Ищейки: Часть первая

Глава 2. Старые связи

Ранним утром, следуя намеченному плану, Йон вытащил из-под кровати плетеный чемодан, из которого извлек сложенную вчетверо форму. Задумчиво разложил ее на кровати и, чуть помедлив, погладил рукой серую потертую ткань, восстанавливая в памяти забытые ощущения. Без знаков различия она ничем не отличалась от той, что носили служащие магистратов.

Ровно час спустя в дверь павильона у озера входил немолодой, подтянутый дознаватель, в холодных светлых глазах которого застыла угрюмая решимость всех построить и всем выдать, причем сполна. При виде него военные, охранявшие дом, вытянулись и склонили головы в молчаливом приветствии. Правильно, молодцы, ребята, небось важного человека сам магистрат прислал, надо быть почтительными.

Йон усмехнулся, задвигая перегородку и оставаясь один на один с произошедшим в доме. Все же, пусть и восемь лет прошло, а хватки и привычек он не утратил. И чего эти придурки тут торчат? Хотя, что это он, имело же место покушение на сына магистрата — то есть государственное преступление военной подсудности. Только вот опыта у этой подсудности...

Он остановился посреди разгромленной гостиной, оглядывая ее. Несомненно, помещение при жизни хозяина было уютное и жутко дорогое, вон, одни лаковые картинки стоят, небось, как пять столичных кварталов вместе с жильцами. Однако, обстоятельства смерти существенно все изгадили. Кровь залила золотистую бумагу и глянцевый лак, намертво впиталась в ковры. Мебель, низкая, в стиле Второй династии, была разбросана по всей комнате и переломана, словно тут метались два внезапно взбесившихся зверя. Маленький столик для приема гостей раздавлен в щепки. Часть крови на полу тянулась широкими мазками, будто бы размазанная гигантской кистью. И все это обозревал из инкрустированной эмалью рамки портрет покойника, брезгливо поджав губы. Аккуратный лакированный комодик, приставленный к комодику в качестве ансамбля домашний алтарь, на котором портрет и стоял, в ходе боя за жизнь не пострадали.

— И что же тут было, а? — спросил вслух Йон, обращаясь к портрету. — Придурок, ты меня слышишь, э?

Портрет, естественно, не ответил, и Рейке не оставалось ничего, как самому попытаться понять, чем же нарисована эта картина.

Кровь. Разбитая мебель. Синяки на лице и груди убитого, и три пореза на теле, нанесенные умелой рукой кота. И столько крови вокруг. Не вяжется.

Давным-давно Йону доводилось видеть, как работают севрасские наемники. Чисто. Тень, возникшая из ниоткуда, исчезала в никуда, оставляя после себя труп, и все. Поймать эту тень было невозможно, потому что только самый яркий свет способен отделить ее от порождающей тени ночи. А времени на такой свет у потенциальных жертв не было никогда. В этом ценность севрасцев. Прирожденные мастера ножа, что тут еще скажешь.

И, вдруг, политый кровью бардак. Что случилось? Покойник сопротивлялся? Смешно. Сопротивлялся он, как же! Нельзя сопротивляться тому, чего не видишь. Но у тула морда в свежих синяках, а, значит, убили его не сразу.

Йон покружил по комнате, внимательно глядя под ноги. Разбитый столик, среди щепок и лакированных обломков, вперемешку, фарфоровые осколки, размазанная еда, цветы. Пришлось встать на колени, чтобы поближе разглядеть это месиво. Крошки печенья и цветочный мед. Красное вино разлилось и впиталось в шелк, запах специй до сих пор силен. Стол был накрыт для свидания с женщиной, на деловые встречи с партнерами такое не подают. Йон развернулся к столику спиной, сел, скрестив ноги. Он был готов целых сто лян поставить, что отсюда все и началось. Отсюда, от лакированного столика со сладостями, окруженного десятками мягких подушек.

У Ойзо-младшего разбито лицо. Один удар пришелся справа, в губы, второй в левую скулу. И синяки по груди, мелкие, но частые.

— Ах, ты ж скотина! — сообщил портрету Йон, когда сообразил, чем конкретно занимался накануне гибели магистратов сынок. Он часто видел такие повреждения в далекой другой жизни, когда доводилось брать насильников. Так бьет, сопротивляясь, жертва, прижатая к земле тяжелым мужским телом. — Кастрировать тебя было мало, сучье ты вымя!

Ну что же, на Небесном суде его уже отпесочили как следует. И быть в следующей жизни сыну аристократа, в лучшем случае, безногим калекой. Боги за такие делишки мало не дают!

Сыщик встал и огляделся. Все верно. Жертва сопротивлялась. Вот почему так легла кровь. Перед смертью Ойзо бегал по комнате, то ли спасаясь, то ли пытаясь догнать убийцу. Последнее, конечно, маловероятно.

Интересно, кто она, эта несчастная? Вряд ли из общества, иначе шум бы уже подняли, да и где приличная девушка сможет связаться с севрасцем? А, значит, точно должен был ходить этот мальчик из хорошей семьи по борделям...

Насвистывая под нос, Йон завершил круг почета по комнате и остановился у нетронутого дракой угла. Алтарь венчала статуэтка Повелителя Быков, типичный выбор покровителя для мальчиков из чиновничьих семей, которым от мысли о служении посвященных делается мокро в штанах. Причем даже здесь поклонение хромало, вон и портретик стоит над статуэткой. Нехорошо.

Быстрыми, привычными движениями Йон распотрошил комод, выдвигая ящички. Сунул в нагрудный карман перевязанную розовой лентой пачку надушенных писем, в другой — стянутую простой бечевкой пачку счетов. Поковырял пальцем в фарфоровой баночке с духами. Запах был приятный и жить не мешал, стоят такие как три месячных дохода малолетнего дока. Подумав, он сунул баночку в тот же карман, что и счета.

Еще раз окинул взглядом композицию на алтаре и вдруг заметил, что в жертвенной чаше, из-под уложенных пирамидкой яблок, торчит голубой шелковый лоскут. Пришлось, предварительно извинившись, вытащить его наружу.

Это оказался маленький плотный сверток. Йон потыкал в него пальцем, пытаясь на ощупь определить содержимое, но тут за перегородкой раздались голоса. Он отчетливо различил слова «дознаватель», «магистрат», потом был вопль, и в тот момент, когда перегородка отъехала в сторону, Йон рыбкой выпрыгнул в окно, порадовавшись, что не стал снимать ботинки.

Привычно перекатился по земле, смягчая удар, и, вскочив, понесся прямиком к забору. Фора у него была приличная, учитывая, что те два болвана у двери умудрились разуться из уважения к давно мертвому хозяину дома.

И точно, крики и шум ломаемых роз донеслись до него только после того как он взлетел на забор. Приземлился на ноги и галопом понесся в сторону парка, туда, где были щедро расставлены чайные домики, павильоны проката лодок и прогуливались, никуда не торопясь, жители окрестных домов. Там у него был шанс затеряться, не то что среди фигурно стриженных кустов и ровных газонов.

— Лови его! — истошно заверещали ему вслед, и он припустил еще сильнее, радуясь, что за все прошедшие годы не набрал лишнего веса. Военные оказались не столь неповоротливыми, как он сначала подумал.

Петляя зайцем между цветущих азалий, Йон выскочил на посыпанные песком тропинки, и побежал, стараясь не слишком распихивать прохожих. Набитый бумагами карман неприятно хлопал по боку.

Сзади, с воплями, неслись военные. Отставать они явно не собирались.

Йон резко повернул вправо, где у прудов высились резные чайные домики, пробежал еще с десяток шагов и нырнул внутрь одного из них. Широко улыбнулся ошеломленной официантке, пересек зал и скрылся за шторой, отгораживавшей кухню.

Бодрые армейские ребята влетели следом буквально через несколько секунд.

— Да поймайте же мне его, идиоты кривоногие! — донеслось до Йона, и он остановился, внезапно узнав высокий, чуть истеричный голос.

Потом неторопливо вышел через заднюю дверь, за которой росли густые и живописные кусты сирени, и замер под стенкой чайной, в густой тени от тяжелых цветущих ветвей.

Ребята, как он и ожидал, окрестности осматривать не стали. Вылетели ласточками на задний двор и, пыхтя и продираясь сквозь сирень, понеслись дальше. Все, кроме одного, того, которого сама Судьба, похоже, решила вытащить из прошлого и сунуть Йону под нос.

Рейке подождал, пока отдалятся шум и топот, и тихо возник за спиной третьего из военных.

— Доброго тебе утра, Теон.

Тот подпрыгнул, резко развернулся и одновременно зашарил рукой по боку, нащупывая оружие. И только потом, узнав, замер.

Йон задумчиво разглядывал ошеломленного офицера. За прошедшие восемь лет Теон Делко изменился, отрастив усы, брюшко и полковничьи знаки различия.

— Йон?

— Я, — кивнул Йон, заложил руки в карманы и прислонился к стене. — Это меня ты тут ловишь?

Он кивнул в сторону убежавшей парочки. Не смог отказать себе в удовольствии поглядеть на вытягивающееся лицо бывшего знакомого.

Теон Делко все еще боялся его. Этот страх, тщательно скрытый под синей униформой, Йон чуял, как гончий пес. И, как всякий пес, не мог отказать себе в удовольствии чуть-чуть поиграть с испуганной жертвой.

— Что ты тут делаешь? — Делко быстро оправился от шока, взгляд его стал цепким. Увидел и форму, и то, что с нее давно срезаны все нашивки.

— Пытаюсь заработать пятьсот лян, если повезет. Ты же знаешь, что я везучий, — он усмехнулся, глядя в лицо бывшему приятелю.

Или нет. Никогда они не были приятелями, даже сослуживцами не были. Просто прежняя работа сводила его с разными людьми. Иногда вот с такими, как Теон Делко.

— А, предложение магистрата, — Делко досадливо поморщился.

— Оно самое. Ну-ну, старый друг, не делай такого лица. Я, как ты видишь, больше не получаю казенного жалования, так что приходится крутиться по мере возможности.

Йон улыбнулся, надеясь, что в этой улыбке достаточно и заискивания, и попытки его замаскировать остатками того, старого Рейке восьмилетней давности. Почему-то очень не хотелось, чтобы Теон догадался, что именно побудило его влезть в это дело.

— А что, думаешь, без шансов? — подбавил он дурачка, понизил голос до заговорщицкого шепота. — Или вы уже и вовсе всех нашли?

Делко поморщился.

— Да кого мы там нашли, даже тела у нас нет. Я вообще думаю, что, может, это не его кровь, а какой-нибудь девицы, которую он притащил поразвлечься, да прирезал ненароком. Сам понимаешь, на что способны порой эти богатенькие детки.

— Еще бы, — кивнул Йон, и подумал, что Теон-то сам был из богатеньких деток, вернее, мужей богатеньких деток. Иные в столичных полковниках в тридцать шесть редко ходят. Все больше капитанами остаются. — И больше ничего?

— Ничего.

— Печально. А я-то, понимаешь, обрадовался, когда тебя увидел, думал, может ты... Ну, понятно, э? — и снова улыбнулся той самой улыбочкой, которую так долго тренировал перед зеркалом.

— Извини, Йон. Сам понимаешь, служебная тайна...

— Да, да, — мелко закивал Йон. — Никуда не денешься. Ну, я тогда пойду?

— Иди, — милостивое разрешение, в глазах отблеск превосходства.

Йон прошел мимо, даже плечом не зацепив, но, через пару шагов его окликнули.

— Эй, Рейке!

— Чего? — он обернулся, Делко стоял на том же месте, с многозначительным, по его мнению, лицом, и властно протянутой рукой.

— Верни, то, что взял.

Йон изобразил на лице сначала удивление, потом досаду пойманного за руку мелкого взяточника, потом сунул руку в карман и послушно кинул Теону фарфоровую баночку с духами.

И пока тот недоуменно ее разглядывал, растворился в кустах сирени.

Место, где Эрех нашел тело, так и осталось нетронутым. Высокие деревья кольцом окружали небольшую круглую поляну, спускавшуюся к заросшим ряской королевским прудам. На той их стороне виднелись развалины заброшенной резиденции.

— Жутковатое, должно быть, местечко, ночью-то, — высказался мастер Рейке, когда они, наконец, до него добрались. — А еще и в дождь... Не страшно было одному тут слоняться, а, мелкий?

Эрех недовольно передернул плечами. Во-первых, его раздражало это обращение, потому что он и так знал, что ростом не вышел, и вовсе не обязательно все время его в это тыкать. А, во-вторых, ему, конечно, было страшно. Но не было выбора.

И не признаваться же в этом!

— Я тело тут нашел, — образованные люди не заостряют внимания на таких вещах, поэтому на подначку он не ответил. — Лежал он вот так, навзничь.

Эрех быстренько брыкнулся на спину, раскинул руки и ноги наподобие морской звезды. Поморгал, глядя в небо. В небе плотной стайкой собирались комары, привлеченные, не иначе как его, Эреха, присутствием.

Мастер Рейке, меж тем, неторопливо обходил место преступления вокруг, пристально вглядываясь в землю.

— Так и лежал? — уточнил он, спустя пару минут.

— Ага.

— Понятно, — снова молчание, потом вопрос. — А одежда на нем была? У тебя-то он в одной простыне.

На веко сел комар и кровожадно облизнулся. Эрех замахал на гнусную тварь руками, потом приподнялся на локтях и обнаружил, что сыщик больше не обращает на него никакого внимания, стоит спиной и задумчиво смотрит в зеленую гладь пруда. Пришлось вставать.

— Ничего на нем не было, — ответил юноша, отряхиваясь, и отмахиваясь от алчущих его крови насекомых. — Только подштанники.

— Так я и думал.

Эрех потоптался некоторое время на месте, разглядывая широкую спину сыщика, потом, решившись, подошел и встал рядом. Попытался понять, что же так его привлекло. Руины, конечно, живописные, но...

Над ухом упрямо звенели комары. Эрех шлепнул одного, пристроившегося на щеке, и не выдержал:

— О чем думаете?

— А? — Рейке обернулся. — О чем? Да вот... Пытаюсь понять, зачем было тащить тело из города аж сюда, и бросать его просто так валяться на открытом месте, когда тут такие замечательные, полные всякой дряни пруды? Ты глянь на эти болота, его же здесь никто бы никогда не нашел, надо было лишь камень потяжелее выбрать. В чем смысл, э? Не нравится мне все это...

Эрех старательно подумал над сказанным. Действительно, если убийца знал, чьего сына он убил, разумнее было бы скрыть факт убийства, утопив тело. Или, если ему надо было, чтобы Ойзо нашли, оставил бы просто там, где убил.

— Верно говоришь, — Эрех осекся, сообразив, что мыслил вслух. — Каким-то образом он вывез труп сюда и бросил его так, чтобы парня гарантированно нашли. Конечно, можно подумать, что ты спугнул убийцу именно в момент, когда он собирался тула утопить. Но, зная севрасцев, думаю, он бы и тебя рядом уложил, если бы видел, что ты рядом топчешься. Ты чего зеленеешь, э?

— Ничего, — просипел Эрех, только сейчас сообразив, как сильно рисковал. Его обдало жаром. — Душно просто.

— Да-а, после дождя парит просто зверски, — сочувственно покивал мастер Рейке. — Так что вряд ли он не смог. Я думаю, он хотел, чтобы его нашли. Только кто и зачем? Что такого в этих местах? Кроме живописных развалин?

Он широким жестом обвел окружающее их пространство. Полное отсутствие подлеска, который не выживает в тени высоких кипарисов, толстый слой иголок на земле, редкие, бледно-голубые колокольчики, которые в народе называют «девичьими». Только у прудов, выложенные камнем берега которых поросли густым зеленым мхом, буйно растут папоротник и одичавшие ирисы. Да на той стороне, среди развалин, еще сохранились старые, кряжистые, при Второй династии посаженные клены и ясени.

— Тут редко кто бывает, — подвел итог растерянный Эрех и прихлопнул очередного комара. — Дорога недалеко, но с нее же не увидеть ничего.

Если не сокращать путь из Товайхо до столицы, как это обычно делал он.

— Именно! — Рейке поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность этого вывода. — И, все же, наш убийца притащил и бросил тело именно тут. Жаль, следов не найти, на этой хвое ничего не отпечатывается. И мы должны понять, зачем. Поймем — дальше нам будет легче.

Он развернулся и хлопнул Эреха по плечу, приглашая следовать за собой. От силы его руки Эрех пригнулся.

— Пошли, мелкий. У меня еще есть несколько вопросов, на которые нам сегодня не мешало бы найти ответы.

Теон Делко задумчиво смотрел в окно своего кабинета. За его спиной переминались адъютанты, два идиота, не способные никакой проблемы решить.

— Отправлю на границу, чистить сортиры, — процедил он, прерывая тягостное молчание.

Полковник Делко был зол. Встреча в Королевском парке перечеркивала все его планы. Менее всего он рассчитывал, что в расследование смерти тула Ойзо ввяжется этот сукин сын Рейке.

— Надеюсь, вам хоть что-то удалось узнать, — он обернулся и вперил в подчиненных тяжелый взгляд.

— Да, полковник! — хором рявкнули оба, и Теон поморщился.

Про себя он давно звал их Правая и Левая. В жизни они были его лейтенантами, Михо Рои и Тарьен Сола. Оба достаточно умны, чтобы не болтать о происходящем в штабе командования и достаточно глупы, чтобы не замечать отдельных вещей. К сожалению, иногда эта глупость его подводила. Как вот сегодня, когда они пропустили в жилище убитого Ойзо-младшего вездесущего Йона Рейке.

— Так рассказывайте, что замерли, — буркнул полковник.

— Он ушел со службы восемь лет назад, — начал Рои. — Причину увольнения мне узнать не удалось.

Теон припомнил дождливую ночь и узкую, мощеную улицу, зажатую между двумя рядами одинаковых домов.

— Я ее знаю, так что не стоит уделять этому излишнее внимание, — прервал он Михо. — Что там дальше?

— Год пропадал неизвестно где, — это уже Тарьен. — Потом вернулся в Альмейру, поселился в домике на окраине Северных кварталов. Живет один. Семьи не завел. Любовниц нет. Иногда ходит в заведение матушки Катрионы. Это все.

— Все? — уточнил Делко, приподнял брови.

— О личной жизни, полковник! — вновь сорвался на крик Рои. Они его боялись. Знали, что стоит чуть-чуть прогневить начальство, и оно быстренько отправит их куда-нибудь вроде Боятских островов, откуда крайне затруднительно вернуться живыми. — Еще есть профессиональная!

— Тогда чего молчим?!

— Зарегистрировался в магистрате семь лет назад, получил лицензию сыщика с правом свидетельства в суде, — отрапортовал Рои. — Занимается, преимущественно, супружескими изменами, проверкой кандидатов в мужья и поиском мошенников. Несколько раз брался за пропавших людей. До позапрошлого года сотрудничал с городской тюрьмой по поиску и возврату беглых преступников, но потом сотрудничество прекратил по собственной инициативе, хотя начальник тюрьмы до сих пор ждет, что он вернется. Также периодически оказывает услуги адвокатской конторе Эрайна но-Фосса. Цены берет умеренные. Жалоб в магистрат на него не поступало. Это все.

— То есть, это официальная информация, так? — медовым голосом уточнил полковник.

Правая и Левая синхронно кивнули, забыв, что они в армии.

— Идиоты! — чернильница описала дугу и врезалась в стену позади вздрогнувших адъютантов. На белой извести расплылась гигантская клякса, вниз потекли черные ручейки. — Мне не нужна официальная! Мне нужна другая! С кем он спит! С кем пьет! Кому давал взятки, кого бил, кого запугивал! И не врите, что он этого не делал!

Оба помощника сравнялись цветом лица с бумагой.

— А, теперь, марш отсюда и не возвращайтесь, пока не найдете что-то, что мне пригодится! — страшным шепотом прокричал Делко, и парочку как ветром сдуло. Полетевшая вслед за чернильницей книга воинского устава врезалась в закрывшуюся дверь.

Проклятые недоумки!

Делко схватил со стола стакан, намереваясь послать его вслед книге, но замер. Вдохнул и выдохнул, пытаясь усмирить разбушевавшуюся ярость. Не дело это, так поддаваться ненависти.

А Йона Рейко он ненавидел всеми фибрами своей души. С самого из знакомства. Ненавидел, потому что знал его. И понимал, что даже движимый всего лишь жаждой получить объявленное тупицей магистратом вознаграждение, Рейке не остановится, пока не выкопает все, что только касается этого дела. Потому что плохо работать он не умел и никогда ничего не делал спустя рукава.

Псу можно перебить ноги, но он все равно не разожмет клыков на глотке врага.

Полковник с отвращением посмотрел на кляксу на белой стене. Разжал сжимающие стакан пальцы, поставил его на стол.

В дверь постучали.

— Открыто, — буркнул он

На пороге возник курьер в серой форме магистрата.

— Полковник Делко? — уточнил он, пристально глядя на Теона.

— Я. Чего надо магистрату? — недовольно ответил полковник.

— Его сиятельство городской магистрат эрл Ойзо, — курьер на тон внимания не обратил, — прислал вам сообщение. Полчаса назад на дороге к Товайхо было найдено тело.

Стакан ударился о стену и брызнул в стороны сотней осколков.

В этом доме за высоким забором всегда царил полумрак, словно день отказывался заглядывать за плотно закрытые ставни. Полумрак, разгоняемый сейчас только пламенем бесчисленных свечей. Поднимался кольцами ароматный дым множества курильниц, оплетая бумажные фонарики, которые раскачивались под потолком. Йон видел его свечение, опаловые переливы, подкрашиваемые синеватым дымком из тонкой трубки, зажатой в тонких пальцах. Сахарное печенье на лакированном столике, дорогой чай в фарфоровых чашках. По внутреннему краю чашки косяком плывут алые рыбки, плещут хвостами, ныряя в золотую чайную глубину. За бумажными перегородками, в конце бесконечного коридора, журчат струны цимбал.

Все вокруг текло, все извивалось и уходило в слоистый мрак под потолком, такой же непроницаемый, как темные глаза женщины, полулежавшей напротив Йона, на низком диване среди груды бархатных подушек.

— Послушай, Кат.

Йон сидел на одном из многочисленных низких табуретов и задумчиво вертел в руках пачку писем, перевязанных ленточкой.

Женщина чуть приоткрыла длинные веки, блеснув белками глаз, в этой темноте казавшихся синеватыми. Ровные белые зубы покусывали янтарный чубук длинной трубки.

Она не станет отвечать, пока он не задаст прямой и конкретный вопрос. Но и тогда ему потребуется уйма усилий, чтобы ответ на него был хотя бы чуточку вразумительным.

Эта игра длилась не один год, она была привычна, и привычно же раздражала, но только деваться Йону было некуда. Попробуй еще найди такого информатора, как матушка Катриона, хозяйка самого большого, дорогого и закрытого борделя всего Альмеррайда.

— Мне сейчас очень важно узнать хоть что-то о том, как и чем жил Чител Ойзо. Пожалуйста. У меня действительно нет на это времени.

Привычная уже партия. Которая сегодня началась с того, что Йон в подробностях изложил историю появления у него в клиентах Эреха но-Тьена. В принципе, этого его не беспокоило. Катриона ни разу ни слова никому не рассказала за все время их знакомства. Она умела молчать, как никто.

— В прошлый раз, — сейчас она говорила неторопливо, голос смешивался с дымом курильниц, — помнится, мы расстались немного нервно.

— Кат, — Йон опустил глаза, покрутил ленточку в пальцах. — Я забыл извиниться. У меня не было времени. Поэтому... прости меня. Прости, что я тогда не выдержал и накричал на тебя.

Бархатный смешок был почти физически ощутим, всей кожей.

— Дорогой мой страж, вы и выдержка — понятия несовместимые. Но я простила вас. Вы тогда были так расстроены, ведь преступник практически ушел от вас.

Боги, пошлите смирения.

— Все равно это не причина, чтобы кричать на женщину. Поэтому я еще раз настоятельно прошу у тебя прощения.

Катриона фыркнула, протянула руку и изящным движением положила трубку на край серебряного блюда. Сквозь густые пряди упавших на лицо волос блеснули темные глаза. Они сияли, мягко, как черные бриллианты с глубоко запрятанной золотой искрой. Длинные ресницы опустились, погружая искры в беспросветную ночь.

Танец соблазна, в котором каждое движение выверено до бритвенной остроты.

Невероятная женщина. Драгоценность, мечта. Мужчины всего королевства готовы голыми ползти за ней по улицам, лишь бы она только взглянула. По крайней мере, Йон точно знал двоих, кто это сделал.

— Понимаешь, Кат, ты единственная моя надежда. Я думал, когда забирал сегодня вот это, — он указал на пачку писем, которые по прежнему держал в руке, — что они помогут мне узнать кое-что о личной жизни тула Ойзо. Они помогли. Это не его письма. Это чьи-то письма, к совершенно постороннему человеку. И я хочу понять, что это значит.

Катриона неотрывно смотрела на него.

— Это будет сложно, — отметила она, но Йон не позволил сбить себя с мысли.

— Я просто оставлю их у тебя. Понимаешь... если это то, о чем я думаю, то речь идет о шантаже. Это проклятое дело, похоже, разрастается с каждым часом, и я не уверен, что обещанных денег хватит, чтобы компенсировать то, во что я влез. Больше всего меня сейчас, почему-то, пугает мысль, что покойник мог быть шантажистом. Это немного слишком для магистратского сынка, тебе не кажется?

Она неторопливо поднялась и села, поставив ноги на пол. Узкие, идеальной формы ступни утонули в шелковом ворсе ковра. Переставила чашки с чаем. Движения были бесцельны и бессистемны. Йон положил письма на край стола и продолжал говорить.

— Я не могу привлечь к себе внимание магистрата, Кат. Я-то выживу, меня все еще никто не тронет, а пацана сожрут, ты прекрасно это понимаешь. Поэтому я прошу тебя, не молчи. Если ты что-то знаешь, что поможет мне разгадать загадку, я буду очень тебе благодарен.

— Йон, — она оборвала его речь. — Эрл Ойзо никогда не прикасался ни к кому в этом доме. Немного чиновников в этой стране, о ком я могу такое сказать.

Йон помолчал, потом кивнул и тяжело поднялся. Ноги затекли.

— Но письма я все же оставлю у тебя. Попробуй узнать, кому они принадлежат.

Он повернулся и направился к двери, надеясь не споткнуться о разбросанные по полу подушки.

Она остановила его, когда он коснулся створки двери.

— Обернись! — голос был злой и отчаянный.

Йон, помедлив, послушался приказа.

Катриона сидела на низком диванчике и бархат сброшенного платья стекал на пол. Сочетание огня и тьмы обрисовывало идеальное тело обнаженной женщины.

— Неужели здесь нет ничего, чтобы остаться?

Это тоже было частью игры. Двадцать лет, что они друг друга знали. Исключением был лишь тот год, который он провел здесь, в маленькой каморке в подвале, в состоянии более животном, чем человеческом. Лишенный всего.

— Прости...

— Восемь лет прошло, восемь! Ты уже не можешь ей изменить!

— Прости.

— Ты так ее любил?

— И всегда буду.

Он отвернулся и снова взялся за ручку двери.

— Эрл Ойзо никогда не прикасался ни к кому в этом доме! Но он приходил ко мне, три года назад. Приходил, чтобы попросить принять его сына. И заплатил мне три тысячи лян полновесным золотом, как будто мы были персонажами древней пьесы.

Йон молчал, ожидая продолжения.

— Я приняла его сына лично, как он и просил. Но Чител Ойзо не смог. А в этом королевстве очень мало мужчин, которые бы не хотели меня, Йон. И еще меньше тех, которые бы испытывали отвращение ко мне. И, поверь, я не желала бы знать причину этого отвращения.

Йон открыл дверь и вышел.