Инженер Средневековья

ГЛАВА 20

Граф Ламберт вернулся утром первого мая. Этот день был очередным праздником. С ним прибыло около тридцати рыцарей и много знати, среди прочих отец пана Стефана. Я посчитал наилучшим оставить Ламберта наедине с его гостями, пока меня не пригласят.

После полудня я смотрел соревнования лучников. Крестьяне стреляли по мишеням, находившимся в пятидесяти ярдах от них, причем делали они это не хуже современных стрелков из лука.

Вдруг возле меня оказался граф Ламберт.

— Ну что, пан Конрад, научите нас правильно стрелять из лука?

— Не я, ваша светлость. Но есть человек, который смог бы.

— Неужели? И кто он?

Я рассказал, как лодочник по имени Тадеуш подстрелил лося.

— Единственной стрелой прямо в голову с двухсот ярдов, да еще и с лодки?

— Совершенно верно, ваша светлость. Я ел с ним оленину.

— Да-а, мне бы пригодился такой лучник тренировать других. Можете пригласить его сюда?

— Я могу написать отцу Игнацию с просьбой рассказать лодочнику о вашем желании. Возможно, он приедет.

— Напишите. Я поставлю на письмо мою печать. Далее. Я поговорил с этим мастером из Флоренции, которого вы мне прислали. Действительно ли он знает свое ремесло?

— Думаю да, ваша светлость. Но все выяснится, когда мы увидим его сукно.

— Хм. Он присягнул вам. Не желаете передать его мне?

— С радостью, ваша светлость. Я нанял его для вас. Но могу ли я просить взамен об одолжении?

— О каком?

— Есть здесь мальчишка, Петр Кульчиньский. Я хочу взять с него клятву верности.

— Разумеется, пан Конрад, если он и его отец не против. Если кто-то не мой вассал, вам не нужно спрашивать разрешения. Но даже и у вассала есть право уйти, конечно, уплатив все долги. Зачем он вам?

— Он смышленый малый, ваша светлость, и очень быстро разобрался в отчетных бумагах. Я хочу, чтобы он следил за моими коммерческими делами в Цешине.

— Корчма «Розовый дракон» относится к этим делам?

— Да, ваша светлость. Вы против?

— Вовсе нет. Просто о ваших приключениях в Цешине ходят удивительные слухи. Вы и правда посадили крестьянскую девушку за главный стол в замке моего брата?

— Да, ваша светлость. Простите, если я оскорбил вас, но…

— Пан Конрад, меня огорчает лишь то, что я не видел выражения лица его жены. — Он засмеялся. — Эта стерва всегда меня ненавидела. Пойдемте. Я хочу представить вас моему сеньору, и расскажите о ваших мельницах и ткацкой фабрике.

Когда мы вернулись в замок, пан Стефан что-то бурно, обсуждал с отцом. Я их не слышал, но он дважды показал на меня. Как сказали бы мои американские друзья, вот-вот полезет дерьмо.

Герцог Хенрик Бородатый был, пожалуй, самым удивительным человеком, какого я только встречал. Ему почти семьдесят. Лицо — сморщенное, как печеное яблоко, но спина по-прежнему прямая и сильная. Густые седые волосы покрывают плечи, а огромная седая борода шире груди и достает до ремня.

Однако внешний вид не столь важен. Его — я не хочу сказать аура, поскольку это слово подразумевает мистику, а герцог был на редкость практичным человеком — чувство силы казалось почти осязаемым, как будто реши он пройти сквозь стену, она извинится и уйдет с дороги.

Его сын, которого впоследствии назовут Хенриком Благочестивым, был еще более неординарным человеком, хоть и в абсолютно ином смысле. Он умел читать и писать и посвящал этим занятиям много времени — редкость среди знати.

Тогда как отец был воплощением политика, сын являлся князем с ног до головы. Казалось, его манеры, взгляд и тон речи олицетворяли долг, справедливость, порядок и самообладание; честь, силу и дисциплину.

Я бы с уверенностью последовал за этим человеком в ад, потому что он вывел бы меня обратно. Я нашел короля Польши и моего тоже.

Хенрик Бородатый взглянул на меня и сказал:

— Так, значит, это вы пан Конрад Великан. Я много о вас слышал.

— Надеюсь, ничего плохого, ваша светлость.

— Всякого. Но все это просто не может быть правдой. Ваш ткацкий станок быстрее, чем у волынян. Они не придумали ничего похожего на ваши прялки. Расскажите мне о мельницах, которые вы строите.

Башня уже стояла, перекрытия в подвале и круглый сарай были готовы. Сейчас работали над револьверной головкой. Я мог бы все объяснить на моделях, но меня забрасывали вопросами. Несмотря на то, что наши гости в основном политики и воины, они неплохо разбирались в технике, изучая каждую деталь почти так же тщательно, как Витольд.

После мельницы я начал рассказывать о ткацкой фабрике. Они поняли устройство станков и прялок, а когда меня спросили о красильных бочках, я посоветовал обратиться к Анжело. Затем на меня набросились с вопросами о мытье шерсти. В конце концов, всем все стало понятно.

— Зачем двенадцать лоханей? Почему не одна большая?

— Одна большая лохань тогда должна быть медной и стоять на огне. С двенадцатью маленькими лоханями только две из них нужно нагревать. Остальные могут быть деревянными. Кроме того, шерсть нужно не только мыть, но и несколько раз полоскать. Используя только одну лохань, нам пришлось бы три раза менять горячую воду для каждой новой порции шерсти, при этом мы бы впустую выливали много моющего средства.

— Объясните подробнее.

— Мы называем это системой противоположного потока. Шерсть поступает в лохани с севера на юг. Вода переливается из лохани в лохань с юга на север. На входе вода холодная и чистая, а на выходе холодная и грязная. Шерсть подается холодная и грязная, а выходит холодная и чистая.

Было очевидно, что меня не понимают.

— Давайте проследим за процессом. Грязную шерсть кладут в первую лохань, и рабочий мешает ее деревянной палкой. Вода немного теплая и грязная. В ней почти не осталось моющего средства, но основная грязь смывается. Лишняя вода вытекает по этой трубе, а более чистая поступает из второй лохани.

Затем шерсть перекладывают во вторую лохань, а в первую кладут еще. Во второй лохани вода горячее и чище.

Так продолжается до шестой медной лохани. Она стоит на огне. Вода в ней очень горячая. Здесь в воду добавляют моющее средство.

В седьмой лохани начинается полоскание. Вода теплая, а моющее средство, которое выполаскивается из шерсти, поступает в шестую лохань.

Восьмая, девятая и десятая лохани — для дополнительного полоскания. В каждой следующей вода горячее. Одиннадцатая лохань — медный котел с кипящей водой.

В двенадцатую налита чистая холодная вода. Здесь шерсть остывает, нагревая при этом воду перед подачей в котел. Рядом находятся решетки для сушки шерсти.

— Надо же, одна и та же вода используется несколько раз. Экономится топливо. Интересно.

Противоположный поток прост, как все гениальное, но изобретен был очень поздно. Впервые его использовали в 1930-х годах, что стало крупнейшим открытием Альберта Эйнштейна в области техники. С тех пор принцип противоположного потока применяют в целом ряде промышленных процессов.

— Пан Конрад, вы постоянно повторяете «моющее средство». Разве вы не используете мыло или золу?

— Мыло — это соединение золы и жира. Шерсть уже жирная. Именно жир мы и пытаемся отмыть. Зола содержит много твердых частиц, и шерсть может стать грязной.

Вначале зола выщелачивается. Мы насыпаем ее в кадку с матерчатым дном и промываем водой. Получается раствор гидроксида натрия — щелок, то есть сильное моющее средство.

— И возле каждой лохани стоит рабочий?

— Не совсем так, ваша светлость. Стоять весь день у котлов с кипятком — адский труд. Каждый рабочий будет от начала до конца промывать определенное количество шерсти.

Этот допрос с пристрастием длился несколько часов, пока герцог Хенрик не предложил выпить пива, и я смог, наконец, промочить горло. Мы расположились в большом зале.

— Пан Конрад, насколько я понял, вы можете намыть больше шерсти, чем спрясть.

— Это так, ваша светлость. Освободится много времени для других дел. Например, для стирки.

— Вы объяснили, что вы делаете, но не объяснили зачем.

— Зачем ткать сукно, ваша светлость? Чтобы людям было что носить!

— Нет. Я имею в виду то, что вы чужой среди нас. Что вам нужно? Может, деньги?

— У меня их более чем достаточно, ваша светлость. Мне столько даже не надо. И я не чужой. Мой акцент кажется вам странным. Я вырос в… другом месте. Но все мои предки были поляками, и я тоже поляк, и это моя страна.

— Мне объяснили, что вы не рассказываете о своем происхождении, и я не стану давить на вас. Но почему вы все это делаете?

— Потому что Польша раздроблена и слаба! Потому что наши люди неграмотны! Они мерзнут и голодают! Они умирают, как снежинки на поверхности воды. И потому что идут монголы. Они хотят истребить весь наш народ и превратить наши поля в пастбища для своих боевых коней!

— Успокойтесь, пан Конрад. Хорошо, что вы заботитесь о людях. Мельницы, ткацкие станки — все это нужно. Я прослежу, чтобы ими пользовались. Но что касается татар… Чингисхан умер пять лет тому назад. Зачем беспокоиться?

— У него были сыновья, у которых тоже есть сыновья. Они придут.

— Когда?

— Через девять лет. Даже чуть раньше.

— Хм. Вы заранее знаете их планы?

— Они придут, ваша светлость.

— Если вы верите в это, тогда зачем тратите время зря? Почему не создаете оружие?

— Буду, ваша светлость. Но кому воевать? Сейчас сотни крестьян и рабочих трудятся лишь на одного рыцаря. В племенах монголов каждый человек вооружен. Уже в численности у них будет перевес. Мои машины предоставят народу время и оружие для подготовки к войне. Польша уцелеет только при наличии народной армии!

— Вы вооружите холопов? Это же нарушит общественное спокойствие.

— Вы правы, ваша светлость. Но нет ничего стабильнее, чем покойник. Он просто лежит и не шевелится.

— Вы странный человек, пан Конрад Великан.

На этом меня отпустили. Уходя, я понял, что упустил свой шанс. Я настолько увлекся техническими объяснениями, что позабыл о главном.

Не важно, что герцог думал о мельницах и фабрике. Они уже строились, и он вряд ли это остановит.

Что мне на самом деле нужно, так это получить его разрешение на владение землей. Не имея собственной земли, все, что я сделал и сделаю, — коту под хвост.

А я, как сумасшедший, пророчил конец света! Не хватало только прицепить табличку, предвещающую Судный день. Настроение у меня было отвратительное.

Братья Краковские привели вьючный обоз с медными деталями для мельницы. Горожане не уделяли большого внимания большинству сельских праздников. Если была работа, они работали. Втулки получились такими большими, что их везли сразу на двух мулах, как портшезы.

Я отвлек Витольда, Илью и Анжело от игры вроде футбола и познакомил с братьями Краковскими. Мы обсудили, что нам требуется: детали для ветряной мельницы, лохани для мытья и окрашивания, оси и вкладыши для тачек.

К счастью, братья Краковские умели читать мои чертежи, и я вручил им целую стопку.

Витольд долго не мог понять, для чего нужна тачка, но потом согласился сделать дюжину, как только будет построена лесопилка. Они пригодятся при уборке урожая.

Братья согласились слепить глиняные горшки для Ильи, но попросили объяснить им суть процесса цементирования стали. У них уже была глина, каменный уголь и печи. Их очень впечатлили топоры, которые делал Илья, и они захотели сами закалять сталь. Я их благословил.

Краковские умели заливать медь в глиняные формы, и я научил их располагать маленькие формы одну за другой, чтобы сразу отливать много предметов. Они уже торговали большим количеством дверных петель и пряжек для ремней.

Я подозвал Петра Кульчиньского и в присутствии всех взял с него клятву верности. Братья не сразу поняли, что Петр не будет их боссом. Они могут вести свои дела, как считают необходимым, но обязаны информировать его обо всех финансовых операциях, чтобы тот извещал об этом меня.

Было решено, что Петр остановится в моей комнате в «Розовом драконе» и станет также вести бухгалтерские книги корчмы. Я отдал ему письмо к пану Тадеушу, подтверждающее полномочия.

Под конец Томаш Краковский затронул деликатный вопрос. Несмотря на то, что они работали на меня, я уже разрешил им забирать одну двенадцатую от полученной ими выручки. Поэтому он предложил мне купить привезенные детали и все то, что я только что заказал. Цифры будут занесены в книги, и они смогут подсчитать свою долю. Я же получу почти всю затраченную сумму обратно в качестве прибыли за владение имуществом.

Мне пришлось согласиться с тем, что это справедливо, но я подчеркнул, что смогу заплатить только с выручки за владение корчмой. Так мы и решили. Их доля составила 19 500 гривен.

Темнело, и я пригласил всех присутствующих перекусить на кухне. Мы ужинали, когда вошел Ламберт.

— Пан Конрад! Куда ты запропастился? За столом тебе отвели почетное место, и оно пустовало!

— Прости, ваша светлость. Я не знал, что приглашен. Привезли детали для мельницы, и многое нужно было обсудить.

— Никогда в жизни не видел столько меди в одном месте! Ты заплатил за все это?

— Да. Когда я отправлялся в Цешин, ты был занят севом, поэтому я решил взять свои деньги.

— Но ты согласен, что мельницы мои?

— Разумеется, ваша светлость.

— Значит, я тебе должен. Сколько?

— Привезенные детали, плюс детали для ветряной мельницы, лохани для фабрики, краска, мулы и красильщик из Флоренции обошлись в двадцать три тысячи гривен.

— Двадцать три… Поговорим в моих покоях, пан Конрад.

Когда мы пришли, он сказал:

— Двадцать три тысячи гривен — большая сумма, пан Конрад.

— Да, ваша светлость.

— Хм. Играть с тобой в шахматы бесполезно. Но я спорю, что твоя водяная мельница не заработает. Принимаешь? Или два раза по столько, или ничего.

— Как пожелаешь, ваша светлость. Но я краду твои деньги. Мельница заработает.

— Посмотрим. А теперь пойдем в зал. Люди ждут встречи с тобой. Хочу заметить, что пан Стефан и его отец, барон Ярослав, весь вечер проклинали тебя, твердили всем и каждому, что ты колдун. Единственное, кем они тебя не назвали, так это христианином.

— Пан Стефан? Но почему он не на посту?

— Его заменяет один из рыцарей пана Ярослава, поэтому у пана Стефана есть шанс очернить твое имя. Не люблю, когда мои вассалы так себя ведут. Знаю, это не твоя вина, разве только будь ты там, они бы тебя так не позорили. Даже не могу представить, что думает герцог.

Когда мы вошли, Ламберт прошептал:

— Главное, держи себя в руках!

После нашего появления разговор неожиданно прекратился. Люди только что пили и обсуждали свои дела. Теперь половина из них пялилась на меня, а другая половина старалась этого не делать.

Держись! — твердил я про себя. У тебя получится, у тебя получится. Должно получиться, должно получиться…

С высоко поднятой головой, улыбаясь, я важно шел рядом с Ламбертом, убеждая себя в том, что мне не страшно.

Пан Владимир спас меня. Он пробрался сквозь толпу и спросил:

— Пан Конрад, я что-то слышал о вашей схватке с шестью головорезами из гильдии сутенеров. Говорят, вы многих убили?

— Это ложь, пан Владимир. Их было трое, и убил я только одного.

Рыцарь, которого я не знал, вступил в разговор:

— Вы были абсолютно безоружны?

— В общем, да. Понимаете, у меня не было времени. Друг оказался в беде, и пойди я за мечом, кто знает, что бы произошло.

— Друг гильдии? Она симпатичная? — съязвил третий рыцарь.

— Не очень. Это он, управляющий «Розовым драконом». Хотя над его женой тоже издевались.

— Но как одному невооруженному мужчине удалось победить троих с ножами? — настойчиво продолжал второй Рыцарь.

Собиралась толпа любопытных. За исключением девушек Ламберта, это была мужская компания. Все они являлись профессиональными бойцами, поэтому по их меркам любой, кто рассказывал о кровопролитии и увечьях, заслуживал внимания. Я побеждал!

— Я дрался с ними по очереди.

— Но победить даже одного и то невероятно.

— Снимите вашу накидку, и я покажу.

Как я уже упоминал, у меня нет черного пояса, но я овладел несколькими простыми приемами в армии. Рыцарь оставил кинжал в ножнах, и мы отработали несколько приемов дзюдо в замедленном действии.

Я не стал повторять схватку в «Розовом драконе». Кто знает, как эти рыцари отреагируют на удар между ног, а я хотел казаться хорошим парнем. В дзюдо, когда вас впервые поднимают вверх, это надолго запоминается и очень впечатляет. Трое или четверо стали в очередь, чтобы сразиться со мной. Другие смотрели и пили. Меня принимали в свою компанию.

— Вот видите, — обратился я к рыцарю в синем одеянии, лежащему у моих ног, — кинь я вас на пол сильнее, на мгновение вы были бы беспомощны. Я смог бы сделать с вами все, что угодно. Например, надавить на грудь ногой.

— Попробуй со мной, — послышался чей-то голос у меня за спиной.

Я обернулся и увидел герцога Хенрика Бородатого.

— Ваша светлость, это… это не совсем уместно, — начал заикаться я.

Боже правый! Он был боссом моего босса и выглядел на семьдесят лет. Необычный партнер для тренировки.

— Попробуй со мной, — повторил он, держа в руке нож.

— Да, ваша светлость.

Медленно, стараясь не причинить ему вреда, я начал проделывать тот же прием, который только что показал.

— Не шевелись! — крикнул он.

Я замер и почувствовал укол в бок. Посмотрев вниз, я заметил кинжал в его левой руке. И откуда он только взялся?

— А теперь что скажешь, пан Конрад?

— Скажу, что, окажись вы в корчме той ночью, я был бы уже покойником, ваша светлость.

Все присутствующие разразились смехом, но это был дружеский смех. Не стыдно, когда тебя побеждает сеньор.

Довольный, герцог убрал ножи — один из них в сапог — и отошел в сторону.

Мне казалось, вечер идет хорошо. Пан Стефан и полдюжины рыцарей держались в стороне. Пан Владимир объяснил, что это вассалы барона. От них поддержки не дождешься! Я избегал контакта с ними.

В тот вечер разговоры велись в основном об охоте, поэтому мне особенно нечего было вставить. Кристина отлично справлялась с ролью хозяйки, а ее грация передавалась другим девушкам, особенно Янине, Наталье, Анастасии и Явальде. С ними тепло обходились, но то и дело бросали косые взгляды.

Позже я оказался рядом с Ламбертом и герцогом.

— Ты высказал интересную мысль, пан Конрад, — начал герцог, — о том, что невооруженный человек может победить вооруженного.

— Ваша светлость, прошу, поймите, я не мастер боя без оружия и даже не ученик. Лично я убежден, что оружие не повредит. Прости воин должен оставаться воином, даже если он голый.

— Интересно. Ты говоришь, что убежден. Разве есть такие, кто придерживается иного мнения?

— Я знал одного, ваша светлость. Он утверждал, что оружие бесполезно по сравнению с разумом и тренировкой. Он был мастером боевых искусств и имел черный пояс.

— Ах да. Мне говорили, что ты много путешествовал.

— Вы правы, ваша светлость. Вероятно, даже больше, чем вы можете себе представить. Но я дал клятву…

— Знаю, мальчик мой, и не стану расспрашивать. Ламберт, откуда, по-твоему, родом пан Конрад?

— Ваша светлость, я не собирался говорить об этом, но раз уж вы спросили, обязан ответить. Я внимательно наблюдал за этим человеком с Рождества, долго размышлял о его происхождении и уверен в правильности моего предположения.

— И каково же оно? — поинтересовался герцог.

— Я думаю, он посланник Святого Иоанна — христианского царя той далекой и прекрасной империи.

Я был просто ошарашен. Возможно, даже раскрыл рот. Святой Иоанн!

— Удивительно, — произнес герцог.

— Подумайте над этим, ваша светлость. Перед вами доблестный рыцарь, который боится вида крови. Виртуоз технического дела, который не знает, как кузнец делает железо. Человек, который одинаково относится к воинам и детям. Откуда еще он мог прийти, как не из самой цивилизованной империи в мире?

— Пан Стефан сказал бы, что он пришел из ада, — заметил герцог.

— Они не в лучших отношениях, ваша светлость. Я уже объяснял…

— Да, ты объяснял. Но зачем Иоанну посылать нам человека?

— Возможно, из-за монголов, — предположил Ламберт. — Говорят, они покорили полмира. Что, если он в опасности, и ему нужна помощь?

— Тогда почему он прислал инженера, а не посла?

— Возможно, пан Конрад и есть посол. Какие бы он ни получил указания, я объяснил вам суть его клятвы.

— Я помню. Ну что, пан Конрад. Становится поздно. Завтра мы едем на охоту. Ты с нами?

— Почту за честь, ваша светлость.

Я не люблю кровавых развлечений, но преимущество охоты в том, что на столе появляется мясо. В любом случае, когда приглашает босс твоего босса, надо соглашаться.

Герцог и Ламберт удалились.

Мы собирались охотиться на дикого кабана и зубра. В Польше тринадцатого века зубры, разумеется, водились. Они сохранились и в современном мире в специальных природных заповедниках.

Я распорядился, чтобы братья Краковские возвращались домой и взяли с собой Петра Кульчиньского.

На рассвете я, в доспехах и с копьем, сидел на лошади в окружении двух дюжин рыцарей. Герцог отправил меня за щитом, поскольку он тоже был необходимой принадлежностью.

Когда мы выехали за ворота, молодой Хенрик отстал от первой колонны и присоединился ко мне.

— Интересный герб, пан Конрад.

— Неужели, ваша светлость?

— Белый орел на красном фоне. Очень похоже на знак отличия польских герцогов.

— Считайте его символом Польши, ваша светлость.

— У орла на голове корона. Вы хотите быть королем?

— Нет, ваша светлость. Я хочу сказать, что Польше нужен король.

— «Еще Польша не погибла», — прочитал он мой девиз. — Вы думаете, что Польша умирает?

— Она состоит из дюжины частей, ваша светлость. Это верный признак.

— Я и мой отец пытаемся объединить эти части.

— Знаю, ваша светлость. Когда вам это удастся, я сменю девиз.

Он засмеялся:

— По рукам, пан Конрад! Через десять лет вам придется его закрасить.

— С радостью, ваша светлость. Но сделайте это за девять лет.

Мы остановились на обед и затем распределились с интервалами в двести ярдов, чтобы прочесать лес и выгнать зверей к горам. Ламберт находился с правого края, я рядом с ним, а пан Владимир слева. Они специально поставили меня между двумя опытными охотниками, что было честью.

Спустя несколько часов я заметил крупного зубра. Анна тут же пустилась в галоп. Она была натренирована уходить вправо от нападающего рыцаря, чтобы всадник мог легко направить копье влево, но если колоть копьем вниз, то лучше делать это справа. Я направил Анну влево. Зубр напал на нас, я уже приготовился к удару, как вдруг Анна в последний момент отступила в сторону. Неожиданно для самого себя я сумел сильно ранить зверя в лопатку. Брызнула кровь, но рана оказалась не смертельной.

Зубр получил свое и понесся прочь, отвернув от Ламберта. Анна, разумеется, поскакала за ним.

— Догони его, пан Конрад! — крикнул Ламберт и протрубил в рог.

Мне тоже дали охотничий рог, но я не понимал его сигналов.

Анна скакала быстрее зубра, но он был ниже нас и знал это. Он углубился в заросли и пробирался под низкими ветвями. Мы потеряли его из виду.

Я обнаружил следы вдоль охотничьей тропы и ехал по ним с полчаса. Мы оказались в гористой местности, тропа проходила между двух скал, находящихся в двухстах ярдах друг от друга, и вела в долину. Долина представляла собой квадратный километр ровной поверхности, и на ней не было зубров, ни раненых, ни здоровых. Мы поднялись по пологим склонам лысых гор, но вскоре стало ясно, что я упустил зверя.

Я спешился, сделал большой глоток воды и отдал оставшуюся Анне. Затем сел отдохнуть и тут же провалился на ярд в какую-то яму.

Вообще-то это была не яма, а пещера со склоном вниз в сорок пять градусов. Я скользил на спине в темноту, головой вперед, больно стукнувшись обо что-то плечом. Я вскрикнул, перевернулся и проехал на животе, ногами вперед, еще ярдов двадцать, прежде чем упал в воду. Пещера была узкая, всего около ярда шириной, и падай я головой вниз, то закончил бы свой рассказ прямо на этом месте, потому что утонул.

Я смог протиснуться между стен и выбрался наружу вовремя, так как стал ощущать нехватку воздуха. Карабкаться вверх в мокрых доспехах — отвратительное занятие, но я справился. Осмотревшись, я понял, что это не естественная пещера, а заброшенная шахта!

Наконец я выбрался, успокоил лошадь и, изнуренный, рухнул на землю.

Вскоре донесся звук охотничьего рога с той стороны долины. Я встал, взял рог, пристегнутый к седлу Анны, кое-как подал сигнал и осторожно сел, опасаясь провалиться снова.

Подъехал граф Ламберт.

— Пан Конрад, что ты здесь делаешь?

— Пробую себя в подводном плавании, ваша светлость.

— На склоне горы, где воды и вовсе нет? Боже правый, да ты действительно промок. Очередное мистическое изобретение?

— Нет, ваша светлость. Я просто упал в шахту.

— Ах да! Я помню эту шахту. Ее выкопали во времена моего деда. Они добывали уголь и обжигали известняк, чтобы получить строительный материал.

— Угольный пласт закончился?

— Нет, угля там много. Но когда два человека добывают уголь, а еще тридцать вычерпывают воду, большой прибыли ждать не приходится. Шахта полностью заполнена водой.

— Я заметил, ваша светлость.

— Кстати, мы настигли вашего зубра в двух милях к востоку отсюда. Ты поехал по вчерашним следам. Полагаю, ты неважно разбираешься в охоте.

— Так и есть, ваша светлость. Я ни разу не охотился.

— Ты во многом неважно разбираешься. Поскольку мы одни, время это обсудить. Я говорю о Кристине.

— Что-то не так?

— Пойми, подшутить над женой моего брата — это одно, а разрешать крестьянской девушке строить из себя знатную даму — это другое. Не говоря о том, что подобное поведение оскорбляет моих вассалов. Да и мой сеньор в озадаченности! Хенрик спросил меня, почему знатная особа работает как прислуга. Так вот, ты не задумывался о том, что будет с ней дальше? Она согласится стать женой крестьянина?

— Нет, ваша светлость. Она не согласится.

— Ты сам хочешь на ней жениться?

— Нет, ваша светлость.

— Тогда зачем позволил ей подняться так высоко?

— Она хорошая, умная девушка, хотела стать лучше, и я не думал…

— В том-то и дело! Ты не думал! Что самое главное, это передается другим. Три или четыре девушки уже начинают ей подражать. Ты все затеял, пан Конрад. Что теперь собираешься делать?

— Не знаю, ваша светлость.

Разумеется, он был прав. Я попросту подставил бедного ребенка. Я разбираюсь в механике, но я не волшебник, когда дело касается людских проблем. Лучше сменить тему.

— Знаешь, если в этой шахте еще остался уголь, я бы мог построить насосы и выкачивать воду. И снова можно будет обжигать известняк.

— А! Понимаю, куда ты клонишь. Тебе придется уехать из Окойтца, и ты заберешь девушек с собой. Почему бы и нет. Мои люди проработают над вашими проектами еще год или два. В любом случае пора тебе иметь собственную землю. Что, если я отдам тебе эту долину и земли на милю вокруг нее?

— На милю, ваша светлость?

Господь всевышний! Он собирался подарить мне около восемнадцати квадратных километров земли!

— Разумеется, ты прав. Почва здесь каменистая и бедная, тебе понадобится больше. Вершина той горы — граница владений моего брата. Пусть она будет южной границей твоих земель. Расширим их до владений пана Мешко на востоке, а на севере и западе до земель барона Ярослава. Получится около шести миль вокруг. Этого хватит, чтобы неплохо устроиться. В конце концов, можно разводить овец. Теперь, что я хочу взамен. Во-первых, приезжайте в Окойтц каждый месяц на два дня, чтобы следить за ходом работ. И если эта шахта станет действующей, я хочу сто мулов с известняком в год. Согласен?

— Да, ваша светлость. Вы очень щедры!

— Хорошо, тогда по рукам. Отправляйся завтра и забирай девушек. Теперь давай вернемся к остальным.

— Герцог одобрит твой дар?

— Хороший вопрос. Я не знаю.

На охоте я первый пролил кровь зверя, что, видимо, считалось честью, даже несмотря на то, что добил зубра пан Владимир. Я слышал, что рыцари взяли четырех зубров и шесть кабанов.

В тот вечер на ужин подали тушеную свинину и рагу с мясом зубра.

Из-за первой крови мне отвели почетное место за главным высоким столом между Ламбертом и герцогом. Я был единственным простым рыцарем за этим столом. Все остальные — по меньшей мере бароны. Барон Ярослав сидел по левую руку от герцога.

Высокий стол на треть ярда выше всех остальных складных столов в зале. Соответственно и скамья выше.

Кристина и ее подруги подавали еду. Когда ужин был в самом разгаре, Ламберт объявил, что собирается наделить меня землей, но это обязательно требует согласия герцога. Пока Ламберт говорил, пан Стефан бурно обсуждал что-то с рыцарями по обе стороны от него. Видимо, он снова нашел себе замену для ночного дежурства. Затем барон Ярослав что-то зашептал герцогу на ухо.

Ламберт назвал предложенные границы лена. Когда он закончил, Стефан так сильно стукнул глиняной пивной кружкой по столу, что та разлетелась вдребезги, облив пивом дюжину рыцарей.

— Ты наделишь этого черного колдуна землей по соседству с нами? Черт бы тебя побрал! — вскрикнул он.

В зале неожиданно воцарилась тишина.

Ламберт обернулся и посмотрел на Стефана леденящим пронизывающим взглядом. Я знал многие грани личности Ламберта, но никогда раньше не считал его хладнокровным убийцей.

— Ты повышаешь голос на сеньора твоего отца? — спросил Ламберт в тишине. В его голосе слышался звон мечей.

— Я… я поступил необдуманно, ваша светлость.

— Именно так.

— Я… приношу извинения, ваша светлость.

Стефан понял, что нажил себе крупные неприятности. Он встал, робко подошел к столу Ламберта, пал на колени и сделал полный славянский поклон, коснувшись лбом пола.

— Я сожалею о сказанном и молю о прощении, ваша светлость.

— Пан Стефан, уже второй раз ты не держишь себя в руках. Это оскорбляет меня. Истинный рыцарь всегда знает свое место и свой долг. Он не позволяет эмоциям вылиться наружу. Тебе нужно остыть. Думаю, немного размышлений на свежем вечернем воздухе пойдут тебе на пользу. Я продляю твое дежурство еще на три месяца, с этого момента и до Михайлова дня. На тебе ночной дозор! Иди и стой на часах.

Пан Стефан скованно поднялся с колен.

— Да, ваша светлость.

Он ушел, не сказав ни слова. В комнате по-прежнему оставалось тихо.

— Итак, — начал через какое-то время герцог, — возвращаясь к вопросу о моем согласии, я должен подумать. Возможно, это опрометчиво, но вы получите мой ответ до утра. А теперь, Ламберт, ты можешь обеспечить музыку?

Крестьяне-музыканты ждали на кухне в полной готовности и, расположившись в зале, начали играть. Музыка мне совсем не помогла — никогда не умел ждать.

Мне были немного слышны нашептывания барона Ярослава герцогу.

— Разрешить дьяволу подняться до нашего уровня… чужаки получают земли наших отцов… хуже, чем решение князя Мазовецкого пригласить Рыцарей Креста.

Я не слышал ответов герцога, однако мой желудок сжался, и я не мог толком есть. Я пил больше, чем следовало, но только пиво, чтобы не опьянеть.

Когда ужин закончился, и слуги складывали столы, герцог повел барона в свои покои.

— По-моему, это плохой признак, — предположил Ламберт. — Возможно, я перестарался с паном Стефаном, но, черт возьми, нужно же поддерживать дисциплину.

— Благодарю за помощь, ваша светлость. Если не получится, придумаем что-нибудь еще.

— Я подумывал просто разрешить тебе разрабатывать шахту на моих собственных землях, так же, как ты строишь мельницы. Мы могли бы заключить неформальное соглашение. Но это походило бы на намеренное игнорирование желаний моего сеньора.

Рыцари, которые в свое время стояли на часах в Окойтце, разучили вальс и польку и теперь демонстрировали их гостям, разумеется, с помощью девушек. Они звали меня присоединиться, но я был слишком пьян. Даже улыбка стоила усилий. Во время перерыва в музыке паж повел меня к герцогу.

Я последовал за ним наверх. Жаль, что «Алка-Зельцер» появится только через семь веков. Я низко поклонился у входа.

— Садись, мальчик мой. У меня есть несколько вопросов. Во-первых, я хочу узнать больше о твоей отговорке. Кому ты дал клятву и где я могу найти этого человека?

— Его зовут отец Игнаций Серпиньский из францисканского монастыря в Кракове, ваша светлость.

— Я поговорю с этим отцом Игнацием. Второй вопрос: зачем тебе земля? Насколько я осведомлен, ты так же разбираешься в земледелии, как и в охоте.

— Мне нужна земля, чтобы была промышленная база.

— Что?

— Выслушайте меня, ваша светлость. Вы как-то спросили, почему я не делаю оружие. Я собираюсь. Я могу создать доспехи, которые не пробьет ни одна стрела. Я могу выковать такие же хорошие мечи, как и мой. Вы видели, на что он способен?

— Слышал истории. Продолжай.

— Я могу создать оружие, которое грохочет как раскаты грома, поражает как молния и убивает врагов еще за полмили. И я намерен выпускать такое оружие и доспехи тысячами. Сотнями тысяч, если смогу.

— Сто тысяч комплектов оружия и доспехов? Сомневаюсь, наберется ли во всей Польше хотя бы пятьдесят тысяч рыцарей.

— Не рыцарей, ваша светлость, крестьян.

— И на какие деньги, по-вашему, они купят доспехи?

— Видимо, ни на какие, ваша светлость. Их придется обеспечить оружием бесплатно.

— Думаешь, я заплачу за это?

— Разумеется нет, ваша светлость. Мне придется самому это сделать.

— Знаю, ты богат, пан Конрад. Но даже твоего богатства не хватит, чтобы вооружить сотню человек, не говоря о сотнях тысяч.

— Я сказал, что буду делать оружие, а не покупать его. Денег, которые у меня есть, для начала хватит. Потом придется выпускать ходовые товары, чтобы покрыть расходы. Известняк и кирпич, само собой. Возможно, гончарные изделия. Утварь, кувшины, сковороды. Может быть, даже стекло. Здесь я не уверен в специфике, но знаю, это выполнимо.

— Хорошо. Предположим, ты можешь создать такое оружие, и крестьяне будут его носить, но оно ведь останется бесполезным. Толпа крестьян — это всегда толпа крестьян, как бы хорошо вооружены они ни были. Настоящие бойцы порежут их, несмотря на оружие. Поверь мне, я столько раз это видел.

— Разумеется, обучение необходимо. Однако существуют методы, при помощи которых можно за четыре месяца сделать из земледельцев боевой отряд. Я сам через это прошел, ваша светлость.

— Вот как. Но какое отношение все это имеет к моему первоначальному вопросу? Зачем тебе земля?

— Чтобы было, где всем этим заниматься. Города исключаются. Гильдии никогда не позволят мне внедрить новшества.

— Ты неплохо разобрался с гильдиями в Цешине. Одну распустил, а другую заставил заискивать перед тобой.

— Ваша светлость, та история с гильдией сутенеров была всего лишь глупостью с их стороны. Я никогда не хотел иметь с ними ничего общего. Что касается колокольных мастеров, то эти три брата умирали от голода. В Кракове мне бы так не повезло. Здесь я не могу этим заняться. Местные жители преимущественно земледельцы. Мне же нужны постоянные работники.

— Понятно. Можешь идти, пан Конрад.

Немного пошатываясь, я вернулся в зал и осушил еще две кружки пива.

Вскоре я увидел, как Ламберта провожают в покои герцога. Серьезный человек этот герцог.

Праздник заканчивался. Дело шло к полуночи, потому что я видел, как пан Владимир поковылял сменить пана Стефана. Его не было за ужином, и, судя по внешнему виду, он спал в доспехах.

Герцог спустился и взглянул на меня.

— Получим больше, чем потеряем. Я буду присматривать за тобой, мой мальчик, но земля твоя.

Я чуть не потерял сознание.

Наедине и как-то грубо граф объявил пяти девушкам, что они отправятся со мной. Это были те, которые, по его мнению, вели себя не в соответствии со своим социальным положением. Всю ночь Кристина радовалась будущему путешествию. Она не понимала, что ее вышвыривают.

Я не сожалел. Я намеревался поднять миллион смышленых детей «над их статусом», и к черту все правила этого темного времени!

Все же мне было как-то грустно. Я был счастлив в Окойтце, но моя работа здесь закончена. Хорошее должно заканчиваться, да и будущее, возможно, не будет таким уж плохим.

Для иммигранта, который прибыл всего полгода назад без гроша в кармане, я неплохо потрудился. Зарождалась приличная система школьного образования, появлялась текстильная промышленность, и были видны проблески промышленной базы.

Если семена, которые я привез, принесут урожай, то это станет началом сельскохозяйственной революции.

У нас была сталь, довольно эффективный медный завод и до неприличия прибыльная корчма.

А теперь я владел сотней квадратных километров земли, которая однажды станет промышленным центром Польши.

Превосходная перспектива, тем не менее всегда грустно уезжать.