Иисус, еврей из Галилеи

Глава 9. Основные направления еврейской религиозной жизни эпохи второго Храма

Для полного понимания картины общественно-религиозной жизни того бурного времени просто необходимо проанализировать расклад всех сил, составлявших еврейское общество. Без такого анализа, довольно трудно подойти объективно к той картине жизни, которую рисуют нам Евангелия.

Еще со времен Хасмонеев, возродивших еврейскую государственность, еврейское общество распалось на многочисленные группы, по-разному видевшие дальнейшие пути своего развития. Появились различные группы, резко отличающиеся друг от друга своими взглядами, пониманием действительности и своими стремлениями, начиная от крайних «хасидеев» — мечтателей, ожидавших прихода царства Божьего, фарисеев, верящих в бессмертие души и кончая сторонниками умеренной эллинизации из среды священнической аристократии.

В Евангелиях часто упоминаются фарисеи. Сам новый учитель неоднократно поносит и уличает их во всех мыслимых и немыслимых грехах: они и лицемеры, и порождения ехиднины, и лжецы — как только не называл их Иисус, по словам евангелистов. Однако Иосиф Флавий, прекрасно знавший современное ему еврейское общество, высказывался о фарисеях иначе: «Влияние фарисеев на народные массы до того велико, что к ним относятся с доверием и тогда, когда они выступают против царя и первосвященников». Кем же на самом деле были фарисеи и что они исповедовали?

Довольно точную картину общественной обстановки того времени дает в «Иудейских древностях» Иосиф Флавий. Он пишет: «У иудеев с давних пор существовали три философских школы, основывавшиеся на толковании древних законов: школы ессеев, саддукеев и фарисеев». Далее он приводит довольно подробную характеристику всех этих школ:

«3. Фарисеи ведут строгий образ жизни и отказываются от всяких удовольствий. Всему тому, что разум признает за благо, они следуют, считая разум лучшим охранителем во всех желаньях. Они выдаются своим почтительным отношением к людям престарелым и отнюдь не осмеливаются противоречить их предначертаниям. По их мнению, все совершающееся происходит под влиянием судьбы. Впрочем, они нисколько не отнимают у человека свободы его воли, но признают, что по предначертанию Божию происходит смешение Его желания с желанием человека, идти ли ему по пути добродетели или злобы. Фарисеи верят в бессмертие души и что за гробом людей ожидает суд и награда за добродетель или возмездие за преступность при жизни; грешники подвергаются вечному заключению, а добродетельные люди имеют возможность вновь воскреснуть. Благодаря этому они имеют чрезвычайное влияние на народ, и все священнодействия, связанные с молитвами или принесением жертв, происходят только с их разрешения. Таким образом, отдельные общины засвидетельствовали их добродетель, так как все были убеждены, что фарисеи на деле и на словах стремятся лишь к наиболее высокому» (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18:1).

Главное, о чем следует знать современному читателю: фарисеи — духовные предки современного иудаизма. Из среды фарисеев вышли величайшие учителя еврейского народа: Гилель, раби Йоханан бен Закай и раби Акива (к слову, и сам Иосэф бен Маттатьягу, ставший впоследствии историком, известным под именем Иосиф Флавий, тоже был фарисеем), оставившие глубокий след в мистике и воззрениях многих народов. Однако в «Новом завете» фарисеи неизменно описываются как узколобые лицемеры. Благодаря евангелистам слово «фарисей» стало синонимом понятия «лицемер».

После разрушения Второго храма, когда фарисеи перестали называться именно так, их религиозная практика стала общееврейской нормой. Основой мировоззрения фарисеев являлась вера в Устный Закон. Они были убеждены, что Моисей получил на горе Синай не только Закон — Тору, но и основы ее понимания и толкования. Фарисеи утверждали, что известное положение Торы «око за око», давшее основание многим критикам Торы говорить о «жестокости» еврейского Бога, не следует понимать буквально. Бог в своем человеколюбии не мог требовать физического возмездия за совершенное увечье, а требует лишь материальной компенсации. В толкованиях священных книг, основной упор делался ими на извлечение из них «вечных» формулировок и норм, пригодных для регулирования всех отношений в условиях современного им мира.

Термин «фарисеи» происходит скорее всего от еврейского слова «перушим» — толкования, хотя есть мнение, что он обозначает «отделившиеся, обособившиеся». От чего же отделились фарисеи и как они толковали Закон? Основой, фундаментом их учения была чистота иудаизма, они боролись против контактов с чужеземцами, против участия евреев в каких бы то ни было празднествах язычников, даже частных, против отрицания саддукеями устных учений и дополнений. Они прилагали огромные усилия к тому, чтобы изучение Торы и ее законов стало достоянием масс и чтобы ее заветы определяли весь уклад жизни еврейского народа. Только незначительная часть фарисеев выступала за скрупулезное соблюдение внешних форм поведения, за что они получили заслуженные упреки и в христианской, и в талмудистской литературе.

Социальный состав фарисеев был очень неоднороден, в основном это были средние слои населения: торговцы, ремесленники, учителя в синагогах… Со временем фарисейство превратилось в истинно народное движение, руководители которого представляли собой самую влиятельную в народе группу. Очень вероятно, что, разрастаясь, движение разделилось на различные течения, в основе которых лежали расхождения в вопросе отношения к римской власти. Самая значительная группировка фарисеев в конце эпохи Второго Храма осталась верна руководству дома Гилеля, во главе которого в это время стояли раббан Гамлиель Старший и его сын раббан Шимон. Раббан Гамлиель был вождем фарисеев, заседавших в Синедрионе, и его мнение было решающим в судебном процессе последователей Иисуса. Всем своим авторитетом он защищал их от преследований высшего духовенства. У него было много учеников, и он пользовался всеобщим признанием. Его сын Шимон был духовным и политическим вождем фарисеев в годы, предшествовавшие разрушению Второго Храма.

В конце 1 в. до н. э. — начале 1 в. н. э. в рядах фарисеев сформировалось крайне радикальное движение зелотов, которые выступали за непримиримую борьбу с Римом и со своей местной знатью. Позднее к этому движению примкнула самостоятельная группа сикариев (кинжальщиков). Именно сикариями впоследствии был убит первосвященник Ионатан.

«4. По учению саддукеев, души людей умирают вместе с телом; они не признают никаких других постановлений, кроме постановлений закона. Они считают даже похвальным выступать против учителей своей собственной философской школы. Это учение распространено среди немногих лиц, притом принадлежащих к особенно знатным родам. Впрочем влияние их настолько ничтожно, что о нем и говорить не стоит. Когда они занимают правительственные должности, что случается, впрочем, редко и лишь по принуждению, то саддукеи примыкают к фарисеям, ибо иначе они не были бы терпимы простонародьем». (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18:1).

Термин «саддукеи» происходит скорее всего от имени первосвященника Саддока. К этому направлению относили себя высшие слои еврейского общества — представители аристократии и финансовой знати. Хотя саддукеи и были в явном меньшинстве, но все же, благодаря своему общественному положению и богатству, они являлись самой влиятельной частью еврейского общества. Многие представители саддукеев были священниками Храма и в силу этого более близки к библейскому фундаментализму. Закон «око за око» интерпретировался ими буквально, притом иное толкование просто исключалось. Ими полностью отвергалось бессмертие души и загробная жизнь, поскольку в Торе об этом ничего не сказано.

Религиозным средоточием саддукеев был храмовый ритуал и жертвоприношения. Фарисеи обвиняли саддукеев в одержимости, они заявляли, что «(Ритуальная) нечистота ножа (используемого для жертвоприношений) была для них хуже, чем убийство» (Тосефта, Йома, 1.10). Религиозная жизнь саддукеев была настолько сосредоточена вокруг Храма, что после его разрушения в 70 г. н. э. саддукеи окончательно сошли с исторической сцены. Некоторые ученые полагают, что религиозные установки и практика караимов (секта, которая также полностью отрицает Устный Закон и Талмуд) частично базируются на учении саддукеев.

«5. Учение ессеев требует все представлять на волю Божию; они признают бессмертие душ и считают стремление к справедливости высшею целью. В храм они доставляют пожертвования, но сами они не занимаются жертвоприношениями, признавая другие способы более целесообразными. Поэтому им запрещен доступ в общий храм и они совершают свое богослужение отдельно. Впрочем, это наилучшие люди, которые отдаются земледельческому труду. Достойно удивления то чувство справедливости у них, которое они, помимо всех прочих народов, ставят не ниже добродетели и которого не знают ни греки, ни другие народы. Это столь в них развитое чувство укоренилось у них не со вчерашнего дня, а издревле, и в силу его они не препятствуют никому жить со всеми общею, равною жизнью: имущество у них общее, и богач пользуется у них не большим, чем ничего не имеющий бедняк. Такой образ жизни ведут эти люди, и число их превышает четыре тысячи человек. Они не имеют ни жен, ни рабов, полагая, что женщины ведут лишь к несправедливостям, а вторые подают повод к недоразумениям. Живя сами по себе, они услуживают друг другу. Для заведования доходами и плодами земли они с помощью голосования избирают наиболее достойных лиц изсвященнического сословия; последние и должны заботиться о доставлении хлеба и прочих съестных припасов. Они живут все одинаково и наиболее подходят к тем дакийским племенам, которые носят название полистов». (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18:1).

Еще более обширная информация о ессеях содержится в другой книге Иосифа Флавия — Иудейская война. Да простит меня читатель за обилие цитат, но они просто необходимы для понимания как общественно-полити-ческой обстановки того времени, так и истоков христианства. В главе восьмой этой книги, Иосиф Флавий пишет:

«2. Существуют именно у иудеев троякого рода философские школы: одну образуют фарисеи, другую — саддукеи, третью — те, которые, видно, преследуют особую святость, так называемые ессеи. Последние также рожденные иудеи, но еще больше, чем другие, связаны между собой любовью. Чувственных наслаждений они избегают как греха и почитают величайшей добродетелью умеренность и поборение страстей. Супружество они презирают, зато они принимают к себе чужих детей в нежном возрасте, когда они еще восприимчивы к учению, обходятся с ними, как со своими собственными, и внушают им свои нравы. Этим, впрочем, они отнюдь не хотят положить конец браку и продолжению рода человеческого, а желают только оградить себя от распутства женщин, полагая, что ни одна из них не сохраняет верность к одному только мужу своему.

3. Они презирают богатство, и достойна удивления у них общность имущества, ибо среди них нет ни одного, который был бы богаче другого. По существующему у них правилу, всякий, присоединяющийся к секте, должен уступить свое состояние общине; а потому у них нигде нельзя видеть ни крайней нужды, ни блестящего богатства — все как братья владеют одним общим состоянием, образующимся от соединения в одно целое отдельных имуществ каждого из них. Употребление масла они считают недостойным, и если кто из них помимо своей воли бывает помазан, то он утирает свое тело, потому что в жесткой коже они усматривают честь, точно так же и в постоянном ношении белой одежды. Они выбирают лиц для заведования делами общины, и каждый без различия обязан посвятить себя служению всех.

4. Они не имеют своего отдельного города, а живут везде большими общинами. Приезжающие из других мест члены ордена могут располагать всем, что находится у их собратьев, как своей собственностью, и к сочленам, которых они раньше никогда не видели в глаза, они входят, как к старым знакомым. Они поэтому ничего решительно не берут с собою в дорогу, кроме оружия для защиты от разбойников. В каждом городе поставлен общественный служитель специально для того, чтобы снабжать иногородних одеждой и всеми необходимыми припасами. Костюмом и всем своим внешним видом они производят впечатление мальчиков, находящихся еще под строгой дисциплиной школьных учителей. Платье и обувь они меняют лишь тогда, когда прежнее или совершенно разорвалось, или от долгого ношения сделалось негодным к употреблению. Друг другу они ничего не продают и друг у друга ничего не покупают, а каждый из своего дает другому то, что тому нужно, равно как получает у товарища все, в чем сам нуждается; даже без всякой взаимной услуги каждый может требовать необходимого от кого ему угодно.

5. Своеобразен также у них обряд богослужения. До восхода солнца они воздерживаются от всякой обыкновенной речи; они обращаются тогда к солнцу с известными древними по происхождению молитвами, как будто испрашивают его восхождения. После этого они отпускаются своими старейшинами, каждый к своим занятиям. Проработав напряженно до пятого часа, они опять собираются в определенном месте, опоясываются холщевым платком и умывают себе тело холодной водой. По окончании очищения они отправляются в свое собственное жилище, куда лица, не принадлежащие к секте, не допускаются, и, очищенные словно в святилище, вступают в столовую. Здесь они в строжайшей тишине усаживаются вокруг стола, после чего пекарь раздает всем по порядку хлеб, а повар ставит каждому посуду с одним-единственным блюдом. Священник открывает трапезу молитвой, до которой никто не должен дотронуться к пище; после трапезы он опять читает молитву. Как до, так и после еды они славят Бога как дарителя пищи. Сложив с себя затем свои одеяния, как священные, они снова отправляются на работу, где остаются до сумерек. Тогда они опять возвращаются и едят тем же порядком. Если случайно являются чужие, то они участвуют в трапезе. Крик и шум никогда не оскверняют места собрания: каждый предоставляет другому говорить по очереди. Тишина, царящая внутри дома, производит на наблюдающего извне впечатление страшной тайны; но причина этой тишины кроется, собственно, в их всегдашней воздержанности, так как они едят и пьют только до утоления голода или жажды.

6. Все действия совершаются ими не иначе как по указаниям лиц, стоящих во главе их; только в двух случаях они пользуются полной свободой: в оказании помощи и в делах милосердия. Каждому предоставляется помогать людям, заслуживающим помощи, во всех их нуждах и раздавать хлеб неимущим. Но родственникам ничто не может быть подарено без разрешения предстоятелей. Гнев они проявляют только там, где справедливость этого требует, сдерживая, однако, всякие порывы его. Они сохраняют верность и стараются распространять мир. Всякое произнесенное ими слово имеет больше веса, чем клятва, которая ими вовсе не употребляется, так как само произнесение ее они порицают больше, чем ее нарушение… Они считают потерянным человеком того, которому верят только тогда, когда он призывает имя Бога. Преимущественно они посвящают себя изучению древней письменности, изучая главным образом то, что целебно для тела и души; по тем же источникам они знакомятся с кореньями, годными для исцеления недугов, и изучают свойства минералов.

7. Желающий присоединиться к этой секте не так скоро получает доступ туда: он должен, прежде чем быть принятым, подвергнуть себя в течение года тому же образу жизни, как и члены ее, и получает предварительно маленький топорик, упомянутый выше передник и белое облачение. Если он этот год выдерживает испытание воздержанности, то он допускается ближе к общине: он уже участвует в очищающем водоосвящении, но еще не допускается к общим трапезам. После того как он выказал также и силу самообладания, испытывается и два дальнейших года его характер. И лишь тогда, когда он и в этом отношении оказывается достойным, его принимают в братство. Однако, прежде чем он начинает участвовать в общих трапезах, он дает своим собратьям страшную клятву в том, что он будет почитать Бога, исполнять свои обязанности по отношению к людям, никому ни по собственному побуждению, ни по приказанию не причинит зла, ненавидеть всегда несправедливых и защищать правых; затем, что он должен хранить верность к каждому человеку, и в особенности к правительству, так как всякая власть исходит от Бога. Дальше он должен клясться, что если он сам будет пользоваться властью, то никогда не будет превышать ее, не будет стремиться затмевать своих подчиненных ни одеждой, ни блеском украшений. Дальше он вменяет себе в обязанность говорить всегда правду, разоблачать лжецов, содержать в чистоте руки от воровства и совесть от нечестной наживы, ничего не скрывать перед сочленами; другим же, напротив, ничего не открывать, даже если пришлось бы умереть за это под пыткой. Наконец, догматы братства не представлять в другом виде, чем он их сам изучил, удержаться от разбоя и одинаково хранить и чтить книги секты и имена ангелов. Такими клятвами они обеспечивают себя со стороны новопоступающего в члены.

8. Кто уличается в тяжких грехах, того исключают из ордена; но исключенный часто погибает самым несчастным образом. Связанный присягой и привычкой, такой человек не может принять пищу от несобрата — он принужден поэтому питаться одной зеленью, истощается таким образом и умирает от голода. Вследствие этого они часто принимали обратно таких, которые лежали уже при последнем издыхании, считая мучения, доводившие провинившегося близко к смерти, достаточной карой за его прегрешения.

9. Очень добросовестно и справедливо они совершают правосудие. Для судебного заседания требуется по меньшей мере сто членов. Приговор их неотменим. После Бога они больше всего благоговеют перед именем законодателя: кто хулит его, тот наказывается смертью. Повиноваться старшинству и большинству они считают за долг и обязанность, так что если десять сидят вместе, то никто не позволит себе возражать против мнения девяти. Строже, нежели все другие иудеи, они избегают дотронуться до какой-либо работы в субботу. Они не только заготовляют пищу с кануна для того, чтобы не разжигать огня в субботу, но не осмеливаются даже трогать посуду с места и даже не отправляют естественных нужд. В другие же дни они киркообразным топором, который выдается каждому новопоступающему, выкапывают яму глубиной в фут, окружают ее своим плащом, чтобы не оскорбить лучей божьих, испражняются туда и вырытой землей засыпают опять отверстие; к тому же еще они отыскивают для этого процесса отдаленнейшие места. И хотя выделение телесных нечистот составляет нечто весьма естественное, тем не менее они имеют обыкновение купаться после этого, как будто они осквернились.

10. По времени вступления в братство они делятся на четыре класса; причем младшие члены так далеко отстоят от старших, что последние, при прикосновении к ним первых, умывают свое тело, точно их осквернил чужеземец. Они живут очень долго. Многие переживают столетний возраст. Причина, как мне кажется, заключается в простоте их образа жизни и в порядке, который они во всем соблюдают. Удары судьбы не производят на них никакого действия, так как они всякие мучения побеждают силой духа, а смерть, если она только сопровождается славой, они предпочитают бессмертию. Война с римлянами представила их образ мыслей в надлежащем свете. Их завинчивали и растягивали, члены у них были спалены и раздроблены; над ними пробовали все орудия пытки, чтобы заставить их хулить законодателя или отведать запретную пищу, но их ничем нельзя было склонить ни к тому, ни к другому. Они стойко выдерживали мучения, не издавая ни одного звука и не роняя ни одной слезы. Улыбаясь под пытками, посмеиваясь над теми, которые их пытали, они весело отдавали свои души в полной уверенности, что снова получат их в будущем.

11. Они именно твердо веруют, что, хотя тело тленно и материя невечна, душа же всегда остается бессмертной; что, происходя из тончайшего эфира и вовлеченная какой-то природной пленительной силой в тело, душа находится в нем как бы в заключении, но, как только телесные узы спадают, она, как освобожденная от долгого рабства, весело уносится в вышину. Подобно эллинам, они учат, что добродетельным назначена жизнь по ту сторону океана — в местности, где нет ни дождя, ни снега, ни зноя, а вечный, тихо приносящийся с океана нежный и приятный зефир. Злым же, напротив, они отводят мрачную и холодную пещеру, полную беспрестанных мук. Эта самая мысль, как мне кажется, высказывается также эллинами, которые своим богатырям, называемым ими героями и полубогами, предоставляют острова блаженных, а душам злых людей — место в преисподней, жилище людей безбожных, где предание знает даже по имени некоторых таких наказанных, как Сизиф и Тантал, Иксион и Титий. Бессмертие души, прежде всего, само по себе составляет у ессеев весьма важное учение, а затем они считают его средством для поощрения к добродетели и предостережения от порока. Они думают, что добрые, в надежде на славную посмертную жизнь, сделаются еще лучшими; злые же будут стараться обуздать себя из страха перед тем, что даже если их грехи останутся скрытыми при жизни, то, по уходе в другой мир, они должны будут терпеть вечные муки. Этим своим учением о душе ессеи неотразимым образом привлекают к себе всех, которые только раз вкусили их мудрость.

12. Встречаются между ними и такие, которые после долгого упражнения в священных книгах, разных обрядах очищения и изречениях пророков утверждают, что умеют предвещать будущее. И, действительно, редко до сих пор случалось, чтобы они ошибались в своих предсказаниях.

13. Существует еще другая ветвь ессеев, которые в своем образе жизни, нравах и обычаях совершенно сходны с остальными, но отличаются своими взглядами на брак. Они полагают, что те, которые не вступают в супружество, упускают важную часть человеческого назначения — насаждение потомства; да и все человечество вымерло бы в самое короткое время, если бы все поступали так. Они же испытывают своих невест в течение трех лет, и, если после трехкратного очищения убеждаются в их плодородности, они женятся на них. В период беременности своих жен они воздерживаются от супружеских сношений, чтобы доказать, что они женились не из похотливости, а только с целью достижения потомства. Жены их купаются в рубахах, а мужчины в передниках. Таковы нравы этой секты» (Иосиф Флавий, Иудейская Война, 8).

Как видим, Иосиф Флавий дал весьма обширную характеристику этого движения, ставшего основой деятельности евангельского Иисуса. Не зная философских установок ессеев, трудно разобраться в направлении мыслей евангелистов, конструировавших образ своего «Христа».

К сказанному Флавием, можно было бы добавить только, что, в отличие от саддукеев, ессеи не хотели иметь ничего общего с Храмом и считали, что он осквернен саддукейскими священниками. Они проживали в городах и деревнях Иудеи и занимались земледелием, скотоводством и пчеловодством. Были среди них и ремесленники, но и они вручали заработанные деньги выборному казначею общины для закупок всего необходимого. Они принципиально не занимались производством оружия и торговлей. Многие не имели собственного дома, но не все жили в коммунах, а те из них, кто жил в домах, всегда держали их открытыми для единомышленников, так как все их имущество, включая деньги и одежду, принадлежало коллективу. Словом, правила общежития в общине походили на монашеские и, скорее всего, именно они послужили основой устава многих монашеских орденов.

Уклад жизни ессеев, окружавший их флер святости и непричастности ко всем грехам мирской жизни определяли их исключительное положение в еврейском обществе. Несмотря на свою относительную малочисленность (всего 4000), значимость ессеев в обществе превосходила даже саддукеев. Не саддукеи, а ессеи удостоились того, что в их честь одни из городских ворот были названы «воротами ессеев».

В своих трудах Филон Александрийский отмечает крайнее миролюбие ессеев, но и они не только сочувствовали борцам за освобождение от римского владычества, но и приняли активное участие в Великом восстании и полной мерой испытали все жестокости победителей.

Центром движения ессеев была Кумранская община, расположенная на берегу Мертвого моря. О ее существовании стало известно только в 1947 г., когда пастух-бедуин нашел свитки в одной из пещер вади-Кумран. Кумраниты не только порвали все отношения с Храмом, но и стали называть себя «Новым союзом» или «Новым заветом», поскольку старый союз с Богом, старый завет был, по мнению кумранитов, нарушен сторонниками ортодоксального иудаизма. Существовало два других названия этой общины. Из рукописей можно узнать, что кумраниты называли себя «эвйоним» — нищие, или «община нищих». Повидимому этим названием члены общины хотели подчеркнуть свое отношение к богатству. Второе название, фигурирующее в рукописях — «сыны света». Так кумраниты называли себя в противоположность «сынам тьмы», к которым относили все остальное человечество. Кроме этого кумраниты часто называли себя «простецами», «немудреными», в отличие от профессиональных законоучителей фарисеев (вспомните евангельских «нищих духом», которым «принадлежит царствие небесное»).

Ессеи, и кумраниты в особенности, стремились сделать культ не столь формальным и более духовным. Особенно это проявилось в их отношении к жертвоприношениям. Порвав с Иерусалимским Храмом, кумраниты утверждали, что «дух святости» важнее, чем «мясо всесожжений», а «совершенство пути» равнозначно «дарам благоволения», то есть жертвам.

Кумраниты посвятили себя подготовке к решающей борьбе «сынов света» с «сынами тьмы», которая должна закончиться победой «сынов света», и поэтому они «отделились от людей кривды», как велел им основатель общины — «учитель праведности». По мнению большинства ученых, это реально существовавший человек. Согласно кумранским рукописям, против него выступил «нечестивый жрец». Вероятнее всего, «учитель праведности» жил во II веке до н. э. Основателя общины кумраниты ставили выше древних пророков, потому что он знал истину «непосредственно из уст Бога». Вполне вероятно, что они искренне верили в возможность воскресения «учителя» и его возвращения на землю.

В начале мы уже касались темы взаимоотношений римлян с порабощенным ими еврейским народом. Настало время остановиться на этом более подробно. Прежде всего следует отметить, что римляне считали Иудею самым беспокойным своим «приобретением», и дело здесь совсем не в обычном противостоянии между поработителями и порабощенными. Здесь взаимоотношения осложнялись еще и тем, что основа миропонимания и мироощущения у римлян и евреев была абсолютно не схожа и несовместима. Римляне впервые столкнулись с идеологией богоизбранного народа, который воспринимал свое порабощение не как военное поражение и не как победу более сильного «бога», а как наказание за собственные грехи. Более того, этот народ воспринимал победителей как людей «нечистых», причем не только в прямом смысле этого слова (римляне, не практикующие правил ритуальных омовений и кашрута, считались источником ритуальной нечистоты), нет, римлянин для еврея был нечист изначально, ибо был носителем разврата и идолопоклонства. Духовный мир еврея ни в какой точке не пересекался с духовным миром римлянина. В отличие от других покоренных народов, стремящихся перенять культуру победителей и заискивавших перед ними, евреи относились к победителям, как к париям — с презрением и отвращением. «Покорителям мира» было очень трудно не столько понять (они и не пытались разобраться в истоках такого отношения к себе), сколько вынести эту атмосферу презрения и неприятия. Тацит по этому поводу говорил, что «все, что для нас свято, для них богохульно» (Тацит, История. V, 5).

Даже вполне обычные для римлян действия в подвластных им провинциях, в Иудее вызывали взрыв всеобщего негодования. Особым «даром» вызывать негодование отличался прокуратор Понтий Пилат. Даже в малом он стремился сделать все возможное, чтобы ущемить национальные и религиозные чувства подвластного народа.

Попробуем проследить всю череду его поступков от вступления в должность и до отстранения от нее в 36 г. н. э.

Свое вступление в должность в 26 г. н. э. Пилат решил отметить поступком, на который не решался до него ни один прокуратор и тем самым раз и навсегда поставить непокорных иудеев на место. Вот как описывает это Иосиф Флавий: «Когда претор^[65] Иудеи Пилат повел свое войско из Кесарии в Иерусалим на зимнюю стоянку, он решил для надругания над иудейскими обычаями внести в город изображения императора на древках знамен. Между тем закон наш возбраняет нам всякие изображения. Поэтому прежние преторы вступали в город без таких украшений на знаменах. Пилат был первым, который внес эти изображения в Иерусалим, и сделал это без ведома населения, вступив в город ночью» (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 18, 3:1).

Пилат был хитер, он хотел поставить жителей города перед свершившимся фактом и при этом избежать немедленной бури возмущения и потерь. Сам он предусмотрительно остался в Кейсарии^[66]. Далее Флавий продолжает: «Когда узнали об этом, население толпами отправилось в Кесарию и в течение нескольких дней умоляло претора убрать изображения. Пилат не соглашался, говоря, что это будет оскорблением императора, а когда толпа не переставала досаждать ему, он на шестой день приказал своим воинам тайно вооружиться, поместил их в засаде в здании ристалища, а сам взошел на возвышение, там же сооруженное. Но так как иудеи опять возобновили свои просьбы, то он дал знак и солдаты окружили их. Тут он грозил немедленно перерубить всех, кто не перестанет шуметь и не удалится восвояси. Иудеи, однако, бросились на землю, обнажили свои шеи и сказали, что они предпочитают умереть, чем допускать такое наглое нарушение мудрого закона. Пилат изумился их стойкости в соблюдении законов, приказал немедленно убрать из Иерусалима императорские изображения и доставить их в Кесарию» (Там же).

Преподать урок евреям не удалось, Вывод, который сделал для себя из этого урока Пилат, как оказалось, был весьма своеобразным. Через некоторое время, желая продемонстрировать заботу о нуждах Иерусалима, он не находит ничего лучшего, как изъять средства для строительства водопровода из жертвенных денег Храма. Естественно, «население воспротивилось этому, и много десятков тысяч иудеев собралось около рабочих, занятых сооружением водопровода, и стало громко требовать, чтобы наместник оставил свой план» (Там же, 18, 3:2). Как поступает в этом случае «заботливый» Пилат? Он переодевает своих солдат в местные одежды, вооружает их дубинами, которые они должны были спрятать до поры в складках одежды, и приказывает им окружить толпу протестующих. После этих приготовлений он приказывает всем разойтись. Демонстранты этот приказ не выполняют. В ответ Пилат «подал воинам условный знак и солдаты принялись за дело…» Желая смягчить впечатление, Флавий пишет, что солдаты действовали более рьяно, чем желал того сам Пилат (оставим это на совести историка). Солдаты же, «Работая дубинами… одинаково поражали как шумевших мятежников, так и совершенно невинных людей. Иудеи, однако, продолжали держаться стойко; но так как они были безоружны, а противники их вооружены, то многие из них тут и пали мертвыми, а многие ушли, покрытые ранами. Таким образом было подавлено возмущение» (Там же). В «Иудейской войне», Флавий говорит, что «многие были растоптаны в смятении своими же соотечественниками. Паника, наведенная участью убитых, заставила народ усмириться» (Иудейские войны, 2, 9:4).

Последним «подвигом» Пилата, который он совершил в Иудее, стало избиение самаритян. Вот как пишет об этом Флавий: «Их смутил некий лживый человек, который легко во всем влиял на народ, Он побудил их собраться к нему на гору Гаризим, которую они считают священною. Тут он стал уверять пришедших (отовсюду) самарян, что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея. Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в деревушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы (видимо, и из Галилеи. Прим. мое), чтобы возможно большею толпой подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен, Пилат же распорядился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов» (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18, 4:1).

Характеристика Пилата будет неполной, если мы не приведем слова Филона Александрийского, современника прокуратора: «Однажды иудеи стали увещевать его добрыми словами, но свирепый и упрямый Пилат не обратил на это никакого внимания; тогда те воскликнули: „Перестань дразнить народ, не возбуждай его к восстанию! Воля Тиберия клонится к тому, чтобы наши законы пользовались уважением. Если же ты, быть может, имеешь другой эдикт или новую инструкцию, то покажи их нам, и мы немедленно отправим депутацию в Рим“. Эти слова только больше раздразнили его, ибо он боялся, что посольство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничество, разорение целых фамилий, все низости, затейщиком которых он был, казнь множества людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, превосходящие всякие пределы» (Legatio ad Cajum, 38).

Если учесть, что Понтий Пилат практически исполнял в Иудее роль наместника императора и обладал в связи с этим высшей юрисдикцией над провинциалами, в частности, правом жизни и смерти, да еще правом назначать и смещать первосвященника, то можно понять какую атмосферу правления создал он в подвластной провинции!

Во времена правления более «либеральных» правителей, таких, каким был первый прокуратор Иудеи Капоний^[67], эта обстановка уже была напряженной: «В его правление один известный галилеянин по имени Иуда объявил позором то, что иудеи мирятся с положением римских данников и признают своими владыками, кроме бога, еще и смертных людей. Он побуждал своих соотечественников к отпадению и основал особую секту, которая ничего общего не имела с остальными» (Иосиф Флавий, Иудейская война, 2, 8:1). Речь идет о зелотах, которые к этому времени стали в Иудее влиятельной политической силой.

О зелотах Иосиф Флавий упоминает вскользь. Это можно понять. Во-первых, Иосиф говорит о философских школах, а не об общественных движениях, хотя в описываемые им времена эти понятия во многом совпадали. Но основная причина его сдержанности в том, что зелоты были главной силой сопротивления римскому владычеству, и потому говорить о них в полный голос было небезопасно (тем более для Иосифа «из дома Флавия»!). Но и не упомянуть о них хотя бы кратко он тоже не мог.

«6. Родоначальником четвертой философской школы стал галилеянин Иуда. Приверженцы этой секты во всем прочем примыкают к учению фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собой главенства человека. Так как в этом лично может убедиться воочию всякий желающий, то я не считаю нужным особенно распространяться о них. Мне ведь нечего бояться, что моим словам о них не будет придано веры; напротив, мои слова далеко не исчерпывают всего их великодушия и готовности их подвергаться страданиям. Народы стали страдать от безумного увлечения ими при Гессии Флоре, который был наместником и довел иудеев злоупотреблением своей власти до восстания против римлян». (Иосиф Флавий. Иудейские древности, 18:1).

В начале новой эры в еврейском обществе возникла новая группа — зелоты (на иврите канаим). Иосиф Флавий относит зарождение активного освободительного движения к 6 году н. э., когда Иудея была превращена в римскую провинцию. Зачинателями движения были Иуда из Гамалы в Голане и фарисей Цадок. Согласно Флавию, Иуда и Цадок побудили народ к восстанию, порицая их готовность примириться с уплатой налогов Риму и признать над собой какую-либо власть, помимо власти Господа.

Само собой разумеется, что это освободительное движение еврейского народа по своему религиозному мировоззрению было фарисейским, однако оно, в отличие от фарисейства, возвело политическую свободу народа в религиозную заповедь, а подчинение власти римского императора воспринимало как тягчайший грех. Иуда бескомпромиссно провозгласил такое подчинение грехом, равным самому тяжкому греху — идолопоклонству. Неизбежным следствием этого мировоззрения были готовность к самопожертвованию во имя священной цели и вера в полное право навязывать свои взгляды тем, кто по каким-либо причинам не был готов идти этим путем.

«Галилейская ветвь этого движения осталась верной роду Иуды… Его сыновья Иаков и Шимон, играли активную роль во время прокураторства Тиверия Александра (46–48 гг. н. э.), а один из этого рода Элеазар бен-Яир стоял во главе обороны Масады в конце Великого Восстания» (Очерки истории еврейского народа под ред. Ш. Этингера, гл. 4).

За время римского правления провинцией Иудея до дней, которые интересуют нас, т. е. с 6 по 36 гг. н. э. сменилось четыре прокуратора. Первым прокуратором стал Капоний (6–9 гг.), его сменил Марк Амбивий (9 — 12 гг.), затем Анней Руф (12–15 гг.), Валерий Грат (15–26 гг.), и, наконец, его сменил Понтий Пилат. Каждый прокуратор, пользуясь предоставленным ему правом, назначал угодного ему первосвященника. Только Валерий Грат сменил и назначил четырех первосвященников. Вот что пишет об этом Иосиф Флавий: при третьем римском императоре был послан наместником в Иудею Валерий Грат, «Он сместил первосвященника Анана и поставил на его место Исмаила, сына Фаби. Впрочем, недолго спустя он уволил и Исмаила и назначил на его место Элеазара, сына первосвященника Анана. По прошествии года он удалил и его и передал этот пост Симону, сыну Камифа. Однако и последний удержался не более года, и преемником ему был назначен Иосиф, прозванный также Каиафой» (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 18, 2:2).

Уже одно это иллюстрирует отношение римских правителей к законам и обычаям подчиненной им провинции, ведь по еврейским законам первосвященник назначался Синедрионом и назначался пожизненно. С этого времени символ еврейской религиозной гордости и независимости стал марионеткой в руках Рима. Унижение усиливалось еще и тем, что ритуальное облачение первосвященника стало храниться у римского прокуратора в башне Антония и выдавалось первосвященнику только перед четырьмя основными религиозными праздниками: «Римляне держали у себя также облачение первосвященника, которое хранилось в каменном здании, запечатанном печатями священнослужителей и казначеев, причем начальник стражи башни обязан был ежедневно заботиться о том, чтобы перед этим помещением всегда горел светильник. За семь дней до наступления праздника облачение выдавалось священнослужителям начальником стражи. Освятив облачение, первосвященник возвращал его через день после окончания праздников, и оно продолжало по-прежнему храниться в башне» (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 18, 4:3). Только наместник Вителий в 37 г. н. э. отменил это унизительное правило.

Вернемся однако к первосвященнику Каиафе. Он был единственным первосвященником, который так долго находился в этой должности (с 18 по 36 год). Это говорит о многом. Назначенный на пост Валерием Гратом, он не был смещен Понтием Пилатом и даже «пережил» его на своем посту. В еврейских источниках можно прочитать: «Так как деньги за пост первосвященника платились раз в год, то и срок его службы возобновлялся ежегодно» (Б Йома 8 б). Только беспринципность, взятки и личное богатство, могло удержать Каиафу у власти так долго, особенно если учесть личные качества Понтия Пилата.

Коллаборационистов не любят нигде, а в Иудее их презирали и ненавидели с особой силой. Достаточно сказать, что человек, уличенный в связях с римлянами, не мог давать показания в суде в качестве свидетеля. Это отношение к коллаборационистам распространилось и на первосвященника, и на весь его клан. Евреи хорошо видели истинное лицо клана священников: извлечение личной выгоды из культа Храма, продажность, пренебрежение и жестокость по отношению к простому народу. Отголоски этого мы можем найти в Вавилонском Талмуде и в Тосефта: «Проклятие дому Боэфа! Проклятие им за их палки! Проклятие дому Анны! Проклятие им за их заговоры! Проклятие дому Канферы! Проклятие им за их халамы! Проклятие семье Измаила сына Фабия! Проклятие им за их кулаки! Они первосвященники, сыновья их казначеи; зятья их надзиратели; а слуги их избивают нас палками» (Цитируется по Робертсону, «Происхождение христианства», гл. 4).

Особой «любовью» соотечественников пользовалась семья первосвященника Анны, члены которой дольше всех пребывали в этой должности в годы римского владычества. К слову, Каиафа тоже, хоть и косвенно, входил в эту семью, он был женат на дочери Анны, и тоже удостоился проклятия народа, ведь «Канфера» — это не кто иной как первосвященник Каиафа (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 19, 8:1). Далее Иосиф Флавий пишет: «Анан старший, был очень счастлив: у него было пять сыновей, которые все стали первосвященниками после того, как он сам очень продолжительное время занимал это почетное место. Такое счастье не выпадало на долю ни одного из наших первосвященников» (Иудейские древности, 20, 9:1). Какую изворотливость и какое богатство надо было иметь, чтобы так преуспеть при римском владычестве! Евреи справедливо считали, что если уж первосвященник является марионеткой, то остальные могут не мараться связями с римлянами. Римлян это вполне устраивало, поэтому сложилась ситуация, когда первосвященник, презираемый как римлянами так и евреями, тем не менее являлся единственным официальным посредником между оккупантами и обществом. Несмотря на всю двусмысленность положения первосвященника, евреи признавали за ним и за саддукеями право на первосвященничество и на исполнение ими всего ритуала храмовой службы.

При первосвященнике существовал и совет, состоящий из членов высшей храмовой иерархии, свой Малый Синедрион. Следует здесь отметить, что в те времена любой совет называли Синедрионом. Кто же входил в этот совет? Конечно же, все начальники многочисленных храмовых служб и начальник храмовой стражи, т. е. те люди, которых Евангелия называют «начальники храма». В это число входил Замещающий Первосвященника и Замещающие священников. Заместитель первосвященника отвечал за порядок службы в Храме и при необходимости выполнял ту работу, которая входила в обязанности первосвященника (Йома 39а). Заместители же священников руководили всеми многочисленными ответвлениями ритуала, вплоть до встречи паломников и направления их потоков в нужном направлении (Там же).

Вторым человеком в Храме после заместителя первосвященника был начальник многочисленной храмовой стражи. В том, что стража эта была многочисленной, можно судить хотя бы по сведениям, приведенным в «Деяниях апостолов», где начальник этой стражи называется «тысяченачальником», в подчинении которого находились «сотники» (Деяния апостолов, 23:10–19).

Однако, несмотря на всю эту пышность и великолепие, политический вес первосвященника в общественной жизни постепенно падал и к рассматриваемому нами периоду упал настолько, что Синедрион почти полностью попал под влияние фарисеев. Более того, первосвященник потерял к этому времени право созыва Большого Синедриона (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 20, 9:1), а сам этот верховный орган страны — право выносить смертные приговоры (Авода Зара 8 б).

Рассмотрим, как функционировал этот государственный орган, как он избирался и каковы были основные принципы его функционирования. Думаю, такой анализ с полной очевидностью докажет всю нелепость описываемой Евангелиями ситуации.

Итак, Синедрион. На иврите это слово звучит иначе — Сан'эдрин — Верховный Суд Израиля. Большой Сан'эдрин состоял из 71 человека, которых называли Мудрецами. Члены суда во время заседаний сидели полукругом, центральное место занимал Глава Суда (Наси) или его главный заместитель (Ав Бейт Дин). За каждым членом суда, имевшим право голоса закреплялся порядковый номер, и этот номер был настолько важен, что даже в частной переписке члены суда, подписываясь, указывали свое место в ряду судей, например, имя рек 4.

Перед судьями, лицом к ним сидели сыновья Мудрецов. За ними шли ряды других Мудрецов и их учеников, по 23 места в ряду. За каждым было закреплено определенное место. Если кто-то из них по каким-либо причинам выбывал, его место занимал следующий по иерархии.

Все разбирательства в суде были открытыми, на них разрешалось присутствовать всем ученикам. Если у них были возражения, им разрешалось и даже вменялось в обязанность высказывать свое мнение, ибо даже простые люди знали, что любая судебная ошибка является преступлением перед Творцом.

Само понятие «судья» во времена Синедриона отличается нынешнего. Законы Торы охватывают все стороны жизни человека: рождение ребенка, семейные отношения, законы взаимоотношений между человеком и обществом, управление общиной и государством, вопросы питания, наконец. К компетенции Синедриона относились все дела, проблемные для всего народа. Синедрион мог судить царя, первосвященника, ложного пророка; он давал разрешение объявить войну, принимал решение о разрушении города, отступившего от законов Торы, давал расширенные толкования ее законов, и эти толкования имели силу прецедента. Другими словами, Большой Синедрион был скорее законодательным органом, чем судом. В качестве суда он как раз выступал очень редко, когда этого требовали дела государственной важности. И еще: в Израиле того времени не было собственно судей, в качестве таковых выступали члены синедрионов — мудрецы, знатоки Торы, а значит, и изложенных в ней законов.

Перечень вопросов, рассматриваемых Синедрионом можно продолжить, он бесконечен, как жизнь. Само собой разумеется, что разбираться в этом нагромождении дел мог только человек, который всецело посвятил себя изучению Торы. В обязанности Мудрецов входило не только вынесение решений в соответствии с законами Торы, они должны были разъяснять, что является разрешенным, а что запрещенным в вопросах брака, семьи, приготовления пищи, земледелия, торговли, празднования Субботы и многое другое…

Мудрецы представляли собой образованнейший элитарный слой общества. Их знания не ограничивались вопросами Торы, они должны были знать языки, знать другие религиозные направления и философские течения, даже разбираться в магии и колдовстве, так как в суде приходилось разбирать и эти вопросы.

Среди Мудрецов не было равенства, сама структура Сан'эдрина и правила его функционирования предполагали иерархию. Непрерывная цепочка передачи знаний должна была тянуться от Моисея (Моше) через все поколения, поэтому процедура передачи полномочий проходила очень торжественно и при большом скоплении народа. Громогласно объявлялось, что такой-то ученик достиг уровня Мудреца и отныне будет носить титул «Рэбе». Четыре ученика Рабби Акивы были последними, кто получил этот титул в соответствии со всеми законами Торы. Йешуа бен Бава (Йешуа а-Наси), наделивший их полномочиями, был убит римлянами, и непрерывная цепь поколений Мудрецов прервалась. Это произошло в 200 году н. э. В описываемое время Синедрион возглавлял раббан Гамлиель Первый Старший (Раббан — наш учитель — титул Главы Сан'эдрина). Запомните этот факт и это имя, мы еще вернемся к нему.

Синедрион всегда собирался в одном из помещений Храма, специально предназначенном для этих целей. Оно состояло из одного зала неподалеку от жертвенника, потому получило свое название «Зал из тесаных камней» (жертвенник был выстроен из камней неотесанных). За все время существования Храма не зафиксировано ни одного случая заседания Синедриона в другом месте. Вплоть до того момента, когда римский прокуратор Понтий Пилат по велению императора лишил Синедрион права выносить смертные приговоры. В знак протеста и в связи с потерей подлинного суверенитета Синедрион покинул территорию Храма и перенес свою деятельность в другое городское здание.

Рядом с «Залом из тесаных камней» располагались сойферы — книжники — писцы, обладающие определенными навыками и знаниями, своего рода делопроизводители, так как на них возлагалась обязанность не только вести протокол, записывая мнения Мудрецов, но и выписывать векселя, долговые обязательства, а также записывать решение суда.

Кроме Большого Синедриона, практически в каждом городе Иудеи действовали Малые Синедрионы, состоящие из 23 мудрецов. Еще при Гиркане, римский полководец Габиний практически лишил Иерусалим статуса столицы: «После этого Габиний учредил пять синедрионов и разделил весь народ на пять округов, так что одна часть иудеев имела свое управление в Иерусалиме, другая в Гаддаре, третья в Амафунте, четвертая в Иерихоне, а пятая в галилейском Сепфорисе» (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 14, 5:4). До этих нововведений существовал только Большой Синедрион в Иерусалиме. С этих пор всеми уголовными делами ведали Малые Синедрионы — Суды двадцати трех, именно эти суды разбирали дела, связанные с нарушениями еврейского законодательства, в том числе и по делам, требующим вынесения смертного приговора. Однако существовало правило: если Большой Синедрион покидал Зал из Тесаных Камней, ни один суд не имел право выносить смертный приговор (Тосефта 11, Иерусалимский Талмуд 57).