в несколько раз увеличить расходы на образование и воспитание молодого поколения. Сказал, что молодые немцы должны ежедневно нести такие физические и умственные нагрузки, чтобы вечером с трудом до кровати доползали. Причем при этом будет производиться жесткий отбор и сортировка по личным способностям. Кто выдержит этот отбор — получит немалые преимущества в карьере, кто не выдержит — будет вторым и третьим сортом. Ладно, если бы речь шла только о преимуществах в карьерном росте, но Гитлер обещал еще и откорректировать проекты, связанные с евгеникой. Выдержавшие отбор получат право иметь много детей от разных женщин, причем государство берет на себя расходы по их содержанию. У прочих число детей будет ограничено, если только они не окажут выдающиеся услуги государству. А неудачников вообще стерилизуют. Как вам такие нововведения?
— Похоже, что поражение в войне с нами проняло Гитлера до самой печенки! — не смог удержаться от комментариев Николай Иванович. — Эдак немцы нам и в самом деле могут крупные неприятности организовать. Ведь говорил же я что их надо… Извините, товарищ Сталин, это от неожиданности.
— Вот именно, — продолжил Сталин, — Мы уже сталкивались в бою с выкормышами их Гитлерюгенда — опасный противник. И может стать еще опаснее. Прогресс в военной технике видимо в значительной степени обесценит массовые армии, и предъявит совершенно новые требования к качеству человеческого материала. Чтобы выжить, а тем более занять в мире достойное место, нам нужны люди, способные заткнуть за пояс их хваленых сверхчеловеков. Нам нужны настоящие коммунары.
Подумайте над этим, товарищ Прутов. Хорошо подумайте.
От Сталина Николай Иванович вышел в растрепанных чувствах. Странный получился разговор. Точнее в основном говорил он сам, а вождь даже и не подумал обозначить свою позицию по "Культурной революции". Зато неожиданно повернул разговор на построение коммунизма.
— Неужели он на самом деле в это верит? Вот будет фокус!
В курилке как обычно дым был коромыслом.
— Привет, Виктор. Что у вас там сегодня за суета в вычислительном центре?
— Здравствуй, Олег. Хреново у нас, основной вычислитель все-таки накрылся.
— Это "Призрак" что ли? Так он, как я слышал, еще три дня назад… того. Главный рвет и мечет, "Трехсотку" считать практически не на чем. План-график летит в чертовой бабушке. Но вы "Призрак" вроде починить собирались?
— Не вышло ничего с починкой! Сегодня приехал спец, ну, тот рыжий, весь из себя секретный, который всегда с охраной ходит. Вскрыл, проверил и только рукой махнул. Сказал, что аппарату пришел толстый полярный лис.
— Кто, кто пришел? Причем тут лисица?
— Не знаю, это он так выразился. В общем, спишут теперь "Призрака", не починить его.
— Да уж! А новый когда пришлют? Работу-то делать надо.
— Да в том и дело, что новых "Призраков" нет. Не делают их больше. Говорят, рабочие еще есть, но нам их хрен передадут! Вместо этого дадут три изумрудовские "Минервы", а они по сравнению с "Призраком" медленные, как улитки, да еще и ломаются постоянно. Замудохаемся мы с ними!
— Так "Призрак" тоже частенько ломался.
— Ты, Олег, не путай. У "Призрака" ломались только внешние устройства, а сам вычислитель, ну, тот секретный блок, который был под пломбами, и над которым все тряслись, он три года работал как часы! А тут один раз сломался и хана!
— Да, тоскливо. Но странно все это как-то. Что значит, больше не производят? Кто же снимает с производства лучшую модель, меняя ее на худшую?
— Не знаю, Олежек, не знаю. С этим "Призраком" изначально было нечисто. Слухи разные ходили.
— А что за слухи?
— А ты в первый отдел сходи и поинтересуйся! Они точно в курсе.
— Ага, нашел дурака. Обойдусь! И что вы теперь делать будете?
— Будем пока считать на "Минервах", куда деваться. Количеством машин брать будем. Возни, разумеется, гораздо больше, но должны справиться. А ребята с "Изумруда" говорили, что у них в разработке новая машина. Прямо таки настоящая конфетка! Скорее бы!