Интегральная психология

Подлинно интегральная психология, безусловно, должна включать в себя религиозные или духовные измерения человечества. И в то же время, великие духовные системы — христианство, иудаизм, ислам, буддизм, индуизм, даосизм и так называемые примитивные религии — в большинстве своем являются частью наследия до-современности. Это отнюдь не значит, что эти религии не существуют или не имеют влияния в современном мире; это лишь значит, что их корни и основания закладывались, главным образом, в до-современную эпоху, и их мировоззрения несут на себе глубокий отпечаток культурных течений того времени. Кроме того, характерной чертой самого исторический периода, который мы называем «современностью» (и, особенно, эпохи Просвещения на Западе), было противостояние религии. Научный эмпиризм Просвещения зачастую ставил своей целью уничтожение «суеверий», которые, как считалось, составляли большую часть принципов организованной религии.

Если интегральная психология действительно хочет включать в себя как непреходящие прозрения «религиозной» до-современности, так и важнейшие открытия «научной» современности, необходим какой-то способ в наиболее общем виде согласовать их противоположные позиции по отношению к духовности.

Поэтому во II Части мы очень кратко рассмотрим великий переход от до-современного к современному мировоззрению и постараемся показать, что у них обоих было множество сильных и слабых сторон, и что наилучшая стратегия интегрального подхода состоит в том, чтобы брать из них то, что выдержало проверку временем, отбрасывая их ограничения. Я полагаю, что другого способа создать подлинно интегральный подход просто не существует. Все известные мне попытки построения интегральной модели страдают либо от недооценки сильных сторон древних традиций, либо от недопонимания важного вклада современности; я попытаюсь как можно лучше очертить и то, и другое.

Затем, в III Части мы вернемся назад и попытаемся собрать разрозненные кусочки воедино — с уважением как к до-современному, так и к современному — и, таким образом, предложить конструктивный пост-современный подход к интегральной психологии.

5. ЧТО ТАКОЕ СОВРЕМЕННОСТЬ?

Что же такое принесла в мир эпоха современности, чего, в общем и целом, недоставало до-современным культурам? Что делало современность столь существенно отличной от предшествовавших ей культур и эпох? Что бы это ни было, это, скорее всего, будет одной из важнейших черт любой всесторонней или интегральной психологии.¹

На вопрос: «Что такое современность?» предлагалось множество ответов. Большинство из них носят отчетливо отрицательный характер. Утверждают, что современность отмечена смертью Бога, смертью Богини, превращением жизни в товар, выравниванием качественных различий, жестокостями капитализма, утратой ценностей и смысла, распадом жизненного мира, экзистенциальным ужасом, индустриализацией и загрязнением окружающей среды, воинствующим и вульгарным материализмом — все это часто резюмируют в одной фразе, которую сделал знаменитой Макс Вебер: «мир лишился очарования».

Несомненно, во всех этих утверждениях есть доля истины, и нам нужно в достаточной мере их учитывать. Однако ясно, что в современности были и кое-какие чрезвычайно положительные аспекты, ибо она принесла нам либеральную демократию; идеалы равенства, свободы и справедливости независимо от расы, класса, вероисповедания или пола; современную медицину, физику, биологию и химию; конец рабства; движение за равноправие женщин (феминизм) и всеобщие права человека. Это, безусловно, несколько более благородные достижения, чем просто «всеобщее разочарование».

Нет, нам нужно четкое определение или описание современности, которое учитывает все эти факторы — и хорошие (как либеральная демократия), и плохие (как повсеместная утрата смысла). Различные ученые — от Макса Вебера до Юргена Хабермаса — высказывали предположение, что отличительной особенностью современности является «разграничение культурных сфер ценностей», что, в особенности, означает разграничение искусства, морали и науки. Там где раньше эти сферы, как правило, сливались, современность проводила границы, позволяя каждой из них двигаться в собственном темпе, с собственным достоинством, используя собственные инструменты и следуя собственным открытиям, без давления со стороны других сфер.

Это разграничение позволяло каждой из сфер делать глубокие открытия, которые, при их мудром использовании, могли вести к таким «хорошим» результатам, как демократия, конец рабства, движение за равноправие женщин и быстрое развитие медицины; однако, неразумное применение тех же открытий столь же легко превращалось в «оборотные стороны» современности — научный империализм, утрату очарования мира и тоталитарные структуры мирового господства.

Прелесть этого определения современности — а именно, что она разграничивает сферы ценностей искусства, морали и науки — состоит в том, что оно позволяет нам видеть, что лежит в основе как хороших, так и плохих сторон современности. Оно позволяет понять и величие, и несчастье современности.

Культуры до-современности, разумеется, имели и искусство, и мораль, и науку. Однако суть состоит в том, что эти сферы, как правило, были относительно «нераздельными». Так, например, во время Средневековья Галилей не мог свободно смотреть в свой телескоп и сообщать о результатах своих исследований, поскольку искусство, мораль и наука были объединены под властью Церкви, и, таким образом, мораль Церкви определяла, чем может, а чем не может заниматься наука. И если Библия говорила (или подразумевала), что Солнце вращается вокруг Земли, то ни о каких научных дискуссиях по этому поводу не могло быть и речи.

Но после разграничения сфер ценностей Галилей мог бы смотреть в свой телескоп, не боясь обвинения в ереси и измене. Наука могла свободно искать свои собственные истины, не подвергаясь грубому давлению других сфер. То же произошло с искусством и моралью. Художники могли, не боясь наказания, изображать нерелигиозные или даже святотатственные темы. А теория морали могла свободно изучать принципы добродетельной жизни без оглядки на то, что по этому поводу сказано в Библии.

По всем этим и многим другим причинам, разграничения, проведенные современностью, принято считать величием современности, поскольку именно они, отчасти, привели к рождению либеральной демократии, концу рабства, эмансипации женщин и выдающимся успехам медицины, наряду со многими другими великими достижениями.

«Плохой стороной» современности было то, что эти ценностные сферы не просто мирно разделялись, но, зачастую, полностью утрачивали связь друг с другом. Чудесные разграничения современности заходили слишком далеко, приводя к настоящему разобщению, раздробленности и отчуждению. Величие становилось бедствием. Рост становился злокачественным перерождением. Все большая разобщенность сфер ценностей позволяла могущественной и агрессивной науке вторгаться в другие сферы и подчинять их себе, изгоняя искусство и мораль из любого серьезного рассмотрения при подходе к «реальности». Наука становилась сайентизмом — научным материализмом и научным империализмом — который вскоре превратился в господствующее «официальное» мировоззрение современности.

Именно этот научный материализм очень скоро объявил все остальные сферы ценностей бесполезными, «ненаучными», иллюзорными и т. д. И именно по этой причине научный материализм провозгласил, что Великое Гнездо Бытия не существует.

Согласно научному материализму, Великое Гнездо материи, тела, сознания, души и духа можно было полностью сводить к системам одной лишь материи; и материи — или материи/энергии — будь то в материальном мозгу или в системах материальных процессов — достаточно для исчерпывающего описания всей реальности. Исчезли и сознание, и душа, и дух — фактически, исчезла вся Великая Цепь, за исключением ее жалкого нижнего звена — и на ее месте, как сетовал Уайтхед, осталось «нечто унылое, без звука, запаха и цвета; всего лишь бессмысленная и бесконечная суета материи». (К чему он добавил: «Тем самым современная философия была разрушена до основания».)

Вот так случилось, что современный Запад стал первой в истории человечества крупной цивилизацией, которая отрицала сущностную реальность Великого Гнезда Бытия. И именно в этот мир массового отрицания мы хотим вернуть сознание, внутреннее, глубинное, духовное и, таким образом, потихоньку двинуться в направлении более интегрального воззрения.

По моему мнению, существует простой способ понять этот научный редукционизм — и простой способ его преодолеть.

Рис. 5. Четыре Сектора.

Когда я сравнивая и сопоставлял множество схем, перечисленных в таблицах, я заметил, что практически все они без исключения подразделяются на четыре основные категории. В конце концов, стало очевидно, что эти четыре категории представляют, соответственно, внутреннюю и внешнюю стороны жизни индивида и коллектива (см. рис. 5). Верхняя половина этой диаграммы относится к индивиду, нижняя половина — к сообществу или коллективу; левая половина относится к внутреннему (субъективное, сознание), а правая половина — к внешнему (объективное, материя).

Так, Верхний-Левый сектор представляет внутреннюю жизнь индивида, субъективный аспект сознания или индивидуальное осознание, которое я изобразил с помощью когнитивной линии, идущей вверх до зрительно-логического уровня. (На рис. 5 показан процесс развития от Большого Взрыва и до современного среднего модуса сознания; он не включает в себя надличностное развитие, которое мы будем подробно обсуждать позднее). Полный Верхний-Левый сектор включает в себя весь спектр сознания, как он проявляется у любого индивида, от телесных ощущений до ментальных идей, души и духа. Интегральная психограмма представляет собой схематическое изображение этого сектора. Язык этого сектора — это язык «Я»: описания внутреннего потока сознания «с точки зрения первого лица». Это также сектор эстетики, или красоты, которая заключается в «Я» того, кто ее воспринимает.

Верхний-Правый сектор представляет объективные или внешние корреляты этих внутренних состояний сознания. Не касаясь сейчас точного соотношения внутреннего ума и объективного мозга, мы можем просто отметить, что между ними существует, как минимум, очень близкая взаимосвязь. Так, на рис. 5 можно видеть, что даже простые клетки (прокариоты и эукариоты) уже демонстрируют «раздражимость», или активный ответ на стимулы. Организмы с нервной системой обладают способностями к ощущению и восприятию; «рептильные» структуры ствола мозга[11] добавляют к этому способность к побуждениям и инстинктивному поведению; лимбическая система[12] добавляет эмоции и определенные рудиментарные, но мощные чувства; новая кора[13] добавляет способность формировать символы и понятия, и так далее. (Как мы увидим, уровни, обозначенные SF1, SF2 и SF3, соответствуют более высоким структурам-функциям мозга, связанным с более высокими формами осознавания или познания). Исследователи, которые изучают этот сектор, сосредоточиваются на механизмах мозга, нейромедиаторах[14] и органических вычислительных системах (т. н. биокомпьютерных функциях), которые обеспечивают работу сознания (нейрофизиология, когнитивная психология, биологическая психиатрия и т. д.) Язык этого сектора — это язык «оно»: объективные объяснения научных фактов, касающихся индивидуального организма, «с точки зрения третьего лица».

Однако индивиды никогда не существуют в одиночестве; любое бытие — это бытие-в-мире. Индивиды всегда составляют часть некой общности, или коллектива, у которого есть свои «внутренние» и «внешние стороны». Они показаны в Нижнем-Левом и Нижнем-Правом секторах, соответственно. Нижний-Левый сектор представляет внутреннее коллектива, то есть, ценности, смыслы, мировоззрения и этические системы, которые разделяются любыми группами индивидов. На рис. 5 представлены все эти мировоззрения — например, магическое, мифическое и рациональное (которые мы будем обсуждать позднее). Язык этого сектора — это язык «мы»; язык «второго лица» или Я-Ты, который связан с взаимопониманием, справедливостью и великодушием — короче говоря, с тем, что нам необходимо, для того чтобы дружно жить вместе. Это сектор культуры.

Но культура — не что-то бесплотное и существующее в пустоте. Точно так же, как индивидуальное сознание основывается на объективных, материальных формах (таких, как мозг), все составляющие культуры основываются на внешних, материальных, организационных формах. В число этих социальных систем входят материальные институты, геополитические образования и производительные силы (от собирательских до садоводческих, земледельческих, промышленных и информационных). Так как все это объективно существующие явления, то язык этого сектора, как и язык объективного индивидуального — это язык «оно».

Поскольку Верхний-Правый и Нижний-Правый секторы представляют объективные «оно», их можно рассматривать как одну общую область, и это значит, что все четыре сектора, вместе взятые, можно называть «Большой Тройкой» «Я», «мы» и «оно». Или же, можно говорить об эстетике «Я», морали «мы» и «оно» науки. Красота, Добро и Истина; точки зрения первого лица, второго лица и третьего лица; самость, культура и природа; искусство, мораль и наука.²

Другими словами, эти четыре сектора (или просто Большая Тройка), в действительности, представляют собой основу современного разграничения ценностных сфер искусства, морали и науки. Там, где до-современность тяготела к синкретизму или неполному разграничению Большой Тройки, современность проводит четкие границы и предоставляет каждой из областей идти собственным путем. Это разграничение было частью величия современности, которая, позволив каждой из областей искать свои собственные истины, дала им возможность совершать поразительные открытия, имеющие далеко идущие последствия. Даже самые суровые критики согласны, что эти открытия ясно отделяют современность от до-современности.

Однако их разделяет и кое-что еще. Разграничение Большой Тройки зашло слишком далеко и стало распадом Большой Тройки: величие превратилось в несчастье, и это позволило империалистической науке подчинить себе другие сферы и объявить, что они не обладают собственной реальностью (сайентизм, научный материализм, одномерный человек, утрата очарования мира). Исчезли сознание, душа и дух, и вместо них, насколько видит глаз, простирается бесконечное однообразие мира «оно»: «нечто унылое, без звука, запаха и цвета; всего лишь бессмысленная и бесконечная суета материи».

В результате этого практически весь спектр сознания и, разумеется, его более высокие уровни (душа и дух) свелись к перестановкам и сочетаниям материи и тел. Резко говоря, все «Я» и «мы» были сведены к «оно», к объектам научного рассмотрения, которое, сколь бы долгим и пристальным оно ни было, не могло найти ничего похожего на Великое Гнездо человеческих возможностей, но видело повсюду лишь бесконечные картины движущихся и суетящихся «оно».

Таким образом, оказывается, что у до-современности была по меньшей мере одна сильная сторона, которой лишена современность: она признавала все Великое Гнездо Бытия, которое, по существу, представляет собой общую карту более высоких потенциальных возможностей человека. Однако у до-современности была и как минимум одна серьезная слабость: она не полностью разграничивала сферы ценностей на любом из уровней Великого Гнезда. Поэтому, помимо всего прочего, было затруднено объективно-научное исследование спектра сознания; специфические и, зачастую, обусловленные местной культурой представления о Великом Гнезде считались универсально значимыми; а общепринятые моральные нормы были неразрывно связаны с этими ограниченными культурно-обусловленными представлениями. Джордано Бруно, возможно, переживал многие из высших уровней Великого Гнезда, но поскольку сферы ценностей, в целом, не были полностью разграничены, и их индивидуальные свободы не были защищены законом и обычаями, Инквизиция с готовностью сожгла его на костре.

С другой стороны, современность сумела полностью разграничить Большую Тройку искусства, морали и науки, так все они начали делать собственные выдающиеся открытия. Но по мере того как разграничение становилось разобщением и начиналась агрессивная карьера научного колониализма, все «Я» и все «мы» сводились к паттернам объективных «оно», и, таким образом, все внутренние стадии развития сознания — от тела к уму, к душе и к духу — были бесцеремонно отброшены, как куча суеверной чепухи. Великое Гнездо рухнуло, превратившись в научный материализм — в то, что мы будем называть «флатландией», плоской страной, где до сих пор остается практически весь научный мир.

Таким образом, представляется, что наша задача состоит в том, чтобы воспринимать и объединять сильные стороны до-современности и современности, отбрасывая их недостатки.

6. ОБЪЕДИНЕНИЕ ДО-СОВРЕМЕННОГО И СОВРЕМЕННОГО

Одна из наших целей — объединить непреходящие истины до-современного и современного подхода к психологии и сознанию. Мы увидели, что квинтэссенцией мировоззрения до-современности было Великое Гнездо Бытия, а квинтэссенцией современного мировоззрения — разграничение сфер ценностей искусства, морали и науки. Таким образом, чтобы объединить до-современное и современное, нам нужно соединить Великое Гнездо Бытия с современными разграничениями. Это значит, что каждый из уровней традиционного Великого Гнезда необходимо четко разграничить в соответствии с четырьмя секторами. Сделав это, мы отдадим должное как сути древней духовности — Великому Гнезду — так и центральному тезису современности — раздельности сфер ценностей. И это будет основанием, которое, возможно, поможет нам продвинуться к более интегральной психологии.

Такой подход в очень упрощенном виде показан на рис. 6, где я подразделил каждый из уровней Великого Гнезда в соответствии с четырьмя секторами. Современная наука уже предоставила впечатляющее описание эволюции или развития Верхнего-Правого и Верхнего-Левого секторов — от атомов до молекул, клеток и организмов, и от собирательства до земледелия, промышленности и информационных технологий. А в нашем собственном обсуждении мы уже видели многочисленные примеры эволюции или развития во внутренних секторах — волны, потоки, мировоззрения, мораль и так далее.

Но, в отличие от современности, мы хотим учитывать все уровни четырех секторов, от тела до ума, души и духа (а не просто отрицать существование более высоких уровней). И, в отличие от до-современности, мы хотим учитывать все сектора на каждом из этих уровнях (а не смешивать их без разбора).

Рис. 6. Великое Гнездо с Четырьмя Секторами.

Таким образом, задача интегральной психологии (как частного случая интегральных исследований вообще) заключается в том, чтобысогласовывать и объединять результаты исследований на всех уровнях и во всех секторах. Очевидно, что интегральная психология сосредоточивается на Верхнем-Левом секторе, однако суть интегрального подхода состоит в том, что для полного понимания этого сектора его необходимо рассматривать в контексте всех остальных секторов. Такое «всеуровневое, всесекторное» объединение было недоступно и до-современности (которая была всеуров-невой, но не всесекторной), и современности (которая была всесекторной, но не всеуровневой). Эти два серьезных недостатка заслуживают более внимательного рассмотрения.

Традиционное Великое Гнездо относилось почти исключительно к Верхнему-Левому сектору, или к спектру сознания, как он проявляется у отдельных людей (от тела к уму, к душе и к духу). Хотя Великая Цепь также касалась онтологических сфер (или уровней) реальности, эти сферы не были четко подразделены на четыре сектора — по крайней мере, такое подразделение, не проводилось последовательно. Поэтому почти не было понимания того, как сознание соотносится с состояниями мозга, нейрофизиологией и нейромедиаторами (не сводится к состояниям мозга, но и не чисто трансцендентно по отношению к ним). Почти не было понимания того, каким образом мировоззрение человека — и его опыт спектра сознания — глубоко окрашиваются и формируются фоновыми культурными контекстами, в которых он живет. Почти не было понимания того, как материальный способ производства (собирательство, садоводство, земледелие, промышленность и т. д.) влияет на склад индивидуального сознания и резко меняет все, от половых ролей до статистики самоубийств и привычек питания.

Короче говоря, традиционная Великая Цепь сосредоточивалась, главным образом, на Верхнем-Левом секторе и почти полностью игнорировала отдельные подробности остальных секторов, от объективных состояний мозга до межсубъектных культурных контекстов и межобъектных общественных сил. Таким образом, она была огромной, цельной, статичной системой, пока еще не вполне понятной с точки зрения дифференциации многообразных культурных контекстов и их дальнейшей интеграции в глобальные эволюционирующие системы — как мы увидим в главе 12, такое понимание дали современность и пост-современность.¹ Например, Плотин в своем личном развитии мог пройти все уровни Великой Цепи, однако подробные корреляции с другими секторами просто еще не были вполне понятны (именно из-за того, что они не были полностью дифференцированы). В частности, поскольку Верхний-Правый сектор (материальный организм) был материальным, представители вечной философии помещали его на самый низший уровень Великой Цепи (материя), так как не понимали, что материальные формы соотносятся с состояниями сознания как внешнее с внутренним, а не просто как низшее с высшим. С традиционной точки зрения любой уровень выше материи считался «трансцендентными» по отношению к материи, находящимся полностью за ее пределами и существующим на своего рода небесах или в какой-то неземной сфере, и это придавало Великой Цепи в значительной мере «потусторонний» оттенок. Вместо того чтобы видеть, что эволюция сознания связана внутренне с повышением качества сознания и внешне с повышением сложности материи (так, что в человеческом мозгу больше нервных связей, чем звезд во вселенной: будучи самой сложной из существующих форм материи, он соответствует высочайшей степени сознания в Космосе) — вместо понимания этого тонкого соответствия, понимания того, что дух является внутренним по отношению к природе, а не стоит над природой, традиционная Великая Цепь призывала отвергать и обесценивать этот мир.

Более того, когда современная наука обнаружила некоторые из этих тонких взаимоотношений между «трансцендентным сознанием» и «материальным мозгом», по традиционному пониманию Великой Цепи был нанесен сокрушительный удар, от которого оно так и не оправилось. Если «потустороннее сознание», в действительности, связано с «посюсторонним организмом», то не могли ли все так называемые метафизические реалии на самом деле быть аспектами этого мира? Да и нужны ли нам вообще эти «духовные» реалии? Не является ли вера в какие бы то ни было духовные реалии просто способом, которым люди проецируют собственные потенциальные возможности и, таким образом, пребывают в отчужденности от самих себя? Разве религия — это не просто опиум для народа?

Короче говоря, сила традиционного понимания Великой Цепи состояла в том, что оно охватывало все уровни, от материи до тела, ума, души и духа. Но не будучи всесекторным, оно не было готово к столкновению с современностью и, фактически, стало одной из первых жертв современного подхода.

Как я уже говорил, расцвет современности ознаменовался двумя значительными событиями, одно из которых было чудесным, а другое ужасным. Хорошим было то, что современность впервые в истории сумела полностью разграничить четыре сектора (или просто Большую Тройку искусства, морали и науки), что способствовало ее многим великим достижениям.

И они действительно были великими. Разграничение «Я» и «мы» означало, что индивидуальное Я больше не было обязано полностью починяться коллективному «мы» (Церкви, государству, монархии, стадному инстинкту): повсюду провозглашались всеобщие права человека, что, в конечном счете привело к различным движениям за освобождение — от отмены рабства до эмансипации женщин. Разграничение «Я» и «оно» означало, что объективная реальность больше не могла иметь определяющего влияния на индивидуальный вкус и выбор, что, помимо всего прочего, освобождало искусство от копирования внешнего мира. Разграничение «мы» и «оно» означало, что поиск объективной истины больше не подчинялся диктату Церкви или государства, благодаря чему были сделаны выдающиеся открытия в физике, медицине, биологии и технологии, которые, наряду со многим другим, всего лишь за несколько веков увеличили среднюю продолжительность человеческой жизни во всем мире на целые десятки лет. Поистине, разграничение сфер ценностей позволило каждой из областей достигнуть выдающихся успехов, о которых раньше нельзя было даже мечтать.

И поэтому мы говорим, что вершиной современности был всесекторный подход. Но он, увы, не был всеуровневым, поскольку почти с самого начала наиболее значительные философы эпохи Просвещения были привержены к тому, что мы бы назвали эмпирически-научным мировоззрением в любой из его многообразных форм — от сенсуализма и эмпиризма до натурализма, реализма и материализма. И для такого эмпирического уклона были веские основания. Если вы посмотрите на рис. 5, то заметите, что все реалии Левой стороны имеют корреляты на Правой стороне. Так, например, внутренние чувства действительно имеют определенные корреляты в объективной лимбической системе. Формально-операционное мышление, судя по всему, действительно связано с новой корой, и так далее. Таким образом, вместо того чтобы пытаться исследовать внутренние области — которые, к тому же, могут очень легко ускользать от научного рассмотрения — давайте сосредоточим свое внимание на Правостороннем мире эмпирических сенсомоторных реалий, от материальных объектов до конкретных общественных институтов и состояний мозга. Все они имеют простое местоположение; их можно наблюдать с помощью органов чувств или приборов, расширяющих их возможности; все они поддаются количественному выражению и измерению; поэтому они идеально подходят для научного метода или какой-либо разновидности контролируемого, объективного эмпирического исследования.

Именно этим и решила заняться эпоха Просвещения — и вся официальная современность. Но неизбежные оборотные стороны такого подхода вполне очевидны: слишком легко перейти от утверждения, что все внутренние состояния имеют объективные внешние, материальные корреляты, к утверждению, что все внутренние состояния представляют собой не что иное, как материальные объекты. В своем вполне понятном стремлении соотнести все потусторонние «метафизические» реалии с посюсторонними «эмпирическими» реалиями (и это вполне правомерная поставка вопроса, поскольку все события Левой стороны действительно имеют Правосторонние корреляты, как явствует из рис. 5), все субъективные истины (от интроспекции до искусства, сознания и красоты) и все межсубъектные истины (от морали до справедливости и общепринятых ценностей) сократились до внешних, эмпирических, сенсомоторных событий. Так сказать, обратились в прах. В буквальном смысле. На нас надвигался великий кошмар научного материализма (Уайтхед), кошмар одномерного человека (Маркузе), обезличенной вселенной (Мамфорд), научной колонизация искусства и морали (Хабермас), утраты очарования мира (Вебер) — кошмар, который я назвал «флатландией».

Флатландия — это попросту вера в то, что реален лишь мир Правой Стороны — мир материи/энергии, который можно эмпирически исследовать с помощью органов чувств и их технических расширений (телескопы, микроскопы, фото-, кино-, аудио- и видеоаппаратура, и т. п.). Все внутренние миры сводятся к объективным внешним составляющим или объясняются на их основе.

Существует две основных разновидности такого подхода: тонкий редукционизм и грубый редукционизм. Тонкий редукционизм сводит все внутренние состояния Левой Стороны к Нижнему-Правому сектору; то есть, сводит все «Я» и все «мы» к системам взаимосвязанных «оно» (классическим примером может служить теория систем). Грубый редукционизм делает еще один шаг и сводит все материальные системы к материальным атомам.

В отличие от того, что утверждали многие популярные писатели-романтики, большинство мыслителей эпохи Просвещения придерживались тонкого, а не грубого редукционизма. Как продемонстрировали ученые от Артура Лавджоя до Чарльза Тейлора, они верили в «великую Универсальную Систему» природы, что можно было бы назвать системным воззрением на реальность — если таковое когда-либо существовало — но это системное воззрение признавало только реалии Правой Стороны.² «Преступлением Просвещения» был не грубый редукционизм (хотя и его было достаточно еще со времен Демокрита) а, скорее, убедительный тонкий редукционизм, который извлекал из мира его внутренности (внутренние измерения) и выкладывал их сохнуть под палящим солнцем научного материализма и внешнего холизма: «Я» и «мы» сводились к системам «оно». Фуко резюмировал этот кошмар следующим образом: мужчины и женщины рассматривались как «объекты информации, и никогда как субъекты коммуникации». Этот тонкий редукционизм применялся к внутренним измерениям реальности (таким, как душа и дух), вследствие чего они вскоре исчезли из вида.

Многие популярные авторы, которые считают главным преступлением Просвещения грубый редукционизм и атомизм, и при этом видят спасение западной флатландии в теории систем, не понимают того, что теория систем сама является частью болезни, которую мы пытаемся преодолеть. Теория систем просто предлагает нам холистические «оно» взамен атомистических «оно», в то время как и те, и другие нужно объединять с внутренними сферами «Я» и «мы» — сферами сознания и культуры, эстетики и морали, понимаемыми и ценимыми как таковые, в их собственном своеобразии. Динамическая теория систем во всем множестве ее разновидностей представляет лишь Правый-Нижний сектор, тогда как нам нужно учитывать все четыре сектора, не отдавая предпочтения ни одному из них.[15]

Так, все еще вполне обычно слышать такие заявления: «Недавно эколог Холдинг обсуждал конфликт между „двумя направлениями в науке“ и ту путаницу, которую он создает для политиков и широкой общественности. Одно направление — экспериментальное, редукционистское и узко-дисциплинарное. Оно знакомо всем нам как идеал науки. Менее известное направление представляет собой междисциплинарный, обобщающий, исторический, аналитический, сравнительный и в допустимых масштабах экспериментальный подход. Примерами первого направления могут служить молекулярная биология и генная инженерия. Второе направление можно видеть в эволюционной биологии и системных подходах к изучению популяций, экосистем, ландшафтов и глобальных систем. Первое направление — это наука частей, а второе — наука объединения частей».

И оба они представляют собой науку флатландии.

Я вовсе не утверждаю, что теория систем не важна; я говорю, что она является истинной, но частичной, и, будучи частичной, она представляет собой не подлинный холизм, а всего лишь внешний/объективистский холизмом, который, чтобы быть полным, отчаянно нуждается в добавлении души — то есть, нуждается во всех внутренних измерениях, раскрывающихся в своем собственном несводимом своеобразии, со своими собственными истинами, своими собственными методами и на своем собственном языке. Поэтому в своем стремлении интегральному холизму (который включает в себя как внутренний холизм «Я» и «мы», так и внешний холизм индивидуальных и коллективных «оно»), мы хотим отдавать должное всем секторам, не отдавая предпочтения ни одному из них посредством грубого, либо тонкого редукционизма.

Короче говоря, современность, предприняв героические усилия, сумела разграничить культурные сферы ценностей (или четыре сектора) — так что вершиной современности, разумеется, был всесекторный подход, и этот непреходящий вклад мы, безусловно, можем ценить. Но затем, вместо того, чтобы двинуться вперед и объединить эти сектора на новом уровне, современность слишком часто позволяла этому важному и необходимому разграничению превращаться в необязательное и патологическое разобщение. Искусство, мораль и наука распались на изолированные области, и это позволило агрессивной науке колонизировать и подчинить себе другие области, так что в «официальной реальности» не стало никаких окончательных истин, кроме истин науки, а все истины науки касались «пылинок, пляшущих в воздухе». Все внутренние и субъективные области — включая все Великое Гнездо Бытия и все его уровни — от тела до ума, души и духа — были грубо сведены к своим сенсомоторным коррелятам, то есть, попросту, были уничтожены. Процеженные через сито монологического воззрения, раздробленные, чтобы соответствовать одноцветному безумию, все внутренние и субъективные состояния — от чувств до интуиции, состояний сознания и сверхсознательного просветления — были объявлены, в лучшем случае, вторичными явлениями, а в худшем — галлюцинациями, и современный мир, торжествуя победу материи над духом, занялся проблемами жизни среди пыли и праха, теней и поверхностей, научных фактов и лишенных всякой ценности внешних видимостей.

Таким образом, если делать самые смелые обобщения, можно сказать, что нам необходимо объединить непреходящие истины традиций вечной философии (а именно, Великое Гнездо Бытия) и положительные стороны современности (то есть, разграничение сфер ценностей); это означает, что каждый уровень Великой Цепи должен быть подразделен по крайней мере на четыре измерения: субъективное или интенциональное, объективное или поведенческое, межсубъектное или культурное и межобъектное или социальное — каждое из которых имеет собственные независимые критерии достоверности и в равной степени уважаемые формы истины, от науки до эстетики и морали, как показано на рис. 6 (и упрощенно на рис. 7). Это позволит взять лучшее из древней мудрости и соединить его с лучшим из современности, в то же время избегая недостатков древнего мировоззрения (отсутствия разграничений, плюрализма и контекстуализма) и оборотной стороны мировоззрения современности (его катастрофического превращения в флатландию).³

Именно такое соединение позволит нам сделать шаг вперед, к яркой перспективе конструктивного постмодернизма: слияния искусства, морали и науки на всех уровнях необычайного спектра сознания, от тела до ума, души и духа. Я полагаю, что это слияние должно включать в себя самое лучшее из до-современности (все уровни), самое лучшее из современности (все сектора), и самое лучшее из пост-современности (которая, как мы увидим, предполагает их интеграцию) — это будет «всеуровневый, всесекторный» подход.

Рис. 7. Уровни Блага, Истины и Красоты.

Именно такую интегральную модель мы можем теперь рассмотреть.

7. НЕКОТОРЫЕ ВЫДАЮЩИЕСЯ ПЕРВОПРОХОДЦЫ СОВРЕМЕННОСТИ

Интегральный подход к Космосу (Вселенной) сможет свободно исследовать все множество уровней и линий во всех секторах, не пытаясь необоснованно сводить любые из них к другим.

Если вы посмотрите на рис. 5, то заметите, что все сущности или холоны в секторах Правой Стороны имеют простую локализацию. Все они доступны нашим органам чувств (или их техническим расширениям). Вы можете видеть скалы, деревни, организмы, экосистемы, планеты и т. д. Однако ни один из холонов в секторах Левой Стороны не имеет простой локализации. Вы не можете увидеть во внешнем мире какие бы то ни было чувства, понятия, состояния сознания, внутренние озарения, культурные ценности и т. д. Они существуют в эмоциональном пространстве, в пространстве понятий, в пространстве взаимопонимания, в пространстве общих ценностей и смыслов, и т. д. Хотя у них есть корреляты в объективном, физическом мире, их невозможно свести к этим коррелятам, не разрушив полностью их собственное своеобразие.

Что касается индивидуального субъективного сознания (волн, потоков и состояний сознания), то все их физические корреляты (от биоэлектрической активности мозга до нейромедиаторов) существуют в сенсомоторном пространстве, и поэтому могут быть организованы иерархии в соответствии с количеством или размером (организмы больше, чем клетки, клетки больше, чем молекулы, а молекулы больше, чем атомы). Эти иерархии Правой Стороны являются не иерархиями ценности — клетки не лучше чем молекулы, атомы не лучше чем кварки — а всего лишь иерархиями размера и физического включения. Но все субъективные, внутренние корреляты Левой Стороны существуют во внутренних пространствах, которые развертываются в иерархии качества (сострадание лучше, чем убийство; любовь лучше, чем ненависть; постконвенциональное лучше, чем конвенциональное, которое, в свою очередь, лучше, чем доконвенциональное, с точки зрения моральной глубины и степени распространения заботы на других).

Таким образом, интегральный подход позволяет нам картировать внешние корреляты внутренних состояний, не пытаясь сводить одно к другому. В конце концов, сострадание, возможно, морально лучше ненависти, но серотонин не лучше, чем дофамин;[16] так что если мы сводим сознание к нейромедиаторам, мы полностью утрачиваем ценность и смысл. Другими словами, мы оказываемся во флатландии, где все смыслы и значения Левой Стороны превращаются в лишенные ценности факты и лишенные смысла поверхности — «нечто унылое, без звука, запаха и цвета; всего лишь бессмысленная и бесконечная суета материи».

Следовательно, интегральный подход не ставит своей целью сведение «Я» и «мы» к системам переплетающихся «оно». Интегральный подход стремится избегать тонкого редукционизма; он не желает сводить внутренний холизм к внешнему холизму (но, взамен, включает в себя их оба). Он не сводит искусство, красоту, мораль и сознание к плоскостной системе процессов, битов информации, нейромедиаторов, паутины жизни или к любой другой системе холистических объектов. Он стремится несводимым образом включать в себя внутренние области субъективных и межсубъектных волн, потоков и состояний, охватывающих спектр от тела до ума, души и духа, даже хотя все они имеют те или иные внешние корреляты, к которым можно (и должно) подходить с научной точки зрения третьего лица и языка «оно»…

Некоторые из этих важных корреляций показаны на рис. 8. Внутренние волны полного спектра сознания, как они проявляются в индивиде — от тела (чувства) до ума (идеи), души (озарения) и духа (всеобщее) — перечислены в Верхнем-Левом секторе. Они не могут быть сведены к материальным измерениям (поскольку, в отличие от материи, они не имеют простой локализации). Тем не менее, все чувства, ментальные идеи и духовные озарения имеют физические корреляты, которые можно измерить с помощью научных методов — от электроэнцефалографии до анализа химического состава крови, позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ)[17] и определения кожно-гальванической реакции. Эти физические корреляты представлены пунктирными линиями в секторах Правой Стороны.¹

Рис. 8. Корреляции внутренних состояний (сознания) с внешними состояниями (материи).

Так, например, некоторые архаические поведенческие побуждения имеют корреляты в «рептильном» стволе мозга.[18] Различные эмоциональные состояния и чувства имеют корреляты в состояниях тонической активации лимбической системы. При концептуальном мышлении наблюдается повышенная активность в передних отделах новой коры. Различные медитативные состояния вызывают характерные изменения биоэлектрической активности мозга (например, высокоамплитудные тета- и дельта-волны, полушарную синхронизацию).² От телесных ощущений до ментальных идей и духовных озарений (Левая Сторона), существуют по крайней мере некоторые физические корреляты (Правая половина) для всех состояний и стадий эволюции сознания.

Так почему же мы просто не идем до самого конца и не говорим, что сознание представляет собой всего лишь побочный продукт сложных мозговых структур, систем нейронных сетей, цифровых процессов, биологических вычислительных контуров или чего-то вроде этого? Да потому, что один из этих коррелятов Правой Стороны не имеет градаций ценности, которые составляют саму суть областей Левой Стороны.

Например, различные паттерны биоэлектрической активности мозга можно регистрировать с помощью электроэнцефалографа; однако энцефалограмма не говорит, что один паттерн лучше, чем другой — она говорит лишь, что они разные. Так, этноцентрической предубежденности и мироцентрической справедливости соответствуют некоторые паттерны активности на энцефалограмме; но ничто на этой энцефалограмме не говорит и не может сказать, что один из этих паттернов лучше, ценнее или красивее, чем другой. Никакие ценностные градации не могут присутствовать на энцефалограмме, регистрирующей Правосторонние корреляты, поскольку в мире Правой Стороны есть только градации размера и простой локализации, но не градации ценности, глубины и смысла.[19]

Таким образом, в той мере, в какой мы сводим состояния сознания к состояниям мозга, мы утрачиваем все ценностные критерии и оказываемся в обезличенной вселенной без качеств. Если мы сводим радость к серотонину, а мораль к дофамину, если мы сводим сознание к нервным проводящим путям, а осознавание к системам нейронных сетей, то полностью стираем ценность, смысл, глубину и саму Божественность с лица Космоса: мы оказываемся во флатландии, впадая в тонкий редукционизм.³

(Схематическое изображение флатландии приведено на рис. 13 в главе 14. Все внутренние области «Я» и «мы» сведены к соответствующим «оно», в результате чего ум повисает в воздухе, не понимая, как он связан с внешним миром и со своими собственными органическими корнями — эту печально известную проблему «разум-тело» мы будем рассматривать в главе 14.)

Все реалии областей Левой Стороны — от стадий развития сознания до степеней морального роста — вполне можно обнаружить, но не путем пристального рассмотрения каких бы то ни было внешних объектов, а исследуя сами внутренние области. Как показывают такие исследования, при этом становится очевидно, что некоторые уровни и стадии развития лучше, выше, глубже, являются более объемлющими и более освобождающими — в направлении от эгоцентризма к социоцентризму и к мироцентризму — и хотя все внутренние волны имеют внешние корреляты в органических функциях мозга (которые можно и необходимо изучать), их нельзя сводить к этим коррелятам, не разрушая полностью сами факторы, которые их определяют.

Таким образом, давайте отдавать должное разграничениям (и величию) современности, избегая разобщения (и бедствия) современности. Благодаря разграничениям современности мы можем исследовать любые структуры или состояния сознания, используя подходы с позиции первого лица (Верхний-Левый сектор), второго лица (Нижний-Левый сектор) и третьего лица (Правой Стороны), отдавая должное Большой Тройке на каждом уровне (от тела до ума, души и духа), как показано на рис. 8. Мы можем, например, исследовать медитативные состояния, изучая феноменологические описания от первого лица (отчеты тех, кто реально практикует медитацию), в то же время, исследуя все воздействия, которые медитация оказывает на биоэлектрическую активность мозга, химию крови, иммунные функции и нейрофизиологию. Мы также можем изучать то, как различные культурные среды, языковые практики и этические системы влияют на медитативные состояния, и выяснять, какие виды общественных институтов и практик в наибольшей степени способствуют этим состояниям. Короче говоря, мы можем использовать «всеуровневый, всесекторный» подход.⁴

В этом разделе я хотел бы представить вам нескольких современных первопроходцев в области интегрального подхода — подхода, который во многих важных аспектах пытается быть «всеуровневым и всесекторным». Всех этих исследователей объединяет то, что они полностью осознавали важные разграничения современности и потому все в больше степени понимали, как наука могла бы дополнить (но не заменить) религию, духовность и психологию. Все они, как мы увидим, использовали современные открытия в Большой Тройке, чтобы прояснить природу Великого Гнезда. (Иными словами, все они предлагали важные уточнения модели, изображенной на рис. 7).

Можно назвать множество ранних пионеров интегрального подхода, таких, например, как Гёте, Шеллинг, Гегель, Фехнер и Уильям Джеймс. Они узнавали все больше научных данных об эволюции, и потому все больше понимали некоторые вещи относительно Большого Гнезда, которые обычно были недоступны первопроходцам до-современности: что его развитие происходит не только на уровне индивидов, но и на уровне видов; не только онтогенетически, но и филогенетически. Хотя в этом столетии тоже хватало первопроходцев — от Штайнера до Уайтхеда и Гебсера — мне бы хотелось особо упомянуть Джеймса Болдуина, Юргена Хабермаса, Шри Ауробиндо и Абрахама Маслоу.

Джеймс Марк Болдуин (1861–1934) был самым влиятельным и, вполне возможно, даже величайшим психологом в истории Америки. Современник Джеймса и Пирса, Болдуин разработал систему интегральной психологии и философии, широту и глубину которой начинают осознавать только теперь. Он был первым выдающимся представителем психологии развития в современной истории; он впервые дал четкое определение стадии развития; он стремился объединить интроспективную феноменологию и научную эпистемологию эволюции; он считал, что тремя главными модусами опыта являются эстетический, моральный и научный (Большая Тройка!), и предложил подробную схему стадий развития в каждой из этих областей (другими словами, он был одним из первых, кто прослеживал развитие во всех секторах); он также был одним из первых, кто очертил стадии религиозного развития. Его схему когнитивного развития использовали Пиаже и Кольберг; его исследования диалогического взаимодействия были продолжены Дьюи и Мидом; сторонниками его эволюционной эпистемологии стали Карл Поппер и Дональд Кэмпбелл; короче говоря, его влияние почти невозможно переоценить. Единственная причина, по которой его имя осталось сравнительно малоизвестным, состоит в том, что вскоре после его смерти школы позитивизма и бихевиоризма превратили флатландию в непререкаемую догму, вследствие чего любые интегральные исследования исчезли из повестки дня академической науки.

В собственном развитии Болдуина было три основных этапа: ментальная философия (шотландской школы), эволюционная психология и эпистемология развития. На каждом из этих этапов он был полон решимости с равным вниманием и уважением подходить к науке, морали и эстетике, не пытаясь необоснованно возвышать какую-либо из этих областей или, напротив, сводить ее к другим. Он включал в свои исследования то, что он называл «метафизикой интуиции, онтологией интроспекции» (т. е. самые реальные реалии областей Левой Стороны), наряду со строгой приверженностью к научному экспериментированию. Вначале он считал, что для такого объединения лучше всего подходит философия Спинозы, поскольку Спиноза равным образом почитал и внутреннее/ментальное, и внешнее/телесное; но именно статичная природа системы Спинозы не позволяла согласовать ее с эволюцией. Болдуин пришел к выводу, что «невозможно достичь сколько-нибудь последовательного представления о развитии ума без учения о… развитии сознания».⁵ Более того, эту теория развития следовало строить, не прибегая к чистому эмпиризму, который крайне неверно интерпретирует ментальные структуры. По словам Болдуина: «Прежде душу считали неизменной субстанцией с постоянными свойствами… Генетическая идея развития все полностью меняет. Вместо неизменной субстанции, мы имеем концепцию растущей, развивающейся активности. Психология способностей сменяется функциональной психологией».⁶ Болдуин глубоко изучал труды немецких философов-идеалистов, и находил дальнейшие свидетельства в пользу важности эволюционного подхода.

Болдуин начал этот второй этап (эволюционную психологию) с переоценки необходимых инструментов исследования: «Каким образом можно плодотворно изучать развитие ментального порядка феноменов? От количественного метода, привнесенного в психологию из точных наук, следует отказаться; ибо его идеал состоит в сведении сложного к простому, целого к частям, позднее развившегося к ранее существовавшему, тем самым отрицая или устраняя именно тот фактор, который составляет или раскрывает то, что является подлинно генетическим (т. е. обусловленным развитием)».⁷ Болдуин добавил к научному исследованию инструменты философской эпистемологии, или анализа типов структур, которые можно исследовать эмпирическим путем, и это, в итоге, привело к третьему этапу — эпистемологии развития (наиболее полно изложенной в его широко признанном классическом труде, «Мысль и вещи: Исследование развития и смысла мысли, или генетическая логика»).[20]

Согласно представлениям Болдуина, развитие сознания проходит примерно через шесть качественно различных уровней или стадий (см. таблицу 11), каждая из которых иерархически разграничивает предшествующие элементы и заново объединяет их на более высоком уровне: до-логическую (сходную с сенсомоторной), квазилогическую (до-операционную и раннюю конкретно-операционную), логическую (формально-операционную), экстралогическую (зрительно-логическую) и, наконец, гиперлогическую, которую мы могли бы назвать сверхлогической или надлогической, поскольку она представляет собой сходное с сатори недвойственное осознание, которое выходит за пределы субъектно-объектного дуализма. По словам Болдуина, эта наивысшая стадия является: «формой созерцания… в которой непосредственность опыта постоянно стремится восстанавливаться. В высшей форме такого созерцания — форме, данной самой себе как подлинное и глубокое эстетическое переживание — мы находим синтез мотивов, модус, в котором все линии прежних дуализмов сходятся и сливаются друг с другом… опыт, по своей сути являющийся просто единством постижения, где сознание обладает полнейшим, самым непосредственным и окончательным пониманием природы и смысла реальности».⁸ Это опыт непосредственно постигаемой пробужденной реальности в целом (что мы бы определили как космическое сознание психического уровня, или единение со всем эмпирическим миром: «природный мистицизм»). Как часто указывал Болдуин, в этом единстве сознания все дуализмы, созданные в ходе развития (внутреннее/внешнее, ум/тело, субъект/объект, истинное/ложное и хорошее/плохое), превосходятся и объединяются в опыте полноты. И он подчеркивал, что это гиперлогический, а не дологический уровень. Через эти шесть (или около того) базовых уровней сознания Болдуин прослеживал линии и стадии морального, эстетического, религиозного и научного развития, а также развития самости.

По своей завершенности и полноте это была интегральная психология и философия, равную которой редко можно встретить. Другие мыслители, например, Ауробиндо, более точно изображали многочисленные стадии духовного развития (то, что Болдуин называл «гиперлогическим», на самом деле состоит по меньшей мере из четырех отдельных уровней сознания); третьи (например, Хабермас) демонстрировали более глубокое философское мышление (например, Хабермас); четвертые внесли больший вклад в экспериментальную психологию. Однако немногие сочетали все это со строгостью, широтой и глубиной подхода Болдуина.

Влияние Болдуина, как я уже сказал, было весьма и весьма значительным. Его постадийное описание диалектическом развитии «Я» и «другого» (во всех трех основных областях — моральной, эстетической и научной) оказало огромное влияние на общественные науки. Отзыв Кольберга типичен для общей оценки Болдуина: «По мере того как я углублялся в изучение работ Болдуина, я осознавал, что Пиаже воспринял от него все основные идеи, с которых он начинал в двадцатые годы: ассимиляцию, аккомодацию, схему, адуализм, „эгоцентричность“ или неразличающий характер ума ребенка. Я также видел, что общий проект Пиаже — создание генетической эпистемологии и этики, которые бы использовали эпистемологию для постановки проблем в области психологии развития, а наблюдение за развитием — для того, чтобы помочь ответить на эпистемологические вопросы — был и проектом Болдуина».⁹ Но в отличие от Пиаже, у Болдуина было важнейшее достоинство интегрального видения: он отказывался сводить все развитие к когнитивному развитию, и именно поэтому его система в целом является более прочной и правдоподобной — на что указывали Джон Бротон и другие исследователи.

В том, что касается морального развития, в начале XX века психологи и социологи в целом соглашались, что морализация проходит через три общих стадии. В 1908 году МакДугалл писал: «Фундаментальной проблемой социальной психологии является морализация индивида обществом. Эта морализация сперва проходит через стадию, на которой действие инстинктивных побуждений укрощается влиянием вознаграждений и наказаний; на второй стадии поведение управляется, главным образом, предвкушением социального одобрения или обвинения; и на третьей стадии поведение регулируется идеалом, который дает индивиду возможность поступать так, как ему кажется правильным, вне зависимости от одобрения или осуждения со стороны его непосредственного окружения».¹⁰ Это, разумеется, три общие стадии, которые теперь чаще всего называют доконвенциональной, конвенциональной и постконвенциональной. Как указывает Кольберг: «Уровни Дьюи-МакДугласа описываются с точки зрения отношения „Я“ к обществу. Они не отражают качественное когнитивное и эпистемологическое развитие ребенка. Наши данные позволяют предполагать, что трехуровневое разграничение Болдуина (адуальное, дуалистическое и этическое) определяет „этапы“ (или подуровни) в базовой последовательности доконвенционального, конвенционального и постконвенционального (автономно-этического)».¹¹ Другими словами, используя уровни развития Болдуина, Кольберг смог предложить шестистадийную схему морального развития, которая, согласно проведенным до сих пор исследованиям, является в значительной степени инвариантной и универсальной.¹²

Кроме того, Болдуин дал одно из первых и до сих пор одно из самых тонких описаний этапов религиозного развития. Для этого ему сначала нужно было доказать (и я полагаю, ему это удалось), что религиозные или духовные интересы представляют собой отдельную область, не сводимую к экономическим, научным или моральным интересам. Скорее, «Религиозные мотивации существуют наряду с теоретическими, моральными и эстетическими интересами как одни их несводимых и, при должном понимании, универсальных человеческих мотиваций».¹³ Эту новаторскую линию исследований впоследствии наиболее успешно продолжал Джеймс Фаулер (Fowler).

Пожалуй, наиболее интересно то, что, по мнению Болдуина, развитие сознания достигает кульминации в опыте глубокого единства, которое сам он считал высшим эстетическим переживанием, одновременно объединяющим высочайшую науку и высочайшую мораль.¹⁴ Это, конечно, один из вариантов эстетического идеализма (воспринятого от Канта, Шеллинга и Шиллера), однако Болдуин переработал его в собственную систему, названную «панкализмом» (pancalism) — это слово означает, что такое космическое сознание является «всеобъемлющим и не имеющим внешних референтов».

Прототипом этого опыта единства может служить созерцание прекрасного произведения искусства. Само произведение существует в объективном, внешнем мире и, как объект, может исследоваться научными методами. Но красота и ценность произведения искусства — это внутреннее и субъективное состояние, привносимое в искусство зрителем (хотя они и основываются на объективно реальных характеристиках произведения). Таким образом, когда вы созерцаете произведение искусства, которое вы любите и цените, вы соединяете субъективный и объективный миры — миры ценностей и фактов, морали и науки, Левого и Правого — в объединяющем охвате.

Кроме того — и это важнейшее дополнение — по словам Болдуина, «По своей природе такой синтетический опыт выходит за пределы конкретных эстетических объектов и реальности в целом. Такое синтетическое переживание включает в себя идею Бога, но теперь она относится к тому органическому или духовному целому, в котором могут быть окончательно познаны „Я“ и мир».¹⁵ Эта эстетическая линия тоже претерпевает стадийное развитие, достигающее кульминации последовательное поэтапное развитие, которое достигает своей кульминации в совершенном опыте космического сознания.

Короче говоря, Болдуин был одним из первых великих исследователей современности, кто, в сущности, взял за основу Великое Гнездо Бытия и Познания — всю последовательность развития от до-логического тела к логическому уму и надлогическому духу — и разграничил каждый из этих уровней на эстетический моральный и научный модусы опыта, а также показал развитие каждой из этих линий через все основные уровни. Вряд ли скоро удастся превзойти его достижения.

Юрген Хабермас (род. в 1929 г.) за время своей выдающейся карьеры применял свой интегральный подход к широкому кругу областей — философии, психологии, антропологии, теории эволюции, лингвистике и политике. Общая модель Хабермаса имеет три уровня. Первый уровень — это теория коммуникации («универсальная прагматика»), которая служит отправной точкой для описания развития субъективного (эстетического), межсубъектного (морального) и объективного (научного) сознания (Большая Тройка; это описание развития индивида образует второй уровень). Третий уровень, основывающийся на первых двух — это описание социокультурной эволюции, представляющее собой реконструкцию исторического материализма, а также синтез теории систем, теории жизненного пространства, научной, эстетической и моральной областей.¹⁶

Хабермас — самый разносторонний из ныне работающих философов развития. Однако он, к сожалению, исключает и полностью игнорирует любые стадии развития сознания «Я», «мы» и «оно» за пределами зрительно-логического уровня. Я бы сказал, что подход Хабермаса охватывает все сектора, но не совсем все уровни. Более того, полагаясь на лингвистически порождаемые структуры понимания, Хабермас вбивает клин между человеческой и не-человеческой природой, и потому его подход к природе оказывается, в основном, инструментальным.[21] Короче говоря, мы могли бы сказать, что его интегральное воззрение неадекватно в отношении как до-рациональной, так и наднациональной областей — как природы, так и духа (некоторые сочли бы это серьезным изъяном). Тем не менее, в силу своей разносторонности, его работы уже обеспечили ему место в истории как одному из менее чем десятка наиболее выдающихся мыслителей XX века, и потому представляется, что любой интегральный подход, не учитывающий его вклад, не может надеяться на успех.

Ауробиндо (1872–1950) был одним из величайших современных философов-мудрецов Индии, и масштабы его достижений трудно полностью передать словами. Его «интегральная йога» представляет собой попытку объединить и согласовать восходящие (эволюционные) и нисходящие (инволюционные) потоки в человеческих существах и, таким образом, связать воедино потустороннее и посюстороннее, трансцендентное и имманентное, дух и материю. В своем всеобъемлющем синтезе он свел воедино значительную часть огромного духовного и традиционного наследия Индии. Кроме того, он был одним из первых истинно великих мудрецов, кому были доступны научные сведения об эволюции (открытые благодаря разграничениям современности), что позволило ему распространить свою систему с динамического развития в онтогенезе (о котором знали все великие представители вечной философии) на динамического развитие в филогенезе. Можно сказать, что интегральная йога Ауробиндо была первым великим индийским синтезом истин до-современного Великого Гнезда и истин, которые принесло с собой разграничение современности.

Общая модель сознания Ауробиндо состоит из трех основных систем: (1) поверхностного внешнего/переднего сознания (типично грубое состояние), включающее в себя физический, витальный и ментальный уровни сознания; (2) более глубокой психической/душевной системы, находящейся «за» передней на каждом из ее уровней (внутреннее физическое, внутреннее витальное, внутреннее ментальное и самое глубокое психическое или душа; типично тонкое состояние); и (3) вертикальных восходящей/нисходящей систем, простирающиеся как над умом (высший ум, просветленный ум, интуитивный ум, над-ум, сверхум; включая каузальное/недвойственное), так и под умом (подсознание и бессознательное) и простирающиеся под сознанием (подсознание) — и все их объемлет сатчит-ананда, или чистый недвойственный Дух.¹⁷

Самый большой недостаток Ауробиндо — это недостаток, с которым, сталкивались все теоретики, а именно: он не мог знать о тех важных открытиях, которые были сделаны уже после его смерти. Ауробиндо больше всего интересовали преобразования сознания (Верхний-Левый сектор) и соответствующие им изменения в материальном теле (Верхний-Правый сектор). Хотя у него было много важных догадок относительно политических и социальных систем, он, судя по всему, не понимал действительных взаимоотношений культурной, интенциональной, социальной и поведенческой сфер, и его анализ никогда не выходил на уровень интерсубъективности (Нижний-Левый сектор) и интеробъективности (Нижний-Правый сектор). Это значит, что он не мог полностью усвоить разграничения современности. Однако уровни и модусы, на которые распространялась система Ауробиндо, чрезвычайно важны для любой подлинно интегральной модели.

Абрахам Маслоу (1908–1970) достаточно хорошо известен, и поэтому я ограничусь лишь несколькими короткими замечаниями. Как и все подлинно великие интегральные мыслители — от Ауробиндо до Гебсера и от Уайтхеда до Болдуина и Хабермаса — он был эволюционистом. Он одним из первых собрал убедительные эмпирические и феноменологические доказательства того, что для каждого уровня Великого Гнезда характерны собственные потребности, что эти потребности возникают в иерархическом порядке и становятся доминирующими, и что у каждого из нас есть потенциальные возможности для всех этих уровней-потребностей (см. таблицу 7). Идеи Маслоу сыграли решающую роль в формировании Третьей (гуманистическая и экзистенциальная психология) и Четвертой (трансперсональная психология) культурных сил, и оказали огромное влияние на исследования в сфере образования, бизнеса и систем ценностей.

Работы Маслоу были временно преданы забвению в 80-е годы, когда радикальный постмодернизм, занявший доминирующее положение как в академическом мире, так и в контр-культуре, сделал все формы холархии подчиненными тому, что оказалось одной из разновидностей догматизма флатландии. Однако по мере того как мир пробуждается от этого редукционизма, новаторские работы Маслоу снова привлекают всех, кто стремится к более интегральному и холархическому подходу.

Все эти интегральные мыслители — только немногие из гениев-первопроходцев, которые могут помочь нам на пути к еще более полным интегральным представлениям. Сколь бы великим ни был любой из них, у каждого нового поколения есть шанс существенно продвинуть интегральное видение еще дальше, просто потому, что постоянно появляются новая информация, данные и открытия. Блестящему уму Гегеля в высшей степени не хватало знакомства с восточными традициями. Шеллингу были недоступны важные антропологические данные. Ауробиндо не был знаком с детальными исследованиями современной когнитивной психологии. Хабермас принадлежит к поколению, которое так и не сумело полностью понять значение трансперсональной революции. Точно так же, возможные достижения любого из нас будут служить лишь плечами, на которых, как мы надеемся, вскоре будут стоять другие.