Гелиос яркий уже над заливом прекрасным поднялся,
В медных горя́ небесах, чтоб светить и бессмертным, и смертным,
Людям, чья жизнь коротка на земле плодоносной и тучной.
В Пилос Нелеев, что был пышным городом, дивнобогатым,
[5] Прибыли путники. Там возле моря народ резал в жертву
Чёрных быков для Земли Колебателя, для Посейдона.
Было там девять скамей, и на каждой пять сотен сидящих.
А перед каждой скамьёй было девять быков круторогих.
Сочной утробы вкусив, люди бёдра сжигали для бога.
[10] Путники в гавань вошли, белый парус на судне спустили;
К пристани лёгкий корабль подвели, закрепили; на берег
Дружно сошли. Телемах за Афиной спустился последним.
Тут, обратившись к нему, так сказала богиня Афина:
«О, Телемах! Ты теперь нерешительным быть уж не должен.
[15] Ты ведь и в море пошёл для того лишь, чтоб лучше разведать:
В землях каких твой отец и какою судьбой он настигнут.
К Нестору смело иди, скакунов укротителю быстрых,
Чтобы узнать: сам о том он имеет ли мысли какие.
Прямо его попроси, чтоб тебе рассказал он всю правду.
[20] Да и не станет он лгать, потому что в нём мудрости много».
Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«Ментор, как мне подойти? Как приветствовать, как мне держаться?
Мало искусен ещё я в речах или в умных беседах;
Трепет берёт: как же мне, молодому расспрашивать старших?»
[25] Так отвечала ему светлоокая дева Афина:
«О, Телемах, ты умом своим многое сам угадаешь;
Многое вложит в тебя бог, который к тебе благосклонен.
Ты ж не без воли богов, полагаю, рождён и воспитан».
Это сказав, вновь пошла впереди быстрым шагом Афина;
[30] Следом и сам Телемах поспешил за проворной богиней.
К месту подходят они, где, собравшись, сидели пило́сцы.
Там же и Нестор сидел с сыновьями. А рядом друзья их
Жарили мясо, проткнув вертелами, и пир учреждали.
Видя, что следуют к ним иностранцы, – пошли к ним навстречу,
[35] Дружески руки у них пожимали и сесть приглашали.
Несторов сын Писистрат подошёл самый первый к пришедшим,
За руки путников взял и на мягкие шкуры овечьи
Их на скамье усадил средь песчаного берега моря;
Между отцом усадил он и братом своим Фрасимедом.
[40] Сладкой утробы им дал, и, вином благородным наполнив
Кубок резной золотой, так приветствовал их, обратившись
К дочери Зевса, царя средь богов, и эгидодержавца:
«Странник, ты должен воздать Посейдону владыке молитву:
Прибыли нынче вы к нам на его дивный праздник великий.
[45] Ты, как обычай велит, соверши возлиянье с молитвой;
После товарищу дай кубок с чистым и сладким напитком.
Пусть возлиянье свершит. Он же молится, верно, бессмертным
Так же, как смертные все. Ведь в богах все нуждаются люди.
Он и моложе тебя и, наверное, мне он ровесник;
[50] Вот почему не ему, а я тебе кубок первому дам я».
Это сказав, в руки ей дал он кубок с вином сладкотерпким.
Радость Афине принёс справедливый и мудрый поступок
Юноши: тем, что он ей прежде дал золотой этот кубок.
Голосом громким она к Посейдону владыке воззвала:
[55] «О, ты услышь, Посейдон Земледержец! Молю, не отвергни
Нас, уповающих здесь, и желания наши исполни!
Нестору прежде даруй с сыновьями богатство и славу!
После даруй остальным здесь собравшимся пилосцам благо
За гекатомбу тебе превосходную, будь благосклонен!
[60] Ну а затем дай и нам, Телемаху и мне, возвратиться,
Всё здесь свершив, для чего мы пришли в корабле чернобоком».
Так помолилась она, возлиянье затем совершила,
И Телемаху дала золотой дивный кубок двудонный.
Также молитву воздал и возлюбленный сын Одиссея.
[65] Мясо пожарив уже, его с вертелов сочное сняли,
Всем разделили, и пир учредили блистательный, славный.
После того как едой и питьем голод все утолили,
К путникам тут обратил речь свою Нестор, всадник геренский:
«Благоприятно теперь обо всём расспросить иностранцев,
[70] После того, как едой и питьём уж они насладились.
Путники, кто вы? И к нам влажный путь проложили откуда?
Дело какое у вас? Иль без дела скитаетесь всюду,
Взад и вперёд по морям, как разбойники: мчась наудачу,
Жизнью играя своей, чужеземцам вы грабите встречных?»
[75] Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея,
Вдруг осмелев: то ему смелость в сердце вложила Афина,
Чтоб о пропавшем отце старца смог расспросить он умело,
Также чтоб в людях о нём утвердилась хорошая слава:
«О мудрый Нестор Нелид! Ты – великая слава ахеян!
[80] Хочешь ты знать: кто мы есть и откуда? Тебе я отвечу.
Мы из Итаки пришли, что под склоном лесистым Нейона.
Но то, о чём я скажу, – не народное, личное дело.
Странствую я, чтоб узнать об отце; может, слухи услышу,
Где благородный герой Одиссей, стойкий в бедах. Я слышал:
[85] Вместе вы бились в боях и разрушили славную Трою.
Но обо всех, кто с войны не вернулся троянской, – мы знаем:
Где и кого и когда злая смерть на чужбине постигла.
Только кончина его неизвестна. Её скрыл Кронион.
Где встретил он свою смерть, – это, верно, никто уж не скажет.
[90] Пал ли на суше в бою, побеждённый лихими врагами,
В зыбях ли моря погиб под холодной волной Амфитриты…
Я же, колени твои обнимая, прошу: всё, что знаешь
Мне об отце расскажи. Может, гибель его где настигла?
Может быть, видел ты сам, или слышал от странников вести?..
[95] Был он, несчастный, рождён на великие беды, на горе.
Ты же, меня, не щадя, и, из жалости слов не смягчая,
Всё мне, как есть, расскажи, то, чему сам ты был очевидец.
Если ж когда-нибудь он, мой отец, Одиссей благородный,
Словом ли, делом сумел быть полезен для общего дела
[100] В Трое далёкой, где вы столько бед претерпели, ахейцы, –
Вспомни об этом, молю, обо всём расскажи мне правдиво».
Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:
«О друг, напомнил ты мне о напастях премногих, какие
Встретили мы в том краю, мощью твёрдые дети ахейцев;
[105] И когда в лёгких судах по туманному мглистому морю
Мы за добычей неслись под командованьем Ахиллеса;
И когда бились с врагом перед Троей Приама великой.
Лучшие наши мужи пали смертью героев в то время.
Мощный воитель Аякс там лежит; и Ахилл, сын Пелея;
[110] Там же лежит и Патрокл, что советами богу подобен;
Там же и милый мой сын Антилох, безупречный и смелый,
Столь же отважен в боях, сколько в беге он был быстроногим.
Также немало других испытали мы бедствий великих…
Может ли всё рассказать хоть один из людей земнородных?
[115] Если б и целые пять лет, или шесть собирал ты здесь вести
Об испытаниях тех, что ахейцы тогда претерпели, –
Раньше б, печальный, что всё не узнал, ты домой бы вернулся.
Мы, чтобы их погубить, девять лет круговратных старались.
Часто на хитрости шли. Зевс с трудом дал нам дело закончить.
[120] Но никогда и никто остротою ума потягаться
Там с Одиссеем не мог. Всех легко побеждал неизменно
В хитростях царь Одиссей, благородный отец твой, уж если
Подлинно ты его сын. Я смотрю на тебя – изумляюсь:
Ты даже речью с ним схож. Кто подумал бы, что так возможно:
[125] Юноше быть на него столь похожим в своей умной речи!
Я же в то время всегда заодно был с царём Одиссеем,
И на советах вождей, и на общих собраниях войска.
Единодушны во всём, и в порывах своих, и в советах,
Мы выбирали лишь то, что аргивцам полезнее было.
[130] После ж, как взяли уже мы тот город Приама высокий,
Морем назад шли в судах, – тут уж бог раскидал всех ахейцев.
Бедственный путь по морям Зевс тогда приготовил аргивцам,
Так как не каждый из них справедлив был, имел светлый разум.
Вот потому-то тогда многих злая судьба и постигла, –
[135] Гнев возбудили они светлоокой могучеотцовной.
Между Атридами вдруг разожгла она страшную распрю.
Помню, созвали вдвоём на собранье они всех ахейцев
Не как обычай велит, а нелепо: уж солнце садилось;
Ну и ахейцев сыны все пришли уж изрядно хмельные.
[140] Стали Атриды тогда объяснять им причину собранья:
Требовал царь Менелай, чтоб немедля пустились ахейцы
В путь по морскому хребту широчайшему к милой отчизне.
Но Агамемнон отверг эту мысль. Он хотел задержать всех,
Чтобы на месте свершить гекатомбы святые, и этим
[145] Гнев у Афины смирить, у рассерженной сильной богини…
Глупый! Ещё он не знал, что её уж смягчить не удастся:
Вечные боги своих так легко не меняют решений.
Так там стояли они, оба брата, и слали друг к другу
Едкие речи. Тогда и красивопоножных ахейцев
[150] Надвое спор разделил, с мест срывались они с ярым криком.
Мы всю ту ночь провели в неприязненных чувствах друг к другу.
Всем нам готовил уже Зевс страданья, несчастья и беды.
Утром одни совлекли корабли в лучезарное море,
В них нагрузили богатств, взяли дев, подпоясанных низко;
[155] Но половина из всех, не желая отплыть, там осталась
Вместе с Атридом царем, Агамемноном, пастырем войска.
Я с теми был, кто отплыл. По волнам мы стремительно мчались;
Бог перед нами стелил гладко волны пучинного моря.
Скоро пришли в Тенедос. Принесли мы там жертву бессмертным,
[160] Сердцем в отчизну стремясь, и о ней лишь моля. Но возврата
Зевс непреклонный нам дать не спешил: вновь враждой разделил нас.
Часть на судах, что с кормы, как и с носа, – изогнуты кверху,
За Одиссеем царём хитроумным пустились обратно,
Чтобы Атриду царю, Агамемнону, вновь покориться.
[165] Я же вперёд поспешил со своими судами, предвидя,
Что бог готовит всем нам на пути величайшие беды.
С нами и храбрый Тидид, взяв товарищей всех, тоже отбыл.
Отбыл чуть позже и сам Менелай златокудрый, догнав нас
В Лесбосе. Спорили там мы о том какой плыть нам дорогой:
[170] Выше от Хиоса плыть, где заливы и скалы крутые,
К Псире, оставить её нам по левому борту; или же –
Ниже от Хиоса, там, где Мимант, что ветрам всем открытый.
Знаменье дать нам тогда умоляли мы бога, и дал он:
Море судами велел резать по середине, к Евбее
[175] Путь нам держать, чтоб скорей мы жестокой беды избежали.
Ветер попутный, свистя, зашумел; корабли наши быстро
Рыбообильной морской шли дорогой. Достигли Гереста
Мы звёздной ночью, и там принесли на алтарь Посейдона
Бёдра от многих быков, столь великое море измерив.
[180] День был четвертый, когда в кораблях своих в Аргос цветущий
Прибыл с друзьями Тидид Диомед скакунов укротитель,
Я же тем временем плыл в милый Пилос, и ветер попутный,
Посланный богом нам в путь изначально, – ни разу не стихнул.
Так я вернулся домой, милый сын, и с тех пор я не знаю,
[185] Кто из ахейцев спасён, а кого нам оплакивать нужно.
Слухи же, что от других слышал я, здесь живя, в своём доме,
Вправе ты знать, их тебе расскажу, ничего не скрывая.
Вот, говорят, что домой мирмидонцы пришли, копьеборцы;
Слышали мы, славный сын Ахиллеса великого – с ними.
[190] Также вернулся домой Филоктет, сын Поянта прекрасный.
Идоменей в Крит привёл всех соратников, что уцелели
После войны, никого у него не похитило море.
А об Атриде и к вам, в землю дальнюю, верно, дошли уж
Слухи, как был умерщвлен он Эгистом, когда в дом вернулся.
[195] За преступленье потом и Эгист поплатился жестоко.
Счастье, когда умный сын у погибшего мужа остался!
Он отмстил за отца: им лукавый Эгист умерщвлён был,
Тот, кем коварно убит был его многославный родитель!
Вот и тебе, друг, – ведь ты, вижу я, и высок, и прекрасен, –
[200] Нужно отвагу иметь, чтоб в потомках жила твоя слава!».
Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«О мудрый Нестор Нелид! Ты – великая слава ахеян!
Да, он жестоко ему отмстил. И в ахейском народе
Сложатся песни о нём, будет слава ему у потомков.
[205] О, если б силой такой и меня одарили бы боги,
Чтобы я так же, как он, отмстил женихам за их наглость!
Столько мне горя от них, столько зла они вновь замышляют!
Только вот счастья, увы, ниспослать не судили такого
Боги ни мне, ни отцу. И удел мой отныне – терпенье».
[210] Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:
«О друг, напомнил ты сам мне об этом. К нам слухи доходят,
Как посещают ваш дом женихи твоей матери милой,
И как бесчинствуют в нём, беззакония делая много.
Но мне скажи: сносишь всё добровольно ты, или в народе
[215] Ты ненавистен своём и гоним по внушению бога?
Кто может знать, вдруг отец твой вернётся и всех перебьёт их,
Страшно за зло отомстив, – лично сам, или кликнет ахеян…
О друг, когда б и тебя полюбила Афина Паллада
Так как любила она Одиссея, заботой окутав
[220] В крае троянском, где мы много бед претерпели, ахейцы!
Нет, я не видел ещё, чтоб в любви боги так открывались,
Как Одиссею всегда помогала Афина открыто!
Если бы так же и ты ею был и храним, и возлюблен, –
Многие из женихов даже думать забыли б о свадьбе».
[225] Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«О старец! Думаю, то, что сказал ты, свершиться не может:
Слишком великая честь для меня, даже в трепет приводит.
То ни по воле моей, ни по воле богов не случится».
Но тут сказала ему светлоокая дева Афина:
[230] «Странная речь, Телемах, у тебя изо рта излетела!
Бог, если хочет, легко защитит нас и в дали далёкой.
Я предпочел бы скорей много вытерпеть в странствиях бедствий,
Но возвратиться домой, чем в пути своём, бедствий избегнув,
В дом возвратиться, чтоб в нём пред своим очагом вдруг погибнуть,
[235] Как Агамемнон, что пал от коварства жены и Эгиста.
Только от смерти, увы, даже боги не в силах избавить,
Пусть и любимца, когда час назначен и жребий уж выпал.
В руки идёт он тогда к навсегда усыпляющей смерти».
Так ей сказал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
[240] «Ментор, не станем о том говорить, хоть и горько на сердце.
Нет уж надежды на то, что увидим его день возврата.
Черную участь и смерть для него приготовили боги.
Я же с вопросом другим хочу к Нестору вновь обратиться,
Так как из смертных он всех справедливей, честней и мудрее.
[245] Был, говорят, он царём трёх подряд поколений народа.
Образом светлым своим он подобен бессмертному богу!
О мудрый Нестор Нелид! Ты скажи, не скрывая, всю правду:
Как умерщвлён был Атрид Агамемнон просторнодержавный?
Где был тогда Менелай? И какое же средство придумал
[250] Хитрый Эгист, чтобы смог умертвить он того, кто сильнее?
Или ещё не достиг Атрид Аргоса, был на чужбине,
Меж чужаков, потому и осмелился тот на убийство?»
Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:
«Всё я тебе, милый сын, расскажу откровенно, чтоб знал ты.
[255] Подлинно было всё так, как и сам ты себе уж представил.
Но, если б только застал в доме брата Эгиста живого,
Царь русокудрый Атрид Менелай, возвращаясь из Трои, –
То погребальный курган над убитым никто не возвёл бы:
Хищные птицы и псы растерзали бы тело, без чести,
[260] В поле далёком глухом, за пределами Аргоса; даже
Жёны ахейцев его б не оплакали. Слишком зарвался!
Ведь, когда бились с врагом мы под Троей высокой, в то время
Он в светлом Аргосе был многоконном, и там безопасно
Лестью опутал своей у жены Агамемнона сердце.
[265] Всё же противно сперва Клитемнестре божественной было
Дело постыдное то, дум порочных она не имела.
Да и певец был при ней, тот, которому царь Агамемнон,
В Трою собравшись отплыть, повелел наблюдать за супругой.
Только, как скоро судьба для греха её волю сломила, –
[270] Тут же был сослан певец злым Эгистом на остров пустынный.
Там он и умер и труп его хищные птицы терзали.
Ну а царицу Эгист в дом свой ввёл, одного с ней желая.
Множество бёдер он сжёг на святых алтарях для бессмертных,
Много принёс им даров в храмы: золота, тканей различных, –
[275] Дело большое своё с нежданным окончив успехом.
Мы же с Атридом царём, с Менелаем, скреплённые дружбой,
Плыли дорогой одной, как покинули земли Троады.
Суний священный мы с ним, мыс Афинский, когда проплывали,
Там меткий Феб Аполлон Менелаева кормщика свергнул;
[280] Нежно, без боли стрелой умертвил, подойдя к нему тихо,
Судном бегущим когда правил тот, руль держа рукой крепкой.
Фронтием звали его, Онеторидом, он всех искусней
Мог кораблем управлять, если буря бушует на море.
Хоть торопился домой Менелай, всё же там задержался,
[285] Чтоб погребенью предать друга с честью и полным почётом.
После, как вышел опять Менелай в винно-тёмное море
На глуботрюмных судах, и уже мыс Малеи высокий
Он проходил, – тут ему Зевс пространно гремящий устроил
Гибельный путь: он нагнал сильный ветер ревущий, свистящий;
[290] Волны огромные ввысь поднялись, высотою как горы.
Там, разлучив корабли, половину отбросил он к Криту,
Где кидоняне живут у потока реки Иардана.
Высится гладкий утёс там над морем огромный, вдвигаясь
В моря туманную мглу возле крайних пределов Гортины;
[295] Нот там на западный пик, к Фесту, волны огромные гонит,
Всё же тот мыс небольшой в прах крушит и огромные волны.
Там очутились суда. Лишь проворством спаслись мореходы.
Но корабли не спаслись: волны все их разбили о камни.
Пять остальных кораблей черноносых, похищенных штормом,
[300] Волны и ветер несли и на берег Египта пригнали.
Много собрал Менелай там сокровищ, и золота много,
Странствуя на кораблях в той стране среди чуждых народов.
И в это время Эгист совершил беззаконное дело,
Смерти Атрида предав. А народ покорился безмолвно.
[305] Целых семь лет он царил вольно в златообильных Микенах.
В год же восьмой из Афин возвратился ему на погибель
Богоподобный Орест, и убийцу Эгиста убил он,
Мстя за убийство отца, своего многославного предка.
После устроил он пир поминальный, предав погребенью
[310] Злую изменщицу мать и Эгиста, презренного труса.
В тот самый день Менелай возвратился могучеголосый;
Столько сокровищ привёз, сколько смог в кораблях уместить он!
Ты же от дома вдали, друг мой, странствуй недолго, оставив
Хищной толпе женихов всё имущество, предков наследство.
[315] Поберегись, ведь они всё сожрут, всё нещадно расхитят.
И бесполезным тогда станет путь, совершённый тобою.
Но к Менелаю тебе я советую, требую даже,
Съездить, его посетить. Он недавно вернулся из странствий;
Был у народов таких отдалённых, откуда вернуться
[320] Вряд ли надеялся кто, занесённый к ним штормом жестоким
Через пространство пучин столь огромных и страшных, что за год
Быстрые птицы сюда долететь не смогли бы оттуда.
Можешь поехать к нему ты по морю с друзьями своими;
Или по суше езжай, если хочешь: коней с колесницей
[325] Дам, и своих сыновей я пошлю, чтобы путь в Лакедемон
Славный тебе указать, где царит Менелай русокудрый.
Сможешь тогда ты и сам обо всём расспросить Менелая;
Лжи он не скажет тебе, потому что в нём мудрости много».
Так он сказал. Между тем солнце село и сумрачно стало.
[330] К Нестору слово своё обратила богиня Афина:
«О, старец, мудро ты всё говорил! Только медлить не будем:
Режьте теперь у быков языки, и вина намешайте,
Чтоб Посейдону возлить и другим небожителям тоже.
После – о ложе ночном время думать, о сне миротворном.
[335] День превращается в ночь; дольше нам уж сидеть не прилично
Здесь, на пиру у богов: всем пора разойтись, удалиться».
Это сказав, Зевса дочь замолчала. С ней все согласились.
Слуги тотчас же воды принесли, чтобы руки омыть им.
Юноши в чашах больших до краёв намешали напиток;
[340] Справа начав, разнесли в кубках каждому для возлиянья.
Бросив в огонь языки, встали все, возлиянье свершили.
Ну а затем от души они сами вином насладились.
Встала Афина, за ней Телемах встал, подобный бессмертным,
Оба собрались идти на корабль глуботрюмный к ночлегу.
[345] Нестор же их удержал. К ним он с речью такой обратился:
«Нет, не позволят ни Зевс, ни другие бессмертные боги,
Чтоб от меня ночевать вы ушли на корабль быстроходный!
Разве я нищий какой, оборванец, бедняк без одежды?
Или же в доме моём недостаток есть в мягких постелях,
[350] Чтобы и мне и гостям разместиться и сном насладиться?
Нет, мы в достатке найдём мягких лож, одеял и подушек!
Можно ли то допустить, чтобы сын самого Одиссея
Спальнею выбрал себе корабельную палубу! Боже!
Жив я пока, и пока сыновья длят мой род в моём доме,
[355] Всех, кто пожалует к нам, принимать будем мы дружелюбно!»
Тут светлоокая так отвечала богиня Афина:
«Речь справедлива твоя, о возлюбленный старец. И должен
Волю исполнить твою Телемах: то приличнее будет.
Пусть он с тобою идёт: эту ночь проведёт в твоём доме.
[360] Вам оставлю его. Сам же к чёрному судну вернусь я,
Чтобы товарищам всё рассказать, ободрить; дать наказы.
С гордостью вам сообщу, что из спутников я самый старший.
Прочие ж – молоды все: с Телемахом ровесники смелым;
Все доброй волей они и по дружбе лишь, в путь с ним пустились.
[365] Вот почему ночевать я иду на корабль глуботрюмный.
Завтра с зарею уйду я к народам отважных кавконов:
Нужно мне долг получить там, старинный и очень немалый.
А Телемаха ты сам, раз уж гостем твой дом посетит он,
После в дорогу отправь вместе с сыном своим, в колеснице;
[370] Да прикажи дать коней быстролётных, выносливых, сильных».
Это сказав, унеслась светлоокая дева Афина,
Вдруг обернувшись орлом. Видя то, изумились ахейцы.
Был изумлён и старик, видя чудо своими глазами.
За руку взял он тогда Телемаха, сказал ему с лаской:
[375] «О, друг, я вижу, что ты не плохой человек, не из робких,
Если тебе с ранних лет так открыто сопутствуют боги.
Был здесь не кто-то иной из богов, на Олимпе живущих,
Но Зевса славная дочь, – Тритогения, дева Афина.
Так же удачей она и отца твоего отличала.
[380] Будь благосклонна и к нам, о владычица! Славу даруй мне!
Также и детям моим, и супруге моей благонравной!
Я же тебе принесу в жертву здесь однолетнюю тёлку
Широколобую, что не знакома с ярмом, вольно бродит
В поле ещё; ей рога изукрашу я золотом чистым».
[385] Так он молился. И был он услышан Палладой Афиной.
Кончив молитву, пошёл первым Нестор наездник геренский
В дом свой богатый, за ним – сыновья и зятья, и другие.
После того как пришли в дом просторный его и красивый,
Все по порядку тогда разместились на креслах и стульях.
[390] В чаше тут старец развёл для собравшихся винный напиток:
Воду со сладким вином, что одиннадцать лет почти зрело,
И лишь теперь для гостей вскрыла ключница с амфоры крышку.
Это вино размешав, он, молясь, совершил возлиянье
Дочери бога-царя и эгидодержателя Зевса.
[395] Все тут возлили богам. И, вином насладившись довольно,
Гости потом разошлись по домам, чтобы сном насладиться.
В доме своём ночевать Нестор, всадник геренский, оставил
Лишь Телемаха, царя Одиссея любимого сына.
И на кровати резной на открытой и гулкой террасе
[400] Лёг тот, и с ним – Писистрат, копьевержец, мужей предводитель,
В доме отца только он был из братьев один неженатый.
Нестор же сам спать пошёл внутрь высокого царского дома,
Там, где царица ему приготовила брачное ложе.
Рано рождённая, вновь свет зажгла розоперстая Эос.
[405] С мягкой постели своей Нестор, всадник геренский, поднялся.
Выйдя из дома, он сел на камнях гладкотёсных, широких,
Что близ высоких дверей, перед входом сиденьями служат;
Белые, ярко они, словно глянец, блестели от лоска.
Прежде сидел там Нелей, многоумием богу подобный,
[410] Только давно уж судьбой он отправлен в обитель Аида.
Нестор геренский теперь там воссел, всех ахейцев защитник.
Скипетр в руке он держал. Сыновья его вышли из спален;
Все вкруг отца собрались: Ехефрон, Персей, Стратий, Аретос,
Богу подобный своей красотой Фрасимед горделивый,
[415] Следом и младший, шестой, Писистрат благородный явился.
И Телемаха сюда привели, усадив его рядом.
Тут обратил к сыновьям речь свою Нестор, всадник геренский:
«Милые дети мои! Что велю вам, – исполнить спешите!
Милости прежде всего я хочу попросить у Афины:
[420] Гостем пришла она к нам на великое пиршество бога.
В поле за тёлкой сейчас чтоб один из вас шёл поскорее:
Пусть её гонит сюда к нам пастух, что следит за стадами.
Ну а другой – поспеши к Телемахову чёрному судну,
Чтобы позвать к нам людей; только двух там оставить на страже.
[425] Третий же пусть позовёт мне Лаэрка сюда поскорее,
Златоискусника: он чистым золотом дивно украсит
Тёлке рога. Ну а все остальные при мне оставайтесь:
В доме рабыням обед прикажите готовить обильный,
Стулья расставить, дрова заготовить и светлую воду».
[430] Так он сказал. Сыновья всё исполнить скорей поспешили.
Тёлку пригнали; пришли с корабля Телемаховы люди,
Море проплывшие с ним; и Лаэрк пришёл, златоискусник.
Медный он нёс инструмент на руках: наковальню нёс, молот,
Крепкие клещи и всё, чем над золотом нужно работать.
[435] Также Афина пришла, чтобы жертву принять дорогую.
Золото выдал тогда старец Нестор, наездник геренский.
Мастер искусно покрыл им у тёлки рога, изукрасив,
Чтоб этот жертвенный дар блеском радовал сердце богини.
Тёлку вели за рога Ехефрон несравненный и Стратий.
[440] Воду Аретос принёс в дивном тазе с цветочным узором
И́з дому, – руки омыть; а в другой руке нёс он корзину
Жертвенную с ячменём. Подошёл Фрасимед, стойкий в битвах.
Острый топор он держал, поразить им готовился тёлку.
Чашу подставил Персей. Старец Нестор, наездник геренский,
[445] Руки омыв, осыпа́л ячменём тёлку, долго молился;
Срезав с её головы шерсти клок, бросил в жаркое пламя.
И остальные, молясь, ячменём осыпали телицу.
Несторов сын, Фрасимед многосильный, приблизившись, быстро
Жертву ударил лишь раз топором, и рассёк её шею,
[450] Силы расслабил её; и осела телушка на землю.
Вскрикнули дочери все, и невестки с самой Евридикой,
Нестора робкой женой, старшей дочерью дивной Климена.
Тёлку подняли слегка над землёю широкодорожной,
Тут уж докончил её Писистрат, предводитель народов.
[455] После, как чёрная кровь истощилась, дух кости покинул, –
Тушу на части тогда разделили и, вырезав бедра
Так, как обычай велит, их в два слоя обрезанным жиром
Все обернули. На них положили кровавое мясо.
Старец сжигал всё в огне, поливая вином искромётным.
[460] А сыновья подошли, наготове держа пятизубцы.
После, как бёдра сожгли и отведали сладкой утробы,
Прочее всё, на куски разделив, на рожны́ надевали,
И, над огнём их держа, мясо жарили, тихо вращая.
А Телемаха меж тем увела Поликаста помыться,
[465] Нестора младшая дочь. И когда его вымыла чисто,
Маслом елейным ему она тело натёрла душистым,
В лёгкий хитон облекла и плащом дивным плечи покрыла.
Вышел из ванны тогда на бессмертных он статью похожий.
Так возле Нестора он занял место, владыки народов.
[470] Мясо хребтовое тут, приготовив, с рожон острых сняли.
Сели за вкусный обед, и заботливо начали слуги
Бегать, вино наливать в золотые искусные кубки.
После, как голод едой и питьём утолили в достатке,
Нестор, геренский герой, так сказал сыновьям благородным:
[475] «Дети! Велите коней пышногривых запрячь в колесницу
Для Телемаха, чтоб мог по желанию в путь он пуститься».
Так он сказал. И слова его были исполнены тут же.
Быстро двух резвых коней легконогих впрягли в колесницу.
Ключница хлеба с вином положила в дорогу и разной
[480] Вкусной еды, что царям подобает как Зевса питомцам.
На колесницу взошёл Телемах, на прекрасную видом.
Рядом встал Нестора сын Писистрат, предводитель народов,
Мощной рукой вожжи взял он блестящие, ловко напряг их.
Стал гнать коней он кнутом, вихрем быстрые кони помчались,
[485] Полем летя. Позади вот уж Пилос исчез крепкостенный.
Кони летели весь день, всё тряся колесничное дышло.
Солнце уж село меж тем, потемнели дороги и тропы.
Прибыли в Феры они, к Диоклесу заехали в гости,
Что Ортилохом рождён, ну а тот рождён богом Алфеем.
[490] Дал им ночлег Диоклес и поднёс им на память подарки.
Рано рождённая, вновь свет зажгла розоперстая Эос.
Снова коней запрягли и, в узорную встав колесницу,
Быстро они со двора понеслись, гулкий портик минуя;
Стали коней гнать кнутом, вихрем сильные кони помчались.
[495] Вот уж достигли они и равнин, изобильных пшеницей.
Там они кончили путь, кони быстро их к месту примчали.
Солнце уж село меж тем, потемнели дороги и тропы.