Наступила зима, но снег все еще не выпал, лес стоял черным и настроение Иномира было весьма тоскливым. Начинался вечер, и небо заволокли серые тучи. Он остановился на короткий привал в том самом месте, где Мила спасла Белогрива. Только на этот раз он был совсем один, лишь гнедой конь стоял неподалеку, щипал мерзлую траву и бил копытом заледеневшую землю. Оставаться здесь совсем не хотелось, сердце неприятно сжималось от воспоминаний. Иномир тяжело вздохнул, встал, подошел к коню и дернул его за уздечку. Тот оторвался от своего занятия, повиновался и замер, пока Иномир перебрасывал ногу через седло.
Они поехали медленно, и Иномир с грустью проводил взглядом временную стоянку. Поначалу он хотел уехать куда-нибудь подальше. Думал перезимовать на юге: в какой-нибудь богатой деревне, среди натопленных домов и веселых лиц. Но сам не заметил, как поехал обратно той дорогой, что путешествовал с Милой. На сердце было тяжело, на душе гадко. И каждый день проходил в постоянных попытках тщетно себя подбодрить.
— Хватит себя жалеть. — Иномир встряхнул головой. — Пора брать себя в руки.
Но от этих слов легче не стало, и он уже задумал вернуться в дом матери, чтобы перезимовать в угрюмом краю. Но по дороге вдруг увидел знакомую гору и решил свернуть ненадолго. Так что к ночи он уже подъехал к двум телегам у голых зарослей кустарника, и услышав звонкий свист, слез с коня.
— А где конь-то твой красивый? — усмехнулся разбойник с телеги. — Все-таки конокрадка до него добралась?
— Зря языком не чеши, — с раздражением ответил Иномир. — К Старику-разбойнику лучше меня пусти.
Тот на него с подозрением посмотрел, покачал головой, но дорогу дал. Только как Иномир прошел через заслон из телеге, встал от удивления. Стволы дубов были опалены, а заросли кустарника выгорели и поредели. По земле тянулись черные корни, в темноте горел всего лишь один слабый костер. Народу было немного. И от той праздности, что здесь обычно царила, не осталось и следа. Иномир увидел Старика-разбойника в одиночестве у костра — он сидел и перебирал монеты. Изо рта по привычке торчала острая соломинка. Только выглядел он куда серьезнее, чем обычно. Свет костра играл на его лице, и нельзя было не заметить, какие глубокие морщины залегли на лбу и переносице.
— Не ожидал тебя еще раз здесь увидеть, — произнес он и показал тростинкой на низкий чурбан напротив.
Иномир присел, отказался от медовухи, что предложил Старик-разбойник, поставил руки на колени и еще раз окинул взором лагерь. Разбойники собирали и закручивали вещи в большие тюки.
— Куда же вы собираетесь? — спросил Иномир. — Столько лет на этом месте сидели. А теперь вдруг — и в дорогу?
— Знаешь, сколько бы в сундуках золота ни лежало, сколько бы грозных кинжалов в руках мы ни держали, а толку, если жрать здесь всем нечего? Со всех полей деревенские один мешок зерна собрали. Я, как узнал это дело, так сразу своим ребятам сказал, что перебираться нам надо в другие земли. С этим-то все согласились. Только как узнали, что кое-что я хочу местным отдать, раз им собственный князь не помогает, так бунт захотели устроить. Но ты меня знаешь, — он хлопнул по поясу, где висел топор, — кто со мной тягаться-то будет? Так что договорились по-хорошему, и все недовольные ушли. А вон эти ребята, — он махнул в сторону, — со мной остались. Вот, скоро уходим, сокровища все раздали, а сами новой жизни пойдем искать.
— Ой, да не поверю, — покачал головой Иномир, — чтобы вы и все свои сокровища отдали.
— Ну конечно, много еще чего осталось, — улыбнулся предводитель разбойников. — Но кто спросит? Ты мне лучше расскажи: что здесь делаешь и где твоя ненаглядная конкрадка с багровых топей? Из-за которой нам пришлось всю ночь драться с корнями и наши деревья палить?
— В Вышгороде у князя оставил, — коротко ответил Иномир и, тяжело вздохнув, продолжил: — Можем о другом?
— Можем. Конечно, можем. Дело твое. — Старик-разбойник ловко перехватил соломинку, поднял с земли кружку и с причмокиванием из нее отпил. — Ух, вот чего мне и вправду хватать не будет — как ребята медовуху варили.
— Невелика потеря, — ухмыльнулся Иномир. — У вас с возрастом, видать, совсем вкус потерялся: они же медовуху с проголким пивом мешают. Я как в прошлый раз попробовал, несколько дней отходил.
— Правда? — поднял бровь Старик-разбойник. — Вот поганцы, — он покачал головой, посмотрел на лагерь и улыбнулся, — все равно буду скучать по нашим веселым вечерам…
Костер трещал, над ними стояла беззвездная ночь. Старик-разбойник что-то тихо напевал. И подумалось, что, если даже разбойники свое место покидают, значит, и вправду его судьба навсегда ходить одному по миру с тяжелым грузом вины на душе.
— Помнишь, я тебе рассказывал про ту девушку, что утонула? — нарушил Иномир долгую тишину. Старик-разбойник кивнул, и он продолжил: — Я же почему тогда от вас ушел — она мне в кошмарах стала сниться. Только когда за пределы Черного ельника уходил, легче становилось. И много лет меня она больше не беспокоила. Но когда я в дом к матери вернулся… — Он замолчал, и взгляд его снова обратился к огню, в языках пламени которого вставали воспоминания о том дне…
— Внимательно тебя слушаю, — подбодрил Старик-разбойник. — Не забывай, я про тебя знаю намного больше, чем остальные.
— Я сам и не понял, как оказался в лесу и меня затянуло в темную воду. Если бы не Милослава, даже не знаю, чем бы дело закончилось. Хотя, конечно, знаю, утонул бы да и дело с концом. Так, наверное, и лучше было бы. — Иномир утер лоб. — Как меня Милослава вытащила — до сих пор понять не могу. Она же такая маленькая, — он улыбнулся, — такая пугливая и смешная, а характер, представляешь, все равно твердый. Мне так с ней интересно было, я же все привык один да один по миру мотаться. А тут она… Я и не заметил, как влюбился, и так скучаю по ней.
— Так зачем же ты ее в Вышгороде оставил?
— Не знаю. — Иномир склонил голову. — До чего же я жалкий. Всем делаю только хуже… — И так гадко стало, что ему захотелось себя ударить, как вдруг в голову прилетело намного быстрее соломинкой. Иномир поднял взгляд и посмотрел на Старика-разбойника.
— Разве я тебя этому учил? Такому кабану от девок бегать? — Он покачал головой. — Выглядишь хуже кота, которого выгнали пинком на мороз, потому что он мышей плохо ловил.
— Старик-разбойник, скажи мне честно. Я дурак?
— Дурак, — согласился Старик-разбойник, — но дурак влюбленный. А кто же за это осудит?
— Думаешь, я должен вернуться в Вышгород за Милославой?
— А здесь я тебе уже не подсказчик. — Старик-разбойник уперся руками в колени и встал. — Мы завтра с утра уходим. Если захочешь с нами пойти, то я буду рад твоей компании. — Он похлопал его по плечу. — Но скажу одно: это тебе покоя не принесет.
Старик-разбойник ушел, а Иномир остался один у костра. Смотрел на огонь и ждал, что к нему придет какое-нибудь простое решение. Только сколько бы он на него ни смотрел, легче не становилось. Его мир был по-зимнему пуст и в то же время полон: в нем существовали и тянули его в разные стороны дом матери, разбойники, дорога в одиночестве, дворец в Вышгороде и Мила. Сердцем-то он хотел к ней, но сразу вспоминал утопленницу. Как можно было заставлять Милу так рисковать?
Когда голова заболела от вороха мыслей, он поднялся на ноги, медленно прошелся по готовящемуся ко сну лагерю. Посмотрел на тюки и котомки. Тяжело вздохнул, но так и не решил, что ему делать. Вдруг тучи расступились, и в образовавшемся зазоре ярко засветились звезды. Иномир раздвинул колючие заросли и отыскал под их светом знакомую тропинку.
Ветки хрустели под ногами, и он стал подниматься по скользким камням. Вышел на вершину, сел на камень и вдохнул полной грудью холодный воздух. Обратил свой взгляд к долине и вгляделся в непроглядную черноту леса, раскинувшуюся под ним.
Ему привиделось залитое солнцем поле в тот роковой день… С утра, когда мамы не было дома, он искал, что поесть. Но ничего не было. Тогда забрался на печку и там под тяжелой доской нашел сверток. В нем лежало красивое ожерелье в серебряной оправе. Иномир очень удивился и уже хотел его вернуть обратно, но подумал о девушке, с которой должен был встретиться в этот день. Он был сильно влюблен и, недолго подумав, прихватил ожерелье с собой. На на мягком сене, куда привела их с любимой долгожданная встреча, под теплым солнцем, под поцелуями и настойчивой лаской, за которой подол сарафана приподнимался все выше и выше, под смущенным взглядом и просьбой «Иномир, давай не сейчас» так просто оказалось отвлечь внимание неожиданной утренней находкой.
— Хорошо, — с досадой улыбнулся Иномир, но руку убрал, чтобы достать из-за пазухи ожерелье.
— Какое красивое, — вздохнула она и взяла его в руки, отчего камень радостно заблестел в лучах солнца. — Но откуда оно у тебя?
— У мамы нашел.
— Ты его украл? — нахмурилась она.
— Нет, что ты. — Он привстал на локтях и посмотрел на нее. — Думаю уговорить маму его продать. Оно же наверняка целое состояние стоит. А на эти деньги купить скотину, дом побольше построить да и вообще, по-нормальному зажить. Тогда твой отец точно меня в женихи одобрит. — Он плюхнулся обратно в сено и прикрыл глаза. — А потом мы с тобой так счастливо заживем, вот увидишь…
— Увижу. Знаешь, что я сейчас увижу. — Она легла на него сверху. Он закинул руки за голову и подумал, что получит взамен хороших новостей поцелуй, но вместо этого ловкие девичьи пальцы надели на него ожерелье.
— Ну точно красавица-княжна, — засмеялась она.
Иномир хотел уже сгрести ее в объятья, как вдруг стог начало трясти, а под ним стала разливаться черная вода. Поднялся страшный гул — из земли стали вырастать огромные ели, закрывая голубое небо. Иномир схватил девушку за руку, они побежали, шлепая по черной воде и перескакивая через корни, но их руки разомкнулись, она споткнулась и упала.
— Помоги мне! — закричала она, и он со всей силы схватил ее за плечи. Но корень уже впивался в ее ногу и лез выше. Тем временем быстро прибывала вода и поднялась ей по шею. — Иномир! Я сейчас захлебнусь! Мне страшно!
На этих словах вода накрыла ее с головой. Он задерживал дыхание, продолжал нырять и пытался ее спасти. В одно мгновение даже показалось, что корень стал ослабевать. Но когда он решил нырнуть в последний раз, услышал над собой страшный скрипучий голос:
— Не уйдешь!
По спине прошелся мороз. Иномир замешкался и не нырнул. Хотел уже бежать, но собрался, набрал воздуха побольше, вновь погрузился в воду и открыл глаза. Но девушки уже нигде не было. Тогда ему ничего не оставалось сделать, как выплыть на берег и под жуткий гул ельника убежать домой.
Иномир открыл глаза, тяжело вздохнул и почувствовал чье-то присутствие рядом.
— Ну здравствуй, Лада, — в тишине раздался его твердый голос. — Спустя столько лет мы можем просто поговорить?
Иномир обернулся и увидел перед собой уже такой знакомый образ утопленницы. Она стояла перед ним и пронзительно смотрела на него своими белесыми глазами. За долгие годы он множество раз видел ее, но никогда не мог так хорошо ее разглядеть. Рубаха оголяла мертвое тело. Между ребер были видны гниющие внутренности, по белым ногам текла черная вода. Лада стояла напротив, ее волосы, в которых запуталась тина, развевались на ветру, белые губы были сомкнуты. Иномир зря ждал ответа, как вдруг оглушающий крик поднялся в воздух и накрыл всю долину. Иномир закрыл уши, но даже так голову разрывал пронзающий визг. И в следующее мгновение Лада накинулась на него, повалила на землю, вцепилась в куртку и попыталась укусить. Иномир держал ее руки, отворачивался, но она продолжала яростно на него кидаться. Тогда он со всей силы стащил ее с себя и заметил, что не может найти свой меч. В сумеречном свете послышалсяя треск — из горных скал поползли черные корни.
— Зараза, — выругался он и увернулся от первых ударов, которые звонко захлестали по камням с такой силой, что они стали трескаться и с глухим звуком скатываться вниз по скале.
Девушка исчезла, он поискал ее взглядом и не заметил, как хлесткий корень прошелся по груди. Куртка и рубашка тут же порвались, а из раны хлынула кровь. Но боли он не почувствовал — все внимание было обращено к поискам меча. Заметил его у самого обрыва и со всех ног побежал к нему. Хотел уже схватить, но вдруг Лада напала со спины, и они покатились кубарем вниз вместе с мечом. Огромные корни поползли за ними, он наконец взял в руки меч, рубанул по одному, самому ловкому, потом повернулся к утопленнице и замахнулся, чтобы повторить удар. Как вдруг застыл. Вспомнил, как однажды так уже замахнулся над головой Милы, и сердце так больно и не вовремя сжалось. Всего мгновение замешательства, и Лада вновь накинулась на него. Он с силой откинул ее от себя и задрожал от злости.
— Чего же ты от меня хочешь? — крикнул Иномир, закрывая рану на груди. — Смерти моей? Чтобы я раскаялся? Я и так каждый день себя проклинаю за то, что не спас тебя. Это я достал это проклятое ожерелье! Это я должен был погибнуть! И если так надо, — он выпрямился, отбросил меч и развел руки, — убивай! Забирай меня куда хочешь! Я больше так не могу…
Он ждал, что Лада не станет медлить, как и корни, но никаких ударов не последовало. В долине снова стояла полная тишина. Иномир взглянул на Ладу, она присела и как будто переменилась в лице. И сейчас, впервые за все эти долгие годы самобичевания и страха увидел, что перед ним не омерзительная утопленница, а просто перепуганная девчонка, которая боязливо на него смотрела. Иномир тяжело вздохнул, подошел к ней и присел. Заглянул в ее лицо, а затем крепко обнял, отчего она жалостливо заныла, словно маленький зверек.
— Прости меня, — прошептал он. Ее тело было холодным и окоченевшим.
Нос до тошноты резало запахом разложившейся плоти, от волос пахло гниющей тиной, а когти впивались ему в спину. Лада неприятно замычала, но он только сильнее прижал ее к себе, тяжело вздохнул и, закрыв глаза, крепко поцеловал в макушку. Не отпускал ни губ с ее волос, ни рук с ее плеч. Так они и замерли на вершине холма в первых лучах а рассвета. Вдруг тело в его руках потеплело, тошнотворный запах сменился ароматом цветов, и она отпустила его спину. Он разомкнул руки — перед ним была красивая темноволосая девушка, какой он ее и запомнил. И Иномир вдруг понял, что Лада совсем не была похожа на Милу. Пусть черты лица и волосы так напоминали ее, но все же перед ним стояла не она.
— Тепло… Как давно я не ощущала это тепло. — Лада подняла ладонь, приблизилась к его лицу, но щеки не коснулась. Вдруг посмотрела на солнце и улыбнулась. — Все эти годы я находилась в таком страшном и темном месте, — перевела на него тревожный взгляд, как будто что-то вспомнив, — у нас очень мало времени, выслушай… — Она хотела что-то сказать, но солнце окончательно озарило долину, и Лада исчезла в ярком свете.
Иномир глубоко вздохнул и осел на землю. По руке стекала кровь, но он не замечал боли. Впервые за очень долгое время ему стало по-настоящему легко. Он оглядел долину и подумал, что пора возвращаться в Вышгород за Милой.