Игра в лево - право (ЛП)

Примерно через полминуты луч взметнулся к верхушкам деревьев и исчез.

Я не ждала, что она последует за мной. И уж точно не ждала, что она прыгнет с обрыва. Пожалуй, она могла бы выбрать менее суровый способ и спуститься к подножию холма по дороге, чтобы, поравнявшись со мной, преследовать меня в долине. Но такая прогулка в любом случае отняла бы не меньше получаса. На её месте я не решилась бы оставлять Вранглер без присмотра на столь долгий срок.

Несмотря на полное отсутствие намерения спускаться в долину, Блюджей явно жаждала обнаружить меня. Луч фонаря внезапно осветил участок сырой земли прямо передо мной, когда она вновь направила его вниз. По-видимому, она выключила его ровно на столько, чтобы дать мне почувствовать себя в безопасности и выйти на открытое пространство. Не менее очевидным было и то, что, стоит лучу застать меня слоняющейся у подножия, пуля не заставит себя долго ждать и уложит меня рядом с оленями. Всё, что ей останется сделать после — это спокойно спуститься и вынуть ключи от Вранглера из моих холодных безжизненных пальцев.

Переводя дух, вжимаясь спиной в грубую каменную стену, я пробежалась по списку первоочередных задач. Нужно было оказать первую помощь Робу, нужно было заманить Блюджей подальше от Вранглера, но в первую очередь нужно было связаться с Лилит.

Я ощупала ремень за спиной в поисках своей персональной рации. Пальцы коснулись джинсовой ткани. Там, где должен был находиться передатчик, я нашла только пустоту. Я пошарила за спиной ещё, и сердце ушло в пятки. Ничего. Рация была со мной, когда я упала с обрыва, но в какой-то момент того бешеного спуска наши пути, как видно, разошлись.

Луч фонаря появился ещё раз.

Вот уж чем я никогда не думала заниматься, так это мысленной инвентаризацией всех передатчиков конвоя. Перед тем, как мы выехали, Роб выдал каждому по рации. Можно было смело утверждать, что рации Эйса, Аполлона, Евы, Бонни и Клайда уже вне игры. Лилит, скорее всего, потеряла свою, когда её машина утонула в асфальте — именно поэтому я отдала ей рацию Роба перед тем, как она сбежала в лес. Оставалась только моя, потерянная невесть где — и рация Блюджей.

Луч снова пропал.

Я осторожно выглянула из тени, осматривая лес вокруг. Рация Блюджей лежала в машине, когда ребёнок вытолкнул её с дороги. Если я была права, то передатчик Блюджей оставался единственным средством связи с Лилит. Машины нигде не было видно, но, обернувшись и всмотревшись, как следует, в тёмный отрог, я обнаружила её стоящей на склоне. Машина, остановившись посреди падения, теперь крайне ненадёжно лежала на боку, а помятое шасси изогнулось вокруг ствола уродливого старого дерева.

Если я планировала связаться с Лилит, мне предстояло взобраться туда.

Я пробиралась вдоль скалы до тех пор, пока машина Блюджей не оказалась прямо надо мной. Развернувшись и ощупав влажный камень, я смогла найти пару углублений, более или менее подходящих в качестве опоры. Ухватившись за большой жёлоб над моей головой, я сунула носок ботинка в небольшую выемку выше по склону и рывком подтянулась наверх.

Карабкаться было нелегко. Пальцы мёрзли, руки слабели, а обувь оказалась совершенно неподходящей для скалолазания. Ботинки то и дело соскальзывали, руки содрогались от напряжения под тяжестью всего моего веса. С невероятным трудом вскарабкавшись на пару метров, я обнаружила, что ухватиться больше не за что, а моим пальцам всё ещё недоставало доброй четверти метра до самого верха. Переведя дыхание, я выпрямила руки, чуть отклонилась назад и осмотрела отвесную скалу над собой. И тогда в свете фонаря, рыщущего над моей головой, я увидела маленький скрюченный корень на самом краю обрыва.

Я понятия не имела, смогу ли я добраться до него, и даже тогда были немалые шансы, что корень не выдержит, и я беспомощно рухну на землю. Но, как бы там ни было, я уже чувствовала, что хватка слабеет, а руки ноют всё сильнее. Я не могла больше оставаться на месте, и навряд ли у меня хватило бы сил проделать весь этот путь снова. Повернув ногу большим пальцем к стене, я ощупывала камень ботинком до тех пор, пока он не встал в подходящее по форме место. Затем я немного просела на согнутых ногах, готовясь к прыжку. Сжав зубы и резко, глубоко вдохнув, я оттолкнулась от стены и взмыла ввысь.

В воздухе, когда внизу тебя ждёт лишь страшное падение, а вверху — мучительный подъём по отвесной скале, чувствуешь себя крайне уязвимо. На пике прыжка я резко выбросила руки перед собой и едва успела ухватиться обеими руками за торчащий корень. Лишь страх и адреналин продолжали подпитывать отчаянную хватку моих пальцев, и, когда я взмахнула ногой и после нескольких неуклюжих попыток уцепилась за край стены каблуком, мои ладони обожгло огнём.

Я вскарабкалась на карниз и опустилась на мягкую почву — точно в тот момент, когда луч фонаря начал кружить всё ближе и ближе. Последним взрывным усилием я бросила своё ноющее тело к ближайшему дереву, припала к его корням и вжалась в кору. Луч быстро приближался. Густая тень дерева протянулась справа, укрывая меня, и снова растаяла, когда свет ушёл налево. Луч оставил меня во тьме — вне всяких сомнений, ненадолго, покуда Блюджей продолжает лихорадочно меня высматривать.

Начало накрапывать. Первые капли падали сквозь редкий лесной полог прямо в мои протянутые ладони. Это были первопроходцы, разведчики, и очень скоро в подкрепление им пришёл ливень, барабаня по листьям и травинкам, пропитывая суглинки. Пугающе крутой склон грозил стать и вовсе непреодолимым, если дождю хватит времени размыть почву вокруг корней трав и растолочь землю в грязную кашу. А я сомневалась, что смогу забраться так высоко ещё раз, особенно когда каменная стена станет влажной и скользкой от холодного дождя.

Мало того, что нужно было быстро двигаться к машине — не менее важно было двигаться осторожно. Становилось всё более очевидным, что, чтобы добыть рацию, у меня будет всего одна попытка.

Отсюда до машины было рукой подать. Я видела шасси, покоящееся на древесном стволе. Вся левая сторона автомобиля впечаталась в землю. Лишь теперь, вблизи, я смогла расслышать зловещее потрескивание, исходящее от машины, которая едва заметно раскачивалась на тонкой точке опоры.

Я выждала, когда луч фонаря снова пройдёт мимо, и выползла из тени дерева. Цепляясь покрытыми грязью руками за любую мыслимую опору, я лезла вверх по откосу прямиком к машине Блюджей. Дождь впитывался в почву, просачивался сквозь одежду, и мои ноги с каждым шагом всё больше скользили по траве.

Весь путь до машины я была на виду. Однако, хотя луч не прекращал поиски, он, похоже, исследовал другой сектор откоса, когда надо мной выросла угрожающая громада шасси. Я глянула наверх, чтобы проследить за движениями Блюджей, затем медленно, стараясь удержаться на невообразимой крутизне, выползла на открытое место ещё раз и подтягивалась наверх до тех пор, пока не поравнялась с искорёженным капотом.

Передатчик Блюджей был по-прежнему подсоединён к своей док-станции. Несмотря на плачевное состояние машины, лобовое стекло оставалось удручающе целым — лишь одно небольшое неровное отверстие с острыми краями почти по центру. Придётся немного попотеть, но такой дыры должно хватить, чтобы просунуть руку и вытянуть приёмник наружу. Медленно и неуверенно я попробовала просунуть руку через центр отверстия. Кожу окружили зазубренные осколки стекла. Моя рука достала до приборной панели, продвигаясь по её поверхности тем ближе к рации, чем больше я наваливалась на машину.

Луч фонаря вновь стал приближаться. Блюджей шла вдоль края пропасти, одержимая своей миссией отыскать меня. В моём нынешнем положении, вне укрытия и в ловушке долгой, деликатной процедуры, у меня не осталось и шанса убраться с пути луча вовремя.

В тот самый миг, когда моя рука схватила рацию, луч меня настиг. Как ни стыдно признать, но на короткое мгновение, зачарованная сиянием фонаря, я застыла в бездействии. Луч остановился прямо на мне, растянув над долиной мою окоченевшую тень. Отчаянные поиски Блюджей были вознаграждены, и в своём воображении я уже видела её торжествующий взгляд.

Очнувшись слишком поздно, я сжала зубы и выдернула рацию из док-станции. Не имея времени ни медлить, ни беспокоиться о последствиях, я высвободилась из лобового стекла, судорожно выдохнув, когда выбившийся осколок ободрал тыльную сторону руки.

Тотчас оказалось, что это — меньшее, о чём мне стоит беспокоиться: я услышала громкий хлопок с вершины холма, и сразу же что-то с отвратным жужжанием пронеслось мимо моего уха. Я инстинктивно дёрнулась прочь от звука, и это неожиданное движение оказалось последней каплей: ботинки не выдержали и соскользнули. Я упала и покатилась вниз по склону. Последнюю власть над положением, что ещё оставалась в моих руках, я отдала в отчаянной попытке перекатиться в тень машины, подальше от света фонаря. Времени, чтобы выпрямиться, у меня уже не было — меня мешком волокло вниз, в долину, и вскоре я оказалась у обрыва во второй раз.

На долю секунды ложе долины промелькнуло в моих глазах — и я врезалась прямо в него. Воздух вышибло из лёгких вместе с болезненным стоном и струйкой пара, которая тут же растаяла в холоде ночи. Я валялась на боку, баюкая рацию на руках. По крайней мере, её я не потеряла.

Луч хаотично отплясывал вокруг. Я собралась и из последних сил подтащила себя к каменной стене, сжавшись под ней, пока свет фонаря скользил по земле прямо передо мной. Только теперь, поднеся рацию ко рту, я осознала, как бешено трясутся мои руки. Не думаю, что я когда-либо была к смерти так же близко, как когда пуля пронеслась мимо меня, и, хотя жужжание исчезло столь же быстро, как появилось, оно продолжало жутким эхом отдаваться в моём черепе. Блюджей выстрелила в Роба в качестве демонстрации силы, это был рычаг давления, нужный, чтобы выжать нас из Вранглера. Угроза действием. Но пуля, которую она послала мне, не имела никаких смысловых оттенков, полутонов и скрытых целей, кроме своего прямого назначения.

Блюджей была готова убить меня, а значит — и нас всех. Я подняла рацию и начала листать каналы до тех пор, пока не наткнулась на частоту Роба.

АШ: Бристоль — Лилит. Бристоль — Лилит. Как слышно? Приём.

Рация отозвалась треском, как только я отпустила кнопку. Я выдержала перерыв в двадцать секунд, чтобы дать Лилит время ответить. Но она не ответила.

АШ: Бристоль — Лилит. Как слышно?

В этот раз я ждала минуту. Ничего. Всё, за что я боролась с тех пор, как спрыгнула с обрыва, обернулось лишь стеной безмолвия. Я почувствовала, как ощущение безысходности разливается по моим венам.

Это несправедливо.

АШ: Джен? Джен… ты там?

Ещё одна минута. Я всё сидела и сидела в тишине, глядя, как рация, ради которой я рисковала жизнью, на моих глазах превращается в бесполезный кусок пластика. Через некоторое время мои пальцы разжались, рация выскользнула и упала на мокрую землю.

Я прижала колени к груди, обняла их и уткнулась в них подбородком. В эту минуту затишья моё дыхание вдруг стало чаще. Слёзы навернулись на глаза и покатились по щекам. Дождь шелестел вокруг, а я тихонько плакала, сидя посреди тёмного леса, грязная, израненная и совершенно одинокая.

Из меланхолии меня вырвал ливень. Капли взрывом разлетелись во все мыслимые стороны, хлестнули меня по лицу и врезались в каменную стену с невероятной силой. Воздух закрутился яростным вихрем, и знакомый гул перекрыл собой все другие звуки.

Голос: Я наблюдал за твоими стараниями.

Голос исчез так же, как и появился. Ветер стих, и дождь снова шёл прямо.

АШ: Эй?! Эй, кто это?!

Но воздух оставался недвижим, и в нём не было ничего, кроме дождя. Я вытерла слёзы и прокричала в пустоту.

АШ: Вы не поможете мне? Пожалуйста, не могли бы вы… совсем…

Голос исчез, и я сомневалась, что услышу его снова в обозримом будущем. Может, он просто хотел дать мне знать, что наблюдает. Очевидно было одно: если голос пытался утешить меня или дать почувствовать, что я не одинока, то он выбрал не самый лучший способ.

Лилит (рация): Алиса, ты здесь?

Я уставилась на потрескивающую рацию.

Лилит (рация): Алиса, ты ещё здесь? Прости, что я не…

АШ: Джен! Джен, ты в порядке? В безопасности?

Лилит (рация): Да, всё нормально, я думала, ты… Что случилось?

АШ: Я, э-э… Я спрыгнула с обрыва, спёрла рацию Блюджей, она стреляла в меня… А что с тобой?

Лилит (рация): Она просто ебанулась. Я убежала на поляну в лесу. Это по прямой от машины, по крайней мере, я надеюсь, что так. Пока что я нигде не видела это… эту штуку.

АШ: Ну, лес-то большой. Может, оно ушло. Можешь пока посидеть возле той поляны?

Лилит (рация): Да, попрячусь тут где-нибудь. Что будешь делать?

АШ: Пойду к тебе, а потом мы вместе уведём Блюджей от Вранглера.

Лилит (рация): Как?

АШ: Пока не придумала. Я примерно в получасе ходьбы от тебя. Убавь звук, но будь на связи, ладно?

Лилит (рация): Ага. Ладно… хорошо, буду. Рада, что ты в порядке, Алиса.

АШ: Я тоже, Джен.

Я пристегнула рацию к ремню. Тело всё ещё саднило после падения, из руки сочилась кровь, а пальцы почти окоченели от холода. Но звук голоса Лилит на другом конце вернул мне то, что я потеряла в долине. Решимость, которая разгоняла кровь по моим усталым мышцам, ставила на ноги и заставляла вернуться на дорогу.

Я застряла посреди тёмного леса, с ног до головы в грязи, крови и ранах, но, по крайней мере, я больше не была одинока.

Вскоре мои ботинки уже стучали по асфальту. Я шла по дороге, держась у кромки леса с того момента, как поднялась на холм. Мне не хотелось попасть в поле зрения Блюджей, которая почти наверняка караулила меня, сидя во Вранглере. К несчастью, именно Вранглер оставался единственным ориентиром в огромном неизведанном лесу — и единственным же местом, откуда мне могло открыться убежище Лилит.

Когда дорога выровнялась, я от греха подальше отошла за деревья. Дорогу стало почти не разглядеть, но мне нужно было укрытие на случай, если Блюджей всё ещё на посту. Даже при том, что я углубилась в него всего на несколько метров, лес вселял в меня ощутимое чувство тревоги. Каждая тень хищно поджидала меня, каждый треск ветки под моими шагами звучал, как удар бича.

Когда я увидела Вранглер, Блюджей нигде не было видно. Любопытство взяло верх, и я подкралась поближе к дороге, обозревая местность сквозь расширившиеся просветы меж деревьев. Место выглядело покинутым, и нигде не было видно ни Блюджей, ни Роба. Я не представляла, что могло заставить её куда-то его перетащить. Возможно, ему удалось сбежать.

Что-то было не так.

Подкравшись к Вранглеру, я обнаружила, что окно на пассажирской стороне разбито, и тысячи стеклянных осколков валяются кругом, втоптанные в грязь. Бардачок был открыт, и коробки с патронами либо стояли пустыми, либо вообще отсутствовали. Следующее открытие заставило кровь застыть в моих жилах, а меня — проклясть собственную тупость.

На автомобильном радиоприёмнике горела лампочка.

Там, у подножия холма. Я верно сосчитала количество оставшихся раций, придя к заключению, что только я и Лилит сможем говорить по ним. Технически я была права, мы были единственными, кто мог говорить. Но это не означало, что мы единственные, кто мог слушать. Я совсем забыла, что у радио в машине Роба есть свой собственный аккумулятор и встроенные динамики. И, что ещё важнее — что он использовал его всю дорогу, чтобы посылать и ловить передачи на всех наших частотах.

Я переключила частоту своей рации на случайный канал, поднесла её ко рту и зажала кнопку передачи.

АШ: Бристоль — всем машинам.

Мой голос с треском вырвался из динамиков автомобильного приёмника. Блюджей наверняка знала, что я захочу связаться с Лилит, и вломилась во Вранглер, чтобы подслушать наш разговор. Я не могла поверить, что не подумала об этом раньше.

Я вернулась на частоту Лилит.

АШ: Лилит, тебе нужно убираться оттуда. Блюджей слышала нас. Она не слушает сейчас, но знает, что мы встречаемся у поляны. Живо двигай сюда, хорошо? Лилит, ты меня слышишь?

Блюджей (рация): Принеси мне блядский ключ, Алиса.

Моё сердце ушло в пятки. Теперь стало ясно, почему Блюджей не дежурила возле Вранглера. Она подслушала разговор и затем, вместо того, чтобы ждать, пока я поднимусь обратно на вершину холма, пошла за Лилит. Несмотря на все мои усилия, все мои добрые намерения, я привела Блюджей прямо к ней.

АШ: Блюджей, где Лилит?

Блюджей (рация): Она здесь.

Я услышала тихие всхлипы на заднем плане, и ещё — как Лилит кротко зовёт меня по имени.

АШ: Ладно… ладно, дай мне поговорить с ней.

Блюджей (рация): Ха! Чего? Нет-нет-нет. Ещё раз это у тебя не выйдет, Алиса. Я не дам вам сговориться. Ты принесёшь мне ключи от моей ёбаной машины, и тогда вы пошлёпаете себе домой. А теперь скажи-ка — что из этого ты хотела бы, блядь, обсудить?

АШ: Блюджей, это безу… Мы тебе не враги, Дениз, пойми! Пожалуйста… пожалуйста, ты должна мне пове…

Блюджей (рация): Думаешь, я поверю хоть одному твоему слову? Неси мне ссаные ключи, а если ты ещё хоть ЧТО-ТО выкинешь, я всажу пулю в твою блядскую башку. Что, не веришь?

Она терпеливо ждала моего ответа. Внезапно я почувствовала, словно мы оказались в совершенно новом мире. Все козыри были на руках у Блюджей, и под угрозой грозных, невообразимых последствий мы оказались затянуты в её реальность. Разум, дипломатия и здравый смысл больше ни на что не влияли. Пока она держала Лилит на мушке ружья, я должна была подчиняться её безумию.

АШ: Хорошо. Ладно. Я иду.

Блюджей (рация): Прекрасно. И помни, Алиса: я ничего этого не хотела. Меня вынудили вы.

Блюджей отпустила кнопку связи, вернув меня к привычной тишине. Если я не отдам ей ключи, Лилит останется в её власти, и, хоть Блюджей не может позволить себе убить свой главный козырь, я не сомневалась, что она сделает ей так больно, как будет нужно, чтобы вынудить меня делать что велено. Впрочем, если я дам ей забрать Вранглер, мы — трупы в любом случае.

Я на минуту задумалась о своих возможностях. Это было быстро. Не так уж много их осталось.

Путь через лес был неуютен и полон тревожного ощущения, что всё идёт к концу. Словно нашкодившего ребёнка, бредущего навстречу неизбежной расплате, меня одолевал всепроникающий страх, что усиливался с каждым шаркающим шагом. Я делала всё возможное, чтобы держать Вранглер прямо позади меня, двигаясь по прямой линии через чащу. В целом, прошло меньше пяти минут прежде, чем я вышла на поляну.

Блюджей стояла в самом центре большой прогалины, вокруг неё во всех направлениях оставалось слишком много ничем не прикрытой земли, чтобы я могла хотя бы раздумывать о внезапном нападении. Фонарь Роба лежал у её ног, а в руках она уверенно сжимала ружьё. Лилит стояла на коленях подле неё, ствол ружья целился прямо ей в висок, и её залитое слезами лицо было искажено отчаянием и желчной злобой. Её руки покоились на коленях, связанные точно таким же медицинским жгутом-стяжкой, каким я связывала Бонни. Легко представить, какими идеями поэтического возмездия упивалась Блюджей, приказывая Лилит застегнуть его на запястьях.

Они обе увидели меня, как только я вышла из тени деревьев.

Блюджей: Чего так долго?

АШ: Заплутала. Лилит, как ты?

Блюджей: Стоять. Стоять, тебе говорят!

Блюджей крепче сжала ружьё, без слов давая мне совет из тех, к которым принято прислушиваться. Она держала меня на приличном расстоянии. Знала, что на перезарядку уйдёт пара секунд, и хотела держать меня достаточно далеко, чтобы успеть сделать как минимум два выстрела один за другим. Всё, что она делала, каждое движение — всё говорило о готовности мигом разобраться с нами обеими, случись нам выкинуть что-то нежелательное.

АШ: Лилит, как ты?

Лилит: Я… я в норме. Всё хорошо.

Блюджей: Давай ключи, Алиса.

АШ: Блюджей, возьми её с собой. Прошу тебя. Я не прошу, чтобы ты… Ты можешь просто сдать её в полицейский участок, когда вы вернётесь домой. Только… Только увези её отсюда.

Блюджей: Давай, блядь, сюда ключи.

АШ: …Хорошо. Они у меня в рюкзаке, дай мне…

Блюджей: Эй, ЭЙ! Что это ты удумала?

Блюджей рявкнула на меня, едва я полезла к рюкзаку, демонстративно толкнув Лилит ружьём. Лилит зашлась нервными рыданиями, чувствуя виском тычки ружейного ствола. Я убрала руку от рюкзака и медленно сняла его с плеча. Каждый мой шаг сейчас мог быть расценен как потенциальная уловка.

АШ: Хорошо. Хорошо. Держи.

Я немного раскачала рюкзак и бросила его Блюджей. Он приземлился в мокрую грязь в метре от неё.

Блюджей: Так-то лучше.

Блюджей шагнула вперёд, на миг отдалив ружейный ствол от виска Лилит. Затем она быстро нагнулась и надела лямку рюкзака на плечо, залезла в него, достала ключи от Вранглера и положила в карман куртки. Всё это на один короткий миг отвлекло её — и в этот самый миг Лилит подняла руки над головой и повела локтями вниз и в стороны одним быстрым движением.

Застёжка жгута расстегнулась, и Лилит, не теряя ни секунды, бросилась на Блюджей, схватила её поперёк туловища и попыталась повалить. В шоке от внезапности всего этого, но сознавая в то же время, что это может быть наш последний шанс, я со всех ног рванула к ним.

Нападение Лилит застало Блюджей врасплох, но она вмиг адаптировалась. Выставив вперёд ногу, чтобы побороть неожиданно полученное ускорение, она не дала себя уронить. В это же время она махнула прикладом ружья вниз и в сторону — и он с болезненным хрустом встретился с лицом Лилит.

Блюджей: Ах ты, ёбаная тварь!

Лилит повалилась на спину, как подкошенная. Без промедления Блюджей опустила ружьё и выстрелила ей в живот.

Реальность застыла вокруг меня на мгновение, поразившись безумию того, что случилось перед ним, и забыв, что должно идти после. Выстрел прокатился по моему сознанию раскатом грома — и в то же время он прозвучал словно из другой вселенной. Я онемела, мои губы беззвучно раскрылись, и тогда воздух прорезал беспрерывный, судорожный крик Лилит.

АШ: Что ты натворила… Что ты…

Блюджей моментально отошла от Лилит, увеличивая разрыв между нами в попытке перезарядиться. Она была права, держа меня на расстоянии ранее — теперь у неё было предостаточно времени, чтобы дослать новый патрон в патронник и запереть затвор.

Блюджей: Хватит с меня твоих фокусов, Алиса.

Ещё не сознавая этого, я сорвалась в последний отчаянный забег к спасительной тени деревьев, выбрасывая фонтаны грязи из-под ног. В мыслях я уже видела, как Блюджей выравнивает ружьё и всматривается в прицел.

Новый выстрел эхом раскатился в морозном воздухе, разлетелся по окрестностям и раскололся на далёкие дробные отголоски. Добежав до края прогалины, я отскочила за толстый ствол ближайшего дерева. Прижавшись спиной к грубой коре, я вслушивалась в каждый шорох позади себя.

Сучья захрустели под ногами Блюджей — она шагала в мою сторону.

Блюджей: Вы сами до этого довели! Своим враньём, своими фокусами и своими ебучими играми. Играть я больше НИХУЯ не собираюсь!

Пуля оцарапала кору и отскочила куда-то в чащу. Я слышала, как Блюджей обходит меня, приготовившись выстрелить сразу, как только я окажусь на линии огня.

Блюджей: Ты продолжала врать до самого конца. Всё, что ты делала, всё, вся ты — ты просто ёбаное чудовище! Я пристрелю тебя, и ничегошеньки, блядь, не почувствую!!

С того момента, как Блюджей впервые раскрыла рот, изливая на нас свой желчный, узколобый цинизм, я всё ждала, когда же она признает, что ошибалась. Время от времени, в минуты затишья, я ловила себя за попытками вообразить столь вопиюще мистический феномен, что он наконец заставил бы её замолчать и принять истину. Но теперь я поняла, что такой момент никогда не настал бы. За этой прочной стеной самообмана не было ничего. Она была навсегда потеряна и для нас, и для дороги — безумная женщина, сведённая с ума своим собственным рационализмом.

Рука сама скользнула в карман.

АШ: Знаешь, что, Блюджей? Я верю тебе.

Следующим, что я услышала, была тихая, навевающая ностальгию мелодия мобильного — и внезапный оглушительный взрыв.

В те жалкие минуты, что остались мне после напряжённого разговора с Блюджей по рации, я взяла один из ножей Роба и блок взрывчатки — и срезала почти всё, что не касалось электродетонатора. В итоге брусок весил меньше фунта, и я положила его в рюкзак. Когда Блюджей потребовала ключи, я постаралась потянуться к рюкзаку с как можно большим энтузиазмом — я была почти уверена, что она почует западню и даст мне возможность бросить рюкзак ей.

Она не доверяла ни единому моему шагу, и это сделало её предсказуемой.

Я вышла из-за дерева и увидела Блюджей. Она валялась, как сломанная игрушка, большая часть её живота была разворочена, а рука, плечо и верхняя часть бедра выдраны совсем. Она всё ещё пыталась дышать, но кровь уже заполняла её дыхательные пути.

Блюджей: Я была пра… Я была…

Я отвернулась от неё и побежала к Лилит. Я упала на колени подле неё и схватила её за руку. Она вяло сжала мои пальцы, её веки то и дело слипались, открываясь всё реже и реже.

АШ: Джен…

Лилит: П… привет, Алиса.

Она еле шевелила губами, её слова с трудом пробивались сквозь сильный звон в моих ушах.

АШ: Не засыпай, Джен. Всё будет хорошо, ясно? Мы остановим кровотечение, залатаем тебя… когда вернёмся к Вранглеру. Поедем в Розуэлл… весной. Когда поправишься, поедем туда вместе, ладно? Джен? Джен…

Когда она смогла открыть глаза ещё раз, её взгляд светился добротой и душераздирающим пониманием. Я не могла отделаться от воспоминания о той минуте, когда мы сидели на краю пропасти, глядя в бескрайний океан кукурузных полей. Она спросила тогда, как много людей умерло, слыша утешительную ложь. Спросила, многие ли знали, что им врут. Я не сказала бы за кого-то ещё, но, когда она посмотрела мне в глаза, взглядом умоляя меня замолчать, я поняла: она точно знает.

Лилит: Вот бы повстречать тебя чуть раньше.

Слова застревали в горле, каждое из них было слишком мелким, слишком бессмысленным, слишком неважным, чтобы стать последним в её жизни. Всё, что я могла — смотреть в её глаза, пока прерывистые вздохи вырывались из её груди бледными облачками пара. Облачками, что всё истончались и истончались, пока не пропали совсем.

Я опустила её руку на землю, и её пальцы мягко соскользнули с моих.

Ноги вывели меня к Блюджей. Я залезла в её карман и вытянула ключи от Вранглера. Металл был безнадёжно погнут и не имел ни малейшего шанса втиснуться в замок зажигания. Такова была потенциальная расплата за использование взрывчатки, и именно поэтому взрывчатка оставалась последним средством, должным вступить в игру лишь тогда, когда под угрозой окажется моя жизнь. Она справилась с задачей, я выжила — но в то же время застряла в этом лесу.

Я не могла заставить себя беспокоиться об этом сейчас. Мой разум оцепенел перед лицом грядущих страданий, в нём не осталось больше места для подготовки к испытаниям, которые мне выпадут завтра. День сегодняшний уже был достаточно ужасен — моё сознание затмила куда большая тьма, чем я могла развеять. Единственный лучик утешения, что мерцал для меня во тьме, исходил из беспочвенной веры, будто я уже видела все кошмары, какие только могла предложить эта ночь.

Но едва я начала возвращаться к Вранглеру, как ночь снова доказала мою неправоту.

Я застыла, как вкопанная, когда из-за деревьев, пошатываясь, выбрела скрюченная детская фигурка. Существо заметно изменилось. Теперь оно выглядело, как уродливое чучело, сшитое из кусков подростковых, взрослых и пожилых тел. Лицо его, тем не менее, осталось детским и тем больше наливалось безвинной грустью, чем ближе оно подтаскивало к телу Блюджей свои неодинаковые ноги.

По всей видимости, оно меня не заметило. Я отступала от Блюджей и медленно продвигалась к телу Лилит, рядом с которым всё ещё лежал светодиодный фонарь Роба.

Ребёнок подошёл к Блюджей, глядя на её неподвижное, изувеченное тело. Сквозь ватную затычку временной глухоты я расслышала душераздирающий плач. Я продолжала пятиться, а ребёнок тем временем поднял обмякшую руку Блюджей и начал дико трясти, словно пытаясь вдохнуть в неё некое подобие жизни.

Роняя горькие слёзы с подбородка, ребёнок отбросил руку Блюджей наземь. А когда он отвернулся от её изломанного тела и обратил своё лицо ко мне, я увидела, как невинные и мягкие черты искажаются гримасой детского гнева и первыми спазмами истерического бешенства, смешанного с готовностью выпотрошить всё живое на своём пути.

В последние секунды затишья я вдруг наткнулась ботинком на фонарь. Медленно наклоняясь, изо всех сил стараясь удерживать ребёнка в поле зрения, я захватила фонарь правой рукой и подняла с земли. Мои надежды, что он не понадобится, тотчас разбились вдребезги. Ребёнок припал на четвереньки, издал отчаянный, яростный вопль и с ошеломительной скоростью понёсся на меня.

Я успела отпрыгнуть в последний момент, приземлившись на рыхлую землю, а ребёнок пулей промчался мимо и остановился позади меня. Пока он разворачивался, я уже включила фонарь.

И снова его осветил ярчайший луч. Его тело ломалось и корчилось, кожа натягивалась на растущих костях. Вереща от боли всё грубее и ниже с каждой секундой, переломанная фигура рванулась ко мне, схватила меня за правую руку и с силой швырнула на землю.

Фонарь выплясывал кренделя, пока существо забиралось на меня, разрывая ткань правого рукава и вонзая ногти в кожу над локтем. Кожей оно не ограничилось. Я ощутила жгучую, искрящую агонию оголённых нервных окончаний, услышала болезненный треск ломающейся кости. Но прежде, чем утратить последний шанс, я перебросила фонарь из слабеющей правой руки и поймала левой, направив луч прямиком в детское лицо.

Существо заорало с силой тысячи голосов. Его глаза вкатились в череп под сокрушительным натиском светового луча. Я смотрела, как его лицо плавится и мнётся, проходя через отрочество, юность и зрелость. Мучительный крик слабел и становился всё более хриплым с каждой морщиной и складкой, уносясь мимо моих ушей прямиком в царство ветхой старости. В конце концов его глаза остекленели, и от некогда могучего рёва остался лишь противный хрип. Я стряхнула жалкое, безжизненное тельце на землю и поднялась на колени.

То и дело спотыкаясь, я поковыляла к телу Блюджей, поливая землю за собой красной струйкой. Добравшись до тела, левой рукой я отстегнула кожаную лямку от ружья. Затем я неуклюже собрала из лямки петлю вокруг правого плеча. Голова затуманилась, я с трудом могла сосредоточиться. Я подобрала с земли сучок и просунула в узел, накрепко затянув его зубами. Левой рукой я прокручивала сучок снова и снова, с каждым поворотом затягивая кожаную петлю до тех пор, пока она не вгрызлась в кожу.

Кровотечение ослабло, но даже не думало останавливаться.

Собрав воедино своё разбитое тело, еле-еле стоя на ногах, я с огромным усилием переставляла их по влажной земле, уходя с поляны в чащу леса.

Я должна была вернуться к Вранглеру.

Всё вокруг стало расплываться и блекнуть, даже звон в ушах притупился, а зрение размылось. Я зажала сук под мышкой, чтобы освободить левую руку и опираться на неё, прислоняясь к деревьям, чтобы не упасть. Чем больше функций моего мозга угасало, тем меньше я осознавала этот процесс, но я всё ещё точно знала, что они ускользают от меня слишком быстро.

Так я брела через лес, когда моё внимание вдруг приковала фигура, вышедшая из-за деревьев. Я покачнулась на ногах, пытаясь понять, что же я вижу — даже сама попытка устоять теперь требовала постоянной, упорной сосредоточенности.

Я никогда раньше не видела эту фигуру. Она словно бы состояла из непрерывно мельтешащего вихря потрескивающих монохромных искр. Наэлектризованное чёрно-бело-серое облако складывалось в человекоподобный силуэт. Завидев меня, существо повалилось на спину и, пятясь, поползло по земле прочь, явно напуганное мной куда больше, чем я — им.

Кто знает, злонамеренной была эта сущность или же безобидной, но в моём нынешнем состоянии, когда мой мозг тихонько стонал, погружаясь в сумрак, я не могла позволить себе проводить различия. И, видя, что существо упёрлось в земляной холмик, я попыталась попросить его о помощи. Нужные слова растерялись в сгущающемся тумане, и всё, что я смогла — это протянуть к нему руку. Попытаться разжечь искорку человечности в переливающихся, шипящих электричеством очертаниях.

В ответ на мой туманный призыв сущность со всех ног понеслась в чащу, едва не падая, и вскоре исчезла совсем. Глядя, как она убегает, я вдруг узрела крохотный тусклый маячок, что зажёгся в самом дальнем закутке моего медленно исчезающего сознания. Огонёк, который подстегнул мой гаснущий разум и повёл меня прочь из леса.

Сквозь деревья я увидела Вранглер. Он был совсем близко, и в то же время невероятно далеко.

Что-то случилось с моим зрением. Очертания машины то расплывались, то становились резче, но с каждой фокусировкой они оставались всё более и более размытыми, пока не превратились в пульсирующее тёмно-зелёное пятно на расплывчатом бесцветном фоне.

Один мой ботинок зацепился за другой, и это было моё последнее препятствие. Я рухнула на землю. Когда я попыталась встать, я поняла, что не смогу. В теле не осталось больше сил, и не было ни единого способа вновь поднять его на ноги.

Может, это всё было моё воображение, но я будто бы слышала размеренный шорох подлеска, как если бы что-то приближалось ко мне. Все мои чувства быстро начали угасать, оставляя меня наедине с холодом и тишиной.

Как бы то ни было, я до последнего видела тусклый огонёк — тонкую нить озарения, одну-единственную мысль, что я пыталась укрыть от всепоглощающей мглы.

Воспоминание, смутная открытка из прошлого. Отрывок из моего первого интервью с Робом Дж. Гатхардом.

То был день нашей первой встречи. День, когда он рассказывал мне о своём долгом, извилистом жизненном пути, о Японии, о Хиродзи, об Аокигахаре — и о том странном феномене, который пробудил в нём тягу к сверхъестественному. О том единственном случае, с которого и начался путь, что в итоге привёл его к игре в лево-право и этой поездке… О том самом моменте, из-за которого мы очутились здесь.

Роб (запись): Он вышел из-за деревьев и был похож на шум, как в телевизоре, только в форме человека. Ну, почти.

АШ (запись): Почти?

Роб (запись): У него не было руки.

Простите, что всё так затянулось. Последний месяц я был очень загружен. Но у меня есть отличная новость: вчера вечером мой самолёт наконец-то приземлился в Финиксе, штат Аризона.

Этот пост я печатаю из первого в моей жизни номера в американской гостинице. Вид из окна завораживает: тут вам и окружная больница, и местная тюрьма. Какая красота.

Если вы сейчас в Финиксе или у вас есть какая-нибудь информация, обязательно пишите.

Тьма сгущается, и я всё глубже и глубже увязаю в своём подсознании, до тех пор, пока не переношусь в место, не поддающееся описанию. Вокруг пустота, — безликая, бесцельная, вечная, — тонкая грань между жизнью и смертью.

Я чувствую, как угасаю и как едва ощутимой волной меня медленно, но неумолимо уносит прочь из мира живых.

Остаток ночи мелькает перед глазами мимолётными фотоснимками.

Моё тело оторвалось от земли, и руки и ноги бессильно обвисли. Кто-то понёс меня по лесу.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем откуда-то справа меня пронзило жжение. В этом состоянии до меня доходили лишь отголоски боли, но я могла сказать наверняка, что на самом деле она гораздо сильнее. Не в силах понять предназначение этого ощущения, я позволила ему ослабнуть, а затем вновь погрузилась в безмятежную тьму.

Когда мне наконец удалось открыть глаза, уже рассвело. У меня совершенно не было сил, и всё, что я могла делать — это пытаться что-нибудь разглядеть сквозь приоткрытые веки.

Я лежала на заднем сидении Вранглера, опираясь о кучу мягких вещей. Рядом кто-то стоял на коленях и настойчиво тряс меня за правое плечо. Я хотела было что-то сказать, но внезапно обнаружила, что мой голос превратился в шёпот, настолько тихий и слабый, будто его и вовсе нет.

АШ: Роб...

Услышав мой голос, фигура заворочалась и склонилась надо мной, всматриваясь в мои глаза, к которым начала возвращаться возможность фокусироваться.

Роб: Просто лежи, мисс Шарма. Я кое-как тебя подлатал, но нужно убедиться, что я сделал всё как надо.

АШ: Что... что с тобой случилось?

Роб: Дениз держала меня под прицелом, и я должен был притвориться мёртвым. Когда она ушла в лес, я взял аптечку и отошёл за деревья, чтобы немного подштопать свои раны. А потом я услышал дикий шум и пошёл посмотреть, что произошло... вот тогда-то я тебя и нашёл.

АШ: ....Двигатель работает?

Роб: Я хотел прогреть для тебя салон. Ты была в шоковом состоянии, и, раз аккумулятор больше не разряжается, я решил...

АШ: Нет, я имею в виду... как? Ведь ключи...

Роб: Ты реально думаешь, что я попёрся бы в такую даль без запасных ключей?

Роб выглядел почти оскорблённым. Я вспомнила всё, что мне удалось узнать об этом человеке в ходе нашей поездки, и поняла, почему он так отреагировал. Даже в таком плохом состоянии мне не удалось сдержать смешок, хотя он скорее походил на свистящее похрипывание, которое тут же растворилось в воздухе.

АШ: Ну, зная тебя, я, в общем-то, не удивлена. Думаю, Блюджей бы пригодилась эта информация прошлой ночью.

Роб: Ну, она не спрашивала.

АШ: Я рада, что ты жив, Роб.

Роб: И я рад, что ты жива. А лондонские ребята довольно крепкие!

Я обессилено уронила голову на мягкое кресло Вранглера.

АШ: Я из Бристоля, вообще-то.

Роб: Точно... да, конечно. Извини.

Роб попытался улыбнуться, но уголки его губ тут же опустились обратно.

Роб: Прости, Алиса! Боже, прости меня!

А затем Роб Гатхард разрыдался. Он раз за разом повторял “прости”, положив голову на моё левое плечо и обхватив меня за талию. Моя рука казалась невыносимо тяжёлой, словно из свинца, когда я гладила его по голове.

Пока Роб бился в бессловесной истерике, я попыталась оценить степень повреждения моей правой руки. Прошлой ночью я, в состоянии сильнейшего шока, не могла этого сделать, ведь всё было омрачено багряной дымкой сильной кровопотери и первобытного инстинкта, который заставил меня двигаться вперёд, не задавая лишних вопросов. Теперь же, когда всё закончилось и я наслаждалась приятным теплом Вранглера, я могла в полной мере оценить тяжесть своих ранений.

Всё, что было ниже моего правого локтя, исчезло.

Это было похоже на дурной сон. Моё плечо было практически целым, если не брать во внимание несколько чёрных кровоподтёков от недавнего падения, но почему-то оно обрывалось слишком быстро, оканчиваясь безобразной культёй. Саму рану от моих глаз укрывали свежие белые повязки.

Я совершенно не могла понять, что должна была чувствовать. На самом деле я не ощущала совершенно ничего.

АШ: Всё в порядке, Роб. Всё хорошо.

Роб: Я не... не хотел, чтобы всё так...

АШ: Я знаю... знаю.

Роб отодвинулся, всё ещё весь в слезах.

Роб: Я отвезу тебя домой, хорошо? Я найду место, где смогу развернуться, и мы отправимся домой.

По его глазам было видно, что настроен он решительно, и, честно говоря, я удивилась. Я до сих пор помню нашу устную договорённость при въезде в тоннель: Роб ни за что на свете не развернёт свою машину, пока мы не доедем до конца дороги. Я и подумать не могла, что он нарушит своё слово.

Я уверена, его предложение стало бы отличной возможностью оставить этот кошмар позади, сбежать от ужасов дороги до того, как она заберёт у меня ещё больше. Я помнила обратный путь. Я знала, что он приведёт меня к безопасности, к семье, к благословенному течению нормальной жизни. Однако коварный голос на задворках моего сознания шептал мне, что он не приведёт меня к ответам.

АШ: Если ты остаёшься в игре, я тоже.

Роб посмотрел на меня с горькой улыбкой. Я бы с радостью улыбнулась в ответ, если бы у меня оставалась хоть капля сил. В тот момент нас объединило мрачное осознание. Осознание, что после всего увиденного, после всего пережитого, мы всё равно хотим разгадать секреты дороги. Это решение показывает, что нами движет огромная сила воли, которая полностью затмевает наше желание выжить и воображаемые протесты наших близких.

Только совершенно сломленные люди могли принять такое решение.

Роб всё утро провел в подготовке Вранглера к дороге, давая мне возможность отдохнуть. Тот факт, что Роб вообще мог ходить, был сам по себе удивителен, не говоря уже о том, что он как ни в чём не бывало вёл свои ежедневные дела. Когда я почувствовала, что жизнь начала понемногу ко мне возвращаться, я задалась вопросом: возможно ли, что та мистическая сила, которая избавляла нас от потребности в пище и от нужды заправлять Вранглер, оказала небольшое влияние и на моё физическое состояние? Эта догадка должна была бы хоть слегка меня утешить, но вместо этого заставила почувствовать ещё большую беспомощность.

Примерно через час Роб вынес меня из машины, чтобы я могла подышать свежим воздухом у распахнутой двери. Передо мной предстали три невысоких холмика.

Над двумя из них стояли кресты, сооружённые из крепко связанных между собой узловатых веток. Над самой крайней, левой могилой, креста не было.

АШ: Та, что без креста. Это её могила?... Блюджей?

Роб: Не думаю, что она хотела бы себе крест.

АШ: Знаешь, она бы для тебя такого в жизни не сделала.

Роб: Что ж... в таком случае, ей повезло, что я не она… Я похоронил то, что смог собрать, но её нехило разнесло. Это её ребёнок так?

Роб подошёл к багажнику, чтобы убрать в него складную лопату. На секунду я подумала о том, чтобы оставить его вопрос без ответа.

АШ: Нет, не он... Это сделала я.

Роб тут же вернулся обратно ко мне. Он нахмурился, будучи в явном замешательстве.

АШ: Я спрятала заряд C-4 в своём рюкзаке. А когда она его отобрала, я... ну...

Я махнула в сторону могилы без креста. Роб посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни.

Роб: Откуда ты её...

АШ: Из машины твоего сына.

Я наблюдала, как мои слова достигают ушей Роба, а их значение — его разума. На его лице отобразился весь стыд этого проклятого откровения.

Исходя из его последующей реакции, я окончательно убедилась, что моя догадка верна.

С тех пор, как я узнала имя его сына, у нас не было возможности поговорить. Это была последняя часть пазла, решающая головоломку из череды загадочных и, казалось бы, совсем не связанных между собой открытий на дороге. В начале этой недели я бы, наверное, задумалась, стоит ли говорить с ним об этом, но теперь всё было иначе. Мы зашли так далеко и пережили так много, что, даже если Роб действительно вёз меня куда-то со злым умыслом, я всё равно была не в силах этого предотвратить.

Я приподняла ослабевшую руку, прося о помощи.

АШ: Думаю, настало время провести второе интервью.

После нескольких напряжённых секунд виноватого молчания Роб наконец кивнул и помог мне перебраться на пассажирское кресло.

Роб: Это была не военная взрывчатка, а промышленная.

Вранглер медленно ехал в окружении деревьев. Примерно полчаса мы ехали молча — я дала Робу возможность подобрать нужные слова.

АШ: Промышленная?

Роб: Ну, для контролируемых взрывов — для сноса ненужных зданий. Бобби был бизнесменом, у него была своя фирма.

АШ: Ты, должно быть, гордился им.

Роб: Да... да, он построил свой бизнес с нуля, без чьей-либо помощи. Визит в его офис — один из лучших моментов в моей жизни.

АШ: И... как он оказался здесь?

Роб на мгновение замолчал, поняв, что всё нужно рассказать по порядку.

Роб: Бобби был умным ребёнком… куда умнее меня. В пятнадцать лет он уже мог самостоятельно управлять фермой, но деревенская жизнь его не прельщала. Вместо этого он переехал в Финикс, получил высшее образование, а потом и стабильную работу.

АШ: Стабильную работу? Нетипично для Гатхардов.

Роб: Ха... ну, мы были не сильно похожи друг на друга. И далеко не всегда ладили. В то время я всё ещё работал курьером, постоянно менял место жительства. Как ты знаешь, я отправился в Японию и жил там какое-то время. А затем…

АШ: Аокигахара.

Роб: Именно. После этого всё изменилось. Я вернулся домой через пять лет с новыми интересами. Бобби не интересовали мои истории, но... его мать умерла, пока меня не было, и мы решили начать всё с чистого листа, чаще проводить время вместе, поэтому… он поехал со мной на северо-запад тихоокеанского побережья выслеживать снежного человека. Существо нам увидеть так и не удалось, но сыну очень понравилась походная атмосфера, поэтому он продолжил сопровождать меня в вылазках. А в скором времени он и сам стал организовывать подобные вылазки, собирая всевозможные слухи о странностях по всей стране.

АШ: Похоже, вы вдвоём отлично проводили время.

Роб: Так и было.

АШ: Погоди... так это Бобби нашёл пост с правилами игры?

Роб: Как-то раз он позвонил мне ни с того ни с сего. Это было примерно три года назад. Он рассказал, что нашёл набор правил для какой-то странной игры и мы просто обязаны в ней поучаствовать. Честно говоря, я уже решил, что дни наших совместных путешествий остались в прошлом: я возвратился в Алабаму, а он строил семью. Но тут — внезапный звонок с призывом как можно быстрее встретиться в Финиксе. Конечно же, я согласился.

АШ: А потом вы оба поняли, что игра реальна.

Роб: Бобби понял это, как только мы достигли туннеля. Он каждый день ходил этой дорогой и никакого туннеля там и в помине не было, но, тем не менее... Он сказал, это самая удивительная вещь из всего, что ему доводилось видеть. Целый год всё свое свободное время мы посвящали составлению карты. Дело продвигалось очень медленно, ведь мы заносили на карту каждый уголок, и в дороге то и дело поворачивали назад. Мы долго никак не могли решиться остаться ночевать на дороге — нас пугала мысль, что тоннель исчезнет или что-то такое...

Я поняла, что Роб заново переживает эти события в своей голове. Воспоминания почти заставили его улыбнуться.

Роб: Жена Бобби была прелестна. Добрая, словно ангел, и с хорошим чувством юмора. Она работала в его офисе. Бобби был старше неё на десять лет, но они были чудесной парой. Он делился с ней всем. И дорогой тоже. Фактически, как только Бобби более-менее разобрался с правилами, они начали вместе работать над картой… это был их небольшой мир.

После короткой паузы Роб нахмурился: приятные воспоминания стали превращаться в печальные.

Роб: Прошло пару месяцев, и Бобби стал всё реже выходить со мной на связь, но я знал, что так будет. А затем однажды ночью мне позвонили из больницы и сообщили, что мой мальчик попал в неотложку в Финиксе.

АШ: Он был в порядке?

Роб: Нет. Дела были плохи. Ноги переломаны, его лихорадило, он звал жену... Марджори. Полиция нашла её рюкзак в машине, но... самой её нигде не было.

АШ: Бобби потерял её на дороге.

Роб: Да, именно так.

АШ: Во вторую ночь, когда мы потеряли Эйса, ты сказал, что раньше дорога ещё никому не вредила.

Роб: Это была не ложь. Не дорога их сгубила.

АШ: ...Что ты имеешь в виду?

Роб: Они добрались до леса. До этого никто из нас не заезжал так далеко, но... в тот день они продвинулись немного дальше, чем обычно.

АШ: Почему?

Роб: Они ждали малыша. Марджори была на девятом месяце... из-за этого ей было не очень удобно продолжать заезды. Я думаю, они знали, что не смогут дальше исследовать дорогу. Тот раз был для них... последним рывком, я думаю.

АШ: Но вернулся только Бобби?

Роб: Они изучали лес до наступления сумерек. Тогда Бобби предложил развернуться назад... но Марджори не хотела. Он никогда мне не рассказывал, почему так вышло, никогда не рассказывал, что случилось. В конечном итоге Бобби оказался на больничной койке, а Марджори всё ещё находилась в лесу..

Роб на некоторое время прервался, чтобы собраться с мыслями. Деревья постепенно редели, солнечные лучи пробивались сквозь их верхушки. Похоже, мы подобрались к концу леса.

Роб: Чтобы полностью восстановиться, Бобби потребовался месяц. Он всё рвался разыскать свою жену. К тому же, он стал первым подозреваемым в её исчезновении. Думаю, ты сама понимаешь — едва встав с больничной койки, он сразу отправился на её поиски.

АШ: Но у него ничего не вышло.

Роб: Нет... нет, он её нашел. Просто... немного раньше, чем предполагалось.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять его слова.

АШ: Она была на тридцать четвёртом повороте.

Роб кивнул.

Роб: Это была уже не та женщина, которую он знал. Она стояла там весь день, бормоча что-то о дороге. Она даже не узнала Бобби. Я помню звонок от него в тот день. Его сердце было разбито. С тех самых пор он пытался навещать её каждый день, из разу в раз останавливаясь на этом повороте. Он кричал, умолял, приносил фотографии, подарки, но... она ни разу ему не ответила. Не знаю даже, действительно ли это была Марджори, но, что бы ни обитало на тридцать четвёртом повороте, оно теперь принадлежит дороге.

Роб: Часть Бобби тоже осталась на том повороте. Он больше не восхищался этой игрой, напротив, он считал её исчадием зла. Он решил, что этой игре нет места в нашей реальности.

Роб: Я звонил ему каждые несколько дней. Как-то раз он заявил, что ему уже лучше, и что он работает. Тогда я подумал, что он сможет вернуться к нормальной жизни… А потом он перестал брать трубку и три дня не отвечал на мои звонки. Я как раз был в Финиксе, и у меня был запасной ключ от его дома. Там я нашел записку. Он решил вернуть свою жену. Последняя попытка. Если его ждала неудача...

АШ: То он собирался обрушить тоннель.

Роб: Он хотел навсегда отрезать дорогу от нашего мира. Я пробовал играть в Финиксе, в Чикаго и еще в нескольких других местах, и тоннель был везде одинаковым. То есть, это единственный путь на дорогу. Я осмотрел гараж Бобби — коробка от телефона, повсюду гора электроники… я всё понял. Поэтому я запрыгнул в машину и поехал за ним.

Мы выехали из леса на длинную узкую дорогу. Она врезалась в стену из песчаника, вилась по возвышающейся череде гор и исчезала где-то вдалеке, среди острых вершин.

Роб: Я встретил его на подъезде к Джубилейшен. Он мчал обратно, как сумасшедший. Я понял, что он её не нашел... что он хочет закончить игру раз и навсегда.

АШ: Но ему это не удалось.

Роб: Я пытался с ним поговорить. Я перебрал все радиочастоты, я даже звонил на номер, найденный в гараже. Всё свелось к гонке назад, в Финикс. Он был быстрее, но я вёл лучше. После нескольких поворотов я его всё-таки догнал...

АШ: Ты сбил его с дороги?

Роб устремил взгляд на далёкие гряды и крепко сжал руль.

Роб: Сотовая связь не работает в тоннеле. И он это знал. Его план был прост: взорвать тоннель с одной из сторон — либо пока он по ту сторону, в нашем мире... либо пока он здесь.

АШ: Так кого ты пытался спасти? Себя или его?

Роб: Я пытался спасти дорогу... Кто бы что ни говорил, мисс Шарма, но эта дорога уводит нас от всего, что было нам известно. Эта дорога, она… вне нашей реальности. Возможно, это самая значительная черта, которую когда-либо переступала нога человека... она слишком ценна, чтобы её судьбой мог распоряжаться один человек.

Уже во второй раз за одно утро Роб не смог сдержать слёз. Они катились по его щекам, пока он продолжал.

Роб: Он пострадал сильнее, чем я ожидал. Поэтому он так быстро направился к тоннелю. Он хотел разрушить его, пока ещё мог.

Роб: Дорога забрала у него почти всё, а я отобрал и то немногое, что оставалось... Я лишил его надежды, лишил возможности покинуть этот мир так, как он того хотел. Мой бедный мальчик даже не разозлился... он просто спросил про Марджори. Спросил, зачем она это сделала, почему ушла. Я похоронил его там же и часто посещал это место, но... у меня так и не нашлось хорошего ответа. Тогда я начал продумывать следующую вылазку.

АШ: Значит, ты выложил его журнальные записи на форуме и притворился, будто сам нашёл их.

Роб: Я подумал, что так люди будут задавать меньше вопросов, вот и всё.

АШ: А как в твой сценарий вписались все мы? Для чего ты привёл сюда нас?

Роб: Мне кажется... я думал, что миру пора узнать. Не хотел, чтобы эта тайна ушла в могилу вместе со стариком. Богом клянусь, если бы я знал, что дорога... клянусь, я бы ни за что не привёл вас сюда.

На лице Роба отразился весь неописуемый стыд. Я не могла сказать, что он этого не заслужил. Несмотря на его намерения, несмотря на раскаяние, этот человек закрыл глаза на опасности, причинил столько боли близким; на дороге, секреты которой стали погибелью для многих людей, Роб утаил от нас самый страшный из них.

Впрочем, может, не самый.

АШ: Роб, это не ты привёл нас сюда.

Роб повернулся и вопросительно посмотрел на меня.

АШ: Вчера вечером я встретила кое-кого в лесу. Силуэт, как тот, что ты видел в Японии, “похожий на шум, как в телевизоре”… я думаю, это был ты, Роб. Я думаю, что видела тебя, и думаю, что все эти годы...

На самом деле, в том состоянии, в котором я находилась, выражать мысли о событиях прошлой ночи было за гранью моих возможностей. Я решила не напрягаться с подбором слов и просто приподняла обрубок руки и стала ждать, пока Роб сам соединит факты.

Через мгновение Вранглер затормозил.

Роб уставился прямо перед собой и впился в руль с такой силой, что его пальцы побелели. Я точно знала, что каждый квадратный сантиметр его серого вещества пытался обработать поступившую информацию. Если в этих тихих лесах я действительно дотянулась к молодому Робу Гатхарду сквозь десятилетия, то это в корне всё меняет. Извращённые повествования, ведущие к этому моменту, растущая одержимость Роба дорогой, трагическая судьба его сына — причиной всему этому был один-единственный момент. Более, чем за десять лет до моего появления на свет, я привела нас к пути, который так или иначе вёл к двери его дома.

Какой бы нелогичной ни казалась мне эта догадка, но эта встреча в лесу намекала на что-то глубокое и нечто заранее спланированное.

Роб на какое-то время вышел из машины, но только для того, чтобы снова сесть за руль, завести мотор и продолжить путь к песчаным горам в полной тишине. Нам было над чем подумать.

Следующие два часа мы ехали узкой горной дорогой. Над нашими головами нависала стена изогнутых скал. Когда мы перебрались через песчаные хребты, ландшафт совершенно изменился и перед нами предстал удивительный и захватывающий дух вид.

Вранглер пересёк скалы и оказался на пороге обширной сухой равнины — нам предстояло ехать по ярко-оранжевой пустоши, которая раскинулась настолько далеко, насколько хватало глаз. Я рассмотрела дорогу, которая пролегала извилистой тропинкой сквозь песок. В самом же центре этого, в общем-то, безликого пространства столпились монолитные сооружения из стекла и металла, возвышающиеся над землей и соединённые между собой паутиной длинных перпендикулярных улиц.

АШ: Город... на этой дороге есть целый город.

Роб смотрел вперед, не обращая внимания на эпическое величие городского пейзажа. Было понятно, что он всё ещё переваривает содержание нашего второго интервью. Я решила не отвлекать его от мыслей и дать время самому разобраться в своих чувствах.

Мы ещё примерно минут двадцать оставались на горе и лишь затем спустились на почву пустыни.

Пространство впереди нас было двухцветным: шафрановая пустыня и глубокое синее небо, разделённые тонким прямым горизонтом. Единственные объекты, которые пересекали эту изящную границу — огромные серые башни города, поднимающиеся из песка и пронизывающие небо.

Мы ехали по пустынной дороге, и по мере нашего приближения город становился всё внушительнее. Мне показался пугающим контраст, заметный при въезде в город — медь песка сменилась серостью, а палящий зной превратился в холод. Но, пожалуй, самым приметным из всего этого было то, что в городе практически не было слышно ни одного звука. Когда мы оказались на пустом, идеально чистом проезде, я осознала, что не слышу вообще ничего, кроме равномерного урчания мотора Вранглера.

АШ: Здесь тихо.

Роб: Меня устраивает.

АШ: Как думаешь, кто построил этот город?

Роб: Не знаю. Возможно, то, что привело нас сюда. Или, возможно, никто его и не строил... он просто есть.

Интересно, прав ли он? Трудно было представить, чтобы такое место существовало в каких-либо практических целях. Город показался мне каким-то неправильным, словно архитекторы, которые его сооружали, только слышали о городах лишь понаслышке. В нём было всё, что должно быть в настоящем городе: небоскрёбы, фонарные столбы, платформы для мытья окон... но не хватало “глубины”. Словно весь этот город был лишь пустой оболочкой, декорацией посреди пустыни.

Пока мы сворачивали с одной дороги на другую, я постаралась рассмотреть монолитные сооружения получше. Каждое из них высотой было не менее ста этажей. Глядя на все эти огромные окна, я задумалась — каково же жить в подобном месте?

На одном из первых этажей я нашла ответ на этот вопрос. У окна стоял молодой человек. Руку он прижимал к стеклу. На нём был тёмно-серый костюм и выглядел он так, словно находился в каком-то гипнотическом шоке. Его рот был открыт, руки дрожали, а немигающий взгляд был уставлен куда-то мимо нас.

Мои глаза с предельным вниманием изучали каждый ряд окон на стеклянном фасаде небоскрёба. Я наивно надеялась, что эти здания окажутся пустыми, что это место будет всего лишь огромным городом-призраком. После осознания, что это не так, каждая стеклянная панель воспринималась мной, как омут, угрожающе зловещий в своей глубине.

Спустя несколько секунд людей стало больше. Сначала их было не очень много, только несколько фигур тут и там. Они подходили к своим окнам и прижимались к стеклу. Однако их становилось всё больше — и так до тех пор, пока не осталось ни одного пустого окна. Наш Вранглер словно съёжился под пристальным взором бесчисленных наблюдателей. Все они были одеты в одинаковые тёмно-серые деловые костюмы и смотрели на нас, будто эмиссары большого трибунала. Они не смотрели вслед Вранглеру, но я была уверена, что они знали о нашем присутствии.

АШ: Роб. Роб, там...

Роб: Я вижу их.

Роб надавил на газ и мы оставили позади тысячи молчаливых созерцателей. Когда мы миновали последний ряд окон, я обернулась назад в надежде увидеть, как фигуры исчезают во тьме своих жилищ. Но вместо этого я увидела коллективный припадок. Их рты исказились в беззвучном крике, а кулаки принялись барабанить по толще стекла.

Я окинула взглядом здания, к которым мы только-только подъезжали. Фигуры уже были на своих постах, и с каждым мгновением они становились всё беспокойней.

АШ: Роб, нам нужно ехать быстрее.

Роб: Я пытаюсь.

Вранглер взревел с новой силой, когда нога Роба вдавила педаль газа до предела. Нас бросало из поворота в поворот, а Роб попутно сканировал пролетающие мимо нас улицы на предмет скрытых закоулков и проездов.

Первые осколки стекла упали на асфальт. Пока я наблюдала за тем, как битое стекло рассекает воздух, мне стало понятно, что тишина, стоящая в этом городе, сохранялась не только благодаря отсутствию жизни на улицах. Волна разбитых стёкол совершенно беззвучно упала на землю.

Ничто в этом городе не издаёт звука. Ничто, кроме нас.

Двигатель Вранглера никогда ещё не ревел так громко.

Подняв взгляд, я увидела сотни рук, что сжимали разбитые оконные рамы и, не в силах обернуться, смотрела, как тысячи ног, обутых в лакированные чёрные туфли, переступали через эти же рамы. Серые, мрачные фигуры плотным потоком понеслись со всех этажей.

Первая волна человеческих тел ударилась о землю. На них падали другие, образовывая настоящий клубок из спутанных человеческих конечностей, отчаянно пытающихся друг от друга отделиться. Складывалось впечатление, что эти люди, как и жители Джубилейшен и все остальные, встреченные нами на этой дороге, абсолютно неуязвимы к физическим повреждениям. Те из них, что приземлились на ноги, сразу же повернулись в нашу сторону и устремились за Вранглером. Остальной же извивающейся массе не понадобилось много времени, чтобы высвободиться и присоединиться к безумной давке и отчаянным, но совершенно беззвучным крикам.

Даже в разгар бешеной погони, когда из каждого здания, которое мы проезжали, нас обдавало ливнем из битого стекла, мир вокруг оставался безмолвным; эта отвратительная тишина делала происходящее вокруг безумие ещё более непостижимым.

Роб свернул за угол, уходя на открытую длинную улицу. Дорога перед нами была окружена такими же небоскрёбами, которым не было конца. Пока мы мчались к большому перекрёстку, беспрерывно растущая и не выдающая никаких признаков усталости толпа ворвалась на улицу позади нас, идеально вписавшись в поворот.

Через доли секунды меня пронзила внезапная мысль. Эта мысль разительно отличалась от всех остальных — это было не простое предчувствие, а какая-то более дальновидная смесь интуиции и дежавю, как будто действия, которые мы должны предпринять, чтобы выбраться из этой западни, были для нас очевидными.

Я заставила себя говорить громче.

АШ: Роб. Нам нужно что-то оставить позади... что-то громкое.

Роб: Что ты там удумала?

АШ: Просто… просто доверься мне, хорошо? У нас ещё достаточно взрывчатки, ты бы мог...

Роб: Нет, у нас нет детонатора. А собирать новый нет времени.

Роб поднял глаза на зеркало заднего вида и сразу же уставился обратно на дорогу. Я практически слышала, как в его мозгу вращались шестерёнки.

Роб: Это наша последняя взрывчатка. Сможешь вести машину?

АШ: Сейчас проверим.

Машина молнией летела по шоссе; я неуклюже перехватила руль, пересаживаясь и давя на газ. Роб перелез на заднее сидение Вранглера. В моём ослабленном состоянии малейшая неровность на дороге сотрясала меня с тройной силой. Мне приходилось снимать единственную оставшуюся руку с руля и перебрасывать её на рукоятку переключателя. Получалось неуклюже и немного комично. Мои израненные конечности двигались исключительно благодаря силе воли и адреналину. Каждая секунда была битвой за сохранение контроля над автомобилем.

Окна впереди тоже начали рушиться. Вранглер ревел на всю округу, и город словно слышал наше приближение. С заднего сиденья доносился резкий скрип клейкой ленты, шум от разрыва ткани и лязг багажа. Я не понимала, что там происходит, но мне жутко хотелось верить в то, что у Роба есть план.

Я услышала, как задняя дверь распахнулась — как раз перед тем, как мы доехали до очередного перекрёстка. Дальше послышался металлический скрежет по полу машины и сдавленный хрип, с которым Роб что-то выбросил на дорогу.

На перекрёстке я резко ушла вправо и почувствовала, как сердце ухнуло в пятки. Нас догнали. Окна перед нами уже были разбиты, двери выломаны, а отчаянные жители этого здания медленно, но уверенно направлялись к нам, блокируя наш единственный путь к спасению.

Я резко ударила ногой по тормозу, Вранглер остановился, как вкопанный, и двигатель заглох. Улицы были переполнены людьми. Они окружили нас со всех сторон. Я с ужасом повернулась к Робу, наши взгляды встретились, и в его глазах я увидела полное отчаяние.

Волна взрыва сотрясла воздух где-то позади. Я посмотрела в заднее окно, чтобы получше разглядеть разорванную канистру из-под бесполезного для нас бензина. Куски канистры раскидало по дороге, а её содержимое расплескалось по асфальту и вовсю полыхало. Теперь, когда шум двигателя больше не нарушал тишины города, дневной воздух заполнило эхо от взрыва и рёв танцующего пламени.

Траектория безумной толпы мгновенно изменилась: молчаливый Вранглер их больше не интересовал, они сосредоточились на тлеющем пламени. Люди проносились мимо нас, барахтаясь в луже пролитого бензина, окуная руки прямо в пламя, безнадёжно стараясь ухватить огонь.

Осторожно, стараясь не издать ни единого звука, я выбралась из кабины водителя и села к Робу на заднее сидение.

Сбитый с толку, он тихо прошептал мне:

Роб: Почему мы перестали их интересовать? Чем они вообще занимаются?

АШ: ...Это звук. Им нужен звук.

Я не могла объяснить, почему, но я была совершенно уверена, что это было именно так. Канистра скрипела, пока обитатели города растаскивали её на кусочки и лихорадочно их обследовали. С каждой секундой огня становилось всё меньше, и толпа утихала. Они будто теряли что-то драгоценное.

АШ: Они не понимают, что такое звук. Они могут растащить его источник на кусочки, но так и не смогут понять... а затем всё утихнет.

Роб: Откуда ты знаешь?

АШ: Я не знаю, я просто... просто чувствую, что это так.

Роб: Что ж, уверен, нас они бы тоже с радостью “растащили на кусочки”. Нам повезло.

АШ: Ха, да... офигеть как повезло.

Когда огонь сожрал последние капли бензина и погас, горожане остались на улицах. Отчаяние толпы, лишённой своей мимолётной целеустремлённости, награда за которую растворилась в воздухе, переросло в безмолвное уныние. Я наблюдала за тем, как мимо пролетают бесчисленные опечаленные лица. Их бесцельные скитания превратились в море одиночества, в серый океан, заполнивший весь город.

Наш Вранглер теперь словно покачивался на этих серых волнах. Было понятно, что любая попытка снова завести мотор снова обрушила бы на нас целый город, возродив их бесполезную надежду, которая вынудила бы их растерзать автомобиль и нас вместе с ним.

Обозримое будущее отнюдь не казалось радужным.

Роб: Только не волнуйся, хорошо?

АШ: Роб, я не думаю, что они уйдут.

Роб: Они уйдут.

АШ: Хорошо... а дальше что? Они всё ещё будут со всех сторон.

Роб: Эй, мы с тобой не дураки. Что-нибудь да придумаем.

Я села рядом с Робом и прислонилась к стене салона. В этой жуткой всеобъемлющей тишине нам ничего не оставалось, кроме как терпеливо ждать перемен. Мы следили за фигурами больше часа, и единственным изменением было возвращение жжения в моей отсутствующей руке.

АШ: Моя, эм... моя рука болит. Как это возможно...

Роб: Не волнуйся, это, эм… это фантомные боли. Ты ведь что-то чувствуешь? Как будто у тебя там что-то есть? Много людей чувствуют подобное после ампутации. Сейчас....

Роб достал из своей аптечки небольшой синий пузырёк с таблетками и вытряхнул из него две пилюли.

Роб: Тебе они понадобятся. От боли.

На мгновение я уставилась на таблетки и лишь затем взяла их с его ладони. Роб протянул мне свою флягу, и я запила лекарство двумя короткими глотками.

АШ: А ты знаком с ампутацией.

Роб: ...Ближе, чем ты думаешь.

Я удивлённо нахмурилась. Несмотря на то, что моё замечание было лишь мимолётной колкостью, ответ Роба звучал на удивление искренне. Я не сразу поняла, почему.

АШ: Я забыла... ты же служил. Ты почти ничего об этом не рассказывал.

Роб: Но я много размышлял об этом. Кучка незнакомцев собирается под надуманным предлогом, ведь какой-то старый пердун сказал, что у нас есть великое предназначение. Забавно, как история повторяется. Помню, он тоже ездил на джипе.

АШ: Роб… я же говорила, не ты привел нас сюда.

Роб: Это ничего не меняет. Не меняет того, что я сделал ... с тобой, с Бобби, со всеми остальными. Возможно, ты и была там в лесу, но я был тем, кто всё это начал, тем, кто больше всех хотел узнать, что же в конце дороги.

АШ: Как думаешь, что там?

Роб: Я начинаю думать, что мне не суждено этого узнать. Я так долго переезжал с места на место и смотрел на то, как другие пускают корни. Насколько я могу судить, конец дороги там, где ты сам решаешь остановиться.

Я положила голову на плечо Роба. Он нежно обнял меня. Вскоре обезболивающее начало действовать, незаметно обволакивая моё и без того ослабленное тело. Боль утихла, притупившись вместе с остальными чувствами. Солнце всё ещё ярко светило сквозь лобовое стекло, а мои веки потяжелели и начали опускаться.

Я наблюдала за силуэтами, мелькающими за окном, но держать глаза открытыми становилось всё тяжелее.

АШ: Я не хочу, чтобы всё закончилось так.

Роб: Я знаю, мисс Шарма, знаю.

Последнее, что я увидела перед тем, как погрузиться в сон без сновидений, — это рука Роба Гатхарда, тянущаяся к ружью.

Когда я снова открыла глаза, солнце уже клонилось за горизонт.

Меня переложили. Когда ко мне начало понемногу возвращаться зрение, я поняла, что всё ещё нахожусь во Вранглере. Моя голова лежала на куче свежей одежды, меня укрывал мягкий походный плед.

Я приподняла голову и осмотрелась — Роба нигде не было. На секунду забыв о том, что творилось снаружи, я хотела было позвать его. Но слова застряли в моем горле, когда мимо окна проплыла волочащаяся фигура, отчаянно протягивающая вперёд руки.

Вспомнив об осторожности, я сдвинула одеяло в сторону и медленно двинулась к передним креслам. Там было так же пусто, за исключением небольшого клочка бумаги, вырванного из моего ежедневника. Он лежал на сиденьи водителя, сложенный так, чтобы что-то под собой скрыть. Развернув листок, я увидела свои наушники и пять аккуратно выведенных слов:

«Первый канал для всех машин».

Дрожащей рукой я положила записку на приборную панель и медленно перебралась на место водителя. К горлу подкатился ком. Я подсоединила наушники к радиоприёмнику, сделала один дрожащий вдох и нажала на кнопку с цифрой 1.

АШ: Роб?

Роб: Мне... мне жаль, мисс Шарма.

АШ: Роб, где ты?

Роб: Немного ниже по дороге. Выбрался на одну из крыш. Знаешь, я ведь всегда ненавидел города, но, если смотреть сверху, вид действительно чудесный.

АШ: Вернись, Роб. Вернись... пожалуйста.

Роб: Я бы хотел вернуться. Правда. Но мы оба знаем, что они не уйдут. А тебе нужна машина, чтобы добраться туда, куда нужно, так что... лучшее, что я могу сделать, — это пошуметь тут немного и убрать их с твоего пути.

Я положила голову на руль.

АШ: Без тебя у меня ничего не получится.

Роб: Я не думаю, что это правда, мисс Шарма. Что бы ни было на этой дороге ... оно хочет, чтобы ты проделала весь путь. Всё, что я должен был сделать — это привести тебя сюда. Ты не обязана меня слушать. Ты можешь развернуться и поехать домой… но, так или иначе, выбраться удастся только одному из нас. Поэтому остаётся ответить лишь на один вопрос… в какую сторону ты поедешь?

АШ: Так... ты впереди или позади меня?

Роб: Я могу быть где угодно. Это твой выбор, мисс Шарма.

После слов Роба я снова погрузилась в тишину, но не от трудности выбора, а от стыда за то, что он был настолько очевиден. Он был очевиден с того момента, как я села во Вранглер, и моя решительность лишь крепчала с каждым происшествием. Всю жизнь я горела желанием узнать, постичь, раскрыть истину, но я и подумать не могла, что это желание во мне столь сильно, что оно останется со мной, даже когда всё и все остальные меня покинут.

Я посмотрела в зеркало заднего вида, словно впервые увидев себя, и призналась себе, что напугана.

АШ: Роб, оставайся на месте.

Роб: Ха... хорошо, мисс Шарма... ты готова?

АШ: Да. Я готова.

Роб: Хорошо, тогда... похоже, пришло время этой штуке сделать хоть что-то толковое.

Выстрел прорезал радиоэфир, и через мгновение слабое глухое эхо прокатилось по тихому городскому воздуху. Эффект был моментальным. Коллективная тоска обитателей города тут же сменилась вновь приобретённой решительностью. Разбросанная толпа вновь превратилась в организованную орду, которая понеслась мимо Вранглера в сторону источника шума.

Роб: Они идут?

Когда последние фигуры скрылись за моей спиной, я погладила руль и потянулась к ключу зажигания.

АШ: Да... да, они уже в пути.

Роб: Хорошо, тогда... чего ты ждёшь?

С решительным поворотом ключа к Вранглеру возвращается жизнь. Колёса стучат по асфальту, неся меня по улицам города. Отъезжая от перекрестка, я заметила, как несколько фигур устремились вслед за мной.

Роб снова сделал выстрел из винтовки, удерживая на себе внимание большинства. Отставшие фигуры постепенно исчезли в зеркале заднего вида, уступив Вранглеру в скорости.

Я свернула налево, затем направо, затем снова налево, и уже через несколько минут я оказалась на последнем отрезке дороги, который выводил меня обратно в бескрайнюю пустыню.

Роб: Выбралась?

АШ: Выбралась.

Роб: Хорошо. Это хорошо. Мисс Шарма, если... если ты найдёшь там Марджори, если у тебя будет возможность сообщить мне... это больше, чем я заслуживаю, но...

АШ: Конечно... конечно, я это сделаю.

Роб: Спасибо. Ладно, они вот-вот будут здесь, так что... на какое-то время я отключусь. Если я выйду на связь, ты поймёшь, что я выбрался, если же нет... просто думай, что я выбрался, хорошо?

АШ: Пожалуйста, обещай мне, что ты будешь в порядке, Роб.

Роб: Это была настоящая честь — ехать с тобой, мисс Шарма.

Звук финального выстрела раздался по радио, его эхо заглушилось ревущим двигателем Вранглера. Мир вокруг изменился, как только я вырвалась из города на пустынную дорогу.

Впереди могло случиться что угодно, но, растворяясь в просторах пустыни, я могла думать лишь о том, что оставила позади. У Роба Дж. Гатхарда были свои недостатки: шрамы от потерь, фанатичная одержимость и благие намерения, которые зачастую приводили к ещё большим потерям и и разбитым сердцам.

Когда слёзы покатились по моим щекам, я решила, что нужно запомнить его по-другому: как ценного друга, как хорошего человека, и, самое главное, — как отличный сюжет. И не важно, как его рассказывать.

Ну, в общем-то... вот мы и добрались до конца.

Я хочу кое в чём признаться. Когда я разместил первую запись, сидя в своей спальне в Лондоне, я и подумать не мог, что всё зайдёт так далеко. Да и с чего бы это произошло? Ведь я даже не был завсегдатаем этого сайта, как не был специалистом по всей паранормальщине. Я был простым парнем, который просто скучал по близкой подруге и искал поддержки на просторах интернета.

Сказать, что я был не прав — ничего не сказать.

За последние пару месяцев невероятные советы, которые я получил от наших форумчан и удивительные сведения, которыми они со мной поделились, открыли для меня целый мир возможностей. Я хочу поблагодарить всех за то, что я именно там, где сейчас нахожусь — в арендованном автомобиле на тихой улочке в Финиксе, штат Аризона. Я готов выложить на ваш суд последние записи Алисы.

Простите, что сегодня я затянул своё приветствие больше обычного. Вы можете пропустить мою часть, если вам хочется поскорее прочесть записи. В противном случае считайте мои слова прологом к эпилогу.

Здесь, в Финиксе, ещё очень рано, и на улицах нет ни единой живой души. Мне тоже следовало бы лежать в кровати своего номера и сладко спать вместо того, чтобы тратить бензин на бесцельные скитания по городу. Однако этот ритуал помогает мне сосредоточиться, а с недавних пор, благодаря одной любезной девушке из местного бара, мне есть над чем поразмыслить.

Она написала мне в личные сообщения на форуме. Мы встретились с ней сегодня вечером и я сразу понял, что эта девушка серьёзно подошла к изучению игры. Она даже отметила на карте все магазины зеркал в Финиксе в попытках наиболее точно восстановить маршрут Алисы от 7 февраля 2017 года.

Мы засиделись допоздна, обсуждая игру, Алису и жизнь в целом. Когда пришло время закрывать бар, она вручила мне распечатку наиболее вероятного маршрута, на которой были обозначены все ключевые места. Перед тем, как попрощаться, она задала мне два вопроса. Один из них меня удручил, а второй стал спонсором моего ночного променада по улицам Финикса до трёх часов ночи.

Вопрос первый: “Ты уверен, что она хочет, чтобы её нашли?”

Я уже получал подобные вопросы от некоторых из вас. Особенно много их было после публикации девятой части. В комментариях люди строчили, что Алиса уже приняла окончательное решение, оставив Роба в безмолвном городе и что я пытаюсь отыскать человека, которому это не нужно.

Так вот, хотел бы воспользоваться моментом и ответить тем, кто так считает. Точно так же я ответил и девушке этим вечером. Вы должны понять: Алиса, которую я знал, никогда бы такого не сделала. Она собиралась вернуться, — обещала. Не хочу сейчас тратить ваше время на свои догадки и теории, но мы с вами уже знаем, как дорога может менять людей, как она играет с их разумами, как она увлекает их, лишая здравого смысла. Я понимаю, почему вы задаёте подобные вопросы, но если это всё, чем вы можете помочь, то лучше поищите другой способ.

Второй вопрос был не слишком конкретным: “Что ты собираешься делать?”

Вы, ребята, тоже спрашивали об этом, но я впервые услышал этот вопрос лично. Благодаря неловкой тишине, которая последовала за ним, нам обоим стало предельно ясно, что ответа на этот вопрос у меня пока нет.

Я решил покататься по городу и поразмыслить над ним... всю ночь я провёл в машине.

Около часа я бесцельно колесил по ночному городу и вдруг понял, что нахожусь совсем рядом с одной из отмеченных на распечатке точек. Это был переулок, где Алиса въехала в тоннель.

Повернув на боковую улицу сразу после большого перекрёстка, я почувствовал мимолётное облегчение, не увидев никаких признаков тоннеля. Часть меня, которая до последнего надеялась, что игра в лево-право — сплошная чушь, была рада отсутствию доказательств. Но моё облегчение было лишь кратковременным: я быстро понял, что тоннель в любом случае не показал бы себя, ведь даже если игра была реальной, я не придерживался её правил.

Тем не менее, место было похоже на то, которое Алиса описывала в своих заметках и, поскольку я совсем не чувствовал усталости, я решил вернуться в начало пути, на улицу Роба Гатхарда.

Должен признать, в тот момент я не слишком хорошо соображал, пребывая в тумане рассеянности и ощущая утомление из-за смены часовых поясов, и потому я довольно долго — дольше, чем хочется признавать — ехал, наивно полагая, что я не в игре. Я думал так потому, что ехал в противоположном направлении и начал свой путь с поворота направо, в то время как в правилах достаточно чётко говорится, что игра начинается с поворота налево. Конечно же, как вы бы уже догадались, будучи на моём месте, это вовсе не значило, что я не играю. Игра просто началась одним поворотом позже.

Из нас двоих умной всегда была Алиса.

Из-за этого дурацкого упущения я не высматривал женщину в сером и проехал мимо угла, на котором она должна была появиться. Конечно, на этот раз там не было магазина с зеркалами, ведь он был бы на тридцать четвёртом повороте только в том случае, если бы я ехал в другую сторону. Если честно, я даже не мог сказать, на какой именно из десятков улиц был этот поворот. Однако, как ни странно, вспоминая свой путь, я не думаю, что упустил бы женщину из виду. Улицы пустовали, так что любые прохожие бросались в глаза. Я знаю, что стоило вглядываться получше, но, если вы спросите, но я правда не думаю, что она вообще была там.

Когда эта мысль пришла ко мне, я снова почувствовал слабую надежду на то, что я заблуждаюсь, и это всего лишь хорошо продуманный, извращённый розыгрыш.

Вскоре я проехал мимо старого магазина зеркал и тридцать четыре поворота спустя оказался на той самой улице, с которой Алиса начала свою дорогу. Это был городской квартал, жители которого уже давно крепко спали. С того момента, как я понял, что играю, я всё меньше думал о дороге, по которой ехал, больше волнуясь о той, что ждала меня за перекрёстком. Ради Алисы я отправился на другой конец света, но у меня никогда не было неопровержимых доказательств существования игры в лево-право. Я понимал, что если всё это чушь, следующий поворот приведёт меня к самой обычной улице.

С комом в горле я медленно ехал к повороту. Чем ближе я подбирался, тем больше надеялся на то, что игра окажется выдумкой. Пусть это будет дурацкой шуткой, пусть записи будут поддельными... пусть Алиса будет где угодно, но только не на этой дороге.

Я свернул за угол по широкой дуге и припарковался в самом центре перекрёстка. Да, это была совершенно обычная улица: аккуратно припаркованные машины, ухоженные лужайки и прямоугольные окна. Посреди всего этого я увидел глубокий, слабо освещённый тоннель, который врезался в улицу и резко контрастировал со своим окружением. Дорога уходила к нему и терялась в его темноте.

В глубине души я всегда знал, что всё это правда.

Мрачное доказательство реальности игры воскресило вопрос, заданный мне накануне, словно он эхом отразился от стен тоннеля. Однако после целой ночи за рулём, после двух месяцев поисков у меня всё ещё не было ответа.

В конце концов я просто оставил двигатель включённым, как будто его отключение означало мою капитуляцию, и решил напечатать заметки, которые вы сейчас читаете. Я подумал, что записи помогут мне прояснить собственные мысли и станут либо моей прощальной запиской, либо запиской с извинениями за то, что у меня не хватило смелости на то, чтобы отыскать Алису.

Ну а сейчас... я всё ещё здесь... всё ещё не могу определиться, всё ещё печатаю, всё ещё сижу в арендованном автомобиле на тихой улице в Финиксе, штат Аризона.

Хотя, возможно, на улице не так тихо, как я думал.

Я только что оглянулся на предыдущую дорогу, с которой Алиса начинала игру. Печатая этот абзац, я отчётливо вижу фигуру, стоящую на тротуаре рядом с одним из домов. Теперь это не женщина в сером.

Хотя на улице ещё слишком темно и почти ничего не видно, я точно могу сказать, что это коренастый мужчина почтенного возраста. На суровые черты его обветренного лица падает тусклый свет луны. Я никогда не видел его раньше, но он поразительно похож на другого человека, человека, подробно описанного в заметках Алисы.

Он молча смотрит на меня сквозь окно моей всё ещё заведённой машины.

Интересно, сможет ли он помочь?

Когда-то игра в лево-право была всего лишь девятистраничным документом в жёлтом конверте на моём столе.

Я помню, как читала его во время обеденного перерыва.

Помню, как смешно мне было.

Документ попал в редакцию с ранней почтой и обошёл весь офис. Все восприняли его как некачественную и бесперспективную попытку создать сенсацию. Эту историю было легко не пропустить в печать — уж слишком она была похожа на бессвязные рассказы о призраках или НЛО, которые бесконечным потоком сыпались в почтовые ящики редакции. Обречённый на дурную славу документ в итоге перекочевал и ко мне на стол, который был всего лишь пит-стопом на пути к куче отказов.

Однако я почему-то так и не выбросила этот жёлтый конверт. После нескольких месяцев отсутствия пригодного для публикации материала я безо всяких угрызений совести залезла в кучу списанных документов и вновь вытащила из неё конверт с правилами. Я бросила письмо в сумку к его отверженным собратьям и отправилась в кофейню, чтобы почитать его в тихой и комфортной обстановке.

Где-то на третьей странице, между описанием правил игры и списком требуемых навыков, на моем лице начала появляться улыбка.

Редакция была абсолютно не права в своём мнении. Это не были бредни параноика или попытка привлечь внимание “сенсацией”. На потрёпанных страницах читались проблески страстной увлечённости. Неподдельная эксцентричность, невероятная старательность и несомненная уверенность автора в своих словах не позволили мне оторваться от записи. Перевернув последнюю страницу очаровывающей и неожиданно хорошо написанной заявки Роба Гатхарда, я поняла, что это история, которую я хочу рассказать всему миру.

В тот же день я влетела в редакцию, готовая работать и творить чудеса. Коллеги не совсем поняли, что такого я увидела в этой истории, но я была настроена во что бы то ни стало их переубедить. Я пообещала, что у этой истории будет неповторимый характер и красочный слог, дающий пищу для размышлений, и что я не потрачу на её изложение много времени.

С того момента прошло двенадцать дней. С тех пор, как я села во Вранглер в Финиксе, штат Аризона — десять. С тех пор, как я сама села за руль, оставив Роба в вечно тихом городе — пять. В последнее время я не так часто обновляла записи, за исключением тех заметок, которые делаю для личной пользы. Честно говоря, когда я закончила описывать случившееся в городе, мной овладело ощущение, что вести записи бессмысленно. Не осталось ни одного человека, которому я могла бы их отдать, не осталось друзей, которые бы их вычитали, не осталось редактора, которому я должна была сдать работу. Мне казалось, что больше нет смысла продолжать повествование в прежнем формате.

В какой-то степени я до сих пор так и думаю. Только из-за ряда исключительных обстоятельств я всё же решила составить полный отчёт о произошедшем.

В чьи бы руки ни попал мой дневник, я хочу поблагодарить вас за то, что вы его читаете.

Уверена, это — моя последняя запись.

Из-за горизонта показался месяц. Это самый тихий вечер в моей жизни.

Воздух прохладный и спокойный, и мой Вранглер мягко разрезал его, спускаясь по полосе ровного асфальта. Вокруг царило спокойствие и невозмутимость: ни единого облачка на небе, ни единого порыва ветра, ни единой колыхающейся травинки на тёмно-зелёных просторах по обе стороны дороги.

Но даже в такую спокойную ночь я не могла не чувствовать, что я как никогда далеко от дома. Безмолвный город был точкой невозврата. До того, как мы добрались до этих громадных монолитов, пейзажи ещё были похожи на знакомый мне мир. Не считая нескольких очевидных исключений, наше окружение в целом не отличалось от реальности. Теперь же всё изменилось. Всё вокруг Вранглера кричало о том, что я нахожусь не в своём мире, и непривычные аспекты этого нового мира часто бросались мне в глаза, заполняя тихую ночь чувством удивления и сбивая меня с толку.

Несколько дней назад луна начала трескаться, как старое фарфоровое блюдо. Сначала я не заметила этого, так как мои глаза были прикованы к дороге, пока луна маячила над машиной, потихоньку разделяясь на три ребристых осколка. Теперь же было видно, что пустое пространство между каждым фрагментом значительно увеличилось. Сосредоточив свой взгляд на небе, я почти могла видеть, как части луны отдаляются медленно друг от друга, следуя бесконечным и одиноким траекториям в пустынном космосе, на фоне чужих созвездий.

Сами звёзды простирались дальше, чем должны. Ночное небо уходило за горизонт и продолжалось под ним, окутывая травянистый берег. Дорога и узкие равнины с обеих сторон были словно подвешены посреди огромной пропасти, прямо посреди открытого космоса.

По крайней мере, так мне казалось сначала. Прошло совсем немного времени прежде чем я заметила, что на небе уже две разбитых луны: над и подо мной. Пара идентичных и синхронных в своём движении спутников. Тогда я поняла: подо мной нет звезд. Я просто смотрела на ровную зеркальную поверхность, которая идеально отражала небо.

Я ехала по необычайно тихому озеру. С тех пор, как прошлой ночью я покинула берег, я не видела ни волн, ни ряби на его глади. Озеро, без сомнений, занимало огромное пространство, простираясь во всех направлениях. Я не знала, насколько далеко простиралось это зеркальное озеро, но интуиция подсказывала мне, что я скорее достигла бы самих звёзд, прежде чем смогла бы ступить на противоположный берег.

Я наклонилась, чтобы переключить скорость. Поначалу водить Вранглер было страшно, но после первых двух дней мне удалось приспособиться. Старый шарф, плотно обёрнутый вокруг руля, стал временной рукой, позволяя мне вписываться в повороты. У меня не нашлось такого же хорошего решения для переключения передач, но я быстро приноровилась. Если дорога меня чему-нибудь и научила, так это тому, что изящество - первая жертва на пути к выживанию. Способность адаптироваться, пускай и неуклюже, всегда побеждает.

Через несколько минут Вранглер подъехал к островку земли, окружённому тёмными водами. Где-то он вдалеке он резко обрывался и исчезал в пучину озера. Однако дорога, разумеется, продолжалась. Она была единственным, что уходило за край озера. По обе стороны от машины зияла пустота, а впереди — только узкий мост из идеально ровного асфальта, слегка приподнятый над грязью и камнями.

Я притормозила, и машина остановилась посреди острова. Впервые за несколько дней я открыла дверцу машины и вышла наружу. Скучный стук асфальта сменился едва уловимым шорохом, когда я направилась к берегу озера.

На побережье был виден объект, почти полностью укрытый густой травой. Удивительно, что мне удалось рассмотреть его с дороги — возможно, благодаря тому, что он выбивался из однородного ландшафта.

Приблизившись к водной глади, я догадалась, что это. Это была человеческая рука, которая тянулась из воды к берегу. Я опустилась на колени, чтобы рассмотреть её получше. Пальцы всё ещё прочно впивались в почву. Маникюр облупился, а сами ногти были сломаны. Мертвенно-бледная кожа скрывалась под толстым краем шерстяного рукава. Там, где серый рукав окунался в озеро, вода впитывалась в ткань, окрашивая её в чёрный.

С печальным вздохом я поднялась с колен и склонилась над водой. Тело Марджори Гатхард покоилось на дне озера, а её широко распахнутые глаза всё ещё смотрели куда-то ввысь. Она почти идеально сохранилась. За исключением вздутой бледно-серой кожи. Марджори выглядела точно так же, как женщина с тридцать четвёртого поворота, которая пыталась отговорить меня от продолжения путешествия по дороге и говорила об озере, желавшем испить из её ран.

Судя по всему, её слова не были полностью лишены смысла. Было очевидно, что тело несчастной девушки обескровлено. Единственным доказательством того, что в венах Марджори когда-то текла кровь, было лишь большое тёмное пятно на затертой блузке.

Виновник не заставил себя ждать.

Из глубин озера был слышен несмолкающий шёпот. Достигнув моих ушей, он запустил свои корни глубоко в мой разум и взрываясь вихрем невероятно заманчивых обещаний. Шёпот сулил избавление от фантомных болей и полное восстановление руки, причём даже более сильной, чем до её утраты. Кроме этого, озеро показало мне частичку своего необъятного размаха. Его самые дальние берега достигали самых разных миров, его самая глубокая точка лежала ниже всего мироздания. Мне предложили познать каждое лье, каждую морскую милю, каждый непостижимый берег.

Я опустила руку в озеро, пока шёпот всё настойчивее соблазнял меня обещаниями. Через мгновение я уже крепко сжимала ладонь Марджори и, упираясь пятками в землю, тащила её на сушу. Вода пошла рябью, когда я медленно тащила безжизненное тело на берег.

По мере того, как я отдалялась от озера, шёпот в моей голове становился всё громче и яростнее.

Обещания голоса были невероятно соблазнительными. Однако после того, как я увидела последствия этих обещаний, я заметила на лице Марджори невыразимую обиду. Я поняла, что каждое слово этого шёпота — ложь, чувство отчаяния и вечный голод, исходящий из глубин озера. Я примерно поняла, каким был последний путь Марджори и каким бы он был для меня, если бы я потеряла себя в этих водах. Ведь не зря бесчисленные берега, показанные озером, оказались пустыми.

У бедняжки не было шансов. Она вышла из леса одна, тяжело раненная и без машины. Она пешком прошла весь путь, истекая кровью. Дорога поддерживала в ней жизнь, но, видимо, даже это не помогло... И когда притягательный шёпот озера пообещал всё исправить и залечить раны девушки, наивная Марджори не смогла ему противиться.

Рука девушки впервые за долгие годы коснулась суши, её тело наконец покинуло воду. Я тащила тело, пока я не добралась до Вранглера. Немного поколебавшись, я открыла багажник и достала складную лопату Роба.

Я никогда раньше не копала могил, да и моя травма совсем не помогала. Длинный шарф обвился вокруг моего пояса, пот медленно скатывался со лба. Только спустя пять часов я закончила копать. Спину сковывала судорога, а ладонь никак не хотела разжиматься. Я опустила тело Марджори в могилу, мне хотелось сделать это как можно аккуратнее и бережнее. Но уставшая рука просто упустила девушку, несмотря на все мои усилия.

Примерно час я засыпала могилу. Это оказалось тяжелее, чем я думала. Когда первые комья земли посыпались с лопаты на лицо трупа, я поняла, что я последний живой человек, который видит Марджори Гатхард. Её похороны внезапно стали неуважительными, как будто у меня не было права хоронить.

Когда я закончила разравнивать землю задней частью лопаты, то упала на колени. Тупая боль пульсировала во всем теле.

Марджори: Ты.

Ещё до того, как я повернулась к ней, я поняла, что она злится. В этом коротком слове таилась глубокая ненависть, оно сочилось ядом презрения. Это прозвучало так, будто десятилетиями гнило в её легких. Я неохотно обернулась и оказалась лицом к лицу с женщиной, которую только что похоронила.

Выглядела она совершенно по-другому: одежда была сухой, кожа чистой и, конечно, на блузке не было никаких кровавых пятен.

АШ: Марджори.

В отличие от безжизненного тела, лежащего под землёй, девушка передо мной явно не обрела покой. Она вся тряслась от злобы и ярости, точно как тогда, когда мы встретились с ней впервые. Я видела, как её тело дрожит под напором бурных эмоций.

Марджори: Я преследовала тебя. Я побежала к тебе. Я бросила его ради тебя.

АШ: Что... прости, Марджори, я не понимаю, о чём ты. Что ты имеешь в виду?

Марджори: Я видела вещи, вещи столь прекрасные. И я увидела её, одиноко бредущую по неизведанным мирам. Я бросила всё ради тебя!

Я все равно не понимала, что она имела в виду. Не было смысла спрашивать, что она хотела этим сказать. В попытке понять её бред, я осознала, что могу только пытаться говорить с ней на одном языке.

АШ: Марджори, я… я не хотела этого.

Тяжелое дыхание призрака прервалось приступом истерического смеха.

Марджори: О, ты хотела… ещё как хотела. И теперь... теперь ты здесь.

Шаткое настроение Марджори опять изменилось. Её смех перешёл в неистовый плач.

Марджори: А что мне теперь делать?... Что мне делать?!

Девушка, стоявшая передо мной, сгорбилась под тяжестью собственного вопроса... Она обхватила голову руками и всё повторяла и повторяла этот вопрос, как в бреду. Пока я смотрела на её борьбу с отчаянием, меня вдруг поразила странная догадка: а что, если после смерти нет никакого ада или рая? Что, если ничто не предопределено? Что, если то, как мы проведём свою загробную жизнь, зависит от нас самих?

Душа Марджори стоит над своим безжизненным телом... всё ещё привязанная к нему и совершенно потерянная.

Нет никаких доказательств существования рая, вечных мук или неизбежного небытия, и общая черта, которая их объединяет — это лишь освобождение от тяжести нашего бренного тела. Возможно, мы никогда не будем свободны и проведём вечность в компании своих недостатков, неуверенности и недовольства. Возможно, мы сами решаем, какой будет наша загробная жизнь.

Это стало самым страшным открытием на всём пути.

АШ: Он никогда не прекращал поиски, ты же знаешь.

Марджори моментально успокоилась, ведь она знала, о ком идёт речь. Она посмотрела на меня как-то по-другому.

АШ: Я видела его на дороге. Он не останавливался. Он бы ни за что не остановился. Я думаю, он искал тебя, Марджори, и ищет до сих пор.

Марджори смотрела сквозь меня. Впервые за всё время с нашей первой встречи на улице Финикса, я увидела на её лице слабый огонёк чего-то отличного от страданий и ярости. Спустя миг я отвела взгляд и достала из кармана телефон. Одним махом я удалила все номера, кроме одного — того, который я скопировала из Нокии во время нашей второй ночёвки на дороге. Это был номер, который принадлежал потерянному страннику.

АШ: Я не знаю, может ли это помочь, но… случались вещи и постраннее.

Смотря в её глаза, я поняла, что впервые встретилась с настоящей Марджори Гатхард. Дрожащей рукой она молча взяла телефон. Прежде, чем я успела ещё что-то сказать, Марджори исчезла.

Спустя пару мгновений освежающий бриз повеял мне в лицо, охлаждая горящую кожу. Это было первое движение воздуха с того момента, как я оказалась на озере. Вытирая пот со лба, я печально всмотрелась вдаль. Ветер крепчал.

Сперва это был лёгкий ветерок, развевавший мои волосы и охлаждавший шею. Но когда я протянула руку, я ощутила, что он усилился.

Шёпот ветра превратился в вой. Приближалась страшная буря.

Я вернулась к капоту Вранглера как раз в тот момент, когда свист ветра перерос в оглушительный ураган. Я непроизвольно нащупала пыльный кузов машины и ухватилась за решётку радиатора. Моя хватка крепла вместе с безжалостным ветром, который вполне мог сбить меня с ног.

Прищурившись, я сосредоточенно вглядывалась в единственную точку прямо над мостом. Буквально из ниоткуда вырвался изогнутый луч раскалённого света, разверзший небеса. Он превратился в широкую трещину, которая пульсировала, раздвигая саму ткань реальности.

Пытаясь вглядеться в пульсирующий раскол между мирами, я увидела частичку бесконечности, неимоверно отдалённой во времени и пространстве. До невозможности красивый, устрашающий в своём великолепии, запредельный пейзаж, живущий на величественных берегах вечности. Каждый момент там был наполнен тысячелетиями и раскрывался во всех направлениях сразу. Каждая мимолётная тень, грани которой были выжжены сиянием восходящего солнца, с исступлённой злобой смотрящего на все постижимые миры, скрывала в себе неизмеримую тьму.

Посреди невероятного ландшафта возникло одно-единственное существо. Оно плавно приближалось к порталу с явным намерением пройти сквозь него. Когда оно прорвалось сквозь сотрясающийся разрыв и ветер утих, я подняла взгляд на его божественное великолепие.

Существо не походило ни на что, что я видела раньше. Оно полностью состояло из электрических дуг ярчайшего света, что исходил из его ослепительного ядра. Оно было оглушительнее грозы, и его плазменные щупальца потрескивали, хаотично рассекая ночной воздух, прежде чем бессильно упасть. Когда они возвращались к центру существа, то испускали парообразные фракталы, которые медленно таяли в воздухе.

Хотя мои глаза с трудом приспособились к ослепительному свету, я поняла, что обычно этот свет в разы ярче. Существо сделало своё сияние не столь невыносимым для того, чтобы не выжечь мне глаза.

АШ: Это ты... не так ли? Голос, который я слышала. Ты — тот, кто привел меня сюда.

Вихрь света висел в воздухе, потрескивая и постоянно двигаясь. Его непостоянные конечности мерцали от хаотичного накаливания. Часть меня хотела спрятаться или убежать, но ни один из этих вариантов не был возможным. Отцепив руку от решётки радиатора, я сделала шаг вперёд и уставилась в тлеющее ядро существа.

АШ: Могу ли я провести интервью?

Существо не ответило. Я чувствовала, что оно изучает меня. Когда оно всё-таки ответило, его голос разорвал ночную тишину и эхом раздался в моём черепе.

Голос: Времени мало, но ты можешь спрашивать.

Каждый раскатистый звук создавал ударные волны, которые расходились от существа идеальными кругами. Я наблюдала за тем, как они исчезали вдали, так и не ослабнув, и думала о том, с чего же начать.

В конце концов я вспомнила о своём обещании.

АШ: Что случилось с Марджори? Почему она так поступила?

Существо молчало, словно собираясь с мыслями. Когда оно всё же ответило, его голос был спокойным и рассудительным.

Голос: Она увидела отблеск будущего. Она грезила о дороге и о местах, к которым дорога ведёт.

АШ: И куда же?

Голос: Она грезила о неизведанных границах. Она видела, как одинокая женщина пересекает их. Со временем, осуществление этого видения стало для неё всем.

АШ: Но это была не она... она думала, что видит своё будущее... но это была...

Голос: Это была ты.

Эти три слова вырвались в пространство тремя узкими волнами. Они прокатились по бескрайней воде и поразили меня глубокой тяжестью своего значения. Без моего ведома, за десятилетия до моего рождения, Марджори обезумела от мечты о жизни, полной безграничных возможностей и настоящего величия. Она отбросила всё, чтобы преследовать тень... тень, которая в итоге оказалась моей.

Я не просто втянула Роба в игру, — всё произошло из-за меня. Я стала причиной трагедии, которая постигла всю его семью.

АШ: Это были не просто сны. Ты воздействовал на неё. Ты позволил ей увидеть… так же, как заставил Роба увидеть меня в Аокигахаре. Ты делал всё возможное, чтобы я оказалась здесь. Это ведь из-за тебя правила игры попали в руки Бобби?

Голос: Да.

АШ: Но… почему? Ты десятилетиями играл со столькими жизнями... Почему я? Почему тебе важно, чтобы именно я оказалась на дороге?

Голос: Потому что во всём человечестве, во всех возможных исходах, ты всегда добиралась дальше, чем все остальные.

Существо говорило так, словно это было очевидно. Но эти слова потрясли меня.

Оно продолжило.

Голос: Я наблюдал за тем, с каким упорством и сноровкой… и, конечно же, удачей, ты шла к своей цели. Именно эти качества привели тебя ко мне, и именно благодаря им ты зайдёшь дальше, чем кто-либо.

АШ: Тогда почему ты просто не привёл меня сюда? Ты мог всё изменить, но не пошевелил и пальцем… после всего, что произошло...

Голос: Всё шло своим чередом.

АШ: Своим… чередом?! Погибли люди! Марджори. Бобби. Эйс. Аполлон. Ева. Лилит. Все они. Все мертвы. Тебе на это наплевать?

В этот раз сущность молчала дольше прежнего.

Голос: Ты не в силах понять, насколько мне небезразлично. Есть вещи за пределами твоего понимания, силы, которые твой разум постичь не может и которые показались бы тебе угрозой для всего, что тебе дорого. Мои действия основывались на высшем знании. Твои обвинения основываются на неправильном восприятии.

АШ: Ты хочешь сказать, что я не понимаю смерть?

Голос: Не понимаешь.

АШ: ...Это тебя не оправдывает.

Голос: Невзирая на это, моё влияние необходимо. То, что необходимо, должно быть.

АШ: Что ты вообще такое?

Голос: Я не могу дать тебе ответ, который ты смогла бы понять.

АШ: Меня не устраивает такой ответ.

Существо не ответило. Оно будто не видело в этом необходимости. До этого оно опровергало все мои доводы с непоколебимой уверенностью. Должно быть, для него, владеющего такими знаниями, все они были совершенно поверхностными. Даже если существо хотело оправдаться, не думаю, что я когда-либо могла понять его мотивы - я же видела место, из которого оно пришло. Но это не значило, что мои доводы несостоятельны и высокомерная бесстрастность существа лишь распалила моё желание воспротивиться.

АШ: Что, если я не хочу участвовать в этом?

Голос: Ты путешествуешь по аномальному берегу единственной устойчивой ошибки в ткани реальности. Пока ты уходишь всё дальше от знакомого тебе мира, ты всё меньше подчиняешься его законам. Ты уже заметила, как это влияет на тех, кто отправился в путь и тех, кто сошёл с него. А также на тебя. Неистощаемая энергия, знания, которые предшествуют опыту. Ты отбрасываешь энтропию и каузальность и со временем ты достигнешь понимания, недоступного сейчас. Ты найдёшь ответы на вопросы, которые и не думала задавать. Тебе откроется абсолютная истина. Именно по этой причине ты продолжишь свой путь.

АШ: Это единственная причина?

Голос: Тебе нужны другие?

Это напоминало не вопрос, а очередную констатацию факта. Я понимала, о каком влиянии говорило существо. Покинув город, я постоянно сталкивалась со смутными мыслями и фрагментами идей, которые приходили ко мне случайно и неожиданно и вели к откровениям, которые иначе были бы за пределами моей смертной досягаемости. Я начала осознавать вещи, которые раньше с трудом могла вообразить и, хотя нападки этих мыслей сначала казались ужасающими, я всё больше привыкала к ним с каждым днём.

АШ: Нет… нет, я не верю тебе. Я не...

Голос: Это не имеет значения. Ты всё равно продолжишь путь.

С трудом выносимое сияние существа начало усиливаться.

Голос: Я наблюдал за тобой на каждом повороте... на протяжении всего пути.

Одно из бесчисленных щупалец существа рассекло воздух, создав ещё одну сияющую трещину. Она разверзлась после нескольких сотрясений. В разрыве показалась почти кристально прозрачная мембрана. Сквозь неё я увидела себя, стоящую посреди кукурузного поля и рассматривающую блок С-4.

Я как будто смотрела в прошлое сквозь зазубренный осколок одностороннего стекла.

Голос: Я смотрел, как ты задаёшь вопросы.

Хотя нас нельзя было увидеть сквозь трещину, мембрана содрогалась от силы голоса существа. Когда окно схлопывалось, я видела бушующее кукурузное поле.

Другая конечность рассекла воздух. На этот раз я знала, что увижу. Себя, плачущую в лесу, рядом с безмолвной рацией.

Голос: Я смотрел, как ты борешься.

Второе окно свернулось. Существо показало, что хотело.

Голос: Я смотрел, как ты сражаешься... чтобы добраться сюда.

Голос: Ты не повернёшь обратно.

АШ: Ты говоришь так, будто у меня нет выбора.

Голос: У тебя был выбор, Алиса, но ты его уже сделала.

Как бы меня не возмущали слова существа, я понимала, что оно говорит правду.

Оно было право. Я делала вещи, которые даже вообразить не могла, для того, чтобы забраться так далеко. На самом-то деле, если бы существо не показалось, я бы уже проехала мост.

Я не горжусь тем, что движет мной, — это тот же гадкий импульс, из-за которого я отказалась от предложения Роба вернуться, из-за которого я так легко оставила его в безмолвном городе. Но я не могу отрицать, что он есть. Он был со мной всё это время, задолго до того, как я прибыла в Финикс, штат Аризона… и он таится намного глубже, чем я хотела бы признать.

АШ: Могу ли я... попрощаться?

Существо ничего не ответило. Оно просто висело в воздухе, мерцая и содрогаясь от лучей света. А потом я услышала тихий гул мотора. Я быстро вернулась к машине и полезла на пассажирское сидение. Мой ноутбук уже был включен, видимо, сам по себе.

Я взяла ноутбук и вернулась обратно на мост. Подняв крышку ноутбука, я посмотрела на существо, которое так и молчало. Когда я вновь взглянула на экран, там уже отображалась моя электронная почта.

Я снова опустила крышку ноутбука и вернулась к существу.

АШ: Сколько… сколько у меня времени?

Голос: Достаточно.

Существо начало отступать, его дуги стали уменьшались. Оно сказало всё, что хотело. Больше нечего было обсуждать.

Когда оно прошло сквозь портал обратно в неведомый мир, далёкий от нашего, я окликнула его.

АШ: Я до сих пор не уверена, что могу доверять тебе.

Существо вновь сфокусировалось на мне. Портал начал закрываться. Последние волны прокатились по поверхности озера, когда существо серьёзно ответило мне.

Голос: ...Я помню.

Миг — и оно исчезло.

Я неподвижно стояла посреди дороги, последние слова существа взбудоражили меня. Его необычный выбор слов обескуражил меня. В возобновлённой тишине меня внезапно накрыло ужасающее осознание.

Оно могло просто сказать, что знало о моем недоверии, услышало его в моём голосе, увидело презрение на моем лице или как-то по-другому ощутило его. Вместо этого существо говорило так, как будто мои нынешние чувства были воспоминанием, живущим где-то в его глубинах.

Бесспорно, время, проведённое на дороге, изменило меня, но я никогда не задумывалась о том, как эти изменения будут развиваться по мере продолжения пути. Я никогда не думала о том, что могу приобрести и что могу потерять… или во что я неизбежно превращусь.

Прошло совсем немного времени, прежде чем я опустила глаза с пустого пространства над мостом на экран ноутбука. Я села на землю, скрестила ноги и прислонилась спиной к Вранглеру.

Если вы читаете мои записи с самого начала, то поздравляю вас, вы наконец-то поравнялись со мной.

Я надеюсь, вы не против, если я оставлю парочку личных посланий.

Робу. Надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь это прочесть. Прости, прости меня за всё, что я сделала и за всё, что я могу сделать. Надеюсь, ты понимаешь, что я не знала, что всё будет так, и что это не твоя вина. Ты сделал всё, что было в твоих силах, и дни, которые я провела вместе с тобой, были самыми замечательными в моей жизни. Для меня было честью знать тебя и я надеюсь, что на этих страницах ты найдёшь все ответы на свои вопросы.

Маме и папе. Простите, что я не отправлю вам это письмо. В конце концов, на этой дороге мною двигал эгоизм, и я просто не могу заставить себя посмотреть вам в глаза. Я не могу представить всю боль, которую причиню вам, и я не буду пытаться оправдать свои поступки. Мне лишь остаётся сказать, что я вас очень люблю. Простите меня за то, что мой последний поступок был трусливым.

И, наконец, тебе, человеку, которому будет адресовано это сообщение. Мне жаль. Я всегда думала, что когда-нибудь снова увижу тебя, что дороги, которые я выбрала, в конечном итоге приведут меня домой. Сейчас это маловероятно. Хотя я многое могла бы тебе сказать, я не буду.

Но мне жаль, что нам не удалось побыть друзьями дольше.

Кажется, что с тех пор, как я впервые оказалась на улице Роба, прошла вся жизнь. Я помню свою неуверенность, когда я ждала, пока он откроет дверь. Я не имела и малейшего представления о том, что произойдёт в скором будущем.

Как и многие другие вещи, это изменилось. Несмотря на то, что я нахожусь в совершенно новом мире, вдали от дома, я точно знаю, что будет дальше.

Я собираюсь сесть за руль. Повернуть налево, затем на следующем повороте повернуть направо, а затем — снова налево. Я буду повторять этот процесс до бесконечности, пока не окажусь где-нибудь в другом месте.