Имперский ястреб

– Приказано дождаться, когда господин лейтенант ознакомится лично.

Пожав плечами, я вскрыл пакет, пробежал глазами ровные строчки и обалдело замер. В приказе говорилось, что мне, лейтенанту Рику Сайваару, через двое суток необходимо явиться в штаб Первого полка для отправки с секретной военной миссией ни много ни мало – на Южный континент! И еще: мне предстояло принять под свое командование роту!

– Сколько солдат в роте? – обморочным голосом спросил я вестового.

Казалось, тот немного удивился такой безграмотности.

– Сто человек, господин лейтенант!

Сто человек! Сотня отборных, опытных воинов, которыми я должен буду как—то командовать! И что же теперь прикажете делать? Может, попросить императора, чтобы приказ был отменен? Неудобно, еще подумает, что боюсь. Но если я действительно боюсь! И в большей степени не за себя, а за тех несчастных, что поступят под мое командование. Я же их в первом бою всех угроблю! Какой из меня, к Бездне, вояка?

– Карета подана, милорд, – напомнил Сэм.

Мальчишка лихо козырнул, щелкнул на прощанье каблуками сапог и вылетел из комнаты.

Учитывая последние события, настроение у меня было не самое радужное. За ужином я свирепо косился на так некстати разошедшегося принца Келдина. Изысканный превзошел самого себя, он явился к столу в голубеньком, расшитом блестками килте, подозрительно напоминавшем юбочку циркачки. Весь вечер его высочество демонстрировал стройность своих ног, то и дело вскакивая из—за стола, чем вызвал у меня желание предложить ему отправиться повоевать. Авось, Ястребы сделают из него кого—нибудь, если не мужчину, так хотя бы покойника. Слава Лугу, император не обращал внимания ни на выходки своего сыночка, ни на мое к ним отношение. Он был занят разговором с Вериллием:

– Так вы считаете, одного полка будет достаточно?

– Более чем, ваше величество. Тысяча отборнейших ветеранов против горстки зарвавшихся парганцев – наши ребята смешают их с грязью.

– Хм, а коренных жителей вы не учитываете?

– Но что могут дикари против регулярных войск империи?

– Не знаю, – задумчиво протянул Ридриг. – Прежде они никогда не восставали.

– В любом случае, мы не можем отзывать войска от границы с Парганией. Там очень неспокойно, ваше величество.

– А что Лесной край?

Я насторожился, вспомнив, что именно в Лесном крае находилось подаренное мне имение.

– Кажется, эльфы со дня на день готовятся нарушить Лендсонский договор. Боюсь, скоро там начнутся боевые действия.

Император отшвырнул салфетку и залпом выпил бокал вина.

– Похоже, Алмазный век закончился.

Вот это новости! Пятьсот лет назад, превратив Галатон в самую могущественную империю Аматы и заключив с эльфами бессрочный договор о ненападении, Ридриг первый положил начало эпохе, которую называют Алмазным веком. На протяжении всего этого времени страна процветала и богатела, и ни разу за эти годы на территории Галатона не было войн. Случалось, империя ввязывалась в заварушки, но всегда воевала на чужой земле, что в конечном итоге шло лишь на пользу – если не гражданам, то уж казне точно. Да, Ридриг, безусловно, прав: если Белоглазые выйдут из своего Аллирила и нападут на Лесной край, это будет означать первую за полтысячи лет серьезную войну.

– Скорее всего, произойдет резкий скачок цен на оружие и доспехи, – добавил Верховный. – Эльфы в несколько раз взвинтили пошлины за переход через их земли. Гномы уже выражают недовольство.

Ну, просто новость за новостью! Для жителей гор Золотой цепи переход через Аллирил – единственный способ попасть в Галатон. Поэтому гномы, отправляющие в империю целые караваны с оружием, доспехами, и прочим товаром, а назад везущие ткани, одежду, обувь, провиант, и многие другие вещи, вынуждены соглашаться с любыми условиями эльфов. Те же не теряются, под разными предлогами повышая плату за сомнительное удовольствие пробираться сквозь чащу по узким тропинкам. Есть, правда, в Аллириле так называемый тракт для караванов, но и он представляет собой узкую просеку, по которой с трудом проходит повозка, запряженная парой лошадей.

– Хорошо, – решился Ридриг. – Указ об отправке дополнительных войск в Лесной край будет завтра.

– Ваше величество, – Вериллий был заметно смущен. – Совет позволил себе… лишь из—за крайней необходимости… – он потянул откуда—то из—под стола пергаментный свиток. – Нужна только ваша подпись и императорская печать.

Разворачивая указ, Ридриг недовольно хмурился. Конечно, какому монарху понравится, что указ составлен по чьей—то инициативе, а от него требуется лишь подпись.

– Почему вдруг такая заваруха в Аллириле? – отрывисто спросил он, внимательно изучая написанное на пергаменте.

– Убийства продолжаются, ваше величество.

Храни нас, Луг милосердный! Значит, то, о чем поговаривали люди в трактирах, правда! Ходили слухи, что в последние два года время от времени эльфы расправляются с жителями Лесного края. Нет, конечно, о такой кровавой резне, как во времена Смуты, речи пока не шло. Но рассказывали, что на окраине леса то и дело находят мертвецов, и – самое подозрительное – они убиты из лука. Стрелы, ставшие орудием убийства, найти не удалось. Они были вырезаны из тел, как это обычно делают воины Белоглазых. Случались даже нападения на солдат из пограничных отрядов. Правда, те выжили, Имперские волки – народ серьезный. Но все они уверяли, что в момент нападения видели зеленые костюмчики, да размалеванные хари с бесцветными глазами. Да уж, я сегодня много узнал! Аппетит у меня отшибло начисто, в голове билась единственная мысль: при таком раскладе от военной службы, пожалуй, не отвертеться. Вериллий словно прочел мои мысли:

– Рик, тебе уже сообщили, что твой полк отправляется с миссией на Южный континент?

– Да, – неохотно протянул я.

– Как? – вскинулся принц Келдин. – Почему именно Рик?

– Для воодушевления и повышения боевого духа среди воинов, ваше высочество, – парировал Верховный. – Вы же знаете, как наш Рик Сайваар популярен в народе. Герой не может оставаться в стороне, его участие в кампании вызывает доверие людей.

Ну, теперь решающее слово за императором. Если не возразит – пиши пропало, истлевать моим косточкам где—нибудь в Пустыне призраков, или в джунглях Зеленого сердца! Затаив дыхание, я ждал реакции Ридрига. Тот лишь рассеянно кивнул, слушая рассуждения Вериллия о причинах моего отправления на войну. Дарианна тоже приняла новость спокойно. Вот она, благодарность власть имущих! Я нетерпеливо дожидался конца ужина, чтобы ринуться домой. Уж если суждено сложить голову на чужбине, надо хотя бы привести в порядок дела. Завещание, к примеру, написать. Дом со всем его содержимым и хозяйственными постройками я решил оставить дядюшке Ге, а имение и доход с него – Галианне в благодарность за прекрасно проведенные ночи. В моем распоряжении имелось всего двое суток. За это время мне нужно было найти поверенного, оставить ему бумагу со своей последней волей, дать Сэму распоряжения по управлению домом, попрощаться с Галианной, а самое главное – навестить дядю Ге. Может, конечно, я и вернусь из похода живым, но лучше предусмотреть все возможные исходы. Но и этим скорбным планам не суждено было сбыться. Когда я уже считал минуты до того, как император покинет столовую, и мне можно будет ретироваться, Ридриг вдруг сказал:

– Поздно уже, Рик, ты можешь переночевать во дворце.

Возразить у меня пороху не хватило, от монаршего гостеприимства не отказываются. Физиономия Келдина подозрительно замаслилась. От души надеясь, что мне не придется всю ночь отбиваться от любвеобильного принца, после ужина я проследовал в свои покои. Устроившись на мягкой постели, некоторое время предавался воспоминаниям о Галианне, потом незаметно для себя уснул.

Пробуждение было таким же шокирующе—необычным, как и все, что случалось со мной в последнее время. Я очнулся оттого, что кто—то настойчиво тряс мое плечо. Раскрыв глаза, увидел склоняющуюся ко мне в темноте белую фигуру. Приготовился было заорать, но на губы легла благоухающая ручка с тоненькими пальчиками. Убедившись, что передо мной не призрак, я слегка успокоился и потер глаза, желая рассмотреть загадочную незнакомку. Чиркнула спичка, в руке женщины вспыхнула обычная, не вечная, свеча. У кровати собственной персоной стояла ее высочество Дарианна! Я слегка загрустил: скудные прелести принцессы не будили моего воображения, и ничего такого в отношении нее я предпринимать не собирался. Но истолковать ее появление у моей постели как—то иначе не мог, поэтому просто лежал и хлопал глазами, отдавшись на милость Неи. Однако Дарианна не торопилась с изъявлением нежных чувств: увидев, что я окончательно проснулся, она отправилась к двери, жестом приказав следовать за ней.

От удивления позабыв обуться и одеться, я босиком, в одном нижнем белье, пошлепал по темному пустынному коридору вслед за принцессой, которая, высоко подняв свечу, освещала нам путь. Проведя меня через бесконечные анфилады комнат и несколько запутанных переходов, Дарианна наконец остановилась в небольшом помещении, больше всего похожем на кладовку или чулан. Здесь громоздились кучи старой, пахнущей сыростью, одежды, была навалена какая—то поломанная мебель, высились пыльные горы растрепанных книг, и валялись прочие ненужные и вышедшие из употребления вещи. Принцесса подтолкнула меня к стене, я шагнул, споткнувшись о какой—то рваный башмак, и уперся руками в маленькую, ниже человеческого роста, дверцу. Обиженно заскрипев, дверца отворилась, и я увидел узкую комнату без окон, из глубины которой навстречу мне двинулся человек.

– Заходи, Рик, – полушепотом произнес он.

Подпихиваемый Дарианной, я перешагнул порог и только тогда узнал в незнакомце Ридрига второго. Принцесса между тем плотно притворила за собой дверь и присела в одно из стоящих посреди комнаты кресел.

– Удивлен? – уже в полный голос спросил император.

Я промямлил в ответ что—то невразумительное.

– Есть разговор, – обыденно сказал Ридриг, усаживаясь рядом с дочерью. – Ты, наверное, не раз задавался вопросом: зачем я представил тебя ко двору и приблизил к себе как друга. Дело в том, Рик, что мне нужен был человек, которому я мог бы полностью доверять. Все это время я присматривался к тебе и пришел к выводу: лучше тебя никто не справится с моим поручением. В любом случае, тянуть уже нельзя, а другого кандидата у меня нет.

– Каким поручением? – обуреваемый дурными предчувствиями, я рухнул в кресло.

– Об этом чуть позже. Сейчас я попытаюсь вкратце описать тебе происходящее в империи, чтобы ты понял всю важность возлагаемой на тебя миссии. Сначала небольшой экскурс в историю. Наверное, тебе известно, что империю в том виде, в каком она существует и по сей день, создал Ридриг Просвещенный. Но думаю, не ошибусь, если предположу, что грядут важные перемены, и не в лучшую сторону.

Ну, это не новость. Старики давно поговаривают: быть беде. Правда, старики говорят так всегда, а что за беда случится, и когда это произойдет, не указывают. Но вот дядюшка Ге в последние полгода тоже предрекал неприятности. А не верить ему у меня нет оснований. Старый хрыч нечасто ошибается в гадании по кофейной гуще.

– Вижу, ты не удивлен, – мрачно усмехнулся Ридриг. – Тогда продолжу. Скоро Алмазному веку настанет конец, империя обречена на войны. Первая назревает в Лесном крае: как ты слышал сегодня, эльфы совершают вылазки к жилищам людей, и это всегда заканчивается одинаково.

– Но ведь Лендсонский договор… – начал было я.

– Действителен лишь до тех пор, пока одна из сторон не нарушит пункт о неприкосновенности жизни, – перебила еще одна фигура, выбравшаяся из темного угла комнаты и оказавшаяся при ближайшем рассмотрении Вериллием. – Разведка докладывает, что эльфы считают нарушителями именно нас. Дело в том, что убитыми находят не только людей. Сейчас трудно сказать, кто явился зачинщиком, но Первозданные прощать не приучены. Теперь о нашем основном политическом противнике. Паргания претендует на увеличение влияния в колониях. К тому же, ее народ недоволен правлением нынешнего императора, и вот—вот восстанет. Думаю, для того, чтобы отвлечь подданных от насущных забот, государство вполне способно развязать войну. Сдерживает Парганию лишь необходимость оттягивать большую часть войск на северо—запад.

Что там у Паргании на северо—западе? Ах да, конечно, орки! Нам в этом отношении повезло несказанно больше: с эльфами худо—бедно можно договориться. Народ они, конечно, гордый и воинственный, но если уважать их суверенитет, в драку не полезут. А вот племена Диких спят и видят, как бы уничтожить все человечество.

– Ну и, наконец, третья война уже идет, – подхватил Ридриг. – Колониальная война. На Южном континенте захвачены Санма и Куум – страны, в которых добывается основная часть паурония. Первый полк отправляется туда, чтобы выбить парганских солдат.

Все же я не улавливал смысла этой беседы. Ну, войны, ну, политика. Но при чем здесь бывший бастард, а ныне – лейтенант Имперских ястребов барон Рик Сайваар? Видимо, непонимание отразилось на моем лице, потому что Ридриг сказал:

– Потерпи, Рик, скоро мы доберемся до цели нашей встречи. Итак, наше государство находится в трудном положении и рискует потерять свою главенствующую роль в мире. Теперь любая смена власти, или внутренний переворот были бы катастрофой. Если бы то покушение удалось…

– То к власти пришел бы Келдин! – негодующе воскликнула Дарианна.

– Да, – подтвердил император, успокаивающе прикасаясь к руке дочери. – Согласно закону, корона переходит наследнику мужского пола. И лишь в случае отсутствия такового, трон достается женщине. Ты видел Келдина, Рик, можешь себе представить, какой из него получится монарх.

Это точно! Его высочество, по моему разумению, способен только ногти шлифовать. Ни отцовского спокойного величия и ума, ни сестринского пылкого характера у него не имелось.

– Итак, ты понимаешь, Рик, что страна находится в кольце. Но и это еще не все, – это уже вмешался Вериллий. – Помимо эльфов и парганцев, в игру вступила еще одна сила. И мы не знаем, кто это. Скорее всего, именно эта неведомая сила и двигала кайларом в тот миг, когда было совершено покушение.

– Но как же так? Убийца нападает на императора, в центре города, среди дня, и вы даже не знаете, кто за этим стоит?

Ну, не мог я поверить, что глава Совета магов, самый могущественный волшебник империи, да чего там, наверняка всего мира, не в состоянии отыскать врага.

– Я – маг, а не божество, – вздохнул Верховный. – Поверь, Имперские псы роют землю день и ночь, а лучшие волшебники Совета круглые сутки трудятся в своих лабораториях. Но пока мы можем сказать лишь, что имеем дело с магией Бездны.

– Да какая там магия Бездны, – возмутился я. – Обычный «Поцелуй саламандры»! Сложное, конечно, заклятие, но ничего сверхъестественного!

– Само заклятие – да, – тонко улыбнулся Вериллий. – Но вот энергия, питавшая убийцу, не совсем обычна. Через час после смерти его тело претерпело изменения. Попросту говоря, превратилось в лужу слизи. Так бывает, лишь когда колдун вступает в сговор с богами Бездны, отдавая им себя в обмен на силу.

– Ну, пусть так, – возразил я. – Но что мешает Совету разобраться с новым врагом?

– Перед магией Бездны мы бессильны, – развел руками Верховный. – Ни я, ни какой—либо другой маг не знаем о ней ничего.

Час от часу не легче! Я привык думать, что для Совета магов нет ничего невозможного. Кстати, так считает любой житель Галатона. А тут они расписываются в своей беспомощности. Да одно это хуже всех Белоглазых и парганцев с орками в придачу! Узнай об этом народ – такая паника начнется! Тем не менее, я все еще не видел причин, по которым два первых лица государства исповедуются перед бастардом. К сожалению, эти причины растолковали гораздо раньше, чем мне бы хотелось.

– Это подводит нас к главной цели нашей встречи, – произнес Ридриг. – Я хочу попросить тебя об услуге, Рик… нет—нет, не отвечай, пока не узнаешь, в чем она заключается. Ты можешь отказаться. Потому что это сопряжено с большой опасностью, и браться за это дело может только человек, уверенный в его правильности.

Император помолчал, собираясь с мыслями, и, когда он вновь заговорил, голос его звучал глухо и взволнованно.

– Я недаром упомянул о Ридриге Просвещенном. Скажи, ты никогда не задумывался, как у него получилось в течение десяти лет объединить разрозненные провинции, создать могучую империю, заключить мирный договор с эльфами, разрядить внутреннюю обстановку в стране, и присоединить колонии Южного континента? И все это при том, что у него почти не было единомышленников, все вокруг осуждали императора за излишне смелые нововведения.

Призвав на помощь все свои скудные познания в области истории, я ответил:

– Ему удалось привлечь на свою сторону магов, с их помощью он и навел порядок. До Ридрига первого волшебство в стране было запрещено. А потом, в благодарность за поддержку, он издал закон, разрешающий некоторые виды магии и создал Совет магов.

– Да, так написано во всех летописях. Но подумай: несколько сотен лет волшебники подвергались гонениям, тех, кого подозревали в колдовстве, сжигали на кострах. Существовали даже специальные войска, которые занимались отловом магов. Уничтожались книги заклинаний, научные труды, даже лаборатории алхимиков! Неужели Ридриг первый сумел бы собрать целое войско хорошо обученных, сильных чародеев? Откуда им было взяться, если все необычное, выходящее за рамки человеческого понимания, год за годом старательно выкорчевывалось?

– Ну, тогда не знаю…

– Никто не знает. Да, Ридриг действительно принял закон о разрешении Светлой магии, открыл университет и создал Совет магов. И через несколько лет это дало первые результаты: волшебство впервые в истории Галатона служило людям, исцеляло и обучало, строило и созидало. Но император разрешил магию совсем не в благодарность за помощь, нет, мудрый монарх просто осознавал необходимость использования столь мощной силы во благо страны.

Ридриг замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли переводя дыхание после долгой речи. Дарианна нетерпеливо воскликнула:

– И кто же помог Просвещенному? Ведь ты же знаешь, отец, правда?

– Я знаю лишь то, что рассказал мне мой отец, – ответил император. – А ему – его, так эта история передавалась от отца к сыну внутри нашей династии. Я должен был бы рассказать ее всего один раз – на своем смертном одре, принцу Келдину. Но решил нарушить традицию. Итак, слушайте. Эта легенда гласит, что Ридриг призвал на помощь силы, ранее никогда не вмешивавшиеся в ход человеческой истории.

Я внимательно слушал: люблю старинные сказки! Видимо, Вериллий разделял мое мнение, потому что внимал императору с искренним интересом, смешанным с изумлением.

– Принято считать, что первыми созданиями в мире Аматы стали эльфы – недаром их называют Первозданными. Но легенда утверждает, что это не так. Существует более древняя раса – раса Изначальных, которая появилась в мире независимо от древних богов – Абсолюта и Хаоса, создавших всех остальных разумных существ.

– А кто же их создал? – удивился я.

– Легенда этого не объясняет. В ней говорится лишь, что от этой расы, некогда многочисленной, осталась лишь малая горстка, небольшое племя, которое обитает где—то в джунглях Зеленого сердца.

Ну, про Зеленое—то сердце можно каких угодно легенд наплести, все равно никто не проверит! Это – огромные, совершенно непроходимые и неизученные джунгли в центре Южного континента. О них сложено много сказок и преданий, и то, которое поведал Ридриг, еще не самое удивительное. Я лично слышал с десяток: и про жутких чудовищ, обитающих в сырых тропических лесах, и про чудесных зверей, обладающих волшебными свойствами, а уж про всякие магические племена—то чего только не придумано! Те немногочисленные смельчаки, как правило, из ученых магов, которые отправлялись в джунгли, чтобы попытать удачи и найти что—нибудь такое волшебное, назад не возвращались. Тем временем, император продолжал:

– Пятьсот лет назад к Ридригу первому явился один из Изначальных и предложил ему свою помощь. Именно благодаря ему удалось спасти Галатон и превратить его в великую империю.

Хм, как—то неубедительно. С чего бы Изначальным проявлять такое милосердие? Почему им в джунглях не сиделось? На лицах Дарианны и Вериллия тоже отразилось сомнение. Император пояснил:

– Легенда говорит, что Изначальный предложил сделку: за помощь Ридриг должен был отдать ему тысячу детей – тех, на кого укажет маг.

– И он согласился? – вырвалось у меня.

Тысяча детей, сгинувших в джунглях Зеленого сердца! Оказывается, такова плата за пятьсот лет благополучного существования.

– Пойми, Рик, у него не было выбора, – извиняющимся тоном проговорил император. – Страну раздирали войны и бунты. Тысяча жизней за жизни миллионов – достойный обмен. К тому же, Изначальный заверил Ридрига, что детям ничего не грозит – они станут преемниками великих магов. Изначальным требовались ученики, которым они могли передать свои знания.

Да уж, недаром говорят: политика – грязное дело. Казалось бы, Ридриг Просвещенный – самый почитаемый монарх, почти возведенный в ранг бога, и нате вам – отдал детишек невесть кому, лишь бы соблюсти политические интересы! Многое в этой истории казалось мне странным и непонятным, концы с концами явно не сходились. К примеру, зачем этим великим магам понадобились ребятишки? И почему именно наши? Что, своих наделать не могли? Или взять кого поближе, из племен континента, например? Забавная сделка: создать великую империю, а взамен попросить тысячу голодных ртов.

– Ты должен найти племя Изначальных, Рик, – огорошил император. – И убедить их прийти на помощь, как пятьсот лет назад.

Вот это порадовал, так порадовал! Добраться морем до Южного континента – и это притом, что я не переношу качки, залезть в джунгли, и разыскать племя, которое, возможно, существует лишь в воображении Ридрига. Кстати, даже если произойдет чудо, и я проделаю все это, не сломав себе шею, то как мне убеждать Изначальных прийти на помощь империи? И еще…

– Но почему именно Рик? – Вериллий прервал мои размышления, озвучив вопрос, который, собственно, меня и мучил.

– В легенде говорится, что Изначальный запретил Ридригу искать его племя. Но предрек: через пятьсот лет Галатон снова постигнет беда. Проснутся неведомые доселе силы, и захлестнут мир, сея войны, смерть и разрушения. И тогда явится спаситель, лишь он сумеет помочь империи. Я уверен, что речь идет о тебе, Рик.

Ага, вот уже и пророчество появилось – все как положено. Так мне и надо, нечего было лезть не в свое дело. Теперь уж не отвертеться: жизнь спас, за что и ношу честное имя Сайваар. Идеальная кандидатура! Похоже, Вериллий ни о легенде, ни о пророчестве ничего не знал, поскольку его лицо выражало крайнюю степень удивления и озадаченности.

– Но почему ты мне раньше ничего не сказал? – спросил он императора.

– Пойми, я и так нарушил традиции рода! – ответил Ридриг.

Великие отбросили придворный этикет, разговаривая, как старые друзья.

– Ну, и каким же образом мальчик разыщет это загадочное племя?

– Не знаю. Но надеюсь, это немного облегчит ему работу, – император протянул мне массивный перстень, украшенный гербом. – Когда решишь, что пришло время действовать, покажи печать полковнику. Даю тебе право распоряжаться ротой по твоему усмотрению.

Час от часу не легче. Теперь оказывается, что сгинуть в Зеленом сердце предстоит не мне одному, но еще и сотне солдат.

– Предположим, Рик справится и найдет Изначальных, – не успокаивался Вериллий. – Что он предложит им в обмен на помощь?

– То же, что и в прошлый раз, – твердо ответил император.

А вот это уже без меня! Я вскочил на ноги, намереваясь покинуть комнату. Если для достижения мира в империи требуется погубить тысячу детей, то гент цена такому миру! Выдернуть ребят из семей и отправить в джунгли неведомо с какой целью – чистой воды изуверство. Может, Ридриг этого и не понимает, но уж я—то знаю, что такое полное сиротство и одиночество.

– Подожди, Рик, – мягко остановил меня Верховный. – Понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и поэтому предлагаю компромисс: ты находишь Изначальных и узнаешь, что случилось с детьми, которых отдали пятьсот лет назад. И если поймешь, что они прожили счастливую жизнь – предлагай сделку. Если же нет…

– Никакая счастливая жизнь не заменит семьи! – выкрикнул я, на мгновение забыв, с кем разговариваю.

– Согласен, – тут же нашелся Вериллий. – Но ведь можно отдать детей из воспитательных домов и сиротских приютов. Вдруг это изменит их судьбу в лучшую сторону?

Голос мага звучал мягко и вкрадчиво.

– К тому же, ты можешь извлечь из этого путешествия и личную выгоду. Ведь тебе ничего не известно о твоих родителях, правда, Рик? Должен сознаться, я пытался найти о них хоть какие—то сведения, но – увы! Даже главе совета это оказалось не под силу. Если Изначальные так могущественны, возможно, они сумеют приоткрыть завесу тайны. Наверняка у них есть великие провидцы, оракулы, гадатели. Подумай.

– Да, подумай, сынок, – со вздохом поддержал император. – У тебя есть одна ночь. Завтра я хочу услышать ответ. Помни: ты можешь отказаться.

В своей комнате я рухнул на кровать и закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу возникли заплаканные детские лица, зловещие джунгли, и мрачные фигуры в капюшонах, видимо, так мое сознание изобразило Изначальных. Так что решим, а, Рик—бастард? Прокрутившись в кровати до утра, я четко осознал: выбора у меня нет. Приказа о моей отправке в колонии никто не отменял, значит, придется принимать участие в боях. А учитывая мой нулевой военный опыт и полное неумение держать в руках оружие, шансов выжить не остается. Сам голову сложу, да еще и солдат за собой утяну. При таком раскладе проще уцелеть в джунглях Зеленого сердца. Но даже если предположить, что благодаря какому—нибудь чуду я не погибну в первой же драке и благополучно вернусь на родину, что меня ждет? Да и не только меня, кстати. Империя рухнет в пучину войн, погибнут невинные люди, в мире воцарится хаос, и все это благодаря тому, что новоиспеченный барон с громким именем Сайваар струсил и не попытался совершить предначертанное. Но дети… как же дети? Не могу я торговать их судьбами! Может быть, они нужны Изначальным как рабы, или, не дай Луг, для какого—нибудь чудовищного ритуала? Как человек, на собственной шкуре испытавший лишения, жестокость и людское равнодушие, я обостренно воспринимаю любую несправедливость по отношению к детям. Не могу, например, спокойно пройти мимо плачущего малыша. А уж если вижу, что кто—то обижает ребенка, просто впадаю в звериную ярость. Так что предлагать несчастных ребятишек как плату за помощь я ни в коем случае не стану. Разве что меня убедят, что так для них будет лучше. Большая политика, задери ее Бездна! С другой стороны, рано об этом переживать. Во—первых, неизвестно, существуют ли вообще эти самые Изначальные, во—вторых, если и существуют, не факт, что я сумею до них добраться. Ну, а если уж сбудется во—первых и во—вторых, то на месте разберусь. В конце концов, предложу им взрослых. Чем плохо? Тысячу бродяг, например. Или тысячу любителей диджаха. И для Изначальных польза, и нам в империи дышать свободнее станет. Когда луч утреннего солнца проник сквозь крохотную щелку между плотными портьерами, превратив пылинки на своем пути в жемчужную дорожку, решение было принято. Я попробую, да явит мне Луг свое милосердие, пройти сквозь джунгли, разыскать неведомое племя и попросить его о помощи. Я должен хотя бы попытаться. Ради дядюшки Ге, Галианны, Мельды, ради ее мясника, ради тысяч простых людей, которым и так несладко живется, и которые не заслуживают войны. Я попробую. И кто знает, возможно, наградой за это станут сведения о моих родителях. Раньше я старался не задумываться о них, чтобы не травить душу обидой, горечью и сомнениями. А теперь… Ведь какими бы они ни были, это мои мать и отец.

– Не своди с него глаз, докладывай о каждом шаге!

– Да, мой господин.

– Он не должен вернуться.

– Я понял.

– Будешь следовать за ним повсюду. И как только представится подходящий момент… но не забудь: все должно выглядеть как несчастный случай.

– А может быть, лучше артефакт…

– Артефакт, артефакт! Это – крайняя мера. А ты мне на что? Если нужно – сдохни сам, но и его уведи за собой.

– Слушаюсь…

Клянусь трезубцем Маннаина! Как же мне плохо! Голова кружится, в желудке словно демоны горох молотят, а ноги все время норовят сделать замысловатое коленце на полу (ах, простите, на палубе, конечно же) проклятого всеми богами корабля. И это, заметьте, притом, что, как утверждают матросы, качки совсем нет. Ярко сияет солнце, сине—зеленая вода плещется о борт «Шайани», весело и слаженно суетится команда, а ваш покорный слуга всерьез задумывается: не расстаться ли со своим завтраком? Уже три часа как мы покинули Виндорский порт в составе имперской эскадры, направляющейся к берегам Южного континента. Впереди длительное путешествие, вот только вынесу ли я его?

Одно хорошо: такое состояние не оставляет сил для грустных воспоминаний о доме. Хотя вспомнить есть чего. Я успел сделать все, что наметил, и это несколько примиряет меня с путешествием. В первую очередь, конечно, нашел стряпчего и за небольшую плату составил завещание, по которому все мое имущество, кроме имения, оставленного Галианне, отходило дядюшке Ге. К которому я, собственно, потом и отправился. Мое появление вызвало у старика несказанную радость, быстро превратившуюся в такое же безграничное огорчение, когда дядя узнал о предстоящем его питомцу путешествии. Мне даже показалось, что в хитрых глазках блеснули слезы. Однако дядюшка быстро справился с собой и засуетился, накрывая стол для чаепития. Вырвав из моих рук опустевшую чашку, он принялся всматриваться в расположение чаинок. Видно, что—то не удовлетворило старика, так как далее последовал кофе. Разглядывая кофейную гущу, гадальщик бормотал что—то вроде: «Плохо, плохо… эх, жаль, фаза луны не та… вот даже как?» Не успокоившись на этом, дядюшка утащил меня в кабинет, где усадил перед стеклянным шаром и зажег ароматические свечи, вызвавшие у меня приступ кашля. Не знаю, что уж он углядел в прозрачном чреве шара, но это его немного успокоило. «Не все потеряно, Рик, – сказал он. – Но ты должен быть предельно осторожен». На все мои попытки узнать, что же отразилось в Зеркале судьбы, дядя лишь неопределенно хмыкал и отделывался ничего не значащими фразами. Зато снабдил меня амулетами и талисманами на все случаи жизни. Теперь на левой руке у меня красуется покрытый рунами медный браслет, защищающий от боевых чар, на правой – тоненькая, не толще волоска, но очень крепкая цепочка из паурония, которая должна увеличивать силу удара (в какую же сумму она обошлась дядюшке?). На шее болтаются целых три амулета: круглая серебряная пластина, отводящая клинок, деревянная штука, охраняющая от злых духов, и узкая полоса железа для охраны магических способностей. Затем настала очередь зелий и целительных настоев. В результате ваш покорный слуга стал счастливым обладателем целого мешка с бутылочками, склянками и пузырьками. Чего здесь только нет: мазь, заживляющая раны, микстура от кашля и сонное зелье, растирание, помогающее справиться с ушибами и какая—то отворотно—приворотная гадость, настойка для очищения желудка и еще одна, простите, для его закрепления… Есть даже крохотная бутылочка, содержащая чистый яд болотной гадюки. Уж не знаю, кого им травить буду. Вот теперь стою у борта и мучаюсь вопросом: какого Мрака не взял у дядюшки лекарство от морской болезни? И старик не догадался… придется теперь страдать. На прощанье дядя Ге крепко обнял меня, а я чуть не прослезился. Таким милым и родным увиделся дом, взрастивший меня, так мощно нахлынула волна воспоминаний о былых беззаботных деньках. Только сейчас я осознал, насколько привязан к дяде и благодарен ему за все то добро и душевное тепло, которым он щедро одарял одинокого бастарда. Теперь даже Бродяга, сидевший на подоконнике и щуривший на меня нахальные желтые глаза, показался вполне симпатичным животным. Вернуться бы в прошлое, забыть все, что со мной случилось в последнее время, и снова заниматься хозяйством, слушая беззлобное ворчание старика, по вечерам бегать в трактир Мельды, и мечтать о простых и понятных вещах. Ну его совсем, баронство, дом на улице Розы ветров и, главное, пугающе неясную миссию, с которой меня отправляют на Южный континент! Заберите все это, а мне верните бесхитростную жизнь и обычные человеческие радости! Однако книгу судьбы не перепишешь заново. Пришлось уходить. На обратном пути я заглянул в храм Маннаина и оставил на алтаре золотую монету, уповая на покровительство бога морей. Позже, вернувшись на Розу ветров, посетил святилище Луга и, на всякий случай, пролил пару капель своей крови на алтарь в храме Морриган – кто знает, может, безжалостная богиня войны когда—нибудь вспомнит эту жертву и пощадит меня в бою?

Прощание с Галианной вышло скомканным: девушка хмурила брови и отворачивалась, не желая подарить мне поцелуй. Даже подарок – изящные сапфировые серьги гномьей работы, стоившие мне кучу денег – не растопил ее сердца. Последнюю ночь перед путешествием я провел один, Дикая кошка покинула мой дом.

Провожали нас с помпой: играл оркестр, какие—то чиновники произносили торжественные речи, в небо взмывали разноцветные шелковые ленты – это уж маги постарались – а на пирсе было не протолкнуться от народа. Слава Лугу, не пришлось ни строиться на глазах у людей, ни маршировать – нас всех спешно погрузили на корабли, и дальнейшее празднество мы наблюдали уже оттуда. Десять гордых каравелл, по количеству рот, по очереди поднимали паруса и снимались с якоря. «Шайани», что на древнегалатском означает «Блистательная», была последней. Когда пирс начал удаляться, я заметил в толпе провожающих изящную девичью фигурку в белом плаще с закрывающим лицо капюшоном. Порыв ветра на мгновение подхватил тонкую ткань, и мне показалось… Да нет, не может этого быть! С чего бы принцессе появляться в таком месте, да еще и без сопровождающих?

Насущные проблемы встали передо мной во всей красе, вытеснив посторонние мысли. Я нахожусь на борту корабля, несущего меня к берегам жуткого и загадочного Южного континента. Да ладно бы меня одного! Здесь присутствует еще и десятая рота Первого полка Имперских ястребов. Сотня отборных солдат плюс десять капралов. А я их командир. И понятия не имею, что в таких случаях положено делать. Утром в штабе полка стояла суматоха, и полковник Арлайл (граф, кстати), увидев меня, лишь досадливо поморщился и махнул рукой. Делайте, мол, что хотите. Капралы безо всякого участия с моей стороны построили роту, и организованно двинулись в сторону порта. Погрузка на корабль тоже прошла гладко. А потом, во время отправления, солдаты столпились вдоль бортов, громко хохоча и перекликаясь с провожающими. Вроде бы опять не до лейтенанта. Но теперь, когда берег скрылся из виду, а вокруг тянется однообразное волнующееся полотно моря, и заняться нечем, воины, кажется, сочли мою скромную персону вполне достойным развлечением. Нет, вымуштрованные ветераны, конечно, не позволяли себе никаких открытых высказываний в адрес командира, каким бы нелепым он ни казался, но я почти физически ощущал на себе их насмешливые взгляды. Многие из солдат спустились в трюм, который на время путешествия должен был стать их обиталищем. Но те, что остались, тихо переговаривались за моей спиной, то и дело взрываясь раскатами смеха. Я же стоял, глядя в водяную синь, не находя в себе мужества обернуться, и перебирал в уме допущенные сегодня ошибки. Самая главная заключалась в том, что я, по незнанию, явился в надетой поверх мундира кольчуге, которая сейчас, нагревшись на солнце, немилосердно обжигала тело, и, что самое неприятное, вызывала насмешливые взгляды солдат. Видимо, доспехи полагалось надевать непосредственно перед боем – вояки все, как один, были в простых черных мундирах. А может, кольчуги прятались под одеждой – кто знает. Мне хотелось выть от безысходности: ну, не военный я человек, и понятия не имею, как разговаривать с этими людьми! Или ими нужно только командовать? Каким, скажите, образом? Я ни одной команды не знаю. А тут еще морская болезнь… Вот красиво—то будет, если меня вывернет на глазах у изумленной публики.

В общем, наверное, я еще долго простоял бы так, мучаясь стыдом и тошнотой и без энтузиазма разглядывая маленькие точки впереди, в которые превратились остальные корабли эскадры, если бы не он.

– Разрешите представиться, господин лейтенант. Боевой маг десятой роты Дрианн Летакс.

Голос, молодой и весьма благозвучный, заставил меня обернуться. Передо мной стоял парень, да что там – юноша лет двадцати, и дружелюбно разглядывал мою, надеюсь, не очень зеленую физиономию. Тоже мне боевой маг. Небось, только после университета. Рыжая непокорная шевелюра топорщится на ветру, на щеках еще видны следы подростковых прыщей, пухлые детские губы безмятежно улыбаются, голубые глаза производят впечатление полной невинности. Оно, конечно, воевать никому неохота, все маги трепетно заботятся о собственной безопасности. Вот и послали в пекло зеленого юнца, мол, наберись, сынок, опыта, а там поглядим, куда тебя пристроить. Интересно, в других ротах такие же чародеи? Много же мы навоюем! Командир – никчемный штатский, маг – неопытный сопляк. Не догадываясь о моих скорбных размышлениях, мальчишка протянул пузырек, в котором плескалась мутная жидкость.

– Возьмите, командир, это настойка от морской болезни.

– Да нет, спасибо, сам справлюсь, – смущенно пробормотал я, не желая признаваться в постыдной слабости. К тому же, вид мага не вызывал доверия к его способностям. Вдруг выпью, и к нынешним симптомам добавится, скажем, расстройство желудка вкупе с сонливостью? То—то хорошо будет!

– Как хотите, – не стал настаивать Дрианн. – Тогда, может, посмотрите на нашу каюту?

Вот это мило! А я думал, каюта только у капитана, а мне придется делить трюм с солдатами.

– Вы не возражаете против моего соседства? – спросил маг, спускаясь вниз.

Каюта представляла собой крохотное помещение локтя три в длину и столько же в ширину. Сверху свешивались два парусиновых сооружения, больше всего напоминающие гамаки.

– Койки, – сообщил мальчишка.

В каюте было душно, всепроникающий запах соли почему—то ощущался еще сильнее, чем наверху. На меня накатил новый приступ тошноты. Пока я боролся с дурнотой, Дрианн к чему—то настороженно прислушивался.

– Что это? – спросил он и устремился прочь из каюты.

Спотыкаясь, я поплелся за ним. На верхней палубе сгрудилась вся команда каравеллы, не сводя глаз с капитана на мостике, который приник к подзорной трубе. Наконец, он опустил трубу и резко выкрикнул:

– Убрать паруса!

– Убрать паруса! – повторил боцман. – Живее, саймаровы дети!

Матросы кинулись выполнять приказ, а моряк неожиданно обратился ко мне:

– Прикажите своим людям уйти с палубы!

Что тут будешь делать? Я откашлялся и, стараясь придать голосу твердость, заорал:

– Солдаты, в трюм!

Вышло так себе, можно сказать, неубедительно. Тем не менее, капралы, проникнувшись серьезностью момента, быстро навели порядок среди недовольных воинов и согнали всех вниз. Между тем боцман продолжал разоряться:

– Грот на гитовы! Шевелитесь, ежа вам в глотку! Марселя долой!

Улучив момент, когда он замолчал, переводя дыхание, я спросил:

– Что случилось?

– Буря идет! – моряк указал куда—то в сторону горизонта.

Сколько я ни напрягал зрение, ничего, кроме крохотного черного пятнышка, разглядеть не сумел. Между тем, не прошло и минуты, пятно увеличилось вдвое.

– Шли бы вы в каюту, лейтенант, – сурово посоветовал боцман.

Но я уже не мог оторвать глаз от странной картины, разворачивающейся в небе. Пятно стремительно приближалось, по мере увеличения изменяя свою окраску: рваные края отсвечивали угрожающе—лиловым цветом, переходящим в чернильную синеву, центр же оставался черным. Неожиданно мощный порыв ветра чуть не сбил меня с ног и заставил вцепиться в борт обеими руками. Палуба бежала из—под ног. Вокруг потемнело, и, подняв глаза, я увидел разверзшуюся над нами бездну. Не знаю, что это было – тучи, или что—то другое, недоступное человеческому пониманию, но оно вращалось и опускалось все ниже, словно пытаясь всосать внутрь себя корабль. Ветер теперь налетал неистовыми шквалами, вздымая вокруг огромные волны. «Шайани», идущая без парусов, взбиралась на них, словно на гору, и ухала вниз, заставляя мое сердце проваливаться куда—то в область желудка.

– В каюту, парень! – проорал боцман, пытаясь перекричать завывание стихии.

Поздно, теперь я уже при всем желании не смог бы оторваться от борта без риска улететь в воду. Рядом со мной болтался незадачливый маг. Ветер трепал рыжие волосы, создавая вокруг его головы странное подобие нимба и унося прочь обрывки заклинания, срывавшегося с губ мальчишки. Меня посетило нехорошее предчувствие, хотя, конечно, в создавшейся ситуации ничего доброго ждать и не приходилось. Одной рукой держась за борт, другой Дрианн достал из кармана пузырек, зубами вырвал пробку и вылил содержимое вниз. По воде расплылось маслянистое, отливающее багрецом, пятно, заставившее волны отбежать назад. Вокруг каравеллы образовалось абсолютно гладкое, ровное водное пространство, какое бывает во время штиля. А за ним, накатываясь одна на другую, яростно бушевали волны.

– Идиот! – завопил я. – Держись крепче!

Заклятие Тихих вод годится разве что для узкой горной речки. Там оно способно усмирить бурный поток на несколько минут, достаточных для того чтобы перебраться на другой берег. Но применять его в открытом море в шторм равносильно самоубийству. Как я и ожидал, действие чар вскоре прекратилось, и волны, сбившиеся со своего ритма, образовали невиданный вал, который двинулся прямо на нас.

– Молитесь, ребята! – долетел до меня откуда—то издали искаженный ветром голос боцмана.

Не помню, что было дальше. Кажется, я действительно молился. А может, это было что—то другое, родившееся в самых сокровенных глубинах души и вылившееся отчаянной мольбой о пощаде. Я произносил какие—то чужие несвязные слова, смысла которых сам не понимал, но их звучание было странно знакомым, словно пришло из прошлых жизней. Потом меня накрыла тьма, исчезли звуки и цвета, я задохнулся под толщей воды, которая схватила и поволокла куда—то обессиленное тело. Мир перестал существовать…

– Господин лейтенант! Господин лейтенант, очнитесь же!

Кто—то немилосердно давил на грудь, затем меня перевернули на бок, чувствительно приложив носом о твердые доски. Легкие содрогнулись, и я зашелся в мучительном кашле, извергая из себя морскую воду вместе с содержимым желудка.

– Слава Лугу, вы живы! – возликовал знакомый голос.

– Маннаина благодари, придурок, – сердито посоветовал хриплый бас боцмана. – Только благодаря его заступничеству и выжили после твоего заклинания.

– Я просто… просто…

– Просто угробить нас решил? – предположил боцман.

Я еще немного покашлял и прошептал:

– Ветер надо было заклинать, а не море…

– Знаю, – оправдывался недоучка. – Я же и говорю: с воздухом у меня хуже получается, чем с водой.

М—да, что—то нынче не то творится с образованием!

Не дав этой мысли окончательно оформиться и развиться, я уселся на палубе, опираясь на дрожащие руки.

– Ну, ты как, лейтенант? – усмехнулся боцман, протягивая мне плоскую флягу. – Хлебни—ка вот… за второе рождение.

Я сделал большой глоток и замер, когда огненная струйка ядреного островного рамса обожгла пищевод. Контрабандный, наверное. Хорош! Вернув боцману флягу, оглянулся по сторонам. Надо же, уже вечер! Край моря, в котором утопал полукруг солнца, окрасился алым, ветер стих, вода выглядит мирно и безобидно.

– Обошлось, – вздохнул боцман. – Только двоих матросов смыло, да фок—мачта пополам треснула.

Ага, значит, эта вот штуковина называется фок—мачта. Действительно, треснула.

– Я починю! – с готовностью вскинулся Дрианн.

– Не надо! – посуровел боцман. – Помог уж раз, хватит.

– Да нет, действительно, я умею, – убеждал маг. – Пара Скрепляющих заклинаний…

Не дожидаясь окончания спора, я с трудом поднялся и заковылял к люку, ведущему вниз, мечтая лишь об одном: уснуть как можно крепче и проспать желательно все путешествие. На палубу вновь поднялись солдаты, все они с интересом рассматривали своего мокрого измученного лейтенанта. Но сейчас мне было все равно, по сравнению с пережитым их взгляды казались не значительнее жужжания назойливой мухи.

Если вы думаете, что сон в корабельной койке – занятие приятное и необременительное, то глубоко ошибаетесь. Нет, тут не так—то все просто! Скинув кольчугу и забравшись в гамак, который под тяжестью тела моментально свернулся и провис, я ощутил себя гигантской личинкой журженьского шелкопряда. Койка болталась в полу—локте от пола (или палубы, что ли?) и раскачивалась из стороны в сторону, реагируя на малейшее движение судна. Морская болезнь, со страху было отступившая, снова дала о себе знать вкрадчивым прикосновением к опустошенному желудку. Решив действовать на опережение и уснуть, прежде чем проснется тошнота, я закрыл глаза и подчинился ритму качки.

Снилась мне Галианна, она так плотно прижималась ко мне, что становилось трудно дышать. Впрочем, я не возражал, отвечая девушке такими же страстными объятиями. Вдруг она резко отстранилась, пристально глядя мне в глаза, и я с изумлением увидел прямо перед собой лицо принцессы.

– Ваше высочество, – пробормотал я и проснулся.

Принцесса исчезла, но тяжесть в груди осталась. Я открыл глаза и едва удержался от вопля: в кромешной тьме каюты загадочно мерцали два желтых огня, а их обладатель вольготно расположился на моей груди, собственно, и создавая ощущение удушья. Закусив губы, чтобы не дать паническому крику вырваться на волю, я принялся лихорадочно перебирать в уме всю известную мне нечисть. Кто бы это мог быть? Демон? Мимо, откуда ему здесь взяться? А может, это дух корабля? Бывают же духи леса, реки… моря? Да, это, наверное, какая—то выползшая из воды тварь. Только почему она сухая и горячая? И еще издает звуки, похожие… Ах ты, гнусное порождение Бездны!

– Бродяга, пошел вон! – воскликнул я шепотом, спихивая с груди невесть откуда взявшегося дядюшкиного кота.

Нахальный зверь бесшумно приземлился около койки, недовольным шипением выразив свой протест.

– А? Где? – раздалось из темноты. – У вас что—то случилось?

– Нет—нет, – поспешил я успокоить Дрианна. – Спи. Все в порядке.

Маг снова ровно засопел, а я откинулся назад, борясь с внезапно накатившим приступом тошноты. Перед закрытыми глазами кружилась багровая туча, усиливая дурное ощущение. Откуда же все—таки взялся Бродяга? Может, залез в мешок, который дядя нагрузил зельями? Да нет, я не выпускал его из рук, к тому же, уходя, видел кота сидящим на подоконнике. Пойти следом зверь не мог, я бы заметил. Что же выходит? На следующий день после моего визита Бродяга покинул дядюшкин дом и отправился в порт, где поднялся на корабль вместе с нашей ротой? Вполне возможно, в суматохе никто не обратил бы внимания на черную тень, прошмыгнувшую по трапу. Вот только зачем он это сделал? Кот никогда не был особенно ко мне привязан. Плюх! Я вздрогнул от неожиданности: Бродяга снова водрузился мне на грудь и, удобно свернувшись калачиком, принялся выталкивать из себя низкое утробное подвывание, которое, видимо, в простоте душевной принимал за мурлыканье. Желтые глаза светились в темноте, как два Ведьминых огня. Дышать стало труднее, зато морская болезнь чудесным образом перестала беспокоить. Я снова столкнул кота вниз и тут же схватился за горло, так вдруг затошнило. Забавно, однако! Подождав, когда Бродяга сделает еще одну попытку устроиться у меня на груди, я прислушался к ощущениям. Надо же, опять хорошо себя чувствую.

– Ладно уж, спи здесь! – пробормотал я и сам погрузился в сон.

Утро одарило новыми радостями. Во—первых, проснувшись, я не обнаружил Бродягу. Оставалось лишь гадать: то ли он отправился куда—то по своим кошачьим делам, то ли просто мне приснился. «Здравствуй, мы снова вместе», – радостно приветствовала меня морская болезнь, стоило лишь разомкнуть веки. Со стоном я вывалился из койки и поднялся на верхнюю палубу. Видно, магу все—таки удалось вчера починить сломанную мачту, потому что каравелла шла под всеми парусами. Умеет мальчишка кое—что! Мне вот, к примеру, никогда не давались скрепляющие, восстанавливающие и прочие Созидательные заклинания. Солнце стояло уже высоко – ничего себе я поспал! – небо ласкало глаз яркой синевой, вокруг колыхалось все то же постылое море. А вы что думали, куда ж ему деться?

– А завтрак уже закончился, – осчастливил Дрианн. – Но я оставил вашу порцию. Вот.

Он протянул мне два сухаря, поверх которых лежал тонкий ломтик солонины, и деревянную кружку, полную пресной воды. Я уныло прожевал предложенные яства, не ощущая их вкуса и оглядываясь по сторонам. По случаю хорошей погоды большинство солдат выбрались из трюма, наслаждаясь свежим ветерком и солеными брызгами. Похоже, никто, кроме меня, от дурноты не страдал. Многие воины сняли рубахи, подставляя солнцу свои мускулистые, покрытые шрамами и татуировками, тела. Двое затеяли бороться: они топтались по палубе, крепко обхватив друг друга, подбадриваемые криками товарищей.

– Вам нужно познакомиться с капралами, господин лейтенант, – посоветовал Дрианн.

Сам знаю, только вот как? Вон стоят двое с нашивками, насмешливо косятся на меня. Один небольшого роста, коренастый, на вид лет сорока. Второй совсем молодой, не старше меня, высокий и жилистый. А, была – не была! Решительно подошел, представился:

– Лейтенант Рик Сайваар.

Тот, что постарше, сделав вид, что не замечает моей протянутой для пожатия руки, вытянулся в струнку и, ударив себя кулаком по левой стороне груди, отрапортовал:

– Капрал третьего десятка Добб Ноут!

Скрыв ехидную ухмылку, молодой повторил жест своего товарища:

– Капрал пятого десятка Сайм Хассон!

И не придерешься, все как полагается. Ну, и что дальше? Неожиданно для себя разозлившись, я гаркнул:

– Капралы, ко мне! Построиться!

В толпе солдат произошло движение, от нее отделились восемь человек и не спеша встали в одну линию. Я двинулся вдоль строя, останавливаясь перед каждым.

– Капрал первого десятка Бил Райтон!

– Капрал второго десятка Йок Мелли!

Да, все равно с первого раза не запомню. Тем не менее, я продолжал внимательно вглядываться в лица стоящих передо мной людей. Сразу видно, матерые вояки. Большинство были обриты наголо, что придавало им вид лихой и угрожающий. Кроме одного, который щеголял белокурыми локонами до плеч. И выглядел как—то совсем уж безобидно: высокий, тонкокостный, изящный – танцор, а не боец. Только светло—серые глаза, встретив мой удивленный взгляд, сверкнули из—под белесых бровей такой неукротимой злобой, что захотелось отшатнуться.

– Капрал седьмого десятка Ом Лютый!

Вот, и имя какое—то странное. Когда все назвали свои имена, я представился еще раз:

– Лейтенант Рик Сайваар, – и, немного помолчав, предложил. – Если есть какие—нибудь вопросы, задавайте.

Добб Ноут сделал шаг вперед:

– Господин лейтенант, не покажете, как правильно сделать «стойку скорпиона»? А то мы тут поспорили… – и протянул свой меч.

Сацеол и кровавая Морриган! Вот это я опозорился! Некоторое время над палубой царило выжидательное молчание, затем грянул хохот. Солдаты, поняв, что командир не знает простейших вещей, ржали как табун диких лошадей по весне, а капралы, стараясь перекричать их смех, наперебой сыпали вопросами:

– Что такое «вдовий захват»?

– Покажите «монастырскую подножку»!

– Во скольких вылазках вы бывали?

Не принимали участия в веселье лишь беловолосый Ом Лютый, лицо которого презрительно морщилось при каждом новом вопросе, да еще угрюмый капрал четвертого десятка – смуглый усач, кажется, по имени Хамар. Наконец, Бил Райтон, видимо, желая добить меня, выкрикнул:

– А правда, что вы купили баронский титул и чин лейтенанта?

– Хватит! – гаркнул Хамар.

Бил Райтон, поняв, что зашел слишком далеко, осекся, а усатый, бросив мне:

– Командуйте разойтись, лейтенант, – вышел из строя и заорал. – Четвертый десяток, в трюм, марш! Живо, орочьи выродки! Я вам покажу смешки и забавы! Вы у меня кровью харкать будете!

– Разойтись, – приказал я, боясь поднять глаза.

– Да, неудачно, – сочувственно произнес Дрианн, когда солдаты спустились вниз. – Ну ничего, в следующий раз получится лучше!

Я посмотрел на мальчишку. Идиот он, что ли? Или тоже издевается? Но круглое простодушное лицо лучилось доброжелательством. Значит, все же идиот. Да неужели непонятно: не будет никакого следующего раза! Я для них – никто, чужак, даром получивший то, что другие зарабатывают кровью! Я ничего не смыслю в воинской науке, и мне не знакомо ни одно из названий, которыми сыпали капралы! Так неужели же они позволят, чтобы ими, ветеранами, командовал неумеха и слабак? Нет, не допустят, и будут правы, потому что на войне цена моей ошибки – их жизнь! Впору было утопиться, но спас помощник капитана, который пригласил меня и мага в кают—компанию, на обед. В крохотном помещении за столом уместились капитан, два корабельных офицера и мы с Дрианном. Еда была не намного вкусней утренней солонины, но зато рамса вдосталь. От расстройства я приналег на островной напиток, и к концу обеда жизнь уже не казалась мне безнадежной. Я даже сумел поддержать беседу, хотя говорил не совсем внятно. Зато много смеялся, не догадываясь о новом испытании, которое судьба уже вписала для меня в свою книгу.

– Капитан! – в кают—компанию вбежал матрос. – Капитан, там… там…

Глаза малого вылезали из орбит, язык заплетался, дыхание сбилось. Он лишь разводил руками, пытаясь донести до нас суть происходящего.

– Да говори же, сто медуз тебе в душу! – взревел капитан.

Матрос нервно икнул, закатил глаза и осел на палубу в глубоком обмороке. Капитан плюнул и выскочил прочь из каюты—компании, попутно костеря парня, на чем свет стоит. Мимоходом удивившись, с чего это морскому волку приспичило вести себя подобно хрупкой барышне, я побежал следом. И увидел… нечто. Оно неспешно поднималось из воды перед носом корабля, создавая вокруг себя волнующиеся круги. Сначала это было похоже на шляпку невозможно огромного гриба. Розоватая и склизкая, не меньше пяти фихтов в поперечнике, она вырастала все выше, пока не закачалась над «Шайани», заслоняя собою солнце. Потом показалась неровная бахрома, колышущаяся и истекающая чем—то, больше всего напоминающим сопли. Следом, извиваясь, потянулись бесконечные тонкие плети, и я понял, что вижу гигантскую медузу. Она продолжала подниматься над водой, паря в воздухе, словно зловещая туча.

– Прими нас, Маннаин, – выдохнул капитан, медленно опускаясь на колени. Следом за ним на палубу рухнула вся команда.

Стоять остались только мы с Дрианном. Из люка высунулась голова Сайма Хассона. Мгновенно оценив ситуацию, капрал выкрикнул:

– Все наверх, с оружием!

Солдаты один за другим выскакивали на палубу, но не застывали в немом ужасе, а, следуя приказам капралов, строились вдоль бортов. Между тем медуза в воздухе раскрылась, как зонтик, и зависла над кораблем.

– Цельсь! Пли! – раздался крик Ома Лютого, и в бесформенное тело твари полетели арбалетные болты.

Все они достигли цели, но никак не повредили чудовищу, завязнув в мерно колышущейся массе. Раздался звук, похожий на чмоканье, и края зонта опустились, захватив в плен корабль. Медуза содрогнулась, сжимая каравеллу. Затрещала обшивка, с хрустом ломались мачты. Все мы оказались погребены под желеобразным коконом, с которого на головы валились комки едкой слизи. Солдаты рубили тело медузы мечами, выпускали в него тучи болтов – тщетно.

– Вставай! – заорал Хамар, встряхивая капитана. – Пушки – к бою!

– Это бесполезно, – ответил тот. – Дитя глубин непобедимо.

– Дитя глубин, – зачарованно повторил Дрианн. – Вот оно какое…

Мальчишка задрал голову и принялся восторженно разглядывать полупрозрачные внутренности медузы, словно картинку на занятиях в Университете.

– Встать, тряпка! – бесновался Хамар. – Командуй, поглоти тебя Бездна!

– Бездна здесь! – торжественно возвестил капитан и закрыл глаза, вознося молитву Маннаину.

– Оставь его, пушки залеплены слизью, – произнес, подходя, Сайм. – Может, тоже помолимся?

Хамар в ответ кратко, но емко сообщил товарищу, куда тот может засунуть свою молитву, и кинулся на помощь мечникам. Воздуха не хватало, палуба была залита слизью так, что двигаться стало невозможно.

– Хватит любоваться! – прикрикнул я на Дрианна. – Ты же маг, сделай что—нибудь!

– Да—да, сейчас! – заторопился мальчишка, и его пальцы заплясали, складывая рисунок заклятия. – Сейчас я огненным шаром ка—а–ак залеплю!

Почему у него в итоге вышло целых два шара – я так и не понял. Но оба они – небольшой, слабенький, и огромный, щедро напоенный пламенем – полетели вправо, насквозь пробив бок медузы, чем вызвали восторженные крики солдат. Но вскоре оказалось, что радость была преждевременной: раздался громкий чмок, и дыры затянулись. А несчастный маг обессиленно уселся на палубу, видимо, из—за нервного потрясения истощив свои силы. Именно в этот момент я отчетливо осознал: выхода нет, мы все погибнем под этим куском соплей. «Оставь себе, сынок, пригодится», – вдруг ясно прозвучал в памяти голос дядюшки Ге. Именно так сказал старик, возвращая мне капсулу из Солнечного камня, которую я хотел ему отдать. Где же она? Я сунул руку в потайной карман и нащупал гладкую теплую поверхность. Не задумываясь над тем, что делаю, разнял похожую на яйцо штуку на две половинки, в каждой из которой покоился безобидный на вид порошок. Дышать было нечем, голова кружилась, и я никак не мог сообразить, что делать дальше. Опасаясь, что потеряю сознание, соорудил первое пришедшее на ум заклятие – «Снежный вихрь» – и прошептал активирующие его слова. Такими штучками маги развлекают ребятишек на празднике Зимней сказки, заставляя снег подниматься с земли и образовывать маленькие рукотворные завихрения. Пауроний покинул свое гнездышко и смерчем взлетел вверх. Я тут же сплел и отправил следом «Железный кулак». Не самое сильное, но это все, что я мог на тот момент.

– Ложись! – завопил Дрианн, изумленно наблюдавший за моими действиями.

Странно, но все услышали и рухнули на скользкую палубу, я в том числе. Звук был такой, словно лопнули сами небеса. Что—то тяжелое и мокрое с отвратительным звуком плюхнулось на шею и растеклось по спине. Но дышать стало легко, я ощутил движение воздуха, и – о чудо – услышал плеск волн. Никогда еще шум моря не раздавался для меня такой чарующей музыкой. Немного выждав, я рискнул поднять голову, что удалось с трудом из—за толстого слоя покрывающей меня слизи. Палуба напоминала тарелку с рыбным заливным, какое добрые хозяйки подают гостям к праздничному столу. Вокруг дрожал вонючий розоватый студень, из—под которого, кряхтя и ругаясь, выползали оглушенные люди. По поверхности моря плавали обрывки бахромы и куски стрекал.

– Что это было? – соседний ком клейковины развалился, и из него выбрался Дрианн. – Как вам это удалось?

– Колданул маленько, – небрежно отмахнулся я, стараясь не заострять внимания на своей роли в произошедшем и пряча половинки опустевшей капсулы в карман.

Эффект, однако, вышел обратный.

– Вы…кто? Магистр, да? – глаза сияют, рот полуоткрыт в припадке щенячьего восторга.

– Да нет же, случайно все вышло.

– Как это случайно, если у вас была капсула с готовым заклинанием? Я видел…

Нет, дорогой, ты не видел, ты смотрел – а это вещи разные. Мальчишка не понял, что было в емкости из Солнечного камня. С одной стороны, странно это: неужели в университете не объясняют, для хранения какого вещества используются такие капсулки? С другой – можно списать на отсутствие опыта, нервную обстановку и нехватку воздуха. К тому же, он находился не так уж и близко. И потом: ну, какой нормальный человек поверит, что есть на свете чудаки, запросто таскающие в кармане порцию паурония, достаточную для уничтожения целого полка? А может, и армии, это если с умом распорядиться. Вообще—то, я использовал, так сказать, «сырую мощь» металла, выхода не было, да и умений маловато. Знающие же маги поступают по—другому: они по крупинкам добавляют порошок в готовые заклинания, либо применяют малую его толику при плетении боевых заклятий. Гномы любят добавлять пауроний в сталь, из которой потом изготавливают мечи, кинжалы, сабли, наконечники для стрел… Такое оружие стоит на порядок дороже обычного, но зато обладает непревзойденными боевыми качествами. Неудивительно, что Галатон с Парганией «бодаются» из—за колоний: только на Южном континенте имеются месторождения этого удивительного металла.

Так или иначе, разубеждать парня я не стал: пусть уж лучше думает, что его спутник – величайший маг всех времен и народов, чем догадается о содержимом капсулы. Не стоит забывать, что за хранение, распространение, добычу, перевозку, куплю и продажу паурония согласно законам Галатона полагается смерть. Слава Лугу, вроде бы никто ничего не заметил.

Настало время оценить потери, чем и занялся капитан, поразительно быстро передумавший помирать. Дитя глубин она, или не дитя, но тварь изрядно потрепала «Шайани»: мачты сломаны, изодранные, покрытые соплями паруса бессильно обвисли, дула пушек забиты тем же самым, палуба… сами понимаете. Но никто не погиб, и это вдохновило нас на новые подвиги. До самого вечера команда, объединив усилия с солдатами, надраивала палубу и выковыривала из пушек слизь. Мы же с Дрианном, вылив на себя по паре ведер морской воды и кое—как счистив с одежды липкий кисель, занялись мачтами и парусами. Маг, обессиленный после сотворения огненных шаров (работа с огнем отнимает много энергии, особенно, если волшебник предпочитает другую стихию), диктовал мне заклинания скрепления и восстановления, а я воплощал их в жизнь. После длительных мучений, во время которых мною были помянуты все боги Аматы и установлена степень родства сломанных мачт с демонами Мрака, работа, наконец, была закончена. Удалось даже кое—как заштопать и отскоблить от слизи паруса. Но конечно, вернуть им первозданный вид было не в моих силах.

– Ничего, – бодрился старший помощник за ужином в кают—компании. – Главное, корпус не пострадал.

– Однако далеко мы с такими парусами не уйдем, – остудил его пыл капитан. – До Санмы точно не дотянем. Первый же сильный ветер – и…

– Что же вы предлагаете? – помощник был странно напряжен.

– Унгда, – коротко произнес капитан.

– Но это невозможно!

– Выхода нет.

По лицам сидящих за столом офицеров было понятно, что слова капитана их не порадовали. Так, дай Луг памяти, что там не так с Унгдой? Конечно, печально известные Клыки смерти – длинная полоса рифов, тянущаяся вдоль всего побережья этой страны. Да, теперь ясно, почему моряки недовольны. Клыки смерти недаром получили такое название – около них каждый год гибнут десятки судов. Я осторожно поинтересовался:

– Может быть, удастся пройти дальше?

– Дальше – до самой Санмы сплошные скалы Пустыни призраков.

Судя по безмятежной улыбке Дрианна, парень ничегошеньки не знал о географии Южного континента. Все—таки удивительно, чему их учат в университете?

– А что плохого в Унгде? – спросил он.

– Да только то, что мы разобьемся о рифы, – резко ответил я, разозлившись на его несообразительность.

– Дело не в том, – капитан усмехнулся, когда мальчишеская физиономия мага расстроенно вытянулась. – Смею надеяться, я неплохой моряк, и сумел бы обогнуть Клыки. Тем более что бывал там не раз и знаю, как это сделать.

– Что же тогда?

– Говорят, в последнее время Клыки облюбовали морские тролли.

Нет, ну что же это такое, а? Теперь еще и такая головная боль! На Дрианна было жалко смотреть, так испуганно он вытаращил глаза.

– Но они же… людей едят! И еще у них сейчас период брачных игр!

Ай, молодец, парень! Расоведение ты хорошо учил. Чего нельзя сказать обо мне. Кое—какие сведения дядюшка Ге сумел вбить в мою буйную голову, но, надо признаться, их объем оставляет желать лучшего. Вот, к примеру, что мы знаем о троллях, кроме общеизвестных народных поговорок: «Туп, как тролль», «Заставь тролля Лугу молиться – он себе весь лоб расшибет», «Троллям закон не писан», и так далее? Это – здоровенные такие, в два человеческих роста, орясины, преимущественно грязно—синего цвета, невероятно тупые и в той же мере злобные. Согласно легенде о сотворении Аматы, выплюнул их Хаос, что и неудивительно. Делятся на горных и морских. Правда, поголовье горных подсократили воинственные гномы, которые этих тварей терпеть не могут. А вот морские цветут и процветают. Кто будет на них охотиться? Саймары, что ли? Так они – мирный народ. Что еще? Селятся тролли в подводных пещерах у скал или рифов, живут обычно парами, или небольшими семьями. За исключением, как изящно выразился маг, «периода брачных игр». Раз в году, в месяце Нуадия, толпы озабоченных продлением рода и жаждущих любви троллей собираются в одном месте. Самцы меряются силами, самки выбирают достойнейших. Именно в это время тролли особенно опасны. Длится это великолепие до месяца Пирия, так что у нас есть все шансы попасть на торжество – до конца Нуадия еще двадцать дней. Потом самки с самцами вновь расползутся в свои пещеры, и будут растить тролльчат, до следующего лета.

– В любом случае, впереди еще около двух дней пути, – прервал мои размышления голос капитана.

Изрядно поднабравшись рамса, который, как ни странно, немного смягчал симптомы морской болезни, я отправился в каюту, намереваясь хорошо выспаться после тяжелого дня. Дрианн плелся сзади, высоко подняв масленую лампу и поражая мое воображение подробным описанием анатомических особенностей троллей. В каюте я, не раздеваясь, забрался в койку и пожелал магу спокойной ночи. Как только погас свет, ко мне на грудь тихо запрыгнул Бродяга и принялся удовлетворенно подвывать. Памятуя о лечебном воздействии, которое оказывало его присутствие, я не стал прогонять зверя. Интересно, кстати, где он был целый день? Наверное, в трюме крыс ловил.

– Рик, что с вами? – испуганно воскликнул Дрианн.

«Мой кот мурлычет», – хотел было ответить я, но почему—то передумал и сонно пробурчал:

– Это я так храплю…

– Ты уверен?

– Да! Он – великий маг! Он сумел справиться с одним из богов Бездны!

– Каким образом?

– С помощью заранее заготовленного заклятия. Он выпустил волшбу наружу и активировал его, потом отправил следом еще одну.

– Какое заклятие он использовал?

– Не знаю, мой господин, на корабле царила паника, к тому же я находился довольно далеко. Но это было нечто невероятное!

– Помнится, кто—то утверждал, что мальчишка – «просто прохожий»!

– Простите меня, я ошибся, мой господин.

– Ничего, главное чтобы ты исправлял свои ошибки.

– Но что мне делать? Мои возможности ничтожны по сравнению с его могуществом!

– Ты прав, если он так талантлив… Бездна, как жаль, что нельзя перетянуть его на свою сторону!

– Почему нельзя, мой господин? Ведь вы даже не пробовали.

– Он очень умен, хотя и не уверен в себе, патологически честен, а, кроме того, совершенно нечитаем. Неудобный слуга, в отличие от тебя.

– Благодарю, господин.

– Это не комплимент, к сожалению. Итак, я активирую артефакт. Но не спускай с парня глаз. Коготь Угелука срабатывает не сразу.

– Слушаюсь…

– Лейтенант! Лейтенант! Проснись же!

Кто—то осторожно, но весьма настойчиво похлопывал меня по плечу. Не хочу! Отстаньте! Но неведомый вражина не унимался. Пришлось открыть усталые глаза… и снова закрыть, внушая себе, что увиденное лишь дурной сон. Надо мной маячила отвратительная рожа: в свете масленой лампы тускло отсвечивал лысый череп, маленькие глазки хищно прищурены, нечеловечески мощный подбородок навевал воспоминания о горных троллях, не к ночи будь помянуты. Однако пришелец не желал быть принятым за сновидение и повторил:

– Вставай, лейтенант, разговор есть, – и, помявшись, стыдливо добавил, – пожалуйста.

Против «пожалуйста» не попрешь, пришлось сделать еще одну попытку. Чудищем, померещившимся мне спросонья в неверном свете, оказался никто иной, как капрал Добб Ноут собственной персоной, с чьей легкой руки над неумехой—лейтенантом насмехается теперь вся рота. Бродяга куда—то пропал, видно, услышав чужие шаги, умудрился спрятаться.

– Что вам, капрал? – устало спросил я, мысленно гадая: чего от меня хотят на этот раз. Неужели не наигрались еще? Могли бы хоть ночью в покое оставить.

– Там ребята… в трюме—то… – помявшись, сообщил Добб. – Поговорить бы надо, того, этого, лейтенант.

Делать нечего, пришлось вставать и спускаться в трюм, отчаянно надеясь, что воины ради развлечения не надумали устроить мне «темную».

Трюм, освещенный парой ламп, встретил меня полной тишиной. Нет, солдаты не спали, они сидели на тюфяках, служивших им ложем, и смотрели на вашего покорного слугу. Капралы приветствовали меня стоя. Я остановился посреди их обиталища, не понимая, чего от меня ждут. Молчание затягивалось. Наконец Добб нерешительно произнес:

– Мы… того, этого. То есть, как бы сказать… – видно, красноречие нынче парню отказало. Как и смелость, которую он демонстрировал утром. Сделав глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, капрал рубанул. – Короче, прости нас, лейтенант, – и протянул мне руку.

Не задумываясь, я пожал широкую шершавую ладонь.

– Да ладно, всякое бывает.

– Вот и славно! – облегченно выдохнул Добб, и его грубоватое лицо расплылось в улыбке. – Мы—то думали, понимаешь, ты – слабак какой—то…

– А ты – боевой маг! – перебил его Сайм Хассон, изо всех сил хлопая меня по плечу.

– Не совсем… – попытался объяснить я, но воины уже не слушали.

– Если бы не ты, лейтенант, все бы сейчас рыб кормили!

– Не держи зла!

– Как ты его шарахнул—то!

– Вот мы с парнями и подумали: нехорошо вышло!

– В общем, спасибо тебе от всей роты! – подытожил Добб, протягивая объемистую флягу. – Лучшая старка из трактира Чага Уховертки.

Как же, слыхал. А теперь и попробую. Я поднял емкость в приветственном жесте.

– За вас, ребята!

Не знаю, на чем настаивает старку Чаг уховертка, но крепость у нее отменная. Посудина вернулась к хозяину, а мне сунули еще одну.

– Теперь моей, лейтенант!

Отметили мы примирение. Как оказалось, фляги находились на вооружении почти у всех воинов, и в каждой из них плескались старка, либо рамс, либо ядреная настойка домашнего производства. Выпив как следует, солдаты завалились спать, мы же с капралами повели неспешную беседу. Скрестив ноги на манер жителей Восточного Эмирата, я сидел на краю тюфяка, принадлежащего капралу шестого десятка Флиннелу О’Халигату – тридцатилетнему высоченному парню. Маленькими глотками отхлебывая старку из полюбившейся мне фляги, закусывал сухарем и слушал рассказ Била.

– Они, парганцы—то, уже который раз на Санму пасть разевают. Мы их и прошлый год били, и позапрошлый.

– Значит, ты уже бывал на Южном континенте?

– Как не бывать? Мы все не по разу туда прогулялись. Кроме вот, – Бил кивнул на Хамара. – Он у нас новичок.

– Из Волков перешел, – уточнил хмурый воин.

Силен мужик! Имперские волки охраняют границы Галатона. Войска ничуть не хуже Ястребов.

– Ну, и как там, на континенте? – заинтересовался я.

– Да обыкновенно. Жара, мухи, туземцы всякие. Еще змей много. Они подлые: в глаза лебезят, кланяются, а в спину ножом пырнуть норовят.

– Кто, змеи? – вытаращил я глаза.

Слыхал, конечно, о чудесах Юга, но чтобы такое?

– Да при чем здесь змеи? – досадливо поморщился слегка захмелевший Бил. – Говорю же: туземцы! Хуже орков, ей—Луг!

– Ну, это ты загнул! – крякнул Флиннел. – Орки – они, в общем, орки… – не найдя подходящих слов, воин сделал добрый глоток рамса.

– Так что там надо быть начеку! – продолжил Бил. – Ну, ты—то не пропадешь, лейтенант.

– А вот и пропаду! – честно признался я. – С оружием обращаться не умею.

– Так мы научим! – ухмыльнулся Йок, щуря хитрые зеленые глаза. Парень напоминал лесную кошку – такой же гибкий, опрятный и опасный. Даже в его речи чувствовались обманчиво мурлыкающие нотки. – Что, ребята, подсобим лейтенанту?

– Можно, – согласился Добб. – Дракона из тебя за пару дней, конечно, не получится, но пару—тройку приемов покажем. Будет подмога твоей волшбе!

– Главное, ты – не трус, а остальное приложится, – поддержал его Сайм. – Вот Добб – он у нас знатный мечник. Йок в рукопашном хорош. Арбалет… – он перевел взгляд на Ома Лютого, который с самого начала участия во всеобщем братании не принимал и от старки отказался. Сидел себе поодаль, поигрывая стилетом. Раз – узкое сверкающее лезвие взлетает вверх на пару локтей, два – тонкие пальцы уверенно охватывают рукоять.

– Лютый! – позвал его Сайм. – Поучишь лейтенанта арбалет держать?

– Посмотрим, – сквозь зубы процедил Ом и, сунув стилет за голенище сапога, демонстративно улегся на тюфяк, прикрыв глаза.

– Такой вот он у нас, с гонором, – хмыкнул Добб. – А вообще, парень надежный. Он в прошлый раз, того, этого, мне жизнь спас. Пошли мы с ним в разведку, и на караул парганцев наткнулись. Тех – шестеро, нас – двое. Ну, двоих—то мы сразу уложили, а третий меня – в спину мечом! Под лопаткой насквозь пробил, Мраков сын! Чуть бы выше – и здравствуйте, Счастливые долины!

– Не, – заметил весельчак Флиннел, – тебя туда не возьмут. Только во Мрак…

– Ну вот, – не смутившись высказыванием товарища, Добб подкрепился изрядным глотком старки и продолжил, – Лютый его из арбалета, почти в упор. А потом, того, этого, с двумя оставшимися схлестнулся. Меч у него и выбили. Так он в одного стилет метнул, точнехонько в сердце, он у нас мастер на это дело, без промаха кидает, что ни попадя. Как циркач, ей—Луг! А на другого с голыми руками попер. Под меч поднырнул и глотку ему перегрыз.

– Как… перегрыз? – икнул я.

– Понятно как, зубами. А потом еще меня на себе четыре майла к своим тащил. Одно слово: Лютый, – довольно заключил воин и приложился к фляге.

– Слышь, лейтенант, я спросить хочу, – впервые заговорил Давин Хрол, капрал девятого десятка, молчаливый мужик простоватого вида. – Ты сам—то откуда будешь? Правду говорят, что баронство и чин тебе от императора достались?

Рассказывать о себе не хотелось. Хвастаться особо нечем. Понятно, конечно, что мое происхождение не должно шокировать воинов, это вам не придворные щеголи – люди, привыкшие рисковать жизнью, прежде всего меряют честь по поступкам, а не по имени. С другой стороны… предубеждение против бастардов у галатонцев в крови. Я решил открыть капралам всю правду о себе как—нибудь потом, при случае. Казармы Ястребов находятся за пределами городских стен, поэтому воины мало что знали о нашумевшей истории спасения императора. Я отделался общими фразами. Мол, живу у дяди в Портовом квартале, а титул и чин получил за заслуги… Напустил туману, в общем. Но спасибо другому туману, царившему у нас в головах после обильных возлияний – никто не стал выспрашивать подробности.

В свою каюту я вернулся под утро. Как ни странно, Дрианн, который должен был видеть десятый сон, не спал – он лежал в своей койке, поставив на палубу лампу, и остановившимся взглядом всматривался в круглую штуку из полированного черного дерева, от которой к шее тянулся широкий кожаный шнурок. Дорогой амулет! Интересно, каким действием он обладает? Я никогда такого не видел, поэтому подошел поближе. Губы мага беззвучно шевелились, лоб был нахмурен, словно парень пытался что—то услышать. Почувствовав наконец, что он в каюте не один, Дрианн вздрогнул, оглянулся и суетливым жестом спрятал амулет под рубаху. Ну, не хочет показывать – и не надо! Я дружески хлопнул мага по затылку и завалился в койку.

Пробуждение было суровым. Свежий и отдохнувший Бил тряс меня как садовник – грушу, и решительно отказывался понимать, что у меня болит голова, ломит кости, а к горлу подкатывает тягучий ком тошноты.

– Добрый бой – лучшее лекарство! – торжественно провозгласил он, вываливая меня из койки.

И начались прелести обучения! Сначала разминка под руководством Йока, который безжалостно валял меня по палубе, при этом дотошно объясняя, как и зачем он это делает. Теперь—то я узнал, что такое «вдовий захват»! Это когда противник стискивает тебя до треска в ребрах, одновременно сцепляя руки в замок на твоей спине. Если вдовы так обнимают, то не надо мне Мельды! Впрочем, может, название намекает, что после этого захвата твоя жена останется вдовой. «Монастырская подножка» тоже была хороша в своем роде – благодаря ей я бесчисленное количество раз мешком хряпался на палубу. Потом настало время изучения стратегии и тактики ближнего боя, а также теории выживания на Южном континенте – да—да, мои мучители и это предусмотрели! Преподавал мне сию премудрость капрал восьмого десятка Зарайя Миттус – обстоятельный немолодой бородач.

– Ты, лейтенант, знаешь, чем Ястребы отличаются от других имперских войск?

Пришлось покаяться: точно не знаю.

– А тем, что мы – быстрые да легкие. Нас отправляют туда, где надо прибежать, скоренько зачистить, и назад. В осаде стоять, к примеру – это к Секачам, они народ медленный, но упорный. Если крепость защищать, то Имперские шершни сгодятся, без них в этом деле никуда. Вот, кстати, ты мне ответь: почему среди Ястребов лучников нет?

– М—м…

– Да потому, лейтенант, что в нашем деле от них никакого проку, суета одна. Лучнику, ему что надо? Время, чтобы лук поудобнее перехватить, к ветру примериться, прицелиться. А где у нас время? Нет его. По этой вот причине у Ястребов на вооружении арбалеты. Арбалет – он меньше, удобнее, из него можно и в упор бить. Конечно, у Ястребов и мечи имеются, а обращаться с этими игрушками они обучены, будь спокоен. Опять же, дага быть должна обязательно. В бою иной раз щит выбьют, так с дагой в левой руке сражаться сподручнее. Понятно объясняю?

– Понятно.

– Вот и ладно. Покажи свой меч.

Я протянул Зарайе императорский подарок.

– Знатная вещица! Сразу видно, гномья работа. С волшбинкой?

– Наверное, да.

– С ней, вон как поет! – воин ласково провел кончиками пальцев по матовой стали клинка. – Хороший меч, годится. Ну, о мечах тебе лучше Добб расскажет, он у нас по этой части дока. Я только одно спрошу: видел ты Ястреба с двуручником? Нет? А почему, как думаешь?

– Наверное, потому что для ближнего боя неудобно, – догадался я.

– Верно мыслишь, – одобрил дядька. – Двуручники Секачи любят, ими ряды копейщиков хорошо разбивать, ежели они ниже стоят. Копье таким мечом перерубается на раз. Или, опять же, против конного в полном вооружении: двуручником сплошной доспех пробить можно, тяжелый он – ого—го, чтобы такое оружие таскать, да еще и биться им, надо силу иметь. А Ястребам нужны мечи короткие, чтобы двигаться не мешали. И вот еще что: видел я намедни на тебе кольчужку, добрую такую. Где она?

Вспомнив, какие насмешливые взгляды провожали меня вчера, я слегка покраснел и признался, что оставил кольчугу в каюте.

– Ну, в каюте так в каюте, – легко согласился Зарайя. – У нас доспех только перед высадкой надевать принято. Как мыслишь, какой доспех у Ястребов должен быть?

– Чтобы не мешал движению, легкий… Тонкая кольчуга, наверное, вроде моей. И шлем, так?

– Быстро схватываешь, лейтенант. Еще наручни и поножи. А шлемы у нас не такие как у Быков, к примеру. Те при полной выкладке шагу ступить не могут, такую тяжесть только коню и тащить. А наши шлемы – вот.

Бородач жестом фокусника вытащил из—за спины нечто напоминающее маленькую гладкую шапку, только изготовленную из стали. Впереди располагалась узкая полоса, видимо, для того чтобы защищать нос, сзади болталась кольчужная сетка.

– Примерь—ка.

Внутри шлем был подбит мягкой холстиной, каким образом она держалась на стальных боках, я так и не понял. С помощью клея, наверное. Надев его, я вызвал у Зарайи добродушный хохоток:

– Великоват маленько. У меня голова—то поболе твоей будет. Удивляешься, как материя держится? Полковые мастера колдуют. Шлемы—то все одинаковые по размеру, не будешь же каждому солдату голову измерять. Вот и подгоняют: кому велик – побольше холстины налепят, и готово. Потому—то мы волосы и сбриваем, жарко очень.

– А Ом? – я вспомнил Лютого, шевелюра которого не уступала эльфийской.

– Это – особый случай, он вообще шлем с кольчугой не признает.

– Как же?.. – положим, в сражении с мечником можно надеяться на свою ловкость. Но ведь никогда не предугадаешь, в какую секунду и откуда в тебя выпустят стрелу, или, того хуже, арбалетный болт.

– Да так, – пожал плечами воин. – Лютый не такой как мы, он смерти не боится.

– А вы боитесь? – изумился я. Как—то в моем сознании лихие Ястребы не сочетались со страхом смерти.

– Ну, ты спросил, лейтенант! – усмехнулся Зарайя. – Кому ж помирать охота?

– Ому… – пробормотал я под нос.

Действительно, если человек не боится Слепой невесты, значит, ждет ее прихода. Лютый все больше занимал мое воображение.

– Ну, хватит пока, – подытожил капрал. – Вечерком еще поговорим, о том, как выбивать противника из деревень. Это тебе пригодится, все колонии – сплошь маленькие поселения, городов там почти нет.

Если вы думаете, что меня на этом оставили в покое, то глубоко заблуждаетесь. Спасибо, хоть дали пообедать и часок отдохнуть. Впрочем, отдыхом это можно было назвать с большой натяжкой, потому что все это время Добб посвятил теории боя на мечах. Обогатив свои познания такими замечательными вещами как стойки «собачий хвост» и «скорпион», и так и не уяснив, чем же отножный удар отличается от подплужного, я под руководством того же Добба приступил к практическим занятиям. Благодарение Лугу, капрал демонстрировал мне удары в замедленном темпе. Но этого тоже хватило. Потом он отошел в сторонку, сложил руки на груди и принялся гонять меня, заставляя сражаться с воображаемым противником.

– Засечный правый, засечный левый, вдоль! Стойка! Горизонт правый, горизонт левый, вдоль! Стойка! Не спи, лейтенант! Поземный левый, подплужный правый, горизонт левый! Локоть куда, локоть куда, я говорю?! Еще раз!

И еще, и еще, и еще! Когда наконец мечник сжалился, я ощущал себя столетним стариком. Хотелось лечь и больше не вставать, все тело ныло, правая рука, казалось, сейчас отвалится. Тем не менее, морская болезнь чудесным образом исчезла. Видимо, обиделась на отсутствие внимания. Добб остался мной доволен:

– Для первого раза неплохо! Завтра со щитом поработаем.

На сон грядущий я имел удовольствие беседовать с Зарайей об особенностях захвата колониальных деревень.

– Там, вроде, все то же самое, что и в галатонских селах, – делился со мной воин. – Только дома не деревянные, а из травы такой, навроде нашего камыша. Горит хорошо! Но ты не забывай, что, ежели из своей деревни врага выбиваешь, так жители тебе благодарны. Коли не помогут, так хоть не помешают. А в колониях все не так. Для них что мы, что парганцы – одинаково – двана. Захватчики, по—нашему. А значит, жди удара вдвойне. Парганец не заденет, так дикарь копьем проткнет. Или стрелкой плюнет.

– Как это… плюнет?

– А у них такие трубочки есть, на дудку похожи. Вот из них туземцы и плюются стрелочками. Сами—то они крохотные, серьезную рану нанести не могут. А только дикари их змеиным ядом смазывают. Если попадет в кровь – считай ты уже покойник. Но и это не самое плохое.

Ну, знаете! Что же может быть хуже? Зарайя огорошил:

– Страшнее, если ты им живым в руки попадешь. К примеру, перебили ребят, а тебя в плен взяли. Или украли, когда рота лагерем стояла. Очень даже просто! В кусты по нужде отошел – и нет тебя. Поэтому запомни: в кусты только с товарищем. А если все же в плен попадешь – мой тебе совет: постарайся сам к Тринадцатому богу отправиться. Душу спасешь.

– В каком смысле? – проблеял я, заранее ужасаясь ответу.

– Ну, если просто съедят, это хорошо. Но не все племена людоедские. Могут рабом сделать. Тоже ничего, если повезет, попробуешь сбежать. Но вот если гунгану отдадут – пропала твоя душа. Они же демонам Мрака молятся, дикари—то. А гунганы – колдуны их – умеют покойников поднимать. Говорят, они душу пленяют, и, пока не выпустят, покойник им служить обречен.

Ну, это не ново. Техникой создания зомби владеют не только гунганы. Обычная некромантия, в сущности, основанная на союзе с могущественным демоном. Вот насчет пленения души сомневаюсь. В дядюшкиной библиотеке есть такая забавная книжица – «Некромант. Путь презлейшего». Древняя, между прочим, в переплете из человеческой кожи. Так вот, в детстве я пару раз в нее заглядывал, картинки смотрел, отвратные, надо сказать. Там говорилось, что захват души – всего лишь страшная легенда, никто не властен над душами, кроме богов, и Абсолюта, конечно. Хотя кто его знает…

– Вот в Унгде, например, очень сильные гунганы. И людей они тоже едят, – как ни в чем не бывало, продолжал бородач. – Нет, конечно, они в открытую не нападают, боятся. Так, поодиночке отлавливают. Был у нас случай лет пять назад, в Кууме. Больно уж девки там хороши! Оттуда рабынь и везут. Парень у меня в десятке служил, ходок был тот еще – котяра просто. Мы его так и звали: Кот. Стояли мы лагерем у одной деревни, не помню уж, как называлась. И присмотрел наш Кот себе подружку. Красавица – ничего не скажешь. Глаза черные, жгучие, – Зарайя вытаращился, видимо, изображая взгляд туземки. – Гибкая, в поясе ладонями обхватить можно, а груди – вот такие! – капрал вытянул руки перед собой на пол—локтя. – Ну, парень с катушек и слетел. Вынь да положь ему эту девку. А она из богатой семьи была, дочка гунгана. С такими даже Хорьки не связываются, себе дороже. Наоборот, стараются задабривать – рамс привозят, старку, бусы там всякие, а колдуны за это дикарям говорят, что хорьки – посланники божка, которому племя молится. Туземцам лестно богу угодить, вот и идут в рабство добровольно.

Что—то жаль мне стало дикарей. Раньше не задумывался: колонии и колонии, рабы и рабы. А сейчас вдруг осознал: их жизнь на чужбине даже хуже судьбы бастарда. Ведь раб – это не человек даже. Вещь, собственность. Именно так трактует его статус закон Галатона: убийство чужого раба считается порчей имущества и обязывает виновного возместить стоимость утраченной вещи. И никак иначе. Собственно, чем дикари заслуживают такого отношения? Они нас не звали к себе, жили спокойно, никого не трогали. А мы захватили их земли ради того, что кроется в недрах, вывозим с континента алмазы, драгоценное черное дерево, а взамен широким жестом дарим горстку дешевых стеклянных бусинок…

– Эй, лейтенант, ты чего задумался? – толкнул меня в бок Зарайя, и с неожиданной для старого солдата чуткостью спросил. – Тебе что, туземцев жалко, что ли? Плюнь, парень, и забудь. Жалеть будешь, когда домой вернешься. А там – нельзя. Они тебя не пощадят, если что. Ну так вот, я и говорю: наладился наш Кот в деревню бегать. Сядет напротив хижины гунгана и сидит, девку высматривает. А она даром что молодая – вредная была, ух! Смеялась все над ним. Досмеялась…

Воин замолчал, вглядываясь в колыхание волн за бортом.

– И что? – поторопил я его.

– Да что… у Кота кровь – не водица. Украл он девчонку, и силой взял. А она этого не стерпела и руки на себя наложила, в Шарде утопилась. Это река там такая, слыхал? А перед тем отцу все рассказала. После этого пропал наш Кот. Мы его обыскались, все ближние селения обшарили, к дальним пошли. Нет нигде. Вернулись, конечно. Мы тогда парганцев ждали – опять несколько рот границу с Зингвадой перешли и все норовили деревню эту захватить. Там рядом шахта большая, волшбинку добывают. Стоял я в карауле, ночь теплая, тихая, светляки летают, здоровые такие, лохматые… – капрал продемонстрировал лопатообразную ладонь, указывая размер тварей.

Храни меня, Брижитта, от своих детей! Что ж на нем делается, на том Южном континенте, если там даже светляки – большие и лохматые?!

– Да, стою я, и вдруг слышу – треск. Ломится кто—то сквозь кусты. Думал, может, зверь какой, арбалет вскинул, жду. Гляжу – Кот вышел, стоит, смотрит на меня. Я обрадовался: «Брат, – кричу, – ты откуда? Где был?» А он… молчит. – Воина передернуло, а у меня по спине пробежали зябкие мурашки. – И запах такой, знаешь…

…Знаю, друг. Однажды, еще мальчишкой, лазая под пирсом, я наткнулся на полуразложившийся труп какого—то несчастного бродяги. Наверное, от твоего товарища пахло примерно так же.

– Так вот, я поначалу к нему кинулся, а потом гляжу: глаза у него мертвые. Он руки протянул, схватить меня хочет, а я не знаю, что и делать…

Капрал опять надолго замолчал, потом, отцепив от пояса флягу, глотнул рамса.

– Что ты сделал? – тихо спросил я.

– Ребят крикнул. Сожгли мы его. А потом и деревню спалили. Вот так, лейтенант. Теперь думай: надо ли их жалеть, или своя душа дороже?

Зарайя тяжело поднялся с палубы, словно та старая история, всплыв из безвременья, невыносимым грузом легла на его плечи.

– Пошли спать, лейтенант. Завтра продолжим…

Дрианн опять лежал в койке и что—то беззвучно шептал в свой амулет. Молится на него, что ли? При моем появлении парень воровато дернулся и спрятал деревяшку на груди. Однако нынче его загадочные действия не пробудили во мне никакого интереса. Не до того, знаете ли, было – к гудению конечностей прибавился еще и шум в голове, видимо, там раскладывались по полочкам полученные от Зарайи сведения. Я молча погасил лампу и вскарабкался на свое место, предвкушая завтрашнюю боль в перетруженных мышцах. Бродяга, как обычно, появившийся ниоткуда, водрузился мне на грудь, немного посветил в темноте желтыми плошками глаз, а потом мирно захрапел. Тошнота, пожалуй, была единственным недугом, который не вгрызался сейчас в мое тело, и у меня мелькнула мысль: а не спихнуть ли кота вниз? Но руки, жалобно просившие отдыха, не желали подниматься, и я решил считать зверя неизбежным злом. Пусть его, хоть какой—то кусочек родного дома, если вдуматься…

Серый мир: тусклое, застиранное низкое небо, потрескавшаяся земля цвета пепла, жухлая ломкая трава. Низкий берег реки, свинцовые воды которой словно застыли в неподвижности. Густой, тяжелый воздух с горьковатым привкусом полыни. Здесь время тянется бесконечно долго, а может быть, его вовсе нет. В нескольких шагах от меня лицом к реке сидит женщина. Я вижу только ее узкую спину, обтянутую мышиного цвета платьем, и – неожиданно ярким пятном – вольно рассыпавшиеся по плечам пышные рыжие волосы. Они – как гречишный мед, как беличья шкурка, как пламенеющие осенние листья. Я шагаю вперед, охваченный внезапным желанием увидеть лицо незнакомки, но воздух становится вязким, как болотная жижа. Преодолевая его сопротивление, делаю еще шаг и кричу, кричу… Маленькие комочки умирающих звуков прилипают к неживому пространству. Женщина не оборачивается и не двигается, лишь по ее волосам, подобно бусинам из Солнечного камня, рассыпаются огненные блики. Откуда это сияние, ведь в сером небе нет светила? С огромным трудом шагаю еще. Я хочу видеть твое лицо, прекрасная! Обернись, дай мне взглянуть в твои глаза!