Инструктор. Отчаянный воин

Глава 1. Заказ

В частной художественной галерее «На Беговой» открылась выставка работ молодых художников. Здесь можно было увидеть картины и авангардистов, и реалистов, и импрессионистов… Словом, посетителям выставки предлагались полотна на любой вкус.

А посетителей в небольшой по размерам галерее собралось немало, и большинство из них имели непосредственное отношение к изобразительному искусству, российской культуре и международному бизнесу.

Полковника ГРУ в отставке Иллариона Забродова встретил сам владелец художественной галереи «На Беговой» – средних лет высокий худощавый мужчина. Андрей Абрамов был весьма рад приходу старинного приятеля, с которым в последнее время виделся очень редко по причине занятости обоих, но особенно своей, так как организация выставок и на родине, и за границей отнимала много времени.

– Илларион, ну слава богу! – обняв товарища, воскликнул Абрамов. – А то я уж начал думать, что ты не придешь!

Статный седовласый мужчина добродушно улыбнулся, сверкнув ровными и белыми зубами.

– Ну, Андрей, я же обещал, – сказал он. – К тому же я теперь на пенсии, времени у меня вагон, так что охотно повышу свой культурный уровень.

– Ладно, Илларион, – кивнул владелец выставки, – ты пока походи посмотри, а на фуршете мы с тобой более плотно пообщаемся.

– Хорошо, – согласился Забродов и тут же спросил: – А Гуреев, Демакин уже здесь?

– Где-то там… – махнул рукой в дальний конец зала Абрамов.

– Понял, – усмехнулся Забродов.

– Ну, ты не скучай, – сказал приятель, – а мне нужно с министром культуры переговорить, пока он еще в хорошем расположении духа.

– Хозяин – барин! – усмехнулся гость.

– Да ладно тебе подкалывать! – добродушно, но с некоторой долей усталости отмахнулся владелец выставки.

Абрамов направился к лысоголовому министру культуры, а седовласый пенсионер стал с интересом рассматривать выставленные на стенах и стендах картины, среди которых обнаружилась и картина его приятеля художника Гуреева.

– Илларион! – раздался знакомый мужской голос. – Привет!

Забродов повернул голову и увидел невысокого плотного мужчину, который, широко раскинув руки, бежал к нему. Следом за ним, расплываясь в добродушной улыбке, спешил бородатый здоровяк.

– Привет, бродяга! – воскликнул первый – известный живописец Вячеслав Демакин.

– Сколько лет, сколько зим! – добавил второй – не менее известный художник Константин Гуреев.

– Привет, мужики! – весело поздоровался с приятелями полковник ГРУ в отставке.

Трое мужчин и в самом деле виделись довольно редко, но если встречались, то разговор, а вернее, доверительное общение за бутылочкой пива или чего-нибудь покрепче затягивалось допоздна.

– Так вы что, тоже выставились? – с некоторым удивлением спросил Забродов.

Гуреев и Демакин дружно кивнули:

– Как видишь…

Забродов удивленно вскинул брови:

– Так это же вроде бы выставка молодых, а вы, господа живописцы, как я вижу, на мальчиков не выглядите.

Художники, переглянувшись, развели руками.

– В нашей профессии, Константинович, да и вообще в любой другой творческой профессии – будь ты писатель или режиссер, – усмехнулся Демакин, – ты и в семьдесят лет будешь молодым.

– В смысле?

Константин Гуреев поддержал своего товарища.

– Ну, разумеется, – сказал бородач, – если ты не родственник высокопоставленного чиновника или если у тебя нет богатого покровителя.

– Ну, ничего, ребята, – улыбнулся Забродов, – я тоже хоть и на пенсии, но себя не ощущаю старым. Вон даже в инструкторах спецназа у себя в ГРУ подвизаюсь.

Друзья рассмеялись и перевели разговор на другую тему.

– А где Ваня Павловец? – поинтересовался полковник.

– Ваньку в последнее время не доискаться, – сказал бородатый художник, – влез в долги, а теперь хватается за любую халтуру.

Демакин поддакнул товарищу:

– Это точно, весь в мыле и в заботах… Совсем помешался на бабках!

Гуреев недовольно скривился и махнул рукой.

– Да ладно тебе, Слава, тоску наводить, – проворчал он и повернулся к Забродову: – Ты не забыл, что у меня вот-вот грядет день рождения?

– Попробуй я забыть… – улыбнулся Забродов. – Ты же потом этим всю жизнь попрекать меня будешь.

– Разумеется! – фыркнул художник.

– Не переживай, Костяныч, непременно приду, – пообещал седовласый полковник, – и подарок принесу.

– На хрена мне твой подарок, Ларик, – нахмурился художник, – ты ведь сам еще тот подарок!

– Понял, Костя, – сказал Забродов, – завернусь в целлофановую обертку или фольгу.

Бородатый здоровяк хмыкнул, а Демакин с Забродовым рассмеялись, чем привлекли к себе недовольные взгляды ценителей прекрасного и высокого…

– Мужики, давайте потише, – слегка смутившись, посоветовал инструктор спецназа ГРУ товарищам, – а то мы как три тополя на Плющихе…

Собеседники Забродова, привыкшие к светским тусовкам, беззаботно махнули рукой.

Любители и ценители прекрасного небольшими группками стояли перед картинами, тихонько их обсуждая, или прохаживались парочками, решая некие, только им известные вопросы. Правда, были и такие, которые больше интересовались не картинами, а посетителями художественной галереи. Высокого бородатого мужчину весьма интересовали двое, спокойно беседовавшие возле одной картины…

– А как ты, Михаил Николаевич, относишься к Гагарину? – поинтересовался коротко стриженный сутулый старик в дорогом голубом костюме у своего собеседника, вытиравшего носовым платком пот с яйцеобразной лысой головы.

– В каком смысле, Сан Саныч? – переспросил старика собеседник.

– В прямом… – усмехнулся старик.

Михаил Николаевич неопределенно дернул плечами и оттопырил толстую нижнюю губу.

– А как прикажешь относиться к первому космонавту? – ответил он вопросом на вопрос. – Молодец, герой – что тут еще можно добавить?..

– Нет, Миша, я не о космонавте Юрии Алексеевиче Гагарине спрашиваю, – улыбнулся старик, – а о Григории Григорьевиче Гагарине, русском художнике… Ты же министр культуры, должен его знать…

– А-а… – протяжно произнес лысый министр культуры. – Это тот, который мастер батальных сцен?

– И не только батальных сцен, – возразил старик, – у него и рисунки интересные есть и другие вещицы, достойные пристального внимания истинных ценителей русской живописи.

– Есть и такое, – согласился с собеседником высокопоставленный чиновник и спросил: – А к чему этот твой вопрос о Гагарине?

Старик, поправив на шее галстук, осторожно огляделся по сторонам.

– Да на Западе, Михаил Николаевич, вдруг к нему воспылали любовью некоторые солидные люди, – тихо сообщил он.

Лысый министр удивленно посмотрел на старика, и в его глазах блеснул бесовский огонек.

– А что именно их интересует? – с нескрываемым любопытством спросил он.

– Да есть кое-что… – неопределенно ответил старик. – Давай-ка отойдем в сторонку и перетрем эту тему…

– С удовольствием!

Двое мужчин не спеша перешли к другой картине, потом к третьей и так далее, пока не оказались в самом конце зала. Все это видел высокий бородач, которому ужас как хотелось узнать, о чем беседовали люди, за которыми он наблюдал…

В небольшой курительной комнате дым стоял коромыслом, однако курильщиков было лишь двое: высокий бородач и широкоплечий парень в спортивном костюме.

– И что интересует Быкова? – поинтересовался бородач у парня.

Тот спокойно ответил:

– Гагарин!

Бородач не сразу понял, о ком идет речь, и переспросил:

– Гагарин?

– Да.

– А при чем здесь космонавт? – недоверчиво спросил бородач? – Ты не перепутал?

– Космонавт тут ни при чем, Геннадий Станиславович, – фыркнул широкоплечий парень, – я говорю о художнике Гагарине Григории Григорьевиче.

– Тьфу ты черт! – слегка смутившись, воскликнул бородач. – Прости, у меня эта фамилия прежде всего с космосом ассоциируется… Так о какой картине идет речь?

– Некоей… – уклончиво ответил парень, не сводя глаз с бородача.

– А именно? – нахмурился Геннадий Станиславович.

– Где бабло? – спокойно ответил вопросом на вопрос информатор.

– Ты что, Эдик, меня разве первый год знаешь? – недовольно пробурчал бородач.

– Не первый, господин Минчинский, – вызывающе ответил молодой человек, – поэтому и спрашиваю: где деньги? Ты же знаешь мой принцип: днем деньги – вечером стулья, вечером деньги – утром стулья, утром деньги – днем…

– Перестань трепаться! – раздраженно воскликнул Минчинский и, выудив из внутреннего кармана светлого пиджака кожаное портмоне, вытащил из него стопку банкнот. – Вот баксы! Так что это за картина и кто ее заказчик?

Парень спокойно взял протянутое и, тщательно пересчитав купюры, изложил высокому бородатому человеку интересующую его информацию. Геннадий Станиславович внимательно выслушал молодого человека и удовлетворенно покачал темноволосой головой. Все складывалось как нельзя лучше для него, и в сознании Геннадия Станиславовича моментально возник план, как провернуть щекотливое дельце, неплохо заработать и оставить с носом конкурентов…

Глава 2. Несостоявшаяся сделка

Прекрасная солнечная погода предлагала всем жителям Балашихи отправиться на природу и насладиться земными радостями. Однако кое у кого из балашихинцев были проблемы, которые прежде следовало решить, чтобы впоследствии познать эти самые радости…

Холеный черноволосый мужчина, сидя на веранде шикарного особняка, листая газеты, курил трубку и иногда посматривал на дорогу, на которой должен был появиться знакомый автомобиль с весьма ценным грузом…

В просторной комнате находились трое мужчин: владелец особняка – коротко стриженный старик, его иностранный темноволосый гость лет сорока и невысокий молодой широкоплечий мужчина в спортивном костюме.

– Так-так, харашо… – немного коверкая русские слова, удовлетворенно прошептал иностранец, рассматривая картину. – Гагарин – ошень харашо!

Пожилой человек, плохо разбиравшийся в живописи, но хорошо – в финансовых документах и огнестрельном оружии, настороженно посмотрел на иностранца.

– А ты уверен в подлинности картины? – спросил он.

Иностранец слегка повел плечами и, вытянув узкие губы в трубочку, склонил чернявую голову.

– Пошти, – ответил он, – но мы будем делать экспертиза.

Владелец особняка одобрительно кивнул стриженой головой и, сев в плетенное из лозы кресло, взял с журнального столика фужер с коктейлем.

– Можете не сомневаться, господа, – уверенно произнес молодой человек, – это подлинник, прямиком из музея.

Старик, смерив юнца снисходительным взглядом, пренебрежительно усмехнулся.

– Доверим, но и проверим, – жестко пообещал он.

Парень развел руками.

– Неужели вы думаете, что в нашем министерстве сидят несерьезные люди? – вежливо улыбнулся он.

Старик махнул рукой:

– Да знаю я твоего Артиста сто лет! Конечно, он не посмеет играть со мной в прятки, но мы должны быть уверены на сто, нет – на двести процентов, что это Гагарин Григорий Григорьевич, а не какой-нибудь Тюпкин Аристарх Никомедович.

– Вы заказчик… – спокойно ответил молодой человек.

– Вот именно, мы платим деньги, – вызывающе произнес стриженый старик и, встав из кресла, подошел к иностранцу, который все еще рассматривал картину. – Ну что, Жан?

Иностранец причмокнул узкими влажными губами.

– Да, это похоша на подлинник… – с облегчением и радостью в голосе произнес он.

Старик удовлетворенно кивнул и повернулся к широкоплечему парню.

– Так, скажешь Артисту, что мы берем товар, – сказал он. – Жду его завтра вечером, тогда обсудим все детали и рассчитаемся.

– Хорошо, – произнес парень и, поклонившись, вышел из просторного зала.

Старик подошел к иностранному гостю и, похлопав его по плечу, сказал:

– А ты не верил мне…

Иностранец вскинул брови.

– Шеловек предполагает, а Бог располагает! – невозмутимо изрек он.

Компаньоны рассмеялись, однако их веселье прервал телефонный звонок.

– Момент, – сказал иностранец и, включив сотовый аппарат, поднес его к уху. – У телефона…

– Господин Кюри? – послышался спокойный мужской голос.

– Да, – ответил иностранец. – Кто это?

– Неважно, господин Кюри, – последовал ответ. – Важно, что то, что вы ищете, находится у меня, а у вас, уважаемый, – лишь искусная копия.

Жан Кюри удивленно посмотрел на картину, потом перевел взгляд на сутулого старика:

– О шем вы говорите?

– О том, что если вы хотите получить оригинал, то назначьте встречу.

Иностранец, помявшись пару секунд, осторожно ответил:

– Я не знаю, о шем идет речь, но мне было бы интэресно встрэтиться с фами.

Из трубки донесся едва слышимый язвительный смешок.

– Хорошо, я вам перезвоню, – пообещал неизвестный.

Связь прервалась, и француз, отключив мобильный телефон, опустился на диван. Владелец особняка настороженно взглянул на иностранца:

– Что случилось?

– Это подделка!

Старик удивленно вскинул густые брови, еще более ссутулился, а на его суровом лице заиграли желваки.

– Твою мать! – воскликнул он. – Ну, я тебе сейчас устрою, клоун лысый, премьеру в цирке Шапито…

Сан Саныч Быков достал сотовый аппарат из кармана халата и, набрав номер телефона главного лицедея страны, раздраженно поднес его к уху…

Яйцеголовый мужчина, разговаривая по сотовой связи, ерзал в кресле и прилежно стирал с огромной лысины выступающий пот. Настроение было окончательно испорчено, и, даже более того, в душу закрадывалось беспокойство, смешанное с чувством опасности и страха.

– Ты что, из меня лоха думал сделать?! – орал по мобильному телефону собеседник. – Ты что мне подсунул, мудила?! Вместо оригинала – фальшивку?!

Высокопоставленный чиновник с трудом проглотил накативший комок и, промокнув лысину уже влажным носовым платком, слегка заикаясь, возразил:

– Как «фальшивку»? Не может быть!

– Может!

– Но картина висела в музее, – оправдывался чиновник.

– Значит, Миша, бардак у тебя в музее творится! – сказал воровской авторитет. – Или кто-то обскакал тебя на повороте, дорогой ты мой! Оказался, так сказать, проворнее и оставил в дураках тебя, а заодно и меня!

Чиновник озадаченно нахмурил густые брови и почесал затылок.

– Хорошо, Сан Саныч, я разберусь! – пообещал он.

– Разберись, Миша, непременно разберись и сделай это в ближайшее время, – с угрозой в голосе произнес собеседник. – И помни: не для того мы вкладывали в тебя такие бабки, чтобы ты балерин щупал и варежкой торговал!

Высокопоставленный чиновник вздохнул.

– Обещаю, Сан Саныч, что непременно разберусь, – заверил он, – вот прямо сейчас и начну!

– Разберись, дорогой, иначе я за это возьмусь, – сухо произнес собеседник, – а мне, Миша, не хотелось бы брать грех на душу!

– Я понял, Сан Саныч…

Однако вор в законе уже не слушал собеседника и отключил мобильный телефон. Михаил Николаевич снова сглотнул набежавшую слюну и принялся тереть мокрым платком раскрасневшуюся лысину, все еще недоумевая, как в музее могла оказаться копия вместо оригинала…

– И на кой хрен я согласился сесть в это кресло?! – раздраженно воскликнул министр культуры и резко встал. – Видишь ли, славы и власти захотелось! Ни славы, ни власти, один геморрой да головная боль…

Покусывая полные губы и почесывая огромную лысину, он нервно зашагал по просторному кабинету.

– Сидел бы я в театре, – бормотал мужчина, – играл бы характерные роли, писал бы детские пьески, статьи в журналы, получал бы свои бабки и не дергался в холодном поту по ночам!

Министр вернулся к столу и, усевшись в кожаное кресло, стал соображать, случилось, что из музея вместо оригинала похитили копию картины…

Глава 3. Иван открыл глаза

В Музее искусств народов Востока на Суворовском бульваре, 12а было в это позднее время суетно и хлопотно. Наутро открывалась выставка молодого, но модного художника-абстракциониста, которую организовывало Министерство культуры Российской Федерации…

Невысокого роста блондин вышел из подвального помещения, где располагалась реставрационная мастерская. Время было позднее, но Иван Павловец, – штатный художник-реставратор, частенько задерживался на рабочем месте. Сегодня он решил пораньше закончить работу и, закрыв мастерскую на ключ, принес его на вахту, где дремал охранник.

– Микола, проснись, – усмехнувшись, громко сказал художник, – сало украли!

Здоровенный усатый парень подскочил и растерянно осмотрелся. Потом провел ногтем по черным усам и, снисходительно посмотрев на усталого весельчака, постучал указательным пальцем себя по лбу.

– Ты шо?! – возмущенно пробурчал он.

– Шо-шо, – передразнил светловолосый мужчина, – спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.

– Не твое дело, – хриплым со сна голосом ответил хохол. – Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!

Иван усмехнулся и философски заметил:

– Это уж кто на что учился, Микола!

– Не дури голову, Ваня, – сказал хохол, – сдал ключи и топай домой.

Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную голову на скрещенные ладони.

– Ладно, не обижайся, Микола, – добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: – А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?

Хохол поднял голову.

– Почти закончили, – ответил он, – остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.

– Начальство здесь? – поинтересовался художник.

– Директор недавно ушел домой, – сообщил хохол, – а его заместитель где-то здесь бегает.

– Тогда я делаю ноги, – сказал Павловец. – Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.

– Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, – назидательно заметил охранник.

Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.

– А может быть, Микола, ты и прав, – согласился художник-реставратор, – один раз мелькнешь, а помнят целый день.

– Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, – усмехнувшись, изрек хохол.

– Типун тебе на язык! – проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.

Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.

Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.

– Ишь как стараются, – пробурчал реставратор, – видно, устроители выставки немало бабла отвалили.

Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.

– Вот же дерьмо! – прошептал художник-реставратор, качая головой.

Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.

– Нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.

Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.

– Черт подери! – изумленно присвистнул художник-реставратор. – Что это значит? А где оригинал?

Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.

– Что случилось, Ваня? – удивленно спросил Микола.

Павловец махнул рукой:

– Ничего!

Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:

– Варенцов у телефона.

Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:

– Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!

На связи возникла пауза.

– Это кто?

– Это Иван Павловец!

– Так что случилось? – спросил директор музея.

– Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… – потребовал Павловец. – Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?

Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:

– Откуда там твоя копия?

Павловец передернул плечами:

– А я почем знаю?

– Так, Ваня, подожди… – попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.

Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.

– Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, – уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.

Охранник, кашлянув в кулак, вопросительно посмотрел на художника:

– Так шо случилось, Ваня?

– Шо-шо, – передразнил художник-реставратор охранника, – спать меньше надо!

Хохол удивленно посмотрел на раскрасневшегося художника, а тот, ничего не объясняя, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь из музея.

– Вот же Иванушка-дурачок, – незлобиво прошептал здоровяк и, достав из ящика журнал, стал листать его, рассматривая фотографии.

Однако спокойно посмотреть журнал охраннику не удалось. Завидев спускавшегося по лестнице Белявского – заместителя директора музея, Микола спрятал журнал и встал из-за стола.

– Закончили, Анатолий Алексеевич? – улыбнулся он невысокого роста лысоватому мужчине.

– Добили! – сказал Белявский и тут же добавил: – А куда денешься? Завтра столько народу понаедет в первой половине дня… Сам министр культуры обещал быть!

– Это серьезно, Анатолий Алексеевич, – почтительно покачал головой Микола.

– Еще бы, – сказал Белявский и положил на стол ключ от своего кабинета. – Кто-нибудь звонил?

Микола не понял вопроса.

– В смысле, Анатолий Алексеевич? – спросил он.

– Что значит «в смысле»? – переспросил Белявский.

– Ну, сюда звонили или отсюда? – пояснил охранник.

– И сюда и отсюда, – не вникая в суть, нахмурился Анатолий Алексеевич.

– Сюда никто не звонил, – сообщил Микола, – а отсюда звонил Павловец директору…

Белявский покосился на охранника:

– А чего он звонил?

Микола замялся на мгновение, но тут же выложил то, что слышал:

– Он жаловался на какую-то картину, которая висит…

Анатолий Алексеевич посмотрел на охранника и угрожающе сдвинул брови.

– На какую картину?

– Кажется, на картину Гагарина, – ответил охранник, – но точно не помню.

Белявский бросил на подчиненного ему работника музея пренебрежительный взгляд и укоризненно покачал лысоватой головой.

– Микола, Микола… – протяжно и раздраженно сказал он, – почти целый год работаешь в музее, а не знаешь художников, которые выставлены у нас!

Парень виновато развел руками:

– Я ж, я ж… – передразнил украинца заместитель директора.

Однако он не стал распекать охранника, а, перекинувшись с ним еще несколькими пустыми фразами, быстрым шагом направился к выходу из музея…

Пожилой, но спортивного телосложения мужчина собирался было уже лечь спать, но его планы неожиданно поменялись. Накинув черный махровый халат на голый торс, директор музея сел за письменный стол.

– Черт возьми, эдак можно и в тюрьму угодить! – обеспокоенно произнес он.

Варенцов был сильно встревожен звонком художника-реставратора Ивана Павловца и лихорадочно соображал, что ему предпринять в данной ситуации.

– Это ж надо так по-глупому вляпаться! – заскрежетав зубами, гневно прошептал Варенцов. – Что же делать?!

Однако ничего путного в тот момент в голову Варенцову не пришло, и, он недолго думая, достал сотовый аппарат и набрал номер телефона министра культуры Российской Федерации…

Глава 4. Таможня

Автолюбители и туристы в тот день выбрали не самое удачное время для пересечения белорусско-польской границы на Брестской таможне. Автомашин было не очень много, и поэтому таможенники могли позволить себе добросовестную проверку автомобилей и людей.

Капитан Макаревич в этот поздний вечер была не в духе. Впрочем, такое ее настроение никогда негативно не сказывалось на ее профессиональных обязанностях.

Макаревич сидела в служебном помещении за столом и просматривала документы. Вошел молодой таможенник.

– Янина Руслановна, – произнес парень, – нужна ваша помощь.

Капитан подняла светловолосую голову:

– В чем?

Таможенник кивнул в сторону окна, где стоял на терминале микроавтобус:

– Московский театр едет на гастроли, а там у него картины. Говорят, что это декорации, а я в изобразительном искусстве не очень-то разбираюсь. Вы ведь, как-никак, в Суриковском училище учились… Может быть, посмотрите на эти декорации, а то вдруг что-нибудь ценное вывозят.

– Не можете вы без меня, Виталий, и шагу ступить, – со вздохом произнесла Макаревич.

– Так куда же от такой красивой женщины денешься, – улыбнулся паренек.

– Ладно, Виталий, вы там подготовьте эти картины-декорации, чтобы я не лазила, как мартышка, по салону автомашины, – сказала Янина Руслановна, – а я через пару минут подойду.

– Слушаюсь!

Виталий вновь улыбнулся и вышел.

– Вот черт! – вздохнула женщина. – Нужно этого красавчика подвязать на поводок, пока я еще совсем не развалилась.

Макаревич отложила бумаги и, достав из сумочки зеркальце, посмотрелась в него. Потом поправила белокурую прядь и, удовлетворенная своим видом, встала из-за стола.

– Ну что, пани Янина, ваш выход, – слегка усмехнувшись, произнесла она, – кавалеры заждались!

Когда женщина подошла к микроавтобусу, где находились картины, стоявшие рядом с машиной мужчины повернулись к ней.

– Девушка, ну что это за волокита! – обиженно воскликнул пожилой толстый водитель. – Театр едет на гастроли, а вы тут из нас контрабандистов творите. Это обычные декорации для интерьера спектакля…

Янина Руслановна смерила толстяка строгим взглядом и сказала:

– Во-первых, гражданин, я вам не девушка, а госпожа капитан… А во-вторых, не волнуйтесь, разберемся.

Водитель микроавтобуса сглотнул слюну, однако придержал язык и, достав сигарету, закурил.

– Разбирайтесь… – только и выдавил он. Янина Руслановна и в самом деле училась в Суриковском художественном училище, но по причине беременности была вынуждена оставить учебу, однако, как говорится, талант не пропьешь, и навыки и знания у способной, но несостоявшейся художницы имелись в достатке.

– Разберемся, – рассматривая полотна, предназначенные для интерьерного сопровождения сцен в спектакле, спокойно повторила Макаревич.

Туристы и водители без особого интереса наблюдали за тем, что происходило возле микроавтобуса, просто убивали время. Однако были две пары внимательных глаз, хозяева которых были весьма заинтересованы в положительном разрешении спорного вопроса.

– Чего она прицепилась к нему? – дымя сигаретой, спросил плотный рыжеволосый мужчина у своего узкоглазого и смуглолицего товарища.

Смуглолицый вышел из салона черного джипа и недовольно поморщился.

– Работа у нее такая, – сказал он, не отводя пристального взгляда от микроавтобуса.

Рыжеволосый бугай осклабился.

– Видно, никто не топчет эту курочку, – мечтательно вздохнул он, – вот и зверствует баба на работе!

– Сейчас я посмотрю, как ты будешь себя вести на работе, – произнес узкоглазый. – Приготовься-ка на всякий случай!

Рыжеволосый по тону товарища понял, что дело пошло не столь гладко, как ожидалось, и, смахнув с лица ухмылку, стал наблюдать за таможенниками и нервным водителем.

– Виталик, подай-ка мне этот сверток, – заметив нечто, небрежно завернутое в тряпку, попросила капитан таможенника.

Молодой человек подал требуемое:

– Держите…

Женщина развернула полотно и, протяжно вздохнув, кивнула:

– Гагарин!

– Что? – переспросил молодой человек.

– Я говорю, что это работа художника Гагарина, – пояснила капитан.

У таможенника округлились и загорелись хищным огоньком глаза.

– Подлинник?

– Ну откуда, Виталик, тут будет оригинал мастера, – усмехнулась симпатичная таможенница, – подделка, а иными словами копия.

Капитан Макаревич скрутила полотно в трубочку, и вдруг ее нежные пальчики дернулись. Текстура холста обратной стороны картины не очень-то походила на новую, и это насторожило бывшую студентку Суриковского училища.

– Странно…

Янина Руслановна снова развернула полотно и внимательно посмотрела на изображение, однако ей не хватало света, и капитан сказала коллеге:

– Виталик, я думаю, что этот холст нужно отправить на экспертизу…

Парень улыбнулся:

– Так я был прав?

– Не знаю, – ответила капитан Макаревич, – здесь тусклый свет. Я заскочу на минуту в помещение, получше рассмотрю и позвоню командиру.

Виталий мотнул головой:

– Хорошо.

– А ты присмотри за этим водителем, – кивнула в сторону толстяка женщина.

– Понял.

Янина Руслановна улыбнулась молодому человеку и направилась к пункту, слегка покачивая крутыми бедрами.

– Да… – проводив взглядом аппетитную фигуру Янины Руслановны, тихо прошептал симпатичный молодой человек. – Вот это женщина!

– Служивый, вызывай «скорую помощь», человеку плохо! – раздался вдруг глухой бас рыжеволосого мужчины.

Виталий обернулся и увидел, как толстый водитель, схватившись рукой за сердце, жадно хватает прохладный ночной воздух пухлыми губами.

– Да че ты стоишь, командир?! – повысил голос узкоглазый. – Действуй! Ты что, не видишь – человек умирает!

Таможенник молча тряхнул головой и побежал к таможенному пункту…

Янина Руслановна, войдя в служебное помещение, развернула холст и пристально вгляделась в картину.

– Странно… – задумчиво прошептала миловидная таможенница. – На безделицу непохоже…

Макаревич потерла уголок холста, потом подковырнула ногтем кусочек краски с краю, но так и не пришла ни к какому определенному заключению.

– Тут, голубушка, на глаз не определишь, – сказала она себе, – пусть эксперты голову ломают! Как говорится, лучше ошибиться, чем проморгать шедевр.

Янина Руслановна сняла трубку с телефонного аппарата, чтобы позвонить начальнику, однако не успела этого сделать. Дверь отворилась, и в помещение влетел бледный Виталий:

– Товарищ капитан, там водитель…

Макаревич удивленно посмотрела на побелевшего таможенника.

– Что «водитель»? – недоуменно переспросила она.

– Умер! – воскликнул молодой человек и тут же добавил: – Кажется…

Блондинка сдвинула брови:

– Так умер или кажется?

Виталий неуверенно пожал крепкими плечами:

– Не знаю…

Капитан Макаревич раздраженно махнула рукой и, надев пилотку на голову, скомандовала:

– Идем!

Таможенники быстро вышли на улицу и увидели бездыханное тело толстого водителя, возле которого постепенно скапливались люди. Однако узкоглазого азиата и рыжеволосого бугая рядом не было видно. В ночной тиши исчез и черный джип…