Игра в имитацию

— Хорошо, — Ксавье коротко кивает и мгновенно переходит к следующему вопросу, практически не связанному с предыдущим. Он явно вознамерился прогнать её по всем сорока двум страницам параграфа. — Назовите основные периоды истории древнего Египта.

— Додинастический. Раннее, древнее, среднее и новое царства, — перечисляет Аддамс самым бесстрастным тоном, отметив про себя, что сложность вопросов неуклонно возрастает. — И эллинистический Египет.

— Вы пропустили позднее время, мисс Аддамс. Это целых два века, — его губы кривятся в ироничной снисходительной усмешке, вызывающей острое безотчётное раздражение. — Но так и быть, попробуем продолжить. Как назывался самый ранний памятник додинастического периода?

— Плита Нармера, — сиюминутно отзывается она.

— Что изображено внизу данной плиты?

И если до этого момента у Аддамс оставались смутные сомнения, то теперь они испаряются окончательно — этот вопрос однозначно не входит в обязательную программу и буквально взят с потолка. Проклятый профессор Торп намеренно мстит за вчерашнюю выходку, нагло используя служебное положение.

Она на мгновение прикрывает глаза, пытаясь воскресить в памяти пиксельное изображение из учебника, но ничего не выходит — все мысли Уэнсдэй заняты новым расследованием, и нечёткая картинка неизбежно ускользает.

Пока она безуспешно напрягает извилины, на выручку неожиданно приходит Тайлер.

— Профессор, но картинка в учебнике плохого качества, там почти невозможно что-то рассмотреть… — неуверенно вставляет тот.

— Мистер Галпин. Начнём с того, что в обучении есть ровно три одинаково важных столпа: лекции, семинары и самообразование, — наставительно извещает Торп, повернувшись к нему и вальяжным жестом ослабляя галстук, словно неуместные комментарии Тайлера действуют утомительно. — И если вы действительно намерены добиться успеха, ваша самостоятельная подготовка не должна ограничиваться стандартной программой одного учебника. Вы согласны со мной?

Галпин сконфуженно молчит, заливаясь краской до самых ушей, и коротко кивает.

Взволнованные студенты начинают нервно листать учебники, заблаговременно готовясь к допросу с пристрастием.

— И в следующий раз будьте добры поднять руку, прежде чем говорить, — в ровном голосе профессора отчётливо угадывается неприкрытая издёвка. Какая мстительность, даже немного неожиданно. — Мисс Аддамс, вы определились с ответом?

Увы, она не определилась — но категорически не намерена доставлять Ксавье удовольствие своим замешательством.

— Царь в короне южного Египта убивает северянина, — Уэнсдэй наугад выдаёт первую попавшуюся мысль, уже заранее зная, что ответ окажется ошибочным.

— Неверно, мисс Аддамс. Вы абсолютно не готовы, — победно заключает Торп и оборачивается к доске, небрежно бросив через плечо. — Напишете к следующему семинару эссе на тему искусства додинастического периода. Объем не менее семи страниц. И обязательно подготовьтесь к дополнительным вопросам.

Проклятье, только этого не хватало.

Следующее практическое занятие уже в понедельник, и на выполнение задания у неё есть всего три дня. Тотальное сокрушительное фиаско — особенно учитывая, что завтрашним вечером Аддамс планировала повторить попытку пробраться в университетский архив.

Едва не скрипя зубами от раздражения и титаническим усилием воли подавив желание отпустить какую-нибудь саркастическую колкость, она опускается на стул. Тонкие пальцы сжимают чёрный карандаш с такой силой, что мертвенно-бледные костяшки становятся совсем белыми.

— Какого черта он сегодня как с цепи сорвался? — тихо бормочет Тайлер, осторожно придвигаясь ближе. — И на тебя взъелся ни с того, ни с сего. Ты же идеально отвечала…

— Полагаю, проблемы в личной жизни, — Уэнсдэй даже не старается понизить голос до шёпота, впившись в спину проклятого профессора пронзительным тяжёлым взглядом угольных глаз.

Наверняка, чертов Торп расслышал едкую реплику — ведь добрая половина студентов тут же принимается злорадно хихикать — но он абсолютно не подаёт вида, оставаясь тотально невозмутимым. Быстро записав на доске несколько основных тем семинара, Ксавье снова поворачивается к аудитории.

— Мисс Эванс, перечислите нам животных, чьи образы наиболее часто использовались в искусстве древнего Египта, — настолько простой вопрос, адресованный глуповатой темноволосой девице в короткой юбке, заставляет Аддамс раздражённо закатить глаза.

— Эм… — скудоумная девчонка поднимается со своего места и одаривает профессора широкой ослепительной улыбкой. — Кошка и… жук-скарабей?

— Верно, мисс Эванс, — Ксавье кивает с таким одобрительным видом, словно бестолковая идиотка разгадала все тайны пирамид. — Спасибо за ответ, присаживайтесь.

Настолько предвзятая несправедливость возмущает до зубного скрежета — Аддамс чувствует, как кровь резко приливает к обычно бледным щекам. Многострадальный карандаш в её руке ломается пополам с предательски громким треском. Проклятый профессор мгновенно бросает в её сторону короткий равнодушный взгляд и едва заметно усмехается, явно наслаждаясь ощущением собственного превосходства.

Вспышка ледяной ярости блокирует доводы рационального мышления — и Уэнсдэй резко вскидывает руку, даже не успев подумать.

— Да, мисс Аддамс? — усмешка на губах Ксавье становится чуть шире.

— Как вы и сказали, я уделила немало времени изучению дополнительных материалов по теме занятия… — выпаливает она на одном дыхании, отчаянно желая стереть с его лица невыносимое выражение мстительного триумфа. — Но нигде не смогла найти объяснения, почему египтяне перестали строить пирамиды. Полагаю, специалист вашего уровня должен знать ответ на этот вопрос.

Вот только ответа на вопрос не существует, и Уэнсдэй прекрасно об этом известно — причина прекращения строительства пирамид и по сей день остаётся одной из самых главных загадок человечества.

Ухмылка Торпа мгновенно гаснет, уступая место задумчивому выражению. Он молчит несколько секунд, явно прикидывая, как выйти из неловкой ситуации, не уронив собственного достоинства.

— На этот счёт существует несколько теорий, мисс Аддамс… — начинает Ксавье, потирая переносицу двумя пальцами. Базовые знания психологии подсказывают, что этот машинальный жест выдаёт замешательство, и она не может сдержать лёгкой усмешки в уголках губ. — Наиболее современная из них гласит, что экстремальные колебания температуры неблагоприятно влияли на известняк, вследствие чего…

— Эта информация есть в общем доступе на первой же странице поисковика, — с наигранным разочарованием перебивает Уэнсдэй и небрежно пожимает плечами. — Я подумала, что вы знаете более вескую причину. Прошу прощения, видимо, я переоценила ваши способности.

— Ауч, — преувеличенно громко вставляет Тайлер, а остальные студенты как по команде начинают шептаться и посмеиваться.

— Пятнадцать страниц эссе, мисс Аддамс, — и хотя интонация профессора остаётся ровной, его чётко очерченные скулы заостряются ещё сильнее. — Полагаю, это не будет слишком сложной задачей для вашего блестящего ума.

И хотя перспектива провести за написанием дурацкого эссе большую часть свободного времени вовсе не вдохновляет, приятное чувство отмщения перевешивает любые сопутствующие неудобства.

Этот раунд она однозначно выиграла.

Занятия заканчиваются только к пяти вечера, но по пути домой Уэнсдэй вынуждена заглянуть в библиотеку, чтобы взять оттуда дополнительные материалы для выполнения задания по истории искусств. Внушительная кипа книг не помещается в рюкзак — приходится нести их в руках. Уставившись прямо перед собой задумчивым взглядом, Аддамс быстрым шагом подходит к вычурному зданию общежития ZETA.

Ей жутко не терпится поскорее заняться изучением прошлогоднего дела, но дурацкое эссе не терпит отлагательств.

— Вам помочь? — незнакомый мужской голос отрывает её от размышлений о правильной расстановке приоритетов.

Аддамс резко вскидывает голову — на подъездной дорожке припаркован пафосный Кадиллак Эскалейд ярко-красного цвета, а рядом с ним, прислонившись спиной к водительской двери, стоит парень в светлом пиджаке. Его лицо кажется смутно знакомым, но на студента Гарварда этот человек не похож.

Наверное, показалось.

Наплевать. У неё нет ни малейшего желания вступать в диалог с незнакомцем, поэтому Уэнсдэй отрицательно качает головой и решительно проходит мимо.

Поднявшись в свою комнату, она обнаруживает Энид при полном параде — блондинка, облачённая в вызывающе короткое обтягивающее платье, вертится перед зеркалом, примеряя одно украшение за другим.

Завидев соседку, Синклер резко оборачивается, и на ярко накрашенном лице расцветает широкая блаженная улыбка.

— Как я выгляжу? — спрашивает она, взбивая руками и без того пышные золотистые кудри.

— Как всегда вульгарно, — безразлично роняет Аддамс, водрузив тяжёлые учебники на письменный стол и потирая затекшие запястья.

— Значит, всё идеально! — экспрессивно восклицает блондинка и вихрем подскакивает к Уэнсдэй, попытавшись заключить ту в кольцо невыносимых объятий. — Боже милостивый, ты не представляешь, как я счастлива…

— Значит, это твой Ромео истоптал нам весь газон? — Аддамс недовольно поводит плечами, сбрасывая настырные руки назойливой подруги.

— Его зовут Аякс, — в небесно-голубых глазах, подведённых кислотными тенями цвета фуксии, появляется идиотское мечтательное выражение. — И я точно знаю, что он тот самый…

— Ты про каждого так говоришь, — колко отзывается Уэнсдэй, возводя глаза к потолку.

— Нет, это совершенно особенный случай… — горячо возражает Энид. — Это судьба, понимаешь? Мы встретились на той вечеринке в прошлое воскресенье, но ты так быстро утащила меня домой, что я даже не успела взять его номер. А позавчера вечером я пошла на пробежку, и мы снова…

— Подожди, — Аддамс холодно обрывает чрезмерно эмоциональную речь. — Он тоже был на той вечеринке?

— Ох, ты совсем меня не слушаешь, что ли… — укоризненно вздыхает блондинка, цокнув языком. — Да, Аякс там был, и мы даже поцеловались, но потом внезапно появилась ты. Кстати, где ты была до этого?

— Неважно, — она на минуту умолкает, обдумывая неожиданную информацию. Если новоиспечённый воздыхатель Синклер тоже присутствовал в злополучном доме в тот вечер, он вполне мог увидеть что-то подозрительное. Или знать имя организатора вечеринки. Или… Oh merda, этого парня просто необходимо допросить. И по возможности так, чтобы не вызвать подозрений. Омерзительно довольная Энид уже намеревается покинуть комнату, но Уэнсдэй ловко хватает её за руку. — Ты должна мне помочь в расследовании.

— Я? — глаза соседки удивлённо округляются, становясь похожими на огромные чайные блюдца. — Но как?

— Ты должна устроить мне встречу со своим Ромео, — безапелляционным тоном заявляет Аддамс, крепче стиснув её запястье. — И желательно в неформальной обстановке, чтобы всё выглядело максимально естественно. Устрой вечеринку и пригласи его.

— Но, Уэнс… — робко возражает Синклер, безуспешно пытаясь высвободить свою руку из железной хватки. — У нас всё только началось, и если ты начнешь допрашивать Аякса, он может всё неправильно понять… Может испугаться и не захочет больше со мной видеться. Я не хочу ничего испортить, понимаешь?

— Нет, я не понимаю, — раздражённо шипит Уэнсдэй сквозь зубы. — Не ты ли слёзно умоляла меня заняться этим дерьмом?

— Да, но Йоко сказала, что теперь делом занялась полиция. Не знаю, как ты, а я до сих пор боюсь оставаться в комнате одна после вчерашнего послания на двери, — Энид невольно ёжится и изгибает брови домиком. — Не лучше ли тебе прекратить лезть в это дело?

— И не подумаю, — в ровном тоне Аддамс звенит металл. Однако, взглянув на испуганное лицо соседки, она сиюминутно решает сменить тактику. — Послушай, Ниди…

Несколько лет назад, когда они с невероятным трудом сумели ужиться в одной комнате престижной академии Невермор, а потом едва не погибли после нападения сумасшедшего маньяка, Синклер гордо заявила, что отныне и навсегда они связаны крепкой дружбой до конца жизни — и предложила скрепить клятву кровью.

И хотя повод был более чем идиотский, идея кровавого ритуала показалась Уэнсдэй весьма занимательной. Они написали текст на тетрадном листке в клетку, одновременно порезали пальцы и поставили багряную печать в конце импровизированной клятвы. А ещё неугомонная блондинка предложила подписаться сокращениями имен — Уэнсди и Ниди — аргументируя глупую затею тем, что больше никто во всём мире не будет этого знать.

Шифры Аддамс любила.

Даже такие — простые до идиотизма.

И потому согласилась.

И никогда не гнушалась использовать выдуманное слащавое обращение, чтобы добиться желаемого.

— Ниди, — с нажимом повторяет она, пристально вглядываясь в растерянное лицо соседки. — Это очень важно, поняла?

— Ладно… — сокрушенно вздыхает Синклер, с досадой нахмурив брови. — Я что-нибудь придумаю. Но если ты испортишь мои отношения, я сожгу весь твой кошмарный чёрный гардероб.

Когда Энид наконец скрывается за дверью, помчавшись на крыльях гормонального шторма навстречу своей новой якобы вечной любви, Уэнсдэй усаживается за стол и открывает учебник по ненавистной истории искусств. Взгляд угольных глаз то и дело падает на верхний ящик, в котором лежит флешка с материалами дела Мартен, но титаническим усилием воли Аддамс останавливает себя.

В конце концов, она приехала сюда учиться — чтобы закончить престижный университет с отличием, чтобы получить литературную степень и чтобы ни одно издательство в мире больше не смогло упрекнуть её в писательском непрофессионализме.

Проклятое эссе пишется из рук вон плохо — несмотря на разумные доводы рационального мышления, мысли Уэнсдэй витают бесконечно далеко. И потому, когда спустя несколько часов дверь комнаты снова хлопает, она почти искренне рада возвращению соседки.

— Ну и?

— Всё прошло просто превосходно! — восторженно восклицает Синклер, сбрасывая туфли на катастрофически высоких каблуках, и проходит вглубь комнаты танцующей походкой. — Мы были в ресторане греческой кухни. Оказывается, у Аякса есть греческие корни, представляешь? Ты когда-нибудь пробовала стифадо? Если нет, то ты просто обязана…

— Мне это неинтересно. Ближе к делу, — Аддамс недовольно скрещивает руки на груди, впившись в блондинку прохладным немигающим взглядом. — Ты позвала его на вечеринку?

— О, я придумала ещё лучше… — чрезмерно довольный тон Энид не предвещает ничего хорошего. Уэнсдэй невольно напрягается. И опасения подтверждаются уже спустя секунду. — У Аякса есть друг, он недавно переехал из Европы и почти никого не знает в Бостоне… И завтра мы с тобой идём на двойное свидание. Там и спросишь про своё расследование. Правда, я здорово придумала?

Oh merda.

========== Часть 6 ==========

Комментарий к Часть 6

Саундтрек:

Plazma — Freedom Is Finally Mine

Приятного чтения!

— Я по-прежнему твёрдо убеждена, что все твои идеи априори отвратительны, но эта просто пробила дно, — она прокручивает на указательном пальце кольцо брелка от машины, наблюдая, как невыносимая соседка подтягивает бретельки бюстгальтера в надежде, что внушительный пуш-ап поможет исправить досадную оплошность природы.

— Идти на свидание в джинсах — вот что значит пробить дно, — Синклер неодобрительно поджимает губы, поймав немигающий взгляд Аддамс в отражении большого напольного зеркала. — Умоляю, переоденься… Из-за тебя я даже не могу надеть своё любимое красное платье, потому что буду выглядеть вульгарно на твоём фоне.

— Ты выглядишь вульгарно на любом фоне, — равнодушно парирует Уэнсдэй, недвусмысленно намекая на катастрофически низкий вырез на блузке блондинки. — И я не стану переодеваться. Мы не на увеселительное мероприятие идём, если ты забыла.

— Я иду на свидание с парнем, который мне чертовски нравится, и планирую закончить вечер в его постели, — с энтузиазмом возражает Энид, критически рассматривая собственное отражение. Уже минимум в десятый раз. — Да и тебе не помешало бы снять напряжение. Ты после того кудрявого красавчика на вступительных ни с кем не спала, а ведь прошло уже больше двух месяцев.

Она молчит, не считая нужным сообщать неугомонной соседке, что информация несколько устарела — то, что знает Синклер, знают все подписчики её идиотского блога, а подобная популярность Аддамс вовсе ни к чему.

— Если мы не выйдем из дома сию же секунду, сегодняшний вечер ты закончишь не в постели Ромео, а в больнице с тяжкими телесными повреждениями, — Уэнсдэй демонстративно стучит по своему запястью без часов и раздражённо возводит глаза к потолку.

— На Рождество я попрошу Санту, чтобы он заставил тебя влюбиться, — полушутливо-полусерьёзно отзывается невыносимая подруга, с головы до ног обливаясь своим омерзительно приторным парфюмом. — Душу бы продала, чтобы посмотреть, как это случится.

— Как мне несказанно повезло, что твоя душа и даром никому не нужна, — с вишневых губ слетает очередная колкость.

— Не зарекайся, Уэнсди, жизнь непредсказуема, — Энид хитро подмигивает и подхватывает с кровати миниатюрный клатч, наконец завершая традиционный обмен любезностями. — Всё, можем ехать.

Выбранный Петрополусом ресторан находится едва ли не на противоположном конце Бостона — дорога сквозь вереницу нескончаемых пробок занимает без малого полтора часа. К концу пути Уэнсдэй готова придушить голыми руками абсолютно всех, начиная от незадачливого воздыхателя соседки и заканчивая его таинственным другом.

Наверняка, он такой же слащавый кретин с непомерно раздутым эго. Если никто из участников проклятого двойного свидания — oh merda, даже звучит тошнотворно — не закончит вечер в морге, в честь её самообладания можно будет смело воздвигать памятник.

Вычурная вывеска заведения на итальянском языке буквально кричит, что это место является обителью всех элитарных снобов Бостона. Возле высоких двустворчатых дверей даже топчется швейцар в идеально отглаженном бордовом костюмчике и атласных белых перчатках. С лица пожилого мужчины ни на минуту не сходит широкая фальшивая улыбка — даже когда он бросает короткий неодобрительный взгляд в сторону Аддамс, которая так и не потрудилась сменить широкие чёрные джинсы на более приемлемый наряд.

Она презрительно кривит губы — швейцар мгновенно опускает глаза на собственные начищенные до блеска ботинки и покорно распахивает перед ними дверь.

Внутри ресторана обстановка ещё хуже.

Уэнсдэй машинально моргает, чтобы не ослепнуть от кошмарного обилия бело-золотых тонов. Жемчужно-белые скатерти, огромные золочёные люстры под потолком, официанты в светлых рубашках и белых перчатках, проворно снующие по просторному залу.

Oh merda, какое отвратительное зрелище.

Зато у Энид вырывается восхищённый вздох.

— С ума сойти… — щебечет она, озираясь по сторонам с выражением идиотского блаженного восторга. — Аякс говорил мне, что это лучший местный ресторан, но я даже представить не могла, что тут настолько красиво.

— Дамы, могу я сопроводить вас за стол? — к ним подскакивает один из официантов, галантно держащий согнутую левую руку за спиной.

— У нас бронь на имя Аякса Петрополуса, — Синклер ослепительно улыбается и заправляет за ухо золотистую прядь. Привычка кокетничать с любым мало-мальски симпатичным представителем мужского пола в ней поистине неискоренима.

— Вас уже ждут, прошу… — официант указывает взмахом руки в дальний конец зала.

Уэнсдэй без особого интереса скользит взглядом в указанном направлении. За столиком возле широкого панорамного окна сидят двое — Аякс приветственно машет рукой, пока второй мужчина, сидящий спиной ко входу, медленно оборачивается. Но она успевает узнать его ровно за одну секунду до того, как встречается взглядом с насыщенно-зелёными глазами проклятого профессора Торпа.

Аддамс останавливается как вкопанная, словно споткнувшись о невидимую преграду.

— Я не пойду, — решительно заявляет она.

— Что? Почему это? — Энид непонимающе вскидывает брови, замерев рядом прямо посреди пафосного зала. — Матерь Божья, он же красавчик… Какого черта, Уэнсдэй?

— Плевать. Я ухожу, — она уже намеревается повернуть обратно, но блондинка мгновенно вцепляется в её руку повыше локтя.

— Ты не можешь уйти вот так… — с досадой шипит Синклер. Остальные посетители ресторана начинают оборачиваться на разыгравшуюся сцену. — Подумай хотя бы обо мне. Ты ведь ставишь меня в жутко неловкое положение… И ты же сама хотела, чтобы я организовала эту встречу.

Повисает минутная пауза, после чего на ярко накрашенном лице Энид появляется выражение осознания.

— Ты знаешь его, верно? — безошибочно угадывает она. — Один из тех несчастных, на ком ты поставила крест, да?

— Вроде того, — нехотя кивает Уэнсдэй, не желая посвящать соседку в щекотливые подробности личной жизни.

— Господи, ну что мне теперь делать… — Синклер едва не хнычет от досады. — Это же ведь ужасно неудобно… Что я теперь скажу Аяксу? Боже милостивый, ну почему у меня вечно всё через задницу?

Oh merda. Вечная склонность блондинки к излишнему драматизму только усиливает безотчётное раздражение, возникающее у Аддамс всякий раз в присутствии Торпа.

Они стоят прямо посреди зала уже несколько минут — и напряжение висит в воздухе натянутой гитарной струной.

— И когда ты только успеваешь… — продолжает сокрушаться Энид, переводя растерянный взгляд со столика в дальнем углу на недовольную Уэнсдэй. — Он же только недавно приехал из Европы, где вы вообще познакомились?

Аддамс не смотрит на неё — тяжёлый немигающий взгляд угольных глаз направлен прямиком на ненавистного профессора. И главного подозреваемого по совместительству. И человека, с которым она умудрилась переспать уже дважды меньше чем за неделю.

Oh merda, худшего комбо и вообразить нельзя.

Торп как всегда спокойно выдерживает прямой зрительный контакт — а мгновением позже надменно усмехается, прекрасно осознавая причины её замешательства.

Уже знакомая вспышка ледяной ярости снова блокирует рациональное мышление — и вместо того, чтобы незамедлительно покинуть ресторан, Уэнсдэй совершает очередной необдуманный поступок. Делает решительный шаг вперёд. А потом ещё один, таща за собой вцепившуюся в её локоть Синклер.

Голос разума отчаянно надрывается на задворках сознания — истошно вопит, что по вине проклятого профессора она раз за разом поддаётся недопустимым всплескам эмоций, но прямо сейчас Аддамс тотально наплевать.

Она сотрёт спесивое выражение с его лица, так или иначе.

— Чудесный вечер, не правда ли? — иронично заявляет она, усаживаясь на стул рядом с Торпом. Аякс непонимающе округляет глаза, но Энид буквально виснет у него на шее, заключая в объятия, и тот не успевает ничего спросить.

— Детка, познакомься, это мой друг Ксавье… — Петрополус мягко отстраняется от своей новоиспечённой девушки. — Бро, это Энид.

— Очень приятно, Энид. Аякс так много о вас рассказывал, — чертов профессор галантно вставляет самую избитую фразу, и Уэнсдэй презрительно фыркает.

— А это её подруга… — Аякс продолжает играть дурацкую роль хозяина вечера. — Простите, мисс, не знаю вашего имени.

— Не утруждайся, друг, — Ксавье небрежно усмехается. — Мы уже знакомы.

— К сожалению, — ядовито роняет Уэнсдэй, наградив его самым уничижительным взглядом из всех возможных.

Назревающую перепалку вовремя прерывает появление официанта. Аддамс наугад тычет пальцем в первое попавшееся блюдо в обширном меню, поминутно бросая уничижительные взгляды в сторону саркастично ухмыляющегося Торпа. Энид заказывает салат из морепродуктов с вычурным труднопроизносимым названием, пока её воздыхатель выбирает вино.

— Кьянти подойдёт? — неуверенно вопрошает Аякс, растерянно покосившись в сторону своего проклятого дружка и явно не понимая причин происходящего. — Или может, лучше…

— Чёрный ром с двумя кубиками льда и долькой лимона, — неожиданно заявляет чертов профессор со своей коронной кривоватой усмешкой. — Сто грамм. Хотя нет. Лучше сто пятьдесят.

— От ста граммов крепкого алкоголя в головном мозге необратимо погибает до восьми тысяч нейронов, — едко вворачивает Уэнсдэй.

— Моей даме то же самое, — Торп небрежно кивает в её сторону, и дурацкое неуместное обращение мгновенно отзывается новой вспышкой холодной ярости. — У неё как раз нейронов в избытке. Сократим количество.

— Полагаю, это твой жизненный девиз? — её ровный голос так и сочится ядом.

— Народ, что происходит? — Петрополус непонимающе косится в сторону Синклер, но та лишь молча пожимает плечами и одновременно пинает Аддамс под столом.

Когда фальшиво улыбающийся официант принимает заказ и уходит, за столом повисает напряжённое тягостное молчание. Уэнсдэй сидит с неестественно прямой спиной, искренне недоумевая, как её угораздило вляпаться в подобный цирк абсурда. Нечего и думать, чтобы незаметно допросить Аякса в присутствии главного подозреваемого. Шестерёнки в голове стремительно вращаются, прикидывая, какую пользу для расследования можно извлечь из нелепой ситуации — но идей ничтожно мало. Наиболее выгодным кажется вариант выяснить домашний адрес профессора, чтобы устроить очередной взлом с проникновением в его отсутствие… Но Аддамс не имеет ни малейшего понятия, как это провернуть.

— Ксавье… — неугомонная блондинка предпринимает робкую попытку разрядить обстановку. — Аякс сказал, что вы совсем недавно переехали из Европы?

Сама того не ведая, Энид задаёт неожиданно правильный вопрос — если профессор и впрямь раньше жил не в Штатах, вероятность его причастности к прошлогоднему исчезновению становится ничтожно мала. Стараясь ничем не выдать заинтересованности, Уэнсдэй незаметно косится в его сторону, внимательно наблюдая за реакцией.

— Да, последние несколько лет я жил во Франции, — совершенно невозмутимо отзывается Торп, вальяжно откинувшись на спинку стула. — Вернулся на родину только этим летом и устроился на работу в Гарвард.

— Так вы преподаватель? — на лице Синклер медленно расцветает выражение тотального шока, а чётко очерченные брови взлетают вверх над ярко подведёнными глазами. — Оу…

Oh merda.

Черт бы побрал его внезапную откровенность.

Напоровшись на удивлённый взгляд соседки, Аддамс непроизвольно сжимает руки в кулаки с такой силой, что белеют костяшки пальцев. И едва заметно качает головой, недвусмысленно намекая, чтобы Энид не вздумала развить щекотливую тему. И хотя ту буквально распирает от любопытства, извилин в её блондинистой голове оказывается достаточно, чтобы мгновенно умолкнуть.

Впрочем, легче от этого не становится.

Допроса с пристрастием уже не избежать.

— Мне нужно в уборную, — заявляет Уэнсдэй, решительно поднимаясь из-за стола.

Ей катастрофически необходимо остаться наедине с собой хоть на несколько минут, чтобы привести в порядок спутанные мысли и разработать новую стратегию поведения.

Самым благоразумным вариантом было бы покинуть пафосный ресторан, но сбежать отсюда равно сдаться. А сдаваться она не привыкла.

Оказавшись в уборной подальше от лишних глаз, Аддамс поворачивает кран с холодной водой на полную мощность и упирается обеими руками в столешницу раковины, пристально вглядываясь в собственное отражение.

Расклад не радует. Мало того, что чертов профессор продемонстрировал крайнюю степень кретинизма, сболтнув о своей должности в Гарварде, весь план выяснить новые подробности злополучной вечеринки благополучно отправился псу под хвост.

Позади громко хлопает дверь.

Уэнсдэй нет нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто нарушил её уединение.

— Уэнсдэй Аддамс, — невыносимая соседка едва не вопит от возмущения. — Как долго ты собиралась скрывать от меня, что спишь со своим преподавателем?!

— Не ори, — шипит она сквозь зубы, машинально возводя глаза к потолку.

— Боже милостивый, это… У меня просто слов нет! — экспрессивно восклицает Синклер, останавливаясь за спиной Аддамс и театрально всплеснув руками. — Как тебя вообще угораздило? Нет, он, конечно, красавчик и всё такое, но… Господи, даже не знаю, что и сказать. Я просто в шоке!

— Если не знаешь, что сказать, просто заткнись.

Но совет нисколько не работает.

Энид продолжает сокрушаться с невыносимым драматизмом. По всей видимости, сам факт запретной связи её не особо волнует — лишь то, что Уэнсдэй утаила случившееся от «лучшей и единственной подруги, с которой должна делиться абсолютно всем». Аддамс слушает её бурные излияния вполуха, напряжённо обдумывая, под каким предлогом можно выяснить адрес главного подозреваемого.

Решение проблемы приходит само собой.

Кажется, всё это время оно было на поверхности.

— Энид, — она резко оборачивается к соседке, скрестив руки на груди. — Твой Ромео и его дружок приехали сюда на машине?

— Нет, конечно, — Синклер наконец прекращает сетовать на скрытность соседки. — Мы ведь планировали хорошенько выпить, а потом поехать к нему и…

— Ты сейчас же вернёшься в зал и скажешь своему воздыхателю, что хочешь домой. К себе или к нему, неважно, — решительно заявляет Уэнсдэй. — И попросишь, чтобы я вас отвезла. Всех вас. Ясно?

— Но зачем? — блондинка снова непонимающе округляет небесно-голубые глаза. — Мы же только пришли… Даже поесть не успели.

— Ты хочешь, чтобы я испортила ваш тошнотворный вечер? — шантаж всегда действует безукоризненно. — Или всё-таки хочешь оказаться в постели Ромео?

— Конечно, я хочу переспать с Аяксом, — фыркает Энид таким тоном, будто это нечто само собой разумеющееся. — Но я не понимаю, какого черта ты задумала…

— Тебе и не нужно понимать, — Уэнсдэй категорически претит посвящать соседку в тайны следствия. Полагаться на её способность держать язык за зубами — заведомо провальная идея. Лучше ей оставаться в неведении. — Просто сделай, как я сказала, и все останутся в выигрыше.

— Ладно, — Синклер тяжело вздыхает, но всё же кивает в знак согласия. — Но при одном условии. Пообещай, что завтра расскажешь мне все подробности своего нового романа.

И хотя слово «роман» явно не подходит в качестве определения для её странных отношений с профессором, Аддамс решает, что спорить бессмысленно. Главное, чтобы неугомонная соседка в точности исполнила свою часть плана — а остальное неважно.

Когда блондинка покидает уборную, Уэнсдэй выжидает ещё несколько минут, а затем возвращается в ослепительно белый зал.

И не без удовольствия видит, что Энид уже топчется возле выхода, пока Аякс по-джентельменски набрасывает на её плечи пальто цвета пудровой розы. Торп стоит рядом, прислонившись спиной к массивной колонне и медленно потягивая ром из гранёного рокса.

— Спасибо, что согласилась нас отвезти, — завидев Аддамс, новоиспечённый воздыхатель блондинки простодушно улыбается.

— Да, огромное спасибо, Уэнсдэй, — с готовностью подхватывает Энид. Пожалуй, надо отдать должное её актёрскому мастерству. — Жаль, что у меня так невовремя разболелась голова.

— Куда ехать? — совершенно бесстрастно интересуется Аддамс, хотя разумом овладевает приятный азарт предвкушения от возможности ещё на шаг приблизиться к раскрытию дела. И пусть теперь причастность Торпа под сомнением, отметать эту версию из-за одной нестыковки — пусть и достаточно весомой — было бы крайне неразумно.

— Я живу на Паблик-Элли 420, дом 193, а Ксавье — на Юг-Рассел-стрит, 49. Это совсем недалеко отсюда, — сообщает Петрополус, заботливо приобнимая Синклер за плечи. Та театрально вздыхает и прикладывает пальцы к якобы ноющим вискам. Ей определённо стоило бы задуматься об актёрской карьере вместо высшей школы дизайна.

Покинув ресторан, они садятся в припаркованный неподалёку Мазерати.

Чертов профессор занимает переднее сиденье, сладкая парочка оккупирует задние. Уэнсдэй усаживается за руль и, неодобрительно покосившись на их страстные попытки обоюдного каннибализма, заводит машину.

Мощный мотор отзывается утробным рычанием.

Торп вдруг тянется длинными пальцами к брелку в виде скорпиона, висящему на зеркале заднего вида, и Аддамс намеренно резко вжимает педаль газа в пол — от стремительного маневра профессора отбрасывает назад на сиденье, и он не успевает коснуться серебряной фигурки, сделанной на заказ в память о её погибшем домашнем питомце.

— Смотрю, правилам дорожного движения ты не подчиняешься… — иронично хмыкает Ксавье, кивнув в сторону спидометра, стрелка на котором за несколько секунд пересекает отметку в сотню километров в час.

— А тебе какое дело? Плохую оценку мне поставишь? — едко парирует она, крепко сжимая руль обеими руками и впившись пристальным немигающим взглядом в идеально прямую линию полупустой дороги. Благо, невыносимые пробки почти полностью рассосались.

— Не за это, — он вальяжно откидывается на спинку сиденья, вытягивая ноги. — Кстати, почему ты не пишешь эссе, а шатаешься по ресторанам?

Уэнсдэй не отвечает и не смотрит на него, но почти физически ощущает на себе цепкий взгляд насыщенно-зелёных глаз.

Дискомфортно. Слишком.

Она вновь задаётся риторическим вопросом, каким образом умудрилась вляпаться в этот невыносимый театр абсурда.

— И где твой парень, ради которого ты пробралась в архив? — никак не унимается чертов профессор. Словно они на допросе в полицейском участке, а он задаёт вопросы и одновременно светит фонариком ей в лицо.

— Мы не сошлись характерами, — роняет Аддамс сквозь зубы. — Он слишком много болтал, когда следовало бы заткнуться.

Она тянется к бортовому компьютеру и включает музыку погромче, чтобы заглушить звуки жарких поцелуев с заднего сиденья и прекратить поток неуместных вопросов. Реквием Моцарта в исполнении симфонического оркестра звучит поистине громоподобно, и Торп недовольно морщится, театрально прикладывая пальцы к ушам. Едва заметно усмехнувшись, она прибавляет звук ещё на несколько делений.

— Очень изысканная пытка, Уэнс, — едва слышно бормочет Энид позади. — Но нельзя ли это выключить? Мы тут все оглохнем!

— Нельзя, — безапелляционным тоном отрезает Аддамс и круто выворачивает руль влево, выезжая на Паблик Элли.

По обе стороны ярко освещённой улицы высятся двухэтажные дома из красного кирпича — такие тошнотворно-идеальные и одинаковые, будто отпечатаны на ксероксе. Впрочем, иного она и не ожидала. Новый дружок Синклер явно принадлежит к категории элитарных снобов, которые устраивают ежегодное соревнование, чей газон зеленее и аккуратнее. Единственное, что отличает дома друг от друга — номерные таблички с витиеватыми цифрами.

Не без труда отыскав нужный адрес, Уэнсдэй резко сворачивает направо, слегка зацепив передним колесом низкую клумбу с яркими махровыми фиалками. У Петрополуса вырывается разочарованный вздох, различимый даже сквозь оглушительно гремящую музыку.

— Маму хватит удар, когда она вернётся из Нью-Йорка… — растерянно бормочет он и торопливо покидает салон вместе с Энид, намертво вцепившейся в его руку.

— Ты тоже в двадцать пять лет живёшь с родителями? — колко осведомляется Аддамс, слегка уменьшив громкость на бортовом компьютере и смерив Торпа прохладным бесстрастным взглядом.

— Мне двадцать восемь, — невозмутимо отзывается тот, проводив глазами слащавую парочку. — И нет, я живу один, если тебя по какой-то причине это интересует.

Недвусмысленный намёк в его ровном тоне заставляет Уэнсдэй раздражённо закатить глаза. Но это можно перетерпеть — зато теперь она точно знает, что не напорется на его домочадцев, когда решит организовать очередной взлом с проникновением.

Благо, остаток пути проходит в молчании.

Концерт симфонического оркестра подходит к концу, и Аддамс уже мысленно предвкушает, что сможет провести целую ночь за изучением материалов дела без назойливой трескотни соседки прямо под ухом.

Но её поджидает разочарование.

Дом под номером сорок девять на Юг-Рассел-Стрит — многоквартирная девятиэтажка, а вовсе не пафосный частный коттедж с идеальным газоном, который она успела нарисовать в своём воображении.

Oh merda.

Задача выяснить точный адрес профессора мгновенно и многократно осложняется.

Уэнсдэй сбрасывает скорость, лихорадочно пытаясь придумать за оставшиеся пару минут, каким образом узнать номер квартиры.

Взгляд угольных глаз падает на полупустую бутылку вишнёвого Маунтин Дью, оставленную Синклер в подстаканнике возле бардачка.

Что поделать, трудные времена требуют решительных мер.

Покосившись на Ксавье краем глаза — к счастью, он не смотрит на неё, целиком и полностью сосредоточив своё внимание на ярких огнях, медленно плывущих за боковым окном — Аддамс достаёт бутылку и откручивает крышку свободной рукой. Ещё раз убедившись, что взгляд профессора направлен в другую сторону, она делает небольшой глоток — а потом нарочно выливает большую часть ярко-малиновой газировки себе на джемпер.

— Вот черт… — шипит Уэнсдэй с наигранной досадой, брезгливо оттягивая мокрую липкую ткань в чёрно-белую клетку. — Это был мой любимый джемпер. Проклятье.

— Я смотрю, тебе везёт на неловкие ситуации, — иронично отзывается Торп, обернувшись к ней, и небрежно потирая переносицу двумя пальцами. — Думаю, если застирать прямо сейчас, можно будет его спасти.

— Похоже, что у меня в багажнике припасена стиральная машинка? — она надменно изгибает смоляную бровь. Повисает секундная пауза, после чего Ксавье неопределённо хмыкает и пожимает плечами.

— Можешь воспользоваться моей ванной.

Отлично. Наживка успешно проглочена.

После нескольких секунд наигранных сомнений Аддамс коротко кивает в знак согласия и останавливает машину на парковке перед вычурной многоэтажкой.

Всю дорогу в лифте они оба хранят непроницаемое молчание — Ксавье с преувеличенной заинтересованностью листает пёструю ленту соцсети, Уэнсдэй изучает отстранённым взглядом собственные массивные ботинки. Слегка покачнувшись, лифт замирает на девятом этаже, и двустворчатые двери разъезжаются в стороны.

Достав из кармана ключи от квартиры, профессор подходит к ближайшей двери под номером девяносто один. Аддамс неотрывно следует за ним, хирургически пристально рассматривая замочную скважину — с первого взгляда, замок кажется достаточно простым.

Но лучше будет захватить с собой более надёжные инструменты, нежели металлическая пилка для ногтей.

Когда Ксавье распахивает дверь, взгляду предстаёт небольшая квартира преимущественно в светло-серых тонах — интерьер неплохой, но обстановка выглядит несколько безликой. Словно хозяин жилища был настолько равнодушен к окружающим его вещам, что не внёс ни единого корректива в задумку дизайнера. По правую руку вдоль стены тянется кухонный гарнитур из светлого дерева и небольшой обеденный стол, слева — гостиная с длинным диваном графитового цвета и журнальным столиком, на котором стоит открытый ноутбук. Несколько полок с книгами, парочка комодов, наглухо задвинутые плотные шторы на окнах. В глубине гостиной виднеются две одинаковых двери, очевидно, ведущие в спальню и в ванную комнату.

— Тебе туда, — Торп на ходу снимает пальто и кивает на левую дверь, подтверждая её догадки.

Не утруждая себя проявлением благодарности, Уэнсдэй проходит в указанном направлении и щелкает выключателем. Прикрыв за собой дверь, она поспешно стягивает многострадальный джемпер и подставляет его под струю холодной воды, даже не пытаясь оттереть следы липкой газировки.

На испорченную вещь ей наплевать.

Главное, что миссия выполнена.

А теперь пора убираться отсюда.

Но стоит ей протянуть руку, чтобы закрутить кран, дверь ванной беззвучно распахивается.

Мысленно чертыхнувшись, Аддамс резко оборачивается — и немигающий взгляд угольных глаз сталкивается с насыщенной зеленью радужек проклятого Торпа.

— Как это понимать? — она дерзко вздёргивает подбородок и машинально поправляет распущенные волосы, скрывая за смоляными локонами чёрное кружево бюстгальтера. — По какому праву ты врываешься без стука?

— Не строй из себя дуру, тебе не идёт. Чего ты добиваешься, Аддамс? То пытаешься унизить меня при всех, то намеренно проливаешь на себя газировку, чтобы оказаться полуголой в моей ванной, — после длинной разоблачительной тирады чертов профессор кривовато усмехается, скрестив руки на груди. Невыносимо самодовольное выражение на лице Торпа вызывает настойчивое желание вогнать парочку иголок ему под ногти. — Да, я заметил, что это была никакая не случайность. Если таким образом ты надеешься привлечь моё внимание, то ничего не выйдет. Я не ищу отношений. А если бы и искал, точно не стал бы встречаться со студенткой.

Уэнсдэй чувствует, как её губы против воли слегка приоткрываются в немом удивлении.

Oh merda, он действительно считает, будто она испытывает к нему какие-то… чувства?

Худшего сценария и вообразить нельзя.

Она невольно замирает на месте, лихорадочно обдумывая, как прокомментировать столь неожиданную речь. Но в голову упорно ничего не идёт. Сказать правду нельзя. Но солгать и подтвердить его догадки — ещё хуже.

Молчание затягивается, становясь гнетущим.

Проклятье, нужно что-то ответить.

И желательно как можно скорее.

— Ты ошибаешься. Меня не интересуют серьёзные отношения, — наконец выдаёт Аддамс, чувствуя, как ледяная броня самообладания предательски трещит по швам. Невыносимо пристальный взгляд его насыщенно-зелёных глаз вкручивается в мозг, словно кюретка для лоботомии. Титаническим усилием воли она заставляет себя продолжить. — Только секс… без обязательств.

Oh merda, что она несёт?

Разумеется, она сказала правду, но… спать с возможным преступником на постоянной основе явно не лучшая затея.

С другой стороны, Макиавелли однажды сказал, что друзей нужно держать близко, а врагов — ещё ближе. Если отбросить вопросы морали — которым она никогда и не уделяла особого внимания — перспектива вырисовывается весьма неплохая. Можно совместить приятное с полезным. Втереться в доверие, иметь возможность следить за Торпом, не вызывая подозрений. В конце концов, можно будет тщательно осмотреть его квартиру, не прибегая к незаконным способам проникновения.

Вот только есть одна загвоздка. Ксавье молчит с совершенно равнодушным выражением лица, словно внезапное предложение его абсолютно не заинтересовало. Словно это не он выпрашивал её номер телефона меньше недели назад.

Это даже немного оскорбительно.

Совсем немного.

По большей части, ей наплевать.

— Ничего не скажешь? — Уэнсдэй вопросительно изгибает смоляную бровь.

— Ты чертовски странная, Аддамс, — его цепкий взгляд скользит чуть ниже и замирает где-то в районе её груди, скрытой тонкой кружевной паутинкой белья и водопадом иссиня-чёрных локонов. На губах Торпа медленно расцветает раздражающая снисходительная усмешка. — Но… Как я могу отказаться, когда ты стоишь передо мной в таком виде?

Как будто он делает ей одолжение.

Как же унизительно. Как же бесит.

Аддамс с трудом подавляет жгучее желание вогнать нож ему под рёбра. Но вместо этого она делает глубокий вдох, словно перед прыжком в ледяную воду — и заводит руку за спину, нащупывая застёжку бюстгальтера.

— Не здесь, — Ксавье отрицательно качает головой. — Пойдём со мной.

Ей ничего не остаётся, кроме как подчиниться и последовать за ним. Недлинный путь приводит в полутёмную спальню — остановившись возле широкой кровати спиной к Уэнсдэй, чертов профессор принимается неторопливо развязывать галстук.

— Обсудим детали? — предлагает он таким тоном, словно они заключают деловой контракт. Впрочем, в большей степени так оно и есть. Вот только конечные цели у них явно разные. — Думаю, ты прекрасно понимаешь, что никто в университете не должен знать.

— Поздно, — бесстрастно констатирует Аддамс, расстёгивая молнию на джинсах и до сих пор не веря, что добровольно ввязывается в настолько сомнительную авантюру. — Моя соседка уже в курсе. А она что-то вроде самопровозглашенной королевы сплетен.

— Значит, ты поговоришь с ней и убедишь держать язык за зубами, — Торп остаётся тотально невозмутимым и, отбросив в сторону галстук, принимается за пуговицы тёмной рубашки. — Никаких свиданий, согласна?

— Ненавижу свидания, — по крайней мере, хоть в чём-то они солидарны. — И никаких поцелуев.

— Да, я помню, — в его ровном тоне смутно угадываются ироничные нотки. — Не расскажешь, кстати, откуда у тебя такая неприязнь к поцелуям?

— Нет, — категорично отрезает Уэнсдэй, избавляясь от джинсов и аккуратно набросив их на спинку одинокого мягкого стула. — И никаких идиотских вопросов о детстве, планах на жизнь или что там обычно полагается спрашивать.

— Без проблем. Можем вообще не разговаривать, — полушутливо-полусерьёзно отзывается Торп, снимая рубашку и оборачиваясь к ней.

— И больше никаких сцен на семинарах, — она честно старается смотреть ему в глаза, но немигающий взгляд против воли падает на выступающие вены на руках и контуры мышц пресса.

Аддамс никогда не пыталась классифицировать мужчин подобным образом, но чертов профессор довольно… хорош собой.

Внизу живота сиюминутно возникает приятное тянущее чувство. Заметив пристальное внимание к собственной персоне, Торп снова самодовольно усмехается — но теперь его кривоватая улыбка вызывает гораздо меньше раздражения, нежели десять минут назад.

— Если только ты не забудешь про эссе, — он подходит ближе, медленно сокращая расстояние между ними до минимального.

И наконец оказывается совсем близко — длинные пальцы невесомо очерчивают контур приоткрытых губ, касаются хрупких ключиц, плавно опускаются ниже, вскользь задевая затвердевший сосок сквозь тонкую преграду из чёрного кружева. Даже такие едва ощутимые, почти невинные прикосновения вызывают неожиданно острую реакцию. Сердечный ритм резко подскакивает до критических значений, по спине бегут колючие мурашки, а дыхание мгновенно учащается, становясь сбивчивым и прерывистым.

Oh merda. Уэнсдэй чувствует, как теряет контроль над ситуацией — медленно, но верно.

Жгучая волна возбуждения прокатывается по всему телу, концентрируясь где-то глубоко между бёдер. Все мысли о расследовании — о том, что он всё ещё подозреваемый, а она должна незаметно обыскать квартиру — неизбежно отходят на задний план, уступая место порочному желанию.

Широкие ладони Ксавье ложатся ей на плечи, нарочито неспешно стягивая вниз бретельки бюстгальтера и медленно обнажая грудь. Она отбрасывает за спину водопад густых смоляных локонов, ощущая предательскую дрожь во всём теле. А секундой позже Торп властно надавливает на её хрупкие плечи, принуждая Аддамс опуститься на колени. Она тут же награждает его тяжёлым надменным взглядом, но… неожиданно даже для себя подчиняется.

Подползает ближе, пристально глядя снизу вверх и машинально облизывая губы — рациональное мышление приходит в ужас от её действий, но сокрушительный пожар возбуждения испепеляет сомнения в правильности происходящего.

Бледные пальцы с чёрным маникюром быстро расстёгивают металлическую пряжку ремня и дёргают язычок молнии. Уэнсдэй торопливо стягивает вниз его брюки вместе с боксерами, высвобождая твёрдый член. Требовательная пульсация между ног мгновенно возрастает, и она рефлекторно сводит бёдра вместе, чтобы хоть немного ослабить тянущее напряжение. Но это почти не помогает — мышцы внутри сжимаются вокруг пустоты, а тонкое кружево нижнего белья намокает всё сильнее с каждой секундой.

Сердце гулко стучит в груди, когда Аддамс крепко обхватывает член у основания и немного подаётся вперёд, прижимаясь губами к горячей головке. Торп шумно втягивает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и инстинктивно толкается бёдрами вперёд, заставляя её шире приоткрыть рот. Напряжённый член плавно скользит вдоль языка, погружаясь глубже — и очень скоро упирается в горло.

Уэнсдэй невольно морщится от слишком резкого проникновения. Стараясь дышать носом, она подаётся назад — а потом снова вперёд, обводя кончиком языка контур выступающей венки.

Тёмно-вишневая помада размазывается, смешиваясь со слюной. Тяжёлая мужская ладонь ложится ей на затылок, пальцы запутываются в волосах, не позволяя отстраниться слишком далеко.

Но она и не намерена отстраняться.

От глухих стонов, поминутно срывающихся с губ профессора, все органы внизу живота скручиваются в тугой узел. По артериям словно бежит жидкий огонь, а нервные окончания пронзают импульсы возбуждения — будто маленькие разряды электрошокера.

Аддамс вновь обхватывает основание члена дрожащими от возбуждения пальцами, сжимает немного сильнее, двигая кистью вперёд и назад в устойчивом быстром ритме. Торп почти рычит, запрокидывая голову — и этот приглушённый низкий звук действует на неё подобно мощному афродизиаку.

Свободной рукой она скользит вдоль собственного тела, отчаянно жаждущего разрядки. Касается кончиками пальцев напряжённых сосков, проводит ладонью по впалому животу и наконец отодвигает в сторону насквозь промокшую полоску чёрного кружева. Первое же прикосновение к нежным складочкам, истекающим обжигающей влагой, прошибает мощным разрядом тока. Уэнсдэй слегка отстраняется, выпуская изо рта напряжённый член — с приоткрытых вишневых губ срывается первый приглушенный стон.

— Если бы это входило в экзаменационную программу, я бы однозначно поставил тебе высший балл… — Торп усмехается, но из-за сбившегося дыхания ему не удаётся придать своему тону обычную язвительность.

Она оставляет ироничный выпад без ответа.

Во многом потому, что в голове почти нет мыслей — сокрушительное желание парализует рациональное мышление, заставляя лихорадочно дрожать в предвкушении.

Чертов профессор потемневшими от возбуждения глазами следит за тем, как она ласкает себя. А спустя несколько секунд склоняется над Аддамс и мягко сжимает тёплыми ладонями её плечи, принуждая подняться на ноги — а потом увлекает её в сторону широкой кровати, застеленной тёмно-серым покрывалом, попутно избавляясь от остатков своей одежды. Она подчиняется, мысленно ужасаясь собственной покорности. Такой внезапной и совершенно для неё не характерной.

Машинально кусая губы, Уэнсдэй ложится поперёк постели, ощущая, как гладкий атлас покрывала приятно холодит обнажённую спину — и призывно раздвигает ноги. Торп нависает над ней, глядя прямо в глаза. Насыщенная бархатная зелень его радужек почти полностью скрыта под чернотой расширенных зрачков.

Он склоняется к её груди, припадает губами к соску, опаляя горячим дыханием ледяную бледную кожу… Oh merda. Она стонет громче, инстинктивно выгибая спину в безотчётном стремлении усилить тактильный контакт.

Сильные мужские руки ложатся на бёдра, пальцы яростно впиваются в выступающие хрупкие косточки, пока зубы Ксавье на секунду смыкаются вокруг затвердевшего соска.

Яркость ощущений зашкаливает до критической отметки — мышцы внутри требовательно сжимаются вокруг пустоты, выделяя всё больше горячей липкой смазки.

Обжигающие губы скользят ниже, оставляя влажную дорожку на впалом животе с напряжённым прессом. Но ей нужно больше, намного больше этих дразняще лёгких поцелуев. Повинуясь первобытным инстинктам, она шире разводит ноги и приподнимает бёдра, позволяя ему стянуть насквозь промокшее нижнее белье. Отбросив на пол невесомую паутинку чёрного кружева, Торп опускается на колени перед кроватью и решительно подтягивает Аддамс к самому краю постели.

Она снова стонет и зажмуривается, почувствовав первое прикосновение его губ к изнывающему клитору — это слишком острое ощущение, чтобы можно было сдержаться.

Жалкие остатки самообладания рассыпаются на осколки, когда Уэнсдэй запускает тонкую руку ему в волосы, притягивая ближе к себе.

Чертов профессор явно знает, что делает.

Горячий язык умело описывает несколько круговых движений, заставляя её стонать в голос и извиваться всем телом от нетерпения.

От интенсивности воздействия по спине бегут мурашки, все нервные окончания воспламеняются. Длинные пальцы скользят вдоль нежных складочек, собирая влагу — а мгновением позже раздвигают их и медленно проникают внутрь. Совсем неглубоко, всего на одну фалангу. Но даже это подобно тысячевольтному разряду тока.

— Глубже… — бессвязно шепчет Уэнсдэй, неистово кусая губы в бесплодных попытках унять рвущиеся из горла стоны. — Жестче…

— Какая ты нетерпеливая, — даже в такой волнующий момент проклятый профессор остаётся верен своему извечному ироничному тону.

Но приказ, больше напоминающий отчаянную мольбу, он всё-таки выполняет — два пальца погружаются глубже в обжигающую влажность её разгорячённого тела. Изгибаются под особым углом, задевая место наибольшего скопления нервных окончаний и срывая с искусанных вишневых губ короткий вскрик. Начинают двигаться в жёстком быстром ритме, даря крышесносное удовольствие вперемешку с лёгкими отголосками упоительной боли.

Ей нестерпимо жарко и невыносимо хорошо. А ещё мало, отчаянно мало — Уэнсдэй изнывает от желания поскорее ощутить в себе его член.

Словно угадав её мысли, Торп плавно отстраняется и снова опускается сверху, вжимая её разгорячённое тело в мягкую постель всем своим весом. Губы ложатся на шею, горячий язык скользит вдоль неистово пульсирующей сонной артерии, издевательски медленно спускаясь к ложбинке между ключиц. Аддамс вздрагивает от восхитительно болезненных укусов — похоже, завтра ей понадобится платье с высоким воротником, чтобы скрыть лиловые отметины от его зубов.

Ксавье словно нарочно тянет время, стремясь довести её до безумного исступления.

И у него получается — пульс шкалит за сотню, обнажённая грудь тяжело вздымается, а пожар возбуждения между призывно разведённых бёдер безжалостно испепеляет все мысли, кроме одной — поскорее почувствовать внутри грубые глубокие толчки.

Но подобная расстановка сил Уэнсдэй решительно не устраивает. Она не привыкла быть в пассивной роли, хоть и не может отрицать, что это невероятно волнующе.

Тонкие бледные пальцы с чёрными ноготками впиваются в плечи Ксавье, а мгновением позже она резко переворачивает его на спину, устраиваясь сверху. Профессор издаёт низкий гортанный стон, когда Аддамс скользит влажными складочками по твёрдой головке, позволяя ему в полной мере ощутить степень своего возбуждения. И хотя ей чертовски хочется отомстить за недавние изысканные пытки, сил медлить давно уже нет — и одним резким движением она опускается на напряжённый член, насаживаясь до самого основания.

Глубина проникновения разом вышибает из лёгких весь воздух. С протяжным громким стоном Уэнсдэй выгибается в спине, запрокидывает голову, закрывает глаза… Острота ощущений пронзает разгорячённое тело ударом молнии, электрическим импульсом оголённого провода — и она сиюминутно начинает двигаться, сразу задавая жёсткий быстрый ритм. Пульсирующие мышцы трепетно сжимаются вокруг твёрдого члена, распространяя волны удовольствия по всему телу. Мужские пальцы с силой впиваются в её подрагивающие бёдра, оставляя россыпь мелких синяков на мертвецки бледной коже.

Градус возбуждения настолько высок, что Уэнсдэй не потребуется много времени — особенно, когда собственнические прикосновения Ксавье перемещаются на набухший чувствительный клитор. Он почти рычит сквозь плотно стиснутые зубы, она почти задыхается от крышесносных ощущений.

Кровать жалобно скрипит под ними, Торп подхватывает яростный темп движений и двигается бёдрами ей навстречу — толчки становятся намного глубже и интенсивней.

Проходит не больше пары минут, прежде чем пульсация мышц многократно возрастает, а очередная обжигающая волна сокрушительного наслаждения накрывает её с головой.

Содрогаясь всем телом от невероятно сильного оргазма, Аддамс безвольно опускает голову ему на грудь, уткнувшись носом в ямку между ключиц и окончательно пьянея от терпкого аромата разгорячённой кожи и насыщенного древесного парфюма. Воспользовавшись её невменяемым состоянием, Ксавье ловко перехватывает инициативу — опрокидывает Уэнсдэй на спину, раздвигает дрожащие ноги почти до дискомфорта и снова врывается внутрь одним грубым толчком.

Совершенно не отдавая отчёта в собственных действиях, она обхватывает его бёдра своими, прижимается обнажённой грудью к его крепкому торсу… Хрупкие пальчики с заострёнными ногтями вонзаются во взмокшую спину, безжалостно сжимая и раздирая кожу до кровавых царапин. Торп сдавленно шипит от боли и ускоряет темп движений, вколачиваясь в неё глубоко и яростно. Концентрированное удовольствие снова закручивается внизу живота тугим узлом, и каждое упоительно грубое движение напряжённого члена неуклонно приближает Аддамс к новой разрядке.

Между их телами нет ни миллиметра расстояния — в такой позе её клитор трётся о его живот, и она едва может дышать в секундных перерывах между неистовыми быстрыми толчками.

Когда зубы Ксавье в очередной раз смыкаются на искусанной шее, Уэнсдэй содрогается во второй раз. Он погружается особенно глубоко и на секунду замирает — а потом резко подаётся назад с хриплым протяжным стоном. Сквозь дурман наслаждения она едва чувствует капли тёплой жидкости на своём животе и едва слышит его сбитое тяжёлое дыхание.

Разжав стальную хватку объятий, Торп окончательно отстраняется — и откатывается в сторону, тыльной стороной ладони убирая с лица взмокшие каштановые пряди.

На несколько секунд воцаряется тишина, нарушаемая лишь учащённым дыханием в унисон, после чего Аддамс медленно принимает сидячее положение, стараясь унять разогнавшееся сердцебиение и привести в порядок спутанные мысли.

Oh merda, а она ведь почти забыла об изначальном смысле этого мероприятия.

Ощущения оказались слишком… яркими.

Слишком упоительными — настолько, что на несколько минут ей словно напрочь сорвало крышу. Это плохо, чертовски плохо.

Она не должна поддаваться подобным вспышкам эмоций. Даже если это оказалось безумно приятно.

Дыхание Ксавье постепенно выравнивается и замедляется. Обернувшись через плечо, Уэнсдэй видит, что его глаза расслабленно прикрыты, а резкие черты лица постепенно разглаживаются, становясь почти мягкими.

Выждав минут десять и убедившись, что Торп действительно заснул, она осторожно подползает к краю кровати и опускает ноги на пол. Ламинат из светлого дерева приятно холодит обнажённые ступни, и утраченное ненадолго здравомыслие постепенно возвращается. Она должна исполнить свою главную миссию — осмотреть квартиру.

Бросив на спящего мужчину ещё один долгий пристальный взгляд, Уэнсдэй встаёт с кровати и на цыпочках покидает спальню, плотно прикрыв за собой дверь.

Немигающий взор угольных глаз сканирует окружающую обстановку с хирургической пристальностью — и внимание Аддамс сразу привлекает несколько деталей.

Открытый ноутбук на журнальном столике она отметает практически сразу — там наверняка стоит пароль, взлом займёт слишком много времени, которого у неё сейчас нет. Торп может проснуться в любую минуту. Разумеется, в таком случае она соврёт, что просто намеревалась принять душ, но лучше обойтись без загвоздок.

Какие-то папки рядом с компьютером — скорее всего, ничего интересного, но взглянуть стоит.

Два одинаковых комода вдоль стены — неплохо, можно проверить в первую очередь.

Определившись с планом действий, Уэнсдэй быстрым бесшумным шагом подходит к комоду и выдвигает верхний ящик. На первый взгляд, совершенно ничего интересного. С десяток мелких коробочек с аккуратно сложенными галстуками, две пары серебристых наручных часов, несколько флаконов парфюма. Она осторожно стучит костяшкой указательного пальца по дну ящика — подобные комоды вполне могут иметь двойное дно, но догадки не подтверждаются. Звук слишком глухой.

В среднем ящике тоже не обнаруживается ничего примечательного, если не считать вскрытой упаковки презервативов, лежащей поверх футболок и джинсов. Похоже, Торп отличается немалым перфекционизмом — все вещи идеально отглажены и педантично уложены в ровные стопки.

Самый нижний ящик оказывается складом разнообразного мелкого хлама — бутыльки с масляными красками, парочка скетчбуков, наборы кистей… Аддамс уже намеревается задвинуть его обратно, но в самую последнюю секунду цепкий взгляд угольных глаз падает на один бутылёк с остатками этикетки, отличающийся от остальных цветом крышки — оранжевая вместо одинаковых чёрных.

Невольно затаив дыхание, она извлекает наружу загадочную бутылочку. На кончиках пальцев мгновенно остаётся ощущение чего-то жирного, масляного… и бесцветного. Что бы это ни было, на краску однозначно непохоже.

Уэнсдэй крутит странный бутылёк под разными углами, силясь разобрать надпись на сорванной этикетке. И наконец замечает в самой нижнем углу часть надписи: «…retta».

Что-то знакомое. Определённо. Понимание вспыхивает в голове лишь спустя пару секунд.

Oh merda, и как она не догадалась сразу?

Ведь точно такие же бутылочки фирмы Beretta хранились в подвале её родового поместья, приспособленном дядей Фестером под оружейный арсенал. Это масло для чистки огнестрельного оружия.

Комментарий к Часть 6

Други мои, не забывайте, что лучшая награда для автора — ваши лайки и отзывы 😍

А также, если вы ещё не подписаны на мой тг канал со спойлерами и ламповой атмосферой, буду рада видеть каждого: https://t.me/efemeriaaa

P.S. Когда там наберётся двести подписчиков, вас ждёт приятный сюрприз 🤗

========== Часть 7 ==========

Комментарий к Часть 7

Саундтрек:

Fun Lovin’ Criminals — Ballada of NYC

Приятного чтения!

И на кой черт преподавателю Гарварда понадобилось огнестрельное оружие?

Уэнсдэй задаётся этим вопросом всё время, пока стоит под ледяными струями воды и тщательно смывает с разгорячённой кожи следы их недавней близости. Мысли ворочаются в голове тяжело и медленно, подобно склизским медузам, выброшенным на отмель во время шторма — сказывается усталость прошедшего дня. Вдобавок возникает закономерный вопрос — что делать дальше? Одеться и уехать домой или… остаться здесь на ночь? Рациональное мышление мгновенно подсказывает, что второй вариант может оказаться более полезным.

Завтра суббота, занятий нет. Можно отправить Торпа за утренним кофе, а самой тем временем обыскать оставшиеся шкафы или даже попробовать взломать пароль на его ноутбуке.

Идея занятная. И всё бы ничего, но… ей придётся заснуть с ним в одной постели.

Впервые в жизни лечь в кровать с другим человеком, практически незнакомцем — и не с целью заняться сексом. Oh merda.

Закрутив кран с водой, Аддамс в очередной раз мысленно повторяет, что тяжёлые времена требуют решительных мер, и тянется к огромному белому полотенцу. Мягкая пушистая ткань надёжно скрывает обнажённое тело, даруя призрачное ощущение комфорта.

Сделав глубокий вдох, словно перед решающим шагом в пропасть, она осторожно открывает дверь ванной — и невольно вздрагивает, когда немигающий взгляд угольных глаз падает на чертова профессора. Торп, облачённый только в тёмные пижамные штаны, сидит на диване в гостиной, уткнувшись в экран ноутбука.

— Что ты тут делаешь? — вопрос слетает с губ раньше, чем Уэнсдэй успевает подумать. Всего минуту назад она была абсолютно уверена, что он крепко спит в своей постели — и тут такая неожиданность. Oh merda, а что, если он только притворялся спящим? Что, если он прекрасно слышал, чем она занималась, прежде чем пойти в душ?

— Что, прости? — Ксавье выглядит совершенно безмятежно, и мимолётное волнение слегка утихает. Похоже, он и впрямь не заметил ничего подозрительного в её поведении. Или просто очень умело притворяется. Сложно сказать наверняка, чертовски сложно.

— Я… — Аддамс невольно запинается и выдерживает короткую паузу, тщательно взвешивая каждое слово. — Я думала, ты спишь. Не хотела будить.

— Спасибо за заботу, — он кривовато усмехается самыми уголками губ и снова переводит взгляд в экран ноутбука. — Я проснулся и уже решил, что ты сбежала… Пока не услышал шум воды в ванной.

— Почему я должна была сбежать? — она тщательно старается придать своему голосу необходимую степень растерянности.

— Потому что ты проделала это уже дважды.

Аргумент более чем резонный.

Уэнсдэй снова умолкает на несколько секунд, быстро обдумывая наиболее пригодную линию поведения — но отвечать ей не приходится.

— Иди спать, уже поздно, — совершенно равнодушным тоном предлагает чертов профессор, не отрывая от ноутбука пристального взгляда. Настолько внимательного и сосредоточенного, что она невольно задаётся закономерным вопросом — что же именно он там изучает. Ей определённо стоит попытаться взломать пароль. — Я поработаю ещё немного и тоже приду, договорились?

— Конечно, — Аддамс кивает с самым безразличным видом, стараясь ничем не выдать своей чрезмерной заинтересованности. Не без труда выдавив слабое подобие улыбки, она поправляет полотенце на груди и уже делает несколько шагов в сторону приоткрытой двери в спальню, но останавливается, краем глаза заметив направленный на неё цепкий взгляд.

— В комоде есть одежда, — буднично сообщает Ксавье, неопределённо махнув головой в сторону двух одинаковых комодов, которые она тщательно обыскала двадцать минут назад. — Можешь взять оттуда футболку.

Обострённое шестое чувство, которое Уэнсдэй предпочитает называть детективным чутьём, сиюминутно распознаёт двойной смысл в его ровных интонациях.

Впрочем, нельзя исключать, что ей просто показалось. Но даже если нет, на такую бесхитростную уловку она не попадётся.

Главное — быть начеку и ни на секунду не ослаблять бдительность.

— В каком именно? — она снова дёргает уголками губ, продолжая отыгрывать роль невинной овечки. Пожалуй, Оскар за актёрское мастерство заслужила не только Энид.

— Слева, — Торп слегка улыбается в ответ, но пристальный взгляд тёмно-зелёных глаз остаётся холодным. — Средний ящик.

— Спасибо, — фальшивая благодарность даётся труднее всего, но Аддамс твёрдо намерена гнуть свою линию до победного. Даже если проклятый профессор и впрямь заподозрил неладное, она заставит его ослабить бдительность — так или иначе.

Здравый смысл подсказывает, что недавняя угроза на двери их комнаты в общежитии говорит сама за себя — но маловероятно, что Торп решит напасть на неё прямо здесь и сейчас. Стены слишком тонкие, соседи услышат шум и могут вызвать полицию.

Нужно быть полным идиотом, чтобы пойти на подобный риск — а при всех многочисленных недостатках чертового профессора, идиотом он точно не является.

И потому Уэнсдэй продолжает игру. Подходит к указанному комоду, с самым непроницаемым выражением лица выдвигает средний ящик и вытягивает из аккуратно сложенной стопки вещей простую чёрную футболку.

Оказавшись в спальне и потушив свет, она быстро отбрасывает в сторону пушистое полотенце и переодевается — огромная футболка доходит ей практически до колен. Сочтя свой внешний вид относительно приемлемым, Аддамс забирается под одеяло и, отодвинувшись на самый край кровати, закрывает глаза.

Но, несмотря на чудовищную усталость после длинного трудного дня, заснуть никак не удаётся. От подушки и простыней исходит отчётливый аромат древесного парфюма, ни на секунду не позволяющий забыть, что она находится на чужой территории — враждебной и опасной. Буквально делит постель с потенциальным маньяком, серийным похитителем… А может, и убийцей. Маловероятно, что пропавшая год назад студентка до сих пор жива. Как и Дивина.

Уэнсдэй продолжает лежать с закрытыми глазами, погрузившись в напряжённые размышления о расследовании и потеряв счёт времени. Когда дверь спальни открывается с едва различимым скрипом, а следом раздаётся звук тихих шагов, она не двигается и не поворачивается, старательно изображая спящую — но все мышцы рефлекторно напрягаются, готовясь отразить возможный удар.

Но удара не происходит.

Вместо этого она чувствует, как матрас прогибается под чужим весом, а одеяло слегка натягивается, соскользнув с её плеча.

Аромат древесного парфюма становится более концентрированным — а в следующую секунду Аддамс вдруг ощущает лёгкое, практически невесомое прикосновение к собственным лопаткам. Мужские пальцы, обжигающие теплом даже сквозь хлопковую ткань футболки, медленно скользят вдоль линии позвоночника — и тут же исчезают.

Проклятье.

Это ещё что такое?

Зачем он это сделал?

Благо, Ксавье больше не предпринимает никаких попыток вторгнуться в её личное пространство — совсем немного ворочается и быстро затихает. Его дыхание постепенно выравнивается, становясь медленным и спокойным. Вопреки всем законам здравого смысла и всем инстинктам самосохранения, едва уловимый звук чужого дыхания действует на неё успокаивающе. Напряжённые мышцы податливо расслабляются, закрытые веки постепенно тяжелеют — и очень скоро Уэнсдэй проваливается в глубокий сон без сновидений.

Следующим утром её будят странные звуки, доносящиеся из-за не до конца прикрытой двери — нечто смутно напоминающее звон посуды. Приподнявшись на локте и вяло потирая глаза, Аддамс оборачивается через плечо — как и следовало ожидать, вторая половина постели оказывается пуста.

Часы с электронным табло, стоящие на прикроватной тумбочке, показывают всего шестнадцать минут девятого. Мысленно проклиная иррациональное желание Торпа подскочить в такую безбожную рань субботним утром, она без особого энтузиазма выбирается из-под одеяла и медленно плетётся в гостиную.

— Привет, Уэнсдэй, — он выглядит раздражающе бодрым и вдобавок снуёт вдоль кухонного гарнитура, помешивая что-то в большой стеклянной миске. — Как спалось? Кстати, я нашёл для тебя запасную зубную щётку.

— Как чудесно, — врождённая нелюбовь к ранним подъёмам бесследно испепеляет фальшивые зачатки её тактичности.

А мгновением позже немигающий взгляд угольных глаз падает на маленькую домашнюю кофемашину, стоящую посреди кухонного островка… И Аддамс мгновенно понимает, что вчерашний план — сослать Торпа куда подальше под благовидным предлогом и спокойно обыскать квартиру в его отсутствие — изначально был обречён на провал.

Oh merda, всё это было зря.

Она была вынуждена заснуть с ним в одной постели просто так, без какой-либо минимальной пользы для расследования.

Хуже и придумать нельзя.

И где только эта проклятая кофемашина была спрятана вчера?

Не удостоив Ксавье больше ни единым словом и ни единым взглядом, Уэнсдэй скрывается за дверью ванной комнаты. И хотя ледяной душ ощутимо бодрит, настроение по-прежнему уверенно стремится к нулевой отметке.

Покончив с необходимыми утренними процедурами, она возвращается в кухню-гостиную и устраивается за круглым обеденным столом. Распущенные волосы чертовски мешают, поминутно спадая на лицо, но все резинки и заколки остались в рюкзаке на заднем сиденье Мазерати — она ведь не планировала задерживаться тут больше, чем на десять минут. Но все намерения благополучно пошли прахом. В который раз.

— Как относишься к итальянской кухне? — с живым интересом вопрошает Торп, одаривая её своей коронной кривоватой улыбкой и склоняясь над включенной духовкой.

— Ты не похож на человека, который умеет готовить, — Аддамс изгибает бровь, даже не стараясь скрыть саркастичные нотки в голосе.

— До шеф-повара мне далеко… — он улыбается шире, отчего на щеках появляются крохотные ямочки, кардинально не вяжущиеся с его привычным образом сурового преподавателя. — Но паста или что-то простое вполне по силам. Например, вот это.

Ксавье извлекает из духовки нечто напоминающее запечёный омлет с ветчиной и сыром и источающее аппетитный аромат.

Ловко раскладывает странное блюдо по тарелкам — и с нескрываемой гордостью водружает их на стол.

— Ешь, — заявляет он безапелляционным тоном, положив рядом вилку с ножом. — Это фриттата. Итальянский омлет. Помню, когда я был ребёнком, мама готовила нам это блюдо почти каждое утро и…

— Я не завтракаю, — Уэнсдэй решительно отодвигает тарелку. И хотя желудок сводит тянущим спазмом от голода, есть или пить что-либо в доме потенциального маньяка — крайне неблагоразумная идея.

— Зря, многое упускаешь, — Торп небрежно пожимает плечами с таким безмятежным видом, словно её отказ ни капли его не огорчил. — Может, тогда кофе?

— Нет, — несмотря на то, что сонный организм отчаянно требует спасительную дозу тройного эспрессо, рациональное мышление одерживает верх. — Просто воды. Можно из-под крана.

Он удивлённо хмыкает, но требование исполняет — повернувшись к кухонному шкафчику, достаёт оттуда высокий стакан и доверху наполняет его водой из тоненького крана с фильтром.

Аддамс коротко кивает в знак благодарности, напряжённо обдумывая, каким образом изменить план, чтобы добиться желаемого. Вот только в голову упорно ничего не идёт — если не считать самых идиотских вариантов вроде просьбы сходить за круассанами в ближайшую кофейню, которую она успела приметить ещё вчера.

— У меня болит голова, — заявляет она, сочтя эту затею наиболее приемлемой. — У тебя не найдётся Тайленола?

Уэнсдэй нарочно выбирает наименее популярный из анальгетиков, отчаянно надеясь, что подобный препарат трудно будет отыскать в стандартной домашней аптечке.

Но, похоже, удача окончательно повернулась к ней задницей — Ксавье мгновенно кивает и откладывает в сторону вилку с ножом. Пока он роется в нижнем ящике кухонного шкафчика, она мысленно проклинает всё на свете, начиная от неудавшейся импровизации и заканчивая безбожно ранним пробуждением, вызывающим желание пустить себе пулю в лоб.

— Держи, — вернувшись к столу, чертов профессор ставит перед ней белый бутылёк с красной крышкой и яркой этикеткой. — У меня тоже временами случаются мигрени. В преподавательстве, знаешь ли, год идёт за два.

— Не сомневаюсь, — бесстрастно отзывается Аддамс, высыпав на ладонь несколько продолговатых маленьких капсул. В висках и правда болезненно-неприятно пульсирует, поэтому она отправляет одну таблетку в рот и тянется к стакану с водой.

— Слушай, Уэнсдэй, раз ты не голодна… — Торп методично разрезает аппетитно пахнущий омлет на мелкие кусочки и поднимает на неё цепкий пристальный взгляд. — Не то чтобы мне не нравится твоя компания, всё более чем отлично, но… Видишь ли, продолжительное совместное времяпровождение противоречит нашей вчерашней договоренности. В общем, не могла бы ты поехать домой?

Её рука замирает на полпути к стакану, а проклятая капсула обезболивающего мгновенно застревает где-то в горле. Неожиданная просьба, по интонациям больше напоминающая безапелляционное требование, на пару секунд выбивает Аддамс из колеи.

Он что, в самом деле… решил её выгнать?

Бесцеремонно выставить за дверь, словно дешевую шлюху после секса?

И хотя она и сама планировала убраться отсюда как можно скорее, подобное предложение звучит практически оскорбительно.

Уэнсдэй машинально моргает, выдавая своё внезапное смятение.

— Ничего личного, не обижайся, — поспешно добавляет проклятый профессор, явно заметив её реакцию. — Просто мне нужно поработать, а я привык делать это в одиночестве. Надеюсь, это не проблема?

— Разумеется, нет, — на секунду утраченное самообладание быстро возвращается, и мимолётное выражение растерянности сиюминутно сменяется обычной бесстрастной маской тотального равнодушия.

— Отлично, тогда увидимся позже, — он улыбается безмятежной, ничего не выражающей улыбкой и вновь принимается за еду.

Ответить на эту дежурную, абсолютно ничего не значащую реплику нечего — поэтому Аддамс молча поднимается из-за стола и направляется в сторону спальни. Она запоздало вспоминает, что её одежда безнадёжно испорчена вишнёвой газировкой — ещё одна дурацкая авантюра, не имеющая практически никакого смысла, кроме обнаруженного в нижнем ящике масла для чистки оружия — но, оказавшись в спальне, с удивлением обнаруживает, что джемпер аккуратно лежит посреди незастеленной кровати, и пятна на нём больше нет.

Как трогательно. В кавычках.

Наспех переодевшись и приведя распущенные волосы в относительное подобие порядка, Уэнсдэй быстро покидает квартиру профессора, не удостоив того прощанием.

Впрочем, ему этого явно и не требовалось.

За те пару минут, пока она надевала ботинки в прихожей, Торп не проронил ни слова и ни разу не поднял головы.

Несмотря на выходной день и раздражающе ранний час, дороги Бостона уже скованы пробками — путь до кампуса занимает невыносимо много времени.

К моменту, когда блестящий чёрный Мазерати занимает последнее парковочное место напротив общежития ZETA, уровень её настроения благополучно пробивает дно, почти достигнув земного ядра.

Но испытания только начинаются.

— Рассказывай мне всё! — радостно взвизгивает невыносимая соседка, едва Аддамс переступает порог их комнаты.

— Нечего рассказывать, — хмуро отрезает она, бросив рюкзак на кровать, и подходит к шкафу. Джемпер в чёрно-белую клетку теперь пахнет чужим кондиционером… а ещё чрезмерно стойким древесным парфюмом. Пожалуй, стоит облить его бензином и сжечь на заднем дворе.

— Нет, ты не отвертишься! — упрямо возражает Энид, никак не желая угомониться. — Ты точно провела ночь получше, чем я… У тебя вся шея в засосах.

Oh merda.

Уэнсдэй резко захлопывает дверцу шкафа — с внешней стороны висит узкое длинное зеркало, в отражении которого… Черт побери. На мертвенно бледной коже ярко горят соцветия красновато-лиловых отметин. Тянутся от мочек ушей, проходя вдоль сонной артерии и скрываясь за плотной тканью джемпера.

Их так много, что не удастся спрятать даже под самым высоким воротником — можно и не стараться.

Проклятье. Какой ужасающий кошмар.

Как она такое допустила?

Почему напрочь потеряла контроль?

Ведь никогда прежде ничего подобного не случалось.

— Представляешь, мать Аякса вернулась из командировки на пару дней раньше… — жалуется Синклер, и его непрерывная болтовня немного отвлекает Аддамс от самобичевания за мимолётное проявление слабости. — Мы выпили чаю с печеньем, как школьники, а потом он отвёз меня домой, представляешь? Я пыталась намекнуть, что совсем не против секса в машине… Но он сказал, что наш первый раз должен быть особенным.

— Я думала, тебе по душе тошнотворная романтика, — Уэнсдэй поддерживает диалог скорее по инерции. И от нежелания, чтобы неугомонная соседка переключилась на подробности её личной жизни.

— Да, но мы уже несколько дней ходим вокруг да около… — сокрушается блондинка с театральным драматизмом. — Сколько можно ждать? Может, он не решается, потому что мне ещё нет восемнадцати? Как думаешь?

— Может быть, — равнодушно подтверждает Аддамс, быстро стягивая злополучный джемпер и отбрасывая его на пол с нескрываемым отвращением. Но терпкий аромат древесного парфюма никуда не исчезает, словно этот запах намертво въелся под кожу.

— Но я ведь не говорила ему, что я несовершеннолетняя… — жалобно канючит Энид, обнимая обеими руками огромного плюшевого медведя. — Тем более, мне исполнится восемнадцать уже через десять дней. Может, стоит рассказать ему правду и объяснить, что я не из тех девчонок, кто после секса бежит в полицию с обвинениями?

— Может быть, — повторяет Уэнсдэй, доставая из шкафа большое чёрное полотенце. Остаётся надеяться, что полчаса под ледяным душем помогут избавиться от навязчивого аромата, так явственно напоминающего о незапланированном грехопадении.

— Кстати, а твой профессор знает, что нарушает закон? — блондинка ехидно хихикает и понижает голос до вкрадчивого шепота. — Похоже, он не робкого десятка, раз с тобой связался. И давно у вас это началось?

— Если хоть одна живая душа об этом узнает, я собственноручно отрежу твой длинный язык, ясно? — Аддамс резко оборачивается к соседке, прижимая полотенце к груди и угрожающе сверкнув глазами.

— Уэнсди, я не дура… — та обиженно надувает губы, но в небесно-голубых глазах по-прежнему сквозит хитрое выражение. Но спустя мгновение Синклер качает головой и становится непривычно серьёзной. — Пару лет назад я была подписана на одну девчонку из Кембриджа… И её исключили за роман с аспирантом. Будь осторожнее, прошу тебя. Ты ведь можешь испортить себе жизнь… Никакой красавчик того не стоит.

Уэнсдэй изгибает бровь.

Неожиданно слышать настолько рассудительные умозаключения из уст ветреной блондинки — но она абсолютно права.

Расследование чревато многими рискованными последствиями — и исключение из университета лишь верхушка айсберга.

Нельзя ослаблять бдительность ни на секунду.

И ни в коем случае нельзя терять контроль.

Потратив на водные процедуры больше часа и наконец избавившись от раздражающе насыщенного аромата древесного парфюма, Аддамс устраивается на кровати вместе с ноутбуком соседки — сама Синклер умчалась по магазинам в поисках подходящего наряда для «особенного первого раза».

Немного поразмыслив над дальнейшим планом, Уэнсдэй наводит курсор мыши на голубой значок Скайпа и, открыв чёрный список, нажимает кнопку «Разблокировать» возле одного-единственного контакта.

Оттингер отвечает после первого же гудка — но воодушевлённое выражение на его лице мгновенно гаснет, когда он видит на экране вовсе не бывшую возлюбленную.

— Юджин, мне нужна твоя помощь, — сходу заявляет Аддамс, не утруждая себя дежурным приветствием и бессмысленными банальными вопросами о состоянии дел. — Как взломать пароль на ноутбуке?

— Ты опять за старое, да? — бывший одноклассник хмурит густые тёмные брови и посильнее надвигает на переносицу круглые очки в толстой оправе. — Думаю, бессмысленно спрашивать, зачем тебе это понадобилось.

— Рада, что мы понимаем друг друга, — она выразительно изгибает бровь. Во времена академии они с Оттингером неплохо ладили, но после громкого расставания Уэнсдэй была вынуждена принять сторону подруги и оборвать всякое общение с её бывшим.

— Ну… — неуверенно начинает Юджин, взъерошивая чёрные кудряшки на лбу. — Можно переустановить систему, но тогда сотрутся все данные, а тебе вряд ли такое подходит.

— Именно.

— Вообще есть одна занятная программа, которая автоматически подбирает пароли ко всем аккаунтам, — он понижает голос до приглушённого шёпота, украдкой бросив опасливый взгляд через плечо. — Могу отправить тебе ссылку на скачивание. Сбросишь её на флешку, вставишь в нужный ноутбук — и готово.

— Сколько времени уйдёт на взлом? — Аддамс склоняется ближе к экрану, пристально вглядываясь в пиксельное изображение.

— Ну… если никакой дополнительной защиты нет, то минут семь. Максимум десять, — Оттингер выдерживает продолжительную паузу, прежде чем задать вопрос, совершенно не относящийся к главной теме разговора. — Как там Энид?

— Раздавлена. Убита горем. До сих пор в жуткой депрессии, — врёт Уэнсдэй, не моргнув и глазом. — Скидывай свою программу.

— Да, сейчас… — он снова мнётся, поминутно поправляя круглые очки. — Как думаешь, у меня есть шанс её вернуть? Если честно, я жалею о той дурацкой смске, я ведь…

— У меня соединение барахлит, — не желая выслушивать рассказ о чужих душевных метаниях, она решительно нажимает на крестик вверху экрана, завершая сеанс видеосвязи.

Отложив в сторону ноутбук, Аддамс тянется к верхнему ящику прикроватной тумбочки и извлекает оттуда блокнот с планом расследования. Задумчиво прикусив колпачок от ручки, она мысленно прикидывает, как именно подключить флешку с программой взлома к компьютеру профессора. Как ни крути, наиболее простым вариантом является снова встретиться с ним вне занятий… И переспать уже в четвёртый раз.

Oh merda.

Ещё никогда в жизни она не позволяла себе настолько длительных связей, будучи твёрдо убеждённой, что событие, произошедшее единожды — случайность, дважды — совпадение, трижды — закономерность… А вот на четвёртый раз — это уже система.

Это перебор. Это нечто, выходящее за рамки допустимого и категорически противоречащее всем её принципам.

Нет. Однозначно нет. Абсолютно точно нет.

Она ни в коем случае не позволит мимолётной связи с возможным преступником перейти в иную плоскость. Она больше никогда не позволит порочным желаниям одержать верх над доводами рационального мышления.

Остаток дня уходит на изучение материалов дела, но ничего стоящего выяснить не удаётся — многочисленные свидетели с прошлогодней вечеринки в один голос утверждали, что Клеманс Мартен вела себя как обычно. Только выпила лишнего, после чего сослалась на плохое самочувствие и отправилась в кампус. А по пути бесследно исчезла. Её сумка была обнаружена в мусорном баке спустя неделю после пропажи — все личные вещи, в том числе и кошелёк с документами оказались на месте. Не нашли только телефон, но определить его местоположение не удалось.

Абсолютно глухо. Никаких улик, никаких свидетелей, никаких следов преступления.

К моменту возвращения Энид солнце уже клонится к закату. Пока неугомонная соседка примеряет многочисленные обновки, как всегда шокирующие своей откровенностью, Уэнсдэй устало откидывается на подушки, уставившись в потолок и не имея ни малейшего представления, что делать дальше.

Расследование грозит зайти в тупик, едва начавшись. Шестерёнки в голове стремительно вращаются, предлагая множество сомнительных вариантов — во второй раз опросить свидетелей, во второй раз попытаться пробраться в странный дом… Или в архив.

Точно. Архив. Она совсем позабыла об этом за последние пару дней, выдавшиеся чрезмерно насыщенными. Далеко не факт, что в личных делах Клеманс и Дивины удастся отыскать хоть одну зацепку — полиция наверняка уже перечитала их вдоль и поперёк — но зато личное дело Торпа может пролить хоть немного света на его таинственную личность.

— Я прогуляюсь, — Аддамс решительно поднимается на ноги, напрочь проигнорировав вопрос Синклер о том, какая из двух откровенно вульгарных юбок смотрится лучше.

— Ладно, — блондинка поглощена созерцанием собственного отражения и даже не поворачивает головы в её сторону. — Ты вернёшься или опять с ночёвкой?

Игривый тон соседки заставляет Уэнсдэй раздражённо закатить глаза.

— Я иду не к нему.

— Как скажешь.

Непохоже, что Энид поверила.

Мысленно проклиная её чрезмерную склонность к романтизации любых видов взаимодействия между людьми, Аддамс достаёт из шкафа чёрное худи и быстро натягивает его прямо поверх домашней футболки — объёмный капюшон надёжно скрывает лицо. Незачем привлекать к себе лишнее внимание, когда собираешься нарушить закон.

На улице уже стемнело, а небо затянуто низкими свинцовыми тучами, грозящими вот-вот разразиться проливным дождём. Далеко на горизонте видны всполохи молний и слышны пока что слабые раскаты грома. Идеальная погода, чтобы остаться незамеченной — шум грозы заглушит лишние звуки, а ливень обеспечит отсутствие лишних свидетелей.

Уэнсдэй направляется в сторону здания архива быстрым шагом, низко склонив голову и сунув руки в карманы бесформенного худи.

Прошлая неудачная вылазка оказалась не совсем бесполезной — теперь ей известно точно местоположение нужного кабинета, и больше нет нужды пробираться через главную дверь. Гораздо рациональнее проникнуть в архив через окно.

Оказавшись в нескольких метрах от цели, Аддамс обходит здание с западной стороны и обводит пристальным немигающим взглядом одинаковые ряды тёмных окон, выискивая два нужных. А потом запускает руку в висящий на спине рюкзак и наощупь извлекает оттуда небольшую монтировку.

Первый оглушительный раскат грома раздаётся ровно в ту секунду, когда Уэнсдэй вставляет плоский конец монтировки в узкую щель между карнизом и деревянной оконной рамой. Быстро осмотревшись по сторонам и не обнаружив в зоне видимости случайных свидетелей, она решительно надавливает на рычаг — и хлипкий замок по ту сторону окна ломается с негромким треском.

Выждав пару минут, чтобы убедиться, что попытка взлома осталась незамеченной для охраны, она решительно поднимает вверх оконную раму и быстро залезает в кабинет.

Тусклый свет фонарика на телефоне выхватывает из окружающей темноты уже знакомые ящички картотеки.

Стараясь ступать как можно тише, Аддамс осторожно выдвигает первую ячейку под буквой «М» и торопливо перебирает одинаковые тёмные папки. Майер, Манфред, Маркс… Мартен. Вот и оно. Вытянув из ящичка нужное дело, она переходит к следующей ячейке, обозначенной буквой «Т» — а затем и «Ф».

Когда все три личных дела перекочевывают в рюкзак за её спиной, Уэнсдэй достаёт из кармана заранее подготовленную упаковку влажных салфеток и тщательно стирает оставленные на ячейках отпечатки пальцев. Маловероятно, что кто-то заметит пропажу в ближайшее время, но дополнительные меры предосторожности однозначно не помешают.

Покончив с сокрытием следов преступления и выдохнув с заметным облегчением, Аддамс покидает архив тем же путём — выскальзывает через окно в сгущающуюся темноту ненастной ночи.

Ливень уже стоит стеной, и всего за несколько минут ходьбы вся её одежда промокает до нитки. Но это незначительные мелочи — главное, что вылазка в архив прошла без единой накладки и наконец принесла закономерные плоды.

Уэнсдэй ускоряет шаг, отчаянно желая поскорее оказаться дома, стянуть неприятно липнущую к телу одежду и засесть за изучение новых материалов дела. Но когда до пафосного здания ZETA остаётся не больше пары сотен метров, чуткий слух Аддамс улавливает звук шагов за спиной — настолько громких и торопливых, что слышно даже сквозь шум дождя и оглушительные раскаты грома. Рефлекторно стиснув руки в кулаки, она останавливается как вкопанная и резко оборачивается. Где-то в боковом кармане рюкзака лежит складной перочинный нож — но вряд ли получится его достать за оставшиеся три секунды.

Но никакой опасности нет.

Парень в джинсовой куртке и красной толстовке с капюшоном проходит мимо, даже не взглянув в сторону Уэнсдэй. Не похититель и не убийца — просто студент, спешащий в общежитие.

Oh merda, такими темпами расследование доведёт её до паранойи.

Вот только лицо парня отчего-то кажется смутно знакомым. Аддамс провожает быстро удаляющуюся фигуру пристальным немигающим взглядом, силясь напрячь память — и в голове мгновенно вспыхивает одно из событий той злополучной вечеринки.

— Привет, красотка, — парень усаживается на подоконник рядом с ней, сохраняя минимальную дистанцию. — Не хочешь к нам присоединиться? Кстати, меня зовут Кент, а тебя?

Кент. Один из свидетелей упомянул, что видел, как он поднимался наверх вместе с Дивиной.

А значит, он мог быть последним, кто разговаривал с ней перед исчезновением.

Упускать такой шанс нельзя. В несколько стремительных шагов Уэнсдэй догоняет парня и мёртвой хваткой вцепляется в его руку повыше локтя, резко разворачивая к себе.

— Что за хрень?! — он вздрагивает, а на лице без видимых признаков интеллекта проступает растерянно-испуганное выражение. — Ты что такое творишь?!

— Надо поговорить, — заявляет она тоном, не терпящим возражений, и силой отталкивает оторопевшего Кента в сторону ближайшего здания. Тот не сопротивляется, явно пребывая в состоянии полнейшего непонимания происходящего. Затащив его в низкую арку между двумя корпусами, Уэнсдэй стягивает с головы капюшон и скрещивает руки на груди. — Расскажи мне всё, что знаешь о пропаже Дивины Флоренс.

— Чего? — шокированный Кент бестолково таращится на неё во все глаза и отступает на несколько шагов сторону, словно намереваясь сбежать, но Аддамс решительно преграждает ему путь. — Да какого хрена?!

— Лучше расскажи по-хорошему, — она угрожающе прищуривается и запускает руку в боковой карман рюкзака, нащупывая холодную рукоять ножа. Как правило, люди склонны проявлять куда большую откровенность, когда к их горлу прижата остро заточенная сталь. Но перед своей любимой стадией допроса Аддамс решает дать кретину последний шанс. — Я знаю, что вы с ней переспали на вечеринке в прошлое воскресенье. Так что в твоих интересах отвечать максимально честно.

— Твою мать, да кто ты вообще такая?! Какого черта тебе надо? — Кент шире распахивает глаза и инстинктивно отступает на шаг назад, упираясь спиной в стену. Судя по всему, их недавнее мимолётное знакомство стёрлось из его памяти под влиянием убойной дозы алкоголя и психотропных веществ. — Я не знаю никакую Дивину, ясно тебе?

— Ты врёшь, — одним стремительным движением Уэнсдэй вытаскивает нож и резко подаётся вперёд, прижав к горлу парня широкое серебристое лезвие. — Говори правду.

— Черт, да ты поехавшая, что ли?! — парень дёргается всем телом, пытается отстраниться — но остро заточенная сталь сильнее впивается ему в горло, чуть царапая кожу. Вся его дерзость мгновенно испаряется. — Ладно, ладно… Я знаю её! Я расскажу, только отпусти!

— Ну? — она чуть ослабляет давление ножа, но не отходит ни на шаг.

— Я с ней не трахался, понятно?! — нервно восклицает Кент, бестолково хлопая глазами и вскидывая ладони в сдающемся жесте. — То есть я хотел… Но ничего не было. Мы поднялись наверх, и она вдруг начала реветь.

— Почему?

— Да она бред несла… Обдолбалась кислоты и была не в себе, — бормочет он, потупив взгляд вниз. — Сказала, что ей угрожают.

— Кто? — шипит Аддамс сквозь зубы, раздражаясь от необходимости вытягивать ценную информацию по крупицам.

— Да не знаю я! — истерически вскрикивает Кент и снова вздрагивает, когда лезвие ножа оставляет новую царапину на горле. — Убери эту штуку, ради всего святого!

— Отвечай на вопрос, — чеканит Уэнсдэй, даже не думая исполнять его просьбу.

— Ладно, ладно… — он совершенно по-идиотски трясёт головой, вжимаясь в стену из красного кирпича. — Она сказала, что ей кто-то отправляет смски с угрозами… Она не знала, кто это был, номер неизвестный. Но я не поверил, решил, что она просто приход под дурью поймала. А потом она ушла и всё. Я больше ничего не знаю, клянусь!

Похоже, скудоумный кретин не лжёт.

Но проще не становится — новая информация только добавляет вопросов.

Аддамс отводит руку с ножом и отступает на шаг назад — воспользовавшись ситуацией, Кент тут же срывается с места и бегом выскакивает из арки под проливной дождь. Проводив его презрительным взглядом, она возвращает оружие в боковой карман рюкзака и покидает импровизированное укрытие.

Энид уже спит, закутавшись в одеяло и обнимая обеими руками омерзительного плюшевого медведя. Но Уэнсдэй вовсе не хочется спать — азарт предвкушения приятно будоражит кровь.

Быстро избавившись от насквозь промокшей одежды, она натягивает пижаму и забирает влажные волосы в высокий пучок. А потом устраивается на кровати и достаёт из рюкзака личное дело профессора Торпа.

Ну что ж, настало время познакомиться с ним поближе.

========== Часть 8 ==========

Комментарий к Часть 8

Саундтрек:

Shivaree — John, 2/14

Приятного чтения!

P.S. Поскольку тут указано много конкретных дат, считаю нужным сообщить, что события фанфика происходят в 2022 году.

Увы, информации в досье обнаруживается не так много, как хотелось бы. Всего полтора листа с сухими фактами из биографии — и они едва ли способны пролить много света на таинственную личность профессора.

Имя: Ксавье Фредерик Торп

Родители: отец — Винсент Кристофер Торп, мать — …

Дата рождения: 12.10.1994

Место рождения: д. 126, ул. Запад Вашингтон Плейс, Гринвич-Виллидж, г. Нью-Йорк, шт. Нью-Йорк, США, 10003.

В графе текущий домашний адрес стоит жирный прочерк, напротив телефона — тоже.

Впрочем, эта информация ей уже не требуется. Ёрзая на кровати от нетерпения, Уэнсдэй пододвигает папку поближе к тусклому свету настольной лампы и погружается в чтение.

Образование: средняя школа Гринвич-Виллидж, школа искусств Тиш экстерном, Йельский университет.

Но никаких сведений о специальности по необъяснимым причинам не обнаруживается.

Аддамс невольно задаётся закономерным вопросом, каким образом профессора приняли на работу в престижный университет лиги Плюща с таким скудным досье. Блестящее образование в лучших школах Манхэттена отнюдь не является гарантом успешной карьеры. Здесь что-то явно нечисто.

Опыт работы: Дартмутский колледж с 2017 по 2019 год, Парижский университет Сорбонны с 2019 по 2022 год, Гарвардский университет с 2022 года по настоящее время.

Научные работы: статья «Феномен импрессионизма и проблема его дефиниции» для журнала Connaissance des Arts, статья «Импрессионизм как способ восприятия мира» для онлайн-портала музея Флоренс Грисуолд, кандидатская диссертация «Алебастровые предметы из гробницы Тутанхомона и художественный стиль амарнского периода».

ORCID: 0000-0002-6032-4045{?}[Международная система идентификации авторов научных трудов.]

Больше никакой информации на первом листе не прописано, а вторая страница представляет собой подробное и обстоятельное письмо из университета Сорбонны с хвалебными одами в честь невероятного профессионализма и других замечательных качеств мистера Торпа.

И всё. Больше ничего интересного. Вопреки обыкновению, к личному делу даже не прикреплена фотография.

Уэнсдэй с досадой захлопывает папку и отбрасывает бесполезное досье на прикроватную тумбочку, а потом достаёт из верхнего ящика чёрный блокнот в твёрдом переплёте и делает несколько незначительных пометок. Но расследование ни на йоту не сдвигается с мёртвой точки.

Похоже, необходимы более решительные меры.

Похоже, очередного акта грехопадения во благо правосудия ей не избежать — хотя бы для того, чтобы вставить флешку в ноутбук профессора и воспользоваться программой взлома.

Но помимо личного дела Торпа, она позаимствовала из архива ещё две папки.

Как знать, может быть, в досье Клеманс Мартен и Дивины Флоренс имеется что-то, способное пролить свет на их таинственные исчезновения с разницей ровно в один год? Серийники зачастую бывают весьма последовательны в выборе жертв — нужно лишь отыскать связующее звено между двумя пропавшими девушками.

Но изменчивая удача явно повернулась к Аддамс задницей. Настенные часы показывают уже без четверти три, Энид преспокойно видит десятый сон на своей тошнотворно-розовой половине комнаты, а Уэнсдэй перечитывает скудную информацию о пропавших уже в который раз, но никак не может уловить между ними взаимосвязи.

Клеманс родилась в самом Бостоне, Дивина — в маленьком городке Коламбус в персиковом штате.{?}[Прозвище штата Джорджия.] Сведения о родителях и ближайших родственниках в досье Мартен полностью отсутствуют, хотя в материалах уголовного дела фигурировала как минимум мать. Зато у Дивины указан довольно внушительный список вплоть до двоюродных тёток и троюродных братьев — очевидно, у них довольно большая семья.

Но совершенно непохоже, что пропавшие девушки когда-либо пересекались. Если мать первой владела многомиллионным трастовым фондом, то вторая выиграла стипендию на обучение в престижном университете в каком-то региональном конкурсе. Если Мартен отличалась разнузданным нравом и склонностью влипать в различные передряги, то Флоренс явно была тихой отличницей до мозга костей — и лишь страх после угроз маньяка вынудил её вусмерть напиться на той злополучной вечеринке и попробовать попросить защиты у скудоумного качка, который даже не воспринял её слова всерьёз.

Промаявшись ещё минут сорок, Уэнсдэй аккуратно собирает разложенные по кровати листы и складывает их обратно в папки.

Глаза предательски слипаются, что вовсе не способствует концентрации — и окончательно сдавшись, она решает просто лечь спать.

Если не считать необходимости написать идиотское эссе по истории искусств, завтрашний день полностью свободен — а значит, можно будет с новыми силами взяться за расследование. Например, вернуться к дому, где проходила вечеринка и попробовать разузнать у соседей имя хозяина.

Благополучно проспав первые два будильника, она поднимается с кровати только к одиннадцати утра. Соседка уже бодрствует и занимается совершенно непривычным для себя делом — сидит над учебниками, недовольно насупив брови и поминутно издавая сокрушенные вздохи.

— Господи, ну зачем я сюда поступила… — едва не плача, канючит Энид и роняет голову на раскрытую тетрадь с длинным конспектом.

— Ученье — свет, — бесстрастно бросает Уэнсдэй, собирая волосы в аккуратный высокий пучок и подхватывая с верхней полки шкафа большое чёрное полотенце.

— А неученье — приятный полумрак! — страдальчески восклицает блондинка, с досадой захлопнув увесистый талмуд и пренебрежительно толкнув книгу на край стола. — Давай съездим в город позавтракать? Мне срочно нужен огромный кусок чизкейка и чашка самого сладкого латте. Основы графического дизайна вгоняют меня в депрессию.

— А привычка поглощать сладости в таких количествах может вогнать в инсулиновую кому, — иронично возражает Аддамс, набрасывая шёлковый халат поверх короткой пижамы. — И у меня сегодня другие планы.

— Какие такие планы? — Синклер мгновенно обращает на неё заинтересованный взгляд и хитро подмигивает. — Поедешь к своему красавчику-профессору?

— Оставь свои фривольные фантазии при себе, — смерив невыносимую соседку ледяным взором, она решительно направляется к выходу из комнаты, намереваясь поскорее принять душ и приступить к более важным делам.

Но с обратной стороны двери Уэнсдэй поджидает неприятный сюрприз — прямо на полу в коридоре лежит очередная её фотография с аккуратным красным крестиком в области лица. Украдкой бросив взгляд через плечо на соседку — благо, чрезмерно впечатлительная Энид снова склонилась над учебниками и не может лицезреть новую угрозу — Аддамс наклоняется и осторожно подхватывает снимок за уголок.

Изображение нечёткое, пиксельное, словно сделанное издалека и специально увеличенное на компьютере. На фотографии она стоит вполоборота в одном из коридоров Гарварда, прижимая к груди внушительную кипу книг. Судя по одежде, это тот самый день, когда она ходила в библиотеку, чтобы взять оттуда дополнительные материалы для написания эссе.

Сложив листок пополам, Уэнсдэй быстро убирает его в карман халата и направляется в ванную, погрузившись в напряжённые размышления.

Довольно странно.

К чему всё это? Предупреждение, чтобы она прекратила расследование? Или знак того, что она следующая жертва? Пазл из мелких деталей никак не складывается в голове.

Дивина тоже получала угрозы — только по телефону. Но если маньяк сумел раздобыть номер Флоренс, зачем ему теперь так сильно рисковать и регулярно пробираться в общежитие ZETA?

Множество вопросов без ответов.

Запутанная паутина неразгаданных тайн.

Быстро покончив с водными процедурами, Аддамс возвращается в свою комнату и снова распахивает шкаф — за десять минут в душе она успела придумать подходящую легенду для опроса соседей. Как правило, люди не склонны запоминать представителей докучливых профессий вроде социальных работников или риэлторов. Нужно только подобрать неприметный образ. Поразмыслив с минуту, Уэнсдэй снимает с вешалки строгий брючный костюм в мелкую полоску, который она надевала лишь раз на финальный вступительный экзамен в Гарвард — и то по настоянию матери, чтобы не шокировать приёмную комиссию вызывающе-мрачным видом.

— Если ты к своему красавчику, то лучше выбери что-нибудь посексуальнее, — Синклер неодобрительно косится на строгий закрытый пиджак и застёгнутую на все пуговицы белую блузку. — Похожий костюм моя бабушка обычно надевает на похороны.

— Вставай, поедешь со мной, — заявляет Аддамс тоном, не терпящим возражений, попутно зачёсывая смоляные пряди в гладкий низкий пучок на затылке. Раз уж ей предстоит сыграть роль риэлтора, заинтересовавшегося таинственным домом, понадобится и фальшивый покупатель.

— Куда? — блондинка удивлённо вскидывает брови, но всего секунду спустя нежелание заниматься учёбой перевешивает, и она с готовностью подскакивает на ноги.

— Завтракать, конечно, — уверенно врёт Уэнсдэй, не моргнув и глазом. — Но сначала заедем в одно место. И оденься нормально, а не так, будто на тебя стошнило единорога.

Приходится потратить ещё добрых двадцать минут, чтобы выбрать из гардероба соседки наряд, не способный спровоцировать приступ эпилепсии. Ценой титанических усилий Аддамс удаётся заставить Синклер надеть простое бежевое платье до колен и избавиться от всех кричаще-ярких аксессуаров.

А ещё приходится рассказать ей об истинной причине вылазки в город — чтобы неугомонная соседка не ляпнула лишнего в самый неподходящий момент.

— Мне совсем это не нравится… — заключает Синклер, выслушав план действий. Она с нескрываемым недовольством скрещивает руки на груди, а обычно беззаботное лицо приобретает несвойственное ей хмурое выражение. — Полиция уже ищет Дивину. Почему бы тебе не оставить это дело?

— Если не хочешь, можешь не ехать, — невозмутимо отзывается Уэнсдэй, прекрасно зная, что Энид уже не откажется. Помимо невыносимой докучливости, блондинка обладает обострённым стремлением заботиться обо всех и вся. Обычно это раздражает до зубного скрежета — но сейчас может оказаться весьма полезно.

— Я ни за что не позволю тебе ехать одной, это ведь может быть опасно! — с энтузиазмом возражает соседка, явно не осознавая, что только что благополучно повелась на простейшую манипуляцию.

Аддамс вовремя прикусывает язык, чтобы не отпустить саркастичную колкость о том, что в случае опасности от Синклер не будет никакого толку. Если план с допросом соседей провалится, придётся прибегнуть к излюбленному взлому с проникновением — и будет совсем не лишним, если блондинка постоит на страже. В любом случае, её содействие сейчас как нельзя кстати — поэтому Уэнсдэй заставляет себя воздержаться от ядовитых комментариев и молча подхватывает висящий на спинке стула рюкзак.

Всю дорогу до злополучного дома Энид ёрзает на пассажирском сиденье и нервно комкает отделанный кружевом подол платья — на её лице написано такое волнение, словно маньяк может схватить их обеих посреди бела дня в оживлённом районе. Уэнсдэй же делает про себя закономерный вывод, что привлекать соседку к расследованию было абсолютно идиотским решением. Та слишком непоследовательна и совершенно не способна к самоконтролю. Пообещав себе больше не совершать подобных ошибок, Аддамс паркует автомобиль на значительном расстоянии от дома и оборачивается к растерянной блондинке.

— Говорить буду я. А ты просто стоишь рядом и молчишь, ясно? — с нажимом повторяет она, заглядывая в лицо Энид, с которого схлынули все краски. — Никаких комментариев и никаких вопросов. Мы просто приехали посмотреть дом.

— Да-да, я поняла… — бормочет та, заправляя за уши тщательно уложенные белокурые локоны.

Они выходят из машины — Уэнсдэй аккуратно разглаживает несуществующие складки на строгом деловом костюме, поправляет и без того идеально гладкий пучок и первой переходит дорогу, направляясь к нужному коттеджу. Энид семенит следом, громко цокая по асфальту тоненькими низкими каблучками.

Оказавшись на пороге, Аддамс для вида негромко стучит в дверь.

Ответа ожидаемо не следует.

Постаравшись придать своему лицу относительно приветливое выражение, она с наигранной растерянностью озирается по сторонам, сканируя обстановку.

На соседнем участке парочка детей пинает мяч прямо на газоне, на террасе одноэтажного дома через дорогу молодая женщина читает книгу, а ещё через несколько домов пожилая леди возится над пёстрой клумбой с гортензиями.

Вот и подходящий вариант — как правило, подобные дамочки знают все сплетни о соседях за последние три десятилетия.

— Мэм, прошу прощения, — усердно стараясь выглядеть дружелюбной, Уэнсдэй подходит к пожилой даме и останавливается на границе между идеально подстриженным газоном и безупречно чистой подъездной дорожкой. Энид покорно следует за ней словно молчаливая тень. — Вы не поможете нам?

— Да? Чем же? — женщина поднимает голову, заслоняя лицо от палящего солнца рукой в грязной хозяйственной перчатке. На вид ей около пятидесяти. Из одежды — домашняя футболка и спортивные штаны с вытянутыми коленками, но на запястье красуется увесистый золотой браслет, буквально кричащей о высоком достатке его обладательницы.

— Меня зовут Маргарет Уилсон, я из риэлторского агентства «Беллами и Беллоуз». А это моя клиентка — Рози Дэниэльс, — Аддамс с готовностью и без запинки выдаёт заранее отрепетированную ложь. Деловито поправив пиджак, она указывает в сторону злополучного дома небрежным взмахом руки. — Понимаете, у нас назначена встреча с хозяевами вон того дома. Насчёт продажи… Но, к большому сожалению, я случайно удалила их номер телефона. Вы не знаете, как с ними можно связаться?

— Хм… Продажи? — с сомнением переспрашивает женщина, переводя задумчивый взгляд с пустующего двухэтажного коттеджа на Уэнсдэй. — Наверное, это какая-то ошибка. В том доме уже минимум полгода никто не живёт.

На долю секунды Аддамс успевает показаться, что весь план потерпел крах — но потом пожилая леди тяжело вздыхает и продолжает.

— Этот кошмарный человек всё-таки умудрился довести бедняжку Мэдди до нервного срыва… А теперь ещё и дом её решил продать. Как будто своих денег мало, — женщина неверяще качает головой, уставившись на раскопанную клумбу. — А я ведь предупреждала её, что он мерзавец. Ещё много лет назад, когда они только поженились. Но кто меня слушал…