ИКРА ЗАМОРСКАЯ, БАКЛАЖАННАЯ [13] или Африка, она и в Африке – Африка 13 октября – 1 ноября 2007 года
ЭПИЗОД ПЕРВЫЙ. «Подступы. Скрытая угроза» [14]

13 октября, День Первый

Самолёт на Москву. Сухой паёк

13 октября, 09:50 (здесь и далее время указано в валюте места пребывания. Временные нестыковки возможны)

Ох уж эти новые правила провоза жидкостей в воздушном транспорте. На кого они рассчитаны? Они о русском мужике горемычном подумали? Нет, блин, они подумали о шахидах, о воздушных террористах, о Бен Ладене… [15] обо всех подумали, кроме нас – простых русских алкоголиках. Самолёт «на сухую», что секс без смазки: только боль и раздражение. В аэропункте родного Геваринска только пиво, которого набузгались, рассуждая о прелестях пластиковой тары:

«Пластиковые бутылки ведь чем хороши? Во-первых, они легче. Ну, и во-вторых, они… легче»

Уже на борту, во время оживлённого разговора я вдруг осёкся на полуслове и, привалившись вплотную к сидящему у прохода Профессору, дабы войти в зону его слабой видимости, мутно посмотрел прямо в его честные очки:

– Ну чего тебе?

– ПИСИТЬ!

Борт «На Москву». Кум Тыква

Летим втроём, так как наши командировочные «белые воротнички» Лео с Братом Джимми уже поджидают в столице. Отличный повод пересыпать песком старческие кости отсутствующему. Я жалуюсь:

– Лео оставил на меня свой рюкзак, чтобы по Москве франтовать с одним портпледом. Я когда свой собрал, стал, как Фемида с закрытыми глазами килограммы сравнивать: он туда кирпичей что ли наложил? Он собрался из них в Африке хижину строить? Хижину дяди Тома? Или как персонаж из «Чипполино»? Как там его звали?

– КУМ ТЫКВА!

(Продолжительный общий смех)

– Отличное прозвище для Председателя. Только, боюсь, не поймёт, по ТЫКВЕ настучит.

Вообще, за право первым получить от кума Лео тумаков по тыкве боролись двое: я и Бокса. Но с «кумом Тыквой» Боббо стремительно вырвался вперёд. Благо, в данную поездку наш ветхозаветный Падре Лео мог расслабиться, покуривая бамбук (который, кстати, растёт в Африке), так как львиная доля (львы тоже растут в Африке) шуток выпала на голову Профессора Беловежского (который в Африке не растёт и не размножается, как ни старался). Профессор в этом смысле более многогранный и податливый объект для шпилек и поддёвок. Да что там – идеальный! Хорошо, что сам он намного мудрей прочих: лысых и седых, но по-прежнему идиотов. Оттого никто не получил заслуженного по словам его. Честь и хвала Профессору, пойми это Саня!

Но и «песочная» тема Леопольда поднималась неоднократно [16]. К примеру:

«Неделю на горе без электричества. Телефон сядет. Ориентир только по песочным часам Лео»

Профессор на все времена

Вообще, Профессор – персонаж отдельной, удивительной, не написанной ещё эпопеи из серии «Жизнь замечательных рыг», за которую я когда-нибудь обязательно возьмусь. Потому сейчас лишь вскользь и галопом.

Перед поездкой лингвист Беловежский снабдил нас очередной партией нетленок, кои мы будем мусолить во рту, пока он новых в топку не подкинет. Это фразы «Понял тебя, пацаны» и «Пойми это, Саня». Сентенции продолжили уже довольно внушительный ряд навсегда прижившихся словечек и прихваток вроде «отцы» (то есть друзья), «пацаны» (товарищи), и «коллеги» (все прочие).

При этом достичь аутентичной глубины произношения первоисточника так никому и не удалось. Потому что решающей здесь является интонация. Смысл вторичен. Интонация – вот основа успеха вербальной коммуникации. Потому что: что? А то, что женщины любят УШАМИ. И надо лить в эти уши сладкий, разжижающий волю и последние очаги сопротивления яд: «Ду-ду-ду…» – как это делает вечно дундящий под ухо Профессор Александр Беловежский.

Москва. Прости-прощай

13 октября, день

Общий сбор бригады в Москве и Подмосковье. Пошукали по сусекам: в наличии все, кроме Марика, которого встретим уже на «чёрном континенте». А Москва как встретила нас, так и проводила: хлипким октябрьским дождём. Скорей бы уже в Африку: в лето, в море, в тепло. А то в межсезонье моё обострение особенно воспаляется. Чешется и выпирает.

Последние «прости», последние «прощай» и мы на борту лайнера, летящего в Каир. Каир – ещё не Африка, а только промежуточная точка, «пересылка». Да, кстати, на весовой в ДМД [17] померились рюкзаками: у всех по 14-15 кило, а у нашего Атланта Песочного, Падре Лео все 17! И у Профессора столько же. Видно, сказалась их общая страсть к многочисленным косметико-парфюмерным пузырёчкам и прочим депиляторам. А то как без приятных запахов к африканским цыпочкам подкатывать?

Борт «Москва – Каир». Воздушное сообщество

«В самолёте постоянно кто-то стравливает… может даже мы…» – пишу в записной книжке.

Временна́я воздушная пробка и взятая высота – прекрасный повод приобщиться к высокому и воздушному. Гружу в уши «Баттерфляй» Пуччини. Но организм и без того пучит и мутит. Значит, всё-таки «5'nizza», старая добрая «Пятница», проверенная убийственно-тяжёлым 13-часовым кубинским перелётом:

«Наш дом между Небом и Дном…

Так ярко летят, так быстро сгорают…» [18]

Хорошо, что в ДМД есть зона свободной торговли. Значит, четырёхчасовой полёт не будет спокойным для прочих трезвых пассажиров. И правда, на наш развесёлый хмельной гомон откликаются соседи, к тому же соседки: гид Алеся везёт группу москвичей по разным алеманским [19] озёрам Виктория и иже. А мы раздуваемся от своей программы-максимум – Килиманджары [20]. Хотя ещё не взяли её. Но посыл-то, сам посыл уже каков! Алеся сдаёт все явки и пароли нужных людей и мест в Кении и, попутно, Танзании. В Калахари и Сахаре [21]. Слушаем через раз, через рюмку, как птицы кричат в поднебесье:

«Алеся, Алеся, Алеся…» [22]

Каир. В узком транзитном загончике небольшая группка соотечественников и не очень, ожидающая самолёта до Найроби, включая Алесиных подопечных. Все в предвкушении уже пофланировать меж лавками дьютиков [23], до туалета и обратно. Все уже почти родные. Всех хочется обнимать и целовать. Некоторых особенно и нестерпимо.

Каирский аэропорт, «пересылка». Первое впечатление

13 октября, около 21:00

Первое яркое впечатление от радикально мусульманской страны: довольный удавшейся жизнью дядя, весь в белой тюбетейке и белоснежных одеждах до пят, горделиво проходит мимо. За ним столь же плавно и величаво проплывают, затюленные с ног до головы в чёрное, две жены-наложницы-племянницы-секретарши. Словно чёрные павушки из ансамбля Моисеева. Даже руки глубоко упрятаны под чёрными перчатками. Из-под глухих одеяний лишь иногда проблескивают острые носки шикарных модельных шпилек в блёстках. И только глаза… да нет, не глаза – глазищи! Те самые, ПЕРСИДСКИЕ! Ах, Алексан-Сергеич, милый… ах, Михал-Юрич, родимый… ах, Сергей-Есенич, дорогой… Шаганы вы мои, Шаганы… [24]

Шейховатый дядя удалился по делам, небрежно бросив пальцем эскорту место ожидания. И те расположились в кафе за чашечкой, недалеко от наших тюков. Потихоньку оттаяли, расслабились, стали болтать. А что: бабы как бабы, чего их ради радеть? (Если, конечно, и ту, и другую раздеть.) [25] Такие женщины – их никакими чёрными занавесками не затюлишь.

Мужик в белом, женщины в чёрном… уже хочется здесь остаться…

14 октября, День Второй

Самолёт «Каир – Найроби». Ангел Ника

14 октября, ночь

Та горстка людей на пересылке и есть состав нашего самолёта до Найроби: Алеся со своей командой, мы и несколько присоединившихся. Места вдоволь, все разбрелись по пустым рядам, устроили себе лежанки и мирно уснули. А я, хоть убей, не могу спать в самолёте, и на целых пять часов надо себе занятие найти. Чем-то заняться… кем-то. Пошёл искать по лавкам. Мести по амбарам и сусекам. Сперва тусил с тремя разбитными девицами из Алесиной группы. Они пьют, а я больше не могу: ведь с раннего утра уже под завязку. Сколько ж можно? А они всё пьют. И разлучаться с рюмками и друг другом на предмет уединиться и «ля пообщаться по душам» [26] не собираются. Ну, я так не играю: «Это не наш метод» [27], – что я могу ещё сказать?

Иду дальше. Милая, милая девочка. С мамой. Мне бы к сверстнице-маме присмотреться, а мне дочерей, барышень субтильного возраста подавай. Институток. Нимфеток [28]. Бес в ребро. Проходя мимо, не могу удержаться, касаюсь плеча. Не «ха-ха», а совершенно случайно. Несколько раз. В один момент вконец расхрабряюсь и целую. В плечо. По-отечески, чисто по-отечески, поймите, пацаны.

Отсели поодаль от спящей мамы, пообщались. Вероника – мой Ангел, моя Муза воздушных странствий, к природной красоте и юношеской свежести ещё и умничка: в свои 16 (!) уже на втором курсе института. И акцент «медведковский» отсутствует. Бывают же девушки в московских селеньях. 16 лет, подумать только! Настораживающая тенденция: возраст моих последних мимолетных знакомств стремительно приближается к критической отметке – возрасту дочери. Ещё каких-нибудь пару лет и… в школу начну ходить… на родительские собрания.

Уже в Найроби подхожу попрощаться с моим Ангелом и нежно, по-отечески целую в щечку. Мама… удивлена, наверно. Потому что с копыт – брык.

«Мама, Вы всё проспали»

Расстаться нет сил. Улучив момент, когда остальные приличные люди (и мама) заняты у обменника валютными махинациями, подбегаю и ещё раз обнимаю и целую её. Сумасшествие! Как пацан 17-летний. Можно до бесконечности упиваться свежим, терпким, пряным, вольным степным ветром. До головокружения, до одури. Но надышаться им невозможно!

Кения, Найроби. Terminal Hotel

14 октября, около пяти утра

На дворе ночь, даже утро. Даже по кенийскому времени. Глаза открыты, но уже не видят ничего из окна минивэна: ни небоскрёбов, ни хайвэев, ни прочих атрибутов мегаполиса. Ни самого «чёрного континента» на фоне столь же непроглядной тёмной ночи. А ведь за окном Африка. АФ-ФРИ-КА! Поймите, пацаны: не всякие глупые Шармы с Шейхами, да Кемеры с Антальями [29], а самое, что ни на есть, логовище Бармалеево. Настоящая, фактическая Африка [30]! Но ровным счётом ничего этого мы пока не видим и не осознаём: сутки между небом и землёй маемся. Да и за окошком, как и давеча в иллюминаторе, темно как у негра… не пойми где.

Бронь в отеле «Terminal». После продолжительных постуков нам открываются чертоги. На нас, словно с зеркала, смотрит сонное усталое лицо. Только почему-то оно… как смоль чёрное! (И надо же было нам за сутки так устряпаться, чтоб вот так теперь в зеркале выглядеть?) Но неча, как говорится, на зеркало пенять, на себя лучше посмотрите. «Чертоги» – это, конечно, для красного словца: гостинец наш Терминал с номерами вида Дома колхозника. Но спать готовы уже хоть на бетонном полу, как этот самый дядя из зеркала – в коридоре у стойки. Пять утра у нас в Африке, чего хотели?

План

Пока всё идёт по Плану, начертанному твёрдой рукой Капитана Бо. Конечно, как такового чёткого плана не было, как всегда. Но во время последней партсходки по случаю покупки Беловежским очередной машины, между «за правое колесо» и «за коробку-автомат» Председатель Лео жёстко потребовал подробной «раскадровки»: вынь да положь ему План. А то, говорит, как веселиться без Плана [31]?

Боббе пришлось ответствовать примерно следующее:

«Сначала мы летим в Найроби. По ходу пьём (так, этот пункт принят и зачёркнут). Затем, по прилёту выпиваем (и этот пункт – угу…) и ложимся немного отдохнуть, перед сном хорошенько накатив. Марик прилетает в Найроби только вечером. Дожидаясь его, мы осматриваем город, перманентно выпивая…»

И далее в том же ключе. Председатель план в общем и целом одобрил. Особенно в части «пьём». А чего он хотел в нашем плане ещё увидеть? Как маленький, чесслово [32]!

Завтрак №4

14 октября, 12:20

Какое утро без завтрака? Хотя завтрак есть, а утро весьма условное, поскольку из-за бессонной ночи временны́е акценты круто смещены вглубь дня. Правда, ещё до отхода ко сну (уже давно рассвело) нас пытался пробудить к активной жизни Джимми. Его окна выходят на улицу, и он прибежал с криками:

«На улицах стали проявляться люди. Вы не поверите – они там все ЧЁРНЫЕ!»

Чего только человеку с бодуна и недосыпу не привидится. В общем, он свой сон пробегал и к завтраку «ван-о-клок» [33] опоздал. К тому моменту мы уже освоились с меню, выбрав комплексный континентальный завтрак №4 в максимальной комплектации. И приступили уже к его освоению. Приходит Джимми. Уже потёршийся среди нас официант, и в целом уловивший вкусовые предпочтения этих русских, протягивает Джимми меню, но так и не дав раскрыть (ни рта, ни меню), забирает обратно со словами:

«Континентальный завтрак №4? Окей!»

Найроби-и-и-и…

Оглянулись… Мама дорогая, а ведь за окном и впрямь – АФРИКА! АФ-ФРИ-КА! Дошло, наконец. Стали присматриваться к окружающей действительности. Всё же прав был Брат Джимми: они действительно все чёрные! За что влёт получили расхожее «БАКЛАЖАНЫ». (Ой, и кто это говорит? «СНЕЖКИ»!) Учёные утверждают, что Кения – колыбель людского семени на Земле. Именно здесь появились Адам и Ева. И они были чёрные! Представьте только: Чёрная Ева вскормила своей прекрасной чёрной грудью человечество! Как это эротично.

Едим Завтрак №4, на телик пялимся (сутки не видели, соскучились). А там прямая трансляция какого-то митинга: сперва пламенная речь, за ней песни и танцы. И снова: речи, песни, пляски. По очереди и вперемежку. Из знакомых слов лишь «Найроби». Но говорится оно как-то жалобно и молящее: «Найроби-и-и…»

Интонация понравилась. Так в дальнейшем и стали звать этот город: «Найроби-и-и…» – шептали мы с надеждой и мольбой, уставшие от трудностей и лишений горнолазной жизни, – «Найроби-и-и…» – твердили мы, как заклинание, улетая в воспоминаниях к Чёрным Ангелам, которых в горах не водится ни за какие деньги и мольбы. Ни на вертолётах, ни без.

– А по какому поводу, собственно, праздник? – интересуемся у местного весельчака из главы «Завтрак №4».

– Дык, выборы у нас на носу. Президентский гон.

Высокий уровень политической активности масс говорит о столь же высокой ступени организации африканского общества. Примечательно и для Кении, и для, как позже выяснилось, Танзании. Хотя чему тут удивляться? Ведь Кения с Танзанией – те же близнецы-братья, что наши братья-славяне: язык, культура, территория, история… всё едино (особенно когда от нашего присутствия друг у друга на плече рыдать начинают).

Прикольно видеть во всех присутственных и общественных местах портрет политического лидера. Но ещё удивительней другое: на этих портретах НЕТ ПУТИНА! А вместо какой-то взлохмаченный, радикально чёрный мордоворот от партии «Вуду». Стали пристальней всматриваться в окружающие нас, как одно чёрные лица окруживших нас вокруг тёмных личностей за соседними столиками:

– Пацаны, зырьте, да это ж сам президент за тем столиком сидит!

– Не-а, вон президент, у входа на улице…

Мрачная чёрная тень местного командарма мерещилась затем повсюду.

Встаёт на телевизор

А на экране под партийные гимны, легко ложащиеся на звуки тамтамов, пританцовывает Чёрная Грация. Да так по-звериному изящно, так завораживающе обольстительно, что внутри меня начинает рождаться высокое и светлое партийное чувство. Уже на улице я признался товарищам о невиданной реакции организма на последние политические события, так всколыхнувшие меня. После чего жупел нетрадиционной политической ориентации прилепился ко мне надолго:

«У него встаёт на телевизор!»

(Скажут глупость и ржут, как дураки… [34] ржите-ржите, не вечно же мне над вами потешаться да паясничать)

Выход в свет

В этом выражении есть некая поддёвка: ну какой, к чертям, «свет», ежели кругом как на грядке баклажановой? Или как в цехе готовой продукции на шоколадной фабрике «Рот-в-рот» [35]. Мы ЕДИНСТВЕННЫЕ БЕЛЫЕ на улице! Обалдеть! Но в этой коробке «Птичьего молока» есть один прикольный момент, замеченный только в Найроби: при одинаково ровном шоколадном цвете кожи, масть у столичных жителей совершенно разная. Встречаются среди них и типичные гориллоподобные, с широкими мясистыми ноздрями-закрылками, есть и тонкие, вытянутые бабуиновые черты лица, а бывает, что и ближневосточный тип и разрез глаз мелькнёт. А иногда даже попадается и махрово-европеоидное строение черепа. Чудно, но для целей более глубокого исследования антропологии хорошо бы ещё и изнутри материал изучить. Проникнуть вглубь вопроса, так сказать.

В провинции такого морфологического буйства замечено не было. Вывод: в Найроби, как в любую другую столицу стекаются со всех весей гориллы и бабуины в поисках лучшей счастливой доли. Кастинги там всякие, шмастинги, модельные агентства, интуристы опять же снуют, тучными мошнами потрясывают. Бабки кругом рассыпаны, деньжищи: вожделенные бабки-баблушки, бабло, бабосики… столица, одним словом! И налицо ярко выраженный столичный найробийский снобизм, особенно заметный нам, жителям глухих провинциальных сибирских руд [36].

Африка – ФРИО!

14 октября, около часа дня

Едва выйдя из отеля, мы оказываемся в самом центре города. Потому что «Терминал» наш как раз и стоит в самом что ни на есть центре столицы. Откуда же нам это было ночью во тьме кромешной узнать? Ну и пошли, куда глаза. Пока идём, ошалелые от экзотики вокруг, немного цифр: численность столицы около двух миллионов, высота над уровнем – 800 метров. Разница поясов – GMT+3. То есть с нашим ещё, «летним» октябрьским временем – всего на 3 часа меньше.

Про «летнее время» это я хорошо загнул. Ведь в этой части Африки оно всегда летнее, точнее – весеннее. Это же практически экватор, где всегда Великое африканское Равноденствие! То есть солнце ровно в шесть за пять минут в зенит вылетело, и ровно в шесть вечера так же по-быстрому закатилось. В одно и то же место. А в полдень тени и вовсе исчезают [37]. Напрочь! (Где-то я эту фразу про тени уже встречал…) Но температура за бортом всего 20 градусов нашего брата Цельсия. Что-то африканский жар совсем костей не ломит. Маловато как-то для «жёлтой жаркой Африки» [38] и всех её «жёлтых Укупников»:

«АФРИКА – ФРИО!» [39]

Ну и все жители без исключения… простите, повторяюсь про цвет. Многие представительницы прекрасной половины замотаны в платки – мусульманская страна. Но без ортодоксального фанатизма, как в том же Каире. Отсутствие закутанности позволяет разглядеть, что девушки здесь красивые и разные. Но главная и особенно выдающаяся их особенность… нет, об этом будет отдельная глава. Да не просто глава – ОДА! О, ДА!

Есть, конечно, ощущение ирреальности: эбонитовые люди, деревья в цвету, будто огромные букеты на первое сентября, марабу (это такой африканский чудо-аист размера невиданного) гроздьями на баобабах (такое африканское чудо-дерево, что покруче кубинской сейбы будет). Но щенячьего восторга среди соплеменников не замечено. Гавана вставила жёстче! Вообще, Куба вставила так… вставила и не отпускала! До сих пор тащит и не отпускает. Гавана так, вообще, героин! А тут… «ганджик» слабенький [40]. Один Джимми сыплет цитатами из Саги:

«Пацаны! Мы в Африке! ААААА!» [41]

(Оно понятно – это его первый закордонный вояж)

Добрели до места отдохновения местных. Огромный парк-сквер. Выходной день, тусовка, все с детьми, мороженым и политическими плакатами фланируют. Даже нам предлагали проявить политическую активность и приобрести значки с какой-то кандидатской чёрной физиономией в пиджаке. Поляна на холме амфитеатром и людей на ней тьма. Песни звучат, ритмы зажигательные, африканские. Ильменка? Грушинка? [42]

– Ба, да вот же оно – место митинга, что только что по ТВ оценили!

– Особенно один оценил, у которого на митинги встаёт.

В самом центре увидели Биг-Бен местный. Бокса в очередной раз напрашивается на пилюлю от Председателя, с гордостью вещая:

– У нас тоже есть свой Биг, и ещё какой Бен! Правда, только ПЕСОЧНЫЙ…

(«Песочный Бен» [43]… АААА! У меня кредит «Лео-Банка» давно просрочен, потому даже не смеюсь, а просто ложусь аккуратно на асфальт и молча умираю в конвульсиях)

Закончили первый поверхностный осмотр города в пафосной алеманской кофейне. Кенийский кофе, пацаны, гадость отменная. Будут предлагать, сразу плюйте в рожу:

«Скисла ваша самогонка!» [44]

Загородная прогулка

По дороге в жирафий парк узнали много интересного от водилы. Во-первых, жираф – один из главных символов Восточной Африки, одна из её «священных коров». Корова эта, жираф в смысле, присутствует на гербе Танзании, на денежных купюрах и им подобных рекламных купонах. Вы не поверите, но они (жирафы в смысле) есть даже в местном жирафьем питомнике! Наряду с иностранцами и прочим сувенирным ширпотребом. При желании можно попробовать мясо каких угодно животин: львов, антилопов, зебров, мозгов обезьянов. Даже скисших кенийских кофеёв. Всех, кроме жирафов. Смерть на месте! И куска жирафятины проглотить не успеешь, так с куском мяса в зубах и рухнешь оземь, поражённый слюной смертоносного кураре. Поделом: не заноси зуб на святое!

Во-вторых, наконец прояснили ситуацию с теми странными помещениями в дыму, что видели периодически по ходу пешей прогулки: комнаты в дымину! А мы, ошалелые, чего только не надумали. И было отчего. Только представьте: маленькое герметично закупоренное помещение, квадратов десять, всё в густом жёлтовато-сером дыму. Сквозь который иногда проглядывают части тел и непривычные для аборигенов бледные серые лица. «Пытошная»? «Рюмошная»? Хренвамошная! Это курительные комнаты, «Smoking Reservation» [45]! Курить на улице приравнивается к куску жирафятины в зубах и карается тремя месяцами кенийских застенков. Сам водила поведал душещипательную историю, как на пару месяцев был отлучён от семьи только за брошенную на улице зуботычку. А позже увидели и пропагандистскую листовку с многообещающим названием «Внутренние органы курильщика».

Я не курю, но и меня продрало до самых лёгких.

Парк жирафского периода [46]

14 октября, 16:00

Жирафий центр – рассадник непуганых алеманов: «с бабами, дитями и мороженным» [47]. Тут тебе и кафе (пусть и без пива), и «бутик» народных промыслов (с задранным как жирафья шея прайсом). Зашли, конечно, приценились, подкупились: безделушки из дерева, кожи, коровьих костей… всякая алеманская дребедень, в общем. Но ведь «Hand made in Kenya» [48]! Из образчиков местных промыслов понравилась деревянная фигурка сидящего жирафа: такой он одинокий и всеми покинутый, головушку набок склонил, будто кручина какая с ним приключилась. И сидит таких одиноких жирафов-интровертов на полке друг подле друга по десять штук в ряд. И все грустные и одинокие: сеанс массового жирафьего одиночества и неизбывной жирафьей ипохондрии. Что неизменно случается на закате [49].

Было ещё одно светлое пятно (ох уж эти мне недвусмысленные намёки) – позитивная и приятная во всех отношениях девочка-гид, чернушка Беки… всё, торжественно обязуюсь больше про цвет ни слова. Потому что они тут все поголовно… всё-всё, молчу. Беки рассказала, что в питомнике обитает дюжина жирафов, и у каждого свой жирафий характер (и своя ипохондрия на закате). Показала, как правильно кормить с рук, чтоб получались эффектные кадры. А длинношеие (ну и слово!) как чувствуют: позируют, спинки выгибают, шейки тянут, языки сизые выказывают. А между ног у них Пумба какая-то болтается [50]. В смысле зверь невиданный, бородавочный, системы «кабан». Меж их длинных жирафих ног так и трётся. Ещё и хряк, судя по тому, что у него меж ног ещё одна «пумба» болтается.

Ну, а жирафы… что жирафы? Они и в Африке – жирафы. Над ними будто в Фотошопе [51] поработали, да перестарались – перевытянули. Такие затяжные животные.

Африка. Левостороннее движение

В который раз актуализировался вопрос с закуской. При одном упоминании «Тоблеронов» [52] у меня позывы рвотные. Изжога у меня от них после третьей бутылки. Потому на обратном пути остановились у овощной будки, чтобы набрать реквизитов для старинной кубинской забавы «Эль накатить». Бананы, ананасы, арбуз и виски с текилой – что ещё нужно, чтобы скоротать вечер до приезда Марика (или достойно встретить старость) [53]? С пакетами, полными закуски, я ехал возле водилы. И постоянно боролся с желанием ухватиться за руль и подправить вправо. Движение-то ЛЕВОЕ! А когда доехали до круговой развязки и вовсе взрыв в мозгах: кто куда едет, кто как заворачивает? Левосторонний «бдыжь» [54] головы! Гипотетически в планах было снять минивэн для свободных перемещений. Но поняли, что в башке «право» на «лево» за пару дней наизнанку не вывернуть.

И люди на улицах тоже мыслят «по-левому». На тротуаре вокруг нас постоянно образовывался затор: мы мысленно рулим вправо, а встречные аборигены наоборот – влево. Получается влобовую. Спасало только то, что шли боевым порядком – «свиньёй», точней «гиппопотамом», с глыбоподобным Лео впереди.

«И Лео такой молодой, и юный Октябрь впереди!» [55]

Бокса начитался про Найроби: «Самая криминальная столица мира». И мы сразу договорились – только «свиньей» (точней «гиппопотамом»). Мне ещё ночью в аэропорту было поставлено на вид:

– «Эсо вам не эсо» [56], не Куба! Говори шёпотом. Тут что полиция, что бандиты – не разберёшь. Заберут, ищи потом. Кругом ведь, как у негра в…

Кафе Kengeles. Кура в коконате

14 октября, 17:00

Опа! От стойки в алеманском «Кенгелес» призывные стреляющие взгляды чёрных Ангелов. Солнце ещё не закатилось, а жрицы уже на работе. Но мы не за тем, мы только пива попить. Ну и заесть первые впечатления.

Чтобы глубже приобщиться к местной кулинарной традиции и продегустировать максимальное количество блюд, заказали вразнобой. У меня вышла «кура в коконате»: суп-пюре прямо в кокосовой скорлупе из того же кокоса, приготовленный с филе птицы – самое неожиданное и необычное блюдо за всю поездку. Хотя вкус «Баунти» [57] в куриной похлёбке к концу трапезы стал навязчив. У кого тилапия-гриль, у кого говядина. А говядина у них… «хрену к ней не хватает» [58]! В общем, не умеют они мясо готовить. Наглухо! Одно слово – «баклажаны». Но про мясо поняли уже позже, когда статистики наели. Зато у Председателя Лео, как самого важного и представительного, вышло фирменное блюдо заведения «Кукку Кения-стайл» – кура по-кенийски. Значит, теперь его по праву можно называть нашим «Кенийским Петухом» [59]!

(Это не я, это Бокса сказал)

У Джимми на тарелке гарнир непонятного вида и вкуса, типа пюре. «Угали» называется. У какой именно Гали узнавать не стали, но на мятую батькину картоху блюдо явно не тянет. Это я вам как исконный бульбаш говорю. Гораздо позднее разобрались с корнями сего явления. Пацаны, это же рисовое пюре! Однажды даже стали свидетелями его формования: огромный чёрный повар могуче месит крокетной клюшкой крутую белую субстанцию. Только пот в разные стороны. Нате!

Post Africum

Позже из достоверных источников стало известно, что аутентичный гарнирный продукт «угали» имеет в своей основе не рис, как изначально было заявлено аборигеном официантской наружности, а кукурузу. То есть южнорусские мотивы в повествовании имеют вполне конкретную почву: ведь крутая кукурузная каша – это и есть национальная молдаванская еда «МАМАЛЫГА».

Сидим наетые, пива местного напитые (про пиво отдельно потом) – медитируем. С высоты открытого второго этажа на африканскую действительность взираем. Но эта прекрасная, проплывающая мимо «действительность» на нас глаза не поднимает, и не улыбается. В этом местные девушки на русских очень похожи. Кто-то из нас мечтательно:

«А на Малеконе щасхарашооо…» [60]

Terminal Hotel. В ожидании

14 октября, 19:00

До приезда Марика около двух часов – самое время «эль накатить». Чтобы всё шло точно по пунктам Плана (одобренного Председателем). Первым на Голубое Спиритуозное Плато победно взгромоздился наш специалист по там-тамам и дам-дамам Александр Македоньсков [61], он же Беловежськов. Но судя по протокольной дозе пригублённого им, забрался он скорее на Плато Трезвости. И как позже прояснилось, это его излюбленное место. Зато другая рана открылась – на мужеские подвиги потянуло. В попытках высмеять наше пустое времяпрепровождение, Профессор не достиг сколь бы существенных результатов, хотя вылил немало:

– Ну, конечно: сейчас вы выпьете ещё «уно-дос-трэс-плюс-закрепляющая» [62] и будете сидеть в номере. И как настоящие кенийцы будете тупо глядеть на противоположную стену. И главное – не скучно!

Мы тоже не остались в стороне от полемики, выдав на-гора домашнюю заготовку про его ненасытного и вечно «пламенного Фиделя Кастро». Типа, у Профессора в штанах Фидель сидит, одна сигара из бороды торчит. Боба добил:

– …и не терпится Фиделю четырежды поднять своего бойца в атаку.

В конце сей живописной взаимной пикировки я пошёл на мировую:

– Ладно, Саня, не кисни. До приезда товарища Марка ещё есть время растрястись. Пойдём на счёт дискотеки провентилируем – разведку боем проведём.

Кафе Simas. Найробийская месса

Мальчик на вахте: «Направо, направо, прямо!» – и мы вооружены миникартой с крестиком в месте, где пересекаются интересы местного населения с понаехавшими алеманами – кафе «Симас», открытая диско-кафешка в паре кварталов. Чувствуем, скучно не будет. Да и по дороге тоже не успели соскучиться, перекинувшись парой дежурных фраз с гамбургероподобными туристами из Зеландии, идущими смежным курсом и в том же направлении (ну вот, а вы всё на американцев холестериновую бочку катите). Да к тому же не просто туристами… а туристками! Но:

«Нет, Отец, это не то… это ещё не то… это совсем не то!»

Зато у входа в кафе, как на часах, нас уже поджидает совершенно определенная категория призывных и зовущих взглядов, совершенно отчётливо и недвусмысленно нам подмигивающих. А их обладательницы уже поводят в нетерпении своими внешними формами, попутно оценивая внутреннее содержание наших закромов. Форма и содержание – такое вполне материальное столкновение философских категорий под лёгкую танцевальную музыку и начавший забирать алкогольный кумар:

Загрузка...