Анна стояла неподвижно, глядя в зеркало. Она видела, как Артем задернул на окне шторы и обернулся. Может быть, он тоже ждал, что она повернется к нему, но Анна застыла, не в силах пошевелиться. Сделав два осторожных шага, Артем наклонился, прижавшись губами к ее щеке легким прикосновением, от которого по спине тут же пробежали мурашки, а все тело затрепетало в томительном предвкушении.
– Если ты хочешь меня остановить, скажи сейчас, – прошептал он так тихо, что слова она скорее угадала, чем услышала. Если бы он тоже смотрел в зеркало, то увидел бы, как она улыбнулась. Артем коснулся губами мочки ее уха. Анне вдруг стало жарко, и она непроизвольно ухватилась рукой за верхнюю пуговицу на блузке.
– Ты молчишь? – тихий шепот настаивал на ответе, хотя его возбужденное дыхание говорило о том, что ответ может быть только один, – ты так ничего мне не скажешь?
Анна обернулась всем телом и ее губы, прервали бессмысленный поток слов, срывающийся с его губ.
Лифтер немного прибавил громкость. Он услышал, как женщина застонала, потом послышался хрип, словно человек, которому на шею накинули удавку, пытается узнать, за что его убивают, иногда из динамика врывались обрывки несвязных фраз, а потом вновь слышались страстные стоны.
На всякий случай лифтер оглянулся. Еще не хватало, чтобы кто-то услышал звуки, доносящиеся из радиоприемника. Но в огромном холле, как обычно, кроме него никого не было.
– Тёма, – вдруг вскрикнула женщина и затем уже тише, растягивая слога, – Тёмочка!
Хриплое, прерывистое дыхание мужчины участилось, а затем вдруг слилось в единый торжествующий поток звуков. Краем глаза лифтер успел заметить, как через распахнувшиеся двери небоскреба в холл кто-то вошел, и поспешно выключил радио. Острые каблуки, приближаясь, зацокали по гранитному полу.
– Небесные угодники, – пробормотал лифтер и устремился навстречу появившейся в холле женщине. – Магда! Ну наконец-то! Почему ты приходишь так редко?
– Ой ли? – Магда чуть-чуть присела и позволила старику, не достающему ей до плеча, поцеловать себя в щеку, – может просто кто-то слишком стар и не помнит, что я приходила вчера, причем дважды?
– Может быть кто-то слишком сильно по тебе скучает? – в тон ей отозвался лифтер. Ты знаешь, что снилась мне этой ночью?
– Неужели? – Магда на мгновение улыбнулась, и сама поцеловала старика в кончик носа, – только не рассказывай мне, что мы там во сне вытворяли. Наверняка, это было что-нибудь неприличное.
– Что же может быть неприличного в любви двух одиноких сердец? – обиженно заморгал лифтер.
– Ну хотя бы то, что одно из этих сердец может не выдержать нагрузки и лопнуть, – развеселилась Магда, – мне кажется, тебе пора выбирать развлечения поспокойнее. Да и сны тоже.
– А мне кажется, мы вполне могли поужинать сегодня вместе, – старик все еще отказывался признать поражение, – я сегодня надеюсь освободиться пораньше.
– Так ты что, отсюда выходишь? – Магда не скрывала удивления. – Я была уверена, что ты так и живешь тут, где-то в подсобке. Сюда ведь как не придешь, ты всегда здесь, за стойкой.
– Это потому, что я чувствую, когда ты идешь и спешу вернуться, – старик усмехнулся, – так что насчет ужина?
– Знаешь, не хочу тебя огорчать, но вряд ли, – Магда, покачала головой, – я предпочитаю слишком дорогие рестораны, ты вряд ли себе сможешь это позволить. Давай, мы лучше сделаем так, ты сейчас нажмешь на кнопочку, а потом, когда я буду возвращаться, я тебя поцелую. Но только в щеку!
– Как скажешь, Магда, как ты скажешь, – вздохнул лифтер, поднося руку к панели управления.
Papa don't preach, I'm in trouble deep (папа не причитай, у меня проблемы)
Papa don't preach, I've been losing sleep (папа не причитай, я потеряла сон)
Заголосили колонки голосом Мадонны. Усмехнувшись, Магда вошла в лифт и показала старику поднятый большой палец.
– Мадонна – это здорово, мне нравится! Наш человек!
Затем двери лифта закрылись и в холле вновь стало тихо.
…
– Магда, – Алекс склонился и поцеловал ей руку, – красавица Магда почтила своим визитом мою скромную обитель.
Магда почувствовала, как возбуждение плавно перетекает в ее тело через ладонь, губы ее приоткрылись и тут же из них раздался легкий стон разочарования. Алекс выпустил ее руку и устремился к барной стойке.
– Ты выпьешь со мной? Коктейльчик или быть может шампанского? А что я спрашиваю, конечно шампанского! У меня как раз есть великолепный экземпляр, – Алекс помахал бутылкой, – из запасов Дюма-отца, между прочим, – он с легкостью сорвал пробку, послышался хлопок, а над горлышком поднялось легкое белое облачко, – а он, я скажу тебе, знал толк в удовольствиях. Хотя, что тебе рассказывать, ты и сама все должна помнить.
– Да уж, – Магда чувствовала себя разочарованной, – в чем в чем, а в чревоугодии он был хорош.
– Ну не только, – Алекс быстро вернулся, неся фужеры с шампанским, – он и писал на мой взгляд неплохо.
– Писал? – возмущенно фыркнула Магда, – тогда уж скорее, подписывал. Писал-то Маке.
– Я думаю, Маке несколько преувеличиваел свои заслуги, – мягко улыбнулся Алекс, – точнее будет сказать, что они оба изрядно привирали. Конечно, если бы их взять, да и допросить с пристрастием, открылось бы наверняка много интересного. Можно было бы протоколы допросов опубликовать потом в каком-нибудь толстом литературном журнале.
– Сейчас уже нет литературных журналов, – сделав несколько глотков шампанского, которое действительно было великолепно, Магда слегка подобрела, – ни толстых, ни тонких.
– Что, вообще? – изумился Алекс.
– Фактически. Пара названий еще осталась, но там кроме названий больше и нет ничего, раз в полгода выходят смешным тиражом, и тот никто не читает. Это как курица, у которой башку отрубили. Она уже дохлая, но еще бегает. Ты мне лучше объясни, как так вышло, что они оба в Благодать проскочили, если один из них сто процентов врет?
– Это ты про Дюма опять? – Алекс пододвинул кресло и сел прямо напротив Магды.
– Про него и Маке, – Магда кивнула, чувствуя, как под пристальным взглядом Алекса в ней вновь нарастает возбуждение, – если кто-то из них врет, то он не должен был там оказаться.
– Знаешь, я как-то этим вопросом сильно не задавался, – Алекс пожал плечами, – могу уточнить, если хочешь. Я же говорю тебе, привирали оба.
– Даже так? – Магда с сожалением взглянула на опустевший фужер, – тогда мне вообще непонятны критерии отбора. Если они оба такие грешники…
– Магда, – Алекс укоризненно покачал головой, – а кто не грешен? Сама посуди, если всех так строго судить, никакого баланса не будет, все нарушится. Возьми ту же Благодать, там ведь луга, цветники, фонтаны. Скотина опять же всякая, Бэмби, еще кто-то, всех не упомнишь.
– И что? – непонимающе спросила Магда.
– Ничего, – Алекс усмехнулся, – луга косить надо, не то сорняками все зарастет, цветники полоть, фонтаны чистить, скотину кормить. Кто этим всем заниматься будет? Само что ли? Тот же Бэмби, это он в мультиках бегает себе травку щиплет, все умиляются. А на самом деле что?
– Что?
– Этот лосяра здоровый цветники за ночь все выжрет, что не сожрет, вытопчет, а потом у него брюхо бурлит и он бегает по дорожкам и гадит где не попадя. За ним полдня только ходить убирать надо.
– Я думала, он олень, – Магда удивленно покачала головой, – олененок.
– Лось он, – хмуро бросил Алекс и тут же спросил, – а ты чего шампанское не пьешь? Не нравится, что ли?
Только сейчас Магда заметила, что фужер в ее руке вновь наполнен почти до самых краев, а пузырики выходящего из шампанского углекислого газа весело облепили хрустальные стенки.
– Так у них что там, колхоз? – он с удовольствием сделала глоток.
– Не совсем, – Алекс не на долго задумался, – скорее кибуц.
– Это что ж, получается, они у евреев идею подсмотрели?
– Скорее наоборот, все ведь по образу и подобию. Вот кибуцы тоже так сделали, по образу. Так сказать, тренировочные лагеря, чтобы люди уже на земле к райской жизни готовились.
– Ага, – Магда пренебрежительно скривилась, – что-то, я смотрю, в эти кибуцы очереди не выстраиваются.
– А куда спешить? Если ты точно знаешь, что после смерти всю жизнь будет именно так: цветы, грядки с клубникой, хоровое пение по выходным, то можешь несколько лет уделить какому-то разнообразию.
– Ну да, потом будет что вспомнить, – вздохнула Магда.
– Ты что? – Алекс удивленно взглянул на собеседницу, – совсем всё забыла? Тебе это тыщу лет назад рассказывали. Благодать, она потому и Благодать, что те, кто попал туда ничего не помнят.
– Вообще ничего?
– Вообще. Ни детей, ни родителей, ни первый секс, ни последний. Они ж поэтому все и счастливы, что не помнят того, что потеряли.
– Они ничего как бы и не теряли, выходит.
– Вот именно, – Алекс кивнул, – понимаешь, в чем фишка? Нет ни тоски, ни воспоминаний. А те, кто в другое место попал, у тех наоборот, у них память обостряется. Они там такое вдруг вспоминают, что уже много лет как забыли, про то думать начинают, чего в их жизни почти и не было, точнее они думали, что не было, а оно когда-то давно было, но потом из памяти стерлось.
– Это что ж такое, например? Мне кажется, я все про себя всегда помнила, особенно самое хорошее.
– Да ладно, – Алекс пренебрежительно махнул рукой, – самое хорошее никто не помнит. Вообще никто.
– Может быть ты мне тогда подскажешь, что это? – попросила Магда.
– Оно тебе надо? – Алекс скептично взглянул на утвердительно тряхнувшую головой Магду. – Ладно, закрой глаза, расслабься, веселые картинки показывать буду.
Стиснув фужер с недопитым шампанским обеими руками, Магда откинулась на спинку дивана и зажмурилась.
– Да ты расслабься, – ласково попросил Алекс, – что вы все такие зажатые? Никто толком расслабиться не умеет.
Магда почувствовала легкое головокружение и сильнее вжалась в спинку дивана. Она хотела было открыть глаза и сказать Алексу, что передумала, но с удивлением поняла, что веки не открываются. Магда не успела толком испугаться, когда из темноты начали появляться становящиеся все более четкими образы. Она словно смотрела кино в формате 3Д, а голос Алекса мягко звучал в ушах, комментируя происходящее.
– Вот ты открыла глаза, но все равно ничего толком не видишь, потому что зрение еще не конца сформировалось. Ты ничего не можешь понять и кричишь, а потом с трудом, сквозь свой громкий плач слышишь чей-то голос. Это голос женщины, она зовет тебя по имени. Ты слышала этот голос и раньше, но он всегда звучал несколько иначе, впервые ты его слышишь так отчетливо, впервые слышишь свое имя, хотя и не понимаешь ничего из того, что тебе говорят. Но это не важно. Важно лишь то, что ты чувствуешь: этот голос полон любви к тебе, рядом с этим голосом тебе совсем не страшно и можно не плакать. А потом в твои губы упирается что-то непонятное, но на всякий случай, ты приоткрываешь рот и хватаешь это непонятное губами. И твой рот наполняется блаженством. Это молоко твоей матери. Ты еще не знаешь, что это такое, но ты чувствуешь себя счастливой. Тебе уже не страшно, тебя обнимают мягкие теплые руки, а рот наполнен восхитительным вкусом, и ты делаешь глоток за глотком, пока не засыпаешь своим первым счастливым сном.
Магда почувствовала, что рот ее начал наполняться жидкостью со странным, явно знакомым, но давно забытым вкусом. Она сделала глоток и материнское молоко потекло по пищеводу.
– Вот ты стоишь на месте, немного покачиваясь, ты уже давно хотела это сделать, но все никак не решалась. И вот время настало. Ты делаешь шаг, чуть не падаешь, но ухитряешься удержаться на ногах. Тебе надо сделать еще три шага и тогда ты окажешься рядом с ним. Рядом с сидящим на корточках бородатым улыбающимся мужчиной, твоим отцом. Ты делаешь эти шаги один за другим, на четвертом твои ноги заплетаются, и ты падаешь, но отец вовремя подхватывает тебя на руки, затем начинает осыпать твое лицо поцелуями, потом он вскакивает и подбрасывает тебя в воздух, ловит и снова подбрасывает, еще выше. Ты визжишь от восторга. Ты помнишь свой крик, Магда? Ты все помнишь? А ты чего ревешь-то?
– Останови это, – Магда размазала по лицу слезы и тут же глаза ее открылись, не делай так больше! Никогда так не делай!
– Вот всегда так, – Алекс обиженно развел руками, – вы вначале ничего не боитесь и просите чего-то, чего вам даром не нужно, а потом плачете, когда это чего-то у вас исполняется. Нафига просите?
Ответить Магда ничего не смогла, она лишь поднесла ко рту фужер с шампанским и стремительно его опустошила.
– Тоже правильно, – одобрил Алекс, – выпей, оно сразу полегчает. Ты, считай, толком ничего и не посмотрела, а люди, ну те, которых обрекли на веки вечные, вот так сидят и смотрят без конца и видят, какими были и какими потом стали. Смотрят и воют, от того, что их изнутри тоска гложет, она их выедает полностью, тоска эта, лишь один скелет остается. Потом, раз и мясо опять на костях нарастает и все по-новой. Кстати, удобно. Всем остальным работы меньше. А то вот эта вся возня, то печь не топлена, то крюки не наточены, она кого хочешь уморить может. А толкового персонала его нигде не хватает, ни сверху, ни снизу. Ты в курсе, кстати, что грехи взвешивать перестали?
– Это как так? – от удивления Магда вытаращила глаза.
– Давно уже, лет триста, – кивнул Алекс, – как начали статистику при отборе применять, так и поняли, что перекос идет, все лучшие кадры вниз уходят. Лучшие, они ведь сама знаешь, ребята шустрые, все погрешить успели.
– Так, а как теперь делят? – не могла понять Магда.
– По средней работают, – увидев в глазах собеседницы непонимание, Алекс усмехнулся, – всю массу, кто у ворот собрался, по ранжиру распределяют и делят. Половина наверх уходит, половина вниз.
– И что, так лучше стало?
– Да, наполняемость везде стабилизировалась, делить проще. Иногда конечно, за середнячков выходит буза. Вроде как из той партии что есть, он чуть ниже границы проходит и в Благодать не может попасть, но начинают данные за предыдущие годы смотреть, и там если, брать большой массив данных, то он, вроде как, уже чуть выше границы оказывается, ну или наоборот.
– И что тогда?
– Пытались какие-то критерии выработать, чтоб никому не обидно было, – Алекс задумчиво потер ямочку на подбородке, – но так ни до чего и не договорились. В итоге все по старинке решают, монеткой.
– Монеткой? Кидают что ли?
– А как еще? Конечно, кидают. Специальную монету изготовили, обе стороны участие принимали, потом центровку тыщу раз выверяли, чтоб никто никого обмануть не мог.
– И что, не могут?
– Как тебе сказать, – Алекс задумчиво пожал плечами, – пытаются. С каждой стороны есть команда специалистов, которые монетку так кинуть могут, что она почти всегда нужной стороной ложится. Я как-то раз видел, как наши тренируются, звери просто. Один есть, он монету так кидает, что в половине случаев решка выходит.
– Тоже мне, достижение, – хмыкнула Магда, – в половине случаев и у меня решка выйдет.
– Э, нет, – Алекс покачал головой, – у него такая монета, тренировочная, там с каждой стороны орел, причем двуглавый, решки вообще нет, а у него все равно через раз выходит. Обещает ко второму пришествию до шестидесяти процентов догнать. Ладно, чего сидим просто так, раздевайся.
– Что? – Магда вздрогнула от неожиданности.
– Ты же вроде хотела, – Алекс поставил свой фужер с шампанским на стол и начал расстегивать рубашку, – или я ошибся?
– Нет, не ошибся, – Магда запнулась, не зная, как лучше ответить, – только после всех этих воспоминаний, сам понимаешь, настроение куда-то ушло.
– Настроение, – вздохнул Алекс, вытягивая почти полностью расстегнутую рубашку из брюк, – настроение, дело поправимое. Так лучше?
Он сбросил рубашку на пол. Мышцы обнаженного торса напряглись, и Магда увидела кубики пресса, отчетливо выступившие на загорелом животе Алекса. Она протянула руку и осторожно коснулась пальцами одного из кубиков.
– Раз, – сказала Магда.
– Два, – отозвался Алекс, когда она сместила руку чуть ниже.
На счете три Магда поняла, что никакие воспоминания больше не могут сдерживать разгорающиеся в ней желания, а на счете четыре все воспоминания и вовсе исчезли.