— Ну а теперь. — Она не поставила многоточия после мягкого знака. Это было утверждение, отнюдь не вопрос.
Великолепная голая писечка была недалека от моих уст. Я должен был сделать малолетней дачнице приятное. Формулировка морально-этической проблемы упорхнула на манер набоковской бабочи. Я всосал.
Клитор ребенка был на удивление скользким; отчасти, видимо, от моей слюны. Я уже и не знал, что делать с этим крошечным похотничком развратной девчонки. Мне хотелось тем или иным образом кончить. Ебать это дитя? Нет, я был не настолько уж развращен. Подняв девчушечку за голые бедрышки, я посадил ее голой писькой на свой язык.
Он легко проник внутрь. Леночка, однако, не отстранилась, чего я подсознательно ожидал, а, напротив, стала на нем плотно усаживаться.
Крошечная девчоночья вагинка оказалась несколько глубже, чем я предполагал. Создание пыталось повернуться на девяносто градусов, дабы языку было удобнее входить в крошечную щель. Не тут-то было. Я задействовал всю ширину…
Немного отвлекшись от таинственных глубин, вновь сосредоточил действо на классическом кунилингусе. Было весьма забавно лизать ее крошечную игрушку; она слегка затвердела, пока дитя не изогнулось несколько похабным образом — и вот тут-то я почувствовал жаркий терпкий сок, изливающийся из крошечной детской вульвы.
Невероятно! Я пил сок влагалища малолетнетнего ребенка. Вкус был невероятен. Голая семилетняя девочка сидела вульвенышем на моем рту, слегка елозя ножками и беззастенчива спускала.
Хлопнула калитка. Вошли родители. И тут начался такой разврат…