Инспектор снов

Свернув в переулок, Гунлауг огляделся. Высокие, мрачные стены домов. Мокрая, в свете луны словно смазанная жиром мостовая.

Инспектор снов понюхал воздух.

Да, пахло мерзко. Б-р-р-р…

Он пошел дальше. Холодный ветер ударил в лицо. Где-то вперед, за углом послышался волчий вой.

Гунлауг усмехнулся.

Ну, таких штучек он видел-перевидел.

Белая птица – лоцман взметнулась с его плеча, полетела вперед. Вот она исчезла за углом. Оттуда послышалось щелканье клыков и рычанье, но инспектор ничуть не обеспокоился. Его птицу поймать было почти невозможно.

Он уже сворачивал за угол, когда птица спикировала ему на плечо. С ее клюва капала черная кровь.

Ну-ну.

Где-то неподалеку послышался резкий стук, словно откинулась крышка гроба. Из стен ближайших домов стали выдвигаться уродливые мусорные баки. Огромные, с длинными голыми хвостами крысы суетились возле них.

Он не ошибся: именно этот переулок был ему и нужен. Судя по всему, страх жил именно здесь.

Гунлауг вспомнил один из своих снов и тот повис перед ним туманным шариком. Покопавшись в нем, инспектор вытащил украшенный серебром магический жезл.

Прекрасно.

Под ногами Гунлауга хлюпали лужи. Ветер швырял ему в лицо валявшиеся возле стен домов грязные обрывки старых, покрытых каббалистическими знаками пергаментов.

Инспектор представил как боялась идти по этому переулку маленькая девочка и скрипнул зубами. Конечно, ей было чертовски холодно и до невозможности страшно. Страх, довольно ухмыляясь, имитировал тяжелые шаги у нее за спиной. А она не могла заставить себя оглянуться и обмирая шла, шла вперед. Окна мимо которых она проходила, казались девочке жутко зловещими. Страх делала так, что ей чудилось, будто за окнами кто-то прячется. Девочка хотела остановиться и проснуться, но не могла. И шла вперед потому, что так было угодно страху.

Ну, ничего.

Тут Гунлауг почувствовал, что сидевшая у него на плече птица-лоцман голодна. Он остановился и поставил жезл на мостовую. Ласково погладил птицу по голове: острые коготки вцепились в плечо, энергия потекла от него к птице и инспектор снов замер.

Минут через пять нажим коготков ослаб. Плечо слегка ныло.

Это пройдет. Самое главное – птица сыта.

– Уходи! – сказал Гунлауг. – Теперь ты можешь помешать.

Птица благодарно потерлась клювом о его щеку и, сорвавшись с плеча, белым пятном метнулась прочь. Из окна мимо которого она пролетала высунулась кривая, обросшая шерстью лапа, попыталась ее схватить, но, конечно же, промахнулась.

На редкость глупый был этот страх. Прямо на редкость. Что же, дураков и наглецов надо учить.

Крыши домов смыкались над головой, отсекая ночное небо. Там, впереди, не так уж и далеко, клубился туман. Он становился все гуще и гуще, надвигался, пытаясь взять Гунлауга в полукольцо.

Инспектор снов иронически улыбнулся.

Наверное, можно было бы и подождать, но ему не хотелось понапрасну терять время.

Гунлауг вскинул магический жезл. Слепящий луч вырвался из набалдашника, ударил в туман… Запахло горелым мясом и шерстью. Вспышка ослепила и самого инспектора. Подождав, пока глаза не привыкли снова к полутьме, он забросил жезл на плечо, как простую дорожную палку и пошел дальше.

От тумана и крыс не осталось и следа.

Ну вот и все. Тупик. Гунлауг остановился.

Неподалеку, на старой бочке, сидел страх.

– Все-таки пришел… – сказал он.

– А ты разве меня не ждал?

Страх занимался тем, что полировал замшевой тряпочкой свои длинные клыки. Одет он был в побитый молью шерстяной камзол и красные шаровары. На голове – черная шляпа, с полей которой свисала паутина. Лицо узкое, смуглое.

Они помолчали.

– Давай разойдемся по-хорошему, – наконец предложил страх.

Гунлауг отрицательно покачал головой.

– Эх, – вздохнул страх. – А я тут, вроде, неплохо устроился. Обжился. Память у девчонки прекрасная. Приятно с такой работать. Посмотри, – он хлопнул ладонью по стене, возле которой сидел, – какие убедительные стены. Разве можно было бы сделать такую стену, не будь у девчонки хорошей памяти? Дьявол!.. Принесла тебя нелегкая. Теперь ищи нового человека. Невозможно так работать… Вот плюну на все: материализуюсь и пойду работать в какое-нибудь жилуправление… Слушай, а может мы все-таки сговоримся?

– Но-но!..

– Ты же знаешь: кошмары нужны. Они дают нервную разрядку…

– Время от времени. А ты что-то часто стал останавливаться на одном месте. Не тебя ли я месяц назад предупреждал? Прицепился к мальчонке мельника на целых две недели…

– А твое какое дело? – окрысился страх. – Ты мне не указ. Испугал, подумаешь. Уничтожить меня ты все равно не сможешь. Ну, будешь гоняться за мной по всему городу, а дальше? Все равно черная стена двинется вперед, и не будет у тебя города, и побежишь ты аж к ледяным гномам, а то и к полосатым пеликанцам. Вот с ними-то не больно повоюешь. Вот там кошмары, так кошмары! А тут – молодец на овец…

– Нет, я тебя все же пару раз прижгу, – сказал Гунлауг и взмахнул жезлом над головой у страха.

Тот испуганно скатился с бочки и сел прямиком в лужу. Тотчас же вскочив, страх стал ошарашенно рассматривать свои мокрые шаровары.

– Ты что?! Сдурел?

Гунлауг примерился и снова взмахнул жезлом.

– Нет, нет, я согласен, – поспешно затараторил страх. – Все, решено, я ухожу. Больше не буду ни в ком задерживаться надолго. Только одна ночь, и все.

– Врешь ведь?

Страх уныло взмахнул рукой и сказал:

– Ну, я пошел.

Он еще постоял возле стены, причмокивая и трогая кирпичи, из которых она была сложена, словно не мог налюбоваться на редкостное произведение искусства. Потом тяжело вздохнул и исчез.

Гунлауг с сочувствием подумал, что и у страха жизнь не сахар.

Ну, да ладно. Инспектор взялся за жезл…

Через полчаса он выжег последние следы страха и огляделся. Нормально!

Чувствуя что устал, поискал глазами птицу-лоцмана. Конечно же, она была тут как тут. С радостным пением птица привела его к выходу. Пошарив по карманам, Гунлауг вытащил заранее приготовленное голубоватое зерно счастливого сна. Полюбовавшись изумительной игрой света на его гранях, он бережно положил зерно на землю. Пусть девочка сама вырастит свой счастливый сон. А ему здесь делать больше нечего.

Оглянувшись последний раз, Гунлауг шагнул в реальный мир и оказался на знакомой, окруженной частоколом елей поляне. Прямо перед ним чернел вход в пещеру, где он прожил много лет, и лежала спящая девочка. Во сне она улыбалась.

Честное слово, это было здорово!

Родители девочки суетились вокруг, еще не веря, что с кошмаром покончено, бормотали слова благодарности, предлагали кур и поросят…

Какие, к черту, куры и поросята?

Родители, разбудив девочку, заставили и ее благодарить и кланяться. От этого Гунлаугу стало тошно. А те уже спешили со своим ненаглядным чадом вниз по склону – туда, где у них была привязана запряженная в телегу лошадь. Отец на ходу все оглядывался и тайком делал знаки от сглаза. А когда телега скрылась за деревьями, Гунлауг повернулся и спотыкаясь, побрел к пещере. Два раза он чуть не упал и, войдя под закопченные своды, рухнул на охапку травы у самого входа. Глаза закрылись сами собой и, успев подумать, что день сегодня все же удачный, Гунлауг нырнул в свой самый лучший и приятный сон…