Ихтиандр – Властелин морей

Глава 2. Седоголовый философ

Все тюремные сторожа были для Ихтиандра на одно лицо – одинаково грубые, ленивые и необразованные. Единственным исключением являлся Хоакин. Коренастый жилистый метис с морщинистым лицом и совершено седой шевелюрой, чьей матерью была индеанка племени кечуа, а отец бельгиец, которого судьба носила по всему свету: и в Аргентине он не надолго удержался, но успел покорить своим мужским обаянием скромную местную девушку. Потом скрылся в неизвестном направлении, а плод их любви после положенных девяти месяцев появился на свет.

Хоакин подрос. Его сметливый ум заметил падре Антонио и познакомил с грамотой мальчика. Но тот недолго пробыл в обучении, ибо умерла его мать, и Хоакин ушёл к скотоводам гаучо, пригревшим сироту. Делал всё, что ему приказывали, дабы заслужить своё пропитание. Пару лет провёл в пампе. Когда подрос, то отправился в город Пеуахо, о котором слышал много чудес.

– Я был одет как настоящий гаучо, – с улыбкой рассказывал Хоакин, – щеголял в куртке с бахромой, просторных штанах и широкополой войлочной шляпе. Мой шейный платок и кожаный ремень украшали монеты и серебряные накладки. На меня горожане смотрели как на дикаря или бандита. Хотя я был только пастухом. Пришлось многое понять, многому научиться. Учись и ты.

Метис рассказал, что в Пеуахо он задержался на некоторое время, устраиваясь то на одну, то на другую работу.

Однажды в портовом кабаке Хоакин столкнулся с моряком, который красочно описал ему странствия по дальним удивительным странам с разнообразными чудесами и диковинками, щедро угощая вином. Воображение метиса разгорелось и он дал согласил завербоваться матросом на большой красивый барк «Санта Круз». Судно произвёло на него неизгладимое впечатление массой парусов на четырёх мачтах. Только на следующий день, протрезвившись, Хоакин понял, что случайный друг его обманул: капитан был рад заполучить хоть кого, ибо отличался крутым нравом и дурной славой, потому к нему нанимались либо обманутые, либо совершено его не знающие люди.

Так стал матросом и проплавал на «Санта Крузе» почти три года, но затем корабль угодил в жуткий шторм.

– На нас обрушился весь ад, – рассказывал Хоакин, потемнев лицом от воспоминаний. – Весь вечер и ночь барк трепало ветрами, которые свистели в снастях, шквалы рвали паруса в клочья. Кругом стоял треск ломающегося дерева, рвущейся парусины, лязг железа. Буря швыряла судно, стремясь разнести его в щепы. Фок и фок-топсель оглушительно хлопали и рвались, так как некому было вовремя выбрать шкот. Тяжёлый гик с треском перебрасывало с борта на борт. В воздухе со свистом проносились обломки; обрывки снастей трепались на ветру, извиваясь, как змеи…

Вдруг в довершении всего с треском рухнул на палубу фок-гафель… Крутейшие волны поднимали барк вверх, а затем швыряли вниз с противным ощущением в желудке, в нём словно всё обрывалось… Почти все паруса сорвало, но кливер, вынесенный на наветренный борт, и выбранный до конца грот уцелели, они кое-как удерживали корабль носом к разъярённой волне…

Неожиданно нагрянул «девятый вал» – ужас моряков, блуждающая волна-убийца. Она оказалась заметно выше и грозней обычных. Громада обрушилась на барк, сотрясла его весь от форштевня до киля и последнего шпангоута, почти совсем уложив судно штирбортом на воду… Шкафут корабля оказался заполненным водой до фальшборта. Вода яростно хлестала через шлюзы… Камбуз, грот, бегучий такелаж – всё было смыто за борт. В трюме открылись течи, он стал заполняться водой. Капитан до последнего находился на мостике за штурвалом, крепко цепляясь за него, дабы не быть смытым. Потом объявили аврал… Я много часов провёл у помпы, откачивая воду, которая всё равно прибывала. Руки мои тряслись от усталости, но я превозмогал её, понимая, что нахожусь в шаге от смерти…

Единственным относительно хорошим моментом стало то, рассказывал метис, что чем больше заполнялось водой барк, тем меньше ощущалась болтанка, ибо меньшее воздействие оказывал на него ветер.

Капитан велел спустить шлюпки на воду, но тали заедало, всё оказалось неисправно. Шлюпку опустили носом вниз, она выпала из креплений, упала и почти сразу же наполнилась водой. Другая перевернулась и свалилась дном кверху, продержалась некоторое время на поверхности, но крутая волна её перевернула и заполнила доверху водой. Третья шлюпка повисла на талях и её бросили…

Тогда капитан приказал подрубить мачту и сбросить за борт. Матросы принялись разбирать спасательные пояса, при этом порой за один хватались сразу двое. Возникали ссоры, перепалки.

Хоакин запомнил, как истерически кричал боцман, напомнив ему визг свиньи под ножом мясника. В создавшейся ситуации беспомощные люди походили на крыс в мышеловке.

В это время борта корабля уже сравнялись с поверхностью моря, по нему стали свободно перекатываться волны. Затем он погрузился в пучину вод.

Экипаж перебрался к плавающей мачте и остаткам рангоута. Их то подкидывало вверх, то они ухали в низину между высоченными водяными валами, словно на дно пропасти…

Утро Хоакин встретил, пребывая в воду, судорожно ухватившись за верхушку мачты.

Когда стало совсем светло, капитан провёл перекличку, всего оказалось одиннадцать человек. Судьба четверых осталась неизвестной.

Хоакин казалось, что ничего худшего он пережить не сможет, но постепенно взошло солнце и принялось так припекать его голову, что он поневоле вспомнил грешников в аду на сковородке. Правда, вода несколько охлаждала тело. Несколько помогало смачивание морской воды головы, но не слишком.

Так проходило часы. Моряки поглядывали на солнце, мечтая, чтобы оно поскорее склонилось к горизонту.

Никаких припасов не имелось, есть было нечего, но куда сильнее мучила жажда: они по горло находились в воде, но пить её было нельзя. Хосе помнил советы бывалых моряков, что солёная вода лишь усиливает жажду, а потому держался изо всех сил, не поддаваясь соблазну напиться из океана…

Прозвучал тревожный крик боцмана Мануэля и он указал рукой в сторону: там показались плавники акул. От их вида Хоакин пробрали мурашки, он вспомнил падре, молитвы, которые у него выучил, и принялся истово молиться, вкладывая в них весь жар своей души.

В стороне какой-то моряк было вскрикнул, но тут же скрылся под водой, словно кто-то его дёрнул оттуда: одна из акул полакомилась им.

Второй жертвой стал боцман. Хоакин видел, как безмолвно раскрылся его рот, глаза закатились, Мануэл обмяк и погрузился вниз.

Так одного за другим акулы пожирали беспомощные жертвы…

Остались лишь трое: сам Хосе, капитан и матрос-малаец, когда вдруг к ним приблизилась лодка. Чужие моряки втащили в неё двоих, а когда потянули малайца, то он вдруг закричал и все увидели, что у него откушены обе ноги по самые бёдра. Из обрывков хлестала кровь. Ноги поспешили перевязать и малаец всё же в конце концов чудом выжил.

Спустя какое-то время Хосе прибирался в каюте капитана, так оплачивая своё спасение, увидел зеркало, посмотрел в него и не узнал себя: он был весь седой, хотя ему едва минуло семнадцать лет.

Хоакин доплыл до Буэнос-Айреса и тут сошёл на берег, отказав капитану, который предложил ему место матроса на судне. Он зашёл в церковь Святой Марии и дал обет больше никогда не ступать на борт корабля. И слово своё держит по сей день.

Перепробовал себя в самом разном, нанимался на случайные работы. Завёл семью, вырастил детей, они разошлись кто куда. Жена умерла. Он пришёл в город. Недавно устроился тюремным сторожем.

К Ихтиандру он относился куда лучше других, пытался наводить чистоту в камере… вернее, уменьшать количество грязи. Исправно подливал воды в бак. Иногда приносил свежую рыбу «морскому дьяволу», которого порой кормили такой тухлятиной, что он предпочитал остаться голодным, чем есть её.

Юноша ощутил расположение к нему. Да и он страдал от одиночества, бездействия и скуки, а у него никогда не было друзей. Друзей среди людей. Ихтиандр вообще мало с кем общался разве что с Кристо и другими прислужниками, что были до него. Иногда с доктором Сальватором, которого считал и называл отцом. Но видел его редко, тот обычно бывал занят. Их отношения дружбой назвать было нельзя.

Юноша всё более охотно вступал в разговор с метисом и скоро они даже подружились, испытывая друг к другу своеобразное уважение. Общались в то время, когда Хоакин приходил на службу. Говорил преимущественно словоохотливый метис, который поведал всю свою короткую, но богатую на события жизнь.

Ихтиандр таким разнообразием похвастаться не мог, но вкратце рассказал о себе. Особенно Хосе заинтересовали поединки юноши с морскими чудовищами – акулами и спрутами.

Юноша сказал, что ни спрутов, ни акул он не боится, у него есть кинжал.

– А ежели они подкрадутся незаметно?

– Я их слышу издали.

– Слышишь под водой? – удивился тюремщик. – А ежели они подкрадутся сзади тихо?

– Это невозможно, тихо у них никак не получится, если они движутся. Они производят сотрясение воды, – её колебания идут впереди их. Почувствовав это, я оглядываюсь.

– Даже когда ты спишь?

– Конечно. Я всегда настороже и тут же просыпаюсь. А кинжал у меня под рукой.

– Но рыбы же становятся добычей акул и спрутов. Как?

– Они погибают не от внезапности нападения, а потому, что не могут защищаться от более сильного врага. А я – я сильнее их всех. И морские хищники знают это. Они не осмеливаются подплывать ко мне. С одной акулой, даже самой большой, справиться несложно. Иных я отгонял ударом кулака по носу.

– Ударом кулака по носу?! – вскричал поражённый седоголовый философ.

– Да. Он у них очень чувствителен к малейшей боли. Дашь ей по носу – она уплывает.

– Кулаком против акулы? – качал головой Хоакин. – Неужели так можно?

– Ну, я обычно держал в руке нож и бил рукояткой. Акулы – что люди, одна на другую не похожа. Может иногда поступить так, как совсем не ожидаешь.

– И часто бывали такие неожиданности?

– Лишь однажды. Пришлось ещё ударить по жабрам. Это другое их чувствительное место.

– А если бы и это не помогло?

– Тогда бы я ей распорол живот. У меня кинжал очень острый, – последовал спокойный ответ.

Метис глядел на «морского дьявола» и уважительно качал головой:

– Я бы не выдержал, сразу бы пырнул акулу ножом.

Ихтиандр объяснил:

– Акулы чувствуют кровь на огромном расстоянии, могут собраться в очень большом количестве. Потому лучше действовать иначе. Без крови.

На Хоакина такие речи производили огромное впечатление: сам-то он немного поплавал по морю на кораблях, а затем зарёкся – дал обет в церкви – что никогда больше и близко к нему не подойдёт, а Ихтиандр жил прямо в море и никого в нём не боялся. Он испытывал к нему самые тёплые чувства и старался хоть как-то их выразить.

Доверие к настроенному дружелюбно тюремщику у юноши дошло до такой степени, что он рассказал ему про Гуттиэре.

Хоакин сочувственно покачал головой:

– Раз она уже замужем, то, считай, пропала. Её для тебя как бы уже нет.

– Но почему? Она мужа не любит?! – вскричал Ихтиандр.

– Любит – не любит, это уже не важно. Они связаны узами брака, «что бог соединил, человек да не разлучает» и ещё сказано: «и да лишь смерть разлучит их».

– Я убью его!

– И окажешься тюрьме. И тебя убьют – по закону. Это называется казнью.

– А если он умрёт сам собой?

– Такое может быть. Но в реальности ты можешь состариться в ожидании этого и тогда будешь похож на меня, – со смешком добавил Хоакин. – Старым, седым и немощным. Будет не до жены.

– Что же мне делать?

– Самое лучшее – забыть о ней. Есть и другие женщины в нашем мире. Не хуже.

– Я люблю Гуттиэре.

– Полюбишь и другую. Поверь, это будет так… вернее, это может быть так. Хотя я понимаю, как тебе сейчас горько, как пасмурно на твоей душе. Сочувствую тебе, парень, очень сочувствую. Но и это пройдёт. Советую относиться к жизни философски.

– Значит, совсем ничего нельзя сделать?

– Практически ничего. Не буду тебя обманывать: ничего. Оставь свои надежды.

Ихтиандр понурился и ушёл под воду почти по уши.

Хоакин стало его жалко и он захотел его хоть как-то утешить:

– Не нужно терять надежды. Молись. Когда чего-то очень хочешь, то тебе начинают помогать небеса.

Почти вся голова юноши показалась под поверхностью воды в баке.

– Как это – «начинают помогать небеса»?

– Свыше помогают. Ну, помогают высшие силы, когда очень сильно чего-то хочешь. Но и самому следует прикладывать усилия, а не просто ждать в бездействии желаемого.

– И что же должен делать я?

– Не знаю, что именно. Могу указать лишь примерное направление, изложить философию нашей жизни. Видишь ли, женщины всегда любили и любят победителей. А вот неудачников любят редко. Лишь в качестве исключения. Хотя бывает-случается иногда и такое… Женщины любят сильных, слабые у них не в чести… Женщины любят богатых, к беднякам и нищим они редко снисходят… Женщины любят известных, чем-то прославленных… Любят женщины или, по крайней мере, уважают мастеров, артистов, спортсменов, певцов, начальников и тому подобных.

– А почему женщины любят победителей, сильных, богатых и прославленных? Почему?!

– Прости, Ихтиандр, у меня нет ответа. Я говорю о том, что я видел и знаю. Поверь, в нашей жизни это так… точнее, обычно это так. Бывают исключения, но именно – как исключение. А правило я тебе изложил.

– Значит, если я стану сильным, известным и богатым, то Гуттиэре придёт ко мне?

– Вряд ли, но шансы на это станут чуть-чуть выше. Пусть на самую малость, но выше. Может быть, что это вернёт её тебе. Но вероятнее всего, ты встретишь девушку не менее достойную. Только имей в виду, что к прославленным, сильным, богатым потянутся и совсем не такие уж достойные личности, а то и просто мерзкие.

– В океане я сильнее всех! – заметил Ихтиандр. – Но достаточно ли этого, чтобы Гуттиэре полюбила меня?

– Нет, она этого не знает. Да и никто этого не ведает. Да и что от этого другим людям?

– А что значит, быть богатым? – спросил Ихтиандр. – Сейчас у меня ничего нет, а раньше у меня был дом, отец и весь океан!

– Этого большинство женщин не оценит. Нужно владеть большими деньгами, различным имуществом.

– Какими деньгами, каким имуществом?

Хоакин тактично умолчал про наивность юноши и принялся разъяснять ему роли денег в жизни людей, на них можно приобрести всё – землю, дома, заводы. Рассказал о значении золота, драгоценных камней и многом ином.

Юноша практически ничего этого не знал, но жадно впитывал сказанное. Он начал понимать значение и роль денег в жизни людей. Задавал вопросы, Хоакин охотно отвечал.

Ихтиандр рассказал, что он не раз видел на океанском дне утонувшие корабли. Некоторые находились слишком глубоко, а некоторые он осматривал, заплывал в каюты. Находил драгоценности, деньги.

Метиса это заинтересовало. Он принялся расспрашивать подробности. Юноша отвечал.

– И что ты с ними делал?

– Оставлял там, где они были. Зачем они мне?

– Мог бы всё это собрать, вынести на сушу, продать, а затем купить большие поместья, выстроить дом или много домов. Остаток положить в банк под большие проценты или вложить в какое-нибудь дело.

– Зачем мне дома? – пожал плечами Ихтиандр. – У меня есть дом. Больше мне не надо. Да и океан для меня – большой дом.

– Ты бы стал богатым, женщины бы стали проявлять к тебе внимание…

– Мне нужна Гуттиэре, – сказал Ихтиандр и глаза его увлажнились. Он застеснялся этого и опустился в воду своего бака.

Хоакин его тактично не тревожил, что-то бурча себе под нос про такую уж философию жизни…

Лишь спустя час юноша вновь показался наружу и продолжил разговор со своим тюремщиком, расспрашивая о большом мире, ему неизвестном.

Так они проводили время, развлекая друг друга беседами, и Ихтиандру заточение казалось менее тяжким.