Инженер – повелитель гномов

Глава вторая

Поглаживая битком набитый живот и с трудом борясь с неожиданно навалившейся дремотой, Ранбарт предавался неспешному размышлению. А что еще делать молодому парню, который первый раз в жизни наелся так, что еле-еле смог накинуть на плечи свой дорожный мешок. Да. Повариха на площади возле городских ворот накормила от души. Гном и сам до сих пор не мог понять, как у него получилось умять три весьма приличных горшка супа и закусить это дело двумя огромными порциями жареных грибов. Не зря про сегодняшний праздник говорят: «День год кормит». Ох, не зря. Конечно, из рассказов товарищей паренек знал, как проходит для старших гномов день Первого Горна, но реальность оказалась куда как поразительнее дружеских побасенок.

Сейчас же проходчик, привалившись спиной к шершавой стене караванных конюшен и вдыхая насыщенный запахом навоза воздух, как раз и рассуждал о том, что его более удивило за сегодняшний день: невиданное по щедрости угощение или появление Владыки. Рядом, подложив мешки под голову, дремали остальные родичи, а глава самого крупного в Веселом клане рудокопов, почтенный Гербарт, вообще откровенно храпел, причем настолько громко, что лошади в стойле били копытами и испуганно ржали. Лишь двое караульных, выставленных по распоряжению старейшины, медленно, еле-еле волоча ноги, ходили вокруг временного лагеря. Оно и правильно. Хотя в столице и спокойно, но мало ли что может произойти. Да и за поклажу, заботливо сложенную в женский шатер, беспокоиться не придется. Впрочем, как и за самих женщин.

Так и не решив для себя сложную дилемму, Ранбарт махнул рукой и вознамерился немного вздремнуть, но тут из ближайшего туннеля, идущего от городских ворот, выплеснулась шумная процессия, на разные лады прославляющая короля. Лежащий рядом с проходчиком его троюродный брат приподнялся на локте и сонно спросил:

– Что там такое?

– Ничего, спи, Вилбарт. Все в порядке. Это здешние кузнецы от суповых котлов возвращаются.

Брат понимающе улыбнулся и немедленно уронил голову на мешок. Через три удара сердца он уже сладко посапывал, при этом смешно причмокивая губами. Проходя мимо спящих провинциалов, местные не смогли себе отказать в удовольствии так рявкнуть «Слава великому королю Шлюксбарту Пятому!», что явственно задрожал потолок и закачались стены конюшни. По крайней мере, именно так показалось Ранбарту. Проснувшийся от дикого рева, старейшина сонно потер глаза и посмотрел на мерную лампу, тускло чадящую у него в изголовье.

– Пора собираться, и так почти четверть смены проспали, – буркнул себе в бороду Гербарт и, набрав в легкие побольше воздуха, привычно гаркнул: – Подъем! А то все лучшие места на площади без нас займут.

Гномы, несмотря на недовольные вздохи женщин, очень быстро свернули лагерь и потопали по узким переходам и туннелям к королевскому замку.

А на площади уже вовсю шли заключительные приготовления к самому главному событию года – песенному празднику. Артель каменотесов опоясала место провала широким каменным парапетом и сверху накрыла мощными деревянными балками. Нагло воспользовавшись служебным положением, артельщики немедленно залезли на получившееся возвышение, став таким образом первыми в королевстве строителями, а заодно и посетителями такого невиданного ранее сооружения, как вип-ложа. Теперь счастливые обладатели лучших мест вяло переругивались с гномами из других кланов и артелей, которые время от времени отделялись от основной массы народа и пытались согнать ушлых каменотесов с импровизированных подмостков. Окружающие безо всякого интереса следили за постоянно возникающими перебранками, так как отлично знали, что до драки в этот священный для гномов день дело не дойдет.

Площадь медленно, но уверенно заполнялась осоловевшими от сытости гномами. Повсюду цвели улыбки, раздавался громкий смех и слышались первые, пока еще робкие песнопения. Но не все на площади пребывали в легком, беззаботном настроении. Главы родов и артелей, просто уважаемые гномы, в общем, все, кого в народе уважительно называли старейшинами, собирались небольшими группами и, встав тесным кругом, вели непростые разговоры. В центре одного такого собрания находился почтенный Гербарт.

– Что думаешь насчет всего этого, брат Фили? – обратился он к невысокому, но чрезвычайно широкоплечему собеседнику. Тот степенно погладил пышные усы и задумчиво потеребил короткую опаленную бороду.

– Так сразу и не ответишь, брат Гер. Думать надо.

Стоящие вокруг гномы солидно закивали. Глава кузнечной артели поселка Веселый почтенный Филибарт озвучил невысказанную, но отчетливо витающую в воздухе мысль. Но в разговор двух друзей, выросших в одной младшей артели и поэтому имеющих право называть друг друга неполными именами, никто не вмешался. Да и зачем? Все понятно и без слов. Гномы немного помолчали, затем снова заговорил Гербарт:

– Тогда что зря стоять, стоймя туннель не вырубишь. Послушаем, что скажет король, вот тогда все и обсудим.

Собеседники опять степенно закивали, для приличия проронили еще пару ничего не значащих фраз и разошлись в разные стороны. Ранбарт хоть и находился во время разговора всего в десяти локтях от старейшин, но ничего не слышал, да и слышать не хотел. Он жадно высматривал в толпе своих друзей, но, к своему большому разочарованию, никого пока не обнаружил.

– И кого это ты, парнишка, ищешь? – раздался прямо над ухом проходчика приятный девичий голос. – А то смотри, так все глаза проглядишь.

Ранбарт повернул голову направо и остолбенел. Такой красавицы он еще не видел. Широкобедрая, невысокого роста, с иссиня-черными волосами, заплетенными в тугую косу, незнакомка показалась проходчику невообразимо прекрасной. Такой прекрасной, что лицо Ранбарта немедленно начал заливать густой юношеский румянец. Незнакомка мило улыбнулась, посмотрела по сторонам и многозначительно произнесла:

– Приходи сегодня вечером ко мне. Песни вмести попоем.

Бедолага-проходчик силился произнести хоть одно слово, но у него ничего не получалось. Вдобавок ко всему у него мелко задрожали колени, а в груди бешено заколотилось сердце. Девушка еще раз окинула взглядом Ранбарта и звонко засмеялась:

– Так что, придешь? Дома до утра никого не будет.

Красный, как лава нижних уровней, проходчик немного унял охватившее его волнение и наконец смог хоть что-то произнести:

– Э-э-э… Меня зовут Ран. И я из Веселого…

Девушка недовольно сжала пухлые губки и скорчила недовольную гримасу:

– Так ты еще Младший? А что ты тогда делаешь здесь, на площади? И где твой наставник?

Проклятый мрак! От стыда за допущенный им нелепейший промах Ранбарт был готов немедленно провалиться сквозь камень, причем гораздо ниже последнего уровня. И даже мучительная смерть в кипящем лавовом озере казалась сейчас гному спасительным избавлением от постигшего его позора. Несчастный Младший, не зная, куда спрятать внезапно налившиеся свинцом руки, неуклюже переминался с ноги на ногу, совершенно не представляя, каким образом найти выход из абсолютно безнадежной ситуации.

Между тем красавица томно поправила косу, самым прелестным образом сморщила обворожительный носик и разочарованно протянула:

– Знавала я много веселовских парней, да ты что-то на них не похож, – после этих слов незнакомка развернулась и мгновенно затерялась в толпе.

Ошарашенный рудокоп еще долго смотрел ей вслед невидящим взглядом, а в груди у него разливалось никогда ранее не изведанное теплое, щемящее чувство. Смотрел до тех пор, пока его чувствительно не толкнули в спину.

– Ты что, меня не слышишь?

Проходчик обернулся – рядом с ним топтался взмыленный Вилбарт. У него под ногами стояли два огромных заплечных мешка.

– Наши уже поближе к певцам подошли. Кинулись – а тебя нет. Меня за тобой послали. Забирай свое барахло, – брат с силой пнул один из тюков. – И пошли к остальным. А что это у тебя рожа такая красная и задумчивая? Случилось что?

Не обращая внимания на назойливые расспросы брата, Ранбарт молча пробирался через плотную толпу. У него перед глазами все время возникал пленительный образ девушки, и рудокоп ничего не мог с этим поделать. И только после того, как гном присоединился к родичам и получил хороший нагоняй от старейшины, парня немного отпустило. Но вместо облегчения на него навалились невеселые мысли. Как же так могло получиться, что в столь важный момент он вместо того, чтобы поддержать беседу и договориться с незнакомкой насчет сегодняшнего вечера, стоял, как дубовая крепь в шахте, и даже слова вымолвить не мог. Хорошо, что его позора никто из знакомых не видел и смеяться над ним не будут. Эх, такой шанс упустил, такой шанс…

На самом деле ничего не может укрыться от внимательных глаз жены старейшины. Не прошло и двести ударов сердца после того, как незнакомка скрылась в толпе, а достопочтенная Миранда уже докладывала мужу о произошедшем. Гербарт внимательно выслушал супругу, незаметно ухмыльнулся в бороду и тихо спросил:

– Сколько ей лет?

– Она, конечно, постарше нашего горемыки, примерно лет на сорок, и кольцо на руке у нее с желтым сапфиром, – женщина задумалась на пять ударов сердца и решительно сказала: – Опрятная, да на вид работящая. Думаю, что она будет хорошей женой для Ранбарта.

Старейшина, поглаживая бороду, медленно кивал, обдумывая услышанное. Его абсолютно не волновало то обстоятельство, что девушка немного старше проходчика. А что волноваться, если почти у всех гномов жены старше мужей. И кольцо с желтым камнем, обозначающее, что его обладательница два раза была замужем, тоже ни капли не беспокоило главу рода. Наоборот, это очень хорошо. Значит, женщину не нужно будет учить, как вести себя с мужчиной. Тревожился старейшина лишь за то, что работающий на самых глубоких уровнях шахты молодой рудокоп до сих пор не женат. А сколько ему жить под сводом осталось? Год, два. Самое большее три. Да и то, если сильно повезет. Так что пора Ранбарту обзаводиться семьей и заводить потомство. Род не может просто так терять своих гномов.

– Хорошо, Миранда. Я не возражаю. Что делать дальше, ты знаешь, – сказал старейшина и незаметно погладил жену по руке. – А как там наш женишок?

Миранда улыбнулась и с нежностью посмотрела на супруга.

– Ну, прямо вылитый ты много лет назад.

Старейшина тихо фыркнул, оглянулся вокруг и неестественно суровым голосом начал отдавать распоряжения своему роду.

Первый песенный праздник устроил сам Владыка, причем, как гласили самые древние предания, Ортрун пел в полном одиночестве, потому что других гномов еще не существовало. Так что получается, что гномы начали петь еще до своего появления в этом мире. В отличие от песен других народов песни гномов сочинялись не абы как, а исключительно по незыблемому канону, заведенному еще самим Первоначальным. Причем этот канон являлся столь трудным, что, например, эльфы так ни разу и не смогли придумать правильную песню подземного народа. Оно, кстати, и понятно. Тут и сами гномы с большим трудом могут такое осилить, куда уж сладкоголосым лесным обитателям. Именно поэтому победители песенного соревнования пользовались огромным уважением в народе и, по старинному обычаю, даже имели право носить в королевском замке боевой топор.

Сам же канон знаком любому гному с малых лет и даже высечен у многих на стенах домов. Поэтому на празднике имеется один, но самый справедливый судья – сам народ. Вот на этого судью и смотрел сейчас Осипов со своего места. Когда короля вытаскивали из провала и несли в замок, он толком ничего не смог рассмотреть. Не до того было. Так что именно сейчас Его Величество впервые увидел тех, с чьей помощью ему и двум его товарищам придется выполнять задание Старшей планеты Земля.

Николай всей кожей чувствовал тысячи направленных на него взглядов. Ощущал жадное нетерпение толпы. Медленно, поистине с королевским величием, Николай поднял руку над головой и после небольшой паузы торжественно произнес ритуальную фразу открытия праздника.

Толпа разразилась криками восторга и затопала ногами. На площадку перед королевской трибуной шагнули четыре первых претендента на победу.

– Уф… Пока молодняк выступать будет, можно ненадолго расслабиться, – c явным облегчением в голосе промолвил маг и тут же обратился к воеводе: – Так вы, почтенный Нортбарт, говорите, стихи писали?

Шипулин смущенно отвел взгляд в сторону:

– Писал, это громко сказано. Баловался этим делом. Вернее, пытался баловаться. Преподавательница по литературе у нас очень хорошая была. Даже меня ненадолго смогла увлечь этим… этими… – Андрей, словно откручивая вентиль водопроводного крана, замысловато повертел пальцами перед собой, так и не сумев сказать, чем же именно смогла увлечь его учительница литературы.

– Отлично! – Нагибин улыбнулся и энергично потер ладонями. – Значит, среди нас есть фактически дипломированный поэт! Тогда тебе и кирки в руки.

Король с унынием наблюдал за разговором товарищей. Он вообще крайне скептически отнесся к идее мага. Шутка ли! Выступить с наиважнейшим обращением к народу, да не просто так, а именно в песенном виде. Причем с полным соблюдением канона. А это практически никому не удается. Эх! Слишком Владыка суровые правила придумал.

Здесь и жесткое ограничение в количестве строф. И постоянно повторяющаяся первая строка. А также куча других ограничений. Единственное, что не вызывало раздражения Осипова, так это замечательный припев, состоящий из немногих дошедших до настоящего времени слов древнего языка гномов. Причем слова весьма хитро накладывались как на максимально быстрый темп ударов кирки о твердую породу, так и на самые мощные удары молота по наковальне. Эх… Как ни крути, а написать за пару часов обращение к народу при таких условиях невозможно.

К реальности Николая вернул хохот толпы. Инженер встрепенулся, обвел площадь взглядом. Понятно. Новички закончили свои песнопения и под дружный, но совершенно незлобивый смех покидали место выступления, освобождая сцену для более умелых певцов. А это означает, что королю необходимо время от времени поглядывать на площадку и иногда небрежной мимикой реагировать на происходящее.

– Это никуда не годится! – донесся до Осипова раздраженный голос мага. – Где ты видишь здесь рифму? А в первом куплете первая строчка совсем другая, чем во втором.

Несчастный воевода заерзал в кресле, страдальчески поднял взгляд к потолку, скрывавшемуся в непроглядной мгле:

– И дернул же меня проклятый мрак ляпнуть насчет стихов. Я их уже лет пятнадцать не писал. Да и не умел ни фига, – Андрей решительно закинул на правое плечо отбойный молоток, всем своим видом показывая, что более он ни в каких сомнительных мероприятиях принимать участие более не собирается.

– Значит, так, – вмешался в разговор Николай. – Хватит ерундой заниматься, видно же, что ничего хорошего из этой затеи не получится. Надо придумать обычную речь, без всяких выкрутасов, и спокойно произнести ее после окончания праздника.

Павел Анисимович для приличия еще немного поспорил с королем, но в конце концов сдался и, постукивая ладонью по шкатулке, стоявшей у него на коленях, надолго погрузился в глубокие раздумья.

Король с воеводой немедленно воспользовались неожиданным перерывом и с интересом глазели на представление. Его Величество пару раз милостиво поднимал бровь и одобрительно кивал. Каждое его движение вызывало у толпы восторженный рев, а певцы, попавшие под королевское одобрение, буквально светились от счастья.

– Ваше Величество, – маг наклонился к королю и, не выпуская из рук шкатулку с картами, тихо прошептал: – В общем, я полностью продумал ваше выступление. Теперь слушайте и запоминайте.

И Нагибин начал нудным, монотонным голосом рассказывать о том, что семья – это ячейка общества и что важное внимание будет уделяться воспитанию детей посредством школьного образования по новым методикам, разработанным при непосредственном участии Владыки. И что пора самым решительным образом покончить с набегами банд. Не забыл почтенный маг упомянуть и об обязательном повышении производительности труда и мирной экспансии королевства на рынки сбыта сопредельных государств.

Уже через пять минут инженер понял, что никакой речи он произносить не будет. Так как горячо обожающий его народ не поймет ни одного слова из столь долго подготавливаемого обращения. Воевода поначалу с большой заинтересованностью внимал мудрым речам мага, но чем дальше забирался Павел Анисимович в дебри геополитики, тем скучнее становилось лицо бывшего горного рабочего шестого разряда. Вдобавок ко всему отбойный молоток крайне неудобно лежал на закованном в железо правом плече воеводы, так и норовя сползти с него и грохнуться на застеленные старой, истрепанной материей доски пола.

Андрею это до крайности надоело, и он решил пристроить отбойник поудобнее. Резким, отточенным за годы, проведенные в забое, движением воевода стряхнул «малыша» с плеча и практически без замаха перебросил его себе на колени. Вернее, попытался перебросить. Шипулин совершенно не принял в расчет то обстоятельство, что его нынешний рост весьма отличается от его роста в прошлой жизни. Причем в гораздо меньшую сторону. Отбойный молоток, описав хитрую траекторию, вместо того, чтобы приземлиться на колени воеводы, лишь скользнул по ним и угодил пикой прямо в бок Осипову.

Крик короля заглушил очередного выступающего, который как раз распевал о всеобъемлющих достоинствах Его Величества и о том, как великолепно живется народу под его несравненно мудрым управлением. С перекошенным лицом Николай вскочил с кресла:

– Твою мать! – орал он, прижимая ладони к сильно ушибленному боку. – Да так же можно все почки поотбивать!

Сзади набежали придворные, суетливо закружились вокруг пострадавшего. Мелькнула озабоченная физиономия хранителя. Морщась от боли, инженер зло цыкнул на назойливых спасателей и, взмахнув рукой, отогнал их прочь. Народ же, особо не понявший, что произошло на королевском помосте, оценил ситуацию по-своему. Толпа неодобрительно зашумела на певца, и тот с пристыженным лицом молниеносно слинял с площадки. Больше никто хвалебных песен о короле не пел. Хотя до этого момента репертуар певцов на добрую треть состоял именно из них.

Кое-как справившись с ситуаций, Осипов так тяжело уселся на свое место, что крепкое дубовое кресло ощутимо затрещало. Король, потирая бок, бросил недовольный взгляд на притихшего воеводу. А раздраженный ненужной кутерьмой маг зло прошипел прямо в лицо Шипулину:

– Проклятый мрак! Тебя что, мать учила молотком махать? Прислони его к креслу. А то ты короля, не дай Владыка… – Павел Анисимович благоразумно не стал заканчивать свою мысль. – Так на чем я остановился? Ах, да. Пятнадцатый пункт нашей программы формулируется следующим образом…

С выражением неизмеримого страдания на лице Его Величество повернулся к воеводе, надеясь своим видом устыдить Шипулина за безобразное поведение. С удивлением король увидел, что воевода не только не раскаивается в содеянном, а наоборот, сидит с весьма довольным видом и что-то бормочет себе в бороду.

Задохнувшийся от негодования Осипов уже раскрыл рот для сердитой тирады, но воевода его опередил. Он, радостно потирая руки, обратился к товарищам:

– Я сочинил первую строфу песни! Просто отлично получилось!

Умолкнувший на полуслове маг устало потер глаза и привычным жестом погладил бороду:

– Ну, давай, показывай, что там у тебя…

Выступление подающих надежды певцов давно завершилось. Уже вовсю подбадриваемые ревом толпы пели самые лучшие, можно сказать, заслуженные трубадуры королевства. Его Величеству даже несколько раз пришлось прервать бурное обсуждение и публично выразить свое одобрение особо сладкоголосым исполнителям. А один раз так даже встать и помахать у себя над головой руками, выражая таким образом наивысшую для короля степень одобрения услышанного. Народ, надрывая глотки, распевал особо понравившиеся куплеты. Это очень мешало облачению официальной речи в стихотворную форму. Приходилось прерывать творческий процесс и подключаться к всеобщему ликованию. Но как только шум смолкал, три гнома на королевском помосте снова начинали жаркую дискуссию.

– А я все равно настаиваю, что слово «жинка» никак не соответствует важности заявленных отношений! – кипятился маг. – Семья – это настолько серьезное дело, что опошлять его простонародными словечками просто недопустимо! А королевская семья так вообще является эталоном для всех жителей! А вы с какими-то нелепыми «жинками» туда лезете.

– Да везде у нас так говорят, – отчаянно спорил с ним Николай. – И народу это нравится. Что бы ни говорили по этому поводу высоколобые преподаватели в институтах! И мне нравится! Да всем нравится, спроси, у кого хочешь. Вот, к примеру, у воеводы.

Шипулин, самолично вставивший в стихотворную строку злосчастную «жинку», страшно гордился своим творчеством и не допускал ни малейшей мысли насчет того, чтобы выкинуть хоть одно слово из песни. Поэтому воевода, целиком поддерживая короля, с такой силой закивал головой, что парадный шлем, обильно украшенный столь любимыми им рубинами и состоящий практически из чистого золота, слетел с головы и грохоча покатился вниз прямо под ноги очередного певца.

Над площадью мгновенно воцарилась полная тишина. Даже осанистый гном с причудливо заплетенной бородой прервал свою песню и стоял с широко открытым ртом, устремив неверящий взгляд на шлем.

Несколько долгих секунд ничего не происходило. Лишь где-то высоко, под самым потолком, прошелестела крыльями невидимая в темноте стая летучих мышей, да одинокий старческий голос прошамкал с дальнего конца площади: «Так когда песни-то петь начнут?»

А потом толпа взорвалась таким оглушительным криком, быстро перешедшим в животный, почти человеческий рев, что у Осипова напрочь заложило уши. Народ вскидывал вверх кирки и молоты, исступленно тряс бородами. Женщины, особенно те, кто помоложе, подпрыгивали на месте, размахивая над головами длинными кусками материи, подозрительно напоминающим обычные половые тряпки. Эта вакханалия продолжалась не менее пяти минут. Король очумело смотрел на внезапно сошедших с ума подданных, пока не вспомнил, что воевода только что возобновил давно не действующую старинную традицию праздника. Когда знатный вельможа, в знак своего наивысшего одобрения, бросал под ноги певцу самый ценный предмет своего доспеха. Традиция эта настолько древняя, что уже во времена правления Шлюксбарта Первого о ней ходили только легенды. Видимо, и воевода понял, что он сейчас натворил. Поэтому и сидел с ошарашенным лицом, всем своим видом являя собой аллегорическую статую борьбы жадности с глубокой досадой.

Разбушевавшийся народ, наконец, умолк и сконцентрировал свое внимание на бледном певце. Взволнованный гном поглядывал по сторонам, теребил бороду и постоянно чесал затылок. Он явно стоял перед труднейшим выбором. Поднять шлем и таким образом выбыть из соревнования или продолжить выступление с надеждой победить на празднике. Певец еще немного поколебался, резко взмахнул рукой и подхватил с брусчатки драгоценный шлем. Толпа снова взвыла и бесновалась до тех пор, пока король взмахом руки не прекратил это безобразие. Гномы перестали кричать, и после небольшой заминки к подножию королевского трона шагнул следующий претендент.

– Слушай, воевода, – маг недобро покосился на Шипулина и медленно протянул. – От тебя постоянно исходят всяческие проблемы. Ты бы это… Сиди спокойно и от греха подальше даже не шевелись. А то уже боюсь представить, что ты выкинешь в следующий раз.

Не менее сердитый король демонстративно потер бок:

– Твое счастье, что я не тиран, а просвещенный правитель. Другой сперва вздернул бы тебя на воротах замка за покушение на жизнь Его Величества, а потом спокойно пошел обедать…

Осипов внезапно замолчал, весь как-то разом осунулся и с тоской уставился на свой живот. Поняв, что короля скрутил очередной приступ голода, Нагибин поспешил увести разговор от опасной темы:

– А кто-нибудь слышал, о чем говорилось в этой песне? Нет? Жаль. Интересно, о чем же в ней поется…

Праздник подходил к завершению. Уже появился на площадке прошлогодний победитель, уже придворные за спиной короля завели откровенные разговоры о скором пире в замке, а три товарища все никак не могли прийти к общему мнению. Воевода в очередной раз прочитал речь и теперь ожидал вердикт напарников.

– Вроде все хорошо, но чего-то не хватает, – хмуро сказал маг. – Нет, действительно все хорошо, но чую где-то прокол.

Король ничего не ответил, лишь неопределенно пожал плечами. Ему сейчас больше всего на свете хотелось оказаться за накрытым столом, впиться зубами во вкуснейший кабаний окорок и, не обращая никакого внимания на стекающий по подбородку жир, отрывать огромные куски мяса от кости и, урча от наслаждения, жевать, жевать, жевать…

Николай так размечтался, что явственно почувствовал невыразимо прекрасный запах окорока. Пусть проклятый колдун сам читает эту идиотскую речь перед народом. Хватит издеваться над королем. Больше нет сил терпеть. А это что такое? Отлично! Последняя песня отзвучала, сейчас объявлю победителя и немедленно отправлюсь в пиршественный зал. Осипов с силой сжал виски ладонями и крепко зажмурил глаза. Чужие желания, почти полностью заполонившие сознание инженера, не спешили уходить, упорно цеплялись за самый мельчайший шанс. Манили обворожительными видами истекающего соком мяса, огромными ломтями хлеба и пивными кружками совершенно невероятных размеров. Манили так сладко, с такой ненавязчивой твердостью, что Николай со страхом осознал – он для себя уже все решил. Ничего говорить подданным не будет, а вместо этого как можно быстрее направится в замок.

Самое же ужасное для Осипова заключалось в том, что он прекрасно осознавал все катастрофичные последствия такого поступка, но сопротивляться этому больше не мог. Более того, инженеру стали вполне понятны и близки мысли короля, и он с отстраненным удивлением осознал, что в данном случае Шлюксбарт полностью прав. И его личное решение, безусловно, принесет гораздо больше пользы королевству, чем нелепые и смешные советы мага и воеводы.

Всегорный правитель Рудного королевства Его Величество Шлюксбарт Пятый надменно посмотрел поверх голов гномов, копошащихся под его ногами на площади. Подданные, словно уловив желание своего повелителя, дружно запели песню, тем самым показывая королю, кто сегодня победил на празднике. Слова народишко еще плохо запомнил, но когда дело дошло до припева, то площадь слаженно его подхватила, и под сводами города мощно зазвучали слова древнего языка.

Запертый словно в темнице, Осипов заметался внутри разума короля, тщетно пытаясь хоть как-то повлиять на происходящее. На самом краю сознания Шлюксбарта Николай заметил тонкий луч света. Инженер в панике метнулся к нему и внезапно оказался в освещенной светильниками узкой штробе. Под ногами захрустели камни, а в воздухе повисла тонкая завеса пыли. Мрачный отец молча протянул сделанную специально для Младших тяжелую кирку:

– На – возьми. Ты понял, как надо рубить?

– Да. Я понял.

Маленький Шлюксбарт, чуть менее шести лет от роду, взял инструмент, неуклюже размахнулся и вонзил острое кайло в породу. От стены отскакивали мелкие камни, больно секли ладони.

– Сильней! Сильней бей! – рычал отец, внимательным образом наблюдая за действием сына. – Еще сильней!

Тяжело дыша, младший опустил вниз руки и посмотрел на отца:

– Ну, как? Получается у меня?

– Нет. Давай еще раз. Я тебе помогу.

Младший поудобнее перехватил деревянную рукоятку и снова начал бить в стену. А отец, держа в руках свою кирку со вставленными возле крепления рукояти мощными магическими рунами, переливающимися красивым темно-синим цветом, запел старинную песню рудокопов. Странное дело, но как только Николай услышал монотонную мелодию, руки у него налились силой, голова прояснилась, удары стали получаться хлесткие, от стены стали отваливаться большие куски камня. Осипов упорно бил в стену, а на душе у него вдруг стало хорошо и спокойно…

– Слава Великому королю Шлюксбарту Пятому! Слава! – орал охрипшими голосами народ на площади и дружно топал ногами.

– Да что с тобой такое? – тревожно зашептал в ухо королю маг, осторожно трогая того за рукав. – Очнись, твой выход, парень. Давай иди. Народ жаждет узнать победителя.

Николай как-то странно посмотрел на Нагибина, вытер тыльной стороной ладони неизвестно от чего выступивший на лбу пот и тихо сказал:

– Я понял, где мы совершили ошибку.

Маг потерянно уставился на короля и от души с глубоким знанием дела громко выругался. Придворные, как по команде, испуганно загомонили, панически замахали руками, а один из них со всех ног припустил к воротам замка. Осипову пришлось обернуться и небрежным кивком успокоить встревоженную элиту королевства. Но еще долго в толпе сановников раздавалось сдавленное оханье и еле слышный шепот насчет таинственных, пугающих своей непостижимостью заклинаний мага. Сам же виновник паники устало покачал головой и с неподдельной тоской спросил у короля:

– Так что ты там говорил насчет ошибки?

– То и говорил. У нас речь получилась весьма удачная, но юмористическая. Сами посудите… – Осипов выразительно прочитал первый куплет и обвел взглядом товарищей. – Поняли? А надо торжественно и без малейшего признака веселья.

– Времени у нас больше нет. Ни одной секунды, – серьезно произнес Павел Анисимович и очень печальным голосом продолжил: – Придется отложить все это дело до завтра.

Воевода встрепенулся, пожал плечами, снисходительно посмотрел на унылую физиономию Нагибина:

– А зачем переносить? Просто сейчас перевернем ситуацию с ног на голову. Как? А очень просто…

Ранбарту очень хотелось узнать имя победителя. Он, как и все присутствующие на празднике, уже прекрасно знал, кто сегодня лучше всех пел. Но традиции праздника незыблемы. Раз король должен объявить победителя, так пускай и объявляет, а не шушукается со своей свитой.

– Что они там возятся! Сколько же еще ждать придется? – проворчал Ранбарт и с досадой ударил стоявшего рядом брата по плечу.

– Ты что, обалдел? – рассерженно заорал Вилибарт. – Да я тебя сейчас…

Дальнейшие его слова заглушил восторженный рев толпы. Король медленно поднялся из кресла и подошел к краю помоста. Несколько долгих ударов сердца Его Величество обводил взглядом мгновенно притихших гномов. Ранбарту показалось, что король сейчас похож на рудокопа, который вот-вот приступит к очень серьезной и опасной работе. А еще проходчик заметил, как изменился взгляд Шлюксбарта. Еще утром он был такой сонно-расслабленный, а сейчас король смотрел на толпу упорным, весьма цепким взором.

– Мой народ! – голос короля звонко разнесся над площадью. – Прежде чем я объявлю победителя праздника, сделаю очень важное сообщение.

Гномы вокруг Ранбарта непроизвольно вздрогнули, а у старейшины, к большому удивлению молодого проходчика, радостно блеснули глаза.

– Владыка донес сегодня свою волю до каждого из нас. Вы видели и слышали это сами, – король ненадолго замолчал и продолжил, все более и более чеканно произнося слова. – Его воля будет исполнена. Это будет непросто, но мы справимся. Справимся, несмотря ни на что!

Гномы начали переглядываться с соседями, бросать вопросительные взгляды на старейшин. Те в свою очередь морщили лбы, чесали затылки, но ничего не говорили.

– Мой народ! После того как я оказался в чертогах Владыки, первыми ко мне подошли отец и мать. – Над толпой пронесся удивленный вздох. Король кивнул, он явно ожидал именно такую реакцию. – Все знают, что здесь, в нашем мире, они не успели меня научить многим вещам. Очень многим. Из-за этого дела в королевстве шли не так, как положено. Но там, – Шлюксбарт ткнул рукой в потолок. – Там у них было достаточно времени для исправления ошибок. И они их исправили. И клянусь, что с этой секунды все мои помыслы, все мои деяния будут направлены исключительно на благо моего народа. На благо нашего королевства.

Ранбарт, как и многие другие, открыл рот. То, что сейчас сказал король, являлось абсолютно невозможным событием. Даже в самых древних преданиях никогда не упоминалось, что правитель вот так, запросто может сказать: я – виноват.

Шлюксбарт обернулся и отдал какое-то распоряжение своей свите. Придворные бестолково засуетились, кружась на одном месте, словно молодая слизь. Но после гневного окрика короля пришли в себя и под руководством главного хранителя двумя нестройными колоннами обошли помост и встали по краям площадки для выступлений певцов. На старом месте остались лишь Хозяева Замков в окружении многочисленной родни. Король в сопровождении мага и воеводы торжественно спустился с помоста и прошествовал в центр площадки.

Вокруг Ранбарта раздавались недоуменные возгласы, некоторые гномы даже подпрыгивали в надежде рассмотреть, что же там происходит, а самое главное, что произойдет вслед за столь непонятным нарушением раз и навсегда заведенного порядка. А произошло следующее: король встал спиной к замку и громовым голосом прокричал:

– Мой народ! Слушайте и запоминайте, – Шлюксбарт набрал полную грудь воздуха и неожиданно запел: