Глава 4

Добравшись до своей комнаты, Николай Иванович первым делом накапал себе в склянку валерьянки, добавил туда немного воды из графина и выпил эту гадость залпом. Выдохнул и поморщился, пожалев, что здоровье не позволяет намахнуть залпом что-то более подобающее русскому человеку.

Беседа со сталинскими протеже, более напоминавшая хорошо срежессированный допрос, вымотала все его нервы. Вот и потребовалось успокоительное.

– Это же не люди, а натуральный Джаггернаут о пяти головах! – ворчал инженер, накапывая себе вторую дозу валерьянки. – Предложил, называется, на свою голову, млин, "эффективных менеджеров" подготовить! Подготовили в лучшем виде, да еще и с незамутненной верой в конечное торжество коммунизма! Как говорится: "Бачили очи, що куповали – ижте хочь повилазьте!".

Первая неделя после приезда товарищей из "сталинской пожарной пятерки" прошла для Николая Ивановича достаточно спокойно. Да, функционеры из ОИБ бегали как ошпаренные и спустя неделю обрели изрядно замотанный вид, включая все местное начальство. Но "попаданцев" никто не трогал, поэтому Николай Иванович мог без проблем заниматься своими плановыми делами. Нет, сразу по приезду, разумеется, с ним познакомились, оглядели с любопытством. Посулив в будущем поговорить "предметно", когда они "будут готовы". Было очевидно, что визитеры первым делом решили ознакомиться с архивами ОИБ, а уже потом приступать к уточняющим беседам с гостями из будущего. А в архивах этих уже столько материалов скопилось, что даже на беглое ознакомление с ними могли месяцы уйти. Так что скорого вызова на беседу инженер не ждал, да и самой этой беседы совершенно не опасался. После таких титанов как Сталин и Берия опасаться откровенного разговора со щеглами, которых он сам же, если разобраться, и поднял наверх…

Оказалось, что ошибся по всем пунктам. Николая Ивановича вызвали на беседу уже через неделю, а там сразу взяли в оборот. Причем все "домашние заготовки", наработанные в разговорах с вождями и сотрудниками родного ОИБ, совершенно не пригодились. Технические, технологические и научные достижения будущего интересовали гостей только постольку поскольку, мол, еще успеется. Печальная история деградации и конечного предательства советской элиты тоже не произвела на них особого впечатления. Василий Викторович Векшин – вожак этой банды – только и прокомментировал, мол, "следовало ожидать". Мол, товарищ Сталин правильно говорил, что на пути построения коммунизма классовая борьба будет только усиливаться, поэтому расслабляться нельзя.

Очередная попытка обратить внимание на проблемы постиндустриального общества, когда из-за возросшей производительности труда большую часть населения невозможно обеспечить нормальной работой, опять кончилась неудачей. С той только разницей, что если Сталин и Берия просто пропускали это мимо ушей, волевым порядком переводя разговор на другое, а Горелов только страдальчески возводил глаза к потолку, то "пожарные" все внимательно выслушали, вроде даже поняли и снизошли до разъяснений. Мол, пусть о подобных проблемах болит голова у тех, кто необдуманно увлекается хрематистикой, именуемой также рыночной экономикой. То есть системой, где во главу угла ставится получение прибыли. В то время как настоящая экономика даже по определению – это наука о "ведении дома". Мол, об этом еще Аристотель все подробно по полочкам разложил. И они не представляют себе ситуации, где в собственном доме у нормального человека может не найтись работы хотя бы по улучшению и украшению этого самого дома. Что, работая над созданием "Сталинского плана преобразования природы", их команда вполне оценила фронт работ в этом направлении. Планета де совершенно не благоустроена и для ее приведения в должный вид работы хватит для сотен поколений людей, причем работы с полной нагрузкой. А там, глядишь, и другие планеты подоспеют.

Николай Иванович, было, взялся возражать, напирая на то, что и Советский Союз ближе к концу своего существования тоже столкнулся с постиндустриальными проблемами. В том смысле, что производительность труда возросла настолько, что значительная часть трудоспособного населения страны протирала штаны на работе совершенно зря, и вполне можно было обойтись куда меньшим количеством работников. И как это негативно отражалось на мотивации людей к труду.

Но Николаю Ивановичу на это было заявлено, что если сообщенная им же самим информация о сути реформ Косыгина-Либермана соответствует действительности, то возникновение означенных проблем никого удивлять не должно. И что в социалистической, а тем более, коммунистической экономике различные псевдорыночные показатели вроде "расчетной прибыли" нужны как собаке пятая нога. Ибо никакой экономической реальности они не отражают, только напускают тумана, в котором отдельным несознательным личностям становится удобно делать свой гешефт. И вообще товарищ Сталин ясно выразился, что "рентабельность с точки зрения отдельных предприятий и отраслей производства не идет ни в какое сравнение с той высшей рентабельностью, которую дает нам социалистическое производство, избавляя нас от кризисов перепроизводства и обеспечивая нам непрерывный рост производства". То есть экономика нужна для человека, а не человек для экономики. Мол, нельзя было смешивать два несовместимых пути. Или социализм, план и натуральные показатели, или капитализм, рынок и прибыль. Под конец вообще было сказано, что предложенные Либерманом реформы – явное и неприкрытое вредительство, загнавшее советскую экономику в тупик. Подтверждением чему является тот факт, что после запуска реформ в Советском Союзе не был реализован ни один крупный стратегический проект, а развитие техники выродилось в тупое копирование ее западных образцов. Так что авторов реформы по-хорошему следовало немедленно арестовать и судить как врагов народа.

А вот предложения противников Косыгинской реформы, настаивавших на тотальной информатизации всех экономических процессов, с опорой на единую государственную сеть вычислительных центров, "пожарных", как оказалось, весьма заинтересовали. Они долго пытали Николая Ивановича на предмет технической возможности реализации подобных предложений. А когда выяснили, что быстрое развитие информационных технологий, опережающих прогресс в прочих отраслях, вполне позволяет реализовать систему автоматизированного управления экономикой, то удовлетворенно переглянулись.

А Николай Иванович вдруг осознал, что отныне следует ожидать крайне быстрого развития вычислительной техники. Ибо теперь есть, кому за этим приглядеть.

Чтобы закрепить эту положительную тенденцию он еще добавил, что в тех же США система тотального электронного контроля над экономикой была реально создана. Пачку жвачки не купишь, чтобы об этом не стало известно финансовым органам. На естественный вопрос "зачем им это было надо?" Николай Иванович только пожал плечами и предложил пару версий. В отличие от в конец обленившихся европейцев, наполняющих бюджет большей частью с помощью легко собираемых косвенных налогов и задранных до заоблачных высот акцизов на моторное топливо, табак и алкоголь, американцы упорно делали ставку на налоги с прибыли. А такие налоги собирать особенно трудно, ибо вариантов уклонения от них ушлые налогоплательщики понапридумывали великое множество. Вот и пришлось брать экономику под электронный колпак. А возможно, что экономическая ортодоксальность американцев в части налогов с прибыли была только предлогом. Предлогом, чтобы как раз и организовать тотальный контроль над доходами и расходами всех и вся. "Пятерка" опять переглянулась, а их лидер усмехнулся и неожиданно задал вопрос о хрущевских реформах.

Николай Иванович, вздохнув, в очередной раз собрался пересказать историю с метаниями тогдашней советской элиты в поисках идеального государственного устройства, при котором ей ничего не надо будет делать, и ни за что не надо будет отвечать. Ведь ясно, что в наследство от Сталина осталась сложная, фактически многоукладная экономика. Для управления этой экономикой была задействована сложная система управления, основанная на персональной ответственности исполнителей за результат, а так же на весьма сложном механизме выдвижении, подбора, оценки и отбраковки кадров управленцев. Сложность кадровой политики была вынужденной. Просто не было в стране достаточного количества подготовленных кадров. Остро не хватало квалифицированных рабочих, хороших инженеров, врачей, ученых и далее по списку. Подготовленных управленцев, соответственно, тоже не имелось. Но управлять-то ведь было надо. Вот и пришлось Сталину просеивать частым ситом значительную часть населения страны в поисках управленческих талантов. В смысле, что раз нет подготовленных, то подберем хотя бы способных учиться на ходу. Раз нет образованных, то найдем талантливых, они компенсируют отсутствие базовых знаний тем, что некоторые вещи способны понимать на интуитивном уровне. Отсев при такой кадровой политике, разумеется, был дикий. Но куда деваться-то было?

После смерти вождя означенные механизмы были немедленно отключены. Ну, не нравилась элите ответственность за результат. И вообще работать не хотелось, хотелось спокойно жизнью наслаждаться. Прыткие молодые выдвиженцы тоже ей были не нужны.

Сразу выяснилось, что реально управлять имеющимся народным хозяйством стало невозможно. Поэтому основной смысл хрущевских реформ как раз и заключался в максимальной унификации экономики страны. Многоукладность была ликвидирована. Это облегчало управление, но одновременно снижало потенциал развития. Собственно, из хозяйственных субъектов в результате остались только государственные предприятия, колхозы, не слишком от госпредприятий отличающиеся, и пародия на кооперативы.

Выслушали Николая Ивановича внимательно, но заметили, что все это им уже известно из отчетов. И что больший интерес для них сейчас представляют нюансы психологии советских граждан того времени, реакция людей на хрущевские реформы, а в особенности интересно, как вела себя при этом молодежь. После чего Николая Ивановича стали активно пытать насчет "шестидесятников", стиляг, "золотой молодежи" и прочего. Отдувался, как мог, но "пожарные" все равно остались недовольны. Мол, целостной картины нет. А что тут можно было сделать? Сам он в означенные времена был в детском возрасте, мало еще чего соображал, поэтому информацию в основном черпал из фильмов и книг, большая часть из которых, кстати, как раз и была созданы этими самыми "шестидесятниками". Кое-что, разумеется, рассказывали родители. Например, про проводившуюся в целях борьбы с мещанством кампанию по созданию "нового быта". Согласно идеям авторов этого проекта советские граждане должны были питаться исключительно в общественных столовых и кафе, стирать постельное белье и одежду в общественных прачечных, выводить пятна в химчистках. Одежду, обувь и головные уборы, если не нравятся фабричные, шить в специальных ателье и так далее. А освободившее в результате этого время, соответственно, употребить на что-то более полезное, вроде саморазвития.

После чего Николаю Ивановичу пришлось объяснять причины пусть и не полного, но провала данного проекта. Большая часть его элементов не прижилась, или прижилась, но в сильно усеченном и трансформированном виде. Например, питаться в столовых граждан приучить так и не удалось. Зато получили распространение "кулинарии" специализирующиеся на изготовлении различных полуфабрикатов.

Причины провала нововведений, в общем-то, были ясны – паршивое качество и весьма недружелюбный сервис.

Тут Николай Иванович не преминул отметить, что лично ему проблема с "недружелюбным сервисом" при социализме представляется весьма трудноразрешимой, если вообще не безнадежной. Не шли во времена СССР в "сферу услуг" и торговлю нормальные люди даже зная, что там они могут заиметь гораздо больше материальных благ. Эти профессии считались унижающими человеческое достоинство, ими брезговали. Соответственно там скапливался разный шлак в диапазоне от воров и жуликов до скрытых садистов. Для полноты картины Николай Иванович даже сослался на этологов, заметивших, что оказание услуг рядовым членам стаи обезьян недвусмысленно подтверждает низкий ранг особи в социальной иерархии. Так что тут имеется подсознательное противодействие даже на уровне инстинктов.

Именно поэтому в Советском Союзе и пытались по возможности разделить конкретную услугу и человека ее оказывающего. Например, в том же "доме быта" между клиентом и мастерами обычно находился посредник в лице приемщика заказа.

Особого удивления его рассказ у "пожарных" не вызвал. Один из них, ранее представленный как Игорь Ильин, явно обладающий абсолютной памятью (он уже не в первый раз цитировал как по писанному), заметил, что все это давно известно и без обезьян. Что еще Лев Толстой подметил, что рабами являются "…и все бесчисленные лакеи, повара, горничные, проститутки, дворники, банщики, гарсоны и т.п., которые всю жизнь исполняют самые несвойственные человеческому существу и противные им самим обязанности". А, закончив цитату, Игорь Ильин усмехнулся и добавил, что некоторые руководящие товарищи уже сейчас испытывают немалые трудности с поиском горничных и домработниц. И это хорошо, поскольку советскому человеку прислуга не нужна. А в дальнейшем, по общему мнению членов их группы, советскому человеку не понадобится и прочая профессиональная обслуга. Есть, мол, у них идеи на сей счет.

Николай Иванович тогда только недоверчиво хмыкнул, но спорить не счел нужным.

Дальше лидер "пожарных" перевел разговор на времена Горбачева. И опять его интересовали не предательские маневры высшей элиты СССР, и не вылазки националистов и даже не происки ЦРУ. Николая Ивановича принялись трясти на предмет поведения так сказать широких народных масс. В смысле, как вообще получилось, что за советскую власть практически никто не вступился. Разговор получился весьма нелицеприятный, поскольку собеседники требовали в числе прочего изложить и его собственные впечатления, побуждения и действия. С первой часть особых проблем не возникло. Рассказал об антиалкогольной кампании, дефицитах на пустом месте, талонах, голых полках в магазинах, кликушествующем гуру Кашпировском, водящем по воздуху руками шамане Чумаке, взбесившейся творческой интеллигенции, несущей всякий бред с телеэкранов, брякающих касками шахтерах, выдвигающих заведомо невыполнимые требования. О нарастающем ощущении полной иррациональности бытия. Вспомнил, кстати, о карго-культах, существующих у некоторых народов, которые с идиотским упорством ждут прибытия белого корабля, набитого халявным барахлом. Спроецировал это на дурные ожидания советских граждан, понятное дело, в дальнейшем обломавшиеся.

Но вот переход на личности… Это было тяжело. А что он тогда в Перестройку реально мог сделать? Когда все вокруг поголовно спятили и ждали галушек с неба? Когда секретарь их заводской парторганизации нес какую-то пургу, на корню зарубая любые поползновения выступить против политики Горбачева? Что он тогда мог сделать? Выйти на площадь и плакатиком махать? Так толку с того, тогда все махали, кому не лень. Или взять автомат и пойти стрелять "демократов"? Так не было у него автомата, даже ружья охотничьего не было.

В общем, нервы Николаю Ивановичу взвинтили основательно. Хорошо хоть собеседники, в конце концов, заметили, что он на взводе и сочли за благо закончить свой допрос. Сказали, мол, завтра продолжим.

Николай Иванович заткнул пробкой пузырек с валерьянкой. После чего уселся за свой рабочий стол, достал лист бумаги и начал рисовать на нем схему. В смысле, кто есть кто в команде товарища Векшина, какие роли выполняет, в чем конкретно силен и так далее. Начальство надо знать.

С товарищем Векшиным и так было ясно – лидер, координатор, а заодно и аналитик. Игорь Петрович Ильин – скептик и педант, юрист по образованию. Генератором идей в команде явно является Афанасий Николаевич Синебрюхов. Андрей Аристархович Пенкин видимо рабочая лошадка, то есть реализатор и доводчик. С пятым не совсем ясно, Иван Иванович Окунев больше помалкивал.

Закончив, Николай Иванович долго смотрел на получившийся результат, потом подошел к раковине и подпалил бумагу. Дождавшись, когда она догорит, включил воду и смыл пепел в канализацию.

Загрузка...