После того как обнаружилось, что Присцилла Идз скрывается не где-нибудь, а наверху, в Южной комнате, Вулф разыграл перед Перри Хелмаром один из лучших своих спектаклей. Требовалось побыстрее выпроводить Хелмара, но так, чтобы он не раздумал прибегать к нашим услугам, и при этом не связать себя обязательством. Вулф прервал переговоры, объявив, что откладывает решение до утра, а если надумает взяться за дело, я позвоню Хелмару на работу в десять утра, чтобы узнать дополнительные подробности. Хелмар, естественно, взорвался. Он жаждал немедленных действий.
– Что бы вы подумали обо мне, – стоял на своем Вулф, – если бы я согласился на ваше предложение и начал работать по делу, основываясь исключительно на представленной вами здесь и сейчас информации?
– Что бы я подумал? Да ведь именно этого я и хочу!
– Конечно же нет, – возразил Вулф. – Ведь в таком случае вы бы наняли олуха. Я никогда не видел вас прежде. Возможно, вы и впрямь Перри Хелмар, а может – Эрик Хаг. Я вынужден опираться только на ваши слова. Все рассказанное вами может быть правдой, а может и не быть. Я предпочел бы, чтобы мистер Гудвин встретился с вами в вашем офисе, чтобы он заглянул в квартиру вашей подопечной и переговорил с ее горничной. Я способен на энергичные действия, но от безрассудных меня увольте. А если вам нужен детектив, который хватается за любую работу по просьбе первого встречного, мистер Гудвин назовет вам кое-какие имена и адреса.
Хелмар – вот ведь упрямец! – принялся выдвигать контраргументы и предложения. Почему бы нам не позвонить Ричарду Э. Уильямсону? Тот подтвердит его личность и засвидетельствует чистоту намерений. Зачем откладывать до завтра визит на квартиру его подопечной и разговор с горничной?
На это Вулф возразил, что до утра без меня ему никак не обойтись, так как мы совместно решаем некую важную проблему. Чем скорее Хелмар покинет нас и позволит вернуться к ее обсуждению, тем лучше.
Наконец адвокат удалился. Убрал фотографии в портфель и сунул его под мышку, а в прихожей позволил мне снять его шляпу с вешалки и открыть перед ним дверь.
Я направился назад в кабинет, однако не успел войти, как Вулф рявкнул:
– Веди ее сюда!
Я остановился:
– Понял. Мне ее проинформировать?
– Нет. Веди сюда.
Я помедлил, подбирая слова:
– Как вам известно, она моя. Это я занялся ею и запер наверху, чтобы вас разыграть. Спроси я у вас разрешения, вы бы попросту ее выгнали. Вы велели отдать ей бабки и избавиться от нее. Она моя. После того, что сообщил Хелмар, вы, скорее всего, вцепитесь в нее мертвой хваткой. И я оставляю за собой право, если – и когда – сочту уместным, подняться, взять ее багаж, проводить ее до двери и выпустить.
Он явственно хихикнул. Такое с ним бывает нечасто, и за все годы работы на него мне так и не удалось как-то классифицировать это хихиканье. Оно могло означать что угодно, начиная от злорадства и заканчивая признанием, что ситуацией владею я. Несколько секунд я сверлил его взглядом, ожидая объяснений, однако объясняться он не пожелал.
Я развернулся, прошел к лестнице, поднялся на два этажа, вставил ключ в замочную скважину, повернул его и, назвавшись, постучал. В ответ последовало приглашение войти. Я распахнул дверь и вошел в комнату.
Она явно чувствовала себя как дома. Одна постель была разобрана. Покрывало с нее, аккуратно свернутое, лежало на другой кровати. Девушка сидела за столом возле окна и при свете настольной лампы возилась с ногтями. Она была в синем пеньюаре, босая и теперь выглядела миниатюрнее и моложе, чем в персиковом платье.
– Я сделала вам одолжение, – объявила она без всякого выражения недовольства. – Через десять минут я отправляюсь в кровать.
– Сомневаюсь. Вам придется одеться. Мистер Вулф хочет поговорить с вами у себя в кабинете внизу.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– А почему он сам не может подняться?
Я посмотрел на нее. В подобном одеянии для меня она воплощала собой экстаз, для Вулфа, в его собственном доме, – бесстыдство.
– Потому что на этом этаже нет подходящих для него кресел. Я подожду снаружи.
Я вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я вовсе не важничал и не задавался. Да, это именно я подцепил нечто обернувшееся для нас возможностью срубить десять кусков, но приемлемых способов обратить их в наличные не видел и к тому же понятия не имел, какую линию изберет Вулф. Я изложил свою позицию, а он в ответ лишь похихикал.
Много времени на перемену туалета ей не понадобилось, чем она заработала дополнительные очки. Появившись снова в персиковом платье, девушка подошла ко мне и спросила:
– Он сильно взбеленился?
Я предпочел не тревожить ее раньше времени. Лестница у нас достаточно широкая, чтобы двое могли идти по ней бок о бок, и она взяла меня под руку. Я посчитал это правильным и уместным. Я ведь сказал Вулфу, что она моя, подразумевая тем самым не только права, но и обязанности.
Возможно, я даже немного выпятил грудь, когда мы вошли в кабинет, хотя и сделал это непроизвольно.
Протянув руку, она ринулась к столу Вулфа и дружелюбно возвестила:
– Именно так вы и выглядите! Как я и думала! Я бы…
Она умолкла, так как натолкнулась на полное безразличие. Он и бровью не повел, а лицо его пускай и не выражало враждебности, ответным дружелюбием все же не светилось. Она опустила руку. Вулф произнес:
– Я не пожимаю вам руки, чтобы вы потом не расценили этот жест как лицемерие. Там видно будет. Садитесь, мисс Идз.
Досталось же ей, подумал я. Не очень-то приятно, когда отвергают твою доверчиво протянутую руку, каковы бы ни были причины. Получив от ворот поворот, она покраснела, раскрыла рот и тут же захлопнула его, посмотрела на меня, снова на Вулфа, а затем, как будто решив проявить выдержку, направилась к красному кожаному креслу. Однако, не дойдя до него, она резко обернулась и требовательно переспросила:
– Как вы назвали меня?
– Вашей фамилией. Идз.
Она потрясенно уставилась на него. Потом перевела взгляд на меня.
– Как? – спросила она. – Почему вы мне не сказали? Но как?
– Послушайте, – обратился я к ней, – вас ожидал удар, так какая разница, кто его нанес – он или я? Сядьте и смиритесь с неизбежным.
– Но вы же не могли… – Она осеклась, подошла к креслу и села; ее поразительные глаза обратились на Вулфа. – Хотя это все равно почти ничего не меняет. Полагаю, мне придется заплатить больше, но я и так была готова. Я говорила мистеру Гудвину.
– А он ответил, что, хотя и берет ваши деньги, окончательное решение оставляет за мной, – кивнул Вулф. – Арчи, будь так добр, возьми деньги и отдай их мисс Идз.
Естественно, я ожидал подобного и заранее решил не делать из этого проблему. Если – и когда – я должен принять ту или иную точку зрения, то склонен занимать самую четкую из всех очевидных позиций. Поэтому я встал, подошел к сейфу, открыл его, достал семь новеньких пятидесятидолларовых банкнот и протянул Присцилле, но она и не подумала взять их.
– Возьмите, – посоветовал я. – Если хотите покапризничать, найдите место получше.
Я бросил деньги ей на колени и вернулся на свое место.
– Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо, – начал Вулф, когда я сел. – Тут вам не пансионат, не приют для истеричек. Это моя…
– Я не истеричка!
– Ладно, отказываюсь от этого слова. Это не приют для неистеричек. Это мой офис и мой дом. Вы пожаловали сюда и изъявили желание пожить здесь неделю, спать и есть в комнате прямо над моей. При этом вы не потрудились раскрыть ни свою личность, ни принудившие вас к этому обстоятельства, что абсурдно. Мистер Гудвин это прекрасно знал и немедленно выставил бы вас, если бы не решил использовать вашу эксцентричную просьбу с целью подразнить меня… Ну и конечно же, не будь вы столь молоды и привлекательны. Поскольку он так решил и вы необычайно привлекательны, вас отвели в комнату наверху, помогли разобрать чемодан, угощали коктейлями, подали обед, и весь привычный уклад жизни в моем доме оказался нарушен. Затем…
– Мне жаль. – Присцилла покраснела; лицо ее просто пылало. – Мне очень жаль. Я немедленно покину вас. – Она начала вставать.
Вулф жестом остановил ее:
– Подождите, будьте любезны. Произошли кое-какие события. У нас был посетитель. Он ушел всего полчаса назад. Некий Перри Хелмар.
Присцилла раскрыла рот:
– Перри! – и рухнула назад в кресло. – Вы сказали ему, что я здесь?!
– Нет! – резко ответил Вулф. – Он приехал к вам на квартиру и обнаружил, что вы исчезли, оставив ему записку… Вы ведь оставили ему записку?
– Я… да.
– Прочитав ее и узнав, что вы удрали, он направился прямо сюда. Хотел нанять меня, чтобы я отыскал вас. Рассказал, что скоро вам исполнится двадцать пять лет и что недавно он получил от вашего бывшего мужа, ныне проживающего в Венесуэле, письмо, где говорится, будто вы подписали некий документ, отдающий во владение супруга половину вашей собственности. Вы и вправду его подписали?
– Да.
– Ну не глупо ли это?
– Да, но тогда я была дурой, поэтому и делала глупости.
– Ну-ну. Посмотрев фотографии, принесенные мистером Хелмаром, мистер Гудвин, конечно же, вас узнал и предупредил об этом меня, не вводя в курс дела мистера Хелмара. Однако мистер Хелмар к тому времени уже сделал предложение. Он пообещал заплатить мне десять тысяч долларов и возместить неизбежные расходы, если я предъявлю вас ему в Нью-Йорке, живой и здоровой, к утру тридцатого июня.
– Предъявите меня? – Присцилла рассмеялась, хотя и не весело.
– Именно так он и выразился. – Вулф откинулся на спинку кресла и потер губу. – В тот момент, когда мистер Гудвин опознал вас на фотографиях и сообщил об этом мне, я, конечно же, оказался в сомнительном положении. Я зарабатываю на жизнь и поддерживаю дорогостоящее хозяйство частным сыском и донкихотства позволить себе не могу. Когда мне предлагают надлежащую плату за приемлемую работу в той области, где я сведущ, я от нее не отказываюсь. Деньги мне нужны. Итак, ко мне приходит незнакомый человек и предлагает десять тысяч долларов за то, чтобы я нашел и предъявил некий объект к определенной дате, и по случайности – исключительно по случайности – объект этот заперт в комнате моего дома. Есть ли разумные доводы в пользу того, что я не должен разоблачить объект перед этим человеком и забрать свою плату?
– Понимаю. – Она поджала губы, а спустя мгновение облизала их кончиком языка. – Вот, значит, как. Весьма удачно, что он принес фотографии и показал их мистеру Гудвину, не так ли? – Ее взгляд устремился на меня. – Полагаю, вас можно поздравить, мистер Гудвин?
– Пока еще рано говорить об этом, – проворчал я. – Приберегите поздравления на потом.
– Я признаю, – продолжил Вулф, – что если бы принял от вас вознаграждение или его взял бы, никак это не оговорив, мистер Гудвин, то я должен был бы, блюдя ваши интересы, отвергнуть предложение мистера Хелмара. Но ни я, ни мистер Гудвин не брали на себя никаких обязательств. Я никоим образом не связан с вами. Никакие юридические, профессиональные или этические установления не мешали мне выдать вас ему и потребовать плату… Но, черт побери, у меня есть самоуважение! Я не мог и не смогу этого сделать. Есть также мистер Гудвин. Я отругал его за то, что он поселил вас в моем доме, и велел избавиться от вас. И если теперь я получу выкуп за вас, жить и работать с ним станет невозможно. – Вулф покачал головой. – Следовательно, мне отнюдь не повезло, что вы избрали убежищем мой дом. Отправься вы в какое-нибудь другое место, мистер Хелмар явился бы, чтобы нанять меня для ваших поисков, я взялся бы за это дело и, несомненно, заработал бы вознаграждение. Да, самоуважение не даст мне извлечь выгоду из вашего присутствия здесь – по случайности и воле мистера Гудвина. Тем не менее своекорыстие все же не позволит мне понести из-за этого убытки, и весьма солидные. Потому у меня есть два предложения… Два взаимоисключающих предложения. Первое простое. Когда вы договаривались с мистером Гудвином о проживании здесь, вы заявили ему, по сути, что готовы заплатить любые деньги. «Сколько запросите» – так вы сказали, по его словам. Вы разговаривали с ним как с моим агентом, а значит, со мной. И теперь я говорю: десять тысяч долларов.
Она так и вытаращилась на него, брови полезли на лоб.
– Я должна заплатить вам десять тысяч долларов?..
– Именно. Прокомментирую это так: я подозреваю, что в любом случае деньги придут от вас, если не напрямую, то опосредованно. Раз мистер Хелмар, как попечитель вашей собственности, обладает широкой свободой действий – а так, по-видимому, и обстоит дело, – то, скорее всего, он заплатит за то, чтобы вас нашли и предъявили ему, из этой самой собственности, поэтому в действительности…
– Это шантаж!
– Не думаю, что вы правильно…
– Это шантаж! Вы говорите, если я не заплачу вам десять тысяч долларов, вы выдадите мое местонахождение Перри Хелмару и получите эти деньги от него!
– Ничего подобного я не говорил. – Вулф сохранял спокойствие. – Я сказал, что у меня есть и альтернативное предложение. Если вам не нравится первое, то вот второе. – Он бросил взгляд на настенные часы. – Сейчас десять минут двенадцатого. Мистер Гудвин помог вам распаковать вещи, поможет и упаковать. Вы покинете нас через пять минут со всем багажом, и мы не пустим за вами хвост. Даже не станем следить из окна, в какую сторону вы направитесь. Мы забудем о вашем существовании на десять часов сорок пять минут. По истечении этого времени, в десять часов утра, я позвоню мистеру Хелмару, приму его предложение и начну ваши поиски. – Вулф махнул рукой. – Мне было бы крайне неприятно брать деньги непосредственно у вас. Я предпочел бы получить их через мистера Хелмара. Однако я подумал, что у вас должен быть и такой выбор. Я рад, что вы пренебрегли им, посчитав шантажом. Мне нравится думать, будто я зарабатываю по крайней мере частицу того, что получаю в качестве платы. Однако данное предложение все же остается в силе до десяти часов утра, если вдруг вы предпочтете его игре в прятки.
– Я не собираюсь платить вам десять тысяч долларов! – вздернула она подбородок.
– Хорошо.
– Это нелепо!
– Согласен. Для меня подобная альтернатива постыдна. Уйдя отсюда, вы можете направиться прямо домой, позвонить мистеру Хелмару, сказать, что вернулись и увидитесь с ним утром, а потом отправиться в кровать, оставив меня ни с чем. Мне придется пойти на риск, иначе не получается.
– Я не собираюсь возвращаться домой и кому-то звонить.
– Как вам угодно. – Вулф снова посмотрел на часы. – Уже четверть двенадцатого, и вам не стоит терять время понапрасну, если хотите заставить меня поработать. Арчи, будь так добр, спусти багаж мисс Идз.
Я встал, не особо торопливо. Все обернулось прескверно, но что я мог поделать? Присцилла мешкать не стала. Со словами «справлюсь сама, благодарю» вскочила с кресла и направилась к двери.
Я проследил, как она, пройдя прихожую, стала подниматься по лестнице, затем повернулся к Вулфу:
– Мне это больше напоминает «беги-овца-беги», как мы называли такую игру в Огайо. Там пастух кричит: «Беги, овца, беги!» Игра захватывающая и ужасно веселая, но, думаю, мне стоит сказать еще до ухода мисс Идз, что я не совсем уверен, хочу ли в нее играть. Быть может, вам придется меня уволить.
– Выставь ее, – только и пробурчал он.
Я неспешно поднялся наверх, полагая, что помощь Присцилле в сборе всех ее штучек не потребуется. Дверь в Южную комнату была распахнута.
– Можно войти? – спросил я.
– Не беспокойтесь, – донесся ее ответ. – Я справлюсь.
Она сновала по комнате. Чемодан, раскрытый на стойке, был упакован на три четверти. Эта девушка могла бы быть классной попутчицей. Не обращая на меня внимания, она быстро и умело покончила с укладкой чемодана и взялась за шляпную коробку.
– Следите за деньгами, – произнес я. – У вас их много. Не давайте их в руки незнакомцам.
– Младшая сестренка отправляется в лагерь? – спросила она, по-прежнему не удостаивая меня взглядом.
Может, это и была шутка, вот только совсем не веселая.
– Ага. Внизу вы сказали, что меня можно поздравить, а я попросил приберечь поздравления. Сомневаюсь, что я заслуживаю их.
– Наверное, нет. Я беру их обратно.
Присцилла застегнула молнию на шляпной коробке, надела жакет и шляпку, взяла со стола сумочку. Потом потянулась за коробкой, но я уже подхватил ее, а также и чемодан. Она пошла первой, я – следом. В прихожей она даже не заглянула в кабинет, но я бросил туда взгляд. Вулф сидел за столом, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Когда я открыл входную дверь, Присцилла попыталась взять у меня чемодан и шляпную коробку, но я держал их крепко. Она продолжала упорствовать, я – тоже, а поскольку у меня было преимущество в весе, то я вышел победителем. Сойдя с крыльца, мы повернули на восток, добрались до Десятой авеню и перешли на другую сторону.
– Я не буду обращать внимание на марку и номер такси, – сказал я. – А если и обращу, то никому не расскажу и сам не буду искать его. Однако не могу обещать, что навсегда забуду ваше имя. Возможно, однажды мне придет на ум такое, о чем захочется вас спросить. Если не увидимся до тридцатого июня – с днем рождения!
Так мы и расстались – не с лучшими чувствами, конечно же, но и не заклятыми врагами. Проследив, как удаляется ее такси, я побрел домой, предвкушая долгое совещание с Вулфом, но не чувствуя при этом безудержного ликования. Ситуация сложилась интересная: я готов был ему помочь, вот только моя роль в этом деле мне не нравилась.
Однако, как я обнаружил, все обсуждения были отложены до утра. Когда я вернулся, Вулф уже удалился спать, что меня устраивало.
На следующее утро, во вторник, произошла стычка. Я завтракал, как обычно, на кухне. Апельсиновый сок, оладьи, поджаренная ветчина, мед, кофе, дыня и еще раз кофе. Появился Фриц, относивший Вулфу наверх поднос с завтраком, и сообщил, что тот меня вызывает.
Это было в порядке вещей. Вулф не спускался вниз до своего визита в оранжерею в девять часов. Если он не находил возможным дать мне указания по внутреннему телефону, то обычно посылал за мной.
О срочности Фриц не заикнулся, поэтому я спокойно допил вторую чашку кофе и только потом поднялся в комнату Вулфа на втором этаже, расположенную прямо под той, где так и не переночевала Присцилла. Вулф уже покончил с завтраком, выбрался из постели и теперь стоял перед окном в желтой пижаме, на которую ушло не менее двух акров ткани, и потирал макушку. Я пожелал ему доброго утра, и он любезно ответил мне тем же.
– Который час? – спросил он затем.
В комнате было двое часов – на прикроватной тумбочке и на стене, футах в десяти от него, но я все равно ублажил Вулфа, бросив взгляд на запястье:
– Восемь тридцать две.
– Позвони, пожалуйста, в офис мистера Хелмара ровно в десять и соедини со мной наверху. Ехать туда тебе бессмысленно, раз уж нам все равно известно больше его. А пока не помешает позвонить на квартиру мисс Идз и узнать, не дома ли она. Или ты уже звонил?
– Нет, сэр.
– Тогда позвони. Если ее там нет, мы должны быть готовы немедленно взяться за дело. Сразу же свяжись с Солом, Фредом и Орри и вели им быть здесь к одиннадцати, если они смогут.
Печально, но решительно я покачал головой:
– Нет, сэр. Я ведь предупреждал: вам, возможно, придется меня уволить. Я не отказываюсь от игры, но помогать вам мошенничать не собираюсь. Вы обещали ей, что мы забудем о ее существовании до десяти часов сегодняшнего утра. Именно так я и поступил. Я понятия не имею, о чем и о ком вы говорите. Не желаете, чтобы я поднялся к вам в десять за указаниями?
– Нет! – огрызнулся он и двинулся в ванную, но, дойдя до нее и уже открыв дверь, прокричал через плечо: – То есть да! – И исчез внутри.
Чтобы избавить Фрица от беготни, я прихватил с собой поднос с остатками завтрака.
Как правило, если нет срочной работы, я не захожу в кабинет до прибытия утренней почты, то есть до восьми сорока пяти – девяти часов. Поэтому, когда незадолго до девяти раздался звонок в дверь, я все еще сидел на кухне и обсуждал с Фрицем успехи «Джайентс» и «Доджерс». Пройдя по коридору до входной двери и взглянув на посетителя через одностороннюю стеклянную панель, я так и замер.
Изложу все как есть. Когда я впервые увидел Присциллу Идз, между нами не пробежали искры. Я не почувствовал ни слабости, ни головокружения. Однако факт остается фактом: никогда прежде меня не посещали столь скорые и определенные предчувствия.
Не успел Хелмар в понедельник вечером и двух десятков слов сказать о своей пропавшей подопечной, как я уже объявил себе: «Она наверху» – и знал это точно. Во вторник утром, едва увидев на крыльце инспектора Кремера из отдела по расследованию убийств, я сказал себе: «Она мертва» – и знал это не менее точно. Секунды три я простоял, прежде чем открыть дверь.
Я поздоровался с инспектором, а он, бросив мне на ходу: «Привет, Гудвин», двинулся дальше, направляясь в кабинет. Я последовал за ним и сел за свой стол, заметив, что инспектор занял не красное кожаное кресло, а желтое, давая тем самым понять, что пришел ко мне, а не к Вулфу. Я сообщил ему, что Вулфа не будет еще часа два, хотя он знал это и без того, будучи знаком с нашим распорядком не хуже меня.
– Как насчет меня? – поинтересовался я.
– Сгодишься для начала! – прорычал он. – Прошлой ночью убита женщина. На ее багаже – твои свежие пальчики. Как они там оказались?
Я твердо встретил его взгляд.
– Так не пойдет, – возразил я. – Мои пальчики можно найти на женском багаже от Мэна до Калифорнии. Имя, адрес и описание багажа?
– Присцилла Идз, Восточная Семьдесят четвертая улица, шестьсот восемнадцать. Чемодан и шляпная коробка из светлой дубленой кожи.
– Ее убили?
– Да. И твои пальчики свежие. Что скажешь?
Инспектор Кремер ни в коем случае не похож на сэра Лоуренса Оливье, но прежде я не считал его уродом. Однако в тот момент меня вдруг поразило, насколько же он уродлив. Летом его крупное круглое лицо неизменно краснеет и выглядит отекшим, из-за чего глаза как будто делаются меньше, хотя взгляд их остается таким же подвижным и острым.
– Как бабуин, – вылетело у меня.
– Что?
– Ничего.
По внутреннему телефону я набрал номер оранжереи, и Вулф тут же снял трубку.
– Здесь инспектор Кремер, – сообщил я ему. – Убита женщина по имени Присцилла Идз. Кремер говорит, будто на ее багаже мои отпечатки. Он хочет знать, как они там оказались. Я слышал о ней когда-нибудь?
– Черт побери!
– Да, сэр. Присоединяюсь. Не хотите спуститься?
– Нет.
– Может, нам подняться?
– Нет. Ты знаешь то же, что и я.
– Несомненно. Так я выкладываю?
– Естественно, почему бы и нет?
– Ага, почему бы и нет? Она мертва.
Я повесил трубку и повернулся к Кремеру.