Иллюзии красного

ГЛАВА 3

Валерия открыла глаза, в которые сразу ударил дневной свет, сморщилась и села на постели. Прямо на ее подушку ярко светило утреннее солнце.

– Поздно проснулась, – подумала она и тут же вспомнила сон, который ей снился. – Как неприятно! К чему это – мутная вода, змеи, умирающий мальчик? – Она вздрогнула от отвращения. Сейчас она думала о происшедшем несколько по-иному, нежели во сне. Казалось естественным, что ребенок пытался прогнать змею палкой.

Это все индийская выставка! Она попыталась занять мысли предстоящей работой, но они упорно крутились вокруг да около событий странного сна.

– Что же еще ему было делать? – продолжала она думать о мальчике. – Это взрослые виноваты: не смотрели за ним, отпустили одного на реку, в которой водятся ядовитые змеи.

Впечатление от сна постепенно рассеивалось, вытесняемое повседневными заботами. Накинув халат, Валерия отправилась на кухню варить себе крепкий кофе. Она только взяла чашку, как в прихожей зазвонил телефон.

– Здравствуйте, Борис Иванович! Конечно, помню, – она поморщилась. – Обязательно сделаю, как договаривались.

Она не любила, когда ее торопили. Борис Иванович, которому она переводила научные статьи из медицинских журналов, имел тенденцию тянуть до последнего, а потом «пороть горячку». Так было и в этот раз.

– Я хочу попросить вас, если возможно, сделать перевод побыстрее. Понимаете, у меня осталось очень мало времени, а без этого материала просто невозможно работать. – Он говорил ноющим, вкрадчивым голосом, взывая к пониманию и сочувствию. Валерию раздражала такая манера общения, но клиент есть клиент.

– Я уже все перевела, надо только привести в порядок. Когда передать вам дискету?

– Мы можем встретиться через два часа, там же, где всегда, – явно обрадовался заказчик. – Я очень вам благодарен!

Валерия снова поморщилась. Допивая кофе, она раздумывала, успеет ли еще что-то сделать до встречи с Борисом Ивановичем. Она всегда работала быстро и очень профессионально. В отношениях с людьми была собранна, аккуратна и ответственна, не допускала расхлябанности и волокиты. Они это чувствовал и вели себя соответственно, благодаря чему не возникало никаких недоразумений. Никто никогда не учил Валерию разбираться в людях, но она обладала в отношении их каким-то особым чутьем, легко угадывая присущие им черты характера уже через несколько минут общения. Как это получалось, она сама не знала, но ошибалась исключительно редко.

Борис Иванович, известный врач-невропатолог и научный работник, который заказывал ей переводы статей из иностранных журналов, производил впечатление человека, увлеченного своей работой, порядочного, неторопливого и рассудительного. Но что-то в нем постоянно раздражало Валерию – какая-то глубоко затаенная обида на весь белый свет, на людей, которые не понимали его тонкой и чистой души, и, соответственно, не оказывали должного уважения, признания и поддержки.

Ей нравились целеустремленные люди, – она сама была такой и ценила это в других. В Борисе Ивановиче ей особенно импонировали его настойчивость и упорство. Валерия достаточно много зарабатывала, чтобы не заботиться о деньгах. Телефонный разговор поднял ей настроение – деньги за перевод статьи она потратит на покупку нового наряда, подходящего к приобретенным на выставке индийским браслетам.

Закончив работу, она начала собираться. На это всегда уходила уйма времени – прохладный душ, легкий макияж, тщательный подбор одежды, – все это она делала не торопясь, обдуманно и со вкусом. Ей нравилось выглядеть каждый день по-разному, но всегда стильно и современно.

Уже надев модное красное полупальто и высокие кожаные ботинки на высоких каблуках, удовлетворенно глядя в зеркало, она подумала о Евгении. Он не позвонил ей, хотя она ожидала, что обязательно позвонит. Это не столько встревожило ее, сколько удивило.

Борис Иванович, как всегда солидный и серьезный, уже ждал в просторном фойе научно-исследовательского центра. Он приветливо улыбнулся Валерии, приглашая сесть в кресло. Весеннее солнце, холодное и яркое, весело светило через огромные стеклянные окна во всю стену. Около полированного столика в больших кадушках цвели пышные китайские розы, издавая тонкий горьковатый аромат.

– Валерия, это просто волшебство, как быстро вы работаете! Я так долго не решался позвонить, чтобы попросить вас ускорить перевод… – сказал он, медленно, тщательно подбирая слова. – Я думал, что вам эта настойчивость будет неприятна, и, поверьте, если бы не крайние обстоятельства, никогда не стал бы торопить.

Борис Иванович опустил глаза, лицо его стало грустным, словно он хотел поделиться с ней своими проблемами и переживаниями, но понял, что это ей вряд ли интересно, поэтому все так же печально смотрел на нее и молчал.

– Мне было приятно помочь вам, – Валерия почувствовала себя неловко, как и всегда в его присутствии, будто бы она тоже была перед ним в чем-то виновата, и не хотела этого признавать. Она торопливо достала дискету из сумочки и подала ему.

– Вы, наверное, как всегда, торопитесь, – доктор поднял грустные глаза и посмотрел на нее со скрытой укоризной. – Вы молоды и спешите жить, где-нибудь вас ожидает молодой и красивый, темпераментный поклонник, и вы думаете о нем – это правильно.

Валерия ответила улыбкой, не отрицая и не подтверждая сказанное. Она подумала, что, судя по интонации, он вовсе не считает ее поведение правильным, а, напротив, осуждает ее вид, мысли и сам образ жизни. Зачем он притворяется? Этот риторический вопрос остался без ответа.

Борис Иванович подал ей конверт с деньгами, и она, не считая, положила их в сумочку.

– Желаю вам успеха! – Валерии хотелось быть искренней.

Доктор проводил ее до двери. Попрощавшись с ним, она почувствовала облегчение. Напряжение спало. Погода была прекрасная. По голубому небу льдинками проплывали небольшие облачка, блестели на солнце лужи, в воздухе стоял запах оттаявшей земли, мокрого снега. Сквозь тонкие голые ветки деревьев виднелись кирпичные стены храма Всех Святых. Высокая, полукруглая, окованная железом дверь храма была открыта, в темной глубине мерцали огни свечей…

Валерия вдохнула полной грудью холодный воздух. По-весеннему радостно и громко щебетали птички, хрустел под ногами не растаявший утренний ледок на тротуаре. Весенняя природа взбудоражила Валерию, ей захотелось чего-то необычного, острого и волнующего. Она подумала о Евгении – наверняка, он звонил ей, когда ее не было дома. Ничего, позвонит еще.

Подходя к университету, в котором она преподавала английский, Валерия увидела его темно-синюю машину. За передним стеклом, на виду лежал огромный букет роз. У нее неожиданно сильно сжалось сердце; то ли жалость, то ли умиление подступило к глазам предательской влагой. Как глупо! На секунду ей показалось, что она не властна над своими чувствами… Заметив ее, Евгений вышел из машины с красными розами в руках. Он легонько поцеловал ее и вручил цветы.

– Я заеду за тобой вечером, после шести, – его тон подчеркивал невозможность возражения, и, одновременно, страх получить отказ.

Поднимаясь по широкой университетской лестнице, Валерия хмурилась. Она была недовольна собой. Старосветская девица на выданье – так она охарактеризовала свое нелепое поведение.

– Какие милые цветы! И как это тебе только удается, Лерочка! Только не говори, что был зачет или экзамен. Меня не проведешь! – щебетала Катенька, догнав ее в длинном полупустом коридоре.

Из всех коллег с ней одной у Валерии сложились дружеские отношения. Им нравилось поболтать в свободную минуту.

– Тебе бы только похихикать! Обыкновенные розы.

– Ну да, конечно. Мужчины, рестораны, иностранцы, цветы – твои серые будни, – изображая притворное сочувствие, ответила подруга.

– Солнышко, ты не ошиблась – это действительно будни. Мне не нравится работа переводчика, но за нее хорошо платят.

– Какие мы меркантильные! – закатила глаза Катенька. – А как же думы о вечном? Все о деньгах да о деньгах печешься, грешная ты душа!

Валерия улыбнулась. Тон легкой издевки, любимый тон Катеньки, ей нравился.

– Катерина, а где это ты о вечном слышала? – неожиданно вырвалось у Валерии. Она сама удивилась. Неужели, весна на нее так действует?

Катенька вдруг смутилась, возникло неловкое молчание.

– Потом расскажу, – выдавила она. – Мне еще материалы на замену взять нужно. Ну, не грусти без меня. – Ее тоненькая фигурка быстро скрылась за дверями библиотеки.

– Странный сегодня день, – сказала Валерия самой себе. Настроение отчего-то испортилось. Тревога пришла в ее жизнь, незаметно прокравшись из сна. А может быть, она появилась еще на индийской выставке?.. Но почему?

Аудитория была полна солнечного света, студенты сидели разомлевшие и заторможенные. Легко угадывался всеобщий настрой пробездельничать занятие. Валерия не собиралась поддерживать лень и безответственность. Все, отведенное на обучение время, она использовала с максимальной отдачей, активно и организованно. Она добивалась блестящих результатов от своей группы, требуя и получая уважение, которого заслуживала.

Время пролетело быстро. По дороге домой она зашла в небольшой частный магазинчик одежды. Ей не давали покоя браслеты: хотелось поскорее надеть их, и с подходящим нарядом. Выбор вечернего платья сегодня оказался легким делом. Продавцы предложили ей три модели. Комплект абрикосового цвета сразу бросился в глаза. Платье подошло и по размеру. Валерия с удовольствием смотрелась в зеркало под одобрительные возгласы продавцов.

– Вы просто красавица! – с оттенком зависти сказала одна из них, помогая застегивать змейку на спине. – И вам действительно идет такой цвет. Мы сомневались, что его кто-нибудь решится купить – простое по форме, и этот большой шарф или накидка… Необычно. Эта вещь очень индивидуальна. Но на вас просто отлично смотрится!

Электричка летела сквозь темноту, минуя многие станции без остановок. Поздние пассажиры, сонные и притихшие, дремали. В тускло освещенном вагоне было душно. Равномерный стук колес убаюкивал.

Вален спал, прислонившись головой к оконному стеклу…

Сквозь вязкую густую мглу проступили очертания незнакомой комнаты.

– Это комната старухи, – догадался он. Достал из рюкзака фонарь и осмотрелся. Вот шкаф… какой старый! Стол… на нем пусто. Стулья … Все целое, не поломанное. Значит, тут еще никого не было?

А в статье писали – что все перевернуто, мебель переломана. Не могут прожить без вранья!

Вален перевел луч фонаря на кровать и обмер – вместо старухи на ней сидел Ник, сложив руки на коленях и глядя куда-то вдаль… Как будто не видит Валена, старого товарища детских игр.

– Фу, как зомби! – подумал Вален. Он почувствовал поднимающуюся изнутри волну возмущения. Гнев рвался наружу, хотелось закричать на Ника что есть силы. – Шуметь нельзя, – вовремя вспомнил он и зло прошипел:

– Что ты тут делаешь? Как ты здесь оказался? Я специально ничего не рассказывал, потому что тебя здесь быть не должно. Убирайся к черту, ты меня напугал!

Ник растворился. Кровать, аккуратно застеленная, с высокой горкой подушек, осталась пустой. Тонкое деревенское самотканое покрывало не было смятым. Сердце Валена билось сильными неравномерными толчками, противно, как пойманная рыба.

Пора приниматься за дело. Добросовестно обыскивая весь дом, он обшарил все уголки, заглянул во все ящички, перетряхнул все тряпки…Уставший от бесплодных поисков, Вален опустил руки и застыл в растерянности.

– Надо уходить! Где тут дверь? – Он обернулся и взял в руки фонарик. Луч света упал на зеркало, висящее на некрашеной деревянной стене. Вален посмотрел на свое отражение и увидел, что у него на шее висит длинная связка золотых обручальных колец, нанизанных на белую бельевую веревку…

Вален проснулся, посмотрел на часы. Сколько всего успело присниться за какие-нибудь полчаса! Он никогда не придавал значения снам, тут же забывая их.

Вспомнилось, как он собирался в дорогу: не хотелось никуда ехать, идти. Ник дал ему рюкзак и все необходимое, молча заворачивал бутерброды, ни о чем не спрашивая. Вален злился. Ему не хотелось ни о чем рассказывать Нику заранее. Вдруг, не удастся найти никакого золота? Другие ведь тоже искали, и все оказалось напрасно.

Где-то в глубине души таилось сожаление, что он ввязался в это. Нужно пользоваться точными и проверенными данными, тогда уж не попадешь впросак!

Машинист объявил следующую станцию, и Вален вернулся от своих невеселых воспоминаний в такую же унылую реальность. Проходя по вагону, он споткнулся об выкатившуюся прямо под ноги пустую бутылку из-под пива и выругался.

– Развалились тут, грязнули, – подумал он про двух спящих мужиков.

Единственным, кто вышел на станции Егорьево, был Вален. Он смотрел, как постепенно исчезали в темноте огни электрички. На платформе горел фонарь, освещая высокие старые ели по обе стороны железнодорожного полотна. Холодный ветер дул резкими порывами, пробирая до костей.

Вален спустился к тропинке, которая вела вглубь леса. Темнота окружила его со всех сторон. Непонятный страх заполз в сердце. Очень медленно, наощупь пробираясь между деревьев и кустов, Вален шел вперед, то и дело проваливаясь в какие-то ямы и лужи. Ветки царапали и цеплялись за одежду, в воздухе пахло сырой древесиной и прошлогодними листьями. Несколько раз он сбивался с тропинки, натыкался на поваленные бревна; от напряжения стало жарко. Злой, исцарапанный, с мокрыми ботинками, тяжелыми от налипшей земли и листьев, он, наконец, вышел из лесополосы и сразу увидел Егорьево.

Вален немного постоял, осматриваясь и прислушиваясь. В некоторых домах еще горел свет. Вдалеке лаяли собаки. Подойдя поближе, он сразу увидел бабкин дом. Столько раз он представлял его себе! В заброшенном дворе, за покосившимся забором росла плакучая береза. Ощущение пустоты и заброшенности охватило его при виде этого одинокого жилища. Вален долго вглядывался в темноту… Ни души вокруг, – только шум ветра да скрип поломанной калитки нарушали тишину. Луна снова спряталась за тучи.

Молодой человек поежился: ночной холод давал о себе знать. Достать перчатки из рюкзака оказалось не просто – он забыл, куда положил их. Пришлось рыться по разным карманчикам, ощупывая все, что попадалось под руку. Его охватила злость на себя, на свою неприкаянность, на жизнь, которая заставляет его лазить ненастными ночами по лесным буреломам, в то время, как другие, более удачливые, сладко спят в теплых постелях. Тут он вдруг вспомнил, что перчатки в кармане его куртки, и немного успокоился.

Надев перчатки, Вален подкрался к окну и потрогал его рукой: закрытые ставни были забиты наглухо. С трудом удалось проникнуть внутрь дома – очень пригодилась найденная Ником в ящике с инструментами большая отвертка. Резкий, застоявшийся запах сырости и нежилого помещения был неприятен. К нему примешивался еще какой-то – то ли ладана, то ли воска… В темноте ничего не было видно. Только теперь Вален вспомнил о фонаре. Черт! Как это могло вылететь у него из головы?

Время шло быстрее, чем он рассчитывал. Фонарь осветил комнату, весь вид которой говорил, что искать тут уже нечего. Из мебели остался один пустой старый шкаф без дверцы, одиноко стоящий в углу. Возле окна валялись несколько мешков. Все…

Вален начал обыскивать дом. Как это делать, он толком не знал, пользовался сведениями, полученными из книг и кинофильмов – простукивал стены, заглядывал во все укромные уголки, которых, впрочем, было немного. Ничего интересного он так и не нашел. Наверное, те, кто побывали здесь до него, здорово разочаровались. Осматривая пол, Вален раздумывал, старясь представить себе, что здесь произошло. Ему казалось, что пьяные подростки, вломившись ночью к одинокой «колдунье», ожидали увидеть какие-нибудь атрибуты нечистой силы – карты для гадания, сушеные травы, бутылочки с приворотным зельем, корешки, свечи, – но, скорее всего, их предположения не оправдались. Тогда они начали крушить все в поисках золота, уже не надеясь на успех. В конце концов, озверев от бесплодных поисков и обманутых ожиданий, задушили бабку. Может, именно так все и было, а может быть, и по-другому. Кто знает?

В нескольких местах пол здорово прогнил, доски прогибались, жалобно скрипели. Опасаясь провалиться, непрошеный гость ступал очень осторожно. Луч фонаря обшаривал доску за доской – в одном месте Валену показалось, что пол неожиданно крепкий. Он остановился, потоптался, попрыгал – доски не скрипели. Странно… Гость достал из рюкзака инструмент и стал отрывать по очереди доску за доской, они оказались не только толще других, но и короче. Под досками открылось небольшое углубление – грязное и сырое. Вален засунул туда руку и хорошенько все обшарил. Ничего… Только перчатки испачкал. Вот черт! Он выругался и перешел на другой край дыры, проделав то же самое. Ему показалось, что рука наткнулась на что-то… Вален начал лихорадочно копать землю, вытащив на поверхность старый деревянный ларец, потемневший и трухлявый, который развалился прямо у него в руках. Ларец, конечно, оказался пустей пустого. Ах, незадача! Вален, только что испытавший дрожь возбуждения, близость желанной добычи, почувствовал, как закипает от бешенства. Проклятая старуха, она глумится над ним! Теперь он вполне понял разъяренных подростков. Если бы бабка попалась ему под руку…

Он сидел на корточках возле дыры в полу и чуть не плакал. Опустошение и тоска наполнили его сердце, только что неистово забившееся в предвкушении вожделенной находки. Однако, искать больше было негде. Вален устало поднялся, отряхнул пыль и землю, собрал рюкзак. Пора уходить. Светящийся циферблат часов, позаимствованных у Ника, показывал начало четвертого утра.

– Ну, что ж, первый блин всегда комом, – не стоит расстраиваться, – утешал он сам себя. Лезть через окно больше не хотелось. Вален напоследок окинул взглядом пустой дом: немало искателей легкой добычи побывали тут до него. Не стоило и ставню ломать. Другие окна, с выбитыми стеклами, зияли, как глазницы старого черепа. Луна равнодушно смотрела на Валена, как до этого на других таких же неудачников.

Эх, пропадай все пропадом! Он со злостью ударил ногой по входной двери, что было явно лишним. Ветхое дверное полотно едва не слетело с заржавевших петель. Вален от неожиданности по инерции пролетел пару шагов и выскочил на такое же развалившееся крыльцо, – гнилая доска треснула, нога провалилась, и он, не удержав равновесия, грохнулся, выронив фонарь и проклиная все на свете.

Небо очистилось, крупные звезды сияли на черном покрывале ночи, резкий и холодный ветер хлопал дверью бабкиного дома, пел свою заунывную песню; шелестела голыми длинными ветками большая береза…

Вален с трудом вытащил ногу, для чего пришлось оторвать пару трухлявых, истлевших досок крыльца. Рюкзак на спине очень мешал, стало жарко, разочарование сменилось крайним раздражением. Наверное, поэтому, он не сразу заметил, как в глубине, под крыльцом, что-то блеснуло в лунном свете. Валену не хотелось вновь быть обманутым. Некоторое время он тупо смотрел вниз, в образовавшуюся благодаря его падению дыру. Жадность взяла верх над всеми остальными чувствами – он схватил фонарь и полез в тесное пространство, усыпанное гнилой трухой и обломками ступенек. Не веря своим глазам, Вален извлек из-под земли и мусора твердую гладкую коробку, довольно тяжелую.

Сердце неистово забилось, дыхание перехватило. Медицинский автоклав! Нержавеющая сталь тускло и желто блеснула в круге фонаря. Валену никак не удавалось открыть его. Не выпуская счастливую находку, он зубами стащил с правой руки перчатку и дрожащей рукой справился с непростой задачей. Автоклав был приличного размера и полон золотыми украшениями – в основном кольцами. Золото мягко светилось, притягивая взгляд, словно самый сильный магнит.

– А если это не тот дом, о котором говорилось в статье? И деревня не Егорьево, а какая-нибудь другая? – Вален чувствовал, как смятение, замешательство, смешавшись с ликованием и восторгом, помутили его разум. Голова закружилась так сильно, что его затошнило. Он крепко зажмурил глаза, но кружение продолжалось, как будто он вращается на огромной карусели и никак не может остановиться. – Это нервы. Я слишком долго мечтал об этом! И вот, наконец, судьба вознаградила меня…

Спотыкаясь, преодолевая головокружение, Вален бросился прочь от одинокого дома. На мгновение ему стало страшно, какое-то нехорошее предчувствие сжало сердце…

Было еще совсем темно. Вален шел к станции. Дорога через лес показалась вдвое длиннее, чем в первый раз. Высоко в небе стояла луна, гнулись и скрипели от ветра деревья, чавкала под ногами талая грязь. Ботинки с налипшими листьями были мокрыми и тяжелыми.

Первая электричка пришла в пять часов. Вален вздохнул с облегчением, усевшись на жесткое деревянное сиденье в пустом холодном вагоне. Думать ни о чем не хотелось.