Тайны Лариспема. Игры века

Глава 1 Ярмарка сирот

День, которого так ждали, наступил. С самого утра в доме номер пятнадцать на площади Поверженной колонны царило оживление. Сегодня же ярмарка сирот! Парадные двери выкрасили свежей краской, петли смазали. Ручки отполировали до блеска, и теперь в них отражается ясное августовское небо. Воспитанники наводят порядок, все без исключений. Младшие натирают воском полы и мебель и с хохотом катаются по скользкой поверхности. Самым старательным выдали кусочки замши и пасту для полировки: будут протирать подсвечники, люстры и астрономические часы. Каждая пядь интерната сияет чистотой. Весь день репетирует хор: детским голосам вторит усталый голос учителя музыки.

Натанаэлю поручили составлять букеты для парадного зала. «Надо же, кто-то решил, будто я флорист», – с досадой думал он, борясь с охапками роз, лилий, ирисов. В длинных ветках плюща еще и водилась разнообразная живность. Всякий раз, когда Натанаэль хотел придать букету хоть какое-то подобие формы, из него выползало множество мошек, муравьев, жуков и гусениц.

К тому же мешали тревожные мысли. А ведь обычно последние месяцы учебы в интернате проходили очень весело. Все радовались лету и предстоящим каникулам. Участники ярмарки строили планы, составляли списки мест, куда надо будет заглянуть. Мечтали о девчонках, которых теперь уже никто не запретит им целовать. В спальнях тайком устраивали прощальные вечеринки. Все завидовали счастливцам, которые наконец-то смогут жить по-настоящему, а не понарошку.

Часто, лежа в кровати или умирая со скуки на уроках, Натанаэль мечтал о жизни за стенами интерната. С каким нетерпением он ждал ярмарки! Но вот она почти наступила, и больше всего ему сейчас хотелось превратиться в муравья и уползти в дырку в полу. Да, Натанаэль решил остаться в городе, чтобы помешать Кровавым братьям. Достойный выбор, но при одном воспоминании о графине Веритэ охватывает ужас. Это воспоминание, как игла, колет изнутри. Перед глазами снова и снова возникает картина: маленькая девочка стоит на подоконнике. Еще шаг – и она упадет. «Когда в следующий раз ты решишь проявить снисходительность, знай: девочка умрет». Этот бесстрастный голос всё еще звучит в ушах.

Натанаэль понимал, что в любом случае развиваться всё будет невесело: ведь очень скоро Арман узнает, чем ему придется заниматься при выходе из интерната. А как удивились учителя, обнаружив Морду-Решетом в списках участников ярмарки! «Как этот отпетый бандит смог там оказаться?» – вполголоса недоумевали два почтенных профессора, стоявшие рядом с Натанаэлем. Арман же тогда похлопал его по плечу и, улыбаясь до ушей, сказал:

– А ты неплохо поработал, приятель! Я и не мечтал отсюда выйти, но ты всё так гладко подделал… Стариканы из Совета да ли мне зеленый свет. И я теперь даже на Игры века погляжу!

Морда-Решетом подмигнул и прошествовал к себе в логово, разглагольствуя о своем славном будущем. Совсем скоро он поймет, что его будущее – это прочистка канализационных труб, и смертный приговор Натанаэлю будет подписан. Мальчик тяжело вздохнул и стряхнул с рукава гусеницу. Теперь и Жером его не поддержит! Они больше не разговаривают – с той самой ночи, когда Натанаэль, прижавшись ухом к печной трубе и холодея от ужаса, слушал, что с его городом собирается сделать Веритэ.

В ту ночь Жером его ждал. И, конечно, он хотел знать, почему лучший друг вернулся в интернат так поздно, да еще с шишкой на лбу и царапиной на щеке. Натанаэль отказался отвечать, и Же ром поставил ему ультиматум: или тот говорит правду, или дружбе конец. Скрепя сердце Натанаэль выбрал второе. Конечно, он мог бы просто поставить метку, и Жером бы всё позабыл, но о та ком не хотелось и думать. После разговора с графиней Натанаэль поклялся себе, что применять свой дар будет лишь в случае смертельной опасности. Потерять друга было больно, но всё-таки не смертельно.

Натанаэль вздрогнул. Он неловко схватил розу, шипы расцарапали кожу. Сжав зубы, он смотрел, как на ладони выступают три фиолетовые точки. Как же он ненавидел свою кровь, липкую и вязкую, как смола! Как неприятен ее странный цвет!

Вдруг чей-то голос прервал его размышления:

– Здравствуй, Натанаэль!

Рядом стоял Альсид. Учитель был одет в черную тогу. Светлые волосы в беспорядке спадали на лоб, под глазами залегли глубокие тени.

– Как красиво! – воскликнул он, указав на букеты. Натанаэль внимательно посмотрел на Альсида. Было видно, что тот плохо спал. Возможно, ему тоже мешали тревожные мысли. С той самой встречи в музыкальной гостиной Натанаэль изменил мнение об учителе в лучшую сторону: ведь он посмел возразить Веритэ. Да, Альсид ненавидит Лариспем, предан Кровавым братьям, а в его мягком голосе иногда слышатся нотки безумия. Но он заботится о Наследниках. А для Веритэ дети – лишь оружие, пешки, которые можно передвигать с места на место.

– Что случилось, учитель?

– Мне придется покинуть интернат. И я пока не знаю, когда вернусь.

– Это из-за Веритэ? – ошарашенно спросил Натанаэль.

– Мадемуазель Веритэ! – поправил Альсид. – Ты должен быть почтителен с графиней. Да, мне нужно перед ней отчитаться. Я нашел женщину, которая чуть тебя не убила. Помнишь ее?

Натанаэль провел рукой по голове, нащупал шишку.

– Да уж. Забуду не скоро.

– Она больше не доставит тебе неприятностей. Ни тебе, ни другим братьям.

То есть он ее просто прикончил? Натанаэль счел за лучшее промолчать.

Учитель поправил тогу. Под ней виднелся дорожный наряд. Сейчас Альсид выйдет из интерната, и неизвестно, когда они увидятся снова. Натанаэлю вдруг стало грустно. Учителя не будет на ярмарке, и теперь, возможно, их пути разойдутся.

– Когда ты вернешься? Помедлив, Альсид ответил:

– Натанаэль, я хочу кое-что рассказать. Когда мне было столь ко же лет, сколько тебе, я думал, что я сын служанки и что у меня нет отца. Однажды приемная мать показала мне картину. На ней были изображены мои настоящие родители. Так я впервые узнал историю своего появления на свет. Картина висит в моей спальне – я знаю, ты ее видел. Я решил, что отныне буду зваться Альсид Валентин – в честь отца и матери. Я долго изучал химию и алхимию, но так и не постиг секретов трансформации. Я не мог продолжить дело своего деда, Луи д’Омбревиля, но решил сделаться его верным последователем. Стал служить Кровавым братьям, разыскивать Наследников, обучать их и возвращать родителям.

Альсид горько усмехнулся, вздохнул и продолжил:

– Я хотел показать вам вашу силу, объяснить, что вы – часть чего-то большего. Что вы не явились из ниоткуда, что у вас есть история, корни. Это глупо, знаю, но, наверное, мне хотелось стать для вас кем-то вроде отца.

Учитель прервался. Натанаэль слушал, не смея поднять глаз. Ему всё больше становилось не по себе. Альсид как будто зачитывал прощальное письмо. Или, может быть, завещание?

– Однако, – вновь заговорил он, – я понял: чтобы достичь цели, мадемуазель пожертвует всем, даже детьми. И этого я принять не могу. Думаю, графиня обо всём догадалась и больше не позволит мне вернуться в интернат.

– Так не уходи! – почти закричал Натанаэль.

Альсид посмотрел на него с удивлением. Он явно не ожидал такого и был растроган. Мальчик продолжил, уже спокойнее:

– Не оставляй нас, учитель. Мы с Изабеллой без тебя не справимся. И что будут делать Наследники?

– Если я не вернусь через неделю, значит, мадемуазель больше не считает меня достойным этой миссии. Я прекрасно понимаю, что от Наследников будет зависеть успех нашего дела, но пока что некоторые из вас слишком молоды, чтобы участвовать в боевых действиях.

– Я не собираюсь никуда бежать! – воскликнул Натанаэль. Альсид похлопал его по плечу.

– Ценю твою смелость. То, что ты хочешь остаться и служить Кровавым братьям, делает тебе честь. Недаром в твоих жилах течет лиловая кровь!

Мальчик решил не уточнять, что не собирается ни служить Братьям, ни подчиняться Веритэ.

– Если я не вернусь, помоги Наследникам уйти из интерната, – попросил учитель. – Тебе поможет Изабелла, она всё здесь знает. Я всё ей рассказал, она будет твоей союзницей. Это может показаться предательством нашего дела, но, поверь мне, это не так.

Натанаэль кивнул.

– А книга?

– Очень скоро мы сможем ее вернуть. Книгой завладела Либертэ Шардон. Она одна из наших, но не подозревает об этом. Где она прячется, знает только Делиль. И у нее есть сообщница, лясникамка Кармина Нуар. Но, мне кажется, Изабелла уже всё тебе рассказала.

Альсид пожал Натанаэлю руку – чуть дольше, чем следовало.

– Что бы ни случилось, Натанаэль, помни, что ты Наследник и должен этим гордиться. Я очень надеюсь, что наши пути еще пересекутся.

Учитель вышел из класса. Натанаэль остро почувствовал одиночество. С нескрываемой досадой он снова принялся за букеты. Когда через час пришел воспитатель, не было сделано и половины необходимого. Выслушав суровые упреки в свой адрес – он, без сомнения, глуп даже для такого простого задания, – Натанаэль отправился в главный зал, где шли основные приготовления.

Ярмарка сирот больше всего походила на рынок. Юношей и девушек выставляли на возвышении, как конкурсных бычков. Перед каждым воспитанником стояла табличка, где были указаны фамилия, возраст и ремесло, которому он хотел выучиться. Там же был указан номер личного дела – его наниматель мог при желании полистать.

Воспитатель, взбешенный медлительностью Натанаэля, вручил ему стопку табличек.

– Расставь их сейчас же в алфавитном порядке! Погоди, у тебя кузнечик на плече.

Нехотя Натанаэль отправился выполнять поручение. По пути ему попался Жером – тот шел по залу с подносом пирожных. Они переглянулись, и друг тут же ускорил шаг в направлении кухни. Стало еще тоскливей.

В пять часов вечера в зал вошел директор интерната. На нем были парадная тога и черная академическая шапочка с шелковым помпоном. Он захлопал в ладоши.

– Скорей отправляйтесь в спальни! – воскликнул директор, обращаясь к воспитанникам. – У вас полчаса, чтобы надеть чистую выглаженную форму и вернуться в зал.

Толкаясь и дико крича, подростки бросились в спальни. Каждый первым хотел добежать до умывальника. Проходя мимо директора, Натанаэль увидел, как тот неодобрительно покачал головой.

– Вот оно, новое поколение лариспемцев! – с возмущением сказал директор.

На площади Поверженной колонны Либертэ уже два часа ждала начала ярмарки. Она была вместе с Карминой, мэтром Ножом и Антоненом, колбасником из «Летающей свиньи». Очередь желавших попасть на ярмарку росла и росла. Больше всего было мясников – они нарядились как на праздник, а на пояса повесили самые красивые ножи. Каждый лясникам хотел доказать, что у него самые яркие татуировки и самые роскошные усы. Прочие выглядели скромнее. Можно было увидеть механиков, печатников, торговцев и ремесленников. Были тут и портнихи, и кузнецы, и булочники. Прямо перед Карминой и Либертэ стояли две юные и очень привлекательные прачки. Они вовсю поливали себя духами, посмеивались и бросали приветливые взгляды в сторону мускулистых каменщиков.

Но ослепительней всех, без сомнения, была Кармина. Она, как магнит, притягивала взгляды. Лясникамка облачилась в мужскую одежду: из-под красных атласных пиджака и жилета выглядывала белая рубашка. Грудь украшал большой бант. На широком поясе с серебряной пряжкой висели три остро заточенных ножа. Кармина распустила косы, и роскошные волосы свободно спадали на плечи кудрявым потоком кофейного цвета. Антонен, тоже разряженный в пух и прах, с усмешкой толкнул Кармину в бок.

– Подруга, если хочешь найти красивого парня, не теряй времени. Вон те славные ребята вовсю на тебя пялятся.

– Закрой пасть! Просто они впервые в жизни видят лерночкожую девчонку.

– Посмотри-ка на этого молодца, у него уже и бороденка выросла, и глаза синие, и на лацкане значок архитектора. Такая красотка, как ты, точно его покорит.

– Антонен, еще одно слово, и я отправлю тебя к праотцам! – пригрозила Кармина.

Либертэ не участвовала в беседе. Она всё одергивала новую юбку и поправляла блузку. Пару дней назад Кармина потащила ее в магазин «Бон Марше»[1] и пригрозила самыми страшными карами, если та не купит приличную одежду. После долгих протестов Либертэ согласилась примерить плиссированную юбку, доходившую до середины икры, черные чулки, белую блузку и небесно-голубой жакет с серебряными пуговицами. Кармина всё-таки уговорила ее изменить темно-синему и серому цвету.

– Если будешь такое носить, люди будут думать, что тебя недавно выпустили из интерната. Очнись! Скоро Игры века! Мы должны сделать всё, чтобы этот год нам запомнился надолго. Будешь старой развалиной – с удовольствием вспомнишь, как роскошно была одета на ярмарке 1899 года.

Либертэ рассмеялась и купила голубой жакет.

Теперь всякий раз, проходя мимо витрины, она робко улыбалась своему отражению. Либертэ очень нравилось, как она выглядела – как настоящая лариспемка.

Прозвонили часы. До открытия ярмарки оставалось четверть часа, люди всё приходили и вставали в конец очереди.

– Неужели так много сирот хотят найти работу? – удивленно спросила Либертэ.

На этот вопрос ответил мэтр Нож. Он разрешил подруге Кармины сопровождать их на ярмарку и сейчас с удовольствием делился с ней своими познаниями.

– Да их и сотни не наберется. На всех точно не хватит. Но на ярмарку приходят не только чтобы найти подмастерьев. Это еще и выход в свет. Тут люди общаются, обнюхиваются, улаживают делишки. Смотри, начинается!

Действительно, люди в очереди обменивались приветствиями и рукопожатиями. Некоторые были так поглощены разговором, что не замечали, как более ловкие граждане протискивались перед ними. Каменщики наконец заметили кокетничающих прачек и стали им свистеть.

– Но я-то не шутки шутить иду, – вновь заговорил мэтр Нож. – Мне позарез нужен ягненочек.

– А как всё будет происходить? – спросила Либертэ.

– Это что-то вроде аукциона. Скоро мы зайдем внутрь. Надо будет немного подождать: всякие важные господа будут произносить лурадацкие речи. Затем можно прогуляться по залу, поболтать с ребятишками, разглядеть их как следует, полистать их личные дела. Главное – сразу приметить лучших. Самые умные и способные обычно разлетаются как пирожки.

– Их что… покупают? – спросила Либертэ. Она удивлялась всё больше и больше.

Мэтр Нож почесал подбородок.

– Ну как бы да… это, скорее, пожертвование… эти деньжата отправляются в казну интерната.

– Кстати, латронпем, сколько мы можем потратить? – спросила Кармина.

Тот пожал плечами.

– Не беспокойся. Дела сейчас идут неплохо; если найдешь хорошего парнишку, я скупиться не буду.

И, уперев руки в бока, он улыбнулся Либертэ во весь свой щербатый рот.

– Ты ведь недавно у нас. Не знаешь наших порядков.

Нет, Либертэ их не знала. Она решила при первой возможности написать близким подробное письмо о ярмарке.

– Ну, наконец двинулись!

Двери интерната распахнулись, на входе сразу образовалась давка. Либертэ чуть не упала, Кармине пришлось тащить ее за руку, чтобы девушку не растоптали сотни нетерпеливых башмаков. Через пару минут обе оказались в большом зале с высокими окнами, заполненном солнечным светом. Из-за лепнины на потолке и колонн всё выглядело величественным и строгим. В центре установили два возвышения, между ними – трибуну. Слева, вытянув руки по швам, стояли мальчишки. Их было около пятидесяти. Всех облачили в одинаковые белые рубашки, синие шерстяные брюки, такого же цвета пиджаки с воротником-стойкой и костяными пуговицами и черные туфли. Всех коротко постригли. На секунду Либертэ показалось, что это один и тот же мальчик, отразившийся во множестве зеркал. Справа, в синих плиссированных юбках с аккуратно убранными волосами, стояли девочки. Их было меньше, чем мальчиков.

– Никогда бы не смогла тут жить, – вполголоса сказала Кармина. – При одном взгляде на них бьет дрожь.

Либертэ молча кивнула. Собственное детство всегда казалось ей не слишком счастливым, ведь мама запрещала играть с другими детьми. Но сейчас, глядя на эти ровные шеренги, она поняла, что ошибалась. На самом деле ей очень повезло.

Интернатские тоскливо переглядывались, с недоверием и страхом косясь на толпы людей, собиравшиеся в зале. Как это, должно быть, ужасно – покорно ждать, пока решается твое будущее, подумала Либертэ. В зале слышались разговоры. Кто-то вставал на цыпочки, чтобы лучше рассмотреть выпускников.

– Мне кажется, они год от года всё худосочней, – проворчал один бородач.

– Ты же книжника ищешь, а не грузчика! – ответил ему кто-то рядом. – Главное, чтобы читать умел и печать ставить.

– Да у нас тут конкурс на самую бледную мышь! – расхохотался смуглолицый плотник.

Стоявшие рядом тоже засмеялись. Либертэ про себя согласилась: да, эти дети нечасто выбирались на свежий воздух. Кармина, сунув руки в карманы брюк, пренебрежительно рассматривала сирот. Либертэ встала на цыпочки и прошептала ей на ухо:

– Выбирать будешь ты?

– Ага! И учить всему этого ягненка – тоже мне. – Лясникамка прикусила губу. – Придется хорошенько постараться.

Мэтр Нож уже несколько раз намекнул Кармине, что, если у нее получится воспитать достойного лясникама, лавка останется ей. Настоящее испытание!

К девочкам Кармина и не думала подходить. Ей нужен был парень. Сдвинув брови, она внимательно осматривала одинаковые синие фигурки. Толпа чуть притихла. К трибуне подошел директор интерната, за ним, словно стая ворон, прошли преподаватели в черных тогах. Директор прочистил горло и затянул длинную скучную речь, сравнивая учителей то с «трудолюбивыми пчела ми», то с «пастухами, ведущими стадо к новым горизонтам». Те, кто решился всё это слушать, тихо посмеивались, остальные продолжали переговариваться, игнорируя поэтические метафоры.

– …И я желаю вам найти того или ту, кто прочно займет свое место в здании, которое вы воздвигаете. Граждане и гражданки, ярмарку сирот 1899 года объявляю открытой!

Гости поаплодировали и незамедлительно перешли к делу. «Я словно безделушка на витрине», – думал Натанаэль, пока незнакомцы осматривали его с головы до ног и, ничуть не смущаясь, вовсю обсуждали его внешний вид.

– Какой милашка! – воскликнула хозяйка бистро. – Ты только посмотри на это личико! – обратилась она к подружке. – Если поставлю его за прилавок, мне не избежать жалоб от обманутых мужей!

– Да что ты на него смотришь? – ответила подруга. – Посмотри, он же хочет быть мясником.

– Ну, положим, в мясники его не возьмут. Слишком для этого слаб. Придется ему согласиться на то, что предложат. Или совсем без работы останется.

Продолжая обсуждать достоинства и недостатки ребятишек, они отошли к другому стенду. Натанаэль изо всех сил пытался быть невозмутимым. Учителя предупреждали: стоять следует молча, не перечить. Решение принимает наниматель.

Тем не менее происходящее всё больше выводило его из себя. Он осторожно огляделся, чтобы понять, как обстоят дела у остальных. Жером о чём-то с жаром беседовал с господином в пальто с меховым воротником. Вдруг Натанаэль встретился взглядом с Арманом – тот смотрел на него с испепеляющей ненавистью. Морда-Решетом провел пальцем под подбородком – смысл жеста был предельно ясен. Арман пришел в зал позже остальных. Он обнаружил, что рядом с его местом красуется табличка «Ассенизатор», когда все уже стояли на возвышении. Покрытое прыщами лицо стало пунцовым. Арман был в ярости. И в эту секунду к нему подошел гражданин в коричневом костюме, воздел руки и счастливо улыбнулся.

– Бык меня дери! – воскликнул гражданин, ничуть не скрывая восторга. К нему тут же повернулись несколько голов. – Парень, который хочет стать ассенизатором! Первый раз такого вижу! За десять лет ярмарки такого еще не случалось.

Натанаэль подавил нервный смех. Это было чудовищно. И очень смешно. Арман – впервые в жизни – оказался загнанным в угол. Ведь, если он отвергнет предложение человека в коричневом, ему никогда не выйти из интерната. Поэтому оставалось лишь скривиться в улыбке и кивнуть, сгорая от стыда и задыхаясь от гнева.

– Эй, парень, я с тобой разговариваю!

Натанаэль обернулся так резко, что почувствовал боль в шее. Он слишком увлекся Мордой-Решетом и не заметил, что рядом с ним самим остановилась целая группа.

– Я…

Он запнулся. На него, уперев руки в боки, смотрела чернокожая лясникамка. Кармина была недовольна. Она поговорила уже с шестью мальчишками, но один был глупее другого. Малышня, при этом каждый корчил из себя что-то немыслимое. А мэтр Нож и Антонен даже не думали ей помогать. Нож молча улыбался. Он хотел, чтобы Кармина всё решала сама. Антонен же задавал парням дурацкие вопросы, чтобы посмотреть, как они, запинаясь, будут искать ответ. Либертэ разгуливала по зале, словно туристка, и просто глазела по сторонам.

Натанаэль был седьмым по счету. Кармина внимательно осмотрела его. Короткая стрижка буквой V, светлые глаза. Царапина на щеке, синяк. Видно, что недавно дрался. Или просто с лестницы упал? Кармина не могла не признать, что парень был весьма недурен собой. Но в работе это ему не поможет. Что толку от смазливого личика, когда целый день таскаешь туши?

– Ну и почему ты хочешь стать мясником? – повторила вопрос Кармина.

Натанаэль судорожно сглотнул. Не отрывая глаз, он смотрел на чернокожую девушку. Ему захотелось как следует запомнить ее, чтобы потом воспроизвести образ в мельчайших деталях. Сколько ей могло быть лет? Пятнадцать? Больше? Она выглядела абсолютно уверенной в себе. Трудно было представить, что ей столько же лет, сколько ему.

Тут Натанаэль понял, что, если не ответит что-то прямо сейчас, ей надоест ждать, она развернется и уйдет. Поэтому он просто сказал первое, что пришло ему в голову:

– Не знаю.

Кармина удивленно приподняла бровь. Антонен перестал хихикать. Такого ответа они еще не слышали. Остальные кандидаты говорили о любви к крови, ножам и огромном желании стать частью братства лясникамов.

– Ну а почему ты тогда не написал «садовник» или «булочник»? Натанаэлю ничего не оставалось, кроме как продолжать говорить правду.

– Мне просто очень хочется выбраться из интерната. Я не хотел, чтобы Совет решал за меня, чем я буду заниматься дальше. Поэтому написал первое, что пришло в голову. Я просто хочу работать. Могу быть мясником. Но если вы не захотите меня нанять, буду заниматься чем-нибудь другим. Я научусь.

Никто не проговорил ни слова. Натанаэль же был не в силах отвести глаз от лясникамки. Она смотрела прямо на него без тени сочувствия и понимания. Ему казалось, что его поймали на крючок, как глупого лосося.

Кармина скрестила руки на груди.

– Научиться ремеслу мясника не так-то просто. Уверен, что справишься?

Казалось, она бросает ему вызов.

– Я узнаю это, только когда попробую.

Кармина кивнула и, не произнеся ни слова, отвернулась. Антонен подмигнул ей.

– Выкрутился, ничего не скажешь!

Кармина полистала личное дело Натанаэля. Когда она готовилась отложить его в сторону, к ней подошла Либертэ.

– Ну что?

– Есть один парень, может подойти. Но Антонен не в восторге.

– А мэтр Нож?

Кармина подняла глаза к небу.

– Молчит как рыба! Поклялся, что ничего не скажет. Хочет, чтобы я всё решала сама!

Тем временем директор вновь встал за трибуну. Один из учителей принес ему аукционный молоточек. Толпа была словно табун лошадей, бьющих копытами от нетерпения. Буфет опустел – все хотели присутствовать на торгах. Некоторые прямо здесь жевали булочки и прихлебывали напитки. Прозвонили часы. В зале воцарилась тишина, лишь изредка слышались тихие разговоры. «Сначала девушки!» – объявил директор и уткнулся в список воспитанниц.

– Сесиль Январская! – крикнул он.

Милая темноволосая девочка-подросток встала рядом с директором. В зале послышались одобрительные свистки. Толпа тут же принялась обсуждать ее внешность.

– Ничего себе! Красотка, – сказал Антонен, жуя пирожок с сыром. – Правда, мне больше нравятся блондинки.

Либертэ покраснела. Разве можно такое произносить вслух?

– Сесиль хочет стать портнихой. Стартовая цена: один серебряный теленок. Кто больше?

В зале поднялись руки. Сесиль казалась испуганной. Одна женщина предложила десять телят, другая – пятнадцать. Торги выиграла третья, предложившая девятнадцать. Довольная Сесиль спустилась с возвышения и под одобрительные возгласы подошла к своей новой хозяйке. Директор кивнул и вызвал следующую.

– Кстати, а ты контракт подписала? – уточнила Кармина. Ведь в тот же вечер управительница Лариспема предложила Либертэ быть мастерицей в башне Верна.

– Должна была, но у них какие-то трудности. Обещали всё подготовить через пару дней. Ты только представь, я навсегда уйду из пансиона и буду жить в башне Верна! А как мама с папой обрадуются, когда узнают!

– И правильно, – ответила лясникамка. – Сколько можно чинить голосоматы? Это работа не для твоих золотых пальчиков.

Они с любопытством наблюдали за торгами, делая предположения, какую воспитанницу продадут подороже. Наконец с возвышения сошла последняя.

– Наконец-то! Теперь перейдем к делу! – воскликнула Кармина.