Лазурь и золото томительно медленно угасли. Под ногами Димы оказалась густая черная грязь, и из нее полезли свирепые малайские пираты с кривыми саблями в руках. Дима присмотрелся и понял, что все они — мертвецы. Он попятился, обморочно глотая ставший тягучим воздух, но вдруг осознал, что может управлять ими. Серое, какое-то слизистое море за спиной вскипело, и на берег поползли щупальца гигантского кальмара. Дима расхохотался и протянул руки, указывая им цель.
Скользкое щупальце толщиной с ногу схватило ближайшего пирата. Его пергаментная кожа лопнула, как обивка на старом диване, и вместо крови из раны полился черный блестящий поток телефонов вперемешку с плашками оперативки и обломками материнских плат. С клацаньем они падали на песок; груда мобильников росла, угрожающе кренилась. Дима отступил, но поздно: гора телефонов с пластмассовым стуком обрушилась ему на голову. Он замахал руками, отбиваясь, загораживая лицо. Что-то с силой сдавило ребра; Дима опустил глаза и разглядел обвившееся вокруг груди щупальце. Розовые присоски отвратительно выворачивались, тянулись к коже. Дима попытался заорать, но из горла вырвался лишь сиплый стон. Он мог лишь смотреть, как багровеет, наливается пурпуром передавленное тело. Кожа на ребрах с кошмарным чавканьем разошлась в стороны, и Дима с ужасом увидел торчащие из-под ребер куски микросхем.
Он очнулся мокрый, как мышь. Мышцы ломило, кожа горела, будто облитая кипятком. Горло и глаза словно набили крупной солью, и страшно хотелось пить. То ли похмелье, то ли подцепил какой-то зверский грипп… Дима облизнул потрескавшиеся губы, сосредоточился, пытаясь вспомнить вчерашний день, но память все еще забивали обрывки сна.
Ну и бред же ему снился. Какое-то соревнование, которое обязательно надо выиграть. Какие-то бесконечные офисные коридоры, по которым он бежал, сшибая плечами манекены в деловых костюмах, что пытались преградить ему путь. Дверь в один из кабинетов распахнулась, и за ней Дима увидел сияющий волшебным светом остров посреди лазурного моря. Заклинатель змей с лицом передового советского рабочего загородил дорогу и пытался что-то объяснить Диме — но тот не слушал, потому что в руке у него вдруг оказалась серебристая фигурка кальмара, и теперь все эти объяснения были не важны…
Еще не проснувшись толком, Дима глубоко вздохнул, втянул в легкие успокаивающий запах прелого дерева, въевшийся в обыденность дух старых деревянных панелей и древнего паркета, истоптанного поколениями студентов. Сетка пожилой панцирной кровати привычно просела под весом тела. Тихо похрапывал сосед, и что-то мерно, неумолимо постукивало, похрустывало, поклацывало на полу…
Дима перестал дышать.
Не сон. Как минимум наполовину — не сон. Он влез в соревнование, он на необитаемом тропическом острове, и теперь что-то хрустит и стучит прямо под его гамаком. Извиваясь в узком коконе, Дима нащупал коробок. Отсыревшие спички никак не зажигались, приходилось корчиться, чтобы искры не попали на москитную сетку, но в конце концов между ладонями разгорелся жалкий синеватый огонек. Дима расстегнул молнию, свесился через край гамака и сглотнул.
Земли под ним не было — только темная, копошащаяся, волнующаяся масса, которая потрескивала и пощелкивала, неутомимо двигаясь к берегу. Огонек обжег пальцы; Дима выронил спичку. Перед тем как погаснуть, она успела осветить крошечный пятачок земли. Ничего подозрительного там не было — только палые листья да бок серой в крапинку ракушки.
— Что это? — донесся издалека придушенный женский голос. — Что это такое?
Тихий храп смолк, сменился невнятным бормотанием. Дима снова зачиркал об волглый картон. Вторая спичка загорелась чуть быстрее; Дима склонился, смутно ожидая, что сейчас нечто склизкое подпрыгнет и с воплем вцепится ему в лицо. Огонек заметался под его дыханием, отбрасывая шевелящиеся тени… нет, не тени — это сама лиственная подстилка копошилась, обретя вдруг кошмарное подобие жизни. Тусклые блики прыгали по влажным листьям, по глянцевитым бокам ракушек…
А вроде бы здесь не было никаких ракушек, только листья и песок. Дима отбросил спичку, снова начинавшую жечь пальцы, и удивленно рассмеялся. В последнее мгновение перед тем, как погас огонь, он успел рассмотреть десятки и сотни раковин самых разных форм и размеров. А еще — торчащие из них усатые рыльца и суставчатые ноги.
— Что это? — снова услышал Дима. Голос был неестественно высоким, и в его глубине уже зрела паника.
По пляжу истерически заметался луч фонаря. Дима свесил ноги, дотянулся до палки, припасенной с вечера, и принялся разбрасывать колючие ракушки, расчищая себе дорогу. Всего лишь безобидные раки-отшельники, но сколько же их! Почуяв движение, рачки мгновенно исчезали в раковине, намертво закупоривая вход в захваченное жилище. Но те, до кого палка не дотягивалась, продолжали неуклюжее, но неодолимое движение к морю, увлекая за собой и лесной сор, и замерших в своих убежищах товарищей.
Спать больше не хотелось. Бесконечный перестук раковин слишком действовал на нервы; казалось, стоит заснуть — и кошмарный сон, вызванный этим копошением, вернется. Подсвечивая себе путь спичками и опасливо поджимая пальцы ног, Дима направился к костру.
Они снова сидели все вместе, слушая, как затихает у кромки воды шелест мигрирующих раков. Спать никто не шел — слишком уж все были взбудоражены нашествием. Наверное, на рассвете, наевшись вволю, отшельники отправятся обратно в джунгли. Что там они едят, водоросли, падаль? Всякую мертвую органику?
— Кто мою воду брал? — нарушил тишину Антон. — Я пометил, у меня в бутылке больше оставалось… Кто?
Вступать в перепалку никто не захотел — суета вокруг воды сейчас вызывала лишь тоскливое раздражение. Антон обвел взглядом соперников, дернул щекой.
— Ты здесь вертелась, — сказал он Ире.
Девушка не ответила. Антон вскочил, и в его глазах мелькнуло злобное веселье.
— Ну тогда я тоже возьму, — прошипел он и потянулся к импровизированному складу под деревом.
Вова, не вставая, небрежным толчком отбросил его в сторону. Антон плюхнулся на песок, нелепо разбросав ноги.
— Вы гады, — пробормотал он, — воры… Посмотрим еще, я вам устрою…
Все молча смотрели, как он ругается и брызгает слюной, неловко ворочаясь на земле. На лицах застыла тупая равнодушная усталость.
Диму захлестнуло глухое отчаяние. Зачем он здесь? Что собирается делать — беспомощно наблюдать, как из людей лезут самые гнусные чувства и мысли? Планы, которые накануне казались такими хорошими, теперь вызывали лишь горький смех. Оля вряд ли согласится даже поговорить с ним наедине — не то что уйти. И не заставишь никак, это в фантастическом сне он может управлять другими, да и то — не сам, а с помощью странной металлической фигурки. В реальности же можно только предложить — и с большой вероятностью получить отказ.
Он покосился на Олю. Нет, сейчас с ней говорить бесполезно. Может, с утра… Единственное, что он может сделать, — это забрать свою воду и идти досыпать. Антона, вероятно, никто и не обворовывал: с него станется устроить спектакль. Но саму возможность исключать не стоит. Пора завязывать с беспечностью и доверием, здесь они могут дорого обойтись.
Выцарапать на пластике бутылки свои инициалы Дима догадался, а вот припрятать — нет, и теперь ему предстояло найти ее среди разбросанных вокруг костра вещей.
— Кирилл, кинь мне фонарик на минутку, — попросил он.
Кирилл промолчал — то ли не услышал, то ли проигнорировал. Повторять просьбу не хотелось. Дима скрипнул зубами и снова полез в карман за спичками. Руку кольнуло что-то холодное. Затылок обдало холодом — Диме сразу представилась какая-то мокрая ядовитая тварь, заползшая в карман, — а потом его вдруг окатило горячей волной, и сердце забилось, как сумасшедшее.
Фантастическая фигурка из серебристого металла не приснилась ему. Ее невозможно было объяснить, невыносимо принять, ее существование переворачивало с ног на голову все, что Дима знал об этом мире, — но она стала частью его реальности. Дима с грустной усмешкой подумал, что случись с ним такое в городе — фигурка полетела бы в мусоропровод, а он сам еще долго прислушивался бы к себе, опасаясь, что пора обратиться к психиатру. Но здесь все было по-другому. Еще два дня назад Дима считал невозможным многое из того, что уже случилось. В поплывшую картину мира теперь могло вписаться что угодно — в том числе и металлический кальмар, с помощью которого можно заставлять людей делать то, что они не собирались.
Дима пересел, подвигаясь поближе к Оле.
— Нужно поговорить, — шепнул он. — Иди по пляжу, я тебя догоню.
— Ага, уже бегу, — возмутилась Оля.
— Нет, правда, надо, — настаивал Дима. — Тебе же будет лучше.
— Слушай, — раздраженно шепнула девушка, — я отсюда уходить не собираюсь. Можешь придумывать что хочешь — ты меня не заставишь…
Дима не выдержал и улыбнулся. Ну да, ну да… и вообще он не в счет. Посмотрим, что она скажет через пару часов.
— С тобой что-то случилось, — насторожилась Оля.
— Что?
— Не знаю. Ты какой-то другой стал. Придумал что-нибудь?
Дима помедлил.
— Да, пожалуй, придумал.
Боковым зрением он заметил, как Вова неуловимо поменял позу, чуть склонив голову в их сторону.
— И глаза у тебя как-то изменились…
От удивления Оля перестала шептать, и теперь все взгляды были прикованы к Диминому лицу. Щелкнуло — и в глаза ударил слепящий свет фонарика. Дима сердито замычал и прикрылся локтем.
— Посветлели вроде бы, — недоуменно сказала Лера.
— Выцвели, — буркнул Дима и опустил руку.
— Нет, правда, — уперлась Лера и подалась вперед. — Еще и разные, похоже. Один вроде как позеленее…
Электрический свет снова ударил по глазам. Дима зажмурился. Что за чушь, подумал он, всю жизнь у него были самые обычные карие глаза.
— Давайте, девочки, — подбодрил Вова, — одной он уже свидание назначил…
На него не обратили внимания.
— Никогда таких не видела, — сказала Лера и выключила наконец фонарь.
— А я видела, — вмешалась в разговор Ира, — у папиного партнера по бизнесу такие же.
— Что за бизнес? — спросила Лера.
— Да так… — неохотно протянула Ира и отвернулась.
Вспыхнувший было интерес угас, и игроки снова погрузились в апатию. Едва не ерзая от нетерпения, Дима выждал минут пять. Пора. Он представил, как это будет выглядеть со стороны. Отшитый ботаник сидит, охватив голову руками: то ли дремлет, то ли предается страданиям. А девушка, к которой он недавно приставал с разговорами, встает и тихо идет вдоль пляжа. Опять же ничего подозрительного: может, пописать захотела.
Только бы получилось, подумал Дима и сжал холодный металл.
Спустя минут десять он открыл глаза и выпрямился. Все вышло просто идеально: с каждым разом использовать предмет становилось все проще. Оля сейчас сидит на бревне, давным-давно выброшенном штормом к самой опушке. Шершавое, выбеленное морем и солнцем дерево обвито лианами, и какой-то курчавый кустарник подступает с боков. Смутные, загадочные звуки джунглей за спиной: шелест листвы, звон цикад, редкий вскрик ночной птицы. Покой и тишина. Серебристые лунные блики мерцают в воде, пляж тоже кажется серебряным, и густо пахнет невидимыми в темноте цветами… Оле должно понравиться. Что она скажет себе, очнувшись в стороне от лагеря? Скорее всего, решит, что все-таки согласилась поговорить с ним вдали от лишних ушей.
Но не стоит тянуть — вдруг Оля вообразила, что просто гуляет, и сейчас уже возвращается в лагерь? Стараясь не привлекать к себе внимания, Дима попятился от костра.
— Ты куда? — насторожился Антон.
— Спать, — раздраженно бросил Дима.
— Врешь…
Дима пожал плечами и отвернулся. Вздрогнул, прислушиваясь. Почудилось — или действительно издалека донесся тихий крик? Дима огляделся — никто больше на звук не реагировал, и он решил, что ему показалось.
— Не нравится мне что-то, как ты по острову бродишь, — не успокаивался Антон.
Вот же репей… Антон уже встал и теперь загораживал Диме дорогу. Сбоку шумно задышал Кирилл.
— Что тебе не нравится — твои проблемы, — холодно ответил Дима. — Мне-то какое дело?
— А такое, что ты отрываешься от коллектива! — влез Кирилл.
От неожиданности Дима громко фыркнул. Из-за костра донесся тихий смешок Вовы — но вмешиваться он не собирался.
— Какой коллектив? — терпеливо спросил Дима. — Ты бредишь, что ли?
Кирилл неуверенно покосился на Антона и, видимо, почувствовал одобрение.
— Мы сюда все вместе приехали. А ты с самого начала на людей плюешь…
Дима не верил своим ушам. Последний раз он участвовал в подобном разговоре в средних классах школы — и искренне верил, что больше этого не повторится. И уж совершенно точно не ожидал таких упреков здесь.
— Конечно, это я плюю, — желчно проговорил он. — Это же я пытался у девчонок воду отобрать…
— А ты на Кирилла стрелки не переводи, — неожиданно вмешалась Ира. — Если мы тебе так не нравимся, то проваливай.
— Да не важно, кто кому нравится! — воскликнул Дима. — Это игра, правильно? Выигрывает один, и каждый играет за себя, о чем вы вообще?
— О том, что мы — группа, — ответил Кирилл. — А ты все время норовишь в сторону срулить. Так нельзя.
Дима потряс головой, прогоняя ощущение нереальности происходящего. Он чувствовал себя так, будто снова провалился в липкий, вязкий кошмар.
— А чего вы хотите? — спросил он. — Чтобы я с вами сидел, как привязанный?
— Да на фиг ты здесь сдался!
— А что тогда?
— А то, что нельзя так себя вести!
Все уже поднялись со своих мест, и лица, подсвеченные снизу пламенем костра, казались злобными масками.
— Бред какой-то… — проговорил Дима. — Вы же понимаете, что глупо сидеть у костра просто потому, что все сидят?
— А тебе быть таким, как все, религия не позволяет?
— Да я просто пытаюсь понять, чего вы хотите! — заорал Дима. — Должен быть в этом хоть какой-то здравый смысл?!
— Конечно, ты один у нас умный…
Диме захотелось схватиться за голову и взвыть от такой непрошибаемой глупости. Они что, изначально такие были — или уже на острове все вместе впали в маразм? Вроде бы всех по уму отбирали, лучшие из лучших — а не могут даже использовать формальную логику, как такое вообще может быть… И этот внезапно проснувшийся стадный инстинкт — откуда?! Они что, совсем идиоты?
— Понимаете… — Дима осекся. Что-то было не так. Слишком уж глупо. Он наконец-то присмотрелся к лицам повнимательнее — и успел заметить, как едва уловимо переглянулись девчонки, как беззвучно хихикнула Ира…
Дима понял, что идиот здесь именно он. Прямо сейчас Оля постепенно теряет терпение и приходит к выводу, что он не только слабак, но еще и ненадежен и связываться с ним нельзя. Именно этого и добиваются его соперники. Его хитроумный план давным-давно раскусили, оценили и теперь просто тянут время, чтобы помешать ему. Не сговариваясь, нащупали слабое место, подцепили, как на крючок, и сознательно понесли первую пришедшуюся к слову чушь, провоцируя его на все новые и новые объяснения. Болван, кретин!
— Дай фонарь, — сказал он Кириллу.
— Что-о-о?
— Фонарь дай! — рявкнул Дима.
Кирилл ухмыльнулся и нарочито медленно протянул металлический цилиндрик. Дима разъяренно выдернул его из широкой ладони.
— Да она спать уже ушла, — со смешком бросила ему в спину Ира.
Дима развернулся так резко, что едва не потерял равновесие.
— Откуда ты знаешь?
— В глаза не свети, а? Видела. Я же лицом к гамакам сижу.
Дима перевел взгляд на Леру, и та неохотно кивнула.
— Подошла, послушала, как ты орешь, и свалила, — со злорадной улыбкой подтвердил Антон. — Спит уже давно. А ты что хотел, чтобы она тебя до утра дожидалась?
— Да, не повезло, — улыбнулся Вова почти сочувственно.
Не ввязываясь больше в разговоры, Дима плюнул и зашагал прочь.
— А вот теперь точно спать, — прокомментировал Вова.
— Эй, фонарик-то оставь! — возмутился было Кирилл и осекся, стоило обернуться и заглянуть ему в глаза.
— Зачем тебе? — ледяным голосом проговорил Дима. — Сиди себе с коллективом.
Искать Олю он не решился. Прокрался через лагерь, сгорая от стыда, подсвечивая фонариком строго под ноги, чтобы не выдать себя. Страшно подумать, что скажет девушка, столкнись они сейчас нос к носу. Дима радовался, что повесил свой гамак чуть в стороне от остальных: оставаться среди людей было бы сейчас просто невыносимо.
Даже не надеясь заснуть, он погасил фонарь и забрался в нейлоновый кокон. Гамак мягко, успокаивающе закачался. Мерно поскрипывали стропы, и Дима постепенно расслабился. Конечно, он здорово свалял дурака, но ничего страшного не произошло. Ошибки — это не смертельно. Главный, секретный козырь по-прежнему у него, и в следующий раз он воспользуется им умнее.
Дима достал найденную фигурку. Луну затянуло влажной дымкой, но ее тусклые лучи, просеянные сквозь кроны, все же отражались от гладких граней. Дима задумчиво рассматривал кальмара. У каждой легенды есть корни в реальности, вспомнил он слова Николая. Может, история о перебивших друг друга пиратах — не такой уж миф, а причина их безумия — в его руках? Дима представил, как призраки убитых малайцев, стеная, сотни и сотни лет бродят по Кох-Нагу, и ему стало слегка не по себе. Воображение разыгралось настолько, что он почти услышал их стоны. Смущенно посмеиваясь сам над собой, Дима ухватился за ветку, останавливая движение гамака, и прислушался. Скрип затих, да и джунгли будто затаились в ожидании рассвета. Единственным звуком был тихий плеск воды, крошечными волнами набегающей на берег.
Дима отпустил ветку и снова принялся тихонько раскачиваться, постепенно погружаясь в мечты. Спросить бы у Вовы, не встречал ли он среди азиатского антиквариата такие фигурки, — но лучше не рисковать, не будить подозрения. Слишком многое на кону. Если объединить чудесное действие кальмара с возможностями, которые даст работа у Пленского, можно добиться чего угодно. Дима прикинул перспективы, и по позвоночнику пробежал холодок восторга. Победа в игре — только первая ступенька, самое начало пути. Если он не остановится, не струсит, то вскоре у него появится реальная власть. Возможность по-настоящему влиять на мир. Сделать его лучше. Удобнее и разумнее. Добрее, в конце концов…
Конечно, ему многому придется научиться. Например, запомнить раз и навсегда, что большинство людей предпочитают добиваться своего скрытыми манипуляциями, а не сотрудничеством или честной борьбой. Хватит быть наивным доверчивым дурачком. В прежней жизни это сходило ему с рук, но теперь может разрушить все планы. Сам Дима врал редко и неумело, воспринимал ложь как тяжелый неприятный труд и неосознанно считал, что остальные тоже предпочитают говорить правду: кто ж захочет так напрягаться без крайней необходимости? Он невесело ухмыльнулся, вспомнив сегодняшний провал. Пожалуй, эту ошибку он больше не повторит.
По спине снова пробежал холодок, но теперь он не имел ничего общего с радостным предвкушением. Дима медленно сел, сосредоточенно нахмурился. Его втянули в глупейшую дискуссию, чтобы не дать договориться с Олей. Он повелся, принял происходящее за чистую монету, но в конце концов раскусил уловку. И, гордый собой, прохлопал следующую ловушку.
Дима выбрался из гамака и затоптался на месте, не зная, что предпринять. Небо посерело; в притихших зарослях раздалась звонкая птичья трель и оборвалась, будто смущенная фальстартом. Изнывая от смутной тревоги, Дима на цыпочках подошел к группе деревьев неподалеку от костра — просто чтобы убедиться, что все в порядке. Отсыревшие гамаки глянцевито поблескивали, как чудовищные зеленые плоды. Дима сразу увидел, что один из них пуст. Но, больше не доверяя самому себе, он педантично обошел все шесть коконов, заглядывая сквозь москитные сетки. С каждым новым спящим лицом в нем нарастали отвращение, злость и сосущая, опустошающая тревога.
Он поверил им, остался в лагере, а она до сих пор ждет его! На Диму разом обрушились нежность, радость, мучительное чувство вины. Он едва не бросился бежать — лишь страх разбудить кого-нибудь заставил его сдержаться. А вслед за страхом пришел ледяной шепоток здравого смысла. Не стоит воображать, что девушка готова часами ждать его. Скорее всего — просто задремала, сидя на бревне. Диме еще услышит о себе много интересного, когда разбудит Ольгу.
Гамаки остались позади, и он перешел на бег. Ловко обогнул лежащий поперек пляжа камень — вроде бы раньше его здесь не было, вроде бы он какой-то неправильный. Дима оглянулся на бегу, упал. Поднялся на четвереньки, ощущая, как лезут из орбит глаза, как распяливается в беззвучном вопле рот.
Мозг отказывался воспринимать то, что видели глаза, и какое-то время Дима просто смотрел на облепивших что-то раков-отшельников, на сплошную, непрерывно шевелящуюся массу раковин, усов, клешней. Отшельники ели. Отшельники торопились насытиться перед тем, как солнечные лучи прогонят их обратно во влажный сумрак джунглей.
Можно было вечно смотреть на их движение, на бесконечное разнообразие раковин, на их замысловатые, наводящие транс узоры. Лишь бы не увидеть, никогда не увидеть клок рыжеватых волос, разметавшихся по песку.