Игры демиургов

— Я понимаю, — кивнул Шамбамбукли.

— Ха, понимает он! Да я первых людей на собственной крови замешивал! Не было другого материала. А у тебя когда-нибудь чего-нибудь не хватало? Ты же, небось, свой первый мир из конструктора собрал? Еще во младенчестве?

— Да где там… — Шамбамбукли виновато улыбнулся и пожал плечами. — Первый мир мне вообще подарили. Но второй — да, собрал из конструктора. А людей к нему мне купили в магазине. Очень красивая была пара, её звали Барби, его — Кен.

— Ну вот, а я — собственную кровь… И продал потом. Первому же покупателю. За бесценок, как теперь понимаю. Думал, ерунда, еще миров понаделаю, даже лучше прежнего. Благо есть теперь на что, начального капитала хватит. Не вышло… Сколько я их с тех пор ни создавал — уже не то. Добротно, качественно — а не радует. Вот ты — это да, у тебя что ни мир — то конфетка, а у меня…

— Да ну, брось. Я же не профессионал, это так, баловство одно. Вот помню, тот мир, что я получил в подарок, еще ребенком — это да, это был мир! А я пока только пытаюсь приблизиться к такой степени совершенства. Может, со временем будет получаться лучше.

— До сих пор не могу себе простить, — покачал головой Мазукта. — Как я мог продать это чудо? Какие в этом мире были деревья! А травы! А цветы!

— А я так и не смог узнать, что за мастер изготовил тот игрушечный мир. — Вздохнул Шамбамбукли. — Ты не представляешь себе, какие там были горы! А моря? А птицы?

— А какие прекрасные холмы! И быстрые ручьи с серебряными рыбками…

— И красивые мужественные люди…

— И величественные северные сияния…

Демиурги запнулись и ошалело уставились друг на друга.

— Уупс… — одновременно пробормотали они.

— Можешь меня поздравить, — сказал демиург Мазукта демиургу Шамбамбукли.

— Да? А с чем?

— Я тут много думал о несправедливости…

— Поздравляю! — с чувством произнес демиург Шамбамбукли.

— Что? А, понимаю… Нет, я другое имел в виду. Так вот, думал я о несправедливости, и пришел к интересным выводам. Ведь правда, в моих мирах имеет место несправедливость?

— Правда.

— Ну вот. Трезво оценив ситуацию, я решил сделать доброе дело. Эй, чего ты так вздрогнул?

— Видишь ли, Мазукта…

— Знаю, знаю, что ты мне хочешь сказать. И про мои методы, и про моё понятие справедливости. Всё это я учёл. И решил, что мне самому лучше ничего в мироздании не исправлять.

— Ты хочешь, чтобы я тебе помог?

— Нет! — Мазукта торжествующе ухмыльнулся. — Я придумал выход гораздо лучше. Я наделил один мир способностью к самоусовершенствованию! Каково, а?

— Звучит неплохо, но как?..

— Как я это реализовал? Очень просто. Как всё гениальное.

Мазукта вытащил из кармана сложенный листок и помахал им в воздухе.

— Вот! Это — моё изобретение. Договор о сотрудничестве между демиургом и человеком. Кто имеет лучшее представление о несправедливости? По кому она бьет сильнее всего? Кто в точности знает, что надо исправлять? Люди! Но для того, чтобы исправить мировую несправедливость, одних человеческих сил мало, для этого нужно чудо. Чудеса творит демиург, но он по природе своей… ну, ты знаешь мою природу.

— Знаю, — печально вздохнул Шамбамбукли.

— Итак, демиург имеет силы для переустройства мира, но не имеет понятия, что и как изменять. Люди имеют понятие, но не имеют сил. Что делает демиург?

— Что?

— Ха! А вот что. Демиург является к людям и передает им часть своей силы — столько, что её хватит с лихвой. А дальше только стоит в сторонке и смотрит на результаты.

— Мазукта, я предвижу большие проблемы!

— Да брось ты! Какие могут быть проблемы? Думаешь, будет разброд? Не будет. Я же не всех наделял силой, и даже не кого попало. Только избранных! Тех, кто наверняка употребит полученную силу как надо.

— А по какому критерию ты их… избирал?

— По ряду критериев. Во-первых, я рассудил, что женщины более миролюбивы, и не станут обращать силу на разрушение. Во-вторых, я выбирал женщин умных — чтобы не действовали необдуманно, и молодых — то есть склонных переделывать мир к лучшему. Кроме того… а впрочем, неважно. Просто поверь мне на слово — я передал свою силу в самые лучшие руки, какие только мог найти.

— Я верю, но…

— Тысяча мудрых, энергичных и неозлобленных девушек — вот моя армия реформации! Стоило большого труда их найти, между прочим. Зато теперь всё в мире будет как надо! — Мазукта любовно разгладил листок договора. — И людей осчастливил, и сам внакладе не остался.

— А что там у тебя написано? — заинтересовался Шамбамбукли.

— О, это и есть самая изюминка моей идеи! — Мазукта довольно хихикнул. — Одна договаривающася сторона, то есть я, обязуюсь наделить другую сторону сверхъестественными способностями, дабы эта другая сторона могла переделывать реальность по своему усмотрению. А взамен другая сторона переходит под моё безраздельное владение после смерти.

— То есть как?!

— Ну посуди сам. Кем станут эти люди после смерти? Младшими демиургами! Моими подмастерьями. Они же там, считай, практику проходят. Всю жизнь, лет триста-четыреста (маги долго живут!) будут переделывать мир, набивать руку, набираться опыта… А потом, вместо того, чтобы удрать на новую инкарнацию, станут помогать мне клепать новые миры. Представляешь, какой я тогда оборот запущу!

— Мазукта, мне эта идея отчего-то не нравится…

— А главное, — перебил Мазукта, — и об этом тебе неплохо бы подумать — это тот факт, что вся эта тысяча подмастерий будет прекрасно знать, что такое несправедливость и как с ней бороться. Мы будем производить идеальные миры, вне всякой конкуренции, и в огромных количествах! Нет, ты представь, какие перспективы!

— Даже не представляю.

— Ха, вот видишь! Пройдет еще лет двести, пока поступят первые ученики, и тогда я начну…

Раздался короткий звонок, и Мазукта осекся.

— Уже?.. — моргнул он.

— А в чем дело? — спросил Шамбамбукли.

— Это сигнал, что для кого-то из учеников договор приведен в исполнение… Но так рано? Может, несчастный слу…

Звонок тренькнул снова. И еще раз. И еще.

— Что-то не так, — всполошился Мазукта. — Пойду посмотрю.

Он поспешил в приёмную, Шамбамбукли пошел следом.

— Да что же это такое?! — Мазукта растерянно оглядывался по сторонам. — Как я теперь буду отделять человеческую сущность от сущности сожженых с ними дров? Почему они позволили себя кремировать? И почему так рано? И так много?!

Звонок тарахтел не умолкая.

— Девятьсот девяность восемь, девятьсот девяносто девять, — считал Мазукта, — тысяча, тысяча одна, тысяча две… Откуда лишние?! Две тысячи, три тысячи пятьсот, шесть тысяч, семь… восемь… десять… пятнадцать тысяч! Шамбамбукли, что происходит? Я же хотел как лучше! Я же… осчастливить… Доброе дело… Сорок тысяч! Сорок восемь тысяч! Но почему?!

А ведьмы всё продолжали и продолжали прибывать…

— Где я? — спросил человек.

— Ну что за дурацкий вопрос! — вздохнула канарейка. — И почему вы все начинаете именно с него?

— А всё-таки, где я? Это не похоже ни на ад, ни на рай.

— А это и не то, и не другое. Это приёмная демиурга Шамбамбукли. Но сейчас шефа нет, я за него.

— А ты кто?

— Сам не видишь? Я канарейка.

Человек пригляделся.

— Тю! Ты же заводная.

— Ну и что?

— А как же ты разговариваешь?

— А я не разговариваю. Просто произношу некоторые фразы из стандартного набора. Правда, набор у меня большой. Ну да вы, люди, редко что-то оригинальное спросите, так что всё в порядке.

— Но ты же неживая!

— Могу тебя заверить, я гораздо более живая, чем некоторые.

Человек насупился.

— Не смешно.

— Мне тоже. Но ты меня, если хочешь знать, оскорбил. Я — живое существо и горжусь этим.

— Ерунда. Заводная канарейка не может быть живой!

— Обоснуй.

— Ты не питаешься и не размножаешься. Этого достаточно.

— Как же я, по-твоему, могу размножаться, если я единственный обитатель этого мира, называемого «Приемная»?

— Делением.

— И не подумаю!

— Значит, ты неживая.

— А ты, когда был еще живым человеком, размножался делением?

— Нет, конечно.

— Значит, ты тоже был неживым?

— Эээ…

— Закрыли вопрос.

— Нет, не закрыли. Ты не питаешься.

— Питаюсь.

— Чем?

— Вот! — канарейка кивнула на свой ключик. — Это мой способ питания.

— Какое же это питание, если тебя кто-то заводит? — засмеялся человек.

— Не кто-то, а лично демиург! Вот ты — чем ты питаешься?

— Ну, хлебом, например.

— А откуда берется хлеб?

— Из пшеницы.

— А пшеница?

— Она на поле растет.

— Сама?

— Ну да. Сонышко светит, дождь поливает — вот она и растет.

— А кто, по-твоему, заводит солнышко?

Человек задумался.

— Ну вот, сам видишь, — сказала канарейка. — Вы, люди, не можете без всех этих условностей. Питание получаете через пятые руки. А я — напрямую от демиурга. Так кто же из нас более живой?

Демиург Мазукта критически осмотрел демиурга Шамбамбукли со всех сторон.

— Хм… Ну что, вид нормальный. Причесать бы тебя… да это выше сил нечеловеческих.

Демиург Шамбамбукли нервно одернул костюм и повертел шеей, в которую немилосердно впивался жесткий воротник.

— Так можно заходить?

— Что? Да, посещения уже разрешены. Погоди, чего-то не хватает… а, ну конечно!

Демиург Мазукта хлопнул в ладоши, и в руке Шамбамбукли расцвел роскошный букет — не слишком пышный, но чрезвычайно дорогой и подобранный с большим вкусом.

— Вот теперь — всё. Заходи. Я ей уже столько про тебя рассказывал!

Демиург Шамбамбукли глубоко вздохнул и вошел в палату. Следом протиснулся Мазукта и занял место у изголовья больной.

— Вот! — с гордостью объявил Мазукта. — Знакомьтесь. Это мой друг Шамбамбукли, он тоже демиург.

Шамбамбукли неловко шаркнул ногой, не сводя глаз с лежащей на постели девушки.

— Очень приятно, — сказала девушка.

— А это, — Мазукта взял в руки историю болезни, — юная самка человека, рост 165, вес 55, масти рыжей, наглой.

Девушка прикусила губу, сдерживая улыбку.

— Состояние — отличное, — продолжал Мазукта, переворачивая листы. — Тело полностью восстановлено и избавлено от посторонних примесей. Полный курс восстановления памяти. Физическое и психическое здоровье — безупречны, под мою ответственность.

— Спасибо, — тихо прошептала девушка и тронула Мазукту за запястье.

— Возраст — от 18 до 22 лет, звать Лолита. Прошу любить и жаловать.

— Только Ли, а не Ло, — поправила девушка.

— Что?

— Ли, а не Ло. Не Лолита, а Лилит.

— А, ну это опечатка, наверное. Всеведение тоже иногда дает сбой.

Шамбамбукли сглотнул и поддел пальцем воротник.

— Мне… тоже приятно… очень. Мазукта, можно тебя на минутку?

— Ты чего? — удивился Мазукта. — Застеснялся, что ли? Ли, помнишь, я тебе говорил, что один мой друг в тебя влюблен? Так вот, разреши…

— Мазукта! — резко перебил друга Шамбамбукли. — Можно тебя на минутку?

— Ну ладно, ладно, — Мазукта недоуменно пожал плечами. — Если тебе так срочно… Мы сейчас вернемся.

В коридоре демиург Шамбамбукли ухватил Мазукту за пуговицу и страшным шепотом сообщил:

— Это не она!

— Чего? — заморгал Мазукта.

— Я тебе говорю, это не она!

— Ты с ума сошел, да? Да ты на лицо посмотри! Рост, вес, возраст, цвет волос — всё сходится. И сожгли её как ведьму. И имя то же самое…

— Имя другое. И сама другая. Похожа, очень, не спорю. Но не та!

Мазукта выдернул пуговицу из пальцев Шамбамбукли и принялся расхаживать взад-вперед, раздраженно теребя прядь волос.

— Послушай, ну что тебе не нравится? Сам говоришь, похожи. Девушка есть девушка, эта ничем не хуже любой другой, даже лучше, я бы сказал. Тебе не всё равно, какую брать?

— Нет. Не всё равно. Хотя спасибо, конечно…

— Эх ты, а еще друг! — укоризненно покачал головой Мазукта. — Я так для тебя старался!

— Я понимаю…

— Да что ты понимаешь? — горько усмехнулся Мазукта. — Ты думаешь, так просто собрать из дыма исходную форму? А потом еще отделять человеческую плоть от сгоревших вместе с ней дров?

— Ну, это, наверное, действительно трудно…

— Трудно?! Да это до сих пор считалось практически невозможным! Я эту девушку не то что по клеточкам — по атомам собирал! Изо дня в день, несколько месяцев. Я в неё буквально вжился! Целые миры творил — так не уставал. И уж наверняка ни разу не работал так тщательно. Её тело — это же шедевр! Ну да, да, оно человеческое, оно несовершенное, но сама работа!

— Мазукта, я тебе, конечно, очень признателен, даже не ожидал… но ты пойми, мне нужна совсем другая де…

— Дурак! — Мазукта злобно полыхнул глазами. — Ты сам не понимаешь, от чего отказываешься! Она же… она знаешь, какая! Ты думаешь, смазливое личико — это всё? А ум? А характер? Мы с ней подолгу беседовали — эта девушка невероятно умна. Я её, честное слово, даже зауважал. А сколько в ней доброты! Ты не поверишь — она способна сопереживать. Это такая редкость. И у неё настоящее чувство юмора — когда действительно смешно, она смеется. А не ржёт.

— Мазукта, я тебе верю, но…

— И всё это — для тебя, для дурака! Для моего лучшего (и, кстати, единственного) друга! Хотел сделать тебе приятное. А ты мне вот так, в лицо плюешь.

— Послушай! — Шамбамбукли снова поймал Мазукту за пуговицу, притянул к себе и проникновенно уставился ему в глаза. — Ты только послушай. Я действительно очень тронут. Но. Она. Мне. Не. Нужна. Понимаешь?

— Нет.

— Ну тогда просто прими к сведению.

Демиург Мазукта взъерошил волосы ладонью.

— Ну и что же теперь делать?

— Не знаю. Отпусти её обратно, пусть живёт заново.

— С ума сошел? Как её можно обратно отпускать? Там такой жестокий мир, а она такая… такая нежная, хрупкая… и только-только почувствовала нормальное обращение!

Шамбамбукли посмотрел на друга долгим задумчивым взглядом. И сказал самое умное, что смог в этой ситуации:

— Хмм.

— Если бы она была с тобой, я был бы спокоен, — продолжал Мазукта. — Знал бы, что никто её в обиду не даст, что она накормлена, напоена, обласкана и ни в чем не знает недостатка. Но ты же отказываешься! А вот так, бросать её на произвол судьбы, и каждую минуту думать «как она? что с ней?» — нет, так я не могу.

— Мазукта, — глядя в пространство, пробормотал Шамбамбукли. — Ты за несколько месяцев даже не узнал её имя.

— Ну и что? Мы друг друга по именам и не называли, как-то в голову не пришло. Просто болтали, и всё.

— Просто болтали… — Шамбамбукли криво усмехнулся. — Ладно, пусть будет так. А что всё-таки делать будем?

Демиурги вернулись в палату. Шамбамбукли при этом подталкивал Мазукту в спину, а у того был такой вид, как будто он всерьез раздумывает, не поздно ли еще сбежать в Тартарары какого-нибудь мира.

— Эээ… кхм! — начал Мазукта. — Мы тут… то есть, ну-у, да. Мда. Такое дело. Это… помнишь, я говорил… ну, что у меня есть… как бы… ну, друг. Который тебя… в тебя…

— Влюблен? Помню. Я думала… — девушка запнулась и перевела тревожный взгляд на Шамбамбукли. — Ты хочешь сказать, что это и есть твой друг?

— Ах нет, ну что Вы! — откровенно глумливая улыбка Шамбамбукли могла бы затмить Сверхновую. — Просто мой приятель Мазукта слишком застенчив, чтобы высказаться прямо.

Брови Мазукты поползли вверх, а челюсть, наоборот, ухнула вниз. Шамбамбукли же продолжал вещать:

— Поскольку я являюсь как бы лицом духовным, он пригласил меня для заключения… Ах да, кстати, поздравляю! — Шамбамбукли всунул девушке в руки свой букетик.

— С чем? — слабым голосом спросила она.

— То есть как «с чем»? — притворно удивился Шамбамбукли. — Мазукта, ты что, не говорил ей?

Мазукта сделал два шага вперед на негнущихся ногах и как подстреленный, рухнул на колени возле кровати.

— Ло… То есть, Ли. Раз уж такое дело… А-а, ччёрт, была не была, плевать на всё, будь моей женой!

— Зима, — сказал демиург Шамбамбукли.

— Зима, — подтвердил демиург Мазукта.

Друзья, одетые в теплые меховые тулупы, сидели на верхушке огромного валуна. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась белая заснеженная степь.

— Красиво, — сказал Шамбамбукли и бросил вниз снежок.

— Красиво, — согласился Мазукта и спрыгнул с валуна. — Ну что, за работу?

— Ага! — Шамбамбукли спрыгнул следом и огляделся. — С чего начнем? С деревьев или грибов?..

— Нефиг зря тратить время. Начнем сразу с человека. Ты лепи мужика, а я… — Мазукта запнулся и опасливо глянул куда-то вверх, — нет, мужика лучше я вылеплю. А ты — бабу.

Шамбамбукли с готовностью кивнул, потер ладони и начал катать снежный ком, из которого надлежало вылепить снежную бабу. Некоторое время демиурги работали в молчании.

— Ну-ка, ну-ка… — Мазукта присмотрелся к результату своих трудов. — Так, годится. А у тебя что? Ну вообще блеск. Фигуристая! Шамбамбукли, ты где таких видел?

— Во сне.

— Ааа… ну тогда ладно.

Мазукта обошел вокруг снежной бабы, одобрительно бормоча себе под нос.

— Красавица. Мой, вообще-то, тоже ничего. Конечно, людей обычно лепят из грязи, да где ж её взять в такую погоду?

— Можно было подождать до весны, — сказал Шамбамбукли.

— Весна здесь настанет нескоро, — сухо отозвался Мазукта. — И будет означать конец этого мира. Я же тебе говорил, ты что, не слушал?

— Нет, — честно признался Шамбамбукли.

— Хм… Тогда повторяю. Мы в мире вечной зимы. Мир звенящей чистоты, холодной красоты и кристального совершенства. Таким я его вижу.

Шамбамбукли помолчал, ожидая продолжения, но его не последовало.

— Ну? — подбодрил Шамбамбукли.

— Что «ну»? Солнца здесь нет. Так что весны не будет… в ближайшую астрономическую эру. Ладно, давай дальше строить.

Демиурги снова углубились в работу. Мазукта вытесывал из ледяных глыб деревья и кусты, а Шамбамбукли развешивал на ветвях снежные цветы, птичек и бабочек. Скоро вокруг возник настоящий райский сад, и в нем демиурги расставили ледяные скульптуры животных в полный рост.

— Ну, всё, — провозгласил довольный Мазукта. — На сегодня хватит, пожалуй. Завтра вдохнем в них жизнь — и у нас получится мир прекрасный и гармоничный. Ты только глянь, какая красота! Какие изысканые формы, какой блеск! Правда ведь, замечательная была идея?

Шамбамбукли отошел на пару шагов, присмотрелся, отошел еще на шаг… споткнулся о камень и растянулся на снегу.

— Это что? — удивился он, разглядев камень как следует.

— Это? Ну… вообще-то, верхушка трубы. Фабричной.

— Верхушка фабричной трубы?! Мазукта! Что там, под снегом?

— Ну что, что… Уже неважно, что там было. Считай, нет там больше ничего. Так, ерунда всякая. Зато посмотри, какой прекрасный мир получился после Регнарека!

— Ой, какая красота! — восхитился демиург Шамбамбукли, оглядывая стены пещеры. — Это ты сам нарисовал?

— Нет, конечно, — фыркнул демиург Мазукта. — Это всё люди.

— Умеют ведь, когда хотят, — уважительно произнес Шамбамбукли и провел ладонью по рисунку. — Охота на пещерного медведя. И ведь реалистично как!

— Эээ… кхм, вообще-то нет, — замялся Мазукта.

— Что «нет»?

— Это не сцена охоты. Здесь изображен подвиг их национального героя, не помню фамилию. Он в одиночку отстоял родную пещеру от полутора десятков врагов.

Шамбамбукли озадаченно моргнул и уставился на картину.

— То есть, ты хочешь сказать?..

— Ну да.

— А все эти орудия труда, захоронения…

— Скотомогильники, — пожал плечами Мазукта.

— Но ты же сам только что сказал, что эти картины нарисовали люди!

— А, ты об этом, — хмыкнул Мазукта. — Ну, видишь ли, в этом мире пещерные медведи твердо уверены, что люди — это они и есть.

Демиург Мазукта огляделся по сторонам и уверенно кивнул.

— Подходящее место. Годится.

— Тут же ничего нет, — удивился демиург Шамбамбукли. — Кругом сплошная Пустота.

— Именно, — подтвердил Мазукта.

— А зачем ты меня сюда привел?

Мазукта вздохнул и сунул руку за отворот плаща.

— Эй… ты чего? — попятился Шамбамбукли.

— Я? Ничего.

Мазукта вытащил из-за отворота тяжелый гроссбух и раскрыл его на последней странице.

— Мне нужна твоя помощь. Ты же знаешь мое правило, верно? Каждый день я отвечаю на молитвы ровно одного миллиона человек. Не больше, не меньше. Вот и сегодня… 999 999 пожеланий исполнил, а с этим — неувязка.

— А что там?

— Там… — Мазукта снова вздохнул, еще тяжелее. — Это заветное желание одного больного ребенка. Он хочет умереть и переселиться в лучший мир.

— Что?..

— В лучший мир, — раздраженно повторил Мазукта. — Где нет боли, нет страха, всё распрекрасно и все довольны и счастливы. Вот ты мне и поможешь его создать. Ведь поможешь, верно?

— Мазукта… А может, лучше пусть этот ребенок выздоровеет?

— Он не просил выздороветь! Он просил умереть и переселиться в лучший мир. А у меня правила твердые, я каждый день…

— …исполняешь миллион желаний, знаю. Ну, а в чем проблема с этим миром? Почему ты сам не можешь справится?

— Уфф! Ты что, сам не понимаешь? Каждый мир несет на себе отпечаток личности демиурга. А демиургами становятся по-разному. Это тебе всё доставалось легко и просто. А я шел наверх путем непосильных трудов и страданий. И какой же счастливый мир я смогу после этого построить?

— Послушай, а если…

— Нет. Ты что, не хочешь, чтобы бедный больной ребенок получил свою толику счастья?

— Хочу.

— Тогда приступай. Твори новый мир.

Шамбамбукли растерянно уставился в окружающую Пустоту.

— А… а что надо делать-то?

— Мир.

— Какой?

— Идеальный. Ты что, не знаешь, какие бывают идеальные миры?

— Знаю. Но я не знаю, какой мир представляется идеальным этому ребенку.

— Хм… ну да. Вот, читай. Там никто никогда не должен болеть и умирать, там должны жить волшебники и драконы, а также прекрасные принцессы, гномы, эльфы, феи, ангелы…

— Фей не бывает, — пробормотал Шамбамбукли.

— Сам знаю, — огрызнулся Мазукта. — Но этот ребенок в них верит, значит, они должны там быть. Вера — штука сильная.

— Ну хорошо… а ангел — это кто?

— Ангел — это чистый непорочный дух. Такой мужик с крылышками. В белых одеяниях.

— Так он дух или мужик?

— А я почем знаю?! — взвился Мазукта. — Я, что ли, всё это выдумал?

— А как я, по-твоему, должен творить то, что даже представить себе не могу?

— Что ты себе представить не можешь?!

— Непорочный дух с крылышками! Зачем ему крылышки, если он дух?

— Шамбамбукли, ты что, издеваешься? Сейчас же твори новый мир!

— Сам твори, если тебе так нужно!

Шамбамбукли скрутил фигу и сунул её под нос Мазукте. Мазукта побагровел и снова полез за отворот плаща.

Удар по ногам застал обоих демиургов врасплох и раскидал в стороны. Там, где только что не было ничего, кроме Пустоты, возникла земная твердь, и тут же проросла зеленью. Взметнулись вверх кроны деревьев, запестрели цветы, послышался птичий щебет.

— Твоя работа? — нахмурился демиург Мазукта, поднимаясь на ноги и оглядываясь.

— Нет, — демиург Шамбамбукли отряхнул колени и озабоченно потрогал шатающийся зуб. — Я думал, это ты.

— Да нет… — пробормотал Мазукта. — Ой, смотри!

— Феи! — восхищенно ахнул Шамбамбукли. — А вон дракон!

— И гномы!

— И мужик с крылышками!

— Шамбамбукли! Я не понимаю! Откуда это всё взялось? Каким образом?!

— Так ты же сам говорил, — спокойно отозвался Шамбамбукли. — Демиургами становятся по-разному. А вера — штука сильная.

Демиург Мазукта и демиург Шамбамбукли работали. То есть, работал один Мазукта, а Шамбамбукли стоял рядом и с любопытством наблюдал.

— А что это мы делаем?

— Привносим дополнительный интерес в жизни людские, — пропыхтел Мазукта, не отрываясь от работы. Он копал яму.

— Интерес? — моргнул Шамбамбукли. — А в чем он заключается?

— Сейчас объясню. Подай мне вон ту фиговину.

Шамбамбукли выбрал из корзинки указанный предмет и повертел в пальцах.

— А это что такое?

— Я же сказал, фиговина. Давай её сюда.

Шамбамбукли протянул фиговину Мазукте, тот уронил её на дно ямы, вылез сам и быстро засыпал яму землёй.

— Вот так! Теперь пусть люди её ищут.

— А зачем?

— Так надо.

Мазукта поднял корзинку и махнул свободной рукой.

— Пошли дальше.

— Нет, постой! — уперся Шамбамбукли. — Ты мне ничего не объяснил!

— Я тебе всё объяснил.

— А я ничего не понял!

— Это другое дело, — признал Мазукта, поставил корзинку на землю и задумался. — Ну вот смотри. Мы сейчас находимся на кладбище древнего заброшенного города. Тут когда-то жила могущественная раса рукокрылых обезьян, теперь таких уже нету.

— А раньше были?

— И раньше не было. Не перебивай. Считается, что они тут когда-то жили. Ходят такие слухи. Я сам их, кстати, и распустил.

— А зачем?..

— Не перебивай! Мы с тобой только что спрятали могущественный артефакт. А в разных концах мира великие герои уже изучают карты, по которым этот артефакт можно найти. И со дня на день начнется большая гонка, в которой правил не существует.

— Всё равно не понимаю. Мы закопали, ты сам сказал, какую-то фиговину. Зачем она так уж сильно необходима этим героям?

— Ха! — фыркнул Мазукта. — Это мы с тобой знаем, что здесь зарыта фиговина. А они-то думают, что это Какое-нибудь Сердце Света или, чего доброго, Третий Глаз Мазукты. И что от этой фиговины зависит не больше не меньше, судьба мира.

— А она зависит?

— Да.

Шамбамбукли затряс головой.

— Мазукта! Ты меня совсем запутал. Эта штука, которую мы зарыли — она…

— Простая никчемная фиговина.

— Но от неё при этом…

— Зависят судьбы мира.

— Да каким же образом?!

— Да обычным. В борьбе за эту фиговину сцепятся все силы Добра и Зла, сколько их есть в мире. И кто-нибудь из них непременно победит. Зло, как легко догадаться, стремится завладеть артефактом, постигнуть его суть и употребить для своих целей. А Добро, как правило, хочет этому помешать самым простым способом — уничтожить артефакт. Поэтому в конце концов побеждает всегда Добро. На некоторое время. Потом понадобится новая фиговина.

— Здорово! — с чувством произнес Шамбамбукли.

— Еще бы не здорово! — хмыкнул Мазукта. — Дело того стоит. Сидишь потом, смотришь на всю эту возню, получаешь удовольствие… Под пиво хорошо идет.

— Когда создаешь новый мир, — произнес демиург Мазукта, вальяжно развалясь в кресле, — не оставляй в нем никаких недоделок. В частности, обязательно ликвидируй все нестабильные элементы, иначе рано или поздно мир будет уничтожен цепной реакцией.

— А, знаю, — кивнул демиург Шамбамбукли. — Цепная реакция — это когда расщепляется ядро урана.

— Неверно, — строго нахмурился Мазукта. — Цепная реакция — это когда одна страна первой расщепляет ядро урана, и сразу остальным тоже хочется.

Пророк зашел в шатер и остановился на пороге.

— Вызывали?

— Ага, — отозвался демиург Мазукта. — Поговорить хотел. Ну что, милок, облажался?

— Облажался.

— Ничего больше не хочешь сказать?

— Хочу. Пропусти народ мой.

— Это не твой народ.

— Мой. Теперь — мой.

— И с каких это пор?

— С тех пор, как они поверили, что я им послан Творцом.

— То есть, мной?

— Да.

— Я тебя никуда не посылал. Ты сам это прекрасно знаешь. И этот народ не имеет к тебе никакого отношения. Я еще удивляюсь, как кто-то мог поверить в твою наивную сказочку о подброшенном ребенке? Ты — наследник престола, а они — рабы. И вообще самое презренное из земных племен.

— Именно поэтому.

— Что поэтому?

— Поэтому они — мой народ.

— А, ну да, конечно. Идеи гуманизма, товарищества, свободы воли. Это ты здорово придумал. Но ты в курсе, что мир на самом деле устроен не так?

— Конечно.

— Ты — лжепророк! Ты несешь одно смятение. Я организовал мир по четко выверенным, разумным и справедливым законам: каждый сам за себя, кто сильнее, тот и прав. А ты что делаешь? Бросил свое изначальное предназначение, создал вздорную теорию, несешь смуту… Какую страну разрушил! И как у тебя получилось, кстати?

— Людям нужны были знамения, — пожал плечами пророк. — Я дал им знамения. В конце концов, я был лучшим учеником в классе, когда нам преподавали прикладную магию.

— Это была замечательная высокоразвитая страна! Передовая, можно сказать. Одна из моих любимых. И как раз они-то, кстати, строго соблюдали мои законы!

— Да, они верили в право сильного. А мой народ верит в силу правого.

— Тьфу! И куда же вас завела эта вера? Слева горы, справа море, сзади вражеская армия, а впереди — горящий лес. Через пару часов от твоего народа останется одно воспоминание, в назидание потомкам. Чего ты хотел добиться?

— Не знаю, — сказал пророк. — Мне их просто было жаль. Я хотел подарить им надежду.

— И подарил. Опасная это штука, знаешь ли, пустая надежда.

— А другой не было, — ответил пророк. — Я создал для бедных забитых людей новое учение, я обманул их, сказав, что они избраны нести в мир свет истины. Я заставил их поверить в милосердие Творца.

— В моё милосердие?! Ты в своем уме?

— Нет, наверное. Но пока есть надежда…

— Да? И на что же вы надеетесь? Что каким-то чудом сможете пройти через горящий лес? А ты в курсе, что огонь, вообще-то, жжется? Это закон природы, который никто пока не отменял. Или, может, я должен ради вас раздвинуть огонь в стороны? А вы пройдете, как по паркету?

— Это было бы очень великодушно с твоей стороны.

— Ха. Может, вам еще ковровые дорожки постелить и автоматы с прохладительными напитками расставить?

— Если будет на то воля твоя, — сухо ответил пророк.

— Ну так знай, что моей воли на это не будет. Точка. Так и передай своей пастве.

— Я знаю. Но люди так надеются на спасение…

— Ну и очень глупо.

— Глупо. Но они надеются.

— …! — сказал Мазукта и оборвал связь.

Пророк постоял еще немного в тишине, развернулся и вышел из шатра.

— Ну что? — спросили его старейшины.

Пророк потер пальцами веки и отозвался бесцветным голосом:

— Передайте людям, пусть готовятся.

— К чему готовятся?

— К чему?.. — Пророк тряхнул головой, расправил плечи и решительно произнес: — Мы идем дальше.

— Дальше? Но куда?

— Туда. В огонь. Истинно верующие спасутся, так сказал Мазукта.

— А мы не сгорим?..

— Вы сомневаетесь в слове своего Творца?

— Нет, но…

— Значит, идем. Трубите сбор.

Слева высились горы. Справа шумело море. Сзади стояла вражеская армия, наблюдая, как безрассудные рабы идут навстречу огню.

— Жарко, — пожаловался кто-то рядом с пророком.

— Идите. Идите вперед. Сейчас будет чудо. Если вы верите в милосердного Творца — чудо будет. Он не обманет ваших надежд. Помните это.

Близкое пламя слепило, искры больно обжигали кожу. У шедших впереди начали скручиваться волосы; где-то заплакал ребенок.

— Чудо будет, — шептал пророк, высоко поднимая посох, — чудо обязательно будет! Еще немного… Еще один шаг, и оно произойдет! Только не останавливайтесь!

— Что случилось? — спросил демиург Мазукта у мрачного как туча демиурга Шамбамбукли.

— Люди, — ответил демиург Шамбамбукли.

— Тю, люди, — присвистнул Мазукта, — было бы из-за чего… А что с ними такое?

— Они сотворили себе кумира и поклоняются ему.

— Кумира? Ты имеешь в виду, идола? Из камня или из глины?

— Да если бы! Глину не жалко, её много…

— Из золота?

— Из меня. Из меня сделали идола.

— О господи! — ахнул Мазукта.

— Вот именно, — кивнул Шамбамбукли.

— Привет! — сказал демиург Мазукта демиургу Шамбамбукли.

— Привет.

— Ты чего делаешь?

— Ничего.

— А-а… — протянул демиург Мазукта. — А зачем?

— То есть как, зачем? — удивился Шамбамбукли. — Чтобы потом из ничего сделать что-то. Я же демиург!

— Я и сам прекрасно знаю, зачем нужно ничего, — сказал Мазукта. — Я спрашиваю, зачем ты его делаешь? Купить нельзя?

— Да где же я куплю хорошее ничего? — возразил Шамбамбукли. — Уже в шести магазинах был, ничего там нет.

— А ты зайди в тот, что на углу, знаешь, такой, с черепичной крышей.

— А что там есть?

— Ничего.

— Правда?!

— Честное слово. И очень качественное ничего, смею заметить.

Шамбамбукли просиял.

— Очень хорошо. А то у меня ничего не получается. Почти.

— А ты из чего его делаешь?

— Как из чего? Из ничего.

— Из ничего ничего и не выйдет, — покачал головой Мазукта. — Закон природы. Сначала должно быть что-то, и вот ты над ним работаешь, работаешь, стараешься, и в итоге получается…

— Что?

— Ничего.

Шамбамбукли вздохнул.

— Значит, я все делал не так?

— Почему же? Ты делал так.

— Жалко. Думал, сделаю ничего себе, а вышло так себе…

— А что-то вышло?

— Да, немножко. Я сложил в ящик стола.

Мазукта заглянул в ящик и нахмурился.

— Но тут ничего нет!

— Как нет?! — подскочил Шамбамбукли. — А что же там есть?

— Да у тебя тут, приятель, настоящий хаос, — сказал Мазукта и задвинул ящик стола. — Запомни, ничего нельзя оставлять без присмотра. Оставишь где-нибудь на минутку — и всё, уже не найдешь потом ничего.

— А я думал, ничего не исчезает никуда. По закону сохранения.

— Это только в сказках, — отрезал Мазукта. — А у нас с тобой… не пойми чего.

Демиург Шамбамбукли позвонил демиургу Мазукте.

— Привет, это я.

На том конце повисло долгое, лет на двадцать, молчание.

— Мазукта, да ты что, всё еще сердишься?

— Сержусь.

— Да ладно тебе, давай мириться.

— Не хочу. Ты охаял мою работу.

— Но я всего лишь сказал…

— Ты сказал, что я сотворил неудачный мир. Было такое?

— Ну было. И что, из-за этой ерунды мы теперь…

— Это не ерунда!

— Ну хорошо, хочешь, я извинюсь?

— Не хочу.

Шамбамбукли вздохнул.

— Мазукта?..

— Ну?

— Я тут подумал…

— Ну?

— Знаешь, этот твой мир, он… ну… вообще-то ничего себе, нормальный такой. Очень даже.

Мазукта не ответил.

— Вполне так, знаешь… недурственный. Хороший, можно сказать.

Мазукта угрюмо молчал. Шамбамбукли опять вздохнул.

— А если честно, то это плохой мир. Но он всяко лучше доброй ссоры.

Демиурги Шамбамбукли и Мазукта вели неспешный теологический спор.

— А я говорю, что от людей добром ничего не добьешься, — сказал демиург Мазукта.

— Ты неправ, — покачал головой Шамбамбукли. — Я утверждаю, что на людей всегда можно воздействовать мягким убеждением.

— Только принуждением, — стоял на своем Мазукта.

— Нет-нет, насилие еще никогда не доводило до добра!

— А кто говорит про насилие? — удивился Мазукта.

— Ты.

— Я говорил про принуждение.

— Не вижу разницы.

— А ее, по большому счету, и нет.

Шамбамбукли озадаченно заморгал.

— Что?..

— Ну посуди сам. Люди — это ведь те же скоты, верно?

— Нет.

— Верно, Шамбамбукли, верно. На них, как на всякую скотину, можно воздействовать хорошей палкой. Рано или поздно они понимают, что выбора у них нет, и идут куда тебе нужно.

— Это насилие.

— Правильно. А принуждение — это когда ты запрягаешь их в повозку, а перед носом вешаешь вкусную морковку. Тогда они думают, что идут сами, куда хотят, за своей светлой недостижимой целью — а на деле, это ты их ведешь. И с куда большим комфортом.

— Ясно. Но люди — не скот.

— Спорим?

— Спорим.

— Ну хорошо… Возьмем, для примера, какой-нибудь мир.

Демиурги взяли какой-то мир.

— Теперь выбери любой город.

— Вот этот.

— Очень хорошо.

— А теперь попробуй мягко убедить людей… ну, хотя бы плодиться и размножаться.

— А они что, не?!.

— Они да. Но недостаточно активно.

— Ну хорошо, я попробую. Сейчас я к ним обращусь…

— Да? И это ты называешь свободой выбора? Представь себе, ты человек, и вдруг перед тобой с небес спускается сияющая фигура и начинает пропагандировать е… естественное размножение. Ты посмеешь ослушаться?

— Ты прав, Мазукта. А здесь как-нибудь можно обратиться сразу ко всем, и чтобы без чудес?

— Запросто. Тебе повезло. В этом мире существует телевидение, и через пять минут намечается новогоднее выступление президента. Можешь вмешаться.

— А ты уверен, что президент будет не в записи?

— Абсолютно! — Мазукта щелкнул пальцами. — Вот и нет никаких записей, сгорели. Придется ему выступать вживую.

— Это насилие…

— Да. Выступление начинается, твой ход.

Шамбамбукли вздохнул, зашевелил губами, и на бумажке, лежащей перед Президентом, проступили новые слова. Президент как ни в чем не бывало продолжал речь. Упомянул о сложной политической обстановке, пожаловался на недостаток рабочих рук в стране, оценил низкий уровень валового дохода. С этого дня, проникновенно говорил Президент, все люди доброй воли должны усилить свою демографическую сознательность. Государству нужны новые молодые люди: солдаты, рабочие, ученые. Дети — наше будущее, наша сила, наша гордость и т. д. и т. п.

— И ты думаешь, из этого выйдет что-то путное? — скептически скривился Мазукта.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Шамбамбукли.

— Хорошо, посмотрим.

Демиурги перепрыгнули на год вперед.

— Что-то я не вижу никаких существенных изменений, — сказал Мазукта. — Рождаемость даже снизилась.

— И президент сменился…

— Угу. Ну ладно, теперь моя очередь?

— Твоя. Начинай.

На сей раз новогодняя речь президента, насильно отредактированная Мазуктой, была совсем краткой.

Президент только открыл рот — и по всему городу погас свет.

— Вот так, — усмехнулся Мазукта и отошел от рубильника. — Пока разберутся, пока всё запустят заново — не меньше двух часов пройдет.

— А концерт? — огорчился Шамбамбукли.

— Обойдутся без концерта. Делать им теперь нечего, света нет, телевизор не работает… Через девять месяцев ожидай демографического взрыва.

— Как-то у тебя всё слишком просто получается, — расстроился Шамбамбукли.

— А я не усложняю.

— И все равно люди — не скоты!

— Поспорим еще раз? — ухмыльнулся Мазукта.

— Вот! Я привел тебе доказательство! — сказал демиург Шамбамбукли демиургу Мазукте.

— Чего? — не понял спросонья демиург Мазукта.

— Доказательство. Привел. Что люди не скоты.

— А-а, ты об этом… Ну, заходи. Показывай, что у тебя там.

Мазукта, придерживая одной рукой пижамные штаны, посторонился и пропустил в квартиру демиурга Шамбамбукли.

— А эти с тобой?

— Да. Это люди. И они — не скот.

— Это я уже слышал. Ты доказательство приводи.

— Вот, я привел. Люди.

— Вижу, что люди. А доказательство где?

— Ну как же…

— Шамбамбукли, — раздраженно произнес Мазукта. — Ты меня разбудил на заре третьего тысячелетия. Тебе самому нравится, когда тебя будят на заре?

— Ой, прости.

— Короче! Вот твои люди. Объясни толком, почему они не скоты, или дай мне спокойно поспать.

— Не скоты. Потому что они действуют не по принуждению, а из любви.

— Серьезно?

— Да. Я на протяжении нескольких поколений внимательно следил за этим народом, всячески обхаживал, направлял, подсказывал им наиболее выгодные пути развития. Сейчас они слушаются меня во всем, уважают, восхваляют…

— Ну-ка, погоди минутку.

Мазукта повернулся в людям.

— Вот ты, с бородой. Отвечай, ваш демиург и правда действует только лаской и убеждением?

— Да! — с восторгом отозвался человек.

— И вы его всегда слушаетесь?

— Да!

— И никогда ему не перечите?

— Никогда!

— А почему?

— Из великой любви к нему!

— А за что вы его так любите?

— За всё! Ибо он — наш пастырь, а мы все — его верные агнцы.

— То есть, бараны? — Демиург Мазукта удовлетворенно хмыкнул и обернулся к смущенному демиургу Шамбамбукли: — Значит, говоришь, не скоты, да?

— Давай поспорим еще раз?.. — робко предложил Шамбамбукли.

— Это и есть твой философ? — спросил демиург Мазукта.

— Он самый, — кивнул демиург Шамбамбукли.

— Хм… — Демиург Мазукта брезгливо потыкал ногой неподвижное тело. — Он что, пьян?

— Да, с философами такое случается.

— И ты утверждаешь, что вот этот отброс общества создал теорию о свободе воли и предопределении?

— Ага. Я нахожу это достаточным, чтобы не считать человека скотом. Скот до такого не додумается.

— Спорный вопрос, — проворчал Мазукта. — Только скот может напиваться до скотского состояния.

Тут человек поднял голову, сфокусировал взгляд на Мазукте и развязно произнес:

— А ежжели я сскот, то хрен ли ты пришшел со своими пр'блемами к скоту? И хто ты сам псле этого?

Демиурги переглянулись.

— По-моему, он тебя уел, — с улыбкой сказал Шамбамбукли.

— С-с-скотина, — процедил Мазукта.

— Что отличает человека от животного? — задал вопрос демиург Мазукта и сам же на него ответил. — Способность к абстрактному мышлению. Согласен?

— Ну, допустим, — осторожно кивнул демиург Шамбамбукли.

— Отлично. Тогда смотри!

Мазукта сложил ладони рупором и закричал, обращаясь к миру:

— Принесите-ка мне, люди, ваших детушек! Я сегодня их за ужином скушаю!

— А разве ты ешь детей? — удивился Шамбамбукли.

— Нет, конечно, — пожал плечами Мазукта. — В том-то весь и фокус. Сейчас люди начнут тупо приносить мне своих детей, и ни один даже не задастся вопросом, а с какой, собственно, стати?

— Подожди, но дети…

— А что дети? Чистые невинные души, с ними проблем не будет. Пущу по второму кругу, почти без отходов.

— Мазукта, но это же жестоко!..

— Знаю, что жестоко. Но ты посмотри… ага, вон туда, видишь? Уже идут. Колоннами. Несут, ха! Вот идиоты-то, верно?

— Мазукта… прекрати это, пожалуйста.

— Нет, ты только подумай! Вместо того, чтобы возмутиться, слепо и послушно приносят в жертву жестокому божеству своих родных детей! И кто они после этого, не животные?

— Нет. Животные так никогда не поступают.

— Хм… А ведь ты прав, пожалуй.

Мазукта досадливо поморщился и снова закричал:

— Эй, люди, отбой. Не нужны мне ваши дети. Идите отсюда. Я кому сказал! Эй, там… А ну прекра… я сказал, прекратите! Да всё уже, всё, верю, не нужны мне… Да куда вы их… Вы чего там, с ума посходили?! Шамбамбукли, ты только глянь, что происходит!

— Дети режут стариков.

— Детушек! Я же им сказал, детушек приносите, а не дедушек!

— Они плохо расслышали.

— Тьфу! — Мазукта отвернулся от этой картины. — Туп-пицы! Слушай, может, они и правда от обезьяны произошли?

— Сыграть, что ли?.. — предложил скучающий демиург Мазукта своему другу демиургу Шамбамбукли.

— Давай. А во что?

— Да во что угодно! Да вот хотя бы… а ну-ка, достань шахматную доску.

Демиург Шамбамбукли тут же достал из воздуха доску и разложил ее на столе.

— А фигуры? — спросил он.

— Какие еще фигуры? Чай, не в шахматы играем.

— А во что?

В ответ демиург Мазукта вытряхнул из ладони две кучки круглых фишек — черных и белых.

— А-а… понятно.

— Хочешь играть белыми? — спросил Мазукта.

— Да, если можно.

— Ладно. Тогда объясни им правила, и начнем.

— Объяснить им?!.

— Ну конечно. И посмотрим, кто кого.

— То есть, они будут играть сами? Без нас?

— А в чем проблема?

— Да нет, ни в чем…

— Ну тогда приступай. Расскажи своим все правила и тонкости игры, разработай тактику и стратегию, а я проделаю то же самое со своими. И посмотрим, кто лучший педагог.

Шамбамбукли принялся просвещать свои фишки, Мазукта начал что-то втолковывать своим. Через некоторое время оба объявили о своей готовности.

— Стройсь! — скомандовал Мазукта, и фишки заняли свои места. Шамбамбукли нахмурился.

— Как-то они странно стоят…

— Неважно, — отмахнулся Мазукта. — Уже поздно что-то менять, игра началась.

Белые двинули свою первую фишку. В ответ с другой стороны прыгнула вперед черная, за ней другая, третья… Белые так и полетели с доски.

— Мазукта, что происходит?

— Как что? Кавалерийский налет.

— Но это же не по правилам!

— Почему не по правилам? А ты своих во что обучал играть?

— В шашки, конечно.

— А я — в «Чапаева».

— А вот скажи мне, Шамбамбукли, — сказал демиург Мазукта. — Когда ты творишь людей, какое у них первое слово?

— В смысле?

— Ну, что они у тебя произносят, когда появляются?

— «За».

— То есть? — не понял Мазукта. — А второе слово тогда какое?

— Когда как, — пожал плечами Шамбамбукли. — Иногда «что», иногда «каким». Бывает, что первое слово «не», или «ой», или просто «а». Бывают и такие слова, что даже я их не знаю. А у твоих какое первое слово было?

— Абырвалг, — отрезал Мазукта.

— Не дергайся! — скомандовал демиург Мазукта.

— А ы оаух! — сердито ответил демиург Шамбамбукли.

— Вот и не дергайся. Сиди смирно. И рот открой шире… еще шире!

— Акх?..

— Да, так. Замри!

Демиург Мазукта включил бормашину и принялся деловито ковыряться во рту демиурга Шамбамбукли.

— Ыыы… — промычал Шамбамбукли.

— Сам виноват! — безжалостно ответил Мазукта. — Никто не просил тебя спорить. А в спорах, сам знаешь, что бывает с зубами. Мало тебе было прошлого раза?

— А ы ох ыхыхах…

— Чего?

— А ы ох…

— Нормально говори.

— Ха хы хох пхаыкхах…

— Ах, даже так? Не мог проиграть? А почему же проиграл?

Мазукта выключил бормашину, Шамбамбукли прополоскал рот, сплюнул и пожал плечами.

— Сам не пойму. Я же был прав!

— Безусловно. Но для того, чтобы победить в споре, одной правоты мало. Она, к слову сказать, вообще не важна.

— А как же?..

— А вот так. Запомни, а еще лучше запиши себе где-нибудь. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни по какому поводу нельзя спорить с людьми. Обязательно проспоришь.

— Почему? — удивился Шамбамбукли.

— Вот этого никто не знает. Закон такой. В любом споре всегда выигрывают люди. Не было еще случая, чтобы победил демиург.

Шамбамбукли засопел.

— Все равно не могу понять. Это же был чисто научный спор. Мы с одним ученым… как же его по имени? Двалин, кажется — обсуждали происхождение человека. Я утверждал, что человек создан из грязи, а Двалин — что сам собой произошел от обезьяны. Но это же чушь! Я-то точно знаю, когда, в котором часу и из чего именно был создан человек!

— Да? Тогда почему же ты проиграл? — насмешливо спросил Мазукта.

— Ну… у меня же ничего не было, кроме голословных утверждений. А у него — доказательства! Результаты исследований, научная база, мнения авторитетов… Где уж мне со всем этим тягаться!

— Ну вот видишь, ты и сам все понимаешь. Людей легче уничтожить, чем переубедить. Они никогда тебе не поверят — во всяком случае, до тех пор, пока у них есть возможность верить во что-то другое, неважно во что. Даже в самую распоследнюю ересь. И всегда смогут отстоять свою точку зрения, так что зубов не напасешься.

Шамбамбукли вздохнул.

— А что же делать? Если уже влез в спор… ну, случайно?

— Если ты умный, то скажешь «победили, дети мои», и улыбнешься.

— А если?..

— А если очень умный, то после этого уже никогда больше спорить не будешь.

— Мазукта?

— Хм?

— Что такое счастье?

— Хм?!

— Ну, ты же у нас демиург семейный?

— Да.

— У тебя жена, дети, уютный мир…

— Ну?

— Ну вот я и спрашиваю — что такое счастье? Ты-то наверняка должен знать.

— Понимаешь, Шамбамбукли… — Мазукта задумчиво потер подбородок, — знать-то я, конечно, знаю. Но вот как бы это тебе объяснить…

— А ты на примере.

— На примере? Хорошая мысль. Пойдем.

— Куда?

— Показывать буду.

Мазукта ухватил друга за руку и потащил за собой, объясняя по дороге:

— Нам-то что, мы демиурги. Кто лучше всех разбирается в счастье, так это люди, им его вечно не хватает. Так что вопрос там изучен всесторонне. Сейчас сам убедишься.

Он приволок Шамбамбукли на берег моря, огляделся по сторонам и довольно хмыкнул.

— Видишь вон того бедного рыбака? Смотри внимательно, сейчас ему будет счастье!

Мазукта достал из-за пазухи старый замшелый кувшин, залез внутрь и заткнул за собой пробку. Через минуту кувшин уже оказался в рыбацких сетях, а через две минуты — в руках у рыбака.

— Отлично! — воскликнул Мазукта, когда рыбак вытащил порбку и выпустил его из кувшина. — Тебе, парень, повезло. Загадывай три желания.

— Любые?

— Любые. Всё, что тебе нужно для счастья!

Шамбамбукли, притаившийся в кустах, навострил уши.

— Хорошо, — кивнул рыбак. — Тогда хочу, во-первых, свой собственный остров. Можно даже небольшой.

— С замком? — уточнил Мазукта.

— Не обязательно. Маленького домика будет достаточно. Такого… беленького, с черепичной крышей. И отдельной ванной.

— Будет исполнено, — кивнул Мазукта. — А второе желание?

— Прекрасную женщину, конечно, — пожал плечами рыбак. — Которая бы меня любила, и которую я тоже мог бы любить.

— Пожалуйста! — махнул рукой Мазукта, и рядом с рыбаком появилась прекрасная женщина. — Ну, а третье желание?

— Эээ… — рыбак с трудом отвел глаза от женщины и посмотрел на Мазукту. — Что? Третье желание?.. Сейчас.

Он повернулся к женщине и взял её за запястья.

— Мне больше ничего не нужно для счастья. Я хотел бы, чтобы третье желание загадала ты.

Женщина восторженно взвизгнула и повисла у рыбака на шее.

— Ну что, Шамбамбукли, всё понял? — спросил Мазукта у друга, когда они опять остались одни. — Что нужно для полного счастья?

— Ага, понял, — кивнул Шамбамбукли. — Для полного счастья нужно иногда жертвовать своими желаниями ради других. Так?

— Вообще-то, я имел в виду нечто иное… — ошарашено пробормотал Мазукта.

— Мазукта! — начал демиург Шамбамбукли. — Вот ты каждый день удовлетворяешь миллион желаний…

— Нет-нет, — поднял ладонь демиург Мазукта. — Я ничего не удовлетворяю. Я только исполняю желания, это разные вещи.

— Почему? — не понял демиург Шамбамбукли.

— Мы ведь говорим о людях, верно? — сказал Мазукта. — А людей невозможно удовлетворить, они вечно чем-нибудь недовольны.

— Погоди… Почему недовольны? Вот есть человек, он о чем-то тебя просит, и получает желаемое. С какой стати ему быть недовольным?

— Поверь мне, Шамбамбукли, это странно звучит, но это факт. Да вот, смотри сам. Возьмем любого человека, первого попавшегося.

— Давай, возьмем. И исполним его желание?

— Ну… да. Попробуем.

— Ну хорошо, пусть будет вон тот. Чего он хочет?

— Да чего может хотеть человек? Денег, конечно.

— Ну так дай ему!

— Внимание, даю. О, вот он их уже получил.

— Ну и?

— Недоволен. Считает, что мало.

— А ты дай ему больше.

— Внимание, даю! Все равно считает, что мало.

— Ну дай еще больше!

— Нет проблем, даю. Ну всё, завалило его.

— Бедный…

— Почему бедный? Богатый. Шикарная смерть, если разобраться. Но это только частный случай. Людям вообще невозможно угодить! Просят у меня солнышка, а потом жалуются на жару. Просят прохлады, а потом мерзнут как цуцики и торопят лето. В засуху просят дождя, а в дождь просят остановить наводнения… В общем, сами не знают, чего хотят.

— Смотри, как всё замечательно устроено! — горделиво произнес демиург Мазукта и кивнул на свой мир.

— Да, очень мило, — согласился демиург Шамбамбукли.

— Мило — не то слово!

Мазукта раскрыл папку с кучей графиков и продемонстрировал их товарищу.

— Видишь, какой уровень благосостояния? У наука? А искусство и образование? А уровень моей популярности? Вот то-то же! Осталось только одно маленькое дельце…

Мазукта протянул руку и нажал на кнопку «Армагеддон».

— Зачем?! — вскрикнул Шамбамбукли.

Мазукта перевел на него удивленный взгляд.

— Что значит, зачем? А как же я попаду в таблицу рекордов, если не завершу игру?

— Мазукта, ну объясни мне. Зачем нужен Конец Света, я могу понять. А зачем тебе понадобился Потоп?

— Мне? Да с чего ты взял, что это была моя идея?

— А чья же?

— Нуу… просто я откликнулся на молитву одного умирающего в пустыне. С той же силой, с которой он молил.

— Мазукта?

— Что?

— Вот ты каждый день исполняешь миллион желаний…

— Ну, исполняю.

— А зачем?

— То есть как, зачем? Я же тебе уже объяснял!

— Да, я помню. Если не напоминать о себе, то никто в тебя верить не будет. Я не то имел в виду. Просто я же тебя не первый век знаю, вот мне и странно, почему ты сам лично исполняешь чьи-то желания, а не придумаешь какое-нибудь хитрое приспособление? Чтобы оно работало, а ты отдыхал.

— Я уже пробовал, — вздохнул Мазукта. — Вышло не очень-то.

— Правда? Расскажи!

— Да чего тут рассказывать… Я тогда еще молодой был, наивный…

— Ты и сейчас не старый!

— Да, но уже не наивный. Так вот, подумалось мне однажды: зачем зря возиться, если можно поместить в мир миллион артефактов, исполняющих желания? Нашел человек такой артефакт — и попросил чего душе угодно. Глупо, да?

— Ну почему же…

— Глупо, можешь не сомневаться. Я проверил. Сотворил миллион артефактов — маленьких, удобных, блестящих, чтобы их хорошо видно было. Золота не пожалел! Каждый — на одно желание, чтобы не было злоупотреблений. Ну и что ты думаешь? Чего люди стали себе желать?

— Чего?

— Да в том-то и дело, что ничего! Расхватали они мои артефакты, спрятали подальше и принялись друг с другом торговаться. Сам понимаешь, одно желание — ценность немалая, дорогого стоит. Можно даже на корову обменять.

— А почему просто не пожелать себе корову?

— Ты меня спрашиваешь? Ты у них спроси! В общем, ничего из этой затеи не вышло. Каждый понимал, что владеет самой большой ценностью, за которую другой жизни не пожалеет. И что дурак будет, если впустую потратит, а тем более — если отдаст за ерунду. Так мои артефакты и пролежали целую неделю невостребованными.

— Неделю? А потом что с ними стало?

— А потом… потом кто-то сообразил пожелать себе вместо одного артефакта — тысячу. Само собой, силы в них никакой не было — хорош бы я был, если бы не предусмотрел такой возможности! — но пока люди разобрались, что к чему, пока сообразили, что им вместо настоящей волшебной вещи дают пустышки…

— Понимаю. Так появились деньги?

— Ага. Маленькие золотые кругляши, на которые можно выменять корову. И которые, по древнему поверью, исполняют любые желания.

— Что это ты тут делаешь? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.

— Варю первичный бульон, — ответил демиург Шамбамбукли, сосредоточенно помешивая ложкой в кастрюльке.

— Первичный… погоди, а зачем?

— Хочу, чтобы всё было по науке.

— По науке. Угу. — Мазукта двумя пальцами приподнял со стола потрепаный учебник биологии для шестого класса и понимающе хмыкнул. — Тебе что, делать нечего?

— Очень даже есть чего! — возразил Шамбамбукли. — Я творю жизнь! По науке… — добавил он после короткой паузы.

— Да? Ну-ну.

Мазукта сел в сторонке и закинул ногу на ногу. Удобно уместив учебник на коленке, он принялся громко с выражением читать:

— «Семь триллионов тонн аминокислот, биополимеров и метана нагрейте до кондиции, добавьте серы и фосфора по вкусу и поместите под жесткое излучение до появления накипи». У тебя уже появилась накипь?

— Нет еще.

— А в этом случае рекомендуется шандарахнуть молнией. Тебе помочь или ты сам?

— Я сам.

— Ага. А когда появится накипь, дай ей настояться три миллиона лет.

— Знаю. Я так уже несколько раз делал.

Шамбамбукли снял кастрюльку с огня, привязал к ручке полотенце и принялся крутить над головой, считая вслух обороты: «один, два, три… сто пятьдесят… сто восемьдесят…. миллион двести тысяч… три миллиона!»

Он поставил кастрюльку на стол и заглянул под крышку.

— Ну? — спросил Мазукта.

— Ничего, — разочарованно протянул Шамбамбукли и выплеснул первичный бульон в мойку. — Но почему? Я же всё делал по рецепту! А там прямым текстом написано, что всё должно получиться!

— Здесь немного не так написано, — возразил Мазукта, водя пальцем по тексту. — Здесь написано, что если вы будете настойчивы и старательны, нигде не ошибетесь ни на йоту и в точности будете следовать инструкциям, то с высокой степенью вероятности жизнь зародится сама собой… минутку, тут сноска. Ага, «высокая степень вероятности» — это примерно одна двухсотмиллионная. Сколько ты уже попыток предпринял?

— Восемь тысяч, — убитым голосом произнес Шамбамбукли. — Приблизительно.

— Осталось еще сто миллионов девятьсот девяносто две тысячи! — ободрил его Мазукта. — Продолжай в том же духе. И жизнь возникнет сама собой.

— А чем это там люди занимаются? — с интересом пригляделся демиург Шамбамбукли.

— У них там стройка века, — пренебрежительно отозвался демиург Мазукта. — Строят большой телескоп.

— Да? А зачем?

— Чтобы найти братьев по разуму, — Мазукта фыркнул. — Можно подумать, им собственных братьев мало! Нет, ты подумай: ну что они с этими братьями по разуму будут делать? Ведь, кажется, сколько раз я им давал такую возможность…

— Какую возможность? — удивился Шамбамбукли.

— Ну, эту. Братьев по разуму. Смотри сам, сколько есть частей света. И в каждой — своя раса. Разные культуры, разные языки, даже цвета все разного. Идеальные условия для контакта!

— Да какие же это братья по разуму? — засмеялся Шамбамбукли. — Это же всё люди!

— А люди друг другу, значит, не братья? — огрызнулся Мазукта. — Они что же, думаешь, мечтают встретить в космосе каких-нибудь членистоногих с рогами и хвостом? Неет, им подавай гуманоидов, и чтобы обязательно симпатичные. И свободно скрещивались. Ну вот, я им и дал, даже далеко ходить не надо, всё тут же, рядом, на родной планете. Так нет же, перегрызлись… И в космос вылезут — всех перегрызут. А вот не выпущу я их в космос! И телескоп им испорчу. И вирус в компьютер запущу.

— А это-то зачем?!

— А, ты не знаешь? Они работают над созданием искусственного интеллекта! Со своим еще не разобрались, а туда же… Ну посуди: я же наделил людей способностью к деторождению, верно?

— Верно.

— Они тратят годы — да что там годы, всю жизнь на это кладут! — чтобы сделать из своих детей, то есть разумных вообще-то существ, послушные машины. И ведь преуспевают, в большинстве случаев. Так при этом они еще надеются воспитать из машины разумное существо?

— А может, им просто тоже хочется почувствовать себя демиургами? — предположил Шамбамбукли.

— Перебьются! — жестко отрезал Мазукта.

Демиурги Мазукта и Шамбамбукли сидели на кухне и пили чай.

— Атеизм — это хорошо, — сказал демиург Мазукта.

— Правда? — не поверил демиург Шамбамбукли.

— Конечно! — ответил Мазукта. — Вот ты в детстве из дома убегал?

— Четыре раза! — гордо заявил Шамбамбукли.

— Тогда должен понимать. Атеисты — это ведь те же дети. Обиделись за что-то на родителей, и убежали. И целых полчаса будут думать, какие же они крутые и самостоятельные. А потом вернутся как ни в чем не бывало и скажут «здравствуй, папа, а где мой жареный телец?»

— А что папа?

— А папа погладит блудного сына по головке и ответит: «а поворотись-ка, сынку. Экой ты смешной какой! Сейчас я тебя отдеру ремнем по заднице, потом пойди помойся и причешись, а там уж, так и быть, можешь садиться к столу и есть вместе со всеми пшеную кашу».

— А что же в этом хорошего? — не понял Шамбамбукли.

— Хорошего?.. — Мазукта мечтательно вздохнул. — Иногда они не возвращаются.

Шамбамбукли поперхнулся чаем.

— То есть как?

— Да вот так. Уходят, начинают вести свою собственную жизнь, а через некоторое время присылают телеграмму: «приезжай, мол, папа, тельцом угощу».

— И часто так бывает?

— Никогда, — Мазукта мрачно уставился в свою чашку. — Но ведь помечтать-то можно?

— Ну и что мне теперь с тобой делать? — устало спросил демиург Шамбамбукли человека.

— А чего я такого натворил-то? — насупился человек.

— Да в том-то и дело, что ничего! А ведь мог бы.

— Да ну, чего я там мог…

— Хочешь знать? Ну, вот, например.

Демиург Шамбамбукли поставил на стол большую картонную коробку.

— Ты должен был прожить еще как минимум лет сорок! И нарисовать сотню картин. В том числе несколько шедевров. Вот, сам посмотри — твой почерк?

Он высыпал из коробки ворох картин и рисунков, человек ошеломленно сглотнул и протянул руку, не решаясь дотронуться.

— Вау… обалдеть! Красота какая! Ой, тут и подпись моя… А я даже не знал, что могу вот так…

— Уже не можешь, — жестко ответил Шамбамбукли. — Тебя нет. Ты не реализовался.

Он щелкнул пальцами, картины вспыхнули и превратились в кучку пепла.

— Ой! — огорчился человек. — Зачем же ты так?

— А ты зачем? — огрызнулся демиург. — Ведь тебе же ясно, человеческим языком, было сказано: «не возжигай огня перед спящим драконом». И что от тебя теперь осталось? Даже меньше, чем вот эта кучка!

— Ха! — фыркнул человек. — Да этой заповеди скоро три тыщи лет!

— Дракону, к твоему сведению, примерно столько же.

— А я и не зажигал никакого огня! Я ему только фонариком в глаза посветил. А три тысячи лет назад еще никакого электричества не знали.

— Ну и что?

— Ну и… ничего. Про фонарики — это уже не заповедь, это всякие богословы от себя потом добавили.

— Угу, — кивнул Шамбамбукли. — Значит, ты полагаешь, что я, когда творил мир, а потом, когда давал вам заповеди (кстати, я предпочитаю называть их просто «полезными советами», но это, по сути, неважно) — так ты полагаешь, что я ничего не знал про электричество? Только потому, что вы его еще не открыли?

Человек насупился.

— Всё равно, огонь — это огонь, а электричество — это электричество, и нечего тут всякие сложности выдумывать.

— Пойди объясни это дракону, которому ты посветил в глаза, — пожал плечами демиург. — Я уверен, у вас выйдет очень интересная дискуссия.

Он вытащил из кармана платок и аккуратно смел пепел со стола в высокую, почти полную хрустальную вазу.

— Какая забавная пепельница, — заметил человек.

— Это не пепельница, — отозвался демиург. — Это Чаша Гнева.

— Мазукта! — сказал демиург Шамбамбукли демиургу Мазукте. — Ты меня уважаешь?

— Пожалуй, — ответил Мазукта после некоторого размышления.

— Вот видишь. А ведь ты сам демиург. Почему же тогда люди меня не уважают? Своего создателя?

— А что ты сделал для того, чтобы тебя уважали?

— Нуу… Вообще-то, всё возможное. Землю я для них создал — заглядение, климат мягкий, дожди вовремя, солнца в меру, природа изобильна. Научил их строить дома и возделывать землю, благословил здоровьем и потомством. Дал практически полную свободу воли, ни во что не вмешиваюсь, за добрые дела воздаю сторицей, к прегрешениям отношусь снисходительно… А они об меня разве что ноги не вытирают!

— Ну и правильно. А ты чего хотел? Откуда у них появится уважение, при таком-то отношении?

— Как откуда? Да я же для них всё…

— Ты для них — ничто! — перебил Мазукта. — Ну посуди сам. Вот приходит человек, например, к чиновнику. Какому-нибудь мелкому, управдому, например. Как он с ним разговаривает? Уважительно! Может, шляпу снимать и не станет, но уж за интонациями проследит. А если чиновник чуть повыше — то тут и шляпу снимут, и голову склонят. Совсем крупному чиновнику в пояс кланяются. А уж перед совсем-совсем крупным и на колени встанут, и сапоги оближут, и глаз поднять не посмеют. А всё почему?

— Почему? — как завороженный повторил Шамбамбукли.

— Власть потому что. А власть есть что?

— Что?

— Неприятности, вот что! — торжествующе провозгласил Мазукта. — Единственное, что может сделать чиновник — это либо доставить какую-то неприятность, либо избавить от неё. И всё-то у них надо вымаливать, выпрашивать, выклянчивать, и еще не факт, что удастся. А не понравишься — еще дополнительных несчастий огребешь. Вот такое обращение люди понимают!

— Но я же не чиновник…

— Ты выше! Значит, и вреда от тебя должно быть больше, чем от любого начальника! Если, конечно, ты хочешь, чтобы тебя уважали хотя бы как управдома. Устраивай наводнения, мор, глад, хлад — всё, что в твою деспотичную голову взбредет. И изредка, в ответ на неистовые молитвы, можешь милосердно кого-то пощадить. Сам удивишься, как резко возрастет твой рейтинг.

— Мазукта, — спросил демиург Шамбамбукли, — а как ты относишься к свободе воли?

— Замечательно отношусь! — немедленно отозвался демиург Мазукта. — Обожаю свободу и вседозволенность.

— Правда?

— Честное слово! Я, знаешь ли, вообще ничего никогда никому не запрещаю. Уже давно.

— А мне говорили…

— Глупости тебе говорили!

— Но…

— Что «но», что «но»? На вот, сам посмотри.

Демиург Мазукта протянул демиургу Шамбамбукли подзорную трубу и показал, куда смотреть.

— Ну, что видишь?

— Демонстрацию вижу. Идут какие-то чудики с кадилами. А другие несут плакаты: «Мы любим нашего демиурга», «Да здравствует Мазукта, самый демократичный демиург!»

— И после этого у тебя еще остаются какие-то сомнения?

Шамбамбукли вернул подзорную трубу и смущенно уставился куда-то в сторону.

— А молнии? — тихо спросил он.

— Молнии? — удивился Мазукта. — Ах да, молнии! А без них, извиняюсь, никак.

Он прицелился и поразил громом небесным какого-то очкарика, показывавшего язык демонстрантам. Толпа вздрогнула, но не сбилась с шага, а всё так же ровно текла мимо обугленной кучки, только что бывшей человеком.

— А как же свобода воли?.. — совсем тихо прошептал Шамбамбукли.

— А это она и есть. В действии. Я, конечно, позволяю людям всё, что угодно, но и себя ни в чем не ограничиваю. А возможностей-то у меня побольше. Так что, люди, можете поступать как хотите — но тогда не обижайтесь, если и я буду поступать как хочу. А можете делать как я хочу, целее будете. Выбор совершенно свободный.

— Да где же тут выбор?!

— То, что он явный, еще не делает его менее свободным. Я ничего не скрываю. Не завязываю никому глаза, не напускаю тумана. Просто говорю: «налево пойдешь — голову потеряешь, направо пойдешь — живой будешь». Согласись, что утаивать такую ценную информацию — как-раз и означало бы ограничивать чью-то свободу.

Шамбамбукли грустно засопел.

— Да брось ты! — хлопнул его по плечу Мазукта. — Не так уж и много людей мне приходится испепелять. А с каждым новым поколением — всё меньше и меньше. Это называется «селекция».

— Мазукта, — спросил демиург Шамбамбукли, — а из чего еще можно делать людей?

— Кроме грязи?

— Да.

— Из чего угодно. Это совершенно неважно. Но самое главное — пока создаешь человека, ни в коем случае не думай об обезьяне!

— Шамбамбукли, у меня для тебя подарок, — заявил прямо из дверей демиург Мазукта. — Подставляй руки.

Демиург Шамбамбукли послушно подставил ладони, и Мазукта посадил на каждую по маленькому пушистому комочку.

— Ой, какие славные, — умилился Шамбамбукли, когда комочки открыли глаза и зашевелили розовыми носами.

— Ага, — кивнул Мазукта, снимая и встряхивая плащ. — Зайцы называются. Они белые и пушистые, как раз для тебя.

— Спасибо.

— Да не за что, — пожал плечами Мазукта. — У меня их еще много.

Он прошел в комнату, понюхал оставленный на столе стакан с компотом, поморщился и перевоплотил его в чашку свежего кофе.

— Сколько я их сегодня от смерти спас, ты не представляешь! — произнес он, блаженно вытягиваясь в кресле. — Пожалел. Хоть и безмозглые, а всё ж таки мои твари, грех было бросать. Ведь утонули бы.

— Где? — спросил Шамбамбукли.

— Где-где… в воде!

Шамбамбукли моргнул. Ему на секунду привиделась картина, как демиург Мазукта, почему-то в валенках и собачьем треухе, плывет на лодке по реке и собирает тонущих зайцев. Стоило потрясти головой, и видение пропало.

— Наводнение? — спросил он на всякий случай.

— Нет, потоп, — Мазукта отхлебнул кофе. — Да не бойся ты, ничего страшного не произошло. Смыло две-три деревеньки, делов-то. Могло быть и хуже.

— Еще хуже?

— Конечно. Я же говорю, потоп.

— Потоп — с большой буквы или с маленькой?

— Задумывался он как Всемирный, — Мазукта снова отхлебнул кофе, — но потом я решил, фиг с ним. Как-нибудь в другой раз.

— Ты так спокойно об этом говоришь…

— Знаешь, Шамбамбукли, — Мазукта поставил опустевшую чашку на стол и наклонился вперед, — когда количество миров у тебя перевалит за шесть сотен, ты тоже станешь относиться ко всяким апокалипсисам как к необходимой части своей рутинной работы. Вроде прополки сорняков. И не хочется, а надо.

— Ну а почему же ты в таком случае передумал? — спросил Шамбамбукли.

— Зайцев пожалел, — передернул плечами Мазукта. — Всех не спасешь, слишком их много. Да и в чем зайцы-то виноваты? Они, сам видишь, белые и пушистые. Жалко их.

Шамбамбукли задумчиво уставился на зверушек, которых продолжал держать в руках.

— В таком случае, — произнес он, — этому миру сильно повезло, что в нем существуют зайцы.

— Не без того, — легко согласился Мазукта. — В нем вообще много симпатичных существ. Куда ни плюнь, попадешь в кого-нибудь симпатичного. Что же мне, из-за каких-то там паршивых людей столько всякого зверья зря губить? Не дело это. Не по-хозяйски.

— А почему?.. — начал Шамбамбукли и замолчал на полуслове. Мазукта искоса глянул на него и насмешливо фыркнул.

— Можешь договаривать, чего уж там. Ты ведь хотел спросить, почему я не могу уничтожить одних людей, а мир оставить в неприкосновенности?

— Нуу…

— Да ладно, не красней. Мне эта мысль тоже приходила в голову, но я её отверг. Сам понимаешь, глисты…

— Глисты?! — вытаращил глаза Шамбамбукли.

— Ну да, они самые. Хоть и не пушистые, а всё ж таки белые. Где им жить, если людей не станет? А потом, есть еще блохи, вши, кишечные палочки, вирусы всякие… Они, может, и не самые симпатичные твари на свете, но лично передо мной пока еще ни в чем не провинились. За что же мне им такую подлянку устраивать?

— Ты хочешь сказать…

— Да ничего я не хочу сказать! — Мазукта потянулся, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. — Шучу я, понимаешь? Шутки у меня такие. Обычный весенний паводок сегодня, вот и всё. А я тебе зайцев принес.

— Уф, — вздохнул Шамбамбукли и натянуто улыбнулся. — А я уж было подумал…

— Ерунду ты подумал, — Мазукта смачно зевнул. — А кроме того, люди тоже бывают белые и пушистые, сам знаешь.

«Вот только это ровным счетом ничего не значит», — добавил он вполголоса — но так, чтобы Шамбамбукли не услышал.

— А как ты узнаешь, когда пора уничтожать мир? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.

— Очень просто. Во-первых, я могу воспользоваться своим всеведением. Но тогда меня могут обвинить в предвзятости, и будут правы. Поэтому я предпочитаю другой способ.

— Какой?

— Да самый примитивный! Я устраиваю людям экзамен. Если выдерживают — молодцы, если нет… ну, тогда не молодцы. Сами виноваты.

— А что за экзамен? — заинтересовался Шамбамбукли. — Какие там вопросы?

— Разные, — ответил Мазукта. — Смотря какой билет выпадет. Вот вчера, например, я экзаменовал один мир, двести сорок шестой вроде. Испытание было самое простое: я являлся десяти случайно выбранным людям и предлагал им исполнение любого желания. При одном условии, что сосед получит вдвое больше.

— Я не понимаю… Ну, получит, ну и что?

— Ты не понимаешь, потому что ты демиург. А люди устроены иначе, они это очень даже хорошо понимают, и им от одной этой мысли делается скверно.

— Да почему же?

— Потому что так они устроены, я же тебе уже сказал.

— Это ты их так устроил?

— Нет. А может, да. Не помню. Неважно, мы не о том говорили.

— Ах да, экзамен. Ну так что?

— Первый опрошенный долго думал, а потом попросил выбить ему глаз.

— Зачем?!

— Чтобы соседу я выбил оба, это же очевидно.

— И ты выбил?

— Конечно. Я же обещал.

Шамбамбукли передернулся.

— А второй?

— Второй оказался чуточку умнее, он потребовал для себя тридцать два здоровых крепких зуба.

Шамбамбукли хмыкнул.

— Да, могу себе представить его соседа. А третий?

— Жалкий плагиатор. Тоже попросил выбить глаз. Четвертый задал мне довольно интересную задачу, он захотел стать женщиной.

— А его соседу ты устроил раздвоение личности?

— Нет, я его превратил в сиамских сестер. Пятый пожелал себе детородный орган длиной тридцать сантиметров. Думал, у соседа он станет шестьдесят… Фигушки, соседу я присобачил две штуки. Шестой тоже захотел стать одноглазым, седьмой и восьмой — тоже (у людей почему-то вообще довольно ограниченная фантазия), девятый затребовал себе мешок золота в надежде потом отобрать у соседа еще два…

— А какой был правильный ответ?

— Правильный? Правильно ответил только десятый. Когда я ему сказал, загадывай, мол, желание, а для твоего соседа я сделаю вдвое больше, он пожал плечами и ответил: «Ну, если так… Пусть тогда мой сосед живет долго и счастливо».

— Ну?

— Что «ну»? Всё. Экзамен засчитан. Этот мир оставлен в покое еще на сто лет.

— Все равно не понимаю, — покачал головой Шамбамбукли. — В чем тут хитрость?

— Ты демиург, — пожал плечами Мазукта. — Люди устроены иначе.

Демиург Шамбамбукли сидел за столом, подперев голову рукой, и наблюдал, как крутятся колесики мироздания.

— Что это ты делаешь? — спросил демиург Мазукта.

— Сижу, — ответил Шамбамбукли. — Смотрю. Слушаю.

— Что слушаешь?

— Музыку сфер. Хочешь, тоже послушай.

Мазукта подошел и наклонился над мирозданием.

Гулко и торжественно шумел океан. Пронзительным фальцетом взвизгивала магнитосфера. Тропосфера негромко потрескивала и посвистывала. Атмосфера порывисто гудела и ухала. Материки натужно скрипели, ворочаясь на жестких плитах. Всё вместе звучало странно, но завораживающе. Мазукта прислушался и уловил голос ноосферы — мысли, поступки, разговоры людей сливались в один ровный неумолкающий гул, будто кто-то сыпал песок на железную крышу.

— Нуу… довольно мило, — согласился Мазукта. — И давно ты так сидишь?

— Почти шесть тысяч лет, — ответил Шамбамбукли, не сводя глаз с мироздания. Мазукта присвистнул.

— Да-а… серьезно. А не хочешь пойти куда-нибудь, прогуляться?

— Подожди, — отмахнулся Шамбамбукли. — Оно сейчас остановится.

— Кто «оно»?

— Оно. Мироздание. Еще пара минут — и всё.

— О! — оживился Мазукта. — Конец Света! Что же ты сразу не сказал? Ну-ка, дай мне тоже посмотреть.

— Смотри на здоровье, — Шамбамбукли немного подвинулся, давая Мазукта лучший обзор. Тот присмотрелся — и нахмурился.

— Чего-то я не понимаю. А что произойдет-то? Солнце в полном порядке, наводнений не намечается, даже вулканы молчат. Как ты собираешься мир разрушить?

— Да никак, — пожал плечами Шамбамбукли. — Зачем разрушать? Сейчас завод кончится, и всё само остановится.

— Просто остановится — и всё?

— Ну да.

— Ин-те-рес-но, — протянул Мазукта и снова присмотрелся получше. — А почему люди такие спокойные? Как будто и не намечается ничего?

— А они не знают, — ответил Шамбамбукли. — Я им не сообщал.

— Ну ты просто зверь! — восхитился Мазукта. — Нет, не просто зверь, а Зверь! Даже не ожидал от тебя…

Мир на столе коротко звякнул и погас. Шамбамбукли вздохнул, достал из кармана ключик, вставил куда-то в недра мироздания и повернул. Снова заиграла музыка сфер, и завертелись колесики.

— Ты… чего это? — захлопал глазами Мазукта.

— Ничего. Завод кончился, сам не видишь?

— Вижу. Но зачем ты…

— Ну что тебе непонятно? — Шамбамбукли поднял на друга усталый взгляд. — Когда кончается музыка, я завожу шкатулку снова. И пусть себе дальше играет.

— И сколько раз ты её заводил? — прищурился Мазукта.

— Я не помню точно, надо посчитать. Каждые пять минут.

— Пять минут?!

— Ну да. Пружинка слабая, на большее её не хватает.

— Каждые пять минут — Конец Света?

— Ага. Так там время детерминировано.

Мазукта потряс головой.

— Шесть тысяч лет сидеть и поворачивать ключик… Шамбамбукли, и долго ты еще будешь всякой ерундой заниматься?

— Пока не надоест, — ответил Шамбамбукли.

— Шамбамбукли, ты когда-нибудь бывал в суде? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.

— Нет.

— А Страшном Суде?

— Нуу… пару раз.

— Отлично. Тогда пойдем, поможешь мне.

— Куда? — на всякий случай испугался демиург Шамбамбукли.

— Судить будем. Демократично. А то как-то некрасиво получается, если обвинитель есть, а защитника нету. Вот ты и будешь защищать.

— Погоди, погоди, — Шамбамбукли поднял ладонь, останавливая Мазукту. — Для начала объясни мне, кого и за что надо судить?

— Людей, конечно! — фыркнул Мазукта. — Мне тут моя агентурная сеть сообщила, что люди творят себе кумиров почем зря. А я им, между прочим, запрещал!

— Агентурная сеть?..

— Ну да! Очень, знаешь ли, помогает, для пущего всеведения. Так вот, по словам моего агента, идолопоклонство достигло совершенно неприличного расцвета, и пора мне вмешаться.

— Да кто он такой, этот твой агент?!

— Шамбамбукли, — укоризненно произнес Мазукта, — неужели ты думаешь, что я могу вот так запросто кому-то постороннему, пусть даже тебе, раскрыть чужую, тщательно проработанную легенду?

— Ммм… нет.

— Вот и не задавай тогда таких вопросов.

— Ладно, не буду. А что от меня требуется?

— Защищать, — повторил Мазукта. — Я буду ругаться и метать в людей молнии, а ты — вставай грудью на их защиту и выдвигай разумные доводы, чтобы меня разжалобить.

— Хорошо, я готов. Откуда начнем?

— Да вон оттуда хотя бы, — Мазукта ткнул пальцем в сторону самого большого скопления народа. — Они как раз собираются славить кумира — видишь, даже маечками над головой размахивают?

Через два часа демиурги вернулись домой. Мазукта был мрачен как туча, Шамбамбукли пребывал в прострации.

— Ничего не говори! — предупредительно вскинул руку Мазукта. — Подожди. Я сам.

Он заложил руки за спину и принялся нервно расхаживать из угла в угол.

— Нет, — наконец произнес Мазукта. — Это, конечно, ужасно, и пошло, и вообще… Но по большому счету, наказывать людей не за что. Если бы они разработали какое-нибудь заковыристое философское учение, или исказили мой светлый облик, или хотя бы нашли себе какого-нибудь приличного вольнонаемного бога — так ведь нет! Все эти «тумц-тумц, трым-пырырым», ну какая это для меня конкуренция? Несерьезно даже… Верно? Что скажешь?

— Ёнц, тонц! — невнятно ответил Шамбамбукли, покачиваясь из стороны в сторону и совершая странные пассы руками.

— Что?! — опешил Мазукта.

— Тыц, пыц, бака-бака… А? Ты что-то спросил? — Шамбамбукли вытащил из уха наушник и изобразил внимание.

— Да нет… ничего, — ответил Мазукта и вздохнул.

— Это что у тебя? — спросил демиург Шамбамбукли демиурга Мазукту.

— Человек, — ответил Мазукта.

— Это — человек? — удивился Шамбамбукли.

— Модель, — пояснил Мазукта, подбрасывая на ладони что-то, напоминающее небольшой кокосовый орех. — Разборная.

— А можно посмотреть?

— Да пожалуйста, — Мазукта протянул орех Шамбамбукли.

Тот повертел модель в руках, колупнул ногтем жесткую корку.

— Ну и что дальше?

— Это — привычки и условности, — объяснил Мазукта. — Они у всех похожи, хотя и есть некоторые отличия. Ты снимай, не бойся.

Шамбамбукли раскрыл орех и недоуменно вскинул брови. Под первой скорлупой оказалась вторая, аляповато раскрашенная яркими красками.

— Ну, а это что такое?

— Человеческая память. Она создает уникальный образ. У каждого человека набор воспоминаний свой и только свой. Иногда его даже ошибочно принимают за саму суть человека, но это, конечно, ерунда. Рождается-то он безо всяких воспоминаний. А что-то в нем уже есть.

— И что же это «что-то»?

— А ты открой, увидишь.

Шамбамбукли раскрыл и эту оболочку и нахмурился, обнаружив внутри еще одну, загадочно опалесцирующую.

— Мазукта…

— Это — личность. Характер, если хочешь. Он определяется звездами, под которыми человек родился, местом, где родился, генами, отчасти воспитанием… словом, целиком и полностью зависит от внешних воздействий. Так что, сам понимаешь, и это не является сутью человека.

— Открывать дальше?

— Открывай.

Внутри третьей оболочки оказалась четвертая, чему Шамбамбукли уже не удивился. Она горела и пульсировала.

— ?..

— Моя Искра, — со сдержанной гордостью сообщил Мазукта. — Обрати внимание на совершенство форм.

— Уже обратил. А человек..?

— То, что ты видишь, — продолжал Мазукта, словно не расслышав вопроса, так ему хотелось похвастаться своей Искрой, — ни что иное, как внешняя сторона души. Человек получает её от меня… ну, технология тебе известна. Поэтому душа лишь отражает какую-то часть создателя, и не является тем самым уникальным определителем человека. Она лишь оболочка для той неповторимой сущности, которая находится…

— Там ничего нет, — перебил Шамбамбукли, и протянул Мазукте орешек.

— Что? — не понял Мазукта.

— Я открыл. А там пусто. Никакой уникальной сущности нету.

— А её там и не должно быть, — засмеялся Мазукта. — Это же не настоящий человек, а только модель.

— К Вам посетитель, — раздался из прихожей скрипучий голос канарейки.

— Скажи, чтоб подождал! — крикнул демиург Шамбамбукли.

— Он настаивает, — прочирикала в ответ канарейка.

Шамбамбукли повернулся к демиургу Мазукте и страдальчески развел руками.

— Ну что ты будешь делать! Во кои-то веки ко мне заглянул старый друг, так угораздило человека умереть именно в эти шестнадцать наносекунд! Извини, я сейчас. Надеюсь, это не надолго.

— Ничего, ничего, — безаботно отмахнулся Мазукта. — Развлекайся.

В комнату вошел человек и мрачно уставился на демиургов.

— У меня вопрос, — начал он без вступления.

— Это к нему, — фыркнул Мазукта и указал пальцем на Шамбамбукли. — Валяй, не стесняйся.

— Сейчас, — кивнул человек. — Я хотел спросить: если демиург добр и милосерден, то почему в мире существует зло? А, каково?

Он прищурился так гордо, будто только что объявил мат чемпиону мира по шашкам.

— А у меня встречный вопрос, — поднял руку Мазукта. — Из чего следует, что демиург добр и милосерден?

— Это общеизвестно, — нахмурился человек.

— Какой-то демиург у вас однобокий получается, — покачал головой Мазукта. — Ладно, забудь.

— Да, — человек моргнул и на секунду наморщил лоб, что-то вспоминая. — Ммм… ах да, я задал вопрос. Почему в мире существует зло? А?

Шамбамбукли растерянно посмотрел на Мазукту, тот в ответ лишь ухмыльнулся: справляйся сам.

— Ну как тебе объяснить… — протянул Шамбамбукли. — Вот у тебя есть две ноги. Одна левая, другая правая. Ты ими ходишь. А если бы одной ноги не было…

— То я бы прыгал. Ну и что?

— Да, это был неудачный пример, — согласился Шамбамбукли. — Жара и холод… нет, не то. Свет и тень… ммм… Плюс-минус… Единство и борьба противоположностей… Мужское-женское… Понимаешь, этот мир работает на разнице потенциалов.

Человек молча смотрел на демиурга. Демиург молча смотрел на человека. Потом вздохнул и начал заново:

— Ладно, попробуем иначе. У лодки есть два весла…

— Очень неудобно, кстати, — перебил человек. — Только мозоли натирать. Я предпочитаю парус.

Мазукта захихикал и прикрыл рот рукой.

— Ну хорошо, — Шамбамбукли достал из кармана фонарик, разломал его и вытащил батарейку. — Вот, здесь есть плюс, а здесь минус. За счет этого…

— Некорректное сравнение, — скривился человек. — Плюс и минус — условные понятия.

— Так же, как добро и зло, — вполголоса пробормотал Мазукта.

— Что? — обернулся к нему человек.

— В моем мире, — ласково улыбнулся Мазукта, — я на такие вопросы отвечаю очень просто: «А в лоб?».

— Это не довод, — человек опасливо подался назад.

— Зато работает, — осклабился Мазукта. — Спор всегда прекращается. А значит, довод, и притом убойной силы.

— Мазукта, — вмешался Шамбамбукли, — это действительно как-то…

— Ну ладно, ладно, — поморщился Мазукта. — Тоже мне, эстеты! Ладно, допустим, в мире есть зло. Есть или нет?

— Конечно, есть! — кивнул человек. — Сам видел.

— Угу, понятно. А я вот не видел. Так что, не мог бы ты перейти от голословных утверждений к конкретным фактам? Где именно ты видел зло, в котором часу, что оно делало, и что при этом делал ты сам — словом, дать подробный отчет?

— Эээ… ну, например…

— В письменном виде, — Мазукта быстро сунул человеку в руки блокнот и карандаш.

— В письменном?

— Да. И опиши всё зло, сколько его есть в мире. А мы тут прочитаем, примем меры.

— Всё зло? ВСЁ?!

— Да, будь любезен. И начни с самого начала времен. Чтобы уж точно ничего не упустить. Освети каждое событие, объясни, что в нем не так, и как без этого можно было обойтись, какой и от чего бывает вред, и почему можно пренебречь пользой — словом, да, действительно всё. Времени у тебя теперь хоть отбавляй, возможности имеются — приступай. Закончишь, возвращайся.

Человек вертел в руках блокнот, и в его глазах разгорался какой-то нехороший огонек.

— Значит, с начала времен?..

— Да, вооон оттуда, — Мазукта указал пальцем. — Видишь, там, где обезьяна с дерева спускается?

— Ага, вижу. Безобразие какое! Что это она надумала? Обезьянам надлежит жить на деревьях, а не шастать по земле… сейчас, запишу эту мысль.

— Ага, иди, записывай. И с подробностями, с подробностями! Все «за», все «против» — ну, сообразишь.

Когда человек ушел, Шамбамбукли с укоризной посмотрел на Мазукту.

— Ну и зачем это надо? Так издеваться над человеком? Ведь очевидно же, что в мире всё уравновешено, нигде он не найдет никакого зла в чистом виде.

— Не волнуйся, — Мазукта брезгливо скривился. — Этот — найдет.

— Она не достанет до неба, — сказал демиург Мазукта.

— Не достанет, — согласился демиург Шамбамбукли.

Внизу под ними люди деловито таскали камни и складывали из них башню.

— Будешь вмешиваться? — спросил Мазукта.

— Пока нет, — ответил Шамбамбукли. — Я думаю.

— Ну думай, думай.

Мазукта подкинул на ладони увесистый метеорит, но бросать вниз не стал, а отложил в сторонку.

— Вызов — это, конечно, хорошо, — произнес он после недолгого молчания. — Вызов — это благородно. Но, с другой стороны, кто есть ты, и кто они? Несерьезно даже. Совершенно разные весовые категории.

— Но это всё-таки вызов, — сказал Шамбамбукли.

— Да, — согласился Мазукта. — Будешь отвечать?

— Не знаю, — пробормотал Шамбамбукли. — Надо бы, конечно…

— А можно и проигнорировать, — предложил Мазукта. — Всё равно ведь до неба не достанут. Сколько бы там ни пыжились, слабо им.

— Это верно…

— Представляешь, достроят они свою башню до конца, а тут такой облом. И до неба не достали, и ты их всерьез не воспринял. По-моему, это был бы наилучший ответ. Чтобы знали своё место, и впредь не выпендривались.

— Угу… — Шамбамбукли задумчиво почесал подбородок. — Да, если люди получат такой плевок в лицо, это их сильно остудит. Станут смирными, послушными…

— Дисциплинированными, — подхватил Мазукта.

— И получится как с термитами, — закончил Шамбамбукли. — Нет, не пойдет.

Мазукта подобрал метеорит и услужливо протянул другу:

— Значит, воспользуешься?

— Может быть. Потом.

— Ну как знаешь, — пожал плечами Мазукта. — Только ты давай, решай поскорее, им всего два этажа осталось.

— А до неба еще далеко, — пробормотал Шамбамбукли. — Не достанут.

— Нипочем, — подтвердил Мазукта.

Шамбамбукли вздохнул и опустил небо пониже.

— Шамбамбукли, ты где?

Демиург Мазукта уже битый час бродил по зарослям, разыскивая своего друга.

— Пригласил, называется… новый мир посмотреть! Дикая природа, видите ли! Что я, природы не видел?

Мазукта боком продрался сквозь колючий кустарник и отпихнул ногой подкравшегося тигра.

— А где сам-то? Почему не встретил? Шамбамбукли! Ты где-е-е?

Изделека донесся приветственный окрик, и Мазукта поспешил на звук. Когда он, весь в репьях и колючках, выломился наконец на полянку, демиург Шамбамбукли встретил его счастливой улыбкой.

— А, Мазукта, здравствуй! Смотри, что у меня тут.

Мазукта подошел поближе, на ходу отцепляя репьи.

— И что же у тебя тут?

— Человек! — с гордостью заявил Шамбамбукли и продемонстрировал Мазукте человека. — Сам делал!

— Ну и что? — не понял Мазукта. — Человек, и что дальше?

— Да ты только полюбуйся! Какой смышленый!

Шамбамбукли жестом фокусника достал из кармана живого сенбернара и поставил на травку перед человеком.

— Это кто?

— Аф-аф! — сказал человек.

— Правильно! — умилился Шамбамбукли. — А это?

— Хрю-хрю, гули-гули, кря-кря! — опознал человек свинью, голубя и утку.

— Удивительные способности! — сообщил Шамбамбукли. — Всех животных называет. И прямо в точку!

— Грр! — человек указал пальчиком на увязавшегося за Мазуктой тигра. Мазукта снова дал тигру пинка и склонился над человеком.

— Ну, давай знакомиться, вундеркинд, — он приветливо улыбнулся и протянул человеку руку. Человек распустил губы и приготовился зареветь.

— Эй, ты чего? — опешил Мазукта. — Испугался?

— Не бойся, малыш, — Шамбамбукли усадил человека себе на колени, где тот сразу почувствовал себя увереннее. — Ну, улыбнись дяде. Скажи, «дя-дя»! Дядя хороший.

— Бяка! — твердо заявил человек, показал Мазукте язык и отвернулся.

Мазукта молча выпрямился во весь рост и ушел не оборачиваясь.

— Ну чего ты волнуешься? — спросил демиург. — Обещал — значит, сделаю.

— Да я не волнуюсь… — вздохнул старик.

— Ну посмотри на небо. Видишь звезды?

— Ну вижу…

— Можешь ли ты их сосчитать?

— Могу…

— Да это не задание! Это риторический вопрос.

— Тогда не могу…

— Вот и потомство твоё никто не сможет сосчитать, ибо будут они как звезды небесные.

— Как звезды, значит?.. — задумчиво пробормотал старик, глядя вверх.

Небо прочертила короткая огненная вспышка. За ней вторая, третья… Начинался звездопад.

— У меня тоже что-то такое было, — задумчиво сказал демиург Мазукта. — В смысле, с башней. В шестом… нет, кажется, в шестнадцатом мире. Или шестидесятом..? Не помню… шестерка там точно была.

— Так что с башней-то? — спросил демиург Шамбамбукли.

— Да ничего особенного, — ответил Мазукта. — Люди строили башню до неба, я им перемешал языки, и стройка застопорилась.

— А зачем перемешал-то? Из вредности?

— Обижаешь! Из принципа.

Мазукта присел на край облака и закурил.

— У меня тогда были своеобразные принципы, — с затаенной ностальгией произнес он. — Всё для человека, всё для блага человека, всё во имя… ну, ты понял.

— Нет, не понял, — помотал головой Шамбамбукли. — Где же тут благо?

— Да всё просто, — махнул рукой Мазукта. — Я посмотрел на людей, вижу — строят башню. Ну и спустился к ним, посмотреть поближе, поинтересоваться, что к чему. Спросил одного: «что это вы тут делаете и зачем?» А он и отвечает, башню, мол, строим, чтобы до неба добраться и демиургу своему морду набить.

— Ну тут ты, понятное дело, обиделся, — догадался Шамбамбукли.

— И ничего подобного! — возразил Мазукта. — Было бы на кого обижаться… И потом, один человек — это еще не всё человечество. Он не может за всех решать. Одно частное мнение я выслушал, решил послушать остальных.

— И что сказали остальные?

— Один сказал, что башня их приближает к горячо обожаемому творцу. Другой сказал «чувак, но ведь башня до неба — это круто!». Третий что-то мямлил про неудовлетворенное либидо. Четвертый — «а чё такого, все строят, и я строю»… Понимаешь? Они же все говорили на разных языках! Делали одно и то же дело, все вместе, общались друг с другом всю сознательную жизнь — и при этом совершенно не понимали друг друга! А думали, что понимают. Это же плохо?

— Плохо, — согласился Шамбамбукли.

— Ну вот, — подытожил Мазукта. — Сколько было людей, почти столько же было и языков, я всего лишь оформил это дело официально.

— И помогло? — спросил Шамбамбукли.

— Нет, — помрачнел Мазукта. — Но тут уж я не виноват.

Демиург Шамбамбукли окинул почтительным взглядом ворох писем на столе демиурга Мазукты.

— Это что? Деловая переписка?

— Не совсем. Да ты глянь, если хочешь.

«Славься Мазукта, Добрый И Милосердный, По Слову Которого Прекратилось Моровое Поветрие!» — прочитал Шамбамбукли на верхней бумажке и бросил на Мазукту вопросительный взгляд.

— Ну и что это?

— Славословия, — охотно объяснил Мазукта. — Люди возносят мне заслуженную хвалу за мои благодеяния. Хочешь почитать? — с надеждой спросил он.

Шамбамбукли взял несколько писем из стопки.

— Ого! — его брови уважительно поползли вверх. — Какой ты у нас, однако! Даешь дождь после трех лет засухи, отвращаешь нашествие саранчи, останавливаешь наводнения и ураганы… Хм-м… — Шамбамбукли задумчиво потер подбородок.

— Да, останавливаю! — с вызовом произнес Мазукта. — Останавливаю! И дождь даю! И нечего на меня смотреть с таким скепсисом, письма настоящие, всё так и было. Или, может, думаешь, я их сам себе написал?

— Да нет, что ты…

— Думаешь, Мазукта не способен на бескорыстное доброе дело? Так ты думаешь, да?

— Нет, конечно, — миролюбиво улыбнулся демиург Шамбамбукли. — Ты на всё способен, кто же спорит. Мне просто вдруг стало интересно, откуда взялись все эти ураганы, засухи и моровые поветрия?

Светило солнышко, шумел океан. Демиурги Мазукта и Шамбамбукли валялись на пляже в одних плавках и наслаждались покоем.

— Класс! — сказал демиург Шамбамбукли и перевернулся на живот. — Спасибо, что вытащил.

— Не за что, — ухмыльнулся Мазукта. — Тебе давно пора было на природу, а то сидишь как пень в четырех стенах. А так хоть искупался, позагорал… Пива хочешь?

— А есть?

— Есть?.. — Мазукта подтянул к себе объемистую сумку и заглянул внутрь. — Есть тоже найдется. Яйца, бутерброды?

— Я спрашивал, пиво еще есть?

— А, ну конечно! Я брал с запасом.

Мазукта достал две бутылки, одну протянул Шамбамбукли, другую откупорил и присосался сам.

— Про выходные дни — это ты неплохо придумал, — сказал он после продолжительного бульканья. — Надо будет позаимствовать идею. Целый день — никакой работы, лежи себе, отдыхай…

— Вообще-то, я планировал посвятить выходные дни самосовершенствованию, — заметил Шамбамбукли.

— Вот и совершенствуйся, — Мазукта с хрустом потянулся и почесал живот. — Загорай.

Некоторое время демиурги пролежали молча, греясь на солнышке.

— Который час? — спросил Шамбамбукли, не открывая глаз.

— Полпятого, — уверенно ответил Мазукта, тоже не открывая глаз.

— Скоро пора домой.

— Да куда ты спешишь?

— У меня канарейка не кормлена. То есть не заведена.

— Ничего с ней не сделается.

— Ну, всё-таки…

Мазукта вздохнул и разомкнул веки.

— Ладно, еще разок окунемся, и пойдем.

— Ага… — кивнул Шамбамбукли. — Окунемся. Сейчас, минуточку, я еще полежу чуть-чуть.

— Ну, лежи.

Мазукта снова полез в сумку, достал сверток с продуктами и зашуршал бумагой. Шамбамбукли не глядя протянул руку, и Мазукта вложил в неё бутерброд с ветчиной.

— Ты еще про яйца что-то говорил, — напомнил Шамбамбукли.

— Не наглей, — сказал Мазукта. — Сядь и ешь.

— Может, мне еще и руки помыть?

— Если хочешь.

Шамбамбукли с тяжким стоном принял сидячее положение.

— Мазукта! Ты действительно злобное деспотичное божество.

— Ага, — охотно согласился Мазукта. — У меня масса недостатков. На, держи, — он протянул пакетик с вареными яйцами. — Почисть себе сам.

Минут пять демиурги жевали в молчании.

— Вкусно, — сообщил Шамбамбукли, активно работая челюстями. — А чего яйца такие крупные? Гусиные?

— М-не-а, — Мазукта отрицательно помотал головой.

— Индюшиные?

— Не-е. Археоптерикс.

— Хм? — вопросительно приподнял бровь Шамбамбукли, не переставая жевать.

— Ну, знаешь, такая зубастая тварь, помесь вороны с крокодилом.

Шамбамбукли замер с набитым ртом и уставился на надкушенное яйцо в своей руке. С натугой проглотив кусок, он осторожно спросил:

— А ветчина была из кого?

— Из брахиозавра. Тоже интересный гибрид, жирафа с игуаной. И от бегемота тоже что-то есть, но не много. Сам по себе он ничего особенного, животное дурное и даже не симпатичное, но на вкус… ммм!

Шамбамбукли решительно положил недоеденный завтрак на песок.

— Да, — сухо произнес он. — Было вкусно. Сам делал?

— Кого, брахиозавра? Ну что ты! Я такими вещами не занимаюсь. Все эти эксперименты по селекции, гибридизации… Возиться с пробирками, образцами тканей, препаратами… мерзость какая! Я здесь разместил только базовые модели: ворон, игуан, крокодилов — а дальше они уже сами.

— Да кто «они»?

— Люди, кто же еще! Я, вообще-то, заранее поставил коды на исходники, чтобы ничего такого не случилось, но ты же знаешь людей! Всё равно взломали.

— Взломали? Генетический код?!

— Да они любой взломают, дай только время. А ведь знают, между прочим, что это подСудное дело! Хотя, надо заметить, некоторые результаты у них получились очень интересные… да, надо будет взять на вооружение. Вот, например, утконос…

— Мазукта, — перебил Шамбамбукли. — У меня канарейка не кормлена. Давай собираться и пойдем.

— Ну ладно, ладно, — Мазукта поднялся с песка, подобрал сумку и засунул в неё полотенце. — Пошли.

— А убрать за собой? — нахмурился Шамбамбукли.

— Убрать?

— Ну, все эти банки, бутылки, огрызки… Некрасиво же. Что тут после нас останется?

— После нас-то? — засмеялся Мазукта. — Да хоть Потоп!

— Они сговорились! — простонал демиург Мазукта. — Такое невозможно объяснить простым совпадением, это мировой заговор, я знаю!

— В чем дело? — спросил демиург Шамбамбукли.

— Вот, читай, — Мазукта бросил ему толстую стопку писем. — Миллион пожеланий. Случайная подборка.

Шамбамбукли стал читать, после пятого письма его брови взлетели вверх, после десятого он хмыкнул, а пролистав остальные 999990, расхохотался в голос.

— Тебе смешно, да? — возмутился Мазукта. — А мне, между прочим, всё это исполнять, согласно заведенному порядку. Каждый день по миллиону чудес, сам знаешь.

— Знаю, — прикрывая рот ладонью, кивнул Шамбамбукли.

— Да, конечно, среди миллиона желаний иногда встречаются дурацкие… они почти все дурацкие, если разобраться. Но ведь разные же! А здесь, ты же видел, каждый третий просит одного и того же! С небольшими вариациями. Это не заговор, да?

— Заговор, конечно, — широко ухмыляясь, согласился Шамбамбукли.

— И теперь я должен каждому… нет, ты только представь — каждому!..

— Представляю, — Шамбамбукли не удержался и снова фыркнул.

— Так и знал, что не встречу у тебя сочувствия, — обиделся Мазукта. — А как я, по-твоему, буду выглядеть, бегая по морозу с этим дурацким мешком? Да еще по крышам!

— Замечательно, — заверил его Шамбамбукли. — Красный цвет тебе очень идет. Только нацепи бороду, если не хочешь, чтобы тебя узнавали.

Демиург Шамбамбукли сидел в гостиной у демиурга Мазукты и любовался коллекцией оружия на стене.

— А вон тот тупой меч я помню, — сказал он. — С него всё начиналось, верно?

— Угу, — кивнул Мазукта.

— Сейчас смешно даже… А тогда казалось, грозное оружие.

— Это нам только казалось.

— Ну да. А арбалет тоже оттуда?

— Трофейный. Мне из него ногу прострелили.

— Да, я помню. Ты тогда страшно ругался.

— Потом я ругался и пострашнее.

— Ага, когда тебя враги сажали на пику… Кстати, где она, я тут не вижу?

— Пику я оставил, — сухо сказал Мазукта. — Там.

— Ну, тебе виднее, конечно. А то было бы что вспомнить.

— Я помню, спасибо, — произнес Мазукта еще суше.

— И я помню, — Шамбамбукли мечтательно прикрыл глаз. — Приключения, подвиги, вольная жизнь на свежем воздухе. Драконы, опять же… Помнишь нашего первого дракона?

— Нет, сожалею. Пока ты с ним дрался, я лежал в сторонке и ждал, когда меня соберут в совочек и проведут обряд воскрешения.

— Ты много пропустил, — сочувственно покачал головой Шамбамбукли. — Но еще не всё потеряно. Всегда можно вернуться и пройти заново.

— Благодарю, но как-нибудь без меня, — холодно ответил Мазукта.

— Да ты что? Было же здорово! Давай повторим?

— Нет. И оставим эту тему.

— Жаль, — вздохнул Шамбамбукли. — Мне понравилось.

— Если хочешь, иди один, — пожал плечами Мазукта. — Совершай свои подвиги, а у меня другие предпочтения. Не всем же быть героями, кто-то должен и пингвинов пинать.

Демиург Мазукта подбросил на ладони яблоко, повертел, разглядывая с разных сторон, и глубокомысленно произнес:

— Люди считают, что их души подобны яблокам.

— В смысле? — заинтересовался демиург Шамбамбукли.

— Точнее, половинкам, — поправился Мазукта. — Вот так примерно.

Он аккуратно разрезал яблоко на две части и положил на стол.

— У них есть такое поверие, будто для каждого человека существует идеальная пара. Вроде бы я, прежде чем посылать души в мир, рассекаю их пополам, на мужскую и женскую половинки. Как яблоко. Вот и бродят эти половинки, ищут друг друга.

— И находят?

— Ха! — фыркнул Мазукта. — Шамбамбукли, как ты это себе представляешь? Какова вероятность такой встречи? Знаешь, сколько в мире людей?

— Много.

— Вот именно. А кроме того… ну найдут они друг друга, ну и что дальше? Думаешь, составят целое яблоко и заживут в мире и согласии?

— Ну да. А разве не так? — удивился Шамбамбукли.

— Нет, не так.

Мазукта взял в руки по половинке яблока и поднял их к своему лицу.

— Вот две свеженькие, аппетитные души сходят в мир. А как мир поступает с человеческими душами?

Мазукта с хрустом откусил кусок от одной половинки.

— Мир, — продолжал он с набитым ртом, — не статичен. И жесток. Он всё перемалывает под себя. Тем или иным способом. Отрезает по кусочку, или откусывает, или вовсе перемалывает в детское пюре.

Он откусил от другой половинки и на некоторое время замолчал, пережевывая. Шамбамбукли уставился на два огрызка и нервно сглотнул.

— И вот, — торжественно провозгласил Мазукта, — они встречаются! Трам-тарарам-пам-пам! — он соединил надкушенные половинки. — И что, подходят они друг другу? Черта с два!

— Мазукта, — осторожно спросил Шамбамбукли. — А к чему ты мне это рассказываешь?

— Да ни к чему. Так, захотелось поговорить. А что?

— Нет, ничего… Я думал…

— А посмотри теперь сюда, — перебил Мазукта и взял еще несколько яблок. — Разрезаем каждое пополам, складываем наудачу две половинки от разных яблок — и что видим?

— Они не подходят, — кивнул Шамбамбукли. — Мазукта, я хотел спросить…

— Потом спросишь, — отмахнулся Мазукта. — Смотри дальше.

Сложив две разные половинки вместе, он куснул с одной и с другой стороны и продемонстрировал результат.

— Ну, что видим? Теперь они образуют пару?

— Да-а, — Шамбамбукли задумчиво кивнул. — Теперь они соответствуют друг другу идеально.

— Потому что мир их обкусывал не поодиночке, а вместе. Аналогия ясна?

— Ясна.

— Теперь спрашивай, что ты хотел.

— Да ничего, теперь уже незачем спрашивать. Я просто удивился, зачем ты начал этот разговор, а вдруг у тебя какие-нибудь проблемы в семейной жизни?

— У меня? — Мазукта засмеялся. — Нет, что ты… у меня всё замечательно. Прекрасная жена (да ты же её знаешь), чудные дети… Дочка — вылитая мать, спокойная такая, заботливая. Цветы любит. Я ей выделил садик, так она весь день там что-то сажает, пропалывает… Очень обстоятельный ребенок. Сыновья тоже подрастают. Совсем разные. Один кораблики пускает, мечтает стать моряком. За него я спокоен. А другой всё больше по подвалам шляется, и компания у него подозрительная. Вечно угрюмый, не улыбнется никогда. На стенах развешал картинки с уродскими черепами, сам весь в цепях… Ну ничего, это подростковое, это пройдет. А вот младшенький меня беспокоит…

Мазукта напряженно сдвинул брови.

— Слишком серьезный, — пояснил он. — Не по годам. И игры у него странные. Нашел где-то ржавый серп, сидит точит, и на меня как-то нехорошо поглядывает. Не нравится мне это…

— Мазукта, посмотри, какой я мир отгрохал! — сказал демиург Шамбамбукли.

— Ну-ка, ну-ка, — демиург Мазукта подошел поближе и принялся разглядывать мир.

— Что скажешь? — осторожно спросил Шамбамбукли.

Мазукта обошел вокруг мироздания, задумчиво почесал подбородок и хмыкнул.

— Ну что я могу сказать… Гламурненько.

— Что?!

— Гламурненько, — повторил Мазукта. — Даже, пожалуй, симпотненько. Хм… кавай.

— Ты серьезно?

Мазукта кивнул.

— Зачот, — подытожил он и добавил, как припечатал, — пеши истчо.

Шамбамбукли вздохнул, разобрал мироздание и принялся переделывать его заново.

— Чем занимаешься? — спросил демиург Мазукта демиурга Шамбамбукли.

— Заповеди пишу, — ответил Шамбамбукли. — Помнишь, как ты мне советовал.

— Я советовал? — искренне удивился Мазукта.

— Ну да, — подтвердил Шамбамбукли. — Ты сам говорил, что людям надо давать ясные и недвусмысленные установки. Чтобы не было разночтений.

— А, да, да, припоминаю, — кивнул Мазукта. — Было такое, действительно. И что?

— Вот, — Шамбамбукли указал на стопку готовых скрижалей. — Составляю подробный алгоритм. Половину уже написал, скоро закончу.

Мазукта пересчитал каменные листы и задумчиво присвистнул.

— Многовато что-то.

— Ну, я старался, — скромно потупился Шамбамбукли.

Мазукта взял из стопки верхнюю скрижаль и начал читать вслух:

— «Человек не должен причинять вреда другому человеку или своим бездействием допустить, чтобы другому человеку был нанесен вред, за исключением тех случаев…», — он фыркнул и положил скрижаль на место. — Шамбамбукли!

— А?

— Мне жаль тебя расстраивать, но ты занимаешься ерундой.

— Почему? — огорчился Шамбамбукли.

— Ну не знаю, почему. Вероятно, по природе своей. Таким уродился. Но вот это всё, — он постучал ногтем по заповедям, — чушь собачья и напрасный перевод камней.

— Но ты же сам говорил!..

— Да, говорил, — согласился Мазукта. — Действительно, я тоже когда-то баловался составлением поведенческих алгоритмов. Потому и могу теперь с полной ответственностью заявить: это была пустая трата времени. Уж поверь моему опыту.

Шамбамбукли с грустью оглядел свою работу.

— А как же тогда надо?

— Надо? Ну, например, как я. — Мазукта сел в кресло и вальяжно закинул ногу на ногу. — Я не размениваюсь на копание в деталях. Я даю сразу общие установки. Ведь люди — они же как? Им можно хоть до посинения что-то втолковывать, всё равно не поверят, пока сами не попробуют. Сущие дети, честное слово. Ребенку, чтобы уяснить, почему нельзя трогать кастрюлю, сначала нужно обжечься. А с чужих слов никто не поймет, что такое «горячо».

— Да, пожалуй, — согласился Шамбамбукли. — А что это за «общие установки», которые ты даешь? Какой-то универсальный свод правил?

— Нет, — замотал головой Мазукта. — Никаких правил вообще. Опыт и только опыт. Что такое хорошо, и что такое плохо, люди узнают сами. И передадут знания дальше, своим детям.

— То есть, ты им всего лишь говоришь «делайте хорошо и не делайте плохо»?!

— Да нет же! — отмахнулся Мазукта с досадой. — Это тоже была бы заповедь. Люди сами должны понять, что поступать плохо — это плохо. Из собственного опыта. Ну, как хвататься за кастрюлю. Один раз ошпарятся, другой раз — глядишь, и уже сообразили.

— Тогда я не понимаю. А что же ты им в таком случае говоришь?

— Да так, всего лишь маленькую подсказку, не оставлять же людей совсем без помощи. Я даю им универсальный критерий, как можно отличить дурное от доброго.

— И как же? — заинтересовался Шамбамбукли. — Совесть, да?

— Шамбамбукли, ты меня разочаровываешь! Совесть — это же понятие субъективное! Как её можно принимать в расчет?

— Нуу… тогда не знаю.

— Очень просто. Если что-то легче получить, чем потом избавиться — значит, оно плохое. Если же приобрести что-то тяжело, а лишиться — просто, значит оно хорошее.

— И всё?

— Да.

— И это правило применимо к чему угодно?

— Абсолютно.

Шамбамбукли задумался. Мазукта сотворил себе чашку кофе, отхлебнул и насмешливо фыркнул.

— О чем думаешь?

— Пытаюсь понять…

— Хочешь пример?

— Хочу.

— Ну смотри сам. В разные времена, у разных народов… да что там, даже для разных людей — понятия добра и зла постоянно меняются. Взять даже обычный лишний вес — вот скажи мне, быть толстым — это хорошо или плохо?

— Ну, смотря где и когда.

— Правильно. Когда растолстеть легко, а сбросить вес — трудно, модно быть стройным. Зато когда возникают проблемы с питанием — сразу решающим критерием красоты становится полнота.

— Да, понимаю, — Шамбамбукли задумчиво кивнул. — Кажется, это правило почти не имеет исключений.

— Практически не имеет, — подтвердил Мазукта.

— За редким исключением, — уточнил Шамбамбукли. — Вот, например, любовь с первого взгляда…