Хлопнув дверью своей машины, Мара вжалась в сиденье, чувствуя, как её руки предательски дрожат. Она схватилась за руль, пытаясь собрать себя воедино. Её сердце стучало слишком громко, каждый удар отдавался в висках.
Спокойно, спокойно— мысленно приказала она себе, но её мысли, словно непокорные лошади, уносились в сторону. Перед глазами вновь и вновь всплывал его взгляд — дерзкий, уверенный, сводящий с ума.
Он думает, что всё может так просто? Что я вот так забуду, что было? Как же! — мысли, полные гнева, сменялись чем-то другим, чем-то, что она пыталась подавить.
Она повернула ключ зажигания, но двигатель заглох. Второй попытки не понадобилось: на этот раз машина ожила, хотя её хозяйка, казалось, осталась на пороге кабинета Лоуренса.
Когда Мара добралась до своего дома, её нервы были натянуты, как струны. Она резко остановила машину у дома, вышла и хлопнула дверью. Каждое её движение было быстрым, резким, будто она пыталась сбежать от самой себя.
Зайдя домой, она закрыла за собой дверь, и прислонилась к ней спиной. Глубокий вдох. Выдох.
Но вместо облегчения, её охватило чувство пустоты. Гнев, который помогал ей держаться, уходил, оставляя только тяжесть. Она сбросила туфли, шагнула в гостиную и рухнула на диван, уткнув лицо в ладони.
Почему? Почему он не может оставить меня в покое?
Тишина давила на неё, заставляя слушать то, что она так отчаянно пыталась заглушить. Она закрыла глаза, но перед внутренним взором тут же всплыл образ Лоуренса: его рука, мягко, но уверенно удерживающая её запястье; его голос, тёплый и низкий, произносящий те слова, которые она не могла выбросить из головы.
Мысленно я уже разложил тебя на этом столе.
Её щёки вспыхнули.
— Чёрт! — вслух выкрикнула она, резко вскочив с дивана.
Она подошла к окну и распахнула его, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Холодный ветер, казалось, ударил ей в лицо, принося хоть немного облегчения.
Он не имеет права так со мной говорить. Не имеет права… заставлять меня это чувствовать.
Её взгляд упал на городской пейзаж. Огни машин, редкие фигуры прохожих. Всё это казалось таким далёким и неважным.
Я сильная. Я справлюсь. Я больше не позволю ему приблизиться.
Но где-то в глубине её души звучал другой голос, тише, но настойчивее: Ты так говоришь, но ведь ты вернёшься, правда? Ты хочешь этого, даже если не признаёшь.
Мара схватила подушку с дивана и швырнула её на пол.
Я не буду об этом думать. Он ничего не значит для меня.
Она сжала зубы, пытаясь поверить в свои собственные слова.
Кабинет Лоуренса погрузился в странное молчание. Оно было почти осязаемым, как будто воздух в комнате стал плотнее. Он стоял у окна, наблюдая за огнями города. Казалось, он не двигался, но его мысли проносились с бешеной скоростью.
Его взгляд был прикован к мерцанию огней за окном, но перед глазами стояло лишь её лицо. Её глаза, в которых отражались одновременно боль и решимость. Он пытался убедить себя, что их встреча ничего не значит, что он сможет вычеркнуть её из своей жизни, но каждое воспоминание о Маре лишь глубже врезалось в сознание.
Он сжал кулаки, вспоминая, как она сегодня смотрела на него. В её взгляде было что-то, что он не мог разгадать. Гнев, разочарование, но ещё и нечто другое — может быть, след того чувства, которое он боялся назвать вслух.
Она ненавидит меня— снова и снова повторял он про себя, пытаясь найти в этих словах хоть что-то утешительное.
Но это не утешало. Напротив, её ненависть была слишком горячей, чтобы быть искренней. Она горела, как огонь, который мог согреть, но также и обжечь.
Лоуренс медленно подошёл к столу, на котором всё ещё лежала записка. Он взял её, развернул и прочитал свои собственные слова.
Он усмехнулся, но в этой усмешке не было радости.
— Прости, — пробормотал он, смяв бумагу в руках.
— Как будто это может что-то исправить.
Я оттолкнул её, потому что боялся— признался он наконец-то сам себе. Эти слова были горькими, но они впервые прозвучали честно.
Я должен поговорить с ней. Я должен объясниться. Но что, если она не захочет слушать?
Он выдохнул, тяжело и глубоко, пытаясь успокоить нарастающее напряжение.
Он сел в кресло, опёрся локтями о стол и сцепил руки перед лицом. Его взгляд устремился куда-то в пустоту, но в голове снова и снова всплывал её образ: её гневные глаза, дрожащий голос, эти огненные щеки.
Она пришла сюда. Она не смогла просто остаться в стороне— эта мысль грела, но не давала покоя.
Его пальцы постукивали по столу, а в груди постепенно поднималась решимость.
Она не такая, как все. С ней не получится просто подарить цветы и считать, что всё улажено. Но она стоит этого. Стоит всех усилий.
Лоуренс поднялся, подошёл к бару и налил себе виски. Сделав глоток, он почувствовал, как жидкость обжигает горло, но это было ничто по сравнению с тем огнём, который разгорался внутри него.
Её нельзя заставить быть рядом. Но она придёт. Она вернётся. Потому что я знаю: ей не всё равно.
Он подошёл к окну, смотря на отражение города в стекле.
— Ты сказала, что ненавидишь меня, Мара. Но это было бы проще, если бы ты могла ненавидеть по-настоящему, — пробормотал он.
Мара, — произнёс он её имя шёпотом, словно боялся, что кто-то услышит.
— Я не знаю, как перестать тебя чувствовать. Как бы я ни старался, всё бесполезно. Ты словно магнит, который притягивает меня.
Он сел на край кресла, сцепив руки в замок, и опустил голову.
Я должен попытаться. Должен, иначе потеряю её навсегда.
Лоуренс провёл рукой по волосам, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей. Он понимал, что дело зашло слишком далеко. Теперь всё зависело от того, как он справится с этим.
Они оба сидели в разных концах города, погружённые в свои мысли. Мара пыталась понять, как убежать от чувств, которые пугали её больше всего. Лоуренс же искал способ не только удержать её, но и показать, что он способен на большее.