18

И отвечал сатана Господу, и сказал: разве даром богобоязнен Иов?

Книга Иова 1, 9


Можешь ли ты исследованием найти Бога? Можете ли совершенно постигнуть Вседержителя?

Книга Иова 11, 7


Я ждал, когда же раздастся глас.

Мои чувства смешались. Жаждал ли я вознестись живым на небо? Чувствовал ли себя готовым пасть в любящие объятия Иисуса? Да, Господь мой, да! Без Маргреты? Нет! Нет! Тогда ты избрал муки вечные в бездне? Да… Нет, но… Выбирай же!

Мистер Фарнсуорт посмотрел вверх.

— Видали, как пошла эта беби?

Я тоже глянул сквозь прозрачную крышу автомобиля. Прямо над моей головой горело второе солнце. Мне показалось, что, по мере того как я присматриваюсь к небу, оно делается меньше и тусклее.

Наш хозяин продолжал:

— И тютелька в тютельку по времени. Вчера вылет задержался, пропустили «окно». Пришлось рокироваться. А когда сидишь на пусковой платформе и атомный котел уже запущен, то даже небольшая заминка, связанная с выходом на орбиту, может вполне лишить тебя всякой надежды на прибыль. А вчера-то и аварии не было. Так, никому не нужная проверка по приказу какого-то толстозадого из НАСА. Вот ведь как получается.

Вообще-то он вроде бы говорил по-английски.

— Мистер Фарнсуорт… Джерри… что это было? — еле переведя дух, спросила Маргрета.

— А? Вы что — никогда не видели запусков ракеты?

— Я не знаю, что такое запуск.

— М-да… Марджи, тот факт, что вы с Алеком явились из другого мира, или миров, еще как-то не просочился в мою толстостенную черепушку. В вашем мире нет космических путешествий?

— Я даже не понимаю, о чем вы говорите. Думаю, что нет.

Я же был уверен, что знаю, о чем он говорит, а потому вмешался.

— Джерри, вы имеете в виду полеты на Луну, не так ли? Как у Жюля Верна?

— Да. Примерно так.

— Это был эфирный корабль? Летящий к Луне? Святой Моисей! — Этот вульгаризм сорвался с моих уст непроизвольно.

— Не торопитесь. Это не эфирный корабль, это беспилотная грузовая ракета. Направляется она не на Луну, а летит только до «Лео», который крутится на низкой околоземной орбите. Потом она вернется, сядет на мелководье вблизи Галвестона, а оттуда ее перевезут в Северотехасский порт, откуда снова запустят на следующей неделе. Но часть ее груза действительно попадет в Луна-Сити или в Тихо-Андер, а кое-что, может быть, даже на астероиды. Ясно?

— Э-э-э… не вполне.

— Ну, во время второго срока президентства Кеннеди…

— Кого?

— Джон Ф. Кеннеди. Президент с 1961 по 1963 год.

— Извините. Мне опять придется переучивать историю. Джерри, что больше всего сбивает с толку при таких бросках из одной Вселенной в другую, так это не новая техника вроде телевизоров; или реактивных самолетов, или даже космических кораблей, а различия в истории.

— Ладно… Когда доберемся до дому, я вам дам историю Америки и историю космических полетов. Дома у меня такого добра много. Я, знаете ли, в космосе, можно сказать, по горло — начал делать модели ракет еще мальчонкой, а теперь кроме «Грузовых перевозок Диана» у меня есть еще акции «Лестницы Иакова» и «Бобового стебля», обе в настоящее время вообще-то убыточны, но… — Думаю, он увидел выражение моего лица. — Извините. Вы сначала поройтесь в книгах, которые я вам дам, потом и поговорим. — Фарнсуорт посмотрел на приборную доску, нажал на что-то, опять посмотрел, снова нажал и сказал: — Губерт говорит, что звук будет слышен через три минуты и двадцать одну секунду.

Когда звук действительно дошел до нас, я почувствовал себя разочарованным. Я ожидал громового удара, который был бы под стать невероятно яркой вспышке. Вместо этого раздался гул, который длился довольно долго, а затем постепенно сошел на нет, так что его полного исчезновения я так и не заметил.

Через несколько минут автомобиль съехал с шоссе, свернув направо по огромной дуге, а затем, промчавшись по туннелю, проложенному под шоссе, выехал на другую, уже более узкую дорогу. По этой дороге (восемьдесят третья, как я заметил) мы ехали минут пять, а затем снова раздался жужжащий звук, и мигнул световой сигнал.

— Я слышу, — сказал мистер Фарнсуорт, — не спеши.

Он развернул сиденье и стал глядеть вперед, крепко сжимая в руках ручки-держалки.

Следующие несколько минут были исключительно впечатляющими. Мне вспомнилось одно место из «Саги о Ганнибале»: «Если б не честь, я бы выбрал бегство». Мистер Фарнсуорт, видимо, рассматривал каждое столкновение, которое ему удалось предотвратить на расстоянии, легко поддающемся измерению, как нечто противоречащее спортивной этике. Вновь и вновь «мягкое месиво» спасало нас от синяков, а может быть, и от переломов. Снова прозвучал сигнал механического устройства — би-би-бип, но Фарнсуорт рявкнул: «Заткнись! Занимайся своими делами, а я — своими!» И снова подверг нас опасности почти неминуемого столкновения.

Затем мы свернули на узкую, частную, как я решил, дорогу, поскольку въезд на нее перекрывала арка с надписью «КАПРИЗ ФАРНСУОРТА». Мы поехали вверх по склону холма. На вершине холма, прячась среди деревьев, стояли высокие ворота, которые широко распахнулись, когда мы к ним приблизились.

Вот там-то мы и встретились с Кейт Фарнсуорт.


Если вы добрались до этого места в моих мемуарах, то знаете, что я влюблен в свою жену. Это величина постоянная, вроде скорости света, вроде любви Бога-отца. Так знайте же, что вдруг я понял, что могу любить другого человека, другую женщину, нисколько не теряя любви к Маргрете, вовсе не помышляя отнять эту женщину у ее законного мужа, любить без похоти, не стремясь к обладанию ею. Ну, во всяком случае не очень стремясь.

Встретив ее, я понял, что пять футов и два дюйма — самый идеальный рост для женщины, что сорок лет — ее идеальный возраст, и сто десять фунтов — наилучший вес, и что контральто — прекраснейший регистр для женского голоса. То, что моя любимая не обладала этими качествами, значения не имело; Кейти Фарнсуорт делала вышеуказанные качества идеальными для себя лично, ибо вполне удовлетворялась тем, какова она есть в натуре.

Она наповал сразила меня своим исполненным изящества доказательством истинного гостеприимства, подобного которому я не видел никогда.

От мужа она знала, что мы совершенно голые, он же сказал ей, что мы страшно стыдимся своей наготы. Поэтому она принесла каждому из нас одежду.

Сама же была полностью обнажена.

Нет, не так; это я был голым, она же лишь не одета. Нет, и это не верно. Голая? Нагая? Обнаженная? Раздетая? Нет. Она была одета в свою красоту, подобно праматери Еве до грехопадения. В этом наряде она выглядела столь естественно, что я недоумевал, как у меня могло возникнуть идиотское представление, что отсутствие одежды почти синоним непристойности.

Похожие на створки раковины дверцы машины поднялись я выбрался наружу и помог выйти Маргрете. Миссис Фарнсуорт уронила все, что держала, обняла Маргрету и поцеловала.

— Маргрета! Будьте как дома, дорогая!

Моя девочка ответила на объятие объятием, и опять на ее глаза навернулись слезы. Затем миссис Фарнсуорт протянула руку мне:

— Рада видеть и вас, мистер Грэхем… Алек.

Я взял ее руку, но не пожал. Я просто подержал ее, как держат драгоценный фарфор, и низко склонился над ней. Я чувствовал, что должен ее поцеловать, но меня не учили, как это делается.

Для Маргреты она приготовила летнее платье цвета глаз моей любимой. Его покрой напоминал о мифологической Аркадии; вполне можно допустить, что такие платья носили дриады. Оно держалось на левом плече, оставляя правое открытым, и охватывало всю фигуру благодаря большому запаху. Оба края этой простой одежды заканчивались длинными лентами. Та, которая скрывалась под полой, пропускалась сквозь пряжку, что позволяло несколько раз обвить ленту вокруг талии и завязать ленты на правом боку.

Я решил, что такое платье принадлежит, должно быть, к числу безразмерных моделей. На любой фигуре его можно было сделать и облегающим, и свободным — в зависимости от того, как завязать.

Сандалии, которые Кейт принесла для Марги, были тоже голубые, под цвет одежды. Для меня же у нее нашлись мексиканские сандалии «запатос» с отрезанными носками и задниками. Они годятся на любую ногу и в этом отношении сходны с платьем Маргреты, так как все дело в том, как затянуть ремешки. Она дала мне также брюки и рубашку, которые на первый взгляд походили на те, что я купил в Уинслоу в магазине «Второе дыхание», только эти были сшиты на заказ из тончайшей «летней шерсти» и ничуть не напоминали массовую продукцию из дешевых сортов хлопка. Были тут и носки, сидевшие на ноге как влитые, и трикотажные шорты, вполне подходящие по размеру.

Когда мы оделись, то оказалось, что на траве осталась одежда самой Кейт. Только тогда я понял, что она дошла до ворот одетой, разделась уже здесь и ждала нас «одетая» так же, как мы.

Это была истинная вежливость!

Мы оделись и все сели в машину. Мистер Фарнсуорт немного помедлил, прежде чем включить мотор.

— Кейт, наши гости христиане.

Миссис Фарнсуорт, казалось, пришла в полный восторг.

— Ой, как интересно!

— Вот и я так подумал. Алек! Verb. sap.[85] В этих краях не так уж много христиан. Вы можете свободно выражать свои мысли, разговаривая со мной или с Кейти… Но при чужих вам лучше не афишировать свои убеждения. Вы меня поняли?

— Э-э-э… боюсь, что нет. — Голова у меня шла кругом, а в ушах звенело.

— Ну… закон здесь не воспрещает верить в Христа. В Техасе существует свобода вероисповедания. Однако христианство здесь не слишком популярно, и отправление христианских религиозных церемоний происходит в большинстве случаев, так сказать, в подполье. Хм… если вы захотите войти в контакт со своими единоверцами, я думаю, мы сумели бы отыскать их катакомбы. Верно, Кейт?

— О, я уверена, что мы нашли бы кого-то, кому это известно. Пришлось бы немножко пошевелить своими антеннами.

— Только если Алек попросит, милая. Алек, никакой опасности, что вас побьют камнями, нет. Наш штат — это вам не какое-нибудь деревенское захолустье. Так что особых неприятностей не ждите. Но я не хочу, чтобы моих гостей презирали или оскорбили.

Кейти Фарнсуорт добавила:

— Сибил…

— Ох, ох! Да, Алек, наша дочь — хорошая девочка и вполне цивилизованна, насколько это слово применимо к тинэйджерам. Но она обучается колдовству и только недавно приобщилась к Древней религии. И поскольку она одновременно и прозелит,[86] и тинэйджер, то относится к религии чертовски серьезно. Сибил не позволит себе грубить гостям — Кейти воспитала ее достойно. Кроме того, она знает, что в случае чего я с нее шкуру живьем спущу. Однако я был бы вам очень признателен, если бы вы не дали повода для ненужного нервного напряжения. Я уверен, вы знаете: каждый подросток — бомба с часовым механизмом, которая только и ждет, чтобы взорваться.

Маргрета ответила за меня:

— Мы будем очень осторожны. А Древняя религия это что — культ Одина?

У меня просто мороз по коже прошел. А я ведь и без того чувствовал, что теряю почву под ногами и вряд ли выдержу дополнительный стресс. Однако наш хозяин сказал:

— Нет. Во всяком случае, не думаю. Можете сами спросить у Сибил. Если не побоитесь, что она вас насмерть заговорит; Сибил ведь обязательно попробует обратить вас в свою веру. Жутко настойчивая девица.

Кейти Фарнсуорт добавила:

— Никогда не слыхала, чтобы Сибил упоминала Одина. Обычно она говорит о «богине». Разве не друиды почитали Одина? Право, не знаю. Боюсь, что Сибил смотрит на нас как на парочку ископаемых, а потому не считает нужным обсуждать с нами теологические вопросы.

— Ну и мы не станем заниматься этим сейчас, — подержал ее Джерри, и машина двинулась по дороге.

Особняк Фарнсуортов был длинный, приземистый и не слишком изысканный в архитектурном смысле; зато было в нем нечто такое, что заставляло подумать о неге и изобилии. Джерри остановил машину у подъезда, и мы вышли. Он похлопал автомобиль по крыше, как похлопывают по шее доброго коня. Машина отъехала и завернула за угол дома как раз в ту минуту, когда мы входили в дверь.

Я не стану много говорить о доме, так как, хоть он и был прекрасен и гостеприимен, нет никакой необходимости и никаких особых причин, которые оправдали бы его длинное и подробное описание. Большую часть того, что мы видели, Джерри называл «голограммами». А как их опишешь? Застывшие сны? Трехмерные картины? С вашего разрешения я скажу: стулья там были настоящие. То же самое относится и к столешницам. До всего остального в этом доме следовало дотрагиваться с осторожностью, убедившись сначала, что предмет, прекрасный как радуга, не является столь же маловещественным, как и она.

Не знаю, как создаются такие фантомы. Может быть, в этом мире законы физики не совсем таковы, как в Канзасе моих юных лет.

Кейт ввела нас в помещение, которое Джерри называл «семейной гостиной» и увидев которую он чуть не окаменел.

— Проклятущий индийский бардак!

Это была огромная комната, с потолками, уходящими в невероятную для одноэтажного дома ранчеро высь. Каждая стена, каждая арка, альков, каждая потолочная балка и сам потолок были украшены барельефами и статуями. Но какими! Я почувствовал, что краснею. Фигуры были, видимо, скопированы с известного пещерного храма в Южной Индии. Того самого, который демонстрирует все возможные разновидности извращенного сладострастия, причем в самых вульгарных и непристойных деталях.

Кейти воскликнула:

— Извини, родной. Здесь развлекалась молодежь! — Она быстро отошла куда-то влево, растворившись в ближайшей скульптурной группе, и пропала. — Какую программу ты хочешь?

— З-э-э… Ремингтон номер два.

— Будет сделано.

Внезапно непристойные фигуры исчезли, потолок мгновенно опустился и превратился в конструкцию из побеленных деревянных балок, одна стена комнаты стала «пейзажным окном» с видом на горы, скорее ютские, чем техасские; противоположная стена украсилась массивным каменным камином, в котором потрескивал веселый огонь; мебель обрела формы, свойственные так называемому «стилю испанских миссий», а пол оказался сложенным из мраморных плит, покрытых индейскими коврами.

— Теперь хорошо. Спасибо, Кэтрин. Присаживайтесь, друзья. Выбирайте местечко по вкусу и располагайтесь поудобнее.

Я сел, решив держаться подальше от того, что явно было «папиным креслом» — массивным и обитым настоящей кожей. Кейти и Марга выбрали кушетку. Джерри уселся в «папино» кресло.

— Любимая, что будешь пить?

— Кампари с содовой, пожалуйста.

— Слабачка! А вы, Марджи?

— Мне тоже кампари с содовой.

— Две слабачки. Алек?

— И мне того же.

— Сынок, слабому полу я еще могу дать поблажку. Но уж взрослому мужчине — никак. Давайте-ка снова.

— Э-э-э… шотландское виски с содовой.

— Если бы у меня был под рукой хлыст, я бы вас высек. Дружище, у вас остался только один шанс.

— Э-э-э… бурбон с водой.

— Ну наконец-то! «Джек Дэниэлс» с парой капель воды. Недавно один парень в Далласе попытался заказать себе ирландское виски, так его, знаете ли, вынесли из города на шесте — но потом, правда, извинились. Выяснилось, что он — янки, а потому откуда ж ему знать, что хорошо, а что плохо.

Говоря, наш хозяин все время постукивал пальцами по миниатюрному столику, что стоял возле его кресла. Когда он наконец прекратил барабанить, на столике возле моего кресла появился техасский мерный стакан с коричневой жидкостью и бокал с водой. Тут я увидел, что и остальные обслужены таким же способом. Джерри поднял свой стакан.

— Ну, выпьем за то, чтоб у нас всегда водились конфедератские деньжонки! Салют!

Мы выпили, а он продолжал:

— Кэтрин, ты не знаешь, где прячется наша разбойница?

— Думаю, они все купаются в бассейне, милый.

— Так.

Джерри снова нервно побарабанил по столику. Внезапно прямо в воздухе перед нашим хозяином появилась сидящая на трамплине, который возник ниоткуда, юная девушка. Она была залита ярким солнечным светом, хотя в комнате, где мы сидели, царил прохладный сумрак. На теле девушки сверкали капельки воды. Сидела она лицом к Джерри и, следовательно, спиной ко мне.

— Привет, пискушка!

— Привет, папуля. — Она почмокала.

— С поросятами не целуюсь А скажи-ка, когда я последний раз порол тебя?

— В день, когда мне исполнилось девять. Я еще подожгла тетю Милли. А в чем я сегодня провинилась?

— Заклинаю тебя позолоченными, полновесными как у слона, половыми придатками Бога: извинись за то, что оставила эту вульгарную грязнющую порнографическую программу в нашей комнате и не выключила ее.

— Папуля, куколка, не выступай. Я же видела кой-какие книжки в твоей библиотеке.

— Не твое дело, что я храню в своей частной библиотеке! Отвечай на вопрос.

— Забыла выключить, папочка. Извини, мне очень жаль.

— То же самое сказала корова миссис Мэрфи, но пожар от этого не погас. Послушай, дружок. Ты знаешь, что тебе разрешается пользоваться переключателями программ сколько хочешь. Однако после того как ты кончишь с ними возиться, ты обязана вернуть дисплей в прежнее состояние, в котором ты его нашла. А если не знаешь, как это сделать, поставь на ноль, чтобы на дисплее ничего не было.

— Да, папочка. Я просто забыла.

— Не раздражайся, я с тобой еще не покончил. Заклинаю тебя колоссальными медными яйцами Кощея, скажи мне, где ты выкопала эту программу?

— В университетском городке. Это учебная программа в моем классе по тантрической йоге.

— Тантрическая йога? Слушай ты, Вертлявая Попка. Тебе этот курс не нужен. Мама об этом знает?

Кэтрин сказала ровным голосом:

— Это я уговорила ее, мой дорогой. Сибил, как всем известно, талантлива. Но одного таланта мало. Ей нужно еще хорошее образование.

— Вот как! Я никогда не спорю с твоей мамой по таким вопросам, а потому отойду на заранее подготовленные позиции. Насчет твоей программы. Как ты ее получила? Известны ли тебе законы, регулирующие распространение материалов, на которые имеется копирайт? Мы оба помним шум, связанный с кассетой «Звездный корабль Джефриса»…

— Папочка, ты хуже слона. Ты когда-нибудь забывал хоть что-то?

— Никогда. И я действительно гораздо хуже слона. Предупреждаю, что все сказанное тобой будет записано и использовано против тебя в другом месте и в другое время. Что скажешь?

— Требую адвоката.

— Ах так! Значит, все-таки чистое пиратство с твоей стороны?

— А тебе очень хочется, чтоб так оно и было? Так вот — фиг тебе! Мне тебя очень жаль, папочка, но я заплатила по каталогу наличными. И мне ее скопировали в университетской библиотеке. Вот так. Съел?

— Думаешь, выкрутилась? Бросаешь деньги на ветер.

— Не думаю. Мне она нравится.

— Мне — тоже. Но ты выбросила деньги на ветер. Надо было спросить меня.

— Как это?

— Попалась! Я-то сначала думал, что ты подобрала ключи к моему кабинету или открыла дверь заклятием. Рад слышать, что ты всего лишь экстравагантна. Сколько ты заплатила?

— Хм… сорок девять пятьдесят. Студентам скидка.

— Что ж, недорого. Я заплатил шестьдесят пять. Смотри, если это скажется на твоих семестровых оценках, я вычту эту сумму из твоих карманных денег. Еще одно, моя сладенькая: я тут привел к нам очень милых людей. Леди и джентльмена. Мы вошли в гостиную. В то, что было раньше гостиной. И два милых человека оказались перед твоей камасутрой, которая переливалась всеми цветами радуги. Как это тебе?

— Но я же не хотела…

— Ладно, забудем. Но запомни, что крайне невежливо шокировать людей, особенно если они гости, так что в следующий раз будь поосторожней. Обедать придешь?

— Да. При условии, что меня отпустят пораньше и я помчусь со всех ног. Свидание, папочка.

— А когда вернешься домой?

— Не вернусь. Это на всю ночь. Репетируем «Сон в летнюю ночь». Тринадцатый шабаш.

Он вздохнул:

— Полагаю, мне следует выразить благодарность трем ведьмам за то, что ты сидишь на пилюлях.

— Пилюли-люли. Не будь квадратным, папочка. Никто не беременеет на шабашах. Это всем известно.

— Всем, кроме меня. Ладно. Прими нашу благодарность за то, что согласилась пообедать с нами.

Она вдруг взвизгнула и упала с трамплина вниз головой. Все проследили, как она падала.

Сибил скрылась, подняв фонтан брызг, и всплыла, выплевывая воду.

— Папочка, ты меня спихнул!

— И как у тебя язык поворачивается говорить такое? — ответил тот, притворяясь обиженным.

Живая картина мгновенно исчезла.

Как бы продолжая разговор, Кейти Фарнсуорт сказала:

— Джеральд все пытается командовать дочкой. И конечно, безуспешно. Лучше бы затащил ее в постель и удовлетворил свои кровосмесительские желания. Но и он, и она слишком благонравны для этого.

— Женщина, напомни мне, чтобы я тебя выпорол.

— Конечно, дорогой. Тебе не пришлось бы даже применять силу. Ты только скажи, чего хочешь, и она поскулит и сдастся. А потом у вас получится все в самом лучшем виде. Я права, Маргрета?

— Я сказала бы, да.

К этому времени я был уже так шокирован, что даже слова Маргреты ничего нового не смогли добавить к моему состоянию.


Обед был восторгом для гурманов и полным провалом с точки зрения человеческого общения. Стол торжественно накрыли в обеденном зале, то есть в той же семейной гостиной, но с совершенно другой голографической программой. Потолок стал выше, окна — огромные, расположенные через равные промежутки и обрамленные тяжелыми портьерами, доходящими до самого пола; окна выходили в великолепно распланированный сад. Один из предметов меблировки, сам въехавший в комнату, не был голограммой, а если и был, то во всяком случае не полностью. Этот банкетный столик, насколько я понимаю, служил одновременно буфетной, плитой, холодильником, короче, представлял собой прекрасно оборудованную кухню. Таково мое мнение, которое, правда, может быть оспорено. Я могу только утверждать, что никаких слуг не видел, а наша хозяйка ничего ровным счетом не делала. Тем не менее муж похваливал ее за отличную стряпню и делал это с превеликой вежливостью; мы — тоже.

Джерри все-таки кое-чем занимался: разрезал жаркое (восхитительный говяжий бок, которого хватило бы на отряд голодных скаутов), разложил его по тарелкам, не сходя с места. Наполненная тарелка медленно проплывала к тому, кому предназначалась, подобно игрушечному поезду, идущему по рельсам, хотя ни поезда, ни рельсов тут не было. Возможно, соответствующие механизмы были скрыты голограммами. Впрочем, это лишь спрятало бы одно чудо за другим.

(Позже я узнал, что чванливые техасские семьи этого мира имели слуг и даже хвастались ими. Но у Джерри и Кейти вкусы простые.) За столом нас было шестеро: Джерри на одном конце, Кейти — на другом, Маргрета сидела справа от Джерри, его дочь Сибил — слева, я — справа от хозяйки, а слева от нее — молодой человек, с которым встречалась Сибил.

Звали молодого человека Родерик Даймен Калверсон Третий; мое имя он не уловил. Я уже давно подозревал, что самцов нашего вида, как правило, следует выращивать в бочонках и кормить сквозь дырку для затычки.

Юный Калверсон не дал мне оснований изменить это мнение. И я охотно проголосовал бы за то, чтобы упомянутую выше дырку заткнули наглухо.

В самом начале обеда Сибил дала понять, что они оба из одного университета. Тем не менее он казался таким же чуждым Фарнсуортам, каким был и для нас. Кейт спросила:

— Родерик, вы тоже учитесь колдовству?

Он поглядел так, будто понюхал какую-то дрянь, но Сибил спасла его от необходимости отвечать на столь грубый вопрос.

— Мамочка! Род получил свой атхейм уже несколько лет назад.

— Прошу извинить мой промах, — спокойно произнесла Кейти, — так называется диплом, который выдают по окончании обучения?

— Это священный нож, которым пользуются при различных ритуалах. Его можно применять…

— Сибил! Здесь присутствуют язычники! — Калверсон бросил хмурый взгляд на Сибил, а потом совсем уж злобно глянул на меня. Я подумал, что ему здорово пошел бы фонарь под глазом, но постарался убрать с лица даже следы этой мысли.

Джерри спросил:

— Значит, теперь вы закончивший обучение ведун, Род?

Сибил опять вмешалась:

— Папочка! Правильный термин…

— Помолчи-ка, конфетка, дай ему самому ответить. Род?

— Это слово употребляется лишь невеждами…

— Придержи-ка коней, Род! В некоторых вопросах я недостаточно информирован и в таких случаях стараюсь пополнить свои знания; именно этим я и занят в настоящий момент. А ты не имеешь права, сидя за моим столом, обзывать меня невеждой. Ну а теперь ты можешь ответить мне? И не корчить из себя колючий репейник?

Ноздри Калверсона раздулись, но он взял себя в руки.

— «Колдуны и ведьмы» — вот обычная терминология, применяемая к мужчинам и женщинам — адептам мастерства. «Маг» — приемлемая формулировка, но технически не очень точная; она скорее означает «чародей» или «волшебник»… но не все волшебники — колдуны и не все колдуны занимаются магией… Слово же «ведун» имеет несколько оскорбительный оттенок, так как ассоциируется с поклонением дьяволу. А мастерство — отнюдь не поклонение дьяволу; к тому же употребленный вами термин и его производные буквально означают: «нарушивший клятву» — а колдуны и ведьмы клятв не нарушают. Поправка: мастерство запрещает нарушать клятвы. Ведьма или колдун, нарушившие клятву, данную даже язычнику, подвергаются наказаниям и даже изгнанию, если клятва была важной. Поэтому я не «закончивший обучение ведун», а правильное определение моего статуса — «утвержденный мастером», или «колдун».

— Хорошо сказано! Благодарю вас за разъяснение. Приношу извинение, что воспользовался словом «ведун» применительно к вам… — Джерри спокойно ждал продолжения.

Помолчав немного, Калверсон поспешно добавил:

— О, конечно! Я нисколько не обижен, да и обижаться тут не на что.

— Благодарю. И хочу добавить к вашим комментариям в отношении производных, что слово witch (колдун, ведьма) происходит от слова wicca, что означает «мудрый», и от wicce, означающего «женщина»… Чем, видимо, объясняется тот факт, что большинство ведьм — женщины. Можно предположить, что наши предки знали нечто такое, чего мы не знаем. Во всяком случае «мастерство» — это сокращенное обозначение понятия «искусство мыслить». Верно?

— О, конечно! Мудрость. Вот на этом-то и основана Древняя религия.

— Отлично. Сынок, а теперь слушай меня внимательно. Мудрость включает в себя способность не злиться без необходимости. Закон игнорирует мелочи, и так же поступает мудрый человек. Мелочи вроде тех, когда юная девушка пытается определить, что такое атхейм в присутствии неверующих (знание, вовсе не являющееся эзотерическим), или когда старый дурень использует какой-то термин не вполне по назначению. Ты понял меня? — Джерри подождал ответа. Потом произнес очень тихо: — Я спросил, ты понял меня?

Калверсон перевел дух.

— Я вас понял. Мудрый человек не обращает внимания на мелочи.

— Хорошо. Могу я предложить тебе еще кусочек ростбифа?


После этого случая Калверсон довольно долго держался тише воды, ниже травы. Я — тоже. И Сибил. Кейти, Джерри и Маргрета поддерживали вежливую застольную болтовню, стараясь игнорировать тот факт, что одного из гостей только что крепко и публично отстегали. Потом Сибил сказала:

— Папочка, ты и мама хотите, чтоб я приняла участие в поклонении огню в пятницу?

— «Хотите» — вряд ли подходящее слово, — ответил Джерри, — раз ты выбрала себе другую религию. «Надеемся» — так будет точнее.

Кейти добавила:

— Сибил, сегодня тебе кажется, что твой шабаш — вся религия, в которой ты нуждаешься. Однако все может измениться… и как я понимаю, Древняя религия не запрещает своим приверженцам посещать другие религиозные службы?

Тут снова вмешался Калверсон:

— В этом отражается история столетий и тысячелетий преследований, миссис Фарнсуорт. Наши законы до сих пор таковы, что каждый участник шабаша должен официально принадлежать к какому-нибудь признанному обществом вероисповеданию. Правда, теперь мы уже не очень настаиваем на соблюдении этого правила.

— Понимаю, — согласилась Кейти. — Спасибо, Родерик. Сибил, раз твое вероисповедание даже поощряет принадлежность к другому, вероятно будет неплохо, если ты станешь регулярно посещать церковь, чтобы прикрыть свои тесные общения с домовыми. Возможно, это тебе пригодится в дальнейшем.

— Совершенно точно, — согласился отец. — Проделки домовых. А тебе когда-нибудь приходило в голову, детка, что твой родитель, будучи столпом конгрегации и обладателем толстой чековой книжки, возможно, тоже имеет к ним отношение, ибо он продает «кадиллаков» больше, чем любой другой дилер в Техасе?

— Папочка, но это звучит как совершенно бесстыдное хвастовство.

— Так оно и есть! Но они помогают продавать «кадиллаки». Кстати, насчет поклонения огню: ты прекрасно знаешь, что дело не в самом огне. Мы поклоняемся не огню, а тому, что он олицетворяет.

Сибил скомкала салфетку и на несколько минут из зрелой женщины, о чем свидетельствовали ее формы, превратилась в тринадцатилетнюю девочку.

— Папа, вот в том-то и дело. Всю мою жизнь пламя означало для меня нечто врачующее, очищающее, нечто связанное с бессмертием; но так было до тех пор, пока я не стала изучать мастерство и его историю. Папочка, для колдуньи огонь — тот способ, которым их чаще всего казнят.

Я был так шокирован, что чуть не поперхнулся. Полагаю, что до меня, так сказать, эмоционально еще не дошло, что эти двое — один отвратительный, но такой распространенный тип юного панка, а другая — прелестная и внушающая глубокую симпатию девушка… дочь Кейти… дочь Джерри — наших двух добрых самаритян, равных которым нет, — они оба колдуны.

Да, да, я знаю, Книга Исхода, глава 22, стих 18: «Ворожей не оставляй в живых». Такое же твердое указание, как десять заповедей, данных Моисею Господом в присутствии всех детей Израиля…

Так ктоже я такой? Я, преломляющий хлеб с ворожеями!

Ладно, считайте меня трусом… Я не встал во весь рост и не проклял их. Я даже не шевельнулся.

Кейти ласково произнесла:

— Милочка, милочка! Да это ж было в средние века. Не сегодня, не сейчас, не здесь.

Ей ответил Калверсон:

— Миссис Фарнсуорт, каждому колдуну хорошо известно, что террор может начаться в любую минуту. Даже обыкновенный неурожай способен вызвать взрыв. И события в Сейлеме не так уж далеки от нас по времени. Да и Сейлем не так уж далек от нас территориально. Кругом много христиан. Они бы разожгли костры, если б могли. Так же как в Сейлеме.

У меня был недурной шанс придержать язык. Но я все-таки вылез:

— Ни одной ведьмы в Сейлеме не сожгли.

Родерик посмотрел на меня.

— А вы-то что знаете об этом?

— Сжигали в Европе, а не здесь. В Сейлеме ведьм вешали. Кроме одной, которую задавили. (В Америке огнем не пользовались никогда. Господь Бог не велел нам мучить их при жизни. Он нам не приказывал пытать их до смерти.) Родерик снова поглядел на меня:

— Вот как! Мне кажется, что вы оправдываете повешение?

— Я не говорил ничего подобного! (Господи, прости меня грешного!) Наш разговор оборвал Джерри:

— Я требую, чтобы этот разговор был прекращен. Дальнейшего обсуждения данной темы за столом я не потерплю. Сибил, мы не хотим, чтобы ты приходила туда, если тебе это неприятно или напоминает о печальных событиях. Кстати, о повешении: что нам делать с полузащитниками «Ковбоев из Далласа»?


Два часа спустя Джерри Фарнсуорт и я опять сидели в той же комнате, но теперь работала программа «Ремингтон-3». Зимний снег за окнами, время от времени над полом проносился сквознячок, иногда слышался вой одинокого волка — но у камина с ревущим пламенем было прекрасно. Джерри налил нам по чашке кофе, а в огромные бокалы, в которых вполне могли бы плавать золотые рыбки, — бренди.

— Это запах благородного бренди, — сказал он, — то ли «Наполеон», то ли «Карлос Примеро». В любом случае — королевский бренди, настолько королевский, что, может быть, у него даже гемофилия.

Я с трудом сглотнул. Шутка мне не слишком понравилась. Меня все еще пробирала дрожь при мысли о ведьмах… Об умирающих ведьмах. Дергающиеся в предсмертных мучениях ноги… корчащиеся в пламени тела… и у всех — лицо Сибил.

Дает ли Библия определение понятия «ведьма»? И не может ли оказаться, что эти современные поклонники мастерства вовсе не те, кого Иегова считал ворожеями?

Хватит вилять, Алекс! Признайся, что ворожеи в Книге Исхода означают то же самое, что сегодня ворожеи, или ведьмы, в Техасе. Ты судья, а она созналась. Сможешь ли ты приговорить дочь Кейти к повешению? Выбьешь ли у нее скамейку из-под ног? Не увиливай, парень! Ты и без того увиливал всю жизнь.

Понтий Пилат умыл руки.

Я не осужу ворожею на смерть. Боже, помоги мне, но я не могу иначе.

Джерри сказал:

— Выпьем за успех вашего предприятия. За ваш успех и успех Марджи. Отпивайте понемножку — тогда не опьянеете; коньяк успокоит ваши нервы и одновременно отточит ум. Алек, скажите, почему вы думаете, что конец света близок?

Битый час я перебирал доказательства, сказав, что речь идет не об одном пророчестве, которое перечисляет признаки, а о множестве: Откровение Иоанна, Книги пророков Даниила, Иезекииля, Исайи, Послания Павла к фессалоникийцам и коринфянам, слова самого Иисуса в четырех Евангелиях, причем по нескольку раз в каждом.

К моему удивлению, у Джерри оказалась Библия. Я выбрал из нее отрывки, понятные неискушенному читателю, выписал номера глав и стихов, чтобы он мог изучить их на досуге. Были, конечно, отмечены четвертая глава (стихи 15–17) Первого послания к фессалоникийцам, двадцать четвертая глава Евангелия от Матфея (все 51 стих) и те же самые пророчества в двадцать первой главе Евангелия от Луки (стих 32), где говорится: «…Не прейдет род сей, как все это будет». Фактически же Христос сказал, что поколение, которое увидит эти знамения и чудеса, увидит и его приход услышит глас и узрит Судный день. Это пророчество совершенно ясно, если читать его целиком, и вся путаница возникла лишь оттого, что из него выдирают кусочки и отдельные слова, забывая об остальном. Притча о смоковнице все это объясняет.

Я отобрал для Джерри также отрывки из Книг Исайи и Даниила и других Книг, то есть те места Ветхого Завета, которые подкрепляют пророчества Нового Завета.

Я передал ему все эти выписки и умолял тщательно их изучить, а если он натолкнется на какие-то трудности, привлечь дополнительные тексты. А главное — обратиться к Богу. «Просите, и дано будет вам, ищите, и найдете».

Он ответил мне:

— Алек, я готов согласиться с вами в одном. События последних месяцев меня тоже наводят на мысль об Армагеддоне. Возьмем, например, завтрашний день. Он вполне может оказаться концом света и Судным днем, и мало что после него останется. — Тон Джерри был печален. — Я частенько задумывался над тем, в каком мире будет жить Сибил. Теперь же меня беспокоит другое: а хватит ли у нее времени, чтобы повзрослеть?

— Джерри, поработайте над этим! Найдите свой путь к милосердию Господа. Потом приведите к нему жену и дочь! Вы не нуждаетесь ни во мне, ни в других людях, а только в самом Иисусе. Сказал же он: «Вот, стою у двери и стучу если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною».[87]

— Вы веруете.

— Верую.

— Алек, я хотел бы последовать вашему совету. Это могло бы послужить утешением в той жизни, которой мы живем в современном мире. Но сны давно умерших пророков для меня не могут служить доказательством: в них можно прочесть что угодно. Теология никому еще не помогала; это поиски в темном подвале в глухую ночь черного кота, которого там нет. Теологи способны убедить себя во всем, что им заблагорассудится. О, моя церковь такая же. Но зато она откровенно пантеистична. Тот же, кто поклоняется Троице и при этом настаивает, что его религия — монотеизм, способен поверить всему. Дай ему только время поболтать. Извините меня за откровенность.

— Джерри, откровенность в религии необходима. «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою эту». Это опять Книга Иова, глава 19.[88] Он же и ваш спаситель, Джерри. Я умоляю вас — ищите его.

— Боюсь, шансов на это маловато, — сказал Джерри, вставая.

— Но вы еще не нашли его. Не сдавайтесь. Я буду молиться за вас.

— Благодарю вас за доброе отношение. А как обувь? Не жмет?

— Все прекрасно. Спасибо.

— Раз уж вы решили двинуться в путь завтра утром, вам нужна обувь, которая не натрет мозолей до самого Канзаса. Так вы уверены, что все в порядке?

— Уверен. И уверен, что нам надо идти. Если мы останемся еще на день, вы нас так избалуете, что мы никогда не рискнем выйти. (Правда же, которую я не мог ему высказать, состояла в том, что мне просто необходимо было покинуть этот дом. Но не мог же я признаться ему в своем малодушии.)

— Давайте покажу вашу спальню. Только тихонько — Марджи, вероятно, уже спит. Разве что наши леди просидели за разговорами еще дольше, чем мы с вами.

У дверей спальни Джерри протянул мне руку.

— На случай, если вы правы, а я нет, напомню: вы сами сказали, что и вы можете не оказаться среди избранных.

— Верно, могу. Я далек от благодати, особенно сейчас. Мне над собой еще работать и работать.

— Ну, желаю счастья. А если вы и в самом деле не окажетесь среди избранных, то поищите меня в аду. Ладно?

Насколько я мог судить, он говорил совершенно серьезно.

— А я и не знал, что это разрешается.

— А вы потрудитесь. И я потружусь. Обещаю вам, — тут он ухмыльнулся,

— адское гостеприимство. Очень горячее.

В ответ я тоже широко улыбнулся:

— Договорились!


Моя любимая опять заснула не раздеваясь. Я улыбнулся и, ничего не сказав, лег рядом, переложив ее голову на свое плечо. Надо было тихонько разбудить ее, раздеть бедную девочку и уложить в постель. А я вместо этого лежал и тысячи… ну ладно… десятки мыслей проносились у меня в голове.

Вдруг я заметил, что светает. И обнаружил, что матрас весь в каких-то комьях и колется. Светало быстро, и я увидел, что мы лежим на прессованных тюках сена в амбаре.

Загрузка...