Иосиф Первый, император всесоюзный

Пролог второй От Октябрьского переворота к созданию СССР: технологии захвата и удержания власти

Великая Октябрьская социалистическая революция, о которой так долго говорили большевики, с 1917 по 1927 годы называлась ими просто, без изысков – «Октябрьский переворот». Это потом уже для придания большего веса, солидности, самоуважения и легитимности (как большевики все это понимали) правящему режиму, оный переворот получил в официальной советской истории свое донельзя пышное (и весьма условно соответствующее реальности) наименование. Очевидно, сделано это было в пику французам – мол, если французская революция «Великая», то почему бы и наш переворот не назвать так же громко (или даже еще звонче)? Сказано – сделано. С 1927 года та заварушка в Петрограде, в результате которой политически импотентное Временное правительство было низложено, а к власти пришли «строители нового мира», и получила свое трудновыговариваемое название, а правящая в СССР партия – положенный по статусу набор легенд и мифов об этом событии.

Впрочем, на самом деле, не имеет особого значения, как называть события тех дней, революцией или переворотом – смысл от этого не меняется. Просто название «Октябрьский переворот» автору кажется более адекватным – во-первых, это и был именно военный переворот, осуществленный военной силой против законного правительства, а, во-вторых, подобное наименование более краткое и удобное в написании. Поэтому пусть будет – «Октябрьский переворот».

Значение имеет другое – то, что взявшие власть в России большевики отнюдь не были самой влиятельной партией в стране (скажем, те же социалисты-революционеры были куда как более популярным политическим течением). РСДРП(б) на выборах в Учредительное собрание получила всего 175 мандатов из 715 (эсеры, правые и левые – 410), а посему большевикам уже на следующий день после свержения Временного правительства срочно потребовалось выработать определенный modus operandi – дабы не оказаться «калифом на час», а стать властителями страны всерьез и надолго. А для этого им следовало самым срочным образом выработать свою собственную, оригинальную технологию удержания захваченной власти – без которой большевистская октябрьская авантюра с неизбежностью превращалась бы в один большой пшик.

«Мир – народам», «земля – крестьянам», «заводы – рабочим», «нациям – право на самоопределение» и «власть – Советам» были вначале всего лишь лозунгами (причём зачастую перекликающимися с лозунгами социалистов-революционеров), нещадно эксплуатируя которые, большевики смогли привлечь на свою сторону значительную часть политически активного населения – и обеспечить благожелательный нейтралитет населения, политически пассивного. Но на следующее же утро после достопамятного выстрела «Авроры» эти лозунги потребовалось превратить в реальную политику – что оказалось довольно трудно (а кое-что и невозможно, но об этом позже).

Причем технология удержания власти должна была быть выработана, как минимум, в двух вариантах – ибо царская Россия, управлять которой взялись большевики, была страной, во-первых, крестьянской, а во-вторых, многонациональной; методы управления, годные для губерний Центральной России, никак не годились для Северного Кавказа!

Для губерний с русским населением большевики выработали весьма прагматичную (а с точки зрения ревнителей «нерушимости частной собственности» – откровенно циничную, но зато максимально эффективную) линию поведения: поскольку большинство населения этих губерний составляло малоземельное крестьянство, этому крестьянству в собственность были переданы помещичьи, монастырские и частью даже государственные земли – то есть был осуществлен элементарный подкуп крестьянской массы (составляющей 85 % от всего населения Центральной России), каковым не слишком благовидным, но весьма эффективным способом была (на первых порах) обеспечена гарантированная поддержка крестьянами курса новой власти – ибо новая власть честно выполнила свои обещания, с которыми рвалась «наверх».

По сути, большевики сделали подавляющее число крестьян (то есть тех, кто на основании решений большевистского правительства получил в собственность чужую землю) своими «подельниками»; отныне успехи большевиков были успехами крестьянской России, а их поражения – поражениями «народа-богоносца», и до самого конца Гражданской войны этот общественный договор действовал относительно устойчиво.

С рабочими же дело пошло не столь успешно; экспроприация собственности на средства производства и последующая их национализация не дала рабочим практически ничего – кроме осознания себя «гегемоном революции». Рабочим малоквалифицированным и низкооплачиваемым этого было достаточно, а вот «рабочая аристократия» (те же работники оружейных заводов) особого удовлетворения от Октябрьского переворота не получила – ИХ Революцией был Февраль; посему ничего удивительного в том, что с большевиками на стороне «белых» сражались РАБОЧИЕ (наибольшую известность в этом плане заслужили ижевские и воткинские оружейники, восстание которых осенью 1918 года нанесло большевикам тяжелый удар и отвлекло у них значительные силы с других фронтов) не было – идеология белого движения, как политического продолжения Февральской революции, была им ближе, чем идеи большевиков.

Но в целом надо сказать, что большевикам удалось привлечь на свою сторону крестьянство, то есть большую часть трудоспособного (и военнообязанного) населения России (рабочие тогда составляли едва ли десять процентов жителей страны) – пусть и за счёт грубого слома «священного права собственности». Владение землёй (вернее, достаточным для безбедного существования пахотным клином) было извечной мечтой русского крестьянства – и большевики эту мечту исполнили!

Правда, надо сказать, что этот ход руководства РСДРП(б) – лишение прежних владельцев прав собственности на пахотные земли и национализация средств производства (заводов и фабрик) – сделал яростными и безоговорочными врагами Советской власти доселе имущие классы: дворянство и буржуазию. И по-человечески ненависть «бывших» к новой власти понятна и объяснима: люди были элементарно ограблены до нитки, превращены в граждан второго сорта (а потом и вообще – в заложников), низведены до роли дичи на большой охоте («красном терроре»), сценарий которой был написан РСДРП(б) именно с целью окончательно застолбить свое экономическое и политическое господство в стране.

Зато большевики этим несложным, но весьма решительным шагом (отъемом собственности) за чужой счет, то есть, не вкладывая ровным счетом ни одной копейки, смогли обеспечить себе безусловную политическую поддержку 70-80 %% населения страны (на первых порах). И именно с точки зрения технологии удержания власти этот злодейский отъем был крайне эффективным инструментом внутренней политики. Тем более – ни дворянство, ни (в меньшей, правда, степени) буржуазия – не были серьезными противниками новой власти.

Русское дворянство как сословие, де-юре обладавшее политической властью, в России к 1917 году деградировало как политический класс, перестав соответствовать тем требованиям, которые История обычно предъявляет правящим элитам. Все эти Голицыны и Оболенские, о которых с придыханием пели в девяностые годы по всем ресторанам СНГ, к моменту крушения Империи были ничтожной политической силой, ибо не имели ни воли, ни решимости к удержанию своей власти, ни вразумительной программы действий, ни вождей, обладающих необходимой харизмой. Вырождение русского дворянства привело к закономерному итогу – кладбищу Сен-Женевьев-де Буа; большая часть тамошних могил стала последним приютом мужчинам, в 1917-1920 годах бывшим в призывном возрасте и способным носить оружие. О чем это говорит? О том, что подавляющее большинство дворянства сочло возможным трусливо бежать со своей Родины вместо того, чтобы умереть в битве со своими врагами. Вожди «белого движения» были, главным образом, выходцами из простонародья – и генерал Корнилов, и генерал Кутепов, и генерал Деникин, и генерал Юденич, и генерал Краснов имели крестьянских или казачьих предков! «Белая кость» среди известных деятелей Гражданской войны с «той» стороны не представлена фактически никак – князья Голицыны, Юсуповы, Трубецкие, Волконские, графы Шереметевы, Шуваловы, Строгановы, о которых ныне с придыханием шепчет «графиня» Фекла Толстая – оказались неспособны возглавить сопротивление большевистскому перевороту (в отличие от своих «коллег» во Франции 1789-1793 годов) и попросту сбежали из страны, как прогоревшая труппа третьесортного шапито.

Против большевиков сражались не дворяне – с ними насмерть бился русский «средний класс», разночинцы, вкусившие либерального воспитания и в феврале 1917-го ставшие, наконец, политическим классом. Именно русский либерализм (пусть и едва обозначившийся) и стал настоящим Врагом большевизма – и именно с ним большевики сражались наиболее яростно и бескомпромиссно. Этому либеральному политическому классу БЫЛО ЧТО ТЕРЯТЬ – большевики пошли на национализацию сначала крупной, а затем, во время «военного коммунизма», и вообще ВСЕЙ промышленности – и посему он воевал с большевиками ДО КОНЦА.

Дворянство было становым хребтом русской державы триста лет, от времен Ивана III до куцых дней правления «гатчинского капрала» Петра III. 18 февраля 1762 этим императором был подписан Манифест о вольности дворянства. По нему все дворяне освобождались от обязательной гражданской и военной службы; состоявшие на государственной службе могли выходить в отставку. Они могли беспрепятственно выезжать за границу, а при желании – служить иностранным государям; Российская империя, напомню, была не национальным, а сословным государством, в котором имело значение принадлежность к определенному сословию (ну, еще к конфессии), но отнюдь не к национальности. Это потом подобная служба будет приравниваться (и очень правильно!) к измене Родине – во времена же «просвещенного абсолютизма» ни у кого не вызывал удивления пятый пункт упомянутого манифеста: «Продолжающие службу, кроме нашей, у прочих европейских государей российские дворяне могут, возвратясь в отечество свое, по желаниям и способности вступить на ваканции в нашу службу; находящиеся в службах коронованных глав теми ж чинами, на которые патенты объявят, а служащие у прочих владетелей с понижением чинов, как о том прежнее узаконение установлено, и по которому ныне исполняется»..

Так вот – Манифест Петра III стал документом, предопределившим крах дворянства как главной политической силы в России через сто с небольшим лет после своего опубликования. Потому что военная служба (да и вообще всякая «государева» служба) по этому манифесту перестала быть обязательной для дворян – и с этого момента началась неудержимая деградация дворянства, превращение его представителей в жирующих в своих усадьбах сибаритов, в «лишних людей». Был сломан ключевой пункт «общественного договора» – дворянство имело право на политическую власть в стране, лишь будучи военной кастой. Крестьянин понимал, что его помещик имеет право владеть землей (и в определенной степени быть владельцем его «души») именно потому, что и сам помещик обязан за это по первому требованию государя отдать жизнь за Отечество на поле брани. Как только этот механизм был русскими царями сломан – вопрос об отрешении дворянства от политической власти в стране стал лишь вопросом времени.

Поэтому большевики немедля после Октябрьского переворота посчитали возможным (и необходимым) лишить дворянство экономического базиса его политической власти – владения землей. Пусть и получая из-за этого безусловного врага (но слабого и недееспособного, с которым позже можно будет справиться «одной левой») – зато приобретая полную и безоговорочную поддержку крестьянства (а крестьяне – это более трёх четвертей населения России). Обмен был для большевиков крайне выгодным – и они пошли на него, благо в их среде крупных землевладельцев не было.

Относительно национализации крупной (а потом, с введением политики «военного коммунизма» – и вообще всякой) промышленности вопрос был сложнее. С социальной точки зрения (если избавится от разного рода пропагандистских штампов) она ничего положительного не давала – на многих частных заводах экономическое положение рабочих было весьма приличным, – даже наоборот: среди промышленного пролетариата РСДРП(б) имела весьма высокий процент сторонников, национализация могла ухудшить (и фактически ухудшила) экономическое положение рабочих, а следовательно – понизить степень доверия рабочих к «своей» партии.

Но зато данная национализация давала в руки большевиков все реальные рычаги управления народным хозяйством. Делать они это, правда, будут скверно и на первых порах сделают кучу чудовищных ошибок, но ключевое условие упрочения своей власти – владение промышленностью – большевиками будет выполнено.

Замечу, кстати, что именно буржуазные партии станут на первом этапе Гражданской войны основными политическими противниками РСДРП(б), главными «фундаторами» вооруженной оппозиции большевистскому режиму. Но, не имея достаточных средств, проиграют большевикам с треском – уступив свое место государствам Антанты.

В общем и целом надо сказать, что большевики довольно быстро и достаточно надежно утвердили свою власть в центральных великорусских губерниях – путем фактического подкупа крестьянства. Подобная политика позволила РКП(б) на протяжении всей гражданской войны рекрутировать достаточные массы призывного контингента в Красную Армию, снабжать промышленные центры продовольствием (ничего не давая крестьянам взамен – политика «продразверстки») – в отличие от «белых», никаким образом не сумевших привлечь к себе крестьян. Населению русской провинции, на самом деле, был глубоко безразличен факт узурпации власти большевиками – гораздо важнее для них было то, что в результате такой узурпации они получили землю – и посему у «белых», ратовавших за возвращение «единой и неделимой» и восстановление прежних аграрных порядков, практически не было никаких шансов на поддержку со стороны основной массы населения страны.

Да и крестьянские бунты (самый известный – «антоновский мятеж» в Тамбовской губернии) вспыхнули уже после того, как отгремели последние залпы Гражданской войны. Заметьте – пока шла война с «белыми», ратующими за возвращение «старого строя», – крестьяне с величайшей неохотой, но все же выполняли требования коммунистов о тотальной сдаче «излишков» продовольствия. Шла война, и нужно было потерпеть во имя окончательной победы над «эксплуататорами» – чтобы потом, используя дарованную большевиками землю, зажить сыто и благополучно. Большевики же с окончанием гражданской войны так понравившуюся им продразверстку отменять не спешили – и получили жестокие крестьянские восстания. Восстания они подавили – но продразверстку оперативно заменили продналогом, ибо крестьянство по-прежнему оставалось самым многочисленным классом в России и «социальный договор» между большевистским правительством и мелкобуржуазной деревней следовало (до поры) все же выполнять.

«Декрет о мире» был, главным образом, внутренним документом новорожденного Советского государства. Расчет большевиков был донельзя прост – во-первых, Россия выходила из абсолютно бесперспективной для нее войны, во-вторых – большевики получали прекрасный инструмент для проведения своей политики на селе, ибо большинство демобилизующихся на основании этого декрета (как тогда говорили – «самодемобилизующихся») солдат имели крестьянское происхождение, и, возвращаясь домой, они несли с собой пассионарный заряд, заложенный в них четырехлетним сидением в окопах. Да к тому же среди руководства РСДРП(б) было немало деятелей, разделявших концепцию «вооружённого народа» – ибо, исходя из учения К.Маркса о замене регулярной армии всеобщим вооружением народа, оный вооруженный народ будет отлично защищать завоевания революции. Посему для окончательной ликвидации старой армии большевики назначили Верховным Главнокомандующим распадающегося «военного механизма царизма» прапорщика Крыленко. Этот прапорщик не должен был заниматься оперативными вопросами – его поставили на этот пост, чтобы он революционной рукой руководил ликвидацией армии, что им и было успешно выполнено к 16 марта 1918 года (последний приказ Главковерха о ликвидации Ставки Верховного Главнокомандования). Царскую армию закрыли, как проторговавшийся пивной ларек!

Кроме того, 16 декабря 1917 года Декретом ЦИК и СНК (правительство большевиков) были отменены наряду с сословиями и титулами и все воинские звания. Логичный ход – если нет армии, то ни к чему и воинские звания? Расползающаяся армия, правда, таила в себе опасность немецкой оккупации части территории России – но этим можно было тогда пренебречь. Во-первых, Октябрьский переворот был в значительной степени «проектом» немецкого Генштаба, так что свержение их власти немецкими дивизиями большевикам однозначно не грозило; и, во-вторых, под гипотетическую (увы, ставшую в феврале 1918-го фактической) оккупацию попадали окраины бывшей Империи, и без того уже впавшие в сепаратизм.

Вообще, многонациональность России была для большевиков серьезной проблемой – но зато послужила отличным полигоном для отработки технологий захвата и удержания власти на территориях с нерусским населением.

Царский режим в ответ на локальный национализм, начавший пробуждаться в нерусских частях империи с середины девятнадцатого века, проводил политику русификации – впрочем, довольно бездарно. Зато его политические противники, начиная с революции 1905 года, начали всерьез и во весь голос требовать национально-территориальной автономии, а в случае с поляками – вообще строить свою деятельность на откровенном сепаратизме. Депутат Государственной Думы, небезызвестный Пуришкевич, говорил: «Везде налицо сепаратистские устремления инородцев, которые только и ждут грядущего пожара, чтобы оторвать от империи ту или иную окраину». Между прочим, сказано в 1912 году!

Временное правительство не стало влезать в дебри национальных проблем – оставив их решение Учредительному собранию. Большевики, разогнав оное, начали решать этот вопрос по-своему – благо, из всех крупных российских партий лишь РСДРП(б) зафиксировала в своей программе право наций на самоопределение вплоть до отделения. На первый взгляд, большевики в этом вопросе оказались святее президента Вильсона («четырнадцать пунктов президента Вильсона» – в числе коих «право наций на самоопределение» – считались основой для послевоенного устройства мира). Остальные же игроки на политическом поле России, не отрицая в принципе права национальных меньшинств на сохранение и развитие национальных культур и языков, начисто отказывали националам в праве на национально-территориальную автономию. Русские же радикальные националистические движения (Союз русского народа, Русский монархический союз, Союз Михаила Архангела) вообще настаивали на том, чтобы гражданские, политические и культурные права нерусских народов были вообще низведены до минимального уровня.

Вследствие Октябрьского переворота и распада центральной власти (временного, разумеется) в европейской и закавказской частях страны было провозглашено десять независимых государств – да еще в Средней Азии вместе с ранее существовавшими и формально уже автономными Хивой и Бухарой возникли еще две антибольшевистские автономии с центрами в Коканде и в южном Казахстане (Алаш-Орда).

Если подходить сугубо формально, то возникновение этих государств было тем самым «правом наций на самоопределение вплоть до отделения», каковое большевики начертали на своих знаменах. Но эти лозунги были написаны на этих знаменах, как говорится, «до того». Теперь же, в ситуации «после», следовало незамедлительно внести в указанные лозунги определенные коррективы, благо внешнеполитическая ситуация оставалась крайне сложной и под эту «музыку» можно было от каких-то своих обещаний безболезненно и отказаться.

«В обстановке разгорающейся смертельной борьбы между пролетарской Россией и империалистической Антантой для окраин возможны лишь два выхода: либо вместе с Россией, и тогда – освобождение трудовых масс окраин от империалистического гнета; либо вместе с Антантой, и тогда – неминуемое империалистическое ярмо. Третьего выхода нет. Так называемая независимость так называемых независимых Грузии, Армении, Польши, Финляндии и т. д. есть лишь обманчивая видимость, прикрывающая полную зависимость этих, с позволения сказать, государств от той или иной группы империалистов» – И. Сталин, 1920 год.

То есть большевики, став правящей партией в России, разные новообразованные «независимые» государства решили рассматривать не как состоявшуюся реализацию права наций на самоопределение, а как гнусный сепаратизм местной буржуазии или феодальных элементов (в Средней Азии). Иными словами, в этом вопросе оказались солидарны со своими заклятыми врагами (ведь «белые» бились за Россию «единую и неделимую», о чем с детской непосредственностью и вещали в своих программных документах – что с политической точки зрения было весьма … гм-м-м…прямолинейно и неблагоразумно).

«Выразителями воли народов» национальных окраин большевики решили считать пролетариат, по странному стечению обстоятельств почти везде оказавшийся русским.

Пока большевики были слабы – местные национальные кадры живо понаучреждали множество суверенных государств. Но, поскольку национальный энтузиазм масс как-то не перерос в желание этих масс защищать свою «независимость» до последней капли крови, в 1918 году большевики начали постепенно эту шарманку сворачивать. Тем более, что идея «вооруженного народа» как механизма защиты завоеваний революции как-то тихо отмерла, зато появившаяся необходимость вооруженной борьбы с контрреволюцией и иностранной военной интервенцией вынудили ЦИК и СНК 15 января 1918 года (именно 15 января, а не 23 февраля!) издать декрет о создании «Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Большевики очень быстро осознали необходимость для нормального государства нормальных вооруженных сил – хотя вначале формирующаяся Красная Армия была все же больше внутренними войсками для силового удержания власти РКП(б) внутри страны, то есть карательным элементом советской государственной машины, который, как и всякая замкнутая кастовая система, начал немедленно вырабатывать собственную иерархию подчиненности.

Кстати, тут надо отметить, что руководители вновь создаваемой РККА, исходя из политических соображений и не понимая необходимости существования системы воинских званий (все-таки за всеобщее равенство боремся), категорически отказались от всяких званий – каковые, вообще-то, характерны для любых вооруженных сил, от Сан-Марино до Монголии. Большевики решили добиться всеобщего равенства даже для такого специфического государственного инструмента, как армия – и установили для рядового и начальствующего состава РККА единственное звание – «красноармеец». Дескать, новое бесклассовое государство напрочь отвергает разделение своих граждан на какие бы то ни было группы – все равны, и баста. Однако в силу реальной необходимости, сначала неофициально, затем все более официально (хотя никакого документа о введении званий или наименований руководящего состава так и не было издано) в служебной переписке, периодической печати появляются наименования «краском» – красный командир, «командарм» – командующий армией, «комбриг» – командир бригады, «начдив» – начальник дивизии и т. п. К середине гражданской войны (январь 1919 года) эти названия воинских руководителей становятся вполне официальными, а с января 1920 года наименования должностных лиц закрепляются Приказом по РККА, причем получают название «категории красноармейцев». Эта система сохраняется до мая 1924 года.

Впрочем, надо сказать, что от функции внутренних войск (то есть подавления выступлений недовольных на территориях, подконтрольных большевикам) очень скоро (уже к лету 1918 года) Красная Армия начала потихоньку брать на себя функции внешнеполитического инструмента Советской России – правда, делая поправку на то, что объектами внешней политики большевиков стали (для начала) бывшие территории Российской империи, в период краха последней обретшие независимость от центральной власти.

Если учесть, что с сентября по декабрь 1918 года численность Красной Армии выросла с 600.000 до 2.000.000 штыков – инструмент для приведения в чувство националов в руках большевиков появился изрядный.

Немедленно после революции в Германии (ноябрь 1918 года) территория, попавшая под немецкую оккупацию по условиям Брестского мира, стала как бы ничейной, и большевики быстро понаделали для этих территорий правительств и провозгласили создание советских республик Латвии, Литвы, Эстляндской трудовой коммуны, Украины (со столицей в Харькове) и Белоруссии – хотя большая часть территории этих государств под контролем Советов вовсе и не находилась. Не беда – советские правительства этих республик признаны были большевиками единственными легитимными представителями окраинных народов – разные же буржуазные правительства, столь же быстро наделанные на местах тщанием где Антанты, где Германии – преданы были Москвой остракизму.

Мало того – уже юридически признав независимость Финляндии и Польши, большевики, тем не менее, решили попытаться и в этих странах установить «дружественные» им режимы. В январе 1918 года в Хельсинки произошло восстание рабочего класса, тут же объявившего прежнее национальное правительство низложенным и через несколько часов создавшего социалистическую республику. Эта республика незамедлительно заключила договор о дружбе и братстве с РСФСР.

Увы, бежавшее из столицы финское национальное правительство подписало договор с Германией – в обмен на военную помощь в подавлении «пролетарского восстания» финны были готовы признать своим королем принца Фридриха Карла Гессенского. Весной немецкие войска очистили Финляндию от коммунистов, но принц Фридрих престол занять не успел – в ноябре 1918 года монархия в Германии была свергнута и финнам удалось эти свои обязательства не выполнить. 17 июля 1919 года Финляндия была провозглашена республикой.

Провал большевизации западных окраин (прибалтийских государств и Польши) явился следствием того простого факта, что русских рабочих на этих территориях было до обидного мало – местные же жители достаточно серьезно поддерживали идею независимости от России и создания собственных национальных государств. Так что здесь большевикам не выгорело по вполне объективным причинам – не говоря уже о том, что военная мощь Красной Армии была ничтожной по сравнению с силами Антанты, с начала 1919 года приступившей к «освоению» бесхозных, по мнению западных политических деятелей, земель бывшей Российской Империи.

Вообще, ключевым условием захвата и удержания власти большевиками на нерусских территориях являлось наличие там политически активного и прокоммунистически настроенного русского городского населения – и отсутствие там же сильных националистических движений. Русские рабочие (в числе прочих) были царскими властями эвакуированы из Польши в 1915 году – каковым мероприятием большевики были лишены «опоры в массах», когда через пять лет пришла пора эти территории возвращать прежнему владельцу; кроме того, серьезную политическую силу в Царстве Польском представляла из себя ППС Юзефа Пилсудского. Как результат – крах всяких попыток большевизации польских территорий, равно как и финских.

Зато на Юге и на Востоке большевикам «шла масть».

В 1918 году закавказские депутаты Учредительного собрания создали Закавказский сейм с исполнительным органом – Закавказским комиссариатом; так возникла Закавказская Демократическая Федеративная республика, 26-28 мая 1918 года распавшаяся на независимые Грузию, Армению и Азербайджан. Большевики тоже попытались установить на этих территориях свою власть – но, не имея под рукой серьезной военной силы, советская Бакинская Коммуна довольно быстро была местными националистами с помощью англичан задушена в колыбели.

Но у большевиков в Закавказье было несколько точек опоры – кроме бакинских комиссаров.

Во-первых, весной 1918 года начался абхазский мятеж против грузинской власти, дополненный мятежом в Южной Осетии – эти этнически негрузинские территории были под шумок общего краха Российской империи властями в Тифлисе объявлены «исконной территорией проживания грузин», и, следовательно, частью «свободной Грузии». То, что в Абхазии и Южной Осетии была провозглашена Советская власть (что было политическим признаком единства этих территорий с Россией) – шайку батоно Жордания отнюдь не волновало. Грузинские меньшевики потопили в крови Советскую власть в Абхазии, просуществовавшую 40 дней, огнем и мечом прошли Южную Осетию и взяли курс на насильственную грузинизацию этих народов. Мало того, в своих захватнических устремлениях меньшевистская Грузия ставила более широкие задачи, чем захват только Абхазии. С самого начала своего существования правительство Н.Жордания стало на крайне агрессивный путь и решило употребить все усилия для овладения Сочинским округом до Туапсе включительно, то есть теми землями, которые не имели никакого отношения к собственно Грузии – ну и что? Бесхозные плодородные территории, принадлежащие теперь неизвестно кому, вызывали просто зуд алчности у тифлисских «наполеонов». Ввиду отсутствия у России (не важно, советской или «белой») серьезной вооруженной силы в этом районе – в район Туапсе были введены (с согласия германского оккупационного командования) грузинские войска. Но абхазы Нестора Лакобы в тылу этой оккупационной армии продолжали оставаться серьезной головной болью для тифлисских вождей – посему ситуация в этом районе была крайне неустойчивой.

Во-вторых, в Карабахе и Зангезуре вспыхнул конфликт между тамошними армянами и центральной азербайджанской властью. В-третьих, в конце 1919 года руководство РКП(б) приняло решение создать в Грузии, Армении и Азербайджане коммунистические партии – которые станут «пятой колонной» РСФСР в этих государствах; кроме того, продолжало действовать Кавказское бюро РКП(б), де-факто ставшее штабом «советизации» Закавказья. Достаточно сказать, что в Кавбюро трудились такие видные большевики, как С.М. Киров, Р. Орджоникидзе, И. Смилга – вкупе с автохтонными коммунистами Н. Наримановым, А. Мясникяном, Б. Мдивани.

Когда инструменты влияния созданы и частично введены в дело – «промедление смерти подобно», как говорил Ильич-первый (правда, это он об Октябрьском вооруженном восстании говорил, но и к интервенции в Закавказье эту цитату очень даже можно применить).

2 января 1920 года наркоминдел РСФСР Чичерин в официальной ноте потребовал, чтобы Азербайджан и Грузия вступили в военный союз с Россией с целью подавления контрреволюции на Северном Кавказе. Основания для такой ноты у товарища Чичерина были – у власти в Закавказье стояли социалистические партии, пришедшие к этой власти, если отбросить всякие условности, в результате большевистского переворота. А раз «белые» воюют за «Россию единую и неделимую» – то вышеупомянутые независимые правительства Азербайджана, Грузии и Армении автоматически попадают (в глазах А.И. Деникина, например) в разряд узурпаторов власти, сепаратистов и, впоследствии, по одержании «белыми» победы – заключенных сибирских острогов. Посему в их сугубых интересах – выступить единым фронтом с большевиками против контрреволюции; надо сказать, что логика в ноте Советского правительства была железной.

Но закавказские деятели отвергли все претензии товарища Чичерина – как тому этого и хотелось.

И 26 апреля 1920 года части Красной Армии вторглись в Азербайджан. На следующий день в Баку, в результате начавшегося восстания большевиков, власть перешла к Бакинскому Ревкому, который тут же провозгласил создание Азербайджанской ССР и послал главе Советского государства телеграмму с предложением «заключить братский союз для общей борьбы против мирового империализма». Красиво и элегантно, в точном соответствии с «панамским проектом» Соединенных Штатов, осуществленным полутора десятками лет ранее.

Азербайджанская армия насчитывала более сорока тысяч штыков и сабель – но серьезного сопротивления вторгшейся Красной Армии не оказала, предпочев разбежаться по домам. Мусаватисты (власть до большевистского переворота принадлежала партии «Мусават») бежали в Грузию, полагая, что там, у грузинских социал-демократов, им удастся отсидеться в тишине и покое.

И точно, 7 мая 1920 года между Россией и Грузией был подписан мирный договор, в котором дословно было сказано: «Россия безоговорочно признает независимость и самостоятельность Грузинского государства и отказывается добровольно от всяких суверенных прав, кои принадлежали России в отношении к грузинскому народу и земле». Кроме того, Россия обязалась «отказаться от всякого рода вмешательства во внутренние дела Грузии». Правда, большевикам удалось дополнительным протоколом добиться от грузинов, чтобы те не препятствовали деятельности коммунистов, более того – разрешили им вести агитацию и пропаганду – но в целом независимость Грузии большевиками сомнению не подвергалась. Пока…

Понятно, почему. Весна 1920 года – весьма тяжелое для Советской России. РСФСР вступила в войну с Польшей, активизировался Врангель; плюс к этому на территории Грузии находятся английские войска, вступать в бои с которыми в планы Красной Армии пока не входило. Поэтому большевики посчитали возможным дать грузинам сполна насладиться независимостью – но недолго.

Кроме замирения с Грузией, большевики также в это же время решили закрыть «армянский вопрос» – путем инкорпорации армянской территории обратно, под власть Москвы, благо, военных сил для этого требовалось не в пример меньше, чем для покорения Грузии. Заодно, чем черт не шутит, можно было бы попробовать урвать кусок Северного Ирана, где у царской России были серьезные экономические и политические интересы. Учитывая, что силы Красной Армии в Закавказье были весьма немногочисленными – претворить в жизнь эти решения в короткие сроки оказалось довольно трудно. Но сделано было все максимально возможное.

В апреле 1920 года под руководством шейха Мохаммеда Хиабани в Тебризе (северный Иран) началось восстание против англичан и правительства Ахмед-шаха. В первых числах мая 1920 года советские войска в Азербайджане получили прямой приказ поддержать военным путём восставших.

Но иранские бунтовщики – не единственные, кому срочно требовалось «помочь» в эти весенние дни. 10 мая армянский Ревком в Александрополе, в соответствии с решением конференции армянских большевиков «поднять вооруженное восстание с помощью русского народа», начал это самое восстание. На помощь армянским «братьям по классу» выдвинулась кавалерийская бригада Красной Армии – но, увы, из-за необходимости подавления мятежа в Гяндже советские войска вынуждены пока «освобождение» Армении свернуть. Пришлось выбирать между «советизацией» бесплодных армянских плоскогорий и установлением советского влияния в Северном Иране – на оба проекта сил физически не хватало. Решено было все же довести до логического завершения «иранский план» – ввиду его большей экономической значимости.

14 мая в Баку Фёдор Раскольников – командующий советской Каспийской военно-морской флотилией – издаёт приказ о проведении десантной операции в городе Энзели (иранский город-порт на каспийском побережье). Официально – с целью захвата военных кораблей белой флотилии, которые после ликвидации деникинского, уральского и закаспийского фронтов ушли в Иран. Неофициально – с целью установления советского господства на южном побережье Каспийского моря.

17 мая советская эскадра в составе двух вооруженных пароходов, четырёх эсминцев, двух канонерских лодок, одного тральщика и трёх транспортов с десантом в две тысячи штыков вышли из Бакинского порта и взяли курс на Энзели. В то же время кавалерийский полк 11-й армии перешёл советско-иранскую границу и двинулся туда же по каспийскому побережью.

В окрестностях Энзели находились подразделения 36-я пехотной дивизии англо-индийских войск, общим числом в шесть тысяч штыков. Этим индусам и гуркхам советское командование предъявило ультиматум – немедленно отступить вглубь иранской территории, дабы не мешать русским разобраться между собой. Чтобы «англичане» были посговорчивей, рано утром 18 мая, по истечении срока ультиматума, 4 советских эсминца открыли огонь по селению Копурчаль, что в 15 километрах к западу от Энзели.

Одновременно под прикрытием тральщика «Володарский» началась высадка десанта в посёлке Кивру, в 15 километрах восточнее Энзели. Англичане довольно робко посопротивлялись (их сторожевой катер пытался атаковать эсминец «Дерзкий»), а затем приняли советский ультиматум и отвели свои части в Решт. Белогвардейцы со своих кораблей бежали через Энзелийский залив в сторону Пирбазара, не принимая морского боя (по-видимому, такого исхода своей эмиграции они не планировали).

В результате десантной операции южное побережье Каспия было очищено от остатков белогвардейских частей, захвачены все «белые» военные корабли – 17 транспортов (из них 7 вооруженных), 1 плавбаза, 1 авиатранспорт, 4 торпедных катера, 4 гидросамолёта, 50 орудий.

Программа-минимум выполнена. Но есть еще программа-максимум…

В это же время отряды иранских повстанцев-дженгелийцев (союзников вторгшейся в пределы Ирана Красной Армии) под руководством Кучек-хана взяли город Решт. 6 июня 1920 года в нем провозглашается Гилянская советская республика (ибо происходило всё это безобразие на территории североиранской провинции Гилян). Затем «революционные персидские войска» начали наступление на юг, на Казвин и Тегеран – которое поначалу шло весьма успешно. 31 июля Персидская Красная Армия овладела укрепленным городом Менджиль, 6 августа её штаб сообщал Троцкому: «Имеется очень благоприятная обстановка для немедленного наступления на Тегеран. Но большие переходы и тяжелые бои под Менджилем окончательно истрепали армию. Нет свежих резервов. Заминка вызовет неблагоприятные последствия. Настоятельно необходима присылка свежих русских боеспособных частей под видом добровольцев. Необходимо не менее 3000 русских, в противном случае все революционное движение в Персии обречено на неудачу».

РУССКИХ частей Москве для Персии взять было негде – в эти дни на правом берегу Вислы решалась судьба «Польского похода» РККА – и поэтому в начале августа ситуация начала ухудшаться. Правда, 15 августа Персидской Красной Армии удалось занять Куинский перевал, и казалось, что дорога на Казвин и Тегеран открыта. Однако в этот решающий момент нехватка РУССКИХ войск сказалась самым роковым образом – «персидские» (то есть азербайджанские) части, сформированные как из местных уроженцев, так и прибывшие из Баку, частью разбежались, частью перешли к противнику, уничтожив командный состав. Реввоенсовет Персидской армии надеялся остановить отход своих частей и закрепиться под Менджилем. Но для достижения этой цели нужны были русские части – которых, увы, не было. Прибывший в качестве подкрепления «Рабоче-крестьянский полк», по оценке командующего Персидской Красной армией генерала Каргалетели (псевдоним «Шапур»), представлял собой «совершенно необученный сырой материал, годный только для переворота в тылу», а оставшиеся в строю моряки «непригодны для боя». Уже 17 августа был оставлен Менджиль, а еще через три дня – столица Советской Персии Решт. Правда, Советской России удалось оставить за собой Энзели и прилегающую местность (за что спасибо двум русским полкам, переброшенным в Персию в последний момент) – но в целом идея «советизации Ирана» была отложена «на потом».

Ничего удивительного в этом нет – Советской России в тот момент было не до новых завоеваний; в это время в Восточной Польше гибнет Западный фронт Тухачевского, армия генерала Врангеля прорывается в Таврию и угрожает Екатеринославу и Николаеву – поэтому все силы советское правительство направляет на Запад и Юго-запад, временно отложив в сторону планы окончательного решения закавказского вопроса.

Исходя из требований момента, 10 августа 1920 года Советское правительство официально признает независимость Армении – пока не до «освобождения» этой территории, дай Бог уже захваченное сохранить – и временно сворачивает программу «советизации» Северного Ирана; гилянским мятежникам приходится рассчитывать только на свои силы…

Осенью 1920 года большевики напрягают все усилия на то, чтобы победоносно завершить Гражданскую войну – все понимают, что еще одной военной зимы страна не перенесет. Поэтому Южный фронт, получив максимально возможное количество подкреплений, выбивает войска Врангеля из Таврии, штурмует Перекоп, форсирует Сиваш и на плечах отступающих белых врывается в Крым. Потери, понесенные войсками, никого из руководства Красной Армии не пугают – война заканчивается, и пятимиллионная армия уже никому в руководстве РСФСР более не нужна. Результат же этого яростного кровавого натиска – прекращение войны – оправдывает затраченные на него средства с лихвой.

И теперь, после ликвидации последнего очага открытой контрреволюции – приходит время поставить точку в закавказских делах.

28 сентября 1920 года в пределы Карской области, по Севрскому договору (подписанному и самостийным правительством Армении, неожиданно для самой себя вдруг вошедшей в число победителей в Первой мировой войне) перешедшей под власть Армении, вторглись турецкие войска Карабекир-паши (24 августа 1920 года делегациями Советской России и Великого Национальное собрания Турции был подписан договор о «дружбе и братстве», и кемалисты получили карт-бланш на войну с Арменией), и в течении месяца заняли Карс и Александрополь. В ходе боев погибло более 60.000 армян – после чего правительство РСФСР предложило терпящей военное поражение Армении свои услуги в качестве посредника для заключения мира.

Дашнаки (Арменией тогда правили члены националистической партии «Дашнактютюн») от предложенной помощи отказались – но, как выяснилось, спрашивали совсем не их. Спрашивали армянских большевиков, спрашивали 300.000 беженцев из турецкой Армении, однозначно пророссийски настроенных и только в России видящих спасение от повторения резни 1915-го года – которые были целиком «за» советскую военную помощь. И 27 ноября Ревком 11-й армии постановил, что не может отказать в помощи «восставшим массам рабочих и крестьян Армении, настаивающим на воссоединении Армении с великой семьей советских республик».

29 ноября две стрелковые дивизии 11-й армии и добровольческий полк армян перешли азербайджано-армянскую границу. Через два часа армянский реввоенком в Каравансарае провозгласил Армянскую ССР, которая в этот же день была признана Москвой. 1 декабря части Красной Армии вошли в Ереван. Правда, «красивой и элегантной» эту победу назвать трудно – из-за мятежа так называемого «Комитета спасения отечества», начавшегося 13 февраля в Башгярни. Мятженикам даже удалось вытеснить Красную Армию из Еревана (ее основные части в это время были уже в Грузии) и вновь вернуть столицу Армении под красное знамя удалось лишь 2 апреля, сопротивление же в Зангезуре продолжалось до 14 июля – но в целом «советизация» Армении прошла относительно успешно и почти без потерь.

Относительно Грузии же подобный сценарий практически бескровного «восстановления исторической справедливости» командованием 11-й армии всерьез не рассматривался – грузины были гораздо более опасным (как тогда казалось) врагом, чем все остальные закавказцы. Поэтому для вторжения в Грузию нужно было подыскать и повод посерьезней, и войск нагнать погуще. А решать «грузинский» вопрос требовалось более чем срочно – к грузинам у Советской России поднакопилось уж очень изрядно претензий, и их критическая масса к концу 1920 года превышала все разумные пределы. Грузины после Октябрьского переворота стали вести себя по отношению к бывшему суверену уж слишком откровенно по-хамски. Так, в декабре 1917-го., например, в Тифлисе и в январе 1918-го у станций Шамхор и Хачмас по приказу председателя Президиума Краевого Центра Н.Н. Жордания были совершены нападения (с целью захвата оружия) на арсеналы и возвращающиеся в Россию части Кавказской армии; погибли минимум 2000 русских солдат, тысячи были ранены; исполнителями «акций» в январе 1918 года были, правда, азербайджанцы, но – под командованием грузинских комиссаров-меньшевиков.

Как уже писалось выше, в июле 1918 года. грузинские формирования, силой до дивизии, вторглись на Кубань и заняли побережье вплоть до Туапсе, хотя грузинам было отлично известно, что дореволюционной границей между Кутаисской и Черноморской губерниями была р. Бзыбь. Но какое дело «революционным грузинским войскам» до каких-то там «царских» границ! Раз уж Российская империя приказала долго жить – то тут не зевай, грабь все, до чего дотянутся шаловливые ручонки! Но по ручонкам очень скоро крепко ударили – район Туапсе был отбит у грузин в сентябре 1918 года Таманской Красной армией, которая сама была, в свою очередь, выбита через несколько дней Добровольческой армией. Районы же Сочи и Гагр отбиты у грузин Добровольческой армией в феврале 1919 года; правда, Гагры грузины вновь захватили в апреле 1919-го. и даже продвинулись до Адлера, но затем оставили его и отошли за р. Псоу.

Так что причин для «окончательного решения грузинского вопроса» у товарищей в Москве к концу 1920 года поднакопилось более чем изрядно. И теперь проблема стояла лишь в поводе для вмешательства в грузинские дела…

Поводы для «советизации» Грузии были найдены. И весьма многочисленные!

Во-первых, на территории Грузии практически все время ее существования находились недружественные Советской России иностранные войска – на что товарищ Ленин еще в июле 1918 года заявил: «Независимость Грузии – это чистейший обман, союз немецких штыков и меньшевистского правительства против большевистских рабочих и крестьян». Увы, тогда, летом восемнадцатого года вождь мог злобствовать сколько угодно – сделать Москва тогда ничего не могла; и лишь тогда, когда с территории Грузии ушел последний британский солдат (летом 1920 года) – военное решение грузинской проблемы стало возможным. Поскольку англичане в течении двух лет имели в Закавказье плацдарм влияния на «кавказское подбрюшье» РСФСР – то теперь, после их ухода, иностранным военным присутствием можно было бы вполне оправдать грядущее советское вторжение – дескать, если вы ранее радостно привечали в своих палестинах враждебные нам войска, то где гарантии, что не сделаете этого в будущем?

Во-вторых, за политиками с берегов Ингури числилось изрядно всяких антироссийских пакостей – грузины, например, активно поддержали (оружием, деньгами, инструкторами, созданием в Тифлисе штаба) в сентябре 1920-го – марте 1921 года вооруженный мятеж Н. Гоцинского (провозгласившего себя «имамом») и Саид-бека (якобы – внука Шамиля) в Чечне и Дагестане; мятеж, кстати, был подавлен лишь в 1925 года когда уже канули в небытие его тифлисские спонсоры.

В-третьих, все время существования независимой Грузии продолжался осетинский мятеж (лидеры которого провозгласили Советскую власть и добивались присоединения к РСФСР). И помочь осетинам было бы святым делом со стороны великого северного соседа – причём помочь вплоть до полной оккупации Грузии (а кто сказал, что в Батуми нет ни одного осетина?). Это было бы не более, чем традиционное на Кавказе «аллаверды». Ведь в июне 1919 года. грузинские войска вторглись в Южную Осетию, а в июне 1920-го подавили вспыхнувшее в Джавском ущелье восстание осетин; действия грузин в Южной Осетии в 1918-21 года вполне можно определить, как геноцид – погибло, по различным источникам, от 10 до 12 тысяч осетин, стало беженцами около 30.000 человек. Разве подобные действия «демократической Грузии» не требовали немедленной реакции, и по возможности – максимально жесткой?

В-четвертых, «независимая Грузия» стала постоянным источником агрессии в Закавказье – как против «просоветских» Южной Осетии и Абхазии, так и против «дружественных» режимов Азербайджана и Армении. в декабре 1918 года, после отхода турок, грузины развязали двухнедельную армяно-грузинскую войну. Что характерно – грузинские «империалисты» армянскими ополченцами были разбиты, но армяне, под давлением англичан, вынуждены были оставить Джавахетию (медные месторождения) и «зону Лори» (провозглашена нейтральной). Но в декабре 1920-го, воспользовавшись трудностями Армении во время её войны с Турцией, грузины занимают эту «нейтральную» «зону Лори». Относительно же Азербайджана – грузины заняли и удерживали до самого конца «демократической Грузии» населенный лезгинами-мусульманами (суннитами) Закатальский округ – хотя до открытого противодействия с Азербайджаном тут дело не дошло.

В-пятых, постоянно вспыхивали антигрузинские (и, соответственно, просоветские) мятежи в Абхазии – тоже, чем не повод к вторжению?

Правда, в самой Грузии большевики опирались на силы, более чем мизерные. Поэтому пьесу с «восстанием народных масс и провозглашением Грузинской ССР» пришлось, как это ни печально, отложить в сторону. Первую партию должна была выполнить Красная Армия, почти исключительно соло.

В январе 1921 года Ленин набрасывает проект постановления Политбюро. В нем вождь потребовал: «1) Поручить НКИД оттягивать разрыв с Грузией. 2) Запросить Кавфронт о том, насколько подготовлены наши наличные военные силы на случай немедленной или близкой войны с Грузией и поручить формулировку этого вопроса, с указанием на крайнее обнагление Грузии, комиссии из тт. Троцкого, Чичерина и Сталина. 3) Дать директиву РВСР и Кавфронту готовиться на случай войны с Грузией». В общем, все простенько, без изысков. Война так война, «обнагление»-то налицо! В конце концов, кто-то же должен был ответить за бесчинства против русских солдат, возвращавшихся с Турецкого фронта, кто-то должен был заплатить цену крови двух тысяч ни в чем не повинных солдатских душ, кто то должен был рассчитаться за бесчисленные захваты русского военного имущества, за туапсинскую авантюру, за кровь осетин и абхазов? За все в жизни надо платить – вот и для тифлисских меньшевиков пришло время расчета…

Поэтому нет ничего удивительного в том, что 11 февраля 1921 года в оккупированной грузинами нейтральной «зоне Лори» началось большевистское восстание, подготовленное местными большевиками с живейшим участием полпреда РСФСР в Грузии С.М.Кирова; восставшие обратились за помощью к Москве.

14 февраля 1921 года командование 11-й армии получает телеграмму Ленина: «активно поддержать восстание в Грузии и оккупировать Тифлис, соблюдая при этом международные нормы». Не совсем, правда, понятно, как вождь планировал «соблюсти международные нормы» при агрессии против государства, чью независимость в прошлом году признал – но это не важно. Важна сама технология решения политических вопросов – которая к этому времени большевиками отработана ювелирно!

Не объявляя войны, 19 февраля 1921 года 11-я армия красных (9-я, 18-я, 20-я, 32-я стрелковые дивизии, 12-я и 18-я кавалерийские дивизии, 98-я стрелковая бригада, пять бронепоездов, 55-й бронеотряд (14 бронеавтомобилей разных модификаций) и 2-й танковый отряд (из шести трофейных английских танков), авиационный отряд из трех дюжин разномастных аэропланов французского и английского производства) вторглась в Грузию со стороны Армении и Азербайджана, 9-я армия (ее 31-я стрелковая дивизия во взаимодействии с отрядами абхазов Нестора Лакобы) – вошла в грузинские пределы со стороны Южной Осетии и Абхазии. Всего войска Красной Армии и союзных ей частей (армянская кавалерийская бригада, отряды восставших грузин-большевиков, абхазские отряды Н.Лакобы) насчитывали около 40 тыс. штыков и сабель, одновременно участвовали в боях не более 30 тыс. бойцов (завершение Тифлисской операции, 24-25 февраля). Грузинская армия насчитывала 50 тыс. регулярных войск, оснащенных бронепоездами, самолетами, бронеавтомобилями и тяжелой артиллерией, кроме того, в ходе боевых действий к ним присоединилось неопределенное количество вооруженных ополченцев. Тем не менее – советско-грузинская война продолжалась ШЕСТЬ ДНЕЙ – после чего части РККА торжественным маршем вошли в Тифлис; особая пикантность этой ситуации в том, что в этот же день, 25 февраля 1921 года, независимость Грузии была признана Великобританией и Францией!

В Грузии одержана военная победа – но в Иране клубок проблем все нарастает, и требуется его срочно распутать; но как? И тут на помощь Москве в этом деликатном вопросе приходят иранские военные.

21 февраля 1921 года в Тегеране подполковник казачьей дивизии (иранской казачьей дивизии; была такая фишка у Ахмед-шаха: после успешного подавления донцами революции в Тебризе в начале века решил он завести собственных, персидских, казаков) Реза-хан произвёл военный переворот; вскоре новоиспечённый военный министр (он же) сосредоточил в своих руках всю полноту власти. Кстати, через четыре года он низложит жившего в эмиграции в Париже Ахмед-шаха и провозгласит себя новым шахом Ирана, основателем династии Пехлеви – но это будет попозже. Тут же Реза-шах начинает прилагать максимум усилий, чтобы договориться с большевиками – ибо в их руках серьезные рычаги влияния на политическую ситуацию во вверенной ему стране (впрочем, вверенной им же – но какая разница?). В результате усилий Реза-шаха очень скоро был подписан советско-иранский мирный договор, по которому наш южный сосед получал безвозмездно все бывшие русские концессии, Учётно-ссудный банк и порт Энзели – мы же получали карт-бланш на введение своих войск в Северный Иран, буде политическая ситуация у южного соседа покажется нам неблагополучной или у нас возникнут сомнения в лояльности тегеранского режима.

К сожалению, «советизировать» хотя бы Северный Иран нам не выгорело – в отличие от Закавказья, в Персии не было русских рабочих, членов РСДРП (б), равно как и русских воинских частей старой царской армии; регулярных войск Красной Армии там тоже было весьма жидко – два полка кавалерии и два пехотных полка, укомплектованных по принципу «на тебе, Боже, что нам не гоже»; так что иранским большевикам приходилось опираться на разные сомнительные племенные объединения, весьма далекие от идей коммунизма, преследовавшие свои собственные цели, зачастую весьма отличные от целей Совета Народных Комиссаров и Политбюро ЦК ВКП(б); более того, местные военные формирования снабжались оружием, снаряжением и продовольствием, а также финансировались из местных источников, что делало управление ими со стороны Гилянского ревкома чисто номинальным.

Посему крах Гилянской Советской республики был весьма предсказуем – Советская Россия не имела пока сил и возможностей для захвата Северного Ирана.

То ли дело в Средней Азии!

Благословенный регион, стерильно чистый с политической точки зрения! 99 % населения политикой не занимаются, даже слова такого – «политика» – не знают, и знать не хотят. Для этого населения все просто. Есть «белый царь» в Петербурге, некое верховное «нечто»; есть местные баи, которым оный «белый царь» поручил опекать стадо аллахово – собирать налоги, карать преступников, делить воду. Вот и вся картина мироздания в глазах рядового дехканина.

Политикой занимаются в городах. И там две силы – организованные русские рабочие (железнодорожники, главным образом), которых неизбежно поддерживают немногочисленные русские гарнизоны (в силу естественного чувства национальной общности, а вовсе не из-за поголовной большевизации русских частей), и местные националистические движения – разрозненные, слабые, не располагающие реальной военной силой: бухарские джадиды, партия «Шураи-Ислам», религиозно-консервативная «Улема» – стоящие на платформе панисламизма и пантюркизма.

В последние месяцы 1917 года Советская власть была быстро и безболезненно установлена во всех городах Туркестана – но это была советская власть для русских; местные в ее установлении никакого участия не принимали, за редчайшим исключением. Местные политически активные деятели созвали съезд мусульман в Коканде и там провозгласили автономию Туркестана – одновременно с этим казахская партия Алаш объявила о создании автономной Алаш-Орды.

Слава Богу, большевики всю эту музыку всерьез решили не воспринимать. В начале февраля 1918 года ташкентские отряды Красной Армии разбили «Кокандскую автономию». В этом им серьезно помог гарнизон Кокандской крепости, хотя и насчитывавший всего полторы сотни ограниченно годных к строевой службе солдат, но зато располагавший батареей трехдюймовок – а в Азии, как известно, прав тот, на чьей стороне сила. Шесть орудий, защищённых от атак пехоты метровой толщины стенами – это была сила, и эта сила была в руках красных. Именно эти шесть трёхдюймовок и стали главным аргументом в споре большевиков с автономистами – автономисты могли рассчитывать на семь-восемь тысяч басмачей под предводительством Иргаш-хана, вооруженных в лучшем случае винтовками и саблями, у большевиков же, кроме полутысячи железнодорожных рабочих и солдат Ташкентского гарнизона, прибывших на помощь своим, были орудия неприступной для спустившихся с гор банд крепости. Победило техническое превосходство – батарея Кокандской крепости в течение суток вела артиллерийское наступление на город, в результате которого автономисты разбежались, басмачи ушли в горы – и в Коканд вступили победоносные отряды Красной Армии.

Еще быстрее большевики разогнали Алаш-Орду. Но первая попытка таким же лихим рейдом в феврале 1918 года захватить автономную Бухару закончилась фиаско – ташкентским отрядам численностью всего в две тысячи человек эмир Бухары противопоставил пятнадцатитысячную армию, снабженную английскими пушками и пулеметами. Пришлось временно признать самостоятельность эмира – ограничив, правда, его армию двенадцатью тысячами штыков и сабель в рамках соответствующего договора.

На съезде советов Туркестана 30 апреля 1918 года была провозглашена Туркестанская Советская Республика в составе РСФСР – большевики решили, что для управления процессом «советизации» Средней Азии им необходим соответствующий орган власти на месте. И процесс «триумфального шествия Советской власти» с этого момента пошел из Ташкента – благо, здесь была сосредоточена «промышленность» Туркестана (с ее русскими рабочими) и немаленький гарнизон русских войск (включая тяжелую артиллерию, бронепоезда, аэропланы и бронеавтомобили).

Хивинское ханство было оккупировано в феврале 1920 года и стало Хорезмской республикой; в августе этого же года поднятый «Компартией Бухары» (созданной весной 1919 года в Ташкенте) путч был поддержан Красной Армией и благополучно завершился «поднятием победоносного знамени мировой революции» над «священной» Бухарой. 5 октября Всебухарский курултай провозгласил создание Народной Бухарской Республики.

Правда, надо отметить, что в Средней Азии большевики столкнулись в такой малоприятной вещью, как басмаческое движение – значительно более сильное, нежели бандитизм на Украине и Северном Кавказе. С 1918 по 1924 год басмачи несколько раз всерьез ставили под сомнение власть Советской России на юге Туркестана (особенно в Ферганской долине, где, например, летом 1920 года численность басмаческих отрядов достигала 30.000 сабель), и местным военным властям приходилось работать с крайним напряжением сил. Случались моменты, когда власть во всей Фергане захватывалась командирами басмаческих банд – в руках Советов не оставалось ни одного города!