#Ихтамнет

Дебит1

Таможня улыбалась, по-доброму, грустно, освещая пространство печалью, – такими могут быть только глаза женщины. Кругом слова – напутствующие и обнадеживающие. Их не обмануть новенькой, с иголочки, спецодеждой «Газмяса». Ведь рентген демонстрировал в чреве каждого баула броню, каску, оптику, обвесы – мужские игрушки, продлевающие жизнь. Месяц за месяцем они видели реальный дебет-кредит человеко-гробов, туда – развязанные бруталы, а обратно – почти они, приправленные загаром и марсианской пылью, но в компании цинковых ящиков с упокоенными фрагментами. Бывает. Кто на кого учился. Конвейер. Меняются надписи на спецодежде, но постоянно содержание мешков. Проходим зеленую зону, стараясь не смущать обывателя агрессивными рожами. Однако затор случился, проблема с весом багажа или его содержимым. Очередь встала. Некстати подъехал еще один автобус «газовщиков». До эскалатора выросла длиннющая очередь. Бруталы сбились в группки, а гулкий галдеж привел скользкую конспирацию к общему знаменателю. Редкие ночные прохожие смотрели безразлично, лишь иногда – с любопытством. «Газмяс» делал свое коварное дело. Ремесло соратников смердело тайной. Некоторые, падкие до хайпа парни лезли из кожи вон, чтобы оскалить миру свое истинное лицо: штаны буржуйского «мультикам»2 или модная «лова»3. Где-то мелькнет кубанка поверх десантного тельника, а между ними – одухотворенное лицо. Павлиний характер в противовес гладкой упитанности плебса. Однако сонным гражданам по большому счету наплевать. И даже более того, скажи им прямо, что ты по доброй воле собрался на чужую войну, кого-то там рубить «на дальних подступах», плюнут в карму и рассмеются. А то и приколотят к придуманному тобой образу сказочного витязя в косоворотке и телогрейке жестокий вывод – «долбоеб».

Таможня глядит в корень твоему наигранному пафосу, то, где мы приобретаем самоуважение, что скрыто под тельняшкой и бородой. Страх, беспокойство? Увольте – пустота! Фатал, возможность бросить рулевое весло, захлебнуться в водовороте событий, раствориться в приключенческом сценарии. И похер, раб ты Божий или сын Его, коловрат на тебе или крест, веришь в Вальхаллу, рай или общую теорию относительности. В омут наудачу. В куртках «Газмяса», с баулами в 30 кг, с куражом на сердце. В состоянии жизни. Когда не бьешься в мещанстве, как автомат, а вертишься вошью на острие жизненных обстоятельств. Полное погружение в среду. Каждая ложка – лучшая в жизни еда, кофе с кардамоном, варенный на костре из снарядных ящиков, которые нес триста метров из ущелья, – невероятное питье, а бомж в соседнем окопе – единственный человек на земле с глазами Христа, попутчик, герой. Однажды ты почувствуешь его смерть. Серость на лице, извиняющиеся глаза на уставшей душе. И выпадет пазл из твоего уклада. Хлоп. Падают кеглями случайные попутчики. Нас называют неудачниками и адреналиновыми наркоманами. Пустое. Адреналин – для офисного планктона: страйкбол, лыжи, мотоцикл. Сотруднику «Газмяса» – бабло, и жить в каждом миге, в каждом вдохе, среди одинаково сумасшедших. Вот очередь потекла, загремели по полу рюкзаки. То, что должно было случиться, конечно, произошло – кого-то зацепил прохожий.

– Мужики, а вы куда?

– В Дубаи́, братан. Нефть качать.

– Блин, повезло! – протягивает завистливо крохотный мужичок. Засучил ножками, запорхал руками, видимо, решив, что вот-вот приоткроется дверь в светлое будущее. Забрезжило рахат-лукумом и грудастыми краснодарскими дивами под мясо и горячительное. Дядька решается:

– А к вам можно?

Скиф добр и разговорчив,

– Конечно, брат. Текучка будь здоров.

– Да ну! – Глаза мужичонки загорелись.

– Я тебе говорю, – Скиф моргает честными глазами, – телефон пиши.

Мужик хлопает себя по карманам, в дрожащих от нетерпения руках возникает мятый блокнот, кто-то услужливо протягивает карандаш.

– Спасибо. – Ветер будущего опалил мозг просителя атомным светом, земля катила из-под ног, а в душе бились стрекозиные крылья. Скиф глумливо улыбнулся очереди и продиктовал цифры. Не замечая ничего вокруг, мужик сложил блокнот вдвое, рассыпаясь в благодарности, удалился. Скиф театрально выдержал паузу, прежде чем произнести:

– Начштаба будет рад.

Коридор взорвался смехом, открытым, развязанным.

Но вот засуетились старшие, затор рассосался, и рюкзаки пошли через рамку таможни. Подальше от посторонних глаз, мыслей и выводов. Не дай бог новости посмотрят и свяжут видимое, разумное с очевидным. Очередь подтолкнула меня к таможенной зоне.

– Следующий!

Пять длинных шагов.

– Доброй ночи. – Протягиваю паспорт в окошечко, бейсболку – долой, на лицо – широкую людоедскую улыбку с прорехой между клыками. В ответ – колючий взгляд таможенницы. Паспорт подвергается быстрому, но цепкому изучению. Длинные пальцы с лаконичным маникюром затарахтели по компьютерной клавиатуре. Я скучаю, по привычке жду подвоха. Неожиданно официальная маска падает, женщина улыбается.

Тревожусь.

– Все в порядке? – Принимаю паспорт из ее рук.

– Я вас месяц назад встречала, – объясняет она, неуловимым движением ресниц показывает на экран, – ОТТУДА. Вы здесь проходили.

Честно, не знаю, что ответить, кручу между пальцами паспорт. Конспирация плюс тугодумие связали язык. Но не хочется в ответ на столь мягкую откровенность прослыть невежей.

– Хм, – туплю я.

– Все хорошо у вас будет.

На ум пришло нейтральное:

– Спасибо.

– Удачи, вам, ребята. – Она подтолкнула меня кивком и наставительно добавила: – Возвращайтесь!

Я отворачиваюсь от нее, послушно шагаю прочь. Над кабиной загорается зеленый огонек. В спину слышится:

– Следующий.