Инкуб, или Демон вожделения

31

– Кого? – одновременно закричали Док и Джулиан, быстро забираясь в машину.

Хэнк нажал на газ, и машина рванула вперед.

– Не знаю пока, – ответил Хэнк. – Я ехал сменить Клема на дежурстве, возглавить ночную смену. Там ведь целая толпа вооруженных мужиков. Клем зовет их вооруженными бабниками. Идиот. Он позвонил мне в машину, когда я был в дороге. Сказал, что в одном из общежитий девочки начали страшно кричать. А войти-то он не мог – заперто. Они же были до того напуганы, что не соображали, что надо отпереть дверь и впустить его. Он не очень понял, что они там все вместе вопили. Разобрал только: «он здесь» и «она умерла».

– Какое общежитие? – спросил Док мгновенно протрезвев.

– Этого я тоже пока не знаю. Скоро выясним.

Машина подъехала к студенческому городку и повернула к общежитию. Фары осветили группу галэнских мужчин. Возбужденные собаки лаяли и махали от волнения хвостами. В руках у каждого галэнца было какое-нибудь огнестрельное оружие.

– Какое общежитие? – закричал Хэнк, когда они подъехали.

– Мужское, – крикнул в ответ Оскар Гаррет. – Там сейчас Клем.

Губы Дока плотно сжались. Обе его женщины были в мужском общежитии.

Как только машина резко остановилась, подбежал Клем.

– Слава Богу, вы здесь, – произнес он, увидев Дока. Может быть, вам они откроют.

Трое мужчин поспешили к дверям. Клем позвал:

– Эй, женщины. Здесь Док Дженкинс.

Док услышал, как изнутри знакомый голос позвал его:

– Сэм?

Это была его жена. На него накатила волна облегчения.

– Да, это я, Марта, как Дженни?

– Мы обе в порядке.

– Открой, пожалуйста, нам дверь, дорогая.

– Хорошо, сейчас.

Звук болтов, щелчок ключа – и Марта Дженкинс распахнула дверь общежития. За ней и Дженни стояли другие женщины, съежившиеся, испуганные, в слезах.

– О, Сэм! – всхлипывала Марта. – Это так ужасно!

Он обнял ее:

– Ну ладно, ладно, успокойся.

За спиной Дока другие мужчины взволнованно спрашивали: кто?

Док задал этот же вопрос жене. Но она так сильно рыдала, что не могла сразу ответить. Вперед вышла Дженни и вымолвила дрожащим голосом:

– Это Элен, папа. Элен Китон.

Дикий крик вырвался из толпы:

– О, Боже! Нет!

То был Бен Китон. Он проталкивался через толпу к двери.

– Элен? Не может быть, – говорил он, не в силах поверить.

Дженни опустила глаза. Она не могла смотреть на него. Она чувствовала себя виноватой в том, что была жива.

– Нет, – продолжал кричать Бен. – Нет! Прю, а потом Элен! Нет!

Он бросился к зданию:

– Где она? – Он позвал: – Элен! Элен!

– Бен, не надо, – пытался успокоить его Док, – не ходи туда, не надо.

Но Бен, оттолкнув женщин, уже вбежал в общежитие. Хэнк допытывался у Клема:

– Как эта скотина смогла туда попасть?

– Я не знаю, Хэнк! Я проверил каждое окно. Они все забиты наглухо. Ничего не повреждено. И дверь была закрыта на замок и на щеколду, пока минуту назад, вы же сами видели, ее не открыла жена Дока. Я не могу понять, как он смог туда проникнуть.

Из глубины общежития раздался длинный хриплый вопль отчаяния – Бен нашел свою жену.

Док повернулся к шерифу.

– Пошли, Хэнк, нам лучше быть там.

Хэнк отдал распоряжение Клему:

– Только я и Док. Остальные пусть будут на улице. – И они с доктором вошли в здание.

В это время Лора протиснулась мимо женщин к двери и позвала Джулиана.

– Лора, – он обнял ее, – как я боялся, что это можешь быть ты!

Голос ее прервался. Она произнесла совершенно непонятную фразу:

– Это и была я.

– Что?

– Это моя вина!

– О чем ты говоришь!

– Если бы я не оставила ее одну… – Она расплакалась, и новые слезы побежали по следам уже высохших.

– Не надо, пожалуйста, – попытался успокоить ее Джулиан, – что это за ерунда?

– О, Джулиан, она была одна, совсем одна. Она была единственной женщиной в этом общежитии, оставшейся в одиночестве в комнате. Сначала я поселилась вместе с ней, но потом она упросила меня уйти…

– Почему?

– Не важно почему. Она умерла. Я не хотела оставлять ее, но она настаивала, так что я переехала к Марте и Дженни.

Вошла Марта и обняла Лору за плечи:

– Это не твоя вина, дорогая. Чем бы ты смогла помочь ей, если бы и была там? Тебя бы тоже прикончили.

Лора, все еще плача, покачала головой:

– Нет, он выбрал ее не случайно. Ведь одиночек больше не было во всем общежитии.

Марта Дженкинс сказала Джулиану:

– Мы даже криков не слышали. Он, должно быть, зажал ей рот.

Лора продолжала:

– Я проснулась и пошла в туалет. Когда я проходила мимо комнаты Элен, то решила заглянуть и посмотреть, удалось ли ей уснуть. И когда я открыла дверь, то… увидела ее.

Джулиан крепче обнял ее:

– Ты не видела преступника?

Она отрицательно покачала головой:

– Он уже исчез.

Хэнк и Док вышли из общежития, выводя вместе с собой Бена, который валился с ног. Лицо его побелело, глаза потухли. Когда они проходили мимо Джулиана, Док сказал:

– Я собираюсь отвезти его в больницу и накачать таблетками.

Джулиан кивнул головой по направлению к общежитию:

– Это было…

Док тут же кивнул:

– Точно так же, как и в других случаях.

Он и Хэнк пошли дальше, сопровождая Бена Китона. Когда шериф помог усадить Бена в машину, он вернулся к Джулиану.

– Ну, мистер Траск, – сказал он голосом, не предвещавшим ничего хорошего, – ваша идея всем была хороша. Кроме одного. Она не сработала. И будь я проклят, если понимаю, почему произошло именно так, почему она не сработала. Никаких следов взлома. Никто не мог, не оставив следов, проникнуть внутрь, разве только превратился в облачко дыма и просочился под дверью. Или – его кто-то потихоньку впустил.

Марта Дженкинс возмутилась:

– Хэнк, будь благоразумен. Ради чего кто-то из нас стал бы впускать сексуального маньяка, убийцу?

– Я хватаюсь за любую соломинку, Марта, – пояснил Хэнк.

– Найди что-нибудь другое, чтобы ухватиться…

Джулиан спросил шерифа:

– Хэнк, вы уверены, что проверили все окна тщательно?

– Проверил и перепроверил.

– И никаких следов того, что доски могли быть аккуратно приподняты, а потом поставлены на место?

– Нет, все приколочено намертво, так, как и было утром. – Он снял шляпу и почесал в затылке:

– Пойду-ка я и проверю, как обстоят дела в женском общежитии. Если Сара меня, конечно, впустит. – И он, ушел.

– А я пойду к Дженни, – сказала Марта и вернулась к дочери.

Джулиан подвел Лору к скамье под деревом, усадил и сел рядом.

– Если бы только я настояла, чтобы остаться с ней… – горевала Лора.

– Довольно убиваться. Но я все же не могу понять, почему она так категорически хотела остаться одна. Ты знаешь причину?

Лора кивнула:

– Знаю, но тебе сказать не могу.

– Почему?

– А вдруг это каким-нибудь образом дойдет до Бена?

– Не дойдет.

– Хорошо, я расскажу, но это должно остаться строго между нами.

– Конечно, – заверил он.

– Элен боялась себя, собственных чувств и ощущений, – начала Лора. – Что-то произошло в ее душе из-за испуга и одиночества. Она боялась этого одиночества и искала из него выход. И первым нашла любовь. Она обняла меня и стала ласкать. Мы были нагие в душе, этот порыв длился всего секунду, но потряс ее. Вся в слезах Элен просила простить ее. Она выбежала из кабинки. Потом заявила мне, что больше не в силах держать себя в руках и поэтому не может спать со мной в одной комнате. Она боялась, что начнет приставать ко мне. Я сказала ей, что все это чепуха. Но Элен настаивала, чтобы я переехала к кому-нибудь. Я отказывалась. Она бросилась на колени, умоляла меня, целовала ноги. Как я могла отказать ей в конце концов. Я переехала. Но ты же понимаешь, что Бену лучше не знать всех этих подробностей. Даже если бы в психике Элен были бы какие-нибудь отклонения, – а я думаю, что она была абсолютно нормальна, – то и то было бы бесчеловечно отравить воспоминания о ней.

– Конечно, – согласился Джулиан, – этого нельзя делать ни в коем случае. Бедный Бен. Сначала дочь, теперь жена…

Он помолчал, а потом спросил Лору:

– У тебя есть предположение насчет того, как он мог сюда проникнуть?

– Нет, ни малейшего. Снаружи этого сделать было нельзя. Все заколочено. Кругом вооруженные мужчины. Остается только один вариант – он прятался здесь внутри все время, пока готовили для него капкан.

– Это исключено. Мы тщательно обыскали оба общежития – Джулиан отрицательно покачал головой.

– Думаешь, есть смысл держать нас здесь дальше?

– Конечно, нет. Шериф правильно сказал – идея была хороша, но она не сработала. И дома вы все будете в равной степени в безопасности или… опасности.

Подошел Хэнк:

– Мы распустили всех по домам. Каждой дадим оружие. Лора, у тебя дома есть револьвер?

– Еще бы!

– Тогда не вижу смысла торчать тебе здесь. Вы проводите ее, мистер Траск?

– Естественно.

Хэнк умолк, тупо глядя в пустоту.

– Становлюсь старым, – наконец изрек он. – Такие дела слишком сложны для меня. Я уже ничего не могу разгадать. Когда весь этот бардак с ужасами закончится, коли ему вообще суждено закончиться, разрази меня гром, если я не солью керосин и не оставлю службу.

Было бы логично предположить, что несколько кровавых насилий, гибель женщин приглушат сексуальные чувства галэнцев. Но на самом деле все получилось наоборот. Они отвергали смерть и утверждали жизнь! В тот субботний вечер каждый мужчина в Галэне, у кого была возможность слиться в порыве со своей любимой, сделал это. Док Дженкинс, несмотря на усталость и виски, гордясь собой, довел несколько раз Марту до экстаза, и его самолюбие не могли не тешить ее страстные вскрики. Тим, предварительно договорившись с Дженни по телефону, влез к ней в окно по ветке дерева.

Сару Валден, как она сказала бы, «вспахал» по-мужицки Хэнк. В гостинице Руфь и Джед, отдавая все силы, утешали друг друга после вынужденной разлуки. Оскар и Мона Гаррет тоже. Джулиан и Лора проделали вроде бы привычный ритуал, едва переступив порог дома. Но на сей раз это был настоящий взрыв страсти. Даже преподобный и Фрэнси Китон слили свои тела с удовлетворением, которого не ощущали давно. Им не смогла помешать и двойная потеря. Джо Прескотт, овдовевший много лет назад, частенько захаживал к Белинде Феллоуз, пышнотелой блондинке, правда крашеной и неопределенного возраста. Этой ночью они поразили друг друга раскрывшимися вдруг возможностями.

И так было в десятках домов Галэна, жители которого приятными сторонами секса попирали те преступления, которые совершил маньяк.

Но был в Галэне и обойденный любовью человек. Именно ему она нанесла подряд несколько жестоких ударов, погубив тех женщин, к которым он был искренне привязан. Прю Китон последнее время была его постоянной девушкой. Иногда он встречался и с Мэри Лу Грант, а однажды испытал утехи любви со щедрой на ласки Мэлани Сандерс. Одну за другой вычеркнула их из списка живущих безжалостная судьба. И теперь Чарли Прескотт был окутан одиночеством как серым, холодным одеялом. Он лежал в своей постели один, словно зародыш в утробе, глаза его были открыты. Он плакал.

32

Когда Чарли наконец удалось уснуть, он тут же встретился со всеми троими: и с Прю, и с Мэлани, и с Мэри Лу. Они то вдруг сливались в единый образ, то каждая из них дробилась на двух абсолютно похожих. Иногда в этом сне происходили совершенно обыденные вещи: он гулял то с одной, то с другой по городу, вел ничего не значащие разговоры. Но происходили и удивительные превращения. Вдруг все расцвечивалось буйной фантазией, загорались глаза, соски и пупки девушек набухали умопомрачительной сладостью. Тогда Чарли просыпался со стоном в маленькой липкой лужице от впустую растраченного желания.

Светало. За окном было сыро и серо, так же как и у него на душе. На короткое время волшебные сновидения вернули к жизни трех девушек, но, увы, сейчас его обступала холодная реальность. Он больше никогда не увидит их в жизни. Это возможно теперь только в снах.

Лужица раздосадовала его. Он устыдился. И раньше, случалось, всплески страсти настигали его во сне. Но тогда он не считал это постыдным. Тогда все были живыми и теплыми. А теперь, когда девушки погибли, было что-то гнусное в подобной тяге к ним. Он встал, сорвал измазанную пижаму и отправился в душ. В наказание стал хлестать себя ледяными струями.

Затем Чарли оделся и вскоре вышел из дому. В этот ранний воскресный час на улицах Галэна было малолюдно. Жители города не торопились просыпаться. Чарли прошел мимо кинотеатра отца, пустого и тихого в такую пору. Сквозь стеклянные двери увидел стойку буфета, за которой работала Мэри Лу. Яркие афиши «Мальтийского сорокопута», казалось, корили его. Как он жалел теперь, что так увлекся фильмом в те минуты, когда совсем рядом погибала такой страшной смертью Прю.

Он двинулся дальше, завернул за угол. «Сахарница» тоже была закрыта. Через окно он посмотрел на столик, за которым они сидели с Прю и пили чай со льдом.

«Почему бы нам не сделать что-нибудь еще для разнообразия? – совершенно явственно услышал он голос Прю. – Может, съездим в Мидвэйл?»

Она не хотела идти в кино. Возможно, предчувствовала? А он уговорил ее. Его покоробило от этих воспоминаний.

Возле гостиницы тоже все тихо и спокойно. За окнами пустые столы, которые обслуживала Мэлани Сандерс. Там часто, подавая ему кофе, она отпускала двусмысленные шуточки.

В конце концов Чарли добрался до пляжа. Он оказался недалеко от того места, где напали на Мэлани. Сегодня был штиль, и море выглядело как огромная тарелка серой густой каши. Каково было бы вступить в нее? Сбросить все и голяком кинуться в обжигающую воду. Чарли казалось, что-то непреодолимо тянет его туда. Он вдруг вспомнил, что жизнь зародилась в море. И что было бы естественнее возвращения туда? Очиститься омовением соленой воды, такой холодной, что она законсервирует тело, обезболит его как новокаин, заморозит и разум, и память, и чувства. Войти в эту исцеляющую воду, чувствовать, как поднимается она до пояса, потом по грудь, до подбородка. Продолжать идти, пока морская гладь не сравняется с глазами, пока ноги не перестанут доставать дна. А потом погружаться все глубже и глубже, продвигаться упорно в ледяную вечную темноту, оставив на берегу одиночество.

Чарли начал раздеваться. Голым он пошел к кромке. Когда холодная морская вода коснулась пальцев, он словно пробудился. Посмотрел вниз, увидел босые ступни, погруженные в воду, ощутил свою наготу и, вдруг испугавшись, отступил назад. Что он делал? Он быстро огляделся, надеясь, что его никто не видел.

Да, вокруг ни души. Дрожа от холода, он оделся и быстро зашагал с пляжа. В туфлях скрипел песок.

Направился к церкви. Он ходил туда по воскресеньям вместе с отцом. Пел в церковном хоре, мечтал во время проповедей преподобного Китона. Но в течение остальных шести дней он о церкви никогда не вспоминал, бывало, только смеялся над тем, как Прю подшучивала над своим дядей.

Как раз сейчас Китон входил в церковь. Что-то толкнуло Чарли последовать за священником. Фрэнк Китон, удивленный, что в такую рань кто-то кроме него находится здесь, обернулся:

– Доброе утро, Чарли.

– Здравствуйте, Ваше преподобие.

– Могу я чем-нибудь помочь тебе?

Чарли пожал плечами:

– О, нет. Спасибо. Я просто хотел посидеть здесь на скамейке и подумать. Я не буду мешать.

– Конечно, пожалуйста, приходи в любое время.

Чарли сидел и смотрел, как преподобный ходил по рядам, начиная с последнего, и раскладывал листки бумаги. На них были тексты из Евангелия, церковные объявления. Чарли не сиделось на месте. Он перекладывал ногу на ногу.

– Хочешь мне помочь, Чарли? – спросил Китон.

– Что? А? Конечно, Ваше преподобие! Фрэнк Китон дал ему пачку бумаг.

– Эти ряды я уже обошел, – сказал он. – Начни, пожалуй, отсюда.

Сначала они работали молча, потом Чарли сказал:

– Мне очень жаль вашу племянницу и невестку.

– Спасибо, Чарли. Да, это ужасно, особенно для моего брата.

– Догадываюсь, – произнес Чарли и через секунду добавил:

– Мне нравилась Прю. Очень…

– Да, я так и полагал.

– Я думаю, может быть… – Парень заколебался.

– Что, Чарли?

– Наверное, сейчас было бы неправильно сказать, что я любил ее?

Китон посмотрел на него:

– Нет, Чарли. Это не было бы неправильным сказать так. Если это правда.

– Это правда. Считаю, что правда. Но чем доказать это теперь? Никогда не думал об этом, пока она была жива. Я раньше не знал, что люблю ее. А теперь слишком поздно. Мне надо было признаться ей, да?

– Не переживай, Чарли. Если ты любил ее, то она сама догадывалась обо всем. Женщины такие. О, они хотят, чтобы мы почаще говорили им об этом, так же как они любят, когда им дарят цветы. Но знать все они знают и без наших слов.

– Очень хочется верить, что Прю догадывалась.

Они в задумчивости переходили от скамейки к скамейке, вкладывая тексты в молитвенники.

– Как вы думаете, – спросил Чарли, – а теперь она знает?

– Может быть, и так, – ответил Китон.

Они закончили дело и теперь стояли вдвоем перед церковью у Распятия.

– Спасибо, Чарли, – поблагодарил Китон, – приятно, когда тебе помогают. У меня одного на это ушло бы в два раза больше времени.

– Ваше преподобие…

– Да?

– Я ее еще увижу?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда я умру, я увижу Прю?

– Чарли, как я могу обещать тебе? Я ведь там никогда не был.

– Но кто еще даст ответ, если не священник вроде вас. Вы же все знаете о Боге. Вы этому учились. Может быть, Прю еще жива где-то?

Преподобный Китон взглянул на почти обнаженную фигуру на кресте. Увидел, словно в первый раз, изуродованные руки и ноги. Увидел муку в глазах… но ответа эти глаза дать не могли.

– Жива? – повторил Чарли свой вопрос. – Что происходит с нами, когда мы умираем?

– Это не дано никому знать, – ответил священник.

… В тот же ранний час, когда Чарли вышел из своего дома, Тим спускался по ветке перечного дерева вниз. Он надеялся, что никто из соседей доктора не увидит, как он вылез из окна спальни Дженни. Возможно, Тим пользовался таким входом-выходом в последний раз.

– Это удобно, – сказал он Дженни, прощаясь, – слишком удобно. – Если могу забраться я, то же самое, может проделать и насильник. Поговори сегодня с отцом. Попроси его спилить эту ветку. Чем раньше, тем лучше.

– Но я обожаю старое дерево! Всю мою жизнь оно растет под этим окном. Оно старше меня.

– Если ты хочешь стать еще старше, сделай так, как я говорю. Просто спилите эту ветку. Она выглядит как приглашение для какого-нибудь психа заглянуть к тебе.

Дженни рассмеялась:

– Свой свояка…

– Уморительно смешно. – Он поцеловал ее и исчез.

Теперь быстро удаляясь от дома Дженни, он решал, возвращаться ли ему в гостиницу или заглянуть к тете. В конце концов она все же болела.

Агата, завернувшись в халат, сидела в гостиной, в старом деревянном кресле-качалке.

– Как ты себя чувствуешь? – вежливо поинтересовался Тим.

– Чуть получше.

У камина стояло ружье.

– Это тебе шериф одолжил?

– Да. Вчера вечером, когда они сняли доски с окон. Он настоял, чтобы я его взяла. Но мне нечего бояться.

– На сей раз вынужден согласиться. – Тим не удержался и съязвил: – Насильника интересует дичь явно помоложе.

– Не потому мне нечего бояться, – серьезно возразила Агата. – Этот насильник – бич города, насланный за плотские грехи.

– Можешь думать как хочешь, – Тиму вовсе не хотелось начинать спор.

– Ты только вспомни о них, – продолжала Агата упорно, – о тех, кто погиб. Мэлани Сандерс. Все знали о ее доступности. И племянница его преподобия – она над ним насмехалась в открытую. Одному Богу известно, что они там вытворяли с молодым Прескоттом.

Тим не мог выслушивать теткину чушь дальше и полез в спор против своей воли.

– Ну хорошо, а что ты можешь сказать о Гвен Моррисей? Она вообще не из нашего города. Ты о ней абсолютно ничего не знаешь, а она погибла первой.

– Что можно сказать хорошего о девушке из колледжа. Всем известны царящие там сегодня нравы.

– А Мэри Лу и ее мать?

– Анита Грант всегда вела себя вульгарно. Полуголая разгуливала на теннисных кортах и в бассейнах. Она вызывала у мужчин грязные мысли. За то и понесла кару. Муж погиб – ее парализовало. А в конце концов и ее, и дочь изнасиловали и убили. Господь Бог мстит. Он суров, но справедлив.

Тим просто обалдел. Его подмывало услышать суждения почтенной тетушки об Элен Китон. Он упомянул это имя, добавив:

– Уважаемая всеми школьная учительница. Преданная жена и мать. И не разгуливала в бикини и шортах. Очень домашняя женщина. Так как же с ней?

Агата фыркнула.

– Без сомнения, она в последние годы стала респектабельной дамой. Но когда она училась в старших классах, давно, еще до твоего рождения, поговаривали…

– А Лора Кинсайд?

– Насколько я знаю, она достойная женщина. Может, именно поэтому она получила только предупреждение.

– Она получила бы гораздо больше, чем предупреждение, не окажись у нее под рукой револьвера.

– Бесполезно обсуждать с тобой такие вещи, Тимоти. Ты останешься дома?

До этого он еще колебался. Но теперь Агата помогла ему сделать выбор. Ее полные желчи и злобы разглагольствования подталкивали его как можно скорее расстаться с ней.

– Я не останусь, – сказал он решительно. – Я зашел забрать кое-какие вещи и минут через десять уйду.

– Тимоти…

Он остановился и обернулся:

– Что?

– Мой секретер взломан. Ты можешь что-нибудь сказать по этому поводу?

Он вздохнул и признался:

– Это сделал я. Он был заперт, а тебе нездоровилось и мне не хотелось из-за ключа беспокоить тебя. Извини. Я починю замок за свой счет.

– Но зачем, Тимоти? Что ты сделал с книгой?

– Она моя, не правда ли? Часть моего наследства – ты сама об этом сказала. Это мое дело, как я с ней поступил.

– Не смей разговаривать со мной таким тоном!

– Тетя Агата, через несколько минут я навсегда уйду из твоей жизни. Давай больше не ссориться.

– Ну а нож. Ты его тоже забрал?

– Ты же сказала, что он мой.

– Это злые вещи твоей злой матери!

Янтарные глаза Тима опасно блеснули. Рука скользнула под рубашку, где были спрятаны нож и письмо. Ему очень хотелось ее ударить, показать конверт, утереть нос ее собственным злым деянием. Именно ей, которая так щедро обвиняла в злых поступках всех вокруг. Но он сдержался. Что связываться с полоумной старухой? Ведь он действительно сейчас навсегда уйдет отсюда, подальше от нее и ее поучений. И все же его переполняла ненависть, он желал ей смерти. Ведь она убила его мать.

– Не говори больше ни слова, – тихо предупредил он ее.

В соседнем округе человек по имени Раймонд Хант получил по телефону печальную весть. Ему сообщили о тяжелой болезни тестя. Но мог ли он подумать, что в ближайшие дни придет известие, которое сразит его.

33

1. Гвен Моррисей – 18 лет. Изнасилована в парке. Обнаружена мертвой.

2. Мэлани Сандерс – 20 лет. Изнасилована на пляже. Осталась жива, но покончила жизнь самоубийством в больнице.

3. Лора Кинсайд – 28. Отразила нападение в офисе с помощью револьвера. Отделалась незначительными царапинами.

4. Прю Китон – 17 лет. Изнасилована в туалете кинотеатра. Обнаружена мертвой.

5. Мэри Лу Грант – 16 лет. Изнасилована дома в ванной. Обнаружена мертвой.

6. Анита Грант (ее мать) – 40 лет. Паралитик. Изнасилована в своей кровати. Обнаружена мертвой.

7. Элен Китон (мать Прю) – 42 года. Изнасилована в общежитии колледжа. Обнаружена мертвой.

Итак, самой младшей – 16, старшей – 42. Средний возраст – 26. «Ну и что это дает», – спросил самого себя Хэнк Валден. И признал, что ровным счетом ничего. Никакого ключа к разгадке. Он отодвинул лист бумаги и карандаш, откинулся в вертящемся кресле. Пружины заскрипели. Клем все забывал их смазать. Иногда Хэнк удивлялся, почему он до сих пор не уволил Клема. Разве только потому, что тот позволяет обыгрывать себя в шашки? Как профессионал заместитель представлял почти нулевую ценность.

Прошло три дня после гибели Элен Китон. Ее похоронили возле Прю. Сын Поль был на похоронах, как и большинство жителей Галэна. А Бен все еще находился в шоке. Он лежал в больнице, в полусумеречном состоянии, напичканный до предела успокоительными.

Практически погибла целая семья. И Хэнк чувствовал себя беспомощным, бесполезным человеком, лишенным ориентиров, не оправдывающим значка шерифа, зарплаты и самого своего предназначения.

Настроение Джулиана было схожим. После нападения на Элен Китон его мысли зашли в тупик.

Док Дженкинс саркастически спросил его:

– Это дело с превращением, о возможности которого вы говорили, включает ли в себя уменьшение до размеров муравья? Ведь только так и можно было пробраться в общежитие. Потом надо было распухнуть, свершить свое и снова сжаться, чтобы сбежать от наказания.

Против ожидания Джулиан отнесся к словам Дока серьезно.

– Хэнк выдвинул похожую идею. Только он говорил об облачке дыма. Но ни в одном из учений нет указаний о возможности именно таких метаморфоз.

– Тогда как же он все-таки попал внутрь? Каково ваше последнее умозаключение?

– Нет никакого, – признался Джулиан. – Я наткнулся на каменную стену.

– Не вы один.

Отчаяние Джулиана было так велико, что он решил утром опять позвонить Хенрику Стефаньски. Ему придется многое детально описывать и не хотелось посвящать в эти дела коммутатор гостиницы. Джулиан заскочил в банк и наменял мелочи для разговора по автомату.

На шоссе, на полпути от Галэна до Мидвэйла, прямо на обочине стоял телефон-автомат. Причем это была будка старого образца – капитальная, не то что современные легкие навесы. Подъехав, он припарковал машину и, перед тем как набрать номер, суеверно перекрестился, что в обычных обстоятельствах не было ему свойственно. «Дай Бог, чтобы телефон работал!» Несомненным доказательством того, что наша цивилизация катится к пропасти, является огромное количество разломанных и неработающих телефонов-автоматов. Виноваты в этом и вандалы, и плохое обслуживание.

Его опасения оказались напрасными. Правда, лампочка в будке перегорела, но сам телефон работал. К счастью, в это время дня было достаточно светло. Через несколько секунд он уже набрал номер в Бостоне и вскоре услышал гудки, а затем и женский голос. Он удивился, ибо точно знал – профессор живет один.

– Боюсь, что я ошибся, – начал Джулиан. – Мне нужен профессор Хенрик Стефаньски.

– Я сиделка профессора, мисс Руден, – ответила женщина. – Могу я узнать, кто звонит?

– Он болен?

– Сердце. Несколько дней назад был приступ. Могу я узнать….

– Меня зовут Джулиан Траск. Но я, пожалуй, не буду его беспокоить сейчас.

– Да, он не подходит к телефону.

– Понимаю. Но вы могли бы передать ему, кто звонил?

– Джулиан Траск?

– Да.

Джулиан ясно расслышал издалека голос Стефаньски. Слышал он и мисс Руден, хотя та наверняка прикрывала трубку рукой. Она уговаривала: «Нет, сэр. Вам нельзя этого делать». Опять голос профессора, на этот раз резкий. Потом она обратилась к Джулиану:

– Профессор хочет говорить с вами. Но я прошу вас, не задерживайте его надолго.

– Хорошо. Спасибо.

Через секунду Стефаньски слабо, но внятно произнес в трубку:

– Джулиан?

– Простите, что беспокою вас больного, сэр.

– Ниц, – Джулиан распознал польское слово, означающее, «ничего», «не страшно». – Боли сильные, – признался Стефаньски. – Они, врачи, подняли большой шум. Я лежу в кровати с книгами, бумагами, работаю. Почему бы мне и не поговорить по телефону? Ну, что там у вас?

Столбик монет убывал быстро, Джулиан описывал все происшествия подробно. Естественно, что кульминацией была сверхзагадочная смерть Элен Китон. Стефаньски бормотал что-то и по-польски, и по-английски, выражая свое отчаяние и потрясение. Но въедливость ученого брала в нем верх над чисто человеческими эмоциями. Поэтому он несколько раз, прерывая Джулиана, задавал уточняющие вопросы.

Когда Джулиан закончил, Стефаньски стал думать как бы вместе с ним:

– Закрытое общежитие. Двери заперты изнутри. Заколочены окна. Нет, Джулиан, ни в одной из книг я не встречал ситуации, чтобы ИНКУБ обладал возможностью проникать сквозь преграды, превращаясь в облачко дыма или маленькое насекомое. Ответ в чем-то другом. Но в чем?

Джулиан попросил:

– Сэр, поразмышляйте над этим. Если что-то придет в голову, не сочтите за труд позвонить мне.

Он дал номер гостиницы.

– Я записываю. Джулиан, конечно, тут же позвоню, если меня, как это говорят, «засенит»?

– Осенит. Но звоните, только если будете себя прилично чувствовать.

– Я абсолютно розовый.

– Вы так говорите? В розовом?

– Моя милая сиделка хмурится и требует, чтобы мы заканчивали разговор.

– До свидания, сэр.

– До свидания, Джулиан. И очень важно, чтобы я сказал даже такому современному атеисту, как вы: «Храни тебя Бог!»

Джулиан вышел из будки, не догадываясь, что скоро в галэнской эпопее откроются новые страницы. И телефонная будка сыграет свою роль.

… Это была женщина лет тридцати пяти с простым волевым лицом, которое сейчас выглядело изможденным от усталости и беспокойства. Она провела много бессонных ночей у постели своего больного отца. Сидя на стуле, иногда на несколько секунд отключалась, засыпала, и тогда голова падала ей на грудь. Теперь состояние отца стабилизировалось, и доктор заверил, что больше нет необходимости в ее постоянном присутствии у постели больного. Отец настоял, чтобы она возвращалась к мужу и детям. Она согласилась. И ей сразу вдруг захотелось их увидеть. И хотя путь предстоял не близкий, она решила выехать прямо сейчас несмотря на поздний час – было далеко за полночь.

Теперь одна на пустынной дороге она начала жалеть, что не дождалась утра. Женщина с трудом ухитрялась не заснуть за рулем. Включила радио, но попала на самый конец интересного объявления. «Через секунду вы услышите продолжение программы „Музыка ночью“. Сейчас двенадцать минут второго. Хозяйка в студии Кен Баксли. Если вы хотите сэкономить деньги, а кто в наше время не хочет этого, тогда надо зайти к дружелюбным людям в…»

Она со вздохом выключила радио. Почему-то ей не везло. Она всегда заставала конец рекламы. Но оказалось, что это самая маленькая из ее проблем. Начал чихать мотор, потом машина задергалась. Она взглянула на датчики. Бензин был на нуле. Машина замедлила ход и встала. Женщина отругала себя за глупость. Как же можно было не проверить бензин перед дальней дорогой. В результате застряла неизвестно где между Мидвэйлом и Галэном. На шоссе в этот час ни души. До ближайшей телефонной будки, если ей не изменяет память, несколько миль…

А может быть, нет?

Ей показалось, что далеко впереди, куда едва-едва доходили лучи фар, они отразились в стекле. В стекле телефонной будки? Схватив сумку, она вылезла из машины и отправилась к тому, что приняла за телефонную будку. В тишине четко раздавался стук каблучков по асфальту. А из дальних кустов доносилось пение пересмешника. Его репертуар звучал в полном наборе: трели, тремолы, рулады, каденции, воркованье, щебетанье, стрекотанье, смех, отвратительное кудахтанье…

Ей казалось, что она шла к телефону целую вечность. Будка была дальше, чем показалось вначале. Хотелось верить, что фары не посадят аккумулятор. Хватит и пустого бака!

Наконец она дошла до будки и открыла дверь. Но свет, как было положено, не зажегся автоматически. Лампочка явно перегорела. Ей придется крутить диск в темноте. Единственным освещением был слабый свет обломка луны.

Она не заметила, что за ней наблюдали. Открыла сумку и достала несколько монет. Сняв трубку, опустила две монетки по десять центов и одну в пять – каждую в свою щелку. Падая, монетки издали чеканный металлический звук. Медленно и аккуратно она набрала десять цифр: код города плюс номер телефона. В трубке что-то непривычно щелкало и жужжало. Терпение ее убывало, когда она слышала гудок за гудком на другом конце провода, но ответа не было…

Пересмешник имитировал теперь воркование голубки.

Гудки продолжались. Неожиданно между ней и лунным светом, закрывая собой вход в будку, появилась Тень. Женщина ничего не слышала, но ощутила шорох и обернулась, чтобы узнать, в чем дело. Трубка выпала у нее из рук. Она закричала, хотя не видела, что стояло на пути к выходу. Было слишком темно, и сама Тень закрывала последний слабый луч света. Она чувствовала, что это было что-то большое, сильное, дышащее ровно и глубоко. И оно источало сильный запах секса. Это был смешанный запах и мужской и женский одновременно, сама квинтэссенция секса в чистом виде без наслоений цивилизации. Этот запах заполнял собой все.

Она вновь закричала, когда Тень шагнула вперед и вошла в узкую будку. Опытные, невероятно сильные руки сорвали нижнюю часть ее одежды. Разумом она понимала бессмысленность сопротивления и одновременно не могла поверить в реальность размеров прижатого к ней мужского органа. Собрав все силы, она попыталась оттолкнуть чудовище. Но спина ее была прижата к стенке будки из толстого прочного стекла и не было никакой возможности ускользнуть от разрывающего плоть вторжения того, что вошло в ее тело и продвигалось глубже, глубже. А она кричала и кричала…

Ее крики смешивались с воплями экстаза невидимого насильника. И море спермы переливалось в растерзанные глубины ее тела. Добившись своего, насильник покинул будку и растворился в придорожной зелени.

Женщина абсолютно неподвижная полулежала на полу будки в луже собственной крови. Трубка извивалась на шнуре. И уже никто не мог ответить на пародийно звучавший из трубки мужской голос: «Алло! Алло! Кто это? Да вы понимаете, который сейчас час, черт побери. Есть там кто?»

Будто передразнивая голос в трубке, пересмешник задавал свой собственный вопрос из трех нот: вит-вит-вит?

Это были единственные звуки, нарушавшие тишину.

34

– Ее звали Кэрри Хант, – сказал Хэнк. Он стоял вместе с Доком Дженкинсом и Джулианом в больничном морге. Тело изнасилованной женщины лежало на столе лицом вверх, к пальцу ноги прикреплен положенный номерок. Хэнк прикрыл ей лицо, натянув повыше простыню.

– Тридцать шесть лет, замужем, двое детей, – продолжал он. – Жила в соседнем округе. В Мидвэйле навещала больного отца. По дороге домой у нее кончился бензин, и она пыталась дозвониться из автомата домой мужу. Это было последнее, что она хотела сделать в жизни.

Хэнк задвинул каталку в холодильник.

– Муж заберет тело, если ты уже закончил осмотр, Док.

– Да, я готов. Этот случай ничем не отличается от остальных.

– Нет, отличие есть, – возразил Джулиан. – Преступник расширил сферу поисков своих жертв. Это первое нападение за пределами Галэна.

– Не трудно догадаться, почему, – заметил Валден. – Наши женщины теперь все вооружены. Может, пули и не убьют его, но все же отпугнут. Случай с Лорой Кинсайд тому доказательство. Он, должно быть, боится шума, не хочет привлекать внимания. А может, опасается получить удар в голову или в пах. Я полагаю, что он носит пуленепробиваемый жилет…

И Джулиан, и Док промолчали о возможности сверхъестественного объяснения происшествий, согласно книге «Потерянные искусства».

Хэнк добавил:

– Как бы я хотел, чтобы он убрался из моего округа. Последний случай произошел не в городе, но все же это в моей юрисдикции. Он извиняюще улыбнулся своим спутникам:

– Простите, я, видно, становлюсь глупым…

– Временно отупевшим, – поправил его Док, дружески похлопав по плечу. – Мы все отупели за это время. Жертвы шока. Не можем больше нормально себя чувствовать, живем в ожидании очередных ужасов. Не только ты, Хэнк. Когда ты позвонил мне и сказал об очередной жертве, я, выслушав, чуть было не спросил автоматически, ну что там новенького?

Трое мужчин вышли из морга, и каждый направился своей дорогой. Доктор наверх, прямо в палату к Бену Китону. Там в ногах у отца сидел Поль. Он выразительно посмотрел на Дока и медленно покачал головой. Док быстро глянул на карточку пациента и обратился к Бену:

– Как вы себя чувствуете сегодня?

– Просто прекрасно, Сэм. Вы-то сами как?

Док быстро обменялся взглядом с Полем и ответил:

– Да грех жаловаться.

– Дженни и Марта в порядке?

– Вполне. Спасибо.

– Это хорошо. Вам надо проводить с ними побольше времени, – сказал Бен.

– Я, конечно, пытаюсь. Но был чертовски занят, то тем, то этим.

– И все равно надо находить время, – искренне посоветовал Бен. – Нет ничего важнее семьи. Я тоже по горло завален работой, но все же сегодня решил отправиться на пикник. Правда, Поль?

– Правда, папа, – произнес Поль ненатуральным голосом.

– Только мы вчетвером, – продолжал Бен. – Я, Элен и дети. Моя жена готовит самую вкусную жареную курицу в городе. Я знаю, что Марта тоже хороший кулинар, но когда дело доходит до жареной курицы, тут у Элен конкурентов нет. А Прю обещала сделать картофельный салат. Поль и я примем тоже посильное участие – мы все съедим. – И он радостно рассмеялся.

– Прекрасно, – поддержал его Док.

Бен обернулся к сыну:

– Думаю, можно было бы заехать в Хэппитаун. Как думаешь? Прокатимся на роликовых санях?

– Конечно, папа, – ответил Поль.

Хэппитаун был городком аттракционов на окраине Мидвэйла. Его разобрали много лет назад. Теперь на его месте стоял современный торговый центр.

– Я действительно жду пикника с нетерпением, – продолжал Бен.

– Пока отдохните, – посоветовал Док и поманил за собой в коридор Поля.

Выйдя из палаты, он спросил Дока:

– Как долго это будет продолжаться?

– Хотел бы я знать. Он пережил один за другим два сильнейших потрясения. Нынешнее состояние – это его защита. Но оно может быстро пройти, и тогда наступит глубокая депрессия. Вот тогда за ним действительно придется следить. С другой стороны…

Поль договорил за него:

– С другой стороны он может остаться таким навсегда.

– Нет, не думаю, это очень маловероятно, – задумчиво отреагировал Док, – такие состояния обычно проходят. Постепенно и он смирится с правдой. Конечно, никому не удавалось после подобного удара по психике вернуться к полному душевному равновесию. Но забвение все же так или иначе наступает.

Поль не мог успокоиться:

– Что грозит ему остаться навсегда…

– Ты сам будущий медик, – доктор решил быть откровенным, – и мне нет смысла пудрить тебе мозги. Да, может быть и так, что он никогда не выкарабкается из этой ямы. Но я повторяю, все же больше шансов за то, что рассудок к нему вернется… если повезет…

– Повезет?! Да ему никогда не везет!

– Всякое бывает. Послушай, Поль. Я назначу ему сейчас сильное снотворное. Через несколько минут он крепко уснет. На какое-то время ты ему не будешь нужен. Пойди-ка домой и отоспись. Это приказ врача. А потом, либо попозже сегодня, либо завтра договорим. Я попробую доказать тебе, что необходимо вернуться в университет.

– Зачем? – горько усмехнулся Поль. – Чтобы научиться вот так стоять в коридоре с бедными родственниками и успокаивать их: «… это обычно проходит… если повезет…»

Док улыбнулся:

– Твоя правда. Половина работы врача заключается в том, чтобы в совершенстве освоить искусство разгребания дерьма. Но такое умение необходимо практически в любой профессии. Уверяю тебя, если бы у отца не было этого затмения, он тоже настаивал бы, чтобы ты вернулся в Нью-Йорк. И мать – будь она жива. Они этого не могут сделать сами, потому я и говорю с тобой как бы по их поручению. А теперь пообещай мне, что не будешь сжигать мостов до тех пор, пока не выйдешь из нынешнего настроения.

Поль кивнул головой:

– О'кей.

Он посмотрел на дверь палаты, за которой лежал отец:

– Роликовые сани? Он не вспоминал об этой штуковине последние лет пятнадцать, пожалуй.

Когда Хэнк Валден вернулся из морга в свой офис, Клем сидел в вертящемся кресле шерифа и читал, положив ноги на стол. При появлении шефа он быстро выпрямился.

– Черт побери, ты смажешь когда-нибудь эти пружины? – издевательским тоном поинтересовался Хэнк.

– Простите, я все время собираюсь сделать это, но что-нибудь постоянно отвлекает.

– Тогда приступай прямо сейчас.

– Хорошо, Хэнк, только сначала я хотел бы показать вам…

– Погоди.

– Как прикажете. – Клем встал, положив на стол то, что читал.

Пока он суетился в кладовке, Хэнк глянул на чтиво Клема и быстро пробежал глазами несколько строчек.

– Что за бред? – пробурчал шериф.

Это была рекламная брошюра, изданная на простой грубой бумаге. Название давало понять, что это некий каталог. Подзаголовок расшифровывал, что в брошюре помещены свежие эротические объявления.

– Это как раз то, что я хотел вам показать, – произнес Клем, стоя на коленях у кресла и смазывая его пружины.

Хэнк начал просматривать страницу за страницей. На каждой рекламировались карты, картинки, фильмы, видеокассеты, представляющие любые варианты плотских утех – мыслимых и немыслимых. Предлагалась возможность досконально изучить и все изобретенные человечеством извращения.

На лице Хэнка возникло отвращение:

– Господи, Клем. Разве для того тебе округ платит зарплату, чтобы ты в служебном кабинете развлекался подобным образом?

– Э, Хэнк! Вы же прекрасно знаете, что эти штучки не для меня, – усмехнулся Клем. И самодовольно добавил: – Ну вот, больше не скрипят, проклятые.

– Давно пора было смазать, – квакнул Хэнк.

От следующего объявления у него в буквальном смысле отпала челюсть. Оно гласило: «Продается Ингрид. Скандинавская секскукла. Рост – пять футов. Кожа из винила, мягкая и нежная, практически не отличается от настоящей человеческой. У Ингрид имеется все то, что возбуждает вас в женщине. Она отлично работает ртом. Надо только слегка нажать ей на затылок, и она начинает… Внизу тоже все в порядке. Можно по принципу надавливания, но она работает и от батарейки. Включите Ингрид, и она вас сама распалит. Это великолепный подарок!»

Хэнк брезгливо бросил журнальчик в корзину для бумаг.

– Куда катится наш мир? – задал он риторический вопрос.

– Не надо выбрасывать, – заметил Клем, вынимая издание из мусорной корзины. – Посмотрите-ка лучше вот сюда.

На этой странице рекламировались искусственные мужские органы любых форм и размеров. Под каждым из них была пропечатана фирменная кличка. «Мистер Великолепный». «Король наслаждения». И, наконец, та, которая собственно и привлекла внимание Клема – «Джек-Потрошитель». Сопровождающий текст гласит: «Этот доконает любую. Так и надо тебе, не гонись за сверхвеличиной. С этой штуковиной вы позабавитесь, как никогда, и можете разодрать девицу, чтобы не выпендривалась». Указывались и размеры – они действительно могли убить любую!

– Понимаете, куда я мечу? – поинтересовался Клем.

– Понимать-то, понимаю. Но Док Дженкинс утверждает, что ни в одном случае это не было чем-то подобным. Ведь я первым делом спросил его о применении хитрого приспособления. Он категорически исключил такую возможность.

Клем выглядел совершенно убитым. Хэнк подсластил пилюлю:

– Хорошо, что ты постоянно думаешь о деле. Но откуда ты взял это дерьмо?

– Нашел. На аллее, позади «Парадиза». И вот что странно – наклейка, по которой ориентировался почтальон, частично оторвана как раз там, где значился адресат. – Клем, помолчав, добавил: – А вообще-то было бы интересно узнать, кому предназначалось издание, кто тут у нас увлекается подобными делами.

– Это верно, – не мог не согласиться Хэнк.

Он не стал делиться с Клемом другой мыслью, которая только что пришла ему в голову. «А прав ли Док, утверждая, что при совершении всех преступлений не применялось ничего подобного».

После морга Джулиан отправился в редакцию «Сигнала». Ему хотелось повидать Лору.

Тим Галэн и Билл Картер были заняты работой, а Лоры на месте не было.

– Она дома, собирает вещи, – сказал Билл.

– Уезжает из города, – уточнил Тим.

Джулиан поспешил к дому Лоры. Когда она открыла дверь, первым, что бросилось ему в глаза, были упакованные сумки. – Тим сказал, что ты уезжаешь?

Она пропустила его вопрос мимо ушей:

– Заходи, Джулиан.

Когда Джулиан сел в кресло, Лора объяснила, что пыталась поймать его по телефону, но в гостинице его не оказалось, и подтвердила, что уезжает.

– Я могу, конечно, понять тебя… – начал Джулиан, – но…

– Мы все дуры. – Лора прервала его почти зло. – Сидим здесь и безропотно ждем, пока нас изнасилуют и убьют. Это сумасшествие. Этот город… будь он проклят. Я уже получила предупреждение, больше испытывать судьбу не намерена. Не хочу задерживаться здесь ни на час. Я уезжаю. Все! Любая женщина, у которой сохранился хоть грамм рассудка, должна сделать то же самое. Я всем им это советую в сегодняшнем номере. Билл как раз набирает его сейчас.

Джулиан, сжав ее лицо ладонями, поцеловал в губы и попросил:

– Не печатай этого совета в газете.

– Почему?

– Потому что ты сделаешь всем еще хуже.

– Что может быть хуже? Джулиан, на чьей ты стороне?

Джулиан отвел глаза. На него накатилась тревога, причины которой он мог постичь только частично. Но он осознавал, что тайна становится глубже и его надежда понять логику поведения ИНКУБА улетучивается. Тем не менее уверенность, что это все деяния именно этого создания, укреплялась.

Повернувшись к Лоре, он попытался убедить ее:

– Дорогая, насильник столкнулся с трудностями в Галэне и сразу же сменил адрес, отправился за город. Он неминуемо будет расширять круг своих поисков Ни одна женщина нигде не будет в безопасности, ибо обнаружить его на безразмерном пространстве практически невозможно. Пока он в Галэне, есть шанс схватить его. Но если все женщины покинут город, он последует за ними.

Лора медленно опустилась на диван:

– Может, ты и прав. Будь оно все проклято!

– Я знаю, что прав, потому-то и рискую просить тебя не уезжать.

– Ладно, некогда мне с тобой вести дебаты, – заявила неожиданно весело Лора, – дай-ка мне побыстрее телефон.

Она позвонила в редакцию.

– Тим? Позови Билла.

Пока тот шел, Лора начала фразу:

– Ты и твоя научная логика…

Но в это время Билл взял трубку на том конце.

– Билл, сними специальную передовую… Да, именно эту. Поставь вместо нее что-нибудь из моей папки. Скажем, статью о государственном законодательстве. Попозже увидимся. – Лора положила трубку. – Ладно, побег отменяется. Хочется верить, ты знаешь, что советуешь.

– Вдвоем легче, – заявил Джулиан.

Он не стал посвящать Лору в другие детали опасной ситуации. ИНКУБ не любил препятствий – это правда. Но он мог повелевать основными силами природы: огнем, водой, землей и воздухом. Когда-то это раса была молода, а силы стихии только зарождались. Удобное время, чтобы научиться управлять ими. Если между ИНКУБОМ и предметом его вожделения люди воздвигали преграду, он применял свое умение и ломал ее. А разве не сотворили препятствие галэнцы, раздав оружие своим жительницам?

35

Когда Джулиан возвратился в гостиницу, Джед вручил ему письмо, сказав, что оно только что доставлено. Обратный адрес указывал: письмо от Стефаньски. Странным было то, что адрес не написан, как обычно, каракулями самого профессора, а напечатан. Джулиан вскрыл конверт и начал читать еще на лестнице.

Подпись знакома, но накорябана она явно дрожащей рукой. Это означало одно – Стефаньски сильно болен.

Джо Прескотт, лежа на спине, разглядывал на потолке включенную люстру. В какой-то момент она начала расплываться перед глазами. У него вырвались звуки, похожие на вопль дикаря. Это были какие-то разрозненные слова: «О, Господи, Господе Иисусе!»

Он перевел дыхание и ласково погладил крашеные волосы Белинды Феллоуз.

– Ты для меня слишком хороша, Линда! – прошептал он. Она поцеловала рыжие волосы у него на груди, но не произнесла ни слова.

– Ты знаешь, – стал он размышлять вслух, зажигая сигарету, – я никогда не понимал, что женщина от этого получает. Все удовольствие, похоже, достается мужчине. Не знаю, зачем ты, например, это делаешь?

– Но тебе же нравится, Джо? Да, я это просто обожаю.

– Ну вот ты и объяснил все сам. Я люблю все то, что любишь ты. Мое наслаждение в том, что я приношу наслаждение тебе. Что же здесь непонятного?

– И потом, я, старый мужик, тебе совсем не пара, в моем-то возрасте.

– Ничего, – перебила она. – У нас всегда есть завтра. К утру ты накопишь энергии.

Он с восхищением посмотрел на ее крепкое тело. Она была похожа на возбуждающих воображение дам, изображенных на старинных полотнах, когда-то висевших в «Парадизе». Самсон и Далила, Ева и Змей, другие библейские сюжеты. У тех женщин все было так похоже на прелести Белинды. Широкие бедра, округлые животы, глубокие пупки, груди, как восточные дыни… Можно было бы сравнивать ее и с античными статуями. Но Белинда меньше всего походила на холодный мрамор – она была теплая, мягкая и ароматная. Конечно, она далеко ушла от того времени, когда девушек ласково называют «мой цыпленок». Но и он не был юным петушком. Да, она красила волосы. Но ему это даже нравилось. Его не смущало, что блондинка Белинда, какой ее знали другие, мягко говоря, в постели не везде была блондинкой. И вообще она была чертовски хорошей женщиной!

– Когда ты разрешишь мне жениться на тебе?

– Ты опять за свое? – не чувствовалось, чтобы она особо сердилась.

– Ну что ты имеешь против женитьбы?

– Я уже была замужем два раза…

– Но ты сама мне сказала, что я не такой, как они. Нолан был бабником, а Феллоуз – пьяницей. Ни один из них не хотел и не мог работать. У меня хорошее место, есть деньги в банке, я не пью. В этом году люди избрали меня мэром. Что касается отношений с женщинами… признаюсь, после смерти жены пару раз ездил развлечься в Лос-Анджелес и Сан-Франциско. Честно говоря, это бывало и при ней. Она меня категорически не удовлетворяла. Она была замечательным человеком. Но по-женски ей было очень далеко до тебя. Клянусь, что за все годы, что мы с тобой вместе, у меня никого не было. Да и быть не могло. Ты мне веришь?

Она нежно погладила его по животу:

– Верю. Если бы кто-то был, я бы это почувствовала.

– Так почему же ты не хочешь выйти за меня?

– Не знаю, – призналась Белинда, – наверное, просто не вижу смысла. Чарли мать уже не нужна. Он практически взрослый. Ну а мы с тобой и так неплохо поживаем. Ты же не скажешь, что хочешь еще детей? Мы оба для этого уже староваты.

Джо загасил сигарету в пепельнице, которую Белинда предусмотрительно ставила всегда на пол рядом с кроватью. Она сама не курила, но пепельницу держала специально для него.

– О нас ведь знает весь город, – продолжал Джо.

– Было бы удивительно обратное.

– Тебя что, не трогают сплетни?

– А тебя?

– Мне не все равно.

– А как к этому относится Чарли?

– Думаю, что двусмысленность ему вряд ли по душе.

Джо упорствовал:

– Я хочу совершить очень правильный поступок…

Она засмеялась:

– Очень правильный поступок ты совершаешь всякий раз, когда приходишь ко мне в постель.

– Черт! Это совсем не то, что я имел в виду!

– Я знаю, что ты хочешь сказать, Джо. Ты хочешь сделать меня порядочной женщиной. Но я и так считаю себя порядочной. И не нуждаюсь, чтобы меня в этом звании утвердил священник. Я не шлюха. Я беру у тебя деньги, но я за них вкалываю в кассе, а не в койке. Работают же у тебя по найму и другие.

– Но, Линда, я же люблю тебя!

– О! Ну это все меняет, – съехидничала она. – Почему же ты мне не сказал об этом раньше?

– Ты еще надо мною издеваешься, – обиделся он.

– Немного не повредит, – пошла Линда на мировую. – Я ценю твое предложение, Джо. Честное слово. И я тебя люблю, ты знаешь это. Но что касается свадебных колокольчиков… – Она засмеялась. – О, Боже мой… Белинда осеклась.

– Что такое, – встревожился Джо.

– Ты, прикидывающийся старым козлом, посмотри на это… Ты опять готовенький…

Она привлекла его к себе. Страсть их была явно не по годам, но они не думали об этом. И еще – они, занятые собой, не могли видеть, как два блестящих глаза наблюдали за их любовным поединком.

Чарли Прескотт продавал билеты в кассе «Парадиза». Он это делал, когда Белинда была выходная. Так получалось довольно часто. Несколько лет назад он еще удивлялся, почему его отца никогда не бывает в кинотеатре в выходные дни кассирши. Потом он подрос и понял причину совпадений. Ему нравилось, что отец нашел себе подругу. Хотя по простоте душевной он сомневался, что такие древние ископаемые, как Джо и Белинда, были способны на что-то, оказавшись вместе.

К кассе подошли Дженни и Тим.

– Как идет бизнес? – поинтересовался Тим.

– Э, так себе, – отмахнулся Чарли.

– Люди не идут из-за того, что произошло с Прю? – предположила Дженни.

– Не знаю. Но в женский туалет не спускается никто, это уж как пить дать.

Снова заговорил Тим:

– Чарли, как у твоего отца хватает нахальства брать деньги за такое старье?

– «Мальтийский сорокопут» хоть и старый, но классный фильм.

– Верно, неплохой, но его все время крутят по телику…

– Крутить-то крутят, но весь разрезанный рекламой. А здесь его можно увидеть таким, каким создали авторы.

– Сдаюсь, – засмеялся Тим и выложил деньги за билеты. Держась за руки, Дженни и Тим вошли в кинотеатр.

Белинда Феллоуз жила в маленьком домике, окруженном высоким кустарником. Кустарник этот был предметом ее гордости. Она сама регулярно подстригала его, щелкая ножницами и напевая.

– Почему ты не даешь этого сделать мне? – не раз спрашивал ее Джо.

А она объясняла, что это хорошее упражнение для мышц груди:

– Ты же не хочешь, Джо, чтобы у меня отвисла грудь?

Но сейчас кустарник стал врагом. Он служил укрытием для того, кто, скрываясь, следил за тем, что происходило в доме Белинды. Занавеска на окне не доставала до низа всего пару сантиметров, но именно через эту щель таинственный наблюдатель мог видеть все действия любовников. Джо нравилось, когда в спальне была включена маленькая лампа с мягким светом. Это позволяло ему любоваться рубенсовскими формами Белинды. А сейчас их видел и подсматривавший из кустов.

Когда любовники слились воедино, член неизвестного в кустах стал расти и набухать. Он гладил его, помогая превратиться органу из гибкой змеи в увесистую дубину.

Джо, желания которого были удовлетворены стараниями Белинды, мог посвятить теперь все остающиеся силы женщине. Наблюдатель в кустах дрожал от возбуждения.

Джо было лестно слышать стоны Белинды. Он гордился своей силой и возможностью вернуть ей полученное прежде, чувствовал, что доставляет ей удовольствие.

Вскрик Белинды привел неизвестного к пику, он больше не мог сдерживаться, и возбужденный орган задергался в конвульсиях оргазма.

Это совпало и с реакцией самого Джо. Струя его жизненной энергии фонтаном излилась в недра Белинды.

Изо рта прятавшегося в кустах стекала густая слюна.

– Хочешь сигарету, – предложила Белинда приходящему в себя рядом с ней Джо.

– Это убьет меня когда-нибудь, – хрипло сказал он.

– Курение?

– Какое курение? – хмыкнул Джо, – а то ты не понимаешь, что я имею в виду?

Через какое-то время он собрался и пошел в кинотеатр сменить Чарли. Белинда, сладостно обессиленная, не стала подниматься. Абсолютно нагая она лежала на кровати в истоме.

Букет ее ароматов привел таившегося в кустах в подлинный экстаз. Не в силах бороться с взрывом нового вожделения, он протиснулся к окну и стал трясти раму.

Белинда немедленно довернулась на шум и увидела нечто пытающееся пролезть через окно. Она среагировала со скоростью, удивительной для такой полной женщины. Скатилась на пол, кровать оказалась между ней и нападавшим. В то же мгновение женщина дотянулась до охотничьего ружья, выданного магазином Оскара Гаррета.

– Стой, буду стрелять! – раздался ее предостерегающий крик.

Из-за хлопающей на сквозняке занавески была видна нижняя часть тела. Белинду поразил размер того, что открылось ее взору, но это не помешало ей прижать приклад к плечу и еще раз предупредить нападавшего о решимости выстрелить.

Он не остановился, и тогда женщина нажала на курок. В крохотной спальне выстрел прозвучал, как взрыв тонны динамита. Ее сильно ударило в плечо. Пуля выбила остатки стекла, и нападавший вылетел через оконный проем с криком звериной ярости.

Теперь, когда непосредственная опасность миновала, наступила реакция. Белинду трясло, ее крупные формы содрогались. Отбросив ружье, она рванулась к телефону, набрала коммутатор и рыдающим голосом потребовала, чтобы ее соединили с шерифом.

36

Потерпев поражение в доме Белинды, насильник вовсе не собирался сдаваться. Он стремился к новой добыче.

Тем временем шериф примчался к дому Феллоуз. Когда он, постучав, вошел внутрь, Белинда была уже одета и большими глотками пила бурбон.. Она показала на разбитое окно и рассказала, что произошло.

– Вы целились слишком высоко, – констатировал шериф, разглядывая отверстие от пули, оставшееся в занавеске. – Скорее всего в него вы не попали.

– Чепуха. Слава Богу, что он смылся.

– Как правильно, что мы раздали всем женщинам оружие.

– Хотите выпить, Хэнк?

– Нет, спасибо. Но себе вы, пожалуй, налейте еще. Вам это сейчас пойдет на пользу.

– Наверняка, – согласилась она.

– Белинда, вы уверены, что не видели его лица? Может, хоть мельком?

Она отхлебнула большой глоток и покачала головой:

– Я же вам сказала, что мне помешала занавеска. Но зато я разглядела, что у него внизу. И если мне когда-нибудь еще раз доведется увидеть такую шишку, то не ошибусь. Но надеюсь, что больше это не повторится.

– А подробнее вы не могли бы рассказать?

– Видите ли, это вообще не тема для беседы приличной дамы с мужчиной.

– Вполне разделяю ваше смущение, но это очень важно для следствия. Вы единственная женщина, которая видела хоть что-то и осталась жива. Никто кроме вас ничего рассказать мне не может. Лора Кинсайд не разглядела его лица в темноте кабинета. Мэлани Сандерс была в шоке и только кричала, а потом… Вы же знаете. А другие…

Белинда кивнула и выпила еще.

– Слушайте, Хэнк, у меня есть идея. Поговорите с Мартой Дженкинс. Когда мы были взаперти, она приводила нас в ужас разными подробностями об этом маньяке. Их рассказывал ей доктор. О размерах тоже. Тогда мне это показалось сверхглупой фантазией. Я не поверила ни одному слову. А теперь можете передать Марте, что я верю всему, что она говорила. Скажите ей, что все это правда. И пусть она перескажет вам то, что говорила нам тогда вечером в общежитии.

В тот самый момент, когда Белинда упоминала о Марте, жизнь той находилась в опасности. Субъект, который пытался влезть в окно Белинды, теперь намеревался, используя ветки перечного дерева, забраться в дом Дженкинсов. Инстинкт осторожности был подавлен неудовлетворенным желанием. Сначала он влез в комнату Дженни. Большую ветку, несмотря на предостережение Тима, так и не спилили, окно спальни пришелец легко разбил, почему-то совершенно не опасаясь шума. Увидев, что комната пуста – Дженни была с Тимом в кино, он решил переместиться через коридор к спальне родителей. Распахнул дверь. Никого. Было еще не поздно, и Док наносил визиты своим пациентам.

Неожиданно голова незваного гостя вздернулась, ноздри раздулись. Он учуял аромат, который действовал на него опьяняюще. Запах женщины! Как намагниченная стрелка компаса, тень развернулась и заскользила бесшумно по ковровым дорожкам со второго этажа вниз в гостиную.

Ведомый запахом, пришелец направился к комнате. Ноздри раздулись пуще прежнего, огромный орган наслаждения продолжал расти. За дверью была женщина!

Марта из предосторожности заперла дверь. Рядом с креслом стояло пневматическое ружье, хотя она не была уверена, что сумеет в случае необходимости управиться с ним. Марта ненавидела оружие. Она с увлечением смотрела телевизор. Кулинарные советы сыпались щедро. Как готовить, например, суфле.

Дверь затрещала. Марта обернулась и увидела, как кто-то с той стороны крутит ручку, пытаясь ее выломать. Она выключила телевизор и встала.

– Сэм? – спросила на всякий случай.

Ответа не было, если не считать скрипа терзаемой двери.

– Дженни?

С той стороны кто-то с воплем бросился на неподатливую дверь. Марта поняла, кто это может быть. Она взяла на изготовку ружье.

– Убирайся вон! – потребовала женщина решительно.

Дверь продолжала трещать. Было видно, что центральная панель вот-вот лопнет.

Сама мысль о том, что ей придется стрелять во что-то живое, была для Марты непереносимой. Она направила ружье на металлическую корзину для бумаг и нажала на курок. Атака на дверь прекратилась, и Марта услышала быстро удаляющиеся шаги – преступник убегал.

Марта потянулась к телефону.

Еще одна сорвавшаяся попытка привела насильника в ярость. Внутри у него клокотала лава неудовлетворенных страстей. Он метался по Галэну, пробирался невидимый по аллеям парка, где надо передвигаться на корточках. Он выискивал след Женщины! Вожделение! Именно этот инстинкт подавлял все остальные. Еда, питье, отдых – все отступало на второй план. Его не волновали и телесные повреждения, если только они не могли помешать выполнению основной задачи. Внутри него хранился запас драгоценного семени, назначение которого – не дать погибнуть роду. Недопустимо, чтобы это семя исчезло из мира. Он знал это. Более того, это было единственное, что он точно знал!

Знание это было закодировано в его плоти, костях, крови, оно не требовало толкования, руководило им, направляло его действия.

В примитивном мозгу этого создания, как вспышки молнии на темном небе, мелькали отдельные сцены, не объединявшиеся в цельную картину: запахи, звуки, вкусовые ощущения. Его манила податливость женской кожи, его слепил и притягивал блеск промежности, оглушал треск, с которым она разрывалась, чтобы принять его детородный орган. Он помнил влажность влагалища, охватывающего его плоть, его возбуждали воспоминания о бурлящей симфонии неистового совокупления. Все вместе это сливалось в один умопомрачительный букет – аромат Женщины!

Теперь он ощутил этот аромат у дома Гарретов. Передвигаясь ползком на животе вдоль фундамента дома, он наткнулся на окно в подвале. Тотчас же разбил его рукой, не обращая внимание на осколки, протиснул в раму свое мускулистое тело и спрыгнул на бетонный пол. Поднявшись в рост, стал осторожно пробираться к двери, ведущей наверх в жилые помещения.

Раздался металлический щелчок, и острая боль пронзила его колено. Безжалостные челюсти медвежьего капкана стальными зубами впились глубоко, до кости, в ногу. Оскар принес из магазина несколько ловушек и расставил в разных местах дома. Пришелец резко и хрипло дышал, сдерживая крик. Попытался сбросить капкан, тряся ногой, но ничего не вышло. Встав на одно колено, стал руками разводить стальные челюсти. Пружина была очень мощной, но руки оказались сильнее. Через несколько секунд нога была свободной.

Он швырнул с яростью капкан в угол, наделав много шума.

– Эй! Кто там внизу? – крикнул Оскар через запертую дверь.

Услышав мужской голос, призрак ретировался к разбитому окну, вылез наружу и, хромая, побежал прочь от дома Гарретов.

Возле гостиницы запах достиг невероятной концентрации. Раненое колено горело и дергалось. Но эта боль уступала внутреннему огню. В низ живота как будто был всажен нож.

Когда на луну набежала тень от облака, серая фигура воспользовалась затемнением и приникла к ближайшему окну гостиницы. Да, источник запаха был здесь – ресторан полон гостей. Официантка с криком уронила поднос, заметив за стеклом жуткое лицо. Нечеловеческое желание прочла в его глазах пораженная женщина, хотя видение длилось всего несколько мгновений.

Наверху распахнулось окно, и Руфь Парди с отчаянным криком выстрелила. Резкий звук ружья заставил существо быстро заковылять в тень.

– За ним, Джед! – скомандовала Руфь. Но когда хозяин добежал до выхода, сжимая рукоятку пистолета, за дверью уже никого не было.

Внутри убегавшего буйствовала ярость!

Джулиан быстро сбежал вниз, чтобы узнать, что происходит. Джед коротко изложил ему суть. Официантка, несмотря на все просьбы рассказать об увиденном лице подробнее, только дрожала и повторяла: «Его глаза!»

«Его глаза как открытая толка», – вспомнилась Джулиану строка из «Илиады». Он допытывался у официантки, не показалось ли ей лицо знакомым.

– Я никогда раньше не видела подобных глаз, – ответила девушка, – а само лицо исчезло слишком быстро. Я ничего не успела запомнить.

Вернувшись в номер, Джулиан стал перечитывать письмо Стефаньски. Он был так поглощен чтением, что не заметил, что его кровать стала почему-то тихо колебаться и вздрагивать. Резко зазвонил телефон, Джулиан вздрогнул и бросился к аппарату.

– Алло!

– Мистер Траск? Это мисс…

Шелест перешел в гул, трещали доски, с потолка посыпалась известка. Пол заходил ходуном, и Джулиан упал. Он увидел, как прямо над ним на потолке появилась трещина. Она расширялась, куски штукатурки сыпались как снег. С громовым ударом большой кусок потолка упал прямо на кровать. Дерево, кирпич и штукатурка расплющили матрац, пружины и каркас были сломаны и придавлены к полу.

Колебания прекратились внезапно. Так же внезапно наступила тишина. Ее нарушали только гудки, раздававшиеся в телефонной трубке, которую Джулиан сжимал в руке. Положив трубку, Джулиан направился к Джеду. Он встретил его на лестнице.

– Вы в порядке, мистер Траск? – встревоженно спросил Джед.

– Вроде да, – ответил тот, стряхивая с головы и плечей штукатурку. – Кто-нибудь пострадал?

– Нет, просто перепугались. У нас часто бывают такие маленькие землетрясения. На кухне разбилась пара тарелок.

– В моей комнате повреждений гораздо больше. Идите посмотрите, – пригласил Джулиан.

Когда Джед увидел кусок потолка, который полностью накрыл и раздавил кровать Джулиана, он присвистнул от удивления.

– Да, в этой кроватке уже никто не поспит! Если бы вы там лежали, то уже были бы… не с нами, – заметил Джед.

– Я и лежал на ней, но как раз перед тем, как потолок рухнул, зазвонил телефон, и я подошел к нему.

– Можно сказать, этот звонок спас вас. Вы счастливчик! На все, как говорится, воля Божья. Мне очень прискорбно, что это произошло в нашем отеле. – Джед опять удивленно покачал головой. – Странно, но больше нигде нет разрушений. Сейчас мы переведем вас в другой номер.

– Спасибо. Я соберу вещи.

Когда Джед удалился, Джулиан задумался над его словами, касательно «воли Божьей». Так ли это? А может, это были как раз «злые и безбожные силы», о которых говорил Стефаньски? Его разгромленная комната единственная в гостинице. Простое совпадение? Огонь, вода, воздух, земля…

Тим Галэн столкнулся в своем доме со странным поведением огня. Теперь это странное сотрясение земли. Оно ниспослано как орудие наказания его, Джулиана? «Может быть, я становлюсь параноиком?» – спросил он сам себя.

Огонь. Потом Земля. Какая стихия будет следующей? Кто станет мишенью, где это произойдет?

37

Следующей мишенью может стать Тим. Может, уже сейчас он лежит мертвый под грудой обломков, – эта мысль вытолкнула Джулиана из комнаты.

Через несколько секунд он распахнул незапертую дверь Тима. Номер был пуст. На обратном пути к себе Джулиан столкнулся с Тимом. Тот возвращался с прогулки. Джулиан бросился к нему:

– Ты чувствовал это?

– Что «это»? – не понял Тим.

– Ну, это, как его называет Джед, землетрясение?

– Да, мы с Дженни что-то почувствовали, когда я провожал ее домой. Но мы подумали, что это самолет прошел звуковой барьер.

Джулиан пояснил:

– Почему-то удар был сконцентрирован на гостинице. Точнее на моей комнате. Пойдем, увидишь сам.

Джулиан привел Тима в свой номер, показал ему кровать, погребенную под грудой обломков.

– Помнишь, я говорил тебе о том, что кое-кто может повелевать стихией?

– Да.

– Так вот, я абсолютно уверен, что это как раз тот случай. Кто-то управляет процессом, взбалтывает, размешивает и взбивает пену ярости против нас. Это существо взбесилось от отчаяния. Мы поставили преграду на его пути, не даем исполнять предначертанную миссию. А это самая главная задача его жизни – так оно полагает. И вот удар за ударом.

Тим отпрянул от Джулиана. В голосе этого человека, в его глазах горела убежденность в своей правоте.

– Ты, – сказал Джулиан, – ты сегодня, как говоришь, ничего особенного не почувствовал. Так, «что-то такое». Ну, а это, – он указал на раздавленную кровать, – это тоже по-твоему «что-то такое»?

– Нет.

– Меня сегодня чуть не убила гигантская конвульсия земли. А ты почти ничего не почувствовал. Как это может быть?

Тим все не отваживался взглянуть Джулиану в глаза:

– Я не знаю…

– Что делает тебя неуязвимым? Что тебя защищает? Или это ты сам все устраиваешь?

– Я? Нет! – Тим почти закричал.

Джулиан схватил Тима за плечи и придвинул к себе, он впился в него взглядом.

– Языческие глаза. Пана! Сатир, бог Эроса! Великий Пан умер, плакали поклонявшиеся ему. Но они ошибались, слишком рано стали оплакивать своего Бога. Бог Эроса, Бог Зари, ИНКУБ – он жив, здоров, процветает в Галэне. Насилует, убивает, пользуется помощью своих друзей – темных сил природы, которые он насылает на нас…

Джулиан отпустил Тима и прислонился к стене. Он постепенно успокаивался.

– Прости, я смертельно напуган – все дело в этом.

– Ничего, – произнес Тим, – мы все напуганы.

Зазвонил телефон.

– Мистер Траск?

– Да.

– Это мисс Руден. Нас разъединили.

– Да, мисс Руден. Я слушаю.

Тим, дружески помахав рукой, вышел из комнаты.

– Боюсь выговорить, у меня печальное известие…

Джулиан застонал – печальным известием могло быть только одно.

– Он умер?

– Да, сэр. Меньше часа назад. Я подумала, что должна вам это сообщить. – Горе ножом врезалось в сердце Джулиана.

– Профессор и вы были очень близки…

– Он был мне как отец.

– И он думал о вас в последний момент. Он произносил ваше имя и шептал, что должен вам что-то сказать.

– Что именно, вы не запомнили?

– Он в последние минуты говорил не очень связно. Голос у него ослаб. Но он все время повторял одно и то же имя…

– Вы хотите назвать мое имя?

– Да, и ваше тоже. Но было еще одно… по-моему, Билл Уайер. Вы знаете кого-либо с таким именем. Билл Уайер?

Джулиан стал рыться в памяти.

– Уайер? Что-то не припоминаю…

– Конечно, я могла неправильно расслышать. И потом, профессор говорил с довольно сильным акцентом. Может, это было больше похоже на Уар. А такое имя вам что-то напоминает?

– Нет. И оно мне ничего не напоминает. Что он еще просил передать, пожалуйста, вспомните.

– Нет, сэр, больше ничего. Ему так трудно было говорить, мне практически пришлось приложить ухо к его губам. Он несколько раз произнес ваше имя. Потом попросил, пожалуйста, передайте Джулиану – Билл Уайр, Билл Уайр. По крайней мере я так услышала. Он повторил несколько раз, как будто это было очень важно. А потом отошел в мир иной.

Повесив трубку, Джулиан с тупым выражением лица спустился в бар. За короткое время он пережил два потрясения – едва избежал смерти сам и потерял дорогого друга и коллегу. Ему надо было выпить.

– Мне водки. Чистой.

Это был любимый напиток Стефаньски. Иногда он позволял себе пропустить рюмочку.

«Русские говорят, что водку изобрели они, – не раз заявлял Стефаньски, но они врут. Водку изобрели в Полонии». При этом он не произносил по-современному «Польша», а говорил так, как в средние века, – «Полония».

Когда перед Джулианом поставили порцию водки в бокале, он, как учил Стефаньски, осушил его одним глотком.

– Еще, – потребовал он. Сидя в баре, Джулиан перебирал в памяти всех, чье имя было Билл. Затем он стал вспоминать всех Биллов, кого лично не знал, но слышал о них как о специалистах в той сфере науки, которой занимался он и Стефаньски. Но ни у одного из них не было фамилии Уайер. Джулиан почему-то вспомнил, как в первый раз встретил Стефаньски. Он обратил внимание на гриву белоснежных волос – точно как у льва. А за очками прятались старые, умные, живые глаза. Раньше он знал старика по его работам, потом рискнул написать и договориться о встрече в Бостоне. И вот они встретились.

– Вы слишком молоды, – так приветствовал его Стефаньски.

Джулиан опешил – ему было уже порядком за тридцать, и сам себя он считал человеком средних лет.

– Молодые все материалисты. Поэтому все революционеры молоды. Одни считают, что могут разрешить все мировые проблемы, наполнив желудки людей едой и переведя деньги с одного банковского счета на другой. Другие надеются на секс, как будто в нем заключается волшебная формула счастья. Как правило, люди верят только в то, что могут увидеть сами и потрогать. Попробуйте обсудить с ними что-либо выходящее за пределы чувственных ощущений, что выше или ниже Природы, – они станут смеяться над вами.

Джулиан ответил высоким от волнения голосом:

– Я думаю, что ситуация меняется. Сегодня молодежь уже не та. Она смотрит дальше пределов материального мира, пытаясь осмыслить понятия духовные, абстрактные.

Стефаньски тут же нашелся:

– В таком случае ответьте мне на вопрос, что такое привидения?

– Не знаю, – признался Джулиан.

– Отлично. Я тоже не знаю, – последовал за ним Стефаньски.

Они рассмеялись, и Джулиану стало легче на душе. Но Стефаньски не угомонился:

– Но вы в них хоть верите?

Джулиан задумался, прежде чем ответить.

– Я не отрицаю возможности их существования, – сказал он осторожно.

И с этого момента они быстро подружились. Джулиан вдруг подумал: «А может быть, Билли Уайер совсем не имя? Билл и это слово в английском языке имеет много значений. Клюв птицы, вексель кредитора, счет, казначейский билет, плакат, афиша, меню, обвинительный акт, заявление о разводе, билль о правах. Биллем называли когда-то и особую разновидность меча с широким клинком. Этим словом обозначают также мыс. Глагольная форма может означать „приласкать“. Этот путь никуда не вел…»

Джулиан выпил вторую порцию. Что же такое Билл Уайер? Не зря, умирая, при последнем вздохе, Стефаньски так отчаянно хотел донести эту информацию до Джулиана. Он заказал еще водки.

… Вечер был влажным. Когда Дженни вернулась со свидания с Тимом, она была как из парной – мокрая, горячая. Быстро скинув одежду, она достала из бельевого шкафа махровое полотенце и отправилась в ванную, примыкавшую прямо к ее спальне. Положив полотенце на металлическую табуретку, Дженни залезла в душ и закрыла толстую стеклянную дверь кабины. Она включила воду и стала регулировать температуру, прибавляя то горячую, то холодную. Наконец струя стала приятно теплой. Девушка стояла, наслаждаясь бодрящими струями, а потом решила намылиться. Пена получилась пышная. Смыв ее, Дженни стала заворачивать краны. Закрыла до упора, но вода продолжала литься как ни в чем не бывало. Девушка лихорадочно крутила винтами. Напор продолжал усиливаться. Струйка стала превращаться в целые потоки. Дженни посмотрела на кафельный пол душа. Слив как будто не работал. Вода не уходила и вскоре достигла лодыжек. Завинчивать краны было явно бессмысленно. Что-то звякнуло над головой. Оказалось, это под напором слетела сетка душа и упала со звоном на пол ванной. Вода, уже не сдерживаемая сеткой, била со страшной силой. Недовольно вздохнув, Дженни сдалась, решила выйти из кабинки. Это ей не удалось. Дженни яростно толкала дверку, но та не поддавалась.

Девушка поняла, что попала в ловушку.

– Помогите! Эй, кто-нибудь помогите! – закричала она. Но тут же поняла, что и кричать бесполезно. От остальной части дома ее отделяли три двери. Дверь душа, дверь ванны и дверь ее спальни. Все они были плотно закрыты. К тому же вода сильно шумела. Она снова сделала попытку выйти из кабины, но опять тщетно. Дженни в отчаянии стала бить кулаками по толстому стеклу и звать на помощь.

Вода уже дошла до колен. Дженни закрыла рукой трубу душа, откуда летел безжалостный поток. На секунду ей показалось, что это помогло. Но вскоре вода пробилась сквозь пальцы. Она убрала руку, и сильная струя отбросила ее к противоположной стенке кабины. Вода плескалась у паха. Вот уже поднялась выше талии. Она не сразу поняла, что поток стал гораздо теплее. Когда уровень достиг сосков, сомнений у нее не осталось. Вода не просто прибывала, с каждой секундой она становилась горячей. Горячее и выше, горячее и выше, горячее и выше…

Практически кипяток уже обжигал плечи, и Дженни осознала, что ей суждено свариться заживо. Точно как тем ведьмам, о которых ей рассказывал Тим. В смертельном страхе она закричала громче. Никто не услышал ее. Вода продолжала прибывать.

38

… пей, пей сколько хочешь…

Тим резко пробудился от привычного сна и сел в кровати. Сердце его колотилось, тело покрылось испариной. Тим глотал воздух, как будто тонул. Что-то в его сне было не так. Но что? Он потер глаза и постарался вспомнить. Что-то ускользало от него, и надо было поймать, пока оно не ушло окончательно. Сон раньше всегда был одним и тем же, как старый фильм, который крутят постоянно. Каждый кадр, каждый звук, каждое лицо – все точно такое же, как и в прежние ночи. Никогда сон не менялся даже в мельчайших деталях. Так было всегда. Но не сегодня. Сегодня что-то изменилось.

Он опять закрыл глаза и пытался определить, что стало другим. Темница была той же. Те же трое мужчин. Те же вопросы, те же крики и те же смердящие факелы на стенах. Дыба. Чаша с водой. Девушка глотающая и захлебывающаяся… пей, пей…

До него дошло! Девушка была другой. Сегодня это не была огненно-рыжая колдунья. Сегодня в его сне была Дженни.

… пей, пей… Это Дженни захлебывалась водой.

В испуге, проклиная себя, что, видимо, поступает глупо, Тим включил свет и потянулся к телефону.

Док внимательно изучал поврежденную взломщиком дверь, когда зазвонил телефон.

– Доктор Дженкинс! – довольно резко сказал Док.

Тим без церемоний спросил:

– Дженни дома?

– Конечно, где же ей быть в это время. Может быть, уже спит…

– Проверьте, пожалуйста, все ли у нее в порядке. Я хотел бы в этом убедиться.

– Ты же сам проводил ее до двери, Тим!

– Пожалуйста, побыстрее, прямо сейчас.

Беспокойство в голосе Тима передалось Доку.

– Хорошо, – сказал он. – Подожди. – Док поднялся в большую спальню, где Марта готовилась ко сну.

– Где Дженни? Мы же решили, что сегодня она спит у нас из-за разбитого окна в ее спальне… ну и вообще.

– Не суетись, Сэм. Она просто принимает душ у себя в ванне.

– Тим звонит. Ему надо срочно переговорить с ней.

– Она уже, наверное, помылась, постучись к ней, – посоветовала Марта. Док подошел к двери, постучал:

– Дженни!

Не получив ответа, он решил, что Дженни еще в душе. Док приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Из ванной доносился звук льющейся воды. Док уже закрывал дверь, когда ему показалось, что он услышал приглушенный потоками воды голос, звавший на помощь.

Он бросился к ванной, рванул дверь. Наружу вырвались клубы пара, он стал кашлять и почти ослеп. Сквозь прозрачную стенку кабины виднелся розовый силуэт Дженни. Она звала на помощь, вода дошла уже до подбородка. Док потянул дверь душа, та ни с места. Не тратя ни секунды, он схватил металлический табурет и ударил по стенке кабины. Толстое стекло тут же разлетелось. Поток выплеснулся на него, сбил с ног, освобождая из своих смертельных объятий его перепуганную дочь.

Тим не стал ждать ответа доктора, поняв, что происходит что-то неладное. Но когда он появился, Марта уже успела перекрыть воду внизу. Док и Дженни были завернуты в теплые халаты, а на мокрых полах лежали, впитывая влагу, толстые полотенца.

Дженни трясло от испуга, она слегка порезалась осколками стекла, но не обожглась. К счастью, в горячей воде она находилась недолго.

– Я все еще не могу понять, что произошло, – обратилась девушка к родителям дрожащим голосом.

Док кивнул головой:

– Я тоже. Похоже, испортились сразу и краны, и слив. И одновременно заклинило дверцу.

Тим уточнил:

– Все это произошло одновременно?

И доктор, и Тим пришли к выводу, что такое совпадение было крайне странным. Взятые по отдельности поломки были обычным делом домашнего масштаба. Но все вместе стало опасным стечением обстоятельств.

А Тим думал про себя: «Ну вот и третий элемент. Огонь у меня в доме. Землетрясение, повредившее потолок, в номере мистера Траска. А теперь вода у Дженни».

– Никогда в жизни больше не встану под душ, – тем временем заявила Дженни.

Марта согласилась:

– Выходит, ванна безопасней.

Никто из них не вспомнил в тревоге, что Мэри Лу погибла именно в ванной.

Было уже довольно поздно, и Док предложил отложить все заботы на утро.

– Дженни, ты иди в нашу спальню, будешь сегодня спать с мамой. А я завалюсь внизу на диване.

Тим только теперь заметил, что окно в спальне Дженни разбито. Спросил, что произошло. Док мрачным голосом рассказал, что вечером, незадолго до поломки душа, дом кто-то посетил, что Марте пришлось стрелять. И признал, что Тим был прав, когда настаивал спилить ветку.

– Завтра займусь этим с утра, – заверил Док.

– Удивительная штука жизнь, – устало вымолвила Дженни.

Все в недоумении оглянулись на нее. Она продолжила:

– Я хочу сказать, что Прю пошла в кино и ее там убили. А я пошла в кино, и это спасло мне жизнь.

– Хорошенькое спасение! Потом ты чуть не захлебнулась и не сварилась в кипятке в собственном душе, – в сердцах сказал Док.

– Но она жива, Сэм, и это главное, – заключила Марта. Доктор Дженкинс согласился и спросил Тима, как тот так быстро добрался к ним от гостиницы.

– Я всю дорогу бежал, – признался Тим.

– Пойдем, я отвезу тебя обратно, – предложил доктор.

В следующую минуту Дженни буквально потрясла родителей. Она быстро подошла к Тиму, прижалась к нему и попросила:

– Пожалуйста, не уходи! Обними меня крепче!

Тим оглянулся на Марту и Сэма:

– Может, я тоже прилягу внизу?

Док и Марта готовы были согласиться, но их опередила Дженни:

– Я не об этом. Я хочу, чтобы ты спал рядом со мной.

Такая откровенность в присутствии родителей явно смутила Тима. Он ответил обтекаемо:

– Я буду рядом, солнышко, под твоей крышей.

– Нет, нет! Не оставляй меня одну сегодня, – взмолилась Дженни.

После короткой внутренней борьбы Марта Дженкинс решилась на важное заявление:

– Тим, ради Бога, забирай ее с собой в гостиницу!

– Марта! – закричал Док в изумлении.

– Что Марта. Они любят друг друга, Сэм, и хотят быть вместе. В гостинице они не сделают ничего такого, что не проделывали уже не раз в нашем доме. И если ты не догадываешься об этом, то ты глупее, чем я думала.

Док не сдавался:

– Но она же совсем ребенок!

– А ну-ка вспомни, сколько лет было мне, когда ты в первый раз предложил мне поиграть «в доктора»? Я была моложе!

– Как ты можешь все это говорить при детях, Марта? – доктор был искренне поражен.

– Во-первых, они уже не дети. А во-вторых, – это правда!

– Но мы хоть знали, что поженимся, – не хотел отступать доктор.

– И они тоже знают!

Марта повернулась к парочке:

– И не вздумайте меня обмануть – вам придется отвечать передо мной.

Тим посмотрел на Дженни, прильнувшую к нему. Он поцеловал ее в лоб и подтвердил:

– Я с двенадцати лет знал, что женюсь на Дженни.

– Сэм, что бы ни происходило вокруг, они имеют право на свое счастье.

Док понял скрытый смысл слов жены. Но ему было трудно смириться с мыслью, что кто-то сейчас заберет от него его маленькую дочурку. В конце концов он сдался:

– Если вас не волнует, что сплетники обломают языки от такой новости, то мне-то что? – И добавил строгим тоном: – Но все равно пешком в гостиницу в такое время, когда где-то рядом шляется этот насильник, вы не пойдете. Вот!

Он вручил Тиму ключи:

– Возьми машину. Только обязательно верни ее завтра утром.

Тим был тронут:

– Спасибо, доктор Дженкинс.

Док наградил его кривой ухмылкой:

– Можешь попробовать называть меня «папа».

Джулиан пил водку в баре гостиницы до самого закрытия.

Казалось, она его совершенно не брала… «Билл Уайер, Билл Уайер», – время от времени бормотал он в надежде на возникновение каких-то ассоциаций.

Когда попытался подняться, чтобы идти в свой номер, то понял, что свою выносливость на выпивку он сильно переоценил. Сохранять равновесие, поднимаясь по ступеням лестницы, для него стало задачей непростой. Но он преодолевал ступеньку за ступенькой и бормотал: «Билл Уайер, Уайер, Уайер».

Джулиан пробовал на слух и другие сочетания «Вилл Уайер, Билли Уайер, Вильгельм фон Уайер». Забава становилась глупой. «А что, если произносить не Уайер, а Вар?» Он вспомнил, что об этом говорила мисс Руден. Произнес по-другому, но ничего не щелкнуло внутри, вызывая поток ассоциаций. Он продолжал бормотать: «Уайер, Вар, Билли Вар…» И вдруг замкнуло: «БИЛЛ ВАР, ну конечно же…»

Оставшееся до номера расстояние он пробежал за несколько секунд.

Тим и Дженни ехали с опущенным тентом машины – было влажно и жарко, а так хоть обдавало ветерком. Она держала его за руку.

– Давай поедем через парк, – предложил он, – сэкономим пару километров. – И он повернул на дорогу, идущую через заповедник.

– Какая жуткая погода, просто дышать нечем. Тебе не кажется, Тим, что будет гроза?

Явно думая о чем-то другом, он рассеянно сказал, что гроза вполне может разразиться. Дженни, не догадываясь, о чем он думает, обиженно поинтересовалась, где витают его мысли.

– Вы, женщины… – начал он. Но она тут же перебила:

– Что мы, женщины?

– А ничего. Очень ловко вы женщины, ты и твоя мать, заставили меня пообещать жениться на тебе!

– Что?!

– Спокойно. Я не хочу сказать, что вы заранее все спланировали… Просто сработал извечный женский инстинкт. Сначала ты откровенно заявляешь, что хочешь провести со мной ночь – заявляешь прямо перед родителями. Это был твой первый шаг. Затем твоя мать разрешает тебя забрать и даже уламывает отца. Это твой второй шаг. А вскоре они оба нас уже благословляют. Четко, очень четко.

– Ты можешь отвалить в любой момент, – Дженни была обижена не на шутку.

– Ну да, и предстать потом перед твоей матушкой, вооруженной духовым ружьем, из которого она привыкла палить по разным насильникам?

Он не мог остановиться в своем ерничанье:

– Расскажи-ка мне, как проходят эти свадьбы под дулом пистолета?

Дженни вся напряглась и отодвинулась от него.

– Перестань, я же шучу, – он понял, что зашел слишком далеко.

– Откуда ты узнал о насильнике и ружье, – голос Дженни не предвещал ничего хорошего.

Тим затормозил:

– Что узнал?

– Тим, скажи мне откуда?

Он выключил зажигание. Машина остановилась примерно на середине парка. Они чувствовали движение воздуха, но это не приносило облегчения. Воздух даже здесь был влажным и горячим.

– Хорошо, я скажу тебе. Только сначала признайся, что ты маленькая дурочка. Ты что же не помнишь, что всего несколько минут назад твой отец, в твоей спальне рассказал в твоем присутствии о том, что к вам кто-то лез и мать спугнула его выстрелом.

Она закрыла лицо руками:

– Прости меня. Я так напугана, что начинаю подозревать всех, даже тебя.

Он взял руки, протянутые к нему, и поцеловал:

– Разрешаю повторить тебе этот вопрос лет через сорок – пятьдесят!

Что-то за его спиной привлекло ее внимание. Он оглянулся, чтобы ответить на вопрос Дженни:

– Что это?

Ветер начал собирать листья в некое подобие маленького смерча.

– Тим, посмотри!

Листьев становилось все больше. Воронка смерча, засасывая новые листья и песок, шипя и посвистывая, приближалась к машине.

– Пожалуй, ты была права. Быть грозе. Пока она не началась, надо постараться попасть в гостиницу.

Свист маленького торнадо усиливался по мере приближения к автомобилю. Тим повернул ключ зажигания. Мотор астматически всхлипнул, но не завелся. Безуспешной была и вторая попытка.

Они распахнули двери и выскочили из машины.

– Бежим под деревья, – крикнул Тим. – Сюда, скорее!

Схватив Дженни за руку, Тим потащил ее в глубь рощи. Дженни оглянулась на бегу. Столб был уже высотой во много метров.

– О, боже! – закричала девушка. – Он гонится за нами!

39

Когда Джулиан расшифровал тайну предсмертных слов Стефаньски, его охватило смешанное чувство гордости за человеческий ум и страха перед таинственными силами, управлять которыми еще не научился никто. Причин для страха теперь было еще больше. Версии старика расширили круг подозреваемых, хотя и дали верный ключ к раскрытию тайны.

Один, в своем новом номере, Джулиан, уже протрезвевший, начал сплетать в логическую цепочку происшествия, начиная со смерти Гвен Моррисей и кончая гибелью Кэрри Хант. Он пока не знал о попытках напасть на Белинду Феллоуз, Марту Дженкинс и Мону Гаррет. И это выпало из его построений. Чем дальше он строил свой аналитический мост, тем страшнее становилось ему. В конце концов его охватил леденящий ужас. Джулиан сорвал трубку телефона и набрал домашний номер Лоры Кинсайд. Никто не отвечал. Он перезвонил в «Сигнал» – результат был тот же. Джулиан выбежал из комнаты. Одна мысль сверлила его мозг: «Пока не поздно, надо найти Лору!»

Тим и Дженни бежали под деревьями. На них сыпались листья и сломанные ветки. Смерч преследовал их, продираясь сквозь деревья. Свист стал больше похож на крик.

Теперь Тим уже не сомневался в гипотезах и выводах мистера Траска. Возникший из ничего смерч гнался за ними, как дикий зверь, от этого можно было сойти с ума, хотя Тим знал, что происходит. Четвертое проявление сил природы направлено против него. Кто мстит ему и чем он вызвал эту ярость?

Тим и Дженни бежали, взявшись за руки, падали, поднимались и вновь убегали от хватавшего их за пятки смерча. Дженни начала задыхаться.

– Я… не могу… больше… – с трудом произнесла она.

– Надо! Соберись с силами! – Тим грубо тащил ее все глубже и глубже в заросли. Спасение могло быть только там.

Дженни покидали силы, сердце пронзила боль, как будто там застряла стрела. Она опустилась на землю:

– Подожди… послушай…

Он прислушался. Неожиданно стало тихо. Ветер прекратился, как будто его и не было. Тим в изнеможении присел рядом с Дженни. Они долго не могли вымолвить ни одного слова. Наконец их дыхание выровнялось.

– Я думал, что мы уже покойники, – неуклюже пошутил Тим.

Дженни шутливого тона не приняла и тревожно спросила:

– Так что же это было?

Он не счел нужным посвящать ее в тайну. Это еще больше взволновало бы ее хрупкую душу.

– Странный ветер, вот и все. Наверное, то, что называют «пыльный дьявол».

– Но он преследовал именно нас, – упорствовала Дженни.

– Тебе это показалось, – пытался успокоить девушку Тим, сам не веря в то, что говорил ей.

– Тим, но я же отлично видела, что ему были нужны только мы и…

– Тсс, – зашипел он, прикрывая ей рукой рот. – Тихо, здесь кто-то есть!

Из-за деревьев показалась темная фигура. Дженни закричала. Тим насторожился. Тот шел прямо, как положено человеку. Более подробно разглядеть его было трудно. Лунный свет не проникал сквозь толщу деревьев.

– Эй! Кто там! – окликнул Тим.

Кто-то приближался шаг за шагом.

– Убирайся, – грозно произнес Тим, и почти одновременно закричала от ужаса Дженни.

К ней неотвратимо тянулась сильная рука.

– Беги, Дженни! Беги быстрее! – доносился отчаянный голос Тима.

Но было уже поздно.

С проворством футбольного защитника преследователь налетел на девушку, словно она была мячом. Схватил ее за талию и швырнул на землю. Дженни изворачивалась, сопротивляясь. Но силы были явно не равны. Его стальные руки сорвали остатки платья. Нагая, лицом вниз она лежала на ковре из опавших листьев. Руки были прижаты к земле руками напавшего. И в этом странном положении он пытался овладеть ею.

– Тим! Помоги мне… помоги мне… – пронзительно закричала она, ощутив, как твердая плоть ищет желанную цель.

Тим набросился на него, вцепился сзади в плечи, пытаясь оторвать от Дженни.

– Прекрати! Оставь ее, – неистово вопил Тим.

Под его руками напряглись стальные мышцы, но тем не менее отчаянные попытки юноши были небезуспешными. Насильник отвлекся от главного, чтобы освободиться от назойливой помехи.

Одной рукой схватив Тима за горло, он приподнял его, секунду подержал в воздухе и брезгливо отшвырнул, примерно так, как человек бросает за хвост полудохлую крысу. Тим упал в нескольких метрах и не шевелился: была сломана шея.

Дженни вскочила и опять побежала, абсолютно голая, дрожащая, прямо в темноту. Через несколько секунд преследователь почти настиг жертву.

Из гостиницы Джулиан поехал к дому Лоры. Он звонил, стучал и громко звал:

– Лора! Лора! Ты здесь?

Джулиан сломал замок и распахнул дверь. Включив свет, он быстро обежал маленький домик, заглядывая в каждую комнату. Не найдя Лоры, схватил телефон и позвонил Хэнку Валдену.

– Нет времени объяснять, но мы должны во что бы то ни стало отыскать Лору Кинсайд. Дома ее нет. Я звоню отсюда. Сейчас лечу в редакцию. Ищите ее где угодно, Хэнк, но найдите, умоляю!

Дженни остановилась, потеряв ориентир во времени. Сколько секунд или минут прошло, она не знала. Сердце бешено колотилось, обнаженная грудь вздымалась и опадала. Она напрягла слух – шагов не было слышно. Где же тот, кто гнался за ней? Неужели ей удалось оторваться от него?

Девушке стало тревожно за Тима. Что с ним? Отдышавшись, Дженни отпрянула от дерева, на которое опиралась. Казалось, силы полностью покинули ее. Попыталась шагнуть. Ноги как свинцовые. Но идти надо. Она шла и шла, никак не могла выбраться за черту леса. Дженни охватил страх, она поняла, что ходит кругами. Это подтвердилось, когда она наткнулась на лежащего без движения человека. Это был Тим!

Опустившись рядом на колени, Дженни позвала его по имени. Он не отвечал и вообще не проявлял признаков жизни. Дженни была дочерью врача и знала, где у человека на шее можно прощупать пульс. Он еле пробивался. Тим был жив, но почти смертельно искалечен.

– Тим, Тим… – нежно повторяла Дженни, но он молчал. Забыв об опасности, грозящей неизвестно откуда, Дженни закричала во весь голос:

– Помогите! Помогите кто-нибудь!

Она ощутила возвращение насильника, прежде чем увидела или услышала его. Вокруг разлилась стихия похоти. Объяснить словами это ощущение было невозможно. Дженни подняла глаза и увидела, что над ней висит монументальный мужской орган, принадлежащий тому, кто гнался за ней и кто смертельно ранил Тима. Это орудие насилия было размером в вытянутую руку.

Непонятное чувство охватило Дженни. Стоя на коленях со сложенными молитвенно руками, она как бы присутствовала на каком-то странном богослужении. В эту минуту она стала служительницей некоего культа, при этом Создатель рождался у нее на глазах и она почтительно склонилась перед Символом Жизни, став смиренной и благоговеющей перед его неудержимой силой.

«Это сон, – прошептала она про себя, – кошмарный сон. Ничего подобного в реальности не происходило и не происходит. Скоро я проснусь в своей постели, в родительском доме, и страх уйдет. Ужас, убивший других женщин, тоже минует, потому что все это происходит во сне».

Но протянувшаяся к ее волосам рука вернула Дженни к действительности. Стоявший над ней резко дернул назад ее голову. Защищаясь, она инстинктивно вытянула вперед руки и схватилась за то, что торчало перед ее лицом. Это было мерзкое ощущение – жаркий с прожилками камень! Дженни затошнило.

Он бросил ее на спину. Перешагнув через бездыханного Тима, насильник стал прилаживаться, готовясь навалиться на Дженни.

Она отчаянно отбивалась, дралась, извивалась и кричала. Руками отталкивая еще больше разбухший орган, Дженни изо всех сил сжала колени, но нападавший легко развел их. Она взмолилась:

– Тим! Помоги мне… помоги мне…

Надежда покинула ее, когда Дженни поняла, что началось то, что убило уже многих женщин. Огромная скользкая луковица, венчавшая член, не уступала по величине грейпфруту. Дженни закрыла глаза и закричала на сей раз от боли и ярости, когда огромная шишка начала раздвигать нежные лепестки ее тела.

Внезапно нападавший отпрянул. Она все еще была прижата к земле тяжестью его тела, но атака была прервана. Дженни открыла глаза. Она увидела Тима. Тот стоял с неестественно сдвинутой в сторону головой, но удерживался на ногах. Раз за разом он методично всаживал в спину насильника маленький изогнутый нож.

Звероподобный поднялся и пошел в сторону Тима. Дженни заметила потоки крови, льющиеся по спине насильника. Сильный удар пришелся по голове Тима. Но тот снова устоял на ногах. Вновь блеснул нож. На сей раз он вошел в живот нападавшего. Разъяренное существо снова сильно пнуло Тима, голова которого дернулась, и сломанная шея уже не смогла ее удержать. Тим взвыл от боли, но опять устоял. Теперь в атаку пошел он. Нож вошел глубоко в грудь преступника. Тот отступил. Нож остался в его теле. Секунду он стоял недвижимо, как статуя. Потом упал лицом вперед, и нож от тяжести тела прошел прямо в сердце.

Тут бездыханно упал и Тим. А Дженни, измотанная душевными и физическими пытками, погрузилась в спасительное беспамятство.

Когда Джулиан нашел в зарослях этот трагический пятачок, его глазам открылась странная картина. Без сознания, но живая и невредимая на спине лежала нагая девушка. Рядом с ней в неестественной позе юноша. Шея его была переломлена, тело еще не остыло, но он был мертв. А чуть поодаль, лицом в листья, громоздилась чья-то туша. Джулиан ногой перевернул ее. Наконец он увидел тот легендарный орган, который натворил столько бед. Теперь этот инструмент уже обвис, но тем не менее даже сейчас производил ужасное впечатление. Джулиан видел сплетение мышц, с помощью которых этот детородный орган приобретал при жизни нечеловеческую силу. А с рукоятки ножа еще стекала темная густая кровь, и торчала эта рукоятка между двух округлых и мягких женских грудей!

Наконец Джулиан набрался смелости посмотреть на лицо ИНКУБА. Из самых глубин его вырвался жуткий вопль. И было в нем отчаяние, превосходившее возраст цивилизации: так кричать умели только дикари! Сейчас Джулиан и был таким первобытным человеком, не отягощенным грузом науки или религии. В душе у него была пустыня, в ней не было места его безнадежной, потерянной навсегда любви. Случилось то, чего Джулиан боялся больше всего. Луна светила теперь прямо в лицо ИНКУБА, лицо, перекошенное яростью и болью. Лунный свет отражался и в незакрытых глазах. Глаза эти были нечеловеческими, похожими на глаза ящерицы. И тем не менее все вместе это составляло такое знакомое ему, Джулиану, лицо. Лицо Лоры Кинсайд!

40

Утро было прекрасным. Но Джулиану было не до прелестей природы. Он уже упаковал свой большой чемодан и засунул его в багажник машины. В чемодане находились оба экземпляра таинственной книги – его и Тима. Пусть принадлежащий погибшему парню том был не полным, но даже в таком виде не стоило оставлять его в посторонних руках. Теоретически книга Тима должна перейти к его единственной родственнице Агате. Но Джулиан не чувствовал угрызений совести оттого, что не вернул наследнице ее законную собственность.

Он торопился покинуть Галэн. Но обещал позавтракать с доктором Дженкинсом. Док задерживался. Подошел Джед и сообщил, что доктор звонил, просил извинить его. Он опаздывает из-за внеочередного вызова. Будет с минуты на минуту.

– Еще кофе, – предложил Джед.

– Да, спасибо. Пожалуй!

– Сейчас подошлю официантку.

Джулиан был подавлен. События последних недель, ужасная правда о Лоре и, наконец, ее гибель, глубоко потрясли его. Да еще смерть обожаемого учителя и коллеги Стефаньски!

Джулиан бичевал себя за то, что не смог сделать ничего полезного для Галэна. В душе он считал, что больше навредил городу. Дженни спасли отец и Тим, который отдал за любимую собственную жизнь.

Джулиан чувствовал себя виновным в смерти Элен Китон, помешательстве ее мужа. Если бы не его, Джулиана, предложение собрать всех женщин города в общежитии, возможно, Элен избежала бы своей участи. На сей раз Джулиана бесила его обычная позиция стороннего наблюдателя, летописца, беспристрастного ученого, книжного червя. Он выдвинул всего одну практически осуществимую идею, и та привела к гибели хорошего человека. Джулиан продолжал самобичевание. Он прочел массу книг, накопил столько знаний, и все же любая уборщица на практике приносила больше пользы, чем он! Да, именно он, Джулиан, вычислил, что в Галэне действует ИНКУБ. Ну и что это дало? «Ничего!» – убеждал он самого себя.

В ту страшную ночь, когда он обнаружил в парке мертвые тела Лоры и Тима (кстати, с того времени прошла лишь неделя, а ему казалось, что целый год), Хэнк Валден шел за ним следом. И там же на месте они порешили, что во всем городе только еще один человек будет знать правду – Док Дженкинс. Хэнк попросил его найти, обратившись по служебной связи к своему помощнику. Через несколько минут доктор ждал их на опушке рощи.

Прежде всего он удостоверился, что с Дженни все в порядке. Джулиан прикрыл девушку своим пиджаком. Затем Док повернулся к телу Лоры. Когда он увидел ее лицо, то с него моментально слетела обычная маска циника.

Боже мой! Этого не может быть. Это неправда! В это я не могу поверить! – закричал Док.

Повернувшись к Джулиану, он поглядел на него, как бы прося подаяния. Глаза Дока умоляли: «Ну скажите же, что я введен в заблуждение. Ведь это все невозможно!»

Времени на длинные объяснения не было, да и Док вряд ли был сейчас в состоянии что-нибудь понять. «Нет, нет!»– продолжал время от времени восклицать доктор, как будто это могло испепелить распростертое тело Лоры.

В считанные минуты вся жизненная философия Дока рассыпалась в труху. Его вера в науку, в рационализм, в логику и незыблемую реальность материального мира были поколеблены. Теперь он оказался обнаженным и беспомощным перед хаотичной и сумасшедшей вселенской Злобой! Далеко не юный врач, повидавший на своем веку самые страшные вещи – пожирающий человеческую плоть рак, тела, расчлененные различными катастрофами, и другие ужасы, – шатаясь, пошел за дерево. Там его выворотило. Затем трясущийся, бледный Док, от которого вдобавок скверно пахло, присоединился к Джулиану и шерифу.

Втроем мужчины придумали для города легенду, в которой была и доля правды. Неизвестный напал на Лору в парке и убил ее. Он пытался изнасиловать и Дженни, но Тим ножом нанес преступнику серьезные раны – ведь на земле была кровь, не принадлежавшая ни Тиму, ни Дженни. Тим был зверски убит насильником. Дженни, придя в сознание, не могла вспомнить лица нападавшего.

Док с помощью пластической операции изменил останки Лоры, и это тело было похоронено возле могилы родителей Кинсайд на Галэнском кладбище. Тима положили рядом с его матерью в семейном склепе Галэнов.

Доктор Дженкинс как официальное лицо, представляющее интересы прокуратуры, заявил, что, исходя из количества крови, потерянной преступником, он вскоре умрет, куда бы ни скрылся.

Все мужчины Галэна были в наличии, что подтверждало версию Дока о том, что насильник в городе не жил.

Док наконец прибыл и присоединился к Джулиану. Поблагодарив его за долготерпение, он сделал невероятно большой заказ официантке. У той даже округлились глаза от удивления.

– Надо поддержать силы, – как бы извиняясь перед всеми, пробормотал Док.

– А что вам, мистер Траск? – девушка была готова записать и второй заказ.

– Мне хватит кофе, – тихо сказал Джулиан.

Дока, как обычно, потянуло пофилософствовать:

– Вы знаете, я спас и продлил немало жизней, как это и должен делать лекарь. Но признаюсь, что никогда не испытывал благоговения перед тем, что называется жизнью. Я никогда не преклонялся перед утверждениями, что каждая жизнь священна и ее надо сохранять любой ценой. «Святость жизни», – говорят они, имея в виду жизнь человека и животного, птиц, жуков и пауков – все это штучки в духе Альберта Швейцера. Я всегда думал, что такие бредни лишь для богомольных старушек. Сама Природа или, если желаете, Бог, не испытывает никакого благоговения перед жизнью человеческой или какой-нибудь другой. Чума, голод и наводнения уничтожают больше мужчин, женщин и детей, чем все вместе взятые войны и преступники. А какова цена жизни в мире насекомых, в подводном мире? А как человечество расходует свой репродуктивный фонд? Женщины спускают в туалет столь необходимые яйцеклетки. Миллионы и миллионы мужских сперматозоидов гибнут в угоду одному-единственному оргазму. О, нет! Природа не учит нас благоговеть перед жизнью. Наоборот – урок заключается в том, что жизнь не стоит ничего.

Доку подали кофе, и он отвлекся. Хлебнув из чашки, продолжал:

– После всего, что стряслось у нас в городе, я пересмотрел многое. Все эти ужасные смерти. Погибли молодые, у кого вся жизнь была впереди. Безвременно ушли такие милые люди, как Элен Китон и Анита Грант. Убиты! Или, как часто говорят по телевидению, «загублены». Это хорошее слово «загублены». Сейчас я не в состоянии созерцать еще хоть одну смерть. Хотя в будущем из-за моей профессии мне не удастся избежать этого. Утром на стене ванной я увидел паука, одного из тех желтых, что водятся здесь. Раньше я, бывало, давил их без жалости. Но этим утром я оставил его в живых. Видно, к старости слабеет воля… Официантка принесла огромный заказ Дока, и он принялся за еду.

– Траск, вы не правы. На одном кофе вы долго не протянете. А ведь впереди длинная дорога. Съешьте что-нибудь.

– Спасибо. – Джулиан взял кусочек хрустящего тоста и стал медленно жевать.

Да, – сказал он задумчиво, – смертей было много. Вместе с Тимом и Лорой – девять.

– Десять, – уточнил доктор, расправляясь с жареной картошкой. – Умерла Агата Галэн. Обширный инфаркт. Вот почему я опоздал на завтрак. Последняя из Галэнов. По крайней мере в этом городе. Может, в других штатах еще несколько найдется. Думаю, что насильник косвенно виновен и в этой смерти. Гибель Тима была для нее слишком тяжелым ударом… Хотите гренки?

Нет, спасибо, – отказался Джулиан. – Как Дженни?

– Как? Она любила этого парня. Но думаю, что поправится. Все люди со временем приходят в себя. По крайней мере, я уверяю в этом сына Бена Китона.

– Была и еще одна смерть – одиннадцатая, – продолжил тему Джулиан. – Умер прекрасный старик, он мне был как второй отец. Он сильно переволновался из-за всех этих дел. Я звонил ему, консультировался. Перед самой смертью он дал мне ключ к решению загадки.

И Джулиан рассказал Доку все о Стефаньски и его предсмертных словах.

– Так кем же оказался этот Билл Уайер или Вар? – доктор был заинтересован.

– Я долго бился над этим, пока до меня не дошло, что Стефаньски имел в виду Биллуарта.

Док пожал плечами и отправил в рот кусок сосиски:

– Никогда о нем не слышал.

– Не совсем так. Я однажды зачитывал вам цитату из его трактата. Ее мне продиктовал Стефаньски по телефону. Шарль Рене Биллуарт. Смешно, но описанная им ситуация развивалась у нас на глазах. Вот что он предполагал: «Один и тот же злой дух может быть как СУКУБОМ для мужчин, так и ИНКУБОМ для женщин».

Джулиан отложил блокнот в сторону и отщипнул еще кусочек тоста.

– Когда я наконец понял, что Стефаньски имел в виду Биллуарта, схватил эти записки и начал читать. И тогда список подозреваемых вырос вдвое. В него надо было включить и все женское население Галэна. Так что моя прекрасная идея с общежитием была роковой. Мы сами заперли насильника вместе с женщинами. Я начал перебирать мысленно всех жительниц города, исключая Лору. Конечно, потому что она чуть было не стала очередной жертвой преступника. Но затем пришлось задать себе вопрос, обоснованно ли я снял с Лоры подозрение? Она была соседкой Элен Китон по общежитию, у нее не было алиби на то время, когда погибли две других женщины. Мы ведь поверили ей на слово, что на нее кто-то напал.

Док кивнул. Он вытащил из кармана какое-то устройство.

– Хэнк показал мне это вчера вечером. Нашел в ящике стола Лоры в редакции. Это простой инструмент с ручкой и короткими металлическими когтями.

– Какое-то садовое приспособление?

– Верно, – подтвердил Док, – это культиватор. На зубцах Хэнк обнаружил следы крови и человеческой кожи. Лора сама себя поранила, когда имитировала нападение. Но это дает повод для законного вопроса – знала ли она правду о себе? В конце концов имитировать нападение на себя – это акт спланированный и осознанный…

– А может быть, – продолжил мысль Джулиан, – это был единственный момент, когда оба ее начала – человеческое и нечеловеческое – переплелись? Возможно, интеллект и инстинкт самосохранения сработали параллельно? Потом она и сама могла не помнить об обмане. Мне кажется, что личность преступника была для нее такой же загадкой, как и для остальных. По крайней мере, мне хочется в это верить.

– Мне тоже, – согласился Док.

Он отодвинул пустую тарелку и налил еще кофе.

– Как бы там ни было, но мне ее будет не хватать. В ней было что-то…

– Аура, – заметил Джулиан. – Она была воплощением сексуальности. Я почувствовал это много лет назад, когда она была моей студенткой. Мне пришлось собрать всю свою волю, чтобы не дотронуться до нее.

– Согласен с вами. Аура… – Док промолчал и признался. – Я тоже ощущал это.

И он вспомнил о том утре в ее спальне, когда осматривал Лору, спящую после снотворного.

– Даже Элен Китон уловила это.

Теперь Джулиан не считал нужным сохранять в тайне рассказ Лоры. Он поведал Доку о случае в душевой общежития.

– Исходивший от нее зов плоти был бисексуальным, действовал и на мужчин и на женщин. Как будто она была создана из Первичной Материи – помните, Док, греческий миф – основы творения, из которой возникла собственно жизнь. Той материи, которая первично насаждает плодородие, входит в сущность мужского и женского… Пожалуй, это все звучит слишком уж заумно.

– После событий нынешнего лета для меня уже не существует заумного, – отреагировал мгновенно Док. – Теперь я могу поверить во что угодно.

Мужчины помолчали. Док стал прощаться, он проводил Джулиана до машины и поинтересовался, куда тот едет.

– В Бостон, по крайней мере через некоторое время, – ответил Джулиан. – По завещанию Стефаньски я должен заняться его научным наследием. Надо будет все собрать и перевезти в Сан-Диего еще до начала занятий. А до этого хочу отправиться в Мексику. Там живет один очень интересный старый индеец, куррандеро-знахарь. Вам бы он понравился. Думаю, он еще многому может меня научить.

– Только будьте осторожны с едой. Помните о ваших камнях….

Джулиан находился в дороге уже больше часа. Галэн остался далеко позади. Преодолевая головоломные повороты, машина приближалась к Тихому океану. Джулиан наслаждался теперь соленым морским ветром. Он включил радио. При первых звуках музыки он усмехнулся над круговоротом жизни: звучала та же симфония Малера, которую он слушал по дороге в Галэн. Сейчас ему хотелось, чтобы хорошенькая девочка подняла на обочине руку, останавливая машину. Он глянул бы на ее соблазнительные формы, обтянутые джинсами, на капризно надутые губки и обязательно затормозил бы!

Джулиана охватило странное ощущение. Ему показалось, что рядом с ним в машине кто-то есть. Он точно знал, что нет никого. Но почти наяву услышал, как призрачный пассажир отвечал Доку Дженкинсу:

– Чудо заключается в том, дорогой Сэм, – это был знакомый голос со славянским акцентом, – что существо, которое рождается в таких нехороших условиях, которые вы отметили, тем не менее умеет измерить расстояние до звезд, построить Сикстинскую капеллу, написать «Гамлета», сочинить мессы и симфонии. Или лечить себе подобных и даже отдать свою жизнь за другого, как сделал мальчик Тим. Вот в этом, дорогой мой друг, и заключается достоинство Человека.

Ощущения присутствия кого-то в машине больше не было. Симфония Малера стала раздражать напыщенным напряжением. Это явно не то, что ему требовалось сейчас. Он переключился на другую станцию, там передавали прогноз погоды. Это тоже не для него. Джулиан знал, что погода есть и будет великолепной. Он наконец мог позволить себе не думать ни о чем. И он стал наслаждаться возникшим состоянием. Это было именно то, чего ему не хватало так долго. Он напевал вслед за радио, мчась на Юг, подальше от смерти, слез и разрушенных жизней. Он возвращался в Разумный мир.

Солнце полыхало синим огнем на плоском вечном сапфире океана.

41

«Я родился сегодня ночью. Я думаю, что я рождался и раньше в другом месте или местах, и умирал, и рождался снова. Но все это не имеет для меня значения.

Я знаю лишь, что родился сегодня ночью и что есть цель, для достижения которой я был рожден.

И я выполню свое предназначение…»