Исцели меня

Пролог

                                                      Пролог

Улыбается. Этот мужик тупо улыбается. Когда внутри меня все клокочет от ярости, он улыбается. Сейчас я уже не отвожу взгляда, всматриваюсь в его глаза и понимаю, что он знает, что я что-то слышала. Точно знает. И эта наглая улыбочка на его лице только подтверждает этот факт. Мы долго смотрим друг на друга, сверля глазами. Сейчас – это словно игра, кто первым отведет взгляд, тот и проиграл. Не знаю, на что мы играем, но мне очень не хочется чувствовать себя проигравшей перед глазами этого мужчины. Он и так был свидетелем моих… падений, если так можно сказать. Наверное, я бы и дальше смотрела на Бестужева и ни за что бы ни отвела взгляда, если бы не один нюанс: он положил свои ладони на ручки моего кресла. А это равносильно быть прикованной наручниками.

- Ты оценила степень моего уважения к тебе, Соня?

- Степень уважения – это договориться с моим папой и взять калеку в жены? - ну вот кто просил меня это говорить? Дура! Молчание – золото. - Нет, не оценила, - как можно спокойнее произношу я, не узнавая собственный голос. - Это не случилось два года назад. Не будет и сейчас. Точнее, только через мой труп. Или ты некрофил?

- Смотри-ка, возможности твои стали ограничены, а подслушиваешь как раньше и говоришь так же. Привычки сложно искоренить. И нет, Сонечка, жена – это не степень моего уважения, это, так сказать, закономерный исход моего желания. Пусть позже, чем хотелось. Мне казалось, ты должна оценить, что уже не в первый раз за столь короткий промежуток времени, я нахожусь ниже тебя. А ты, находясь в не самом завидном положении, возвышаешься надо мной. Я дал тебе чувство того, что ты выше меня, помогаю вернуть тебе былую уверенность в себе, чтобы ты не чувствовала себя некомфортно.

- Батюшки, какое благородство, - демонстративно прикладываю руку к груди. - Наверное, я бы поверила в твое уважение, если бы твои руки, лежащие на моем кресле, не ограничивали и без того мою ограниченную свободу. Поэтому иллюзия того, что я выше – не прокатила. Убери руки с моего кресла, - громко проговариваю по слогам.

- Все-то тебе не так, принцесса на тонне гороха. 

- Да пошел ты.

- Куда?

- На слово из четырех букв.

- Ну хорошо, что не из трех.

- Можешь и туда заодно пойти. Если через пять секунд ты не встанешь и не отойдешь в сторону, я нажму на этот рычажок и... наеду на тебя. И знаешь, у меня очень мощное кресло, вполне возможно, что оно тебя переедет. Ты просто не знаешь его потенциал. Таких штук очень мало во всем мире. И, если честно, мне бы не хотелось его портить. Оно слишком дорогое, чтобы просто так его профукать. Отсчет пошел.

Когда я мысленно и очень медленно досчитала до пяти, ровно на последней секунде Глеб приподнялся и отошел в сторону. Медленно, но уверенно направляюсь в сторону своей спальни, как слышу позади себя чуть приглушенное, но все же отчетливое:

- Таких кресел больше нет. Оно сделано специально для тебя, - машинально поворачиваюсь на голос, устремляя взгляд на Глеба. Мне было тошно пару минут назад? Вот сейчас стало еще хуже. - Так что, да, лучше его действительно не ломать, делать будут, как и в прошлый раз, долго. Ювелирная, так сказать, работа. Ну да ладно, ты сейчас не нацелена на разговор, поэтому поговорим спокойно завтра. Спокойной ночи, Соня. И не бойся, в спальню я твою не приду. Сегодня не приду, - после непродолжительной паузы добавляет Бестужев.........

Глава 1

 Глава 1  (NB! НЕ ПУГАЙТЕСЬ ПЕРВЫХ СТРОК. Это не то, что вы подумали:)))    

«Он властно высморкался в свою растянутую в суровых мужских дырках майку, являя свету чуть разросшиеся от жира кубики пресса. Улыбнулся белозубой улыбкой, подмигнул властным бандитским глазом, так, что сердце Кристины зашлось в аритмии, но ровно до тех пор, пока в зубах любимого властного бандита, она не увидела… лук. Зеленый лук! Тот самый, который она ненавидела с детства. И любимый знал это. Знал, черт возьми. И это все означало только лишь одно – он ел знаменитые на всю округу пирожки с зеленым луком, приготовленные Алисой. Снова. Он снова изменил ей с Алисой!  В следующую секунду Кристина не смогла совладать со своими эмоциями и шмальнула тапком в голову любимого некогда бандита.

- Так не доставайся ты никому, властный судак!

- Да как ты посмела в меня бросить тапок, женщина?! - гневно крикнул бандит, разрывая на себе и без того драную майку. - Ррр… на колени, живо!

- Что ты собираешься делать, Арарат?! - с отчаянием в голосе прокричала Кристина, падая на колени.

- Вообще-то я Марат, - брезгливо бросил он, сплевывая застрявший в щербинке между зубов лук. - И делать будешь ты, а я смотреть.

- Ой, перепутала имена, прости, - девушка поежилась, ожидая от властного бандита словесный нагоняй за то, что посмела назвать его именем соседа. Но нет, Марат и не думал ей что-либо говорить. Какие-то доли секунд и он с необычайной легкостью достал из шкафа пятикилограммовый пакет с гречкой. Ее любимой гречкой! А в следующее мгновение он без сожаления рассыпал содержимое пакета по всей комнате. 

- Пока все не соберешь, с колен не встанешь. Найду хоть одно зерно…

- То, что? - с вызовом бросает Кристина.

- Будешь убирать конюшни.

- Тю, - с досадой произнесла девушка. - Не такой уж ты и властный…»

Замолкаю и вынимаю из ушей беруши. Перевожу взгляд на нависшую надо мной Варю, пытаясь подавить в себе улыбку. В комнате из-за закрытых наглухо штор и выключенного света – темно, но я со стопроцентной уверенностью могу сказать, что она улыбается. Как и то, что моя сиделка слышала всю мою пародию на очередной любовный роман. И не прерывала меня, да и не подавала активных признаков своего присутствия в комнате только лишь по той причине, что в глубине души ей это нравится. И мне нравится. Потому что это мое единственное развлечение, как собственно и Варя – мой единственный слушатель. Нам обеим это нравится. Правда, она в этом не признается, ибо по ее словам – я занимаюсь дурью. И в этом с ней не поспоришь. Как и не поспоришь о том, что в комнате умопомрачительно вкусно запахло грибами.

- Браво, Соня, твои бы способности, да в нужное русло, - хлопает в ладони, издавая раздражающий меня звук, от чего моя голова начинает болеть еще сильнее. Однако хлопаньем в ладони не обошлось. Варя тянет руку под мою подушку и достает оттуда пульт. Секундное нажатие и комнату озаряет свет. Да чтоб тебя!

- Я тебя сто раз просила не включать свет без моего разрешения, - раздраженно бросаю я. - Сколько еще раз это нужно повторить? - выхватываю пульт и со злостью жму на кнопку. В комнате сразу гаснет свет, от чего мне моментально становится комфортнее. Спасибо умельцу, придумавшему столь нужную штуку.  

- Я еще не научилась ориентироваться в темноте и вряд ли когда-нибудь это освою, - спокойно произносит Варя, шурша по ковру тапками. Через три секунды она будет у окна. Один, два, три и шторы разъезжаются в стороны, освещая комнату едва заметным светом. А все по причине пасмурного дня. - Сонь, не буянь, пожалуйста. Я принесла тебе грибной суп. Давай поешь, пока не остыл, - машинально поворачиваю голову на переносной столик в конце комнаты и пытаюсь подавить слюноотделение.

Я не голодна, но к супам и борщам всегда была неравнодушна. Это лучше всяких креветок, улиток, мидий, фуа-гра и прочих известных изысков. Сейчас я с великим удовольствием схватила бы ложку и с громким неприличным звуком выхлебала бы все содержимое тарелки. Еще и добавки бы навернула сверху. Да, в меня бы однозначно влезли две налитые до краев тарелки супа. Но не могу себе этого позволить. Тупо не могу.

- Что опять не так? - спокойно интересуется Варя, пододвигая к кровати стул, а затем и столик. Садится около меня, всматриваясь в мое лицо. Знаю, что ее спокойствие – это просто хорошая выдержка. Ей наверняка хочется хотя бы раз в день мне накостылять. И я ее понимаю. На ее месте я бы точно себе дала нехилую затрещину. Однако изменить свое поведение не могу. Не получается. Или не хочу.

- Он неаппетитно выглядит. И я не хочу суп, - гореть мне в аду, лживое создание.

- А ты хотя бы попробуй. Не понравится – оставишь.

- Я сказала, что он мне не нравится, - по слогам повторяю я, но Варя меня в упор не слышит, более того, делает очередную раздражающую меня вещь, а именно – подносит ложку к моему рту. - Если ты до сих пор не заметила, у меня не фурычат ноги, а не руки! Убери от меня ложку. Я сама в состоянии съесть суп, - зло проговариваю я, от чего у Вари, наконец, появляются эмоции на лице.

Она нехотя, но все же выливает содержимое ложки обратно в тарелку и спокойно дожидается моей добровольной дегустации. С каким сожалением я беру эту ложку – не передать словами. Демонстративно кривлю лицо, как только на рецепторах оседает грибной вкус. Как же вкусно, черт возьми.

- Невкусно, - брезгливо произношу я, ненавидя себя еще больше за эти лживые слова. - Еще и жир плавает сверху. Кто его готовил?

- Я. И там нет жира. Это всего лишь ложка сметаны. Сонь, - шумно выдыхая, произносит Варя. - Ты понимаешь, что на одном шоколаде человек долго не протянет? Как ты не понимаешь, что тебе надо хорошо питаться? Ты за последний месяц не просто так похудела. Так не едят нормальные люди. Откуда твоему организму брать энергию? Ты поэтому и перестала заниматься. Неужели тебе не хочется встать на ноги?

Глава 2

                                               Глава 2

- Начинается, блин, - резко прерываю Варю, закатывая глаза, ощущая каким-то шестым чувством, что дальше она скажет мне отнюдь не добрую весть. Надо просто переключить внимание на собеседника и разговор выльется в другое русло. Давай, Соня. - Варь, тебе уже двадцать девять, а ты не боишься, что с работой двадцать четыре часа в сутки профукаешь не только шанс выйти замуж, но и в принципе хоть как-то устроить свою личную жизнь? Годы летят, оглянуться не успеешь, а в квартире только кошки, - нагло отмечаю я. Ой, не мне говорить про личную жизнь. Кому угодно, но не мне. Варя-то, в отличие от меня, старой девой точно не помрет. Старой-то да, а вот девой точно нет. Она уже почти замужем побывала, если касаться чего-то формального, не говоря уже о чем-то более интимном. А вот я – классический кандидат помереть девственницей со стаей кошек. Хотя нет, пушистых четвероногих мне не видать до тех пор, пока я живу в отцовском доме, да и до старости не доживу. А вообще-то и с этого дома не съеду. Кому я такая сдалась? Отлично. Хотела уколоть Варю, а занозу занесла в итоге себе. Ну, поделом, София. Бумеранг он такой.

- Не боюсь, всему свое время, - прерывает мои раздумья Варя. - Ты бы о себе лучше подумала.

- А что о себе думать? У меня все предельно ясно.

- В двадцать один куда проще изменить не только свою жизнь, но и мышление. Поправишь свое здоровье, встанешь на ноги, встретишь достойного человека, а потом и замуж выйдешь. Надо только немного захотеть, Соня, и хоть иногда выходить на улицу.

- Выезжать, Варя, а не выходить. И моя жизнь кардинально не изменится. Не обманывай ни себя, ни меня. У меня ничего этого не будет.

- Будет. Помнишь, как ты рассказывала о детских мечтах иметь дочку? Так вот дерзай и делай все для того, чтобы через лет пять в тебе зародилась маленькая жизнь. Такая же красивая и голубоглазая, как ты, - с доброй улыбкой произносит Варя, от чего мне становится стыдно за мои слова в ее сторону и одновременно смешно. - Ну и чего ты смеешься?

- Лучше этого не произносить вслух.

- И все же, - настаивает Варя.

- Во мне зародятся разве что глисты. Или уже зародились, от того и схуднула, - с усмешкой произношу я.

- Ну ты и дурашка, Соня, - треплет меня за макушку. - Будем считать, что попытка меня задеть – удалась.

- Варь?

- Что?

- Прости меня, пожалуйста. На самом деле я не хочу тебя обижать. Оно само как-то выходит, не знаю как так.

- Забудь. Как говорила одна моя знакомая, ты так себя ведешь не потому что такая, а потому что болезнь сделала тебя такой. Вот поправишься, и не захочется меня задирать. Ладно, Сонь, вернемся к нашим баранам, а точнее… у твоего отца сегодня какой-то важный вечер. Здесь, в доме. Будет много приглашенных, уже вовсю идут приготовления. Он настоял на твоем обязательном присутствии при полном параде. Я тебя очень прошу, уступи. Мы побудем там полчаса, максимум час, потом придумаем правдивую отговорку о том, что тебе стало нехорошо, - замолкает и проводит рукой по моим волосам, вызывая приятную россыпь мурашек по коже головы, от чего я неосознанно закрываю глаза. И голова уже не кажется такой тяжелой. А может становится так хорошо от почти забытых маминых прикосновений. И пусть я была совсем маленькой, могу поклясться, что она гладила меня точно так же. - Он все равно придет сюда, если ты будешь упираться, - продолжает свой рассказ Варя. - А так все будет выглядеть очень натурально, когда в процессе вечера скажем, что тебе нездоровится. Может он потом и не заметит твоего ухода. Ну что, согласимся добровольно? 

- Хорошо, - как ни странно, спокойно соглашаюсь я, понимая, что папа действительно сюда мало того, что поднимется, так еще и скажет, что надевать, не говоря уже о том, как себя вести. Уж лучше обойтись малыми жертвами. - У меня конфеты закончились. Принеси, пожалуйста. Только те, в которых меньше всего углеводов.

- Две конфеты и через час в душ, максимум полтора, - убирает руку с моих волос. - Потом макияж, прическа и какое-нибудь удобное и красивое платье.

В душ через час… мысленно проговариваю про себя. Перевожу взгляд на тарелку с супом и улыбаюсь. Ну, раз скоро в душ, значит судьба мне тебя съесть, дорогой.

- Я передумала. Хочу суп.

- В смысле?

- Сопли на носу повисли. Суп, говорю, хочу. Он меня вдруг привлек капельками жирной сметаны.

- Ой, Соня. Он же уже остыл.

- Ой, Варя, во рту согрею, - копирую ее интонацию, потянувшись рукой к ложке.            

                                                       ***

Смотрю на свое отражение в зеркале и не понимаю, что испытываю. Если быть объективной, я хороша собой. По крайней мере, лицо по-прежнему красивое. Вот только, то ли руки стали расти из одного места, то ли просто нет желания, но синяки под глазами замаскировать не получилось. В итоге на накрашенных глазах слишком сильно выделяются не густо накрашенные ресницы, а синяки. Это как индикатор болезни. Хотя проблема в другом месте. Или так дает о себе знать голова? К счастью, в данный момент она не болит. Провожу расческой по распущенным волосам и понимаю, что отражение в зеркале меня удручает. Сейчас я в полной мере ощущаю себя старухой. И впервые за все время отмечаю, что платье любимого черного цвета мне не нравится. Хотя мне оно определенно идет. Дело в цвете. Почему-то сейчас черный добивает. Хотя не он, а грудь. Вот что меня раздражает. И нет, дело не в ней самой. Меня раздражают пуговицы на платье в области моей, вполне себе выдающейся для столь худого тела, груди. В памяти невольно всплывают картинки двухгодовалой давности, как одна из моих пуговиц при вдохе отрикошетила прямо…

- Сонь, ну улыбнись, - в который раз за день Варя прерывает мои раздумья. - Такая красавица. Сейчас-то что не так?

- Все так.

- Тогда поехали?

- Давай, Варя, на перегонки, - усмехаюсь, прикрывая рот ладонью.

Глава 3

                                                Глава 3

Кажется, сейчас я в полной мере ощутила на себе что такое проглотить язык. И хоть убей не могу взглянуть Бестужеву в лицо. Не могу и все тут. Много чести, голову еще на него задирать. С фантазией у меня никогда не было проблем, с языком и подавно. А на деле выходит, что я молчу, как рыба, сканируя взглядом его ботинки. Чем же он их намазал, что они так блестят? Ну, это прям очень важный вопрос, Соня. Спроси еще название средства. А лучше наступи ему на ногу. Да так, чтобы убить двух зайцев – отдавить ему ступню и испачкать в хлам ботинок. Ан нет, проблемка есть, наступить не смогу… Черт, чего ж я такая трусиха-то? Только я подумала о том, что минутная загрузка – это уже явный перебор, и стоит себя перебороть и взглянуть на Бестужева, как он сам опустился передо мной на корточки. Взглянуть ему в лицо все равно не получается, теперь вместо его ботинок я разглядываю ворот его белоснежной рубашки. И все же надо быть объективной, один плюс в этом мужчине все же имеется – пахнет от него приятно.

- Посмотри на меня, - чуть хрипло прошептал он.

- София, - произношу я после очередной заминки, наконец, переводя взгляд на его лицо. 

- Да я давно в курсе, что ты София, - насмешливо произносит Глеб.

- Обращаться ко мне надо – София. Соня – я только для близких.

 - Ах, ты об этом, - лениво тянет он, чуть улыбаясь. - Ну, с этим у нас точно не будет проблем. В ближайшее время будем сближать всеми имеющимися способами. 

- Со мной?

- С ее Величеством Софией, с кем же еще, - все так же, не скрывая иронии в голосе, произносит Глеб, а в следующую секунду я не успеваю вовремя отреагировать на то, как он ловко подносит руку к моему лицу и поддевает пальцем кончик моего носа. - Улыбнись, злючка.

- У тебя пальцы лишние? 

- Ну, если только мизинец и на ноге, я вечно им задеваю мебель. В принципе, он не несет никакой функции. Его так  уж и быть можешь чикнуть, но только после конкретного сближения. Типа, скрепим союз кровью. А на руках все пальцы придется оставить, в конце концов, это не пуговицы, их просто так не пришить, - оба синхронно переводим взгляд на мое платье, а точнее на пуговицы. Краска мгновенно приливает к лицу, когда картинки двухгодовалой давности всплывают перед глазами. Столько времени прошло, а вспоминать до сих пор стыдно. - На самом деле я очень рад тебя видеть, Соня. Очень, - вполне искренне и, я бы сказала, по-доброму произносит Бестужев, скользя по мне взглядом.

Фиксирует его на моих сцепленных в замок руках, и я в очередной раз не успеваю вовремя отреагировать на то, как он накрывает их своей ладонью. Дежавю, он всегда пытался до меня дотронуться. Но раньше это было как-то само собой разумеющееся, то руку подать, то под локоть взять, то стул пододвинуть, и как бы случайно коснуться при этом пальцами моей кожи, а сейчас «случайно» и «само собой разумеющееся» не катит от слова «совсем». Это уж как ни крути – специально. На счастье Бестужева, ладонь у него сухая и не горячая. Не знаю, чего он добивается этим жестом в данную минуту, но вести себя импульсивно и истерично при таком количестве людей, откровенно говоря – не хочется. И говорить мне с ним тоже не хочется. Своими разговорами он неоднократно портил мне жизнь, вряд ли сейчас что-то изменилось. При всей своей улыбчивости, невозмутимости и как бы доброжелательности, он тот еще поганец. Говорить с ним вообще опасно. Начнет стелить мягко, закончит так, что собеседнику в пору плакать. Вероятнее всего – это его особенность, вот так вести себя со всеми. А люди не меняются. Ну разве что, становятся только хуже. Оценивать каким он стал за минувшие два года – желания нет. Внешне он ничуть не изменился. Все такая же растительность на лице, которая по-прежнему прибавляет ему как минимум лет пять. Наверное, поэтому для меня он был всегда «стариком». А по факту – молодой мужчина. Сколько ему сейчас? Тридцать пять, если мне не изменяет память. Всего на пару лет старше Сережи. И такой же брюнет с голубыми глазами. Только до Сережи ему далеко. Точнее, слишком далеко. Надо бы пересилить себя и узнать зачем он на самом деле здесь находится, а не играть в гляделки, рассматривая детали внешности.

 - Надержался? - наконец не выдерживаю я, когда он едва заметно, но все же начинает сжимать мои руки, проводя большим пальцем по коже.

- Нет, - невозмутимо бросает он. - Только не говори, что у нас какой-то лимит по времени.

- Я бы сказала, у меня лимит по терпению.

- Надо терпеть, Соня, надо, - вновь в его голосе прозвучали ироничные нотки.

- А тебе не надоело сидеть на корточках? Ноги не затекли?

- Твоими молитвами – нет.

- Пардон муа. Здрасте, - синхронно поднимаем головы на подошедшую к нам Дашу. Кажется, еще немного и у моей сестры польются слюни, от того как широко она держит открытым рот. - Глеб, а можно пригласить вас потанцевать? - сказать, что я обалдела – ничего не сказать. Четырнадцатилетняя малолетка приглашает на танец тридцатипятилетнего дяденьку. Мда… куда катится мир. - Ой, вы только не подумайте ничего такого, я бы хотела с вами в процессе танца кое о чем поговорить. А в этом кое-чем вы точно разбираетесь, - на одном дыхании пролепетала Даша, закусив напоследок губу. Господи…

- Дарья, если не ошибаюсь? - та кивает, улыбаясь в тридцать два зуба. - Не думаю, что это хорошая идея. Я предпочитаю танцевать с совершеннолетними особами, а то знаешь, мир сейчас такой злой и завистливый. Щелкнут бородатого дяденьку с девочкой на камеру, а потом наговорят и отвечай за то, чего не делал. Там в конце стола, напротив беседки, я видел шоколадный фонтан, вот ты лучше туда иди, зачерпни ложкой и поешь.  

-  Вообще-то я пришла сказать, что папа просил вам передать, чтобы вы через несколько минут подошли в его кабинет, - обиженно произносит Даша. - А до этого мы бы все же могли потанцевать.

- Определенно могли, было бы желание, - Бестужев убирает свою ладонь с моих рук и привстает с корточек, возвышаясь над Дашей. - Но желания нет. Правда, мне бы хотелось поиграть с тобой в одну игру.

Глава 4

                                                     Глава 4

В очередной раз всего за несколько часов Бестужев становится напротив меня и присаживается на корточки. Улыбается. Этот наглый мужик тупо улыбается. Когда внутри меня все клокочет от ярости, он улыбается. Сейчас я уже не отвожу взгляда, всматриваюсь в его глаза и понимаю, что он знает, что я что-то слышала. Точно знает. И эта наглая улыбочка на его лице только подтверждает этот факт. Мы долго смотрим друг на друга, сверля глазами. Сейчас – это словно игра, кто первым отведет взгляд, тот и проиграл. Не знаю, на что мы играем, но мне очень не хочется чувствовать себя проигравшей перед глазами этого мужчины. Он и так был свидетелем моих… падений, если так можно сказать. Наверное, я бы и дальше смотрела на Бестужева и ни за что бы ни отвела взгляда, если бы не один нюанс: он положил свои ладони на ручки моего кресла. А это равносильно быть прикованной наручниками.

- Ты оценила степень моего уважения к тебе, Соня?

- Степень уважения – это договориться с моим папой и взять калеку в жены? - ну вот кто просил меня это говорить? Дура! Молчание – золото. - Нет, не оценила, - как можно спокойнее произношу я, не узнавая собственный голос. - Это не случилось два года назад. Не будет и сейчас. Точнее, только через мой труп. Или ты некрофил?

- Смотри-ка, возможности твои стали ограничены, а подслушиваешь как раньше и говоришь так же. Привычки сложно искоренить. И нет, Сонечка, жена – это не степень моего уважения, это, так сказать, закономерный исход моего желания. Пусть позже, чем хотелось. Мне казалось, ты должна оценить, что уже не в первый раз за столь короткий промежуток времени, я нахожусь ниже тебя. А ты, находясь в не самом завидном положении, возвышаешься надо мной. Я дал тебе чувство того, что ты выше меня, помогаю вернуть тебе былую уверенность в себе, чтобы ты не чувствовала себя некомфортно.

- Батюшки, какое благородство, - демонстративно прикладываю руку к груди. - Наверное, я бы поверила в твое уважение, если бы твои руки, лежащие на моем кресле, не ограничивали и без того мою ограниченную свободу. Поэтому иллюзия того, что я выше – не прокатила. Убери руки с моего кресла, - громко проговариваю по слогам.

- Все-то тебе не так, принцесса на тонне гороха. 

- Да пошел ты.

- Куда?

- На слово из четырех букв.

- Ну хорошо, что не из трех.

- Можешь и туда заодно пойти. Если через пять секунд ты не встанешь и не отойдешь в сторону, я нажму на этот рычажок и... наеду на тебя. И знаешь, у меня очень мощное кресло, вполне возможно, что оно тебя переедет. Ты просто не знаешь его потенциал. Таких штук очень мало во всем мире. И, если честно, мне бы не хотелось его портить. Оно слишком дорогое, чтобы просто так его профукать. Отсчет пошел.

Когда я мысленно и очень медленно досчитала до пяти, ровно на последней секунде Глеб приподнялся и отошел в сторону. Медленно, но уверенно направляюсь в сторону своей спальни, как слышу позади себя чуть приглушенное, но все же отчетливое:

- Таких кресел больше нет. Оно сделано специально для тебя, - машинально поворачиваюсь на голос, устремляя взгляд на Глеба. Мне было тошно пару минут назад? Вот сейчас стало еще хуже. - Так что, да, лучше его действительно не ломать, делать будут, как и в прошлый раз, долго. Ювелирная, так сказать, работа. Ну да ладно, ты сейчас не нацелена на разговор, поэтому поговорим спокойно завтра. Спокойной ночи, Соня. И не бойся, в спальню я твою не приду. Сегодня не приду, - после непродолжительной паузы добавляет Бестужев.

                                                      ***

- Сонь, ну скажи мне, что все-таки случилось? - взбивая уже не в первый раз очередную подушку, вновь допытывается Варя.

- Ничего. Оставь уже в покое эти подушки. Мне и так хватает того, что есть, - полностью опускаюсь на кровать и принимаюсь рассматривать идеально ровный потолок. - А вообще все хорошо, Варь. Ты иди уже к себе, поздно. Если мне что-нибудь приспичит, разбужу тебя звонком. Иди. Спокойной ночи. Ты только не обижайся на меня, хорошо? - тихо произношу я, как только Варя хватается за ручку двери.

- Я не обижаюсь, Сонь. Спокойной ночи.

Тянусь за пультом, как только Варя выходит из комнаты, и нажимаю на кнопку, делая свет чуть приглушенным. Спать не хочется совсем. Голова, к счастью, не болит, хоть и разрывается от мыслей.

Перевожу взгляд на рядом стоящее кресло и, как ни странно, на место злости пришла раздирающая до самых внутренностей горечь. Не папа мне его достал. Не папа! Почему не он? Почему какой-то посторонний мужчина заказывает мне ювелирную, как он высказался, работу?! Ну почему? А то, что Бестужев не просто осведомлен об этом, а сделал именно он – ясно и без уточняющих слов. Обидно. Так обидно, словно мне снова пять лет. Сколько раз просила себя понапрасну не лить слезы, но они, черт возьми, сами текут. Так текут, что не успеваю размазывать их по щекам. Сегодня они еще как назло действительно обжигают кожу. Как будто ее намазали перцем. Чувствую не только, как горят щеки, но и то, как опухает лицо. Плакса недоделанная!

Не знаю, зачем хватаюсь за пульт. Зеркало над кроватью придумано не для того, чтобы я рассматривала свое опухшее от слез лицо. У него своя конкретная функция во время занятий. И я его не люблю, мне не нравится смотреть на себя, оно почти всегда закрыто специальной заслонкой, но сейчас, сама того не осознавая, я нажимаю на кнопку. Что я хочу там увидеть? Ведь ничего нового. Ну да, зареванное, чуть покрасневшее лицо, но далеко не такое страшное, каким я себе его представала. Хотя, по сути, какая разница как я выгляжу? Подумаешь, раньше была красивее. Одергиваю в сторону покрывало и приподнимаю сорочку вверх, оголяя живот. Провожу пальцами по длинному, хорошо заметному шраму и начинаю реветь еще больше. Даже, если у меня нет никакой опухоли мозга, и я когда-нибудь встану на ноги, рекламировать белье или купальники мне уж точно никто не даст. Это как ни крути некрасиво. Остается разве что лицо. Только почему-то я все равно вижу старушку, хоть и понимаю, что все с ним нормально. Забавно, но ноги, если не присматриваться выглядят нормально. Нет никакой атрофии, как у многих девочек с такими же проблемами. Хотя эти девочки лишены моих финансовых возможностей. Зато их любят, черт возьми!

Глава 5

                                                   Глава 5

Резко открываю глаза и понимаю, что хочу соленого. Да, нагло и подло хочу наесться соленого. И плевать, что потом напьюсь воды. Мой мочевой пузырь не лопнет до утра. Потерпит.

Перенести свое тело на кресло, благо то оказалось рядом с кроватью,  на удивление составило не так много трудов. Хотя со стороны, показалось бы по-другому. Наверное, желание наесться до отрыва чем-нибудь солененьким меня и повело. К моему счастью, и в коридоре, и на кухне никого не оказалось. Вообще везде так тихо и темно, что я бы ни за что не сказала, что еще несколько часов назад здесь вовсю кутила толпа людей.

Открыла холодильник и в наглую прихватила мясную тарелку. Но ей одной не обошлось. Когда я увидела банку с соленьями, могу поклясться, что мои глаза подсветились красными сердечками. Рассол! Дико хочется не только съесть помидоры с огурцами, но и выпить до краев рассол. Мамочки. Спасибо Кате за ее любовь к соленьям. Нажрусь, как свинья! И пусть весь мир подождет.

Бастурма, прошутто, суджук, карпаччо, салями… Сначала без разбора запихивала все в рот, едва различая вкус. А вот несколько минут спустя, уняв свой соленый голод, стала уже более разборчиво наслаждаться вкусом. Все-таки еда действительно тот еще эндорфин. С каждым кусочком градус моего настроения реально повышается. А уж когда я берусь за банку с соленьями и подавно. Вторая реальная эндорфиновая волна пришла, когда я взяла банку и начала пить рассол. О мой Бог…

- Что пьем, Соня? - хорошо… Ой как хорошо, что банка не шмякнулась из моих рук. Не паниковать. Это мой дом. Точнее папин. Стало быть, и кухня его. А я его дочь, значит и хозяйка я тоже. Что хочу, то и делаю. Ставлю аккуратно банку на стол.

- Рассоло, урожай двухтысячного года, - как ни в чем не бывало произношу я, не поворачивая голову. - Очень приятное послевкусие. Приятные пикантные нотки… чего-то там. Знатоки оценят.

- Рассоло? Да еще и двухтысячного? Что за зверь такой, уже поди с такого года испортился. Не боишься употреблять?

- Чего мне бояться? Хорошая крепкая выдержка.

- А я все же предпочитаю рассол, желательно, урожая прошлого года.

Садится около меня на стул и берет банку в руки. А я почему-то акцентирую внимание не на то, что он отпивает мой рассол, а на то, что его рубашка расстегнута на очень даже приличное количество пуговиц. И грудь! Грудь у него, кажется, не волосатая, не то, что морда.

- Хорош, зараза. Только обопьемся, - доносится до меня голос Бестужева. - Не думал, что ты отрываешься по ночам с едой и хлебаешь рассол. По тебе и не скажешь.

- Да я смотрю, мы с вами очень даже похожи, Глеб, кажется, Александрович. Я – подслушиваю. Ты – подсматриваешь за жрущей по ночам девицей.

- Не кажется. А вообще молодец, ешь, тебе надо поправиться, ты похудела. Твоя сиделка сказала, что ты очень мало ешь, и я склоняюсь к тому, что это правда. Это одноразовый жор? Заедаешь стресс?

- Нет. Я каждую ночь спускаюсь на кухню и ем. Просто потому что во мне растет маленькая жизнь, - демонстративно кладу руку на низ живота и улыбаюсь.

- Надо же, - насмешливо бросает Бестужев, откидываясь на спинку стула. - Я пропустил момент непорочного зачатия?

- Как это непорочного? Очень даже порочного. Глисты – это очень порочно.

- То есть это и есть маленькая жизнь?

- Конечно. Живое? Значит – жизнь. А вообще знаешь, скажу-ка я тебе правду. Одному единственному.

- Это уже очень интересно, - чуть наклоняется ко мне. - Ошарашь меня.

- Это единоразовый соленый жор, просто потому что больше я не могу себе позволить. Если я буду много есть, значит буду много пить, а потом мочиться. Пить и снова мочиться. А ведь это все в памперс и не только в него. Ты только представь, как это все убого в реале. А теперь самый главный вопрос – оно тебе надо, Глеб?

- Оно это что?

- Все. Ты вообще понимаешь, что у меня за жизнь? Какая к черту роспись?! - повышаю голос, уже конкретно выходя из себя.

- Выездная. В ЗАГС не поедем, - спокойно произносит Бестужев.

- Ты вообще меня слышишь?

- Слышу, - так же ровно бросает Глеб.

Глисты и памперс не произвели не то, что нужного эффекта, они не произвели вообще ничего. Ощущение, что передо мной не человек. Скала. И самое раздражающее то, что чтобы я ни сказала – его не смутить. Да, стоит признать, что такая тактика не работает. Не надо было это и начинать. Еще и ляпнула про еду. Надо вести себя спокойно.

- Ладно, давай поговорим серьезно.

- Я думал завтра, но хорошо давай сейчас.

- Зачем тебе в качестве супруги неходячая девица? - как можно спокойнее произношу я, сжимая ладони в кулак.

- Для продолжения рода, для чего же еще, - насмешливо бросает Бестужев, поднося ладонь к моим волосам. - Шутка. Разве ответ не очевиден, Соня? - качаю головой, пытаясь совладать с собой и не ударить его руку, копошащуюся в моих волосах. - Ну раз не знаешь, так разберемся в процессе семейной жизни.

- Я не стану твоей женой.

- Станешь и встанешь. Именно в таком порядке, - уверенно произносит Глеб.

- Ты мне мстишь, да?

- Мщу? - удивленно бросает Глеб. Причем его удивление не выглядит наигранным. - Поясни.

- Ты хочешь мне напакостить и запугать, и, возможно… поиздеваться в процессе семейной, так сказать, жизни за то, что…

- Ну, чего замолчала?

- За то, что оскорбила… тебя тогда… теми словами. Я знаю, что мужчины обидчивы и… забудь о том, что я тогда сказала, это неправда. Я просто пыталась тебя уколоть в ответ на твою речь… Забудь.

На мои вполне искренние слова Бестужев начинает смеяться в голос. Я не понимаю наигранно это или нет. Но смех буквально льется из него. Льется до тех пор, пока Глеб в очередной раз не хватается за ручки моего кресла. Переводит дыхание и уже вполне серьезным голосом произносит:

- Ты серьезно думаешь, что я буду мстить за слова, произнесенные обиженной девочкой? То есть ради какой-то там мсти я на тебе женюсь? – молчу, не зная, что ответить. - Тогда я тебе так скажу. Помнишь, ты как-то сказала, что ты – дура? Можешь не отвечать. По глазам вижу, что помнишь. А я сказал, что дура, которая признается, что дура, не такая уж и дура. Но теперь, пожалуй, соглашусь, ты все же она самая. Но ничего, при правильном подходе дурь из человека можно убрать. Возвращаясь к твоим и моим словам. Разница в том, что в тебе говорила обида, а я говорил правду. В тебе и сейчас она говорит. Ты меня винишь в том, что с тобой случилось? - переводит взгляд на мои полуоткрытые в сорочке ноги.

Глава 6

                                              Глава 6

                                        Два года назад

За что? Кажется, это единственный вопрос, который крутится в моей голове во время обрызгивания меня холодной водой. Ну ведь какой же надо быть нахалкой, чтобы так делать?

- София! А ну просыпайся, - вода закончилась и в ход пошло дерганье за плечо. - Если сейчас же не встанешь, я разорву с тобой контракт и возьму к себе Левину!

Знает на что давить. Не разорвет она со мной никакой контракт, равно как и не возьмет к себе упомянутую особу. Я приношу ей немалые деньги, так что глупо меня этим пугать. Но то, что произнесенная фамилия меня всегда бодрит – это факт. Жизнь – странная штука. Единственная реальная конкурентка за бугром и тоже русская. А конкуренция ох как подстегивает. Поэтому надо вставать. Надо. А хотя, куда мне надо вставать, если съемки только завтра утром? Или уже утро и я проспала?!

Резко распахиваю глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на Марте. Моя надзирательница явно не в духе. Так не в духе, что на обколотом ботоксом лбу, появились морщины. О Господи, неужели я забыла навести будильник? Перевожу взгляд на часы – шестнадцать тридцать. Выдохнула с невероятным облегчением.  

- Давай вставай, у нас на все пятнадцать, максимум двадцать минут.

- Я воль, мой фюрер, - негромко произношу я, при этом зевая и едва прикрывая затекшей ладонью рот.

- Ты бы лучше выучила ради приличия несколько фраз на том языке, на котором разговаривают вокруг. Уж за год – это явно не трудно сделать. Давай, София, - подгоняет меня, как только я встаю с дивана.

И весь путь до ванной тычет мне пальцами в поясницу. Следит за тем, как я умываюсь, как самая настоящая надзирательница. Хотя по факту Марта вовсе не злая.

- А напомни, куда я спешу?

- В оперу, - кидает мне в руки платье. - Сегодня там суперпопулярная ерунда, слет всех любителей оной самой.

- Ммм… то есть я оперофилка? Как давно?

- Ну уж год как точно, судя по имеющейся у СМИ информации, - спокойно произносит Марта, помогая натянуть на меня платье. - Ты же у нас леди. Мы вроде как обсуждали это ни один раз. Любительница живописи, архитектуры и всего прочего. Спину выпрями.  

- Судя по всему, обсуждали мы это, когда я спала. Я не просила мне делать образ леди. Что это за бред вообще? Двадцать первый век на дворе. Почему я должна притворяться тем, кем я не являюсь? Одно дело важные вечера – это выход в свет, так надо. Но опера – это не модно. Надо быть ближе к людям, а не ходить… куда не надо. Кто туда вообще ходит?

- Вероятнее всего, любители оперы и те, кто притворяются, что им это нравится. Ты вторая категория.

- Так не пойдет. Я спала всего два часа после двадцатичасовых съемок. Завтра в шесть утра новые. Мне надо выспаться! Ты же знаешь, как важен сон, - громче, чем надо произношу я.

- Вернешься в часов десять, примешь расслабляющую ванну и ляжешь спать. В полпятого я тебя разбужу. Пять часов для сна тебе будет вполне достаточно.

- А почему в десять? Эта фигня так долго идет?!

- Ммм… понятия не имею, но вроде как да. Брошюра и билеты в машине, я не вникала. Давай на выход, надо еще по-быстрому сделать макияж и прическу.

                                                          ***

Что-то я сомневаюсь, что леди надевают вот такие платья при посещении оперы. И вроде бы длина ниже колена, как бы все прикрыто, но платьишко-то в облипку и грудь… слишком выделяется. Разве в такие места надевают такие красивые вещи?

- Ложбинка у леди должна быть прикрыта, - тихо проговариваю я, поправляя распущенные, чуть зафиксированные лаком волосы.

- Что ты там бормочешь? 

- Да вот не понимаю, зачем мне притворяться любительницей оперы? Ведь вкусы у людей меняются, можно сделать вид, что она мне резко разонравилась. Давай так? - смотрю на отражение Марты в зеркале, пытаясь найти там хоть чуточку сочувствия, но нет, понимаю, что все равно придется идти.

- Нет, София. Вся жизнь – это сплошное притворство, - уверенно бросает Марта, поправляя на мне бретели  платья. - Прочувствуешь это уже завтра, когда увидишь, какие убогие купальники тебе придется надевать на съемку. И посмотри на все это с другой стороны, это просто лишний повод выйти в свет.  

- Ну да, внимание к персоне.

- Именно.

- Кстати, не знаю почему ты на меня ругаешься, но я выучила несколько местных слов.

- Да неужели? - скептически интересуется Марта, поставив передо мной туфли умопомрачительной красоты. Правда, каблук великоват, хотелось бы немного от них отдохнуть. - Мерси не в счет.

- А я и не говорю мерси. Я другие слова знаю, например, ибу.

- Ибу? - брезгливо произносит Марта, кривя губы в усмешке.

- Ага. Это сова.

- Это все?

- Нет. Еще жумапель.

- Жумапель ибу?

- Нет, конечно, - смеюсь в голос, чуть похрюкивая, на что Марта качает головой. - Жумапель София, а жутем Сережу.

- Мда… твои ровесницы на досуге с нужными дядями дружбу водят, а ты жутемкаешь Сережу. Ну-ну. Поучилась бы у них.

- А зачем мне другие дяди, если у меня есть Сережа? - вполне серьезно интересуюсь я, надевая туфли. - Вот закончится через три месяца контракт, я вернусь в Россию и, возможно, все же зажутемкаюсь.  

- Другие дяди тебе нужны, потому что ты на фиг не сдалась своему Сереже. Точнее, не своему. И мне до сих пор непонятно, как до тебя это не доходит. Отговорка «тебе надо подрасти», это всего лишь отговорка. Совершеннолетних девушек не отправляют подрасти, пойми ты уже. Прекрати витать в облаках и пока ты в самом прекрасном возрасте, нужно пользоваться этими благами. Я тебе могу накатать список достойных мужчин и помимо не твоего Сережи.

- Я знаю, что ты сейчас делаешь.

- Ты о чем?

- Специально наговариваешь на Сережу, просто для того, чтобы я продлила контракт. Вот и все.

- Мда… мозгов не дали, так хоть красота есть. Так, все, выпрями спину, бестолочь.

Глава 7

                                                            Глава 7

Отодвигаюсь ближе к двери, как только обслюнявленный мною мужчина садится рядом на сиденье, и машина трогается с места.

- Адрес.

- Что?

- Назови адрес моему водителю.

- Ну да.

На автомате называю адрес и хочу в очередной раз извиниться за конфуз в опере, как вдруг понимаю, что не помню его имени. Хоть убей! Как же он представился? Гена? Нет, ну какой он Гена, в самом деле? Поворачиваю голову в его сторону, несильно, но так, чтобы можно было рассмотреть лицо, на которое я совсем не обратила внимания в опере. Сначала плохое освещение, затем собственные слюни взяли надо мной верх. И стоило мне только посмотреть на его уши, как во мне проснулась, так усердно искореняемая Мартой, некультурная девица. Каким-то чудом я подавляю рвущийся наружу смех. Назвала его Геной? А он похож на его товарища – чебурашку. Точнее его уши. Не сказать, что они огромные, но до ушных эталонов далековато. Мужчина полностью поворачивается ко мне и смотрит на меня в упор, а затем устремляет взгляд на мои руки, сложенные на коленях. Я же принимаюсь активно рассматривать его лицо. В целом он не красавец, но и далеко не урод. С возрастом сложнее. Лет сорока, а может и больше, если папа с ним имел или имеет по сей день дело. Он принципиально не работает с молодняком, как сам говорит – толку с них нет. Вот только Марта научила меня определять возраст по шее и рукам, ну и собственно по морщинам. И нет, последних я у него не замечаю, ну разве что одну единственную на лбу. Проблема в том, что выглядит он все равно на сорок плюс. Скорее всего, дело в темной бороде… эта растительность на лице меня всегда раздражала в мужчинах. Конечно, передо мной не безобразный священник с отросшим, свисающим клоком  волос на бороде, но и не гладко, как у Сережи. Хотя на Сереже красиво смотрится щетина. Ему, наверное, и борода бы пошла. А причем тут вообще он?

- От нуля до десяти, - неожиданно раздается голос слева от меня.

- Что, простите?

- Оцени мою внешность от нуля до десяти. Ты же сейчас оценивала во мне именно ее, - не спрашивает, а утверждает. Хоть бы сделал вид, что не заметил. Неужели я так активно пялилась?

- Ничего я не оценивала, я смотрела на вашу запачканную мною рубашку, - строго произнесла я, отворачиваясь к окну. Глеб! Точно, его зовут Глеб! Вдруг доходит до меня. Гена, блин.

Щелчок двери не дал мне надолго задуматься над реальным именем. Вот как-то настораживает этот жест. Зачем так делать?

- Глупо садиться в машину к незнакомому мужчине. По статистике – маньяки к себе располагают, а не отталкивают, как принято думать. Внешне они выглядят как раз не страшно, а очень даже мило. Знают на что давить и что сказать, чтобы малолетние, и не только, дурочки сели к ним в машину.

- Шутите?

- Нет, конечно, - безэмоционально бросает  он. - Хотя я и не маньяк, но это не отменяет того факта, что ты поступила крайне глупо и опрометчиво. У тебя папа далеко не последняя фигура в бизнесе. А там где большие деньги, там всегда – красный уровень опасности. Ну вот что мне стоило представиться каким-то там знакомым твоего отца? Правильно – ничего не стоило. А теперь ты сидишь в машине и едешь в сырой подвал, где будешь жить до тех пор, пока твой отец не подпишет важные документы. А после того как подпишет, тебя скорее всего уберут. Просто потому что свидетелей не оставляют.

Все это мужчина произносит так ровно и невозмутимо, что я совершенно не понимаю – это злая шутка или все же отвратительная правда. От того и молчу как дура, выпучив на него глаза. Но ровно до тех пор, пока он не потянулся в карман сиденья и не достал… черную повязку. Перед моими глазами не пронеслась моя жизнь, вообще ничего. В голове у меня было только одно – Марта. Человек, с которым я больше года проводила бок о бок столько времени, с которым я обсуждала  абсолютно все, не просто меня подставила, а фактически отправила в гроб. За что?!

- А зачем мне повязка, если вы все равно меня того самого? - вдруг доходит до меня, о чем я быстро говорю вслух.

- Я сказал, вероятнее всего уберут, а не сто процентов. Будешь вести себя хорошо, возможно, и закончится все тоже хорошо. Я надеваю сейчас на твои глаза повязку, чтобы ты не знала куда мы едем. С авансом, так сказать, на счастливое будущее. Ты не кричишь, ведешь себя спокойно, ну и побеседуешь со мной. Договорились?

Молча киваю в ответ, наблюдая за тем, как он тянется ко мне с повязкой. Машинально прикрываю глаза и тут же ощущаю, как он натягивает ее на мои глаза. Темно. Реально темно и ничегошеньки не видно, куда не поворачивай голову. Как, ну как я могла так попасть?! Чувствую, как этот урод убирает мои распущенные волосы на одну сторону, касаясь кончиками пальцев моей шеи.

- Как вас на самом деле зовут вы не скажете?

- Так ведь сказал уже.

- И это было правдой?

- А почему нет? Сколько Глебов на планете земля? Меня что потом по имени найдут?

- Не знаю. Я опишу вашу внешность.

- А я сбрею бороду и все. Без нее меня не опознаешь.

- Понятно.

- А вот мне непонятно зачем ты себя топишь. Надо было про себя подумать, что когда выберешься, обязательно опишешь доблестной полиции мою внешность, а не мне сейчас это говорить.

- Я как-то не подумала об этом, но спасибо, что сказали.

- Пожалуйста.

Вот после его ровного и точно такого же «пожалуйста» я вдруг поняла, что он надо мной насмехается.

- Чем ты занимаешься, София?

- Сижу на кожаном сиденье, - отчетливо слышу смешок слева от меня.

- А по жизни?

- Вы это и так знаете, раз я здесь.

- Не знаю. Я не интересовался такими вещами. Мне же как бы не ты нужна, а твой отец. Так чем?

- Пою, - не задумываясь, брякаю в ответ.

- Певица значит? - мокрица значит. - Оперная?

- Она самая. Вот коллег приходила послушать.

- А тебе не кажется, что солист был не в голосе?

Глава 8

                                                     Глава 8                                                          

- Я – модель, - наконец произношу я, после значительной паузы.

- Фотомодель?

- Почему фото?

- Для подиума маловата. Каблук – сантиметров десять – двенадцать. Итого, твой рост меньше ста семидесяти, - не спрашивает, утверждает, словно у него не только в руках журнал с моим изображением, но и антропометрические данные. - Давно этим занимаешься? - занимательная беседа. Придурок, ей-Богу. - Ну?  

- С двенадцати.

- Сама или родители привели?

- В магазине детской одежды заметили. Ее же потом и рекламировала.

- И как успехи сейчас?

- Не мне судить. Я к себе необъективна. Полагаю, что мне еще многому надо учиться.

- А если без заученных ответов? Миру мир во всем мире и хлеба голодным детишкам.

- Я – самая красивая и фотогеничная. Моим ногам завидуют, если не все, то большинство.

- Хороший ответ. Если бы все и всегда говорили правду, все бы было куда проще. Но увы, все врут. Парень у тебя есть?

- А зачем вы это спрашиваете? - неосознанно поворачиваю к нему голову, хотя все равно ничего не видно.

- Ну, надо знать, будет ли кто страдать, в случае, если тебя не вернут в целости и сохранности.

- Есть.

- Как зовут?

- Сережа.

- Давно встречаетесь?

- Давно.

- Любишь св…

- Люблю, - немедля перебиваю бородатого.

- Вообще-то я спрашивал про выбранную профессию, а не парня.

- Люблю.

- За что?

- Что значит за что? Люблю и все. Мне нравится этим заниматься.

- Нравится потому что это приносит деньги?

- И это в том числе.

- А что еще в числе? - продолжает допытываться этот урод, вызывая уже во мне не только страх, но и злость.

- Внимание.

- Нравится повышенное внимание?

- Да, нравится! - резко произнесла я, сжав ладони в кулак.

- Ты поэтому шла в зале и споткнулась?

- В каком смысле?

- В прямом. Споткнулась, потому что не смотрела под ноги, а думала о том, смотрят ли на тебя, и кто именно?

- Да, - не задумываясь, бросаю я. Ну не говорить же ему, что я высматривала свою конкурентку.

- Почему тебе нравится повышенное внимание? Не хватало его в детстве? - да что за фигня?! Резко хватаюсь за повязку, чтобы сдернуть ее, но мою попытку быстро пресекают крепким захватом руки.

- Это нужно оставить до пункта назначения. Ну, так что там с ответом?

- Плохие слова можно говорить?

- Например?

- Матерные.

- Конечно, нет, - все так же спокойно и безэмоционально произносит он. - Маты никому не добавляют крутости. А девушкам вообще нельзя ругаться. Это, как минимум, некрасиво. На вопрос ты мне так и не ответила.

- Я забыла, что там за вопрос был.

- Про внимание.

- Да, не хватало. На вопрос почему. Ответ – потому что.

- А почему потому что?

- Вы издеваетесь?

- Нет. Мне интересно. Я скрашиваю дорогу до пункта назначения. Или тебе хочется трястись в неведении? Я тебя отвлекаю. Ты же уже не думаешь про то, что с тобой будет в подвале. Ты думаешь о том, что тебя раздражают мои вопросы.

- Что я должна ответить, чтобы вы от меня отстали?

- Правду.

- Я ответила. Детям часто не хватает внимания, если их родители заняты. Вы же знаете кто мой папа.

- Знаю. Нравится Париж?

- Да.

- Что именно тебе в нем нравится? - Господи, я беру свои слова обратно. Заткни этого придурка к чертовой матери и плевать на теплую кровать. Подвал, так подвал! Только заткни его, пожалуйста. - Ну?

- Атмосфера города и… архитектура.

- А что именно? Только не называй Эйфелеву башню. А еще лучше без заученных ответов.

- Чхать я хотела на Париж. Я была только около упомянутой вами башни. Серая фигня, ничем непримечательная для моих глаз. Равно как и вся архитектура. Я ее терпеть не могу. И живу я здесь только из-за выгодного мне контракта. Ответ вас устроил?

- Вполне. О чем ты мечтаешь?

- О мире во всем мире.

- А если подумать?

- А если скажу, то не сбудется. Так что оставлю это при себе.

- Ладно, выдохни, София. Можешь даже поспать. Нам еще долго ехать. Хочешь ложись на мое плечо.

- Спасибо за предложение, но мне бы не хотелось тереться щекой о собственные слюни.

- Ну как знаешь.

Никогда не думала, что ориентироваться в темноте так сложно. Мало того, я совершенно не чувствую времени. Кажется, что мы едем очень долго, а с другой стороны совсем немного. Я потеряна во всех смыслах этого слова. А еще меня дико напрягает тот факт, что я чувствую на себе его взгляд. И это очень сильно напрягает. А дальше случилась еще более страшная вещь, чем повязка и дебильные вопросы. Я со стопроцентной уверенностью могу сказать, что слышала какой-то щелчок. Примерно такой, когда в кино перезаряжают оружие. Ну, приплыли. За что, Господи?!

- Мы приехали. А сейчас, когда я тебя поведу, без единого звука. Иначе будет только хуже. И когда я буду обходить машину – ты не трогаешь повязку. Поняла?

- Да, - киваю как болванчик.

Слышу, как он выходит и снова неосознанно начинаю про себя молиться. С моей стороны открывается дверь, бородатый берет меня за руку, помогая выйти.

Я не знаю на чем концентрироваться. Тут шумно! Реально шумно. Ведь я могу закричать. Почему я молчу?

- Аккуратно. Еще несколько шагов и мы пересядем в другую машину.

- Зачем?

- Чтобы отвезти тебя в подвал, для чего же еще. Так уж и быть, сейчас я сниму с тебя повязку.

Сглатываю, предвкушая как минимум удар ногой в пах. Только этот мужик встал позади меня. Положил одну руку мне на плечо, а второй начал медленно убирать повязку с глаз.

- Как сказал, доставил с комфортом, София Викторовна, - слышу позади себя его чуть насмешливый голос. И не понимаю чему больше удивляться, тому, что вижу перед собой хорошо знакомое здание, где меня ждет моя кровать или тому, что все это время меня разводили как полную дуру.

Глава 9

                                                  Глава 9

- Выйди из моей комнаты, сейчас же. Иначе следующим моим шагом будет оперное пение. Причем пение такой силы, что больше ни одна нормальная идея не посетит твою голову. Ты меня понял?

Не понял. Вот совершенно не понял, судя по ничему не выражающему лицу. Хотя, о чем я? Невозмутимость наше все. Неправильная у меня тактика. Очень неправильная. Нельзя себя так с ним вести. Нельзя.

- Если ты хочешь поговорить, поговорим через полчаса. С утра я всегда не в духе, - зачем-то оправдываюсь я. - Выйди, пожалуйста.

- Хорошо. Я зайду через полчаса, - как всегда спокойно произносит Глеб, мило улыбаясь Варе. - Но при условии, что ты съешь весь завтрак.

Киваю в ответ, просто, чтобы не послать его словесно. И как только за ним закрывается дверь, перевожу взгляд на Варю.

- Он тебя уже обработал, да?

- В каком смысле?

- В прямом. Долго с ним говорила?

- Достаточно. Очень приятный с виду мужчина. Не понимаю я твоей агрессии, Соня.

- Я тоже много чего не понимаю в этой жизни. Например, почему я не сдохла тогда.

- Начинается. Что ты вообще несешь?! Как тебе не стыдно такое говорить?

- Не стыдно. Помоги мне пересесть и больше не задавай сегодня никаких вопросов. Пожалуйста.

Ванная и завтрак, вместо заявленных мною полчаса, растянулись на час, и, как ни странно, Бестужев в мою комнату не зашел. Он вообще внезапно сверкнул пятками, даже не попрощавшись. Я бы и знать не знала, если бы об этом мне не сказала Варя, передав его извинения. Благо, мне хватило выдержки не заржать в голос и не станцевать от счастья на руках. Радовалась я до тех пор, пока не получила от него сообщение.

«Если не поедешь в клинику, я приду сегодня вечером в твою спальню. Клянусь мизинцами на ноге. Не усугубляй. Тебя просто посмотрит один очень хороший врач. Ну ладно не один, но все хорошие. Давай жить дружно, Соня».

И все бы ничего, я бы даже с легкостью посетила любого эскулапа, даже голова сегодня не болит. Но как только представлю, что врачом может оказаться мужчина, меня начинает тошнить в прямом смысле слова. И не поехать тоже не могу. Вызывать к себе повышенное внимание своим отказом – не хочу. Забавно, хотела когда-то внимания к своей персоне, а сейчас избегаю. Наверное, от того и согласилась поехать, в очередной раз вспомнив известные мне молитвы. Мда…какая же человек сволочь, когда что-то нужно и про Бога вспомнишь.

На мою удачу неврологом оказался… дедушка. Причем реальный такой дедуля. Я бы дала ему лет восемьдесят, а то и больше. Очень позитивный и, несмотря на возраст, продвинутый в плане сленговых молодежных словечек. Этакий добрячок с седой бородой. Такой уж точно не будет об тебя тереться чем не стоило бы.

Я не вникала в суть осмотра. А он ничего и не говорил медицинского. Болтал он со мной исключительно о модельном бизнесе. Или заговаривал язык, я толком так и не поняла. Думала я только о предстоящей пятнице. Для кого-то это день для гуляний, а для меня – приход Сережи. Не знаю почему он выбрал этот день для посещения нашего дома, ну и, собственно, меня. Мне все равно. Главное придет. Остальное неважно.

А вот терапевтом оказалась чопорная дама лет пятидесяти. Она со мной не любезничала. Зачем-то отправила меня на анализы, которые я всегда сдавала только натощак. А тут после жирного, и, надо сказать, вкусного бекона.

Из клиники я выходила в благодушном настроении, даже несмотря на назначенные на завтра УЗИ и прочую фигню. Главное не смотреть мою голову. Нет диагноза – нет проблем. И даже то, что нас с Варей на выходе встречал Бестужев, меня не смутило. Правда, немного смутил его вид. Я бы сказала небрежно-легкий. Джинсы и белая футболка. Никогда его не видела таким. Очень непривычно.

- Задам вопрос не с целью тебя побесить. А хотя от греха подальше спрошу лучше у Вари, - переводит на нее взгляд. - Вы сходили в туалет перед выходом?

- Эмм..., - конкретно так притормаживает Варя, переводя на меня взгляд.

- А ты с какой целью интересуешься? - спрашиваю я, копируя точь-в-точь ровную интонацию Бестужева. 

- Мы поедем на пару часов в одно место. Там, конечно, есть туалеты, но для тебя они неудобные. Поэтому надо бы облегчиться тут ради подстраховки.  

- Какой ты предусмотрительный, просто загляденье, - демонстративно прикладываю руку к груди. - Просто какой-то бородатый клад, а не мужчина. А вообще мой мочевой пузырь опорожнен, Глеб Александрович. Будьте спокойны.

- Замечательно. Варя – ты садишься в вашу машину, езжай с водителем за нами. Тебе надо тоже воздухом подышать. Будешь недалеко от нас, в случае, если Соне нужна будет помощь. А ты, Соня, - переводит взгляд на меня. - Поедешь в моей машине. Ну что, по железным коням, девочки.

Не надо быть провидицей, чтобы понять, что в машину Бестужева мне поможет перебраться не мой водитель, а сам Глеб. Он достаточно легко приподнимает меня с кресла и пересаживает на заднее сиденье своей машины. Хотя, я бы не сказала, что такой автомобиль может принадлежать Бестужеву. Он скорее для большой семьи и совсем не презентабельный для такого как он. 

Глеб садится рядом со мной на заднее сиденье и дает знак отъезжать своему водителю.

- Есть хочешь?

- Нет, спасибо, - спокойно произношу я, выдавая в ответ улыбку.

- Теперь у тебя хорошее настроение. С чего вдруг такие перемены?

- Ну а чего бы не порадоваться? Завтра приходит Сережа. Люблю пятницу. Как и Сережу. Точнее, пятницу люблю, потому что приходит Сережа. Потому что люблю Сережу. Ой, я прям запуталась. Ну ты понял, - весело произношу я, поправляя волосы.

Да, пожалуй, точно такую же радость я испытываю, когда в реале приходит Сережа. А сейчас еще и какое-то удовлетворение. Мне даже нравится смотреть на Бестужева, правда, он, к моему сожалению, по-прежнему невозмутим. Я не знаю, где этот мужчина достает лекарство под названием «невозмутин», но то, что он его принимает – это факт.

Глава 10

                                                  Глава 10

Пауза непозволительно долгая. Такая долгая, что я успела рассмотреть каждую черточку его лица. И ничего. Ничегошеньки не указывает мне ни на то, что он говорит правду, ни на то, что шутит.

- Олег, включи, пожалуйста, что-нибудь из моего любимого, - неожиданно произносит Бестужев, поворачиваясь к водителю. И когда через несколько секунд из динамиков звучит какая-то оперная лабуда, до меня вдруг доходит. Он меня просто разводит в своей типичной манере.

- Сидел – это значит сидел и слушал оперу? Сидел на диване и думал? Отбывал срок на работе? Ну что там еще придумает твоя изощренная фантазия?

- Ну в принципе, можно сказать и так.

- Ты издеваешься?

- Нет. Технически я действительно сидел и иногда слушал оперу, равно как и отбывал срок, проводя в голове очень большую работу. Даже больше, чем обычно. Ну и на диване, конечно, тоже сидел. У меня были очень комфортные условия. Это один из плюсов больших денег. Даже в СИЗО и других местах можно получить все, что хочешь.

- То есть ты не шутишь? Ты действительно сидел? За что?! Такие как ты не могут… не могут.

- Что не могут?

- Сидеть. Ты не такой.

- Какой? - допытывается Глеб.

- Неплохой.

- Неплохой – это равно хороший? Чего ж ты тогда меня ненавидишь, если я неплохой?

- Это совсем другое! - взрываюсь я. - Выключите эту фигню! - резко бросаю водителю.

- Оставь, Олег. А кто, по-твоему, сидит, Соня?

- Плохой, - не задумываясь бросаю я. Детский сад. Понимаю, что мой ответ крайне глуп, но… ведь так и должно быть. Глеб же усмехается, но, как ни странно, по-доброму.

- Наивное дитя. В котле со змеями варилась, но до сих пор сплошной наивняк. Пора как-то просыпаться и выключать режим опилок в голове. Я тебе открою страшную тайну, в половине случаев в нашей стране, да и не только в нашей, сидят ни за что. А хороших и плохих не бывает.

- А тебя за что? Просто так?

- Меня – не просто так.

- А за что?

- Откуда такой интерес к моей персоне?

- Ко мне сватается бывший зек, я опасаюсь за свою жизнь, вот и все, - в наглую бросаю я. Правда, на мои слова Бестужев только лишь хмыкает, а потом вполне серьезно произносит:

- А вообще правильно, опасайся. За своего отца, - после незначительной паузы добавляет Глеб.

Очередной молчаливый коллапс. Я не знаю как на это реагировать. В голове складываются десятки не самых радужных картинок. Да, временами я дура, чего уж там, вот только даже я могу предположить к чему он ведет.

- Это папа тебя, да?

- Подставил? Да.

- Зачем?

- Глупый вопрос, Соня. Для того, чтобы что-то получить.

- Получил?

- Ну куда ж без этого.

- И что он получил?

- Это детали, в которые тебе не нужно вдаваться. Хотя бы по той причине, что ты все равно в этом ничего не понимаешь.

- Можно подумать, тебя в свое время кто-то просил вдаваться в детали моей работы и давать свою оценку.

- Не путай небо с землей. Я в твоей работе понимал больше, чем ты.

Самое неприятное, что сказать мне на это совершенно нечего. Понимал. Вместо этого я задаю вполне резонный вопрос.

- Неужели ничего нельзя было сделать?

- Всегда можно что-то сделать.

- А ты почему не сделал?

- Потому что я своего лишаться не намерен. Мое – только мое. Не для этого я столько работал, чтобы кому-то отдать. В этом и есть «что-то сделал».

- И когда это все случилось? - растерянно бросаю я.

- Через пару дней после твоей аварии. На самом деле в этом всем есть большие плюсы. Например, как самоликвидация некоторых людей. Или, например, в ограниченном пространстве, когда у тебя вроде бы есть все необходимое, мозг работает по-другому. Идеи фонтанируют. Ну и самое главное, взять твоего папулю за глютеус максимус – истинное наслаждение, - смотрю на него как на ненормального, совершенно не понимая, что он имеет в виду. То ли мой мозг атрофировался из-за внезапного осознания, что Бестужев точно не врет - папа его подставил, то ли от того, что теперь я понимаю почему в кабинете Глеб вел себя так нагло и уверенно.  

- За что взять папу?

- За большую ягодичную мышцу.

- Ясно, - что ничего не ясно.

- Да за жопу, Соня. За жопу. Он-то думал, что я надолго, а оказалось нет, да еще я теперь и с козырями. Буду твоего папу как куклу за ниточки дергать. Влево, вправо, назад, вперед. Не послушался – расстрел. Шутка. Про последнее шутка. Обойдемся без жертв, - сказать, что такого я не ожидала – ничего не сказать. Внутри меня в очередной раз просыпается жуткая обида на папу. - Заметь, ты сама затеяла этот разговор. И чтобы ты до конца понимала – теперь твой отец может в одночасье лишиться всего. Надеюсь, тебе не надо объяснять, что за этим может последовать. Вот тебе еще один стимул поскорее подняться на ноги, чтобы ни от кого не зависеть. И да, не надо сейчас ничего говорить. Молчание – почти всегда золото. Будь умнее и из всего сделай для себя не только выводы, но и выгоду. Олег, - резко переводит от меня взгляд. - Сделай, пожалуйста, чуть тише.

Тише…выруби, к чертовой матери, эту гадость. Так и хотелось сказать это вслух. Только вместо этого я молчу. Молчание же – золото.

                                                         ***

Привести меня в парк, уложить на какое-то сиденье, отдаленно напоминающее шезлонг – странное решение. Я бы сказала, очень странное. Да, не могу не признать, что вокруг красиво. Но пруд и кормящий уток Бестужев – это что-то даже более ненормальное, чем то, где он провел два с лишним года. Никогда у меня не было и мысли залезть в чью-то голову. А сейчас я бы, пожалуй, пожертвовала мизинцем на ноге, чтобы залезть в его черепушку. На кой черт я ему сдалась – ответ так и не придумала.

- Почему ты не выходишь на улицу? Лето в кой-то веки теплое, - вдруг интересуется Глеб.

Глава 11

                                                  Глава 11

                                             Два года назад

Когда-нибудь я с тобой разделаюсь. От вершинки до основания. Голыми руками буду запихивать в рот и разжевывать. Разжевывать, разжевывать и снова разжевывать каждую профитролину. Нет, первые буду глотать, а потом разжевывать и смаковать вкус. В ванной. Да, точно. Там нет камер. Сяду на пол и липкими руками буду закидывать их в рот. Еще и блюдо вылижу от карамели. Осталось только два вопроса: как незаметно пронести крокембуш в апартаменты и когда именно устроить себе великий жор. Это как минимум два набранных килограмма, но до окончания контракта я не выдержу. Мне жизненно необходимо съесть тебя, моя прелесть. В принципе, можно сделать как многие, проглотить все в ванной и там же извергнуть в унитаз. Левина точно так делает, но это еще вреднее, чем мочегонные чаи. А мне еще детей рожать. Ладно, два – три набранных килограмма – это три дня полной голодовки после. Не проблема. Зато оно того стоит. В выходные. Я съем тебя в выходные, солнышко, и пусть попа слипнется от счастья. Плевать.

- Вот скажи мне, почему все модели заняты общением с важными людьми, а ты рассматриванием «Здравствуй жопа и бока»? - оборачиваюсь на внезапно возникшую позади меня Марту. Все-таки надзирательница – самое подходящее для нее слово.

- Я уже общалась с женщиной, между прочим, главным редактором какого-то журнала. Название не запомнила, но она мне визитку оставила. И не менее мило беседовала с женой главного. Ей я однозначно понравилась. Кажется, это первый случай, где я нравлюсь женщине.

- Замечательно. Только я имела в виду общение не с женщинами, а с мужчинами. Все женщины друг для друга потенциальные враги и ничегошеньки тебе не принесут. Ну, разве что черную полосу в жизни. Вот скажи мне, почему страхолюдина Лара стоит в окружении двух мужчин, а ты одна?

- Рискну предположить, что Лара стоит в окружении двух мужчин, потому что им это нравится. А нравится, потому что смотря на нее, они понимают насколько хороши. А она надеется, что им нравится, потому что думает, что она хороша.

- Пойдем на минуточку выйдем в уборную, дорогая, - наигранно добрым голосом произносит Марта, хватая меня за руку.

 А вот хватка у нее как у двух мужчин и Лары одновременно. Бульдозер. Выхватывает из моих рук бокал с водой и с грохотом ставит на раковину.

- А тебе не кажется странным, что мы уединились вдвоем в туалете?

- Не кажется. Мне не нравится твое поведение, София.

- Ну и что я опять сделала?

- В том-то и дело, что ничего. Одного красивого личика мало. Я повторяла тебе это сотни раз. Когда заканчивается один проект, в этот же день надо думать о чем-то новом. И делать все, чтобы это новое на следующий день тебе позвонило само.

- Само? И позвонило?

- Да, очередное чмо должно звонить само. Это и есть степень твоего успеха. Не ты и я должны рассылать твои фото, а к тебе должны стучаться. Ты должна выбирать. А для этого надо пускать слюни не на еду, а дружить с нужными людьми. Мужчинами, София. Мужчинами.

- Ты точно о дружбе сейчас говоришь?

- А ты точно сейчас из себя не строишь дурочку? Вот ею надо притворяться как раз с мужчинами.

- Мне и так хорошо, - тянусь за бокалом и делаю большой глоток, пока еще прохладной воды. - Без мужской дружбы. А то, что ты сейчас делаешь, попахивает чем-то… как же это слово зовется?

- Дура, - в очередной раз резко отбирает бокал Марта. - Почему ты не можешь вести себя так, как я прошу? Неужели это так сложно?

- Встречный вопрос: почему всегда только одни упреки?! Мы отсняли рекламу, я сделала все на отлично. Пришла сюда, несмотря на то, что в очередной раз спала пару часов за двое суток. Веду себя прилично, общаюсь с женщинами и всем улыбаюсь. Надела платье меньшего размера, потому что ты так сказала. Я не могу в нем дышать, оно вот-вот лопнет, при этом я тебе слова плохого не сказала и не жаловалась, но я все равно плохая!

- Значит дыши реже, если платье тебе мешает.

- Что?!

- Ты слышала что. Я его не просто так тебе подобрала. Можно и потерпеть пару часов. Зато взгляды мужчин будут прикованы к твоему декольте. Но почему-то видит его только чертов крокембуш и горы закусок. Тебе не кажется это неправильным?

- Мне кажется неправильным только то, что пуговицы на моей груди через несколько секунд отлетят к чертям собачьим.

- Не отлетят, если не будешь пить воду.

- Мне и это нельзя?! Я утоляю голод, так понятнее?! - кричу, совершенно не сдерживаясь. - Есть мне нельзя, дышать оказывается надо редко, а теперь еще и воду тоже пить нельзя. А что мне можно, Марта?!

- Делай что хочешь. Ешь, пей и будь счастливой пышечкой. Живи обычной жизнью, а про карьеру модели забудь.

- Зачем так передергивать?

- Давай откровенно, мир будет лепетать про бодипозитив и прочую фигню еще очень долго. Вот только все это брехня. Худоба – никогда не выйдет из моды. Природа тебя не наделила прекрасным обменом веществ, ты толстеешь, моя дорогая, почти от всего. Увы и ах, так есть. И снова увы – это сразу откладывается на твоем лице. Ты, конечно, можешь съесть все закуски и десерты, а потом блевнуть в сей прекрасный унитаз, но, солнышко мое, от этого действа твое личико опухнет. Есть еще хороший вариант – могу дать тебе таблетки, выпиваешь перед употреблением выше озвученного. Жир не впитается, ты будешь им испражняться. В принципе, они безвредны, но есть неприятный эффект – можешь не добежать до туалета. И вот тогда слава тебе обеспечена. Дать таблеточки?

- Нет. Скажи, ты хоть раз в жизни можешь хоть в чем-то меня похвалить? Сказать хоть одно хорошее слово?! Хотя бы одно? Я делаю все как надо, все! Но ни разу не слышала от тебя ничего кроме упреков.

- Хвалить тебя будут мама с папой. А я в твоей жизни не для этого. Можешь поплакать от обиды, как придешь домой. Только немного, чтобы глаза не отекли. Минут пять, не больше.

Глава 12

                                                    Глава 12

Это просто самая настоящая задница. Причем необъятных размеров. Что я там говорила, газопровод провести через Ларины уши? Вот и получай отдачу, София. Сейчас, глядя на себя в зеркало, меня смущает далеко не только грудь и виднеющийся бюстгальтер. Щеголять на камеру в нижнем белье – вполне привычное дело, меня смущает само платье. Как я могла повестись на него? Мало того, что оно маленькое и грудь навыкат, так оно еще и вульгарное. Действительно вульгарное. Одна оставшаяся пуговица сейчас выглядит как насмешка. Сколько раз я читала, что нужно делать акцент либо на ногах, либо на груди. Зачем? Ну зачем я повелась на это? Каким бы бородатый ни был гадом – про платье он сказал правду. От отчаяния за собственную бесхребетность хочется выть.

Ладно бы еще сумочка была при мне. Так ведь нет же. Как до нее добраться? Ведь засмеют же! И что-то я сомневаюсь, что кто-то из женского пола мне поможет. Одни змеюки вокруг. И все-таки жаль, что уборные тут раздельные. Приоткрываю дверь и аккуратно выглядываю наружу. Замечательно, то вечно очереди, даже если десятки уборных, то ни одной вокруг желающей пописать мадам. На помощь от особи в конце коридора, разговаривающей по мобильнику, надеяться не приходится. Она на меня даже не смотрит. Приоткрываю дверь чуть больше, чтобы высунуть голову и посмотреть, как обстоят дела с другой стороны, как тут же попадаю взглядом на бородатого. За мной шел что ли, ненормальный?

- Может быть тебе что-то нужно, София? - дверь резко открывается, от чего я машинально отскакиваю назад, прикрыв руками грудь. Тебя мне только не хватало, хотя за неимением никого и ничего вокруг он тоже сойдет.

- Была бы вам очень благодарна, если бы вы дали мне свой телефон.

Вместо ответа бородатый стоит, все так же с приоткрытой дверью, рассматривая меня с ног до головы. Ну ведь как-то же можно отреагировать? Например, отказать или согласиться, но ведь не тупо же стоять.

- Вы меня слышите?

- А ты к кому обращаешься?

- В смысле? К вам. К кому же еще?

- К Гене или Гоше?

- Господи… это сейчас очень неуместно.

- Что именно неуместно? Я привык оказывать помощь, когда обращаются ко мне лично.

- Глеб, дайте мне ваш мобильник, - несдержанно бросаю я. - Пожалуйста, - добавляю после незначительной паузы.

- Ну вот с этого и надо было начинать, - распахивает дверь и заходит внутрь. Это что за ерунда такая?!

- Могли бы и так передать.

- Нечего передавать. У меня мобильник в машине.

- Так если он в машине, какого лешего вы зашли ко мне в туалет?

- Помочь, зачем же еще, - защелкивает замок на двери и принимается снимать с себя пиджак. - Но за помощь всегда надо платить, - вместо того, чтобы по-джентельменски передать мне пиджак, он кладет его на столешницу рядом с раковиной.

- Вы про деньги? Разве они вам нужны? - задаю идиотский вопрос, смотря на то, как он хватается за пряжку ремня. Это еще что за фигня?! 

- Деньги нужны всем, но у меня они есть, спасибо, мне хватает. Твоя помощница говорила тебе обо мне?

- В смысле?

- В прямом. Марта говорила что-нибудь обо мне? - спокойно интересуется он, полностью вынимая ремень из брюк. И тут до меня доходит. Это явно с ее подачки он сейчас раздевается. Я для него сейчас обычная девка, которой можно попользоваться. Причем согласная на все девка! Это же надо так влипнуть. Ну, погоди у меня, Марта.

- Она ничего мне не говорила! Не надо, пожалуйста, раздеваться, я не такая как может показаться, - резко отстраняюсь к стене. - Я не знаю, что она вам наговорила про меня. Но я ничем таким не занимаюсь. Это заблуждение, что все модели распущенные. А платье… платье у меня такое, просто потому что она сказала мне его надеть, чтобы… да неважно для чего. Просто сказала. Я ни с кем из мужчин так называемую дружбу не веду, - на одном дыхании проговорила я, всматриваясь в непроницаемое лицо мужчины. - Не трогайте меня, пожалуйста, я буду кричать. И неважно, что подумают люди вокруг.

- А по-моему, ты даже не пикнешь, если я тебя этим ремнем прямо сейчас отхлестаю, не говоря уже, об изнасиловании. Кстати да, ремень надо бы как-нибудь применить в профилактических целях, - уверенно произносит он, снимая галстук.

И все. Это даже не ступор. Такого со мной никогда не было. Вместо того, чтобы хоть что-то сделать, я зажмуриваю глаза и спускаюсь по стенке вниз, при этом полностью закрываю себя руками. Никогда не понимала, почему в кино такие глупые героини. От маньяка скрыться не могут, бегать не умеют, постоянно оглядываются назад. А я… я не то, что убежать не могу, я пискнуть не могу. Язык словно онемел, ноги парализовало, а мозг просто атрофировался. Чувствую, как мое запястье накрывает его теплая рука. Сжимает не сильно, но весьма ощутимо, а затем и на вторую мою руку ложится его ладонь. А в следующий момент он разжимает мои сцепленные руки и, сжав меня за оба запястья, приподнимает мое каменное тело вверх. Ну сделай хоть что-нибудь, София. Возможно, я слишком испорчена, но в моей голове только картинка того, что он сейчас со мной сделает. А если быть точнее – опрокинет грудью на столешницу и... и… и сделает свое грязное дело. Да все что угодно, но точно не то, что возьмет и просунет мои руки в рукава пиджака. Мои глаза по-прежнему зажмурены, но я в состоянии почувствовать, что на меня надели пиджак. Он надел на меня пиджак! Шумно сглатываю и открываю глаза именно в тот момент, когда мою талию оплетает его ремень.

 - Ты вообще все это серьезно? - недоверчиво интересуется он, крепко затягивая ремень, так, что я не только качнулась вперед, но и соприкоснулась с его грудью. - Тебя по твоей же версии хочет изнасиловать непонятно кто в сортире, а ты стоишь и говоришь, что ты не такая? Просто стоишь, никак не выказывая сопротивление?! Реально, София? Да будь ты три тысячи раз самой гулящей на свете из ныне живущих моделей, ты чего стоишь как отмороженная, если тебе самой не хочется развлечься с предполагаемым кандидатом?

Глава 13

                                                  Глава 13

Наверное, наступил тот момент, когда мне стало совершенно плевать, что обо мне подумают не просто окружающие, а сам Бестужев. Мне хватило нескольких секунд, чтобы усесться поудобнее и, не задумываясь о чистоте рук, потянуться к крокембушу. Безостановочно я ела его до тех пор, пока Глеб не подал мне бутылку с морсом.

- Спасибо, - еле слышно произнесла я, отпивая кислый напиток.

Бестужев вместо ответа отворачивается от меня и устремляет свой взгляд на пруд. Срывает травинку и принимается ее посасывать. Вместо того, чтобы присоединиться ко мне и полакомиться сладким – он жует траву. Странный он. Пожалуй, это единственное, что крутится у меня на языке. И совершенно не привычно видеть его таким. Одомашненным. Тоже мне одомашненный, скотина он что ли? Домашний, а не одомашненный. А хотя какая к черту разница? Я не преподавательница русского языка, мысленно его можно называть как угодно. И рассматривать его можно сейчас тоже сколько угодно. В отличие от Сережи, Бестужев не является обладателем мощного плечевого пояса. Сережа – крепыш, но и не выглядит перекачанным. Глеб – совершенно другой. Но стоит признать, что несмотря на более худощавое телосложение, Бестужев вполне себе прокачан. По крайней мере, мышцы рук. И вены. Никогда не замечала, что у него такие дорожки вен на предплечьях. Хотя, как я могла это замечать, если он никогда и не носил при мне такую одежду. Совершенно не представляю Бестужева в спортивном зале. Вот Сережу – да. Сотни раз видела его отжимающегося, бегающего и не только. А вот этого мужчину – хоть убей не могу представить. Я не знаю зачем я вообще сравниваю его с Сережей, бред какой-то.  

- Только не ешь много за один раз, - вдруг произносит Глеб, повернувшись ко мне лицом. - Оставь на пару дней. Я не жадничаю, просто нельзя так много за раз. Тем более тебе.

- Я тебе тогда соврала, - произношу я после мимолетной паузы, сама того не ожидая.

- Ты о чем?

- Когда ты меня спросил в сообщении понравился ли мне крокембуш. Ну который принес курьер, - поясняю как дурочка, хотя Бестужев и без того все понял. - Я сказала тебе, что выбросила его. На самом же деле я его съела. Причем весь. На следующий день, правда, немного доела. Не думала, что в меня может столько влезть. Я как многие девчонки желудок не растягивала и рвоту не вызывала. Думала, что поголодаю несколько дней после и все останется незамеченным. Но мало того, что Марта пришла ко мне не предупреждая, так мне еще и плохо стало. Жуть как плохо. Пришлось ехать в больницу.

Вместо ответа Бестужев кивает. Просто кивает, закусывая губу. Да уж.

- Для тебя это не новость, да?

- Не новость. Надо учиться на своих ошибках, Соня. Удовольствие лучше растягивать и ни в коем случае нельзя себя его лишать. В твоем случае – это показательный пример. Еда– самый простой способ его получить, ну есть еще один способ, с которым ты пока не знакома. В туалет не хочешь? - резко переводит тему.

- Вот обязательно надо было это сейчас говорить?! Даже если да – я в состоянии контролировать свои сфинктеры!

- Контроль – это всегда хорошо. Но терпеть – плохо. Мы все организуем, Варя поможет, если хочешь.

- Давай закроем тему туалета, если не хочешь, чтобы я тебя словесно пропоносила. Понял?! - раздраженно бросаю я.

- Дело в том, что туалетная тема не раскрыта. А надо бы ее раскрыть полностью.

- Ты больной, Глеб. Вот реально. И, кстати, Варя очень активно занята общением с твоим водителем. Так что ей точно не до меня и моих физиологических потребностей.  

- Во-первых, Варя – наемный рабочий. При невыполнении своих прямых обязанностей будет уволена. А пока – она ничего не нарушила. Всего лишь подсознательно тянется к мужчине. Это правильно. Женщина не должна быть одна. Никто в принципе не должен быть один. Женщина создана для мужчины или мужчина для женщины. Суть одна.

- А во-вторых? Ты не договорил, - уточняю я. - Было только, во-первых.

- А во-вторых, в тебе говорит зависть из-за полного неудовлетворения, в том числе и сексуального. Тебе нравится Варя как человек и помощница, как бы ты ни старалась показать обратное, но сейчас ты ей подсознательно завидуешь. Кстати, не сочти за наглость, ты вообще делаешь себе хоть иногда приятно? Я не про еду сейчас, если ты не поняла.

- А ты вообще кто такой, чтобы задавать мне такие вопросы? - лакомиться десертом, в том числе и вообще вести светские беседы как-то резко расхотелось. Это даже не наглость, это хуже. Бесстыжая скотина.

- Не воспринимай этот вопрос в штыки. Все это делают, Соня, это нормально, физиология – не более того. И обсуждать это тоже нормально.

- Может быть так и есть, - зло бросаю я, хватая салфетки со столика. - Только обсуждают это явно с кем-то близким.

- Правильно. Только ни подруги, ни старшей сестры у тебя нет. Мизинец даю на отсечение, что с Варей ты тоже такие вопросы не обсуждаешь. Хочешь, но боишься. Вот он я, можешь обсудить со мной.

- Да пошел ты.

- И мы, конечно же, едем домой, - не спрашивает – утверждает, вставая с места. – Хотя, что это я в самом деле – все, что касается интима, будет только поле брака. О как старомодно, но что-то в этом есть, - сказал и сам же усмехнулся, закусывая губу. - Ну что, София Викторовна, на ручки пойдешь?

- Я хочу свое кресло.

- Значит на ручки. Чур не брыкаться, тебя же все-таки понесу, - наклоняется ко мне и подхватывает на руки. - Да обними ты уже меня, не обожжешься.

                                                     ***

Мало того, что Бестужев не ушел из нашего дома, когда завез меня, он еще и ошивался там до самого вечера. Дико раздражало то, что он считает себя королем в чужом доме. Даже Даша как-то приуныла, о папе говорить не приходится. Трус. За два дня мог бы прийти ко мне и хоть что-то сказать. Видимо, за поздним ужином, на котором Бестужев фактически заставил меня присутствовать, папа и поймал на себе мои злобные взгляды, раз позвал в кабинет. И молчит. Тупо молчит!

Глава 14

                                                     Глава 14

Смотрю на себя в зеркало и понимаю, что розовая помада мне несомненно идет, но все же ощущение, что она лишняя. И вроде бы на ресницах только тушь, но меня не покидает мысль, что я перестаралась. А может быть все дело в волосах? Они слишком красиво уложены. Может стоит их убрать в небрежный пучок, мол, как бы я только после занятий? А ну да, я после занятий в платье. Ну и придурочная… Если я это понимаю, то почему Сережа этого не поймет? Поймет, конечно. Но я, вроде как, и не навязываюсь, а просто хорошо выгляжу. Девочкам же положено хорошо выглядеть. Надеваю браслет на руку и наношу капельку духов на шею и запястье. И все же, мне нравится собственное отражение в зеркале. И браслет нравится. Мой любимый.

- Сонь, ужин готов, тебе сюда принести или со всеми поешь?

- Во-первых, надо стучаться, Варя.

- Во-вторых, хватит дуться из-за вчерашнего, ничего такого я с ним не обсуждала. Подумаешь, туалет.

- Я сама решу на что мне обижаться. Сережа уже пришел?

- Нет. Мне кажется, он и не придет.

- В смысле?!

- Я точно не знаю, мне так показалось, когда Екатерина разговаривала с ним по телефону несколько минут назад. Мне спросить?

- Не надо ничего спрашивать, - раздраженно бросаю я, перебирая между пальцев звенья браслета.

- Так что с ужином?

Да плевать мне на ужин! Пытаюсь отогнать противные мысли, но они так и лезут. Неспроста такое совпадение. Не бывает так. Ну не мог Сережа просто так не прийти. Ведь не мог?

- Соня, прием.

- Я не хочу есть, Варя, - как можно спокойнее произношу я.

- Значит принесу сюда.

Уже через несколько минут мне не только принесли ужин, но и Катя лично сказала о том, что Сережа не придет. Много работы. Чушь! Какая чушь…

- Сонь, ну ты же любишь рыбу.

- Оставь меня, пожалуйста, Варя. Я хочу побыть одна. Я позову тебя.

Ну в принципе, все по закону жанра, с утра много радовалась – вот и результат. Медицинская экзекуция прошла успешно, голова не болит, красоту навела? Ну вот получи и распишись.  

Кручу в руках телефон, пытаясь справиться с собой и не написать сообщение. Ну нельзя так. Нельзя, я же понимаю. У него своя жизнь. Все понимаю и все равно реву. Когда же эти дебильные слезы закончатся? «Когда ляжешь в гроб, София, вот тогда все и закончится». Да, именно так бы сказала Марта. Ну и, конечно, «выпрями спину». Не знаю почему вспомнила об этой стерве, которая даже ни разу не позвонила за все это время. Ни разу. Пытаюсь унять слезы, от которых моментально начинают болеть виски, а не получается.

Я не знаю зачем хватаю с кровати ноутбук и вбиваю в поисковик ее агентство. Мазохизм чистой воды. Я не понимаю зачем себя добиваю. Столько времени держалась, а тут зачем-то открыла. Дура. Самая что ни на есть. Ведь я и так это знаю, добрые люди, такие как Дашка постарались. Только одно дело знать, другое видеть собственными глазами.

«Вероника – это классический пример идеальной модели. На таких девушек надо равняться. Она умница. Бесспорно. Ей нет равных»

Ну, конечно, Левина умница. И равных ей нет. Кто бы сомневался.

Я – больная на всю голову. Вместо того, чтобы закрыть ноутбук и спокойно поужинать, я смотрю их совместные фотографии. И не только совместные. Одним словом, Левина блистает. Молодец. Ладно бы ею одной закончился сегодняшний вечер, так нет же. Следующим на очереди стал цифровой фотоальбом, а точнее фотографии Сережи. Совершенно не понимаю, как жить дальше, если он не придет. А если я скоро действительно уеду, а сейчас ему запретят сюда приходить? Хотя о чем я? Уже запретили! Ведь запретили же. Ненавижу!

И словно какая-то насмешка, через несколько секунд после того, как я убрала цифровую рамку в ящик прикроватной тумбочки, дверь в комнату тихо приоткрылась и на пороге появился Бестужев.

- Привет.

Не знаю, что на меня нашло, но за какие-то доли секунд, я схватила стакан со столика и со всей силы бросила его в Глеба. То ли по случайности, то ли от хорошей реакции, Бестужев вовремя увернулся, а вот стакан разбился вдребезги. На такой шум в комнату тут же зашла Варя.

- У Сони, пальчик соскочил. Бывает, - с усмешкой говорит Глеб на Варин недоумевающий взгляд.

- Это ты!

- Я, конечно, кто же еще?

- Ненавижу тебя, просто ненавижу!

- Глеб Александрович, давайте я уберу, а вы позже зайдете. Соня, видимо, не в духе.

- Нет, я сам. Иди, Варя. Только знаешь, принеси, пожалуйста, совок с веником. А то все же мелкие осколки я не соберу.

Как только Варя уходит, Бестужев обходит видимое глазу стекло и становится напротив меня. Вот сейчас он не спешит опускаться передо мной на корточки.

- Гормоны шалят, да, Соня? Хочешь помогу тебе расслабиться?

- Ты совсем конченый?! Только тронь меня, - приподнимаю на него голову.

- С тобой даже пошутить нельзя, София Викторовна. Хотя… я не шучу.

- Пошел вон отсюда.

- Пластинка заела? - кажется, он хотел сказать что-то еще, но вошедшая с веником Варя его отвлекла. - Я сказал, что уберу сам. Иди, Варя, и закрой, пожалуйста, за собой дверь.

Шумно вздыхает, как только Варя выходит из комнаты и принимается рассматривать осколки.

- Ну, будем считать, что это на счастье, - приподнимает большой осколок с пола и садится на кровать. - А вы не повернетесь ко мне передом, ваше величество? Я не привык разговаривать со спинкой кресла.

Нехотя разворачиваюсь к Бестужеву. Развернулась я не слишком удачно, а точнее слишком близко. Так, что мы касаемся друг друга ногами. Только я хочу отъехать немного назад, как Глеб меня останавливает.

- Держи.

- Ты о чем вообще? - берет мою ладонь и вкладывает в нее осколок стекла.

- Пусти мне кровь. Обхвати осколок и всади мне его в руку. Если тебе полегчает, сделай так, - я бы сказала, что шутит, но нет. Более того, голос у него сейчас злой. - Но желательно не там, где сгибаются пальцы. На сгибе будет долго заживать. А мне тебя еще на руках носить.