Инвестиго. Из медика в маги. Том 1

Глава 2

Сейчас я нахожусь в укрытии. Я получил свою порцию грудного молока, а с ней и иммунитет. Это была уже другая женщина. Скорее всего, специальная кормилица. Я не помню, касался ли я кожи биологической матери или нет, но большую часть микрофлоры я получил не от неё.

Прошло около недели и мне не сделали БЦЖ4 , а значит здравоохранение здесь либо не развито, либо слабый контроль за рождаемостью. Учитывая тот факт, КАК я родился, скорее первое. Если людям настолько насрать на роженицу, значит понятия морали совсем не те, что были при первой жизни.

Вокруг постоянно всполохи движения. Моё зрение адаптируется только на второй месяц, и тогда смогу точно понять, где я. Пока воспринимаю всё на слух. Я точно не один ребёнок здесь. Детские голоса, и довольно много, говорили на непонятном языке. Интересно, смогу ли быстро его выучить, имея сознание взрослого? У меня есть опыт из предыдущей жизни – огромное количество информации – где оно сейчас хранится? Как выглядит сейчас мой мозг? Если я свободно мыслю и апеллирую прошлыми понятиями, то должны быть те же синапсы – откуда они появились на физиологическом уровне? Моё сознание проснулось только на период родов, значит в пренатальном периоде (до рождения) происходила не иначе как оцифровка моего сознания на новый носитель в течение девяти месяцев.

Ещё остаётся вопрос – как быстро я смогу усваивать информацию «молодым» мозгом? В частности местный язык. Ведь известно, что взрослым труднее с этим. Могу ли я считать себя взрослым? Чёрт, с каждым вопросом всё больше неопределённости.

Вообще, непривычно так лежать целыми днями без физической и умственной активности, но ничего не поделаешь. Если так подумать, мне нужно терпеть до времени пока я не смогу свободно общаться и ходить, чтобы объясниться с местными. Нужно будет узнать страну проживания и как-то через местные власти выйти на связь со своими родными. На это точно уйдёт года два-три минимум. Представляю, что там дома творится.Я пока не понял, взрыв это был или другое воздействие. Слишком мало данных – если та область была вся разрушена, то жертв было много.

Я вспомнил, что многоэтажки практически до горизонта были разрушены тёмным полотном в секунды. Однако это был другой город. Мои родные проживали очень далеко от меня.

Ким погиб – пронеслось у меня в мозгу. Как жаль. Больше пяти лет знал его. Странно, я же до этого вообще никого не терял в жизни. Все мои родственники, кроме одной бабушки, были живы до сих пор, и, надеюсь, ещё столько же проживут. А теперь я потерял близкого человека. Я видел смерть и не раз. Там, в прошлой жизни, часто с ней сталкивался, будучи практикантом в больнице и работая помощником дежурного врача скорой помощи.

Те смерти ничего не значили для меня. Больше жалко живых. Молодую жену или старенькую мать в слезах, потерявшую взрослого ребёнка или мужа. Такие сцены всегда тяжелы, но оружие врача – ум, и он должен оставаться острым. Если распустить сопли, как баба, и пойти работать дальше, это скажется на результатах. Нужно уметь отбрасывать на время эти эмоции. Однако после, наедине с собой, они «догоняют» тебя. От того врачебный алкоголизм так распространён. Первое время сильно ранит, потом меньше и как будто издали, но к некоторым вещам никогда не привыкнуть, какая бы человек ни была живучая скотина. Точнее его мозг.

Всё это на ментальном уровне расстроило меня, и физическая оболочка тут же отреагировала.

Боже, я реву как последний сопляк, но я сейчас и есть сопляк. Нет, я кремень! Почему же тогда глаза на мокром месте? Предательское тело захотело эндорфинчиков, чтобы сгладить негатив.

Меня подняли на руки и дали сиську. Кто-то прыгал рядом и заглядывал мне в лицо, очевидно другой ребёнок. Потом подули на затылок и засмеявшись убежали.

Да-да, играйте со мной, я ваша игрушка, пуси-муси.

Тут я перестал сосать, и женщина вопросительно склонилась ко мне, но я тут же возобновил процесс – телу нужен строительный материал.

Я получил первый ответ на один из вопросов. Я отреагировал на негативные мысли плачем, в своём роде защитным механизмом, а значит, часть процессов идёт через призму физиологии новорождённого. Отсюда предположение, что я всё-таки смогу быстро выучить новый язык и вообще быстро усваивать новую информацию. Если это так… Ладно, пока оставим это – я заплакал только второй раз на неделе. Первый раз был для привлечения внимания при рождении, а сейчас при плохих воспоминаниях. Стоит ли это делать чаще, чтобы не вызывать подозрений, и с какой периодичностью? Думаю, не стоить сильно надоедать здешним взрослым – неизвестно, что будет, если их сильно разозлить. Условимся делать это только как напоминание, что я голоден. Уверен, мой поставщик молока отнесётся к этому с пониманием.

Я срыгнул. Маленький ублюдок замарал этот идеал женской красоты, как на глаза теперь показаться? Хотя я же ребёнок и уже обсираюсь как неделю. Фух. Это не считается.

Когда окрепнут сфинктеры, надо будет перестать использовать свой говномёт без предупреждения. Короче, голодаю или хочу кака – плачем. Гениально и просто.

Сейчас дохаваю и отрублюсь – это единственное средство борьбы со скукой. Пока не могу контролировать свои позывы на сон, да и не нужно это. Если подумать, то каждый день ухожу на гибернацию часов на восемнадцать точно. Интересно, много ли энергии я трачу сейчас на мысли в этом теле? Я же столько «сжираю» сейчас нейромедиаторов5, что жуть просто, а разгрузки в виде двигательной активности нет. До этого я буду спать как сурок, может даже больше двадцати часов.

Дайте только подрасти, мышцы, зрение получше и…

Я заснул.

* * *

Прошло две недели, с тех пор как я получил опеку. Зрение пришло в норму, и я смог увидеть и анализировать окружающих. Моя кормилица – полноватая женщина с родинкой у щеки, огрубевшими от физической работы руками и тёплым грудным голосом. Для понимания речи пока мало информации, но пару местоимений и своё имя я уже выучил – Гург. Звучит как отрыжка кота, но со временем можно внедрить в употребление своё настоящее имя, а это недоразумение оставить в прошлом.

Местное наречие было сродни индоевропейской языковой семье. Из этого ответвления мне знакомо пару языков на отлично и ещё один посредственно. Также, я знаю частично латынь, а это существенная часть италийской ветви. С этим проблем не должно быть – главное практика и находится чаще возле тех, кто разговаривает.

Моё место проживания подробно изучить пока не получилось. Если поднимали на руки, то только чтобы покормить и никуда не выносили. Комната была яслями, где виднелись и другие маленькие кровати. Сейчас я был единственным младенцем здесь. Простые, без изысков, стулья, стол, за окном виднелась зелень, очевидно местный сад.

Одежда всех посетителей отличалась от привычной – не было ни джинс, ни кроссовок, ни футболок. Женщины носили удобные и практичные платья и обувь типа балеток, но с подошвой гораздо толще. Из-за жары ребята покрывали голову банданами, а девочка и кормилица платком.

На меня часто забегали поглазеть другие дети, пока не видят взрослые. Они становились кругом и свешивали свои головы через поручни кроватки – тогда то я и успел их рассмотреть.

На вид от шести до девяти лет. Четверо ребят и одна бледноватая маленькая барышня – самая старшая из них. Они часто повторяли моё имя. «Гург! Гург! Гург» – и смеялись. Чтобы их повеселить, я театрально пускал слюни. Раздавался пронзительный визг детского смеха, и вот уже шаги взрослого направлялись в ясли, а детвора, прыская и топоча босыми ногами, убегала прочь.

Электричества здесь не было, но в часы ночных кормлений я видел на столе квадратный светильник со стеклянными дверцами. Очень похоже на старые керосиновые лампы, только светит намного ярче. Редко получалось его рассмотреть получше, так как няня сидела спиной к свету, чтобы мне не било в глаза.

В часы бодрствований я строил планы и предположения, прогонял в уме старые знания, чтобы не забывать, со скуки делал математические упражнения – возводил в квадраты, перемножал двузначные и трёхзначные числа, делил, отнимал, составлял таблицу умножения после девяти и так далее. Без фанатизма, просто чтобы не прокрастинировать.

Как и планировал, я не доставлял неудобств взрослым и мои пелёнки практически никогда не были грязными. Стоит начать требовательно кряхтеть и кричать, как кто-то из карапузов уже бежал с донесением. Приходила кормилица с судном и я делал свои дела. Частично из-за этого отношение ко мне было теплее.

Один раз пришёл бородатый черноволосый мужчина и о чем-то разговаривал с временной матерью. Его одежда отличалась – с виду богаче и ткань качественнее. Рубашка и пиджак, нет, скорее сюртук, цепочка на шее. Проблемы с печенью – желтуха, склеры глаз и кожа характерного цвета, немного зеленоватый оттенок, похоже механическая. Возможны камни в желчных протоках. Ему бы перестать есть жирную пищу, копчёности, яичные желтки, алкоголь и соли поменьше.

Но я мог лишь упражняться в диагностике и оставаться наблюдателем. Плохо быть выключенным из системы обмена информацией, да и не факт, что он послушал бы ребёнка. Помощь не всегда способна дойти до страждущих. Спасти всех и каждого – это идиллия для тугоумных, мечты наивных дев. Это даже не скептицизм, а здравомыслие. Да и само человечество никогда не хотело иметь качественное лечение. Об этом много и часто говорят, но что толку? Достаточно просто посмотреть на потоки ресурсов, в данном случае – денег. Куда идёт приоритет? Военка, политика, сфера развлечений…

Даже если брать жизненный ресурс врача – работа до переутомления не сулит ничего хорошего. На длинной дистанции тот, кто не износится раньше, принесёт больше пользы, но это уже вопросы деонтологии6, гигиены труда и кадрового планирования.

Сидит тут великий младенец, прикроватный политолог – внутренний собеседник усмехнулся и посмотрел на всё это со стороны.

Моя жизнь началась заново. Она не была до этого плохой, скорее образцовой, и даже нравилась. Обстоятельства повернулись так, что я теперь в теле новорождённого и жизни дан новый старт. Я не могу повлиять на ход событий, но могу их принять и двигаться дальше. Нужно заниматься тем же, что и раньше. У меня есть запас знаний и стремление реализоваться. Будем считать это подарком – считай лишние двадцать три года жизни. Вернусь к родным, всё заново пройду и вклинюсь в привычное русло жизни.

Возможно, меня будут изучать как научный феномен переноса сознания. Чем оно является тогда – душой, совокупностью информации? Если второе, то оно не просто лоскуты знаний, а данные психики, воспоминаний, навыков, образа мышлений – как человеческая операционная система с огромным числом уровней и надстроек, а биологическое тело как удобный носитель и проводник воли.

Здание, где я находился, навряд ли детский дом. Слишком мало постояльцев для этого. Униформы священнослужителей тоже ни на ком не заметно. А дети такие разные, что нет сомнений – они не родные братья и сестры. Это подобранные сироты, потерявшие родителей в силу тех или иных обстоятельств. Осталось только выяснить мотивы здешних хозяев и решить – остаться ли тут до достижения дееспособности или покинуть это место как можно раньше.

* * *

Наступила осень. За три месяца я научился понимать речь окружающих процентов на тридцать. Не знаю, как это получилось – прошлый я потратил бы на это года полтора точно. Видимо, новый организм лучше усваивает инфу. Мне иногда читали сказки на ночь, и остальные дети тоже часто крутились вокруг и разговаривали друг с другом. Место, где я находился, называлось Ваабис. Что это такое – я так до конца и не понял.

Ещё часто слышал слово «Рилган» – видимо, это название города или области. Страны с таким названием я точно не помнил – с географией, в своё время, были хорошие отношения.

Это не церковь, но, возможно, какая-то благотворительная организация или – если мои опасения подтвердятся – маленький религиозный культ. Часто я слышал как Лавия – так звали кормилицу – что-то шептала, стоя ко мне спиной, когда зажигала лампу. Молитвой это сложно было назвать – слишком уж коротко и быстро всё происходило, а те отрывки, что я смог уловить, лишь отчасти напоминали латынь.

Я заочно познакомился со всеми детьми. Муримий – кучерявый мальчуган лет шести, серые глаза, худой и со странными для его возраста густыми бровями. Думаю, повзрослев, он трансформирует их в одну. Бефальт – пухлый, с какими-то странными волосами «ежиком». Пару раз он просовывал свою голову и давал их потрогать – поразительно! Они торчат как будто щётка и, если попытаться прилизать их, то они снова возвращают свою форму.

Он очень шумный и больше всех хохочет, также он самый грязный из них. Я не знаю, куда тут смотрят взрослые, но его ногти как у землекопа, а нос вечно в соплях. Да, это признак того, что иммунитет работает исправно, но ведь это негигиенично! Просто маленький свин.

Более скромный чем остальные – Коррус. С виду умный мальчик с зелёными глазами, возраст около шести-семи лет, немного худощавый и бледноват по сравнению с тем же загорелым Бефальтом. Мало говорит, но видно, что остальные прислушиваются к нему. Возможно, неформальный лидер этой компашки. Предпочитает больше наблюдать, чем действовать.

Микульп – местный человек-трагедия. Каждый раз он что-то разобьёт, либо Лавия на него кричит за какие-то проделки. Рыжий мальчик с карими глазами, самый низкий из всех. Немного заикается и волнуется, когда говорит, видимо, боится, что над ним будут смеяться. Бефальт его иногда поддевает, но не со зла, как это обычно делают эгоистичные и избалованные дети, а по-доброму, так что и сам Микульп расплывётся в широкой улыбке, глядя как остальным весело. Похоже, что он младше, но его приняли в компанию и видно, что он дорожит друзьями. Кстати, именно Микульп больше всех сторожит мою кроватку и доносит кормилице о критических моментах. Хороший малый, но видно, что привязчивый, возможно, ранимый.

Если Коррус был неформальным лидером, то Найша обладала очень большой властью над этой четвёркой. Девочка была старше всех, лет девять точно. Я видел как она помогает Лавии убираться, мыть полы, носится туда-сюда с тарелками. Думаю, если бы я был обычным ребёнком, то она нянчила бы меня в отсутствии взрослых. Однако, я джентльмен и не позволю даме носить тяжести. Буду молчать. Правда, она видела мои какашки, так что у нас ничего не выйдет.

Я представил, как в подгузнике держу Найшу за руку среди пальм, позади нас шезлонги и пара кокосов на песке, вдали багровеет закат. Опершись спиной о пальму, чернокожий саксофонист журчит нежными нотками джаза. Шум моря.

– Дорогая, если ты скажешь нет, то моё сердце навсегда останется здесь, как этот песок.

– Но тебе всего три месяца, когда ты вырастешь, я уже буду слишком стара для тебя.

– Ах, замолчи, глупая женщина… Ты не понимаешь каково это – умирать в неге любви…

Саксофонист всё играл и играл, усиливая эту боль.

– А помнишь, когда я в первый раз показал тебе пузырь из слюней?

– О да, – улыбнулась Найша. – Тогда ты ещё не был так испорчен.

Мы кинули взгляд на волны, покрытые пеной.

– А ты всегда была и останешься очаровательной.

– Марк, ты меня смущаешь.

– Ты назвала меня Марк… впервые, – произнёс я с содроганием сердца.

– Да, я знаю, что «Гург» тебе не нравится и…

Саксофон заполнил всю пустоту, маэстро страстно выдувал воздух в мундштук, тело извивалось, пальцы скользили по клапанам, испарина бороздила лоб музыкального творца.

Я обернул своё тело в подгузнике к нему, так как мышцы шеи ещё не окрепли достаточно.

– Блин, ты можешь играть где-то в другом месте? Я ни черта не слышу!

Картина куда-то размылась. Мда, я, наверное, совсем того. В любом случае, с местными красавицами не стоит ничего такого мутить.

«Меня посадят», – пронеслось в голове. Я не испытывал какого-то влечения к женщинам – вероятно, до полового созревания с этим будет туго, если совсем никак. Физиология просто-напросто не даст такой возможности.

Найша была хорошей девочкой со светлыми волосами, расторопная, с умными синими глазами, с миниатюрным носиком и линией губ, кожа бледновата, а в местах ближе к слизистым – с лёгким красным оттенком вокруг носа и глаз. Она строгий начальник, и если кто из шпаны нашкодил, то получал от неё на орехи, но, в случае чего серьёзного, она прикрывала бедолагу от неприятностей и взрослых. Её уважали и боялись, только Бефальт иногда прощупывал почву на предмет слабины и пытался что-то оспорить или отказаться от работы, но всегда безуспешно. Маленькая хозяйка знала подход к каждому, и за это остальные ребята за неё заступались.

Обычно дети бывают очень эгоистичны и жестоки в своих поступках, но эта компания нравилась мне. Что же им пришлось пережить, что они так рано стали осознанно себя вести?

Сейчас Микульп, Бефальт и Коррус сидели на кровати напротив и играли в какую-то разновидность шашек. Я стоял в своей кроватке и держался за прутья, ловя взглядом каждое движение и слушая разговор. Нужно было пополнять словарный запас и искать больше информации про это место.

Кстати, раз уж вспомнил Найшу – очень повезло, что в прошлом теле не было длительных романтических отношений в момент переноса сознания. Я бы места себе не находил, а моя пассия так подавно. Не факт, что я умер, может это был просто перенос сознания в другое тело.

А если это обмен? То сейчас моё взрослое тело с сознанием ребёнка?

Я мысленно сделал фейспалм, представив все последствия такого хода событий. Исключение из ВУЗа, опека матери, увидел, как его кормят с ложечки, как он учится заново говорить и ведёт себя как овощ. Бррр. Я вздрогнул.

– Чего это он?

– Не знаю, может ему холодно?

– Стоит всё время и пялится.

Коррус внимательно на меня посмотрел.

– А вам не кажется странным, что он вообще не плачет кроме тех случаев, когда хочет есть и в туалет?

– А ты хочешь убирать его какашки, Кор?

– Я подложу их тебе в суп.

– А я расскажу тёте Лав, что ты делал тогда в поле…

– Тихо ты, заткнись, – кажется, впервые за всё время Коррус действительно напрягся.

– А что он делал?

– Не твоё дело, культяпка!

– Беф, только попробуй и я расскажу то самое.

– Кор, так нечестно! – Бефальт ткнул брата кулаком в плечо.

– Ещё как честно, – мальчик тоже ткнул кулаком в ответ, потом Коррус обратился к Микульпу. – Извини, это секрет Мик. Никому не говори, хорошо?

– Ладно, – великодушно махнул Мик. —Только потом обязательно расскажи, я первый!

– Хорошо, – губы Корруса слегка приподнялись.

– Твой ход, дурачок!

– Заткнись, я и так знаю, дай поду…

Я сел на пятую точку. С недавних пор мне удаётся держать равновесие. Вообще, сидеть и стоять я должен был с пяти-шести месяцев, но организм развивался немного быстрей. Скорее всего, сознание сильно повлияло на процессы роста и развития. Нужно быстрее переходить на вербальное общение. Может, если сильно захотеть и сконцентрироваться на этом желании, то сигнал пойдёт всему телу? Постнатальный онтогенез7 подвержен влиянию извне, а можно ли считать собственное сознание как один из таких факторов? Своим нетерпением я включаю скрытые в теле процессы… Какая-то мистика. Эмоции могут влиять на нас, но не до такой же степени?

За окном пошёл дождь. Кстати, я до сих пор не увидел ни одного мобильника или другого устройства связи. Все, кто сюда приходил, ими не пользовались. Даже если здесь нет электричества, то не факт, что во всём городе также. Рилган, значит. Странно всё это. У нас и в отдалённых провинциях была возможность выйти в интернет или хотя бы позвонить.

– Анпа!

– Опять ты победил, нечестно!

– Всё честно, сегодня ты убираешься вместо меня.

– Там же дождь, куда ты пойдешь?

– Не твоё дело. Уберите здесь всё, я пошёл.

– Аккуратней там.

Коррус, помахав рукой, вышел. Я скосил глаза на окно. Там во всю лил дождь. Интересно, куда это он в такую погоду? Маленькими пальчиками я сжимал деревянную игрушку. Это был круг с нарисованным солнцем внутри. У него было лицо и лучи в форме щупалец во все стороны. Глаза широко открыты и их радужка, как панцирь улитки, располосована линиями. Брови как будто в удивлении подняты вверх, подбородок и губы жирные. Из одного глаза капает слеза. Такая жуть. Боже, я будучи взрослым, обосрался бы, увидев это в темноте. Оно пялится на тебя как неживое, без эмоций. Поверхность круга поцарапана. Где-то я раньше видел такое солнце. Да. Это рисунок славянского солнца. Древнерусского.