Игра в куклы

Глава 3

Когда Рикард дошел до улицы Хегалидсгатан, 46, то убедился, что парадная действительно находится рядом с кафе «Делло Спорт» на углу с улицей Польсундсгатан. Если бы не шведская машина полиции, припаркованная вопреки всем правилам во втором ряду, можно было подумать, что ты в Италии. Владелец кафе сидит вместе с друзьями у серебристого столика из нержавейки на тротуаре, перед ним розовеют страницы спортивного приложения итальянской газеты «Делло Спорт». От поджаристой брускетты пахнет оливковым маслом. Солнце нагревает осыпающуюся штукатурку кирпичной стены.

Эрик ждал у входа в подъезд. Он явно торопился в это утро и выскочил из дома, не успев переодеться. На нем был самый мешковатый и бесформенный из всех его хип-хоповских прикидов, и Рикард считал, что Эрик – несмотря на свои тридцать пять лет – выглядит ненамного старше тех школьников и гимназистов, которые собирались по вечерам в парке Танто. Он даже не снял подросткового кепи бренда Fubu. Стиль одежды, темная кожа и дразнящая улыбка делали его похожим на копа из сериала «Прослушка». Рикард знал: Эрик надеялся на то, что его будут воспринимать как крутого парня, выросшего в каком-нибудь гетто Лос-Анджелеса, хотя это было совершенно не так. Уголком глаза он заметил неправильно припаркованную за углом ржавую машину Эрика марки Oldsmobile, из чего следовал вывод, что где-то был еще и полицейский в форме, который прибыл в обычной патрульной машине. Oldsmobile – был еще одним атрибутом «подлинного гангстера», которым в свободное время притворялся Эрик, вдохновленный рэпером The Game и группой «Public Enemy».

Эрик молча кивнул ему.

– Я думаю, это заинтересует тебя больше, чем семенная картошка. Вряд ли это можно классифицировать в качестве «обычного», так сказать, дела.

Он показал дорогу во внутренний двор. Там все выглядело так, будто оператор приготовился снимать новую версию фильма «Дети подворотен»[5] или комедию тридцатых годов в колоритной упаковке южной части столицы. Плющ вьется по стенам песочного цвета, в центре двора – специальная стойка для выбивания ковров, а чугунное литье забора держит на расстоянии соседскую шпану. В одном углу – заколоченный деревянный сарай, в котором, вероятно, хранились бочки дворового туалета с тех еще времен, когда отхожие места были не в квартирах, а во дворах Стокгольма.

Рикард прошел за Эриком дальше, через двор, в следующий дом. На втором этаже у одной из дверей стоял молодой полицейский. Лицо у него было серо-зеленого цвета, и он явно с трудом сдерживал тошноту. Кисловатый запах, стоявший на лестничной площадке, говорил о том, что парня недавно вырвало. Рикард признал в нем одного из новеньких. Коротко кивнув, он натянул на обувь защитные бахилы и прошел за Эриком в квартиру, пробравшись через сваленные в кучу кеды, тапки, туфли и зимние сапоги. В прихожей висело пальто, а на крючках – несколько курток-худи, и уже здесь Рикарду стало ясно, что тут многое отличается от обычного места преступления. Из комнаты струился яркий белый свет, создавая резкий контраст слабому желтоватому солнечному свету, падавшему из окон.

– Иди направо, на белый свет, – раздался голос Эрика за спиной. Рикард считал себя закаленным в том, что касалось осмотра мест преступления, и за свои двадцать лет в полиции он сталкивался бессчетное число раз с кровью, смертью и грязью. И все же он непроизвольно вздрогнул, войдя в комнату, залитую белым светом. В представшей перед ним сцене было нечто искусственное и продуманно мерзкое.

На кровати в комнате, похожей на спальню, сидела женщина. Ее голову подпирали розовые подушки, прислоненные к изголовью. Безжизненный взгляд упирался в стену напротив. На ней были трусы, и больше ничего. Тело неестественно блестело в ярком свете двух прожекторов, установленных на полу по обеим сторонам кровати. Казалось, что она вспотела под теплыми лучами ламп, хотя этого, конечно, быть не могло. Лицо было накрашено и казалось покрытым эмалью. Тело тоже блестело, как полированное, что никак не вязалось с обычной матовостью кожи трупов. Создавалось такое впечатление, что она не хотела быть мертвой, а собиралась на какой-то праздник.

От этого контраста между накрашенным молодым лицом, блеском кожи и обвисшим голым телом Рикарда передернуло.

– Черт подери, ты был прав. Это запредельно, выходит за рамки нормы.

Совсем как фарфоровая кукла, подумал он. Труп выглядел точно как старинная фарфоровая кукла, только без платья с кринолином. Губы женщины были четко обозначены помадой. Чуть выпяченные, с острыми контурами верхней губы. Лицо казалось слегка припудренным чем-то белым. Вряд ли это был ее собственный выбор. То же самое касалось и светлых волос. Они были завиты и закреплены голубыми шелковыми лентами. Если бы не нагота, она вполне подошла бы для съемок в костюмированной драме. Или для какой-то гротескной коллекции кукол из фильма ужасов.

– Какая гадость! Никогда не видел ничего подобного. Мы, конечно, сталкиваемся с разными психами. Но этот случай должен попасть в разряд самых отвратительных. Какой придурок мог сотворить такое?

Он отвел глаза.

– И никакой записки? Никакого объяснения?

Эрик покачал головой:

– Ничего. Но я согласен. Это должен быть настоящий психопат. Полный отморозок. И все же он умудрился не оставить никаких следов, насколько я вижу.

– Что ты уже успел обследовать?

– Почти ничего, я только быстренько, очень поверхностно, посмотрел квартиру. Хотел дождаться тебя. Пробовал обойти соседей, но никого нет дома. – Эрик кивнул в сторону кровати и поморщился: – Такое впечатление, что ее покрыли каким-то лаком, то ли для мебели, то ли для пола. Но я не нашел никаких банок или кисточек.

Он подошел к кровати и показал рукой на капли, которые были заметны на ногах женщины. Рикард подошел ближе.

– Блин. – Кишки у него в животе, казалось, завязались в узел. Пятна на простыне блестели, будто жир стекал с блестящего тела, которое сидело в кровати, как жертвенный агнец, приведенный на заклание. Рикард сделал глубокий вдох, хотя ему вообще не хотелось вдыхать этот спертый воздух, и наклонился к женщине. – Боюсь, что вряд ли удастся установить точное время смерти с помощью определения температуры тела. Если лак, которым она покрыта, сохраняет тепло. Посмотрим, что скажут эксперты.

Он присел на корточки и показал пальцем на сине-зеленые пятна на ее шее и ушах:

– Скорее всего, она убита ночью, если исходить из размеров трупных пятен. И по бокам шеи лака не видно, так что лак не мог повлиять на то, как выглядят трупные пятна.

Он выпрямился и встал рядом с Эриком. Женщина пялилась на них большими глазами. Патологически большими глазами.

– Может быть, ее задушили? – Эрик пожал плечами.

– Если судить по ее глазам, то да, задушили. Похоже, что она не оказывала сопротивления. А это странно.

Рикард кивнул. В комнате не было никаких признаков того, что она пыталась сопротивляться. Никаких капель крови. Никакого беспорядка. Он обошел кровать и посмотрел на тело с другой стороны. На шее не было никакой красноты. Никаких синяков. Никаких частиц кожи под ногтями, насколько он мог видеть.

– Ее могли накачать наркотиками. И убить во сне. Возможно, сначала она была изнасилована. Или после. Но я не вижу на простыне следов спермы.

Эрик вздохнул.

– Может, это был какой-то ее знакомый? Который пришел вместе с ней вчера вечером и подсыпал что-то ей в чай. А потом задушил. В раковине на кухне стоят две чайные чашки.

– Вряд ли. Трудно поверить, – возразил Рикард, – что она знала кого-то, кто внезапно ее убивает и превращает в отвратительное подобие произведения искусства. Человек, который до этого предположительно вел себя совершенно нормально. Человек, которому она, вероятно, доверяла. Может быть, даже любила.

Эрик покачал головой.

– Или родственник? Бойфренд? Или просто приятель? Даже думать не хочется о том, что могло двигать таким человеком.

Он вытер лоб и осмотрелся, чтобы заставить себя оторвать взгляд от женщины.

– А это что за прожекторы? Когда стоишь с ними рядом, то чувствуешь себя как в сауне.

– Убийца хотел быть уверенным, что все, что он хочет продемонстрировать, будет отчетливо видно. Что его «сообщение» дойдет до адресата.

– Да, но что он хочет этим сказать? Что он сошел с ума? Что ему нужна помощь психиатров?

– Вряд ли. Может, это ревность? Извращенная месть за измену? Но я не понимаю, почему это должно быть выражено именно в такой форме.

Эрик отошел на пару шагов и снова посмотрел женщине в лицо.

– Может быть, речь идет о сексе? Не изнасилование, а какая-то сексуальная игра, которая вышла из-под контроля? Ролевая игра. В куклы. А она должна была бы, например, выглядеть как Лолита? Понятия не имею.

– Во всяком случае, нет никаких признаков, что убийство произошло в состоянии аффекта и в спешке. Прожекторы, лакировка и вообще вся эта инсталляция – все говорит о тщательно продуманном плане.

– И его, наверное, впустили, когда он пришел с сумкой. Может, его ждали?

– Может быть. Ты в остальной квартире не заметил каких-нибудь признаков борьбы? Может, ее перенесли в кровать потом?

Эрик покачал головой:

– Трудно сказать. Не думаю. Тут только еще одна комната, кроме кухни.

Рикард еще раз обошел кровать и наклонился к лицу женщины. Обводка вокруг глаз была неровной. Темно-красная помада в уголках рта была намазана так, будто никто даже не пытался добиться эффекта естественности. Контуры были кривыми и вытянутыми. В отличие от тщательно прорисованного «лука Купидона». Это явно не было работой профессиональной гримерши или визажистки. Если поддаться предрассудкам, то можно было бы сказать, что макияж вообще сделан не женщиной, а мужчиной. Он наклонился еще ближе к мертвой женщине и увидел, что лак начал трескаться. Тоненькие трещинки выглядели как паутина на припудренной щеке.

– Откуда поступил сигнал тревоги? – спросил он.

– Один из ее сокурсников по университету позвонил нам на коммутатор, беспокоился. Грегори Линдблад. Они вместе занимались в выходные, писали работу, и должны были встретиться утром, чтобы закончить. Завтра был последний срок и работу надо было сдать. Когда она не появилась и не отвечала на мобильник, то он заволновался и позвонил в полицию. Он был не просто обеспокоен, он был прямо-таки на грани истерики, доказывая, что она не могла просто проспать и не могла забыть зарядить мобильник. Что это была крайне важная работа. Их последний шанс, который она в жизни не пропустила бы. Речь шла об этой работе и оценках за нее. Но могли быть и другие причины его волнения. Он вроде бы был последним, кто видел ее живой, вчера после обеда, перед тем как она собралась домой, продолжать свою часть этого совместного сочинения. То есть он и убийца были последними, кто видел ее живой. – Он поколебался и добавил: – Если, конечно, это не один и тот же человек.

Эрик кивнул в сторону кухни.

– Ее зовут Анна, между прочим. Я нашел старое удостоверение личности в комоде прихожей. Лежит на кухонном столе.

Рикард пошел в кухню, посмотрел фото на удостоверении. Да, это была она, девушка, лежавшая в спальне. Анна Борг. Двадцать три года. Он осмотрелся. Ничего нигде не перевернуто вверх ногами, ничего не разбито. Все, кажется, стоит на своих местах, включая грязную посуду. Ничего, что указывало бы на недавнее убийство женщины в соседней комнате.

– Ты не видел ее мобильника?

Он смотрел на закрытую дверь, ведущую из кухни.

Эрик прошел мимо него.

– Нет, но, как я уже сказал, здесь есть еще одна комната.

Эрик положил руку на дверную ручку. Он пытался сдержать улыбку и выждал несколько секунд для усиления драматического эффекта. Потом открыл дверь.

– Мобильник может быть где-то здесь. Но я его пока не нашел.

Эрик с довольной миной наблюдал за Рикардом, застывшим с открытым ртом. Контраст с другой спальней был сильным. Ярко выраженный белый минимализм сменился хаосом, будто по комнате прошел тайфун. Эрик покачал головой.

– Как будто шагнул в Зазеркалье вместе с Алисой, правда? Такое множество и разнообразие цветовых ощущений можно получить, только если нажраться ЛСД и при этом еще смотреть в калейдоскоп с разноцветными стеклышками.

Картины, фотографии, самодельные коллажи и плакаты не только теснили друг друга на всех стенках, они начали вылезать и на потолок. Сувениры, всякие безделушки и мягкие игрушки стояли на столике у кровати и на небольшой книжной полке у стены. Рядом с гардеробом валялись горы одежды, сумок, книг, лаков для волос, вешалок и обуви. Все было разбросано, как после бомбежки. Рикард сделал шаг назад.

– О господи. Тут нашим техникам будет чем заняться.

Они вышли обратно через кухню в прихожую. Рикард посмотрел на входную дверь, которая казалась неповрежденной:

– Дверь была закрыта на замок, когда ты пришел? Или как ты сюда вообще попал?

Эрик старательно избегал его взгляда.

– Это зависит от того, что ты называешь замком. Дверь тонкая, старая, замок фирмы «Асса» начала двадцатого века, никакого дополнительного замка, одобренного полицией. То есть эта дверь из тех, которые никогда в общем-то толком не закрыты. Они открываются, если ты на них сильно подуешь. Но вообще-то она не стояла нараспашку.

– Окей, давай просто уточним: ты считал, что положение до такой степени серьезное, что не стал ждать ордера на обыск и просто сильно подул на дверь? Эту стратегию, думаю, ты позаимствовал в сказке «Три поросенка»?

Эрик улыбнулся.

– Ты имеешь в виду злого волка? Ну, ладно, я мог и толкнуть дверь чуть-чуть. Но теперь, когда мы знаем, что в этой квартире находится труп, надеюсь, ты можешь дать разрешение взломать дверь, так сказать, задним числом.

Рикард безнадежно пожал плечами.

– Черт тебя дери, Эрик. Ты когда-нибудь нарвешься! В следующий раз попроси разрешение заранее. До того, а не после.

Вот именно такие случаи и привели к тому, что Рикард был одним из немногих, кому нравилось работать с Эриком. Другие коллеги в полиции старались его избегать, считая безответственным, непредсказуемым и действовавшим чересчур поспешно. Рикард мог кое в чем согласиться, но после восьми лет работы бок о бок он понял, что за этой кажущейся безответственностью скрывается подлинная интуиция, приводившая к тому, что Эрик почти всегда оказывался прав. Но, да, конечно, он был склонен к импульсивным действиям, не задумываясь о последствиях, а это опасная тенденция в их профессии. Рикард знал, что Эрика не раз вызывала к себе на ковер начальник их отдела Луиса Шестедт для объяснения своих противоправных проникновений в квартиры подозреваемых без ордера на обыск. Чаще всего оказывалось, что для подобных действий у Эрика были совершенно явные основания. За взломанными дверями обнаруживались склады наркотиков, избитые женщины или настоящие бордели. Но иногда не было ничего: один только Эрик, подозрительная квартира с дверью, которая мешала полиции войти, и вдруг – просто криво висела на одной петле. Но Рикарду нравилось с ним работать, Эрик был крутым, решительным и ничего не боялся. Они хорошо дополняли друг друга и добивались нужных результатов.

Рикард прислонился к стене.

– Если ты так легко сюда проник, значит, и кто-то другой мог открыть дверь так же легко. То, что на двери нет следов взлома, еще не значит, что Анна сама кого-то впустила.

Эрик согласно кивнул.

– Мне было бы легче, если бы ее убил кто-то чужой, а не знакомый ей человек. Не хочется верить, что какой-то родич или бывший бойфренд мог вот так ее раскрасить и вырядить.

Они вернулись в спальню, где Анна сидела, опираясь на подушки у изголовья постели. Синие пластиковые бахилы шуршали на ковролине, когда Рикард снова пошел к кровати. Он обошел стороной одежду, валявшуюся на полу. Женщина все так же таращилась на него раскрытыми глазами, и у него появилось неприятное чувство, что она могла бы быть восковой фигурой из Музея мадам Тюссо. Он быстро отвел взгляд и стал осматривать комнату. Стены были совершенно пусты и ничем не украшены – ни картин, ни афиш, ни фотографий, и на столике у кровати тоже было пусто, ни книг, ни журналов. Ничего из того, что можно было бы ожидать, типа декоративных подушек, мягких зверушек, статуэток или сувениров.

Не было даже стула, на который можно было бы сложить одежду перед сном.

– Как будто в отделе продажи мебели на выставке-ярмарке. – Эрик возник в двери за его спиной.

– Да уж, контраст со второй спальней просто огромный. Кажется, будто комнату специально готовили к выставке. Кто угодно мог бы здесь жить. Может, она собиралась продавать квартиру? Надо будет поспрашивать об этом ее родителей и друзей.

– Да, у меня тоже возник вопрос, сколько человек здесь жили, раз тут две спальни. Но по словам Грегори, она жила одна. Хотя, быть может, она планировала сдавать эту комнату в аренду кому-нибудь в университете?

– Или через Airbnb.

Рикард прошел дальше в спальню и остановился рядом с кроватью. Слабый запах лака смешивался с тяжелым ароматом, как он думал, лосьона с ванилью. Взгляд женщины по-прежнему упирался в стену напротив. Он подошел ближе, провел пальцами по обоям. Они выглядели совсем новыми. Никаких светлых квадратов, которые остаются после снятых картин, никаких булавок или гвоздиков.

– Ну, и еще вот это чудовище. – Эрик показал на некий монолит, который резко выпадал из минималистского стиля интерьера комнаты. Это была единственная мебель, помимо кровати и столика: огромный черный шифоньер, высотой чуть ли не до потолка, величественный, как башня. Покрытое черным лаком дерево груши или лиственницы, с темной аркой в центре, затеняющей большое зеркало внутри. По обеим сторонам зеркала стояли колонны, составленные из маленьких коробочек с украшениями. Замки и ручки нижних ящиков были серебряными. Рикард кивнул. Он как-то не думал об этой громадине, пока стоял к ней спиной. Но это и на самом деле был гигантский шкаф. Наверное, наследство какого-нибудь покойного предка.

– Подожди-ка… – Он подошел ближе и протянул руку в темноту под арочным сводом. Осторожно вытащил ноутбук с поднятой крышкой и экраном, направленным прямо на женщину в кровати. Осторожно, острием ручки, нажал на клавишу ввода. Никакой реакции. Тогда он попробовал нажать на кнопку включения. Нет, ничего.

– Комп совсем сдох.

Он достал карманный фонарик, посветил на экран и закрыл крышку.

Никаких отпечатков пальцев он не увидел. Единственное, что было видно на внешней стороне крышки, это кусочек скотча.

– Ты уже позвонил в техническую экспертизу?

– Нет, я хотел сначала согласовать с тобой. Я позвоню Марии?

– Не надо, я сам ей позвоню. И я могу дождаться ее здесь, пока ты займешься мобильником. Даже если мы его найдем, все равно лучше быть на шаг впереди. Проверь ее абонемент и оператора или провайдера. Запроси списки всех разговоров по сотовому.

– Запросить триангуляцию ее телефона базовыми станциями? На тот случай, если убийца унес ее мобильник с собой.

– Подожди с этим, пока Мария не подтвердит, что сотового здесь нет. Я позвоню позже, если что.

Рикард посмотрел вслед Эрику, уходящему из квартиры жертвы, и не мог не улыбнуться. Мешковатые брюки коллеги болтались, кепи съехало набок. Блеснула наклейка на козырьке, когда зажглась лампа на лестничной площадке.

Эрик был прав, звонить надо было именно Марии Седерлунд. Ни о ком другом не стоило даже и думать. С тех пор как она шесть лет назад начала работать в отделе технической экспертизы, ни ему, ни Эрику и в голову не приходило сотрудничать с кем-то еще. В глазах Рикарда она была не только самым компетентным экспертом в деле исследования мест преступления. Она обладала еще одним редким качеством: она была уверена в себе и своем профессионализме. И если другие специалисты, с которыми приходилось сотрудничать Рикарду, долго мялись, сомневались, не решались высказывать никаких предположений до конца экспертизы, то у Марии хватало смелости давать быстрый, но предварительный ответ. Нужно обладать высокой долей мужества, чтобы сделать отступление от профессионального кодекса. Далеко не все по достоинству ценили ее методы. Многие коллеги считали, что она не умеет и не хочет работать вместе, одной командой, а предпочитает быть «игроком-одиночкой», что могло навредить профессионализму.

Было несколько случаев, когда Марии действительно пришлось изменить свои первоначальные предположения, но на такой риск Рикард шел охотно. Ему главное было услышать хоть какую-то гипотезу, ведь раннее начало расследования могло стать решающим для достижения результата. Ну а его личный интерес к тому, чтобы вызвать на место преступления именно ее, делал выбор – кому звонить – еще легче.