Глава 4


Стоило пойти на все это просто для того, чтобы оказаться на таком матрасе.

На все.

На восьмичасовой перелет, в котором я поняла, что это самое кошмарное из того, что может случиться с человеком в жизни. На секс с богатым самоуверенным говнюком, который… два раза сделал то, о чем я его не просила. Второй раз я даже не сопротивлялась, просто позволила ему получить от меня то, что этому козлу нужно.

Пусть подавится.

Меня возбуждало его тело. И его запах, и его эрекция. И все, что он ею и всем остальным делал, тоже. Даже его чертовы команды. Так что пусть подавится. Словить с ним оргазм было не так уж сложно.

Он и двух слов мне не сказал, а потом просто ушел спать куда-то еще.

Подтянув колени к животу, морщусь от тянущей боли между ног и во всем теле.

«На колени…»

«Вот так… прогнись…»

Вперив взгляд в плывущий по Москве-реке прогулочный катер, прислушиваюсь к тому, что происходит за дверью комнаты. С высоты семьдесят второго этажа катер выглядит как букашка. Город повсюду. Движущийся и серый, потому что опять идет дождь.

Безликие круглые часы на стене показывают почти час дня. Я проспала до обеда?!

За дверью очень громко работает пылесос. За этим шумом с волнением пытаюсь различить голоса, но не различаю.

Что, если он там? Как себя вести?

Мои сомнения быстро развеиваются, когда глаза упираются в две купюры по пятьсот долларов и ключ-карту, лежащие на прикроватной тумбочке с белой мраморной крышкой. Это снимает все вопросы. Все терзания могут катиться под гору. Мне оплатили за услуги, и теперь я свободна.

Полезные связи. Закрытые вечеринки. Как же.

Он снял меня в клубе, отымел и заплатил. Как шлюхе. Только я уйду, здесь сменят белье, а это сожгут. А я лежу тут и думаю, хочу ли связываться с этим типом еще раз. Я тут вообще ничего не решаю.

– Дура… – бормочу, садясь на роскошном матрасе, к которому тянет обратно.

Второй раз он захотел без чулок. Один валяется на полу у кровати, другой под подушкой.

От меня несет сексом и… его запахом. Туалетная вода и еще дезодорант. Терпкие дорогие запахи.

Найдя в сумке резинку для волос, опомнившись, проверяю свой паспорт в потайном кармане на замке и газовый баллончик, который всегда ношу с собой.

Пройдя в дверь ванной, обнаруживаю там гардеробную размером с квартиру Марины, а за ней ванную. Гардеробная пустая, а в ванной полный сервис.

– Целая долбаная Нарния, – пытаюсь разобраться со смесителями, пробуя все варианты подряд.

На то, чтобы открыть воду, уходит вечность. Принимаю божественный душ, сжавшись под ним от кайфа. Вода такая мягкая и горячая. Без запахов. Эта квартира как параллельная реальность. И раз уж я здесь, пробую все банки с гелями подряд. Смываю с лица косметику, с тоской думая о том, что придется снова надеть туфли и каким-то образом добраться до метро. Под дождем. Зонта-то у меня нет.

Осталось только решить, что делать с моими «чаевыми».

Глядя на две зеленые бумажки, жую губы.

Целая тысяча долларов!

Если возьму, это будет означать, что я шлюха. Не для меня. Я не виновата в том, что этот мир так устроен. Что в нем выживает только тот… кто закрывает глаза на некоторые принципы. Но если возьму эти деньги, ОН решит, что я шлюха.

Плевать что он решит, мне очень нужны деньги. Я его больше никогда не увижу.

Я не шлюха. Я «студентка»!

Ты дура.

Закрыв глаза, делаю очень долгий выдох.

Черт, черт, черт…

Дрожащей рукой достаю из паспорта пятьсот рублей. Согнувшись, ручкой пишу на них номер своего телефона и кладу поверх зеленой тысячи.

Как тебе такие «чаевые»? За два оргазма не мешало бы дать две, но у меня есть только одна купюра.

Давя глумливый смех, хватаю ключ-карту и, чтобы не передумать, вылетаю из комнаты в гостиную, где на меня снова со всех сторон обрушивается город и дождь.

Женщина «восточной» внешности бросает на меня немой отстраненный взгляд, продолжая собирать пылесосом несуществующую пыль с дивана. Опустив голову, прохожу мимо к входной двери.

Холл небоскреба набит людьми, но на меня никто не обращает внимания. Кроме охранника и консьержа за длинной белой стойкой. Это пожилой мужчина в рубашке и очках. Улыбнувшись ему, ковыляю к стеклянной вертушке, понуро замечая справа от нее подставку, набитую одинаковыми белыми зонтами-тростями. Дернув за ручку, беру себе один и выхожу под промозглый октябрьский дождь.

Перед глазами стоит отеческая улыбка престарелого консьержа, которой он ответил на мою.

Сделав еще два шага, сжимаю в кармане ключ-карту, без которой тут нельзя вызвать лифт. Сжимаю ручку зонта и не мигая смотрю на сбитые носы своих туфель.

Пошло оно все! Почему бы и нет?

Развернувшись, возвращаюсь в здание, делая вид, что сосредоточена на складывании зонта. Бросив косой взгляд на консьержа, топчусь у входа, облизывая холодные губы и подрагивая от холода. Мужчина поправляет очки и смотрит на меня с нейтральной дежурной улыбкой. В ответ посылаю ему дрожащую улыбку и медленно иду к стойке, бегая взглядом по полу и потолку.

Просто сделай это. Тебе ничего не будет. Никогда не узнаешь, какими гибкими могут быть люди, пока не попробуешь. Но от волнения у меня пересохло горло. Я ужасная актриса, но сейчас почти не играю. Я действительно на взводе.

– Э-м-м… добрый день… – останавливаюсь перед стойкой, отлично представляя, как жалко я сейчас выгляжу.

– Чем могу помочь? – любезно осведомляется консьерж.

– Э-м-м… – оборачиваюсь, чтобы убедиться в том, что тут рядом никого нет. – Понимаете…

Он терпеливо ждет, продолжая улыбаться.

– Понимаете… – понижаю голос до доверительного шепота. – У меня есть вот это…

Кладу на стойку ключ-карту, и моя рука выглядит жутко бледной и бескровной.

– Да, – поправляет он очки. – Это карта для наших электронных замков. Вам показать, как пользоваться?

– Нет… понимаете, – прячу глаза, начиная багроветь и лепетать. – Я поднялась, а хозяина… дома нет. Но он мне очень нужен, потому что…

Черт, черт, черт…

Посылаю ему полный отчаяния взгляд, очень надеясь на то, что у него есть дочь моего возраста или хотя бы около того.

Опустив руку, кладу ее на свой живот и хрипло повторяю, позволяя глазам увлажниться:

– Он мне очень нужен…

– О… – бросает быстрый взгляд на холл за моей спиной консьерж.

По моей щеке бежит слеза. У меня отваливаются ноги. Я голодна. Голодна настолько, что готова свалиться в обморок. Так что добавляю к этой слезе еще одну.

– К сожалению, я тут ничем не могу помочь… – начинает нервничать мужчина. – Может, вам воды? Вы что-то бледненькая.

– Я… – глотаю слезы, облизывая пересохшие губы и заглядывая в его глаза. – Мне хотя бы узнать его имя… понимаете? Я не знаю, что мне делать… – сжимаю узел пояса на животе, слегка качнувшись.

– Не положено… – бормочет бедолага, начиная что-то перекладывать с места на место под своей стойкой.

– Я никому не скажу… клянусь, – шепчу в сердцах. – Пожалуйста, помогите. Я не знаю, что мне делать… он должен хотя бы узнать об… об этом… – глажу свой живот, чувствуя горячие дорожки слез на щеках.

Минуту спустя холодный мокрый ветер остужает их. Утираю рукавом пальто нос, хлюпая им по инерции, и суетливо разворачиваю аккуратно сложенный вдвое клочок белой бумаги.

Читаю три раза. А потом еще три.

«Роман Гец».

Скомкав бумажку, выбрасываю ее прямо на тротуар и, собравшись с силами, пытаюсь понять, как найти метро.

Загрузка...