Исход

Глава 1

Осень 1947, ООН, Нью-Йорк

Шеститысячелетняя судьба еврейского народа была поставлена на суд человеческой совести.

Хаим Вейцман от имени Всемирного сионистского движения и Барак Бен Канаан, один из ведущих политических деятелей ишува, направились во главе делегации из двенадцати человек в Нью-Йорк. Эти люди, наученные долгим горьким опытом, не строили себе никаких иллюзий.

В номере доктора Вейцмана, в центре Манхаттана, был создан информационный штаб. Делегаты стремились привлечь на свою сторону как можно больше голосов. Вейцман поставил перед собой цель расшевелить евреев во всем мире и заставить их повлиять на свои правительства.

Барак Бен Канаан работал без лишнего шума. Он был обязан следить за ежечасно меняющимся соотношением сил, анализировать ситуацию и обнаруживать слабые места противников.

После обычной дискуссии о процедуре на повестку дня был поставлен палестинский вопрос. Арабы явились в ООН, уверенные в победе. Они добились принятия в ООН двух мусульманских государств: Афганистана и средневекового королевства Йемен. Это увеличило число голосов их блока на Генеральной Ассамблее до одиннадцати. Эти страны не принимали активного участия в борьбе против гитлеровской Германии, а вступили в войну только в последний момент и тем обеспечили себе места в Организации Объединенных Наций. Палестинское еврейство, внесшее важный вклад в победу союзников, не имело права голоса.

Арабы пользовались своими одиннадцатью голосами как приманкой для малых стран. В обмен на голос, отданный против раздела Палестины, они предлагали свою поддержку при голосовании по множеству других вопросов, стоявших в повестке дня.

Арабы также воспользовались холодной войной между гигантами США и Советским Союзом, хитро натравливая их друг на друга. С самого начала было ясно, что резолюция о разделе Палестины пройдет лишь в случае, если обе сверхдержавы дадут на это согласие. До этого мнения Соединенных Штатов и Советского Союза ни разу не сходились, и было маловероятно, что они сойдутся сейчас.

Чтобы резолюция о разделе Палестины прошла, требовалось большинство в две трети голосов. Значит, для того, чтобы уравновесить одиннадцать арабских голосов, евреям нужно было набрать двадцать два и, кроме того, перекрывать каждый новый голос в пользу арабов двумя другими. Арабы нуждались всего в шести дополнительных голосах, чтобы провалить резолюцию. Имея в запасе такой козырь, как нефть, они надеялись без труда получить их.

Мировая печать стояла в большинстве своем за раздел.

Идею поддерживали Сматс, делегат Южно-Африканского Союза, и Масарик, известный своим либерализмом представитель Чехословакии. Можно было твердо рассчитывать на поддержку датчан, норвежцев и некоторых других членов ООН. Многие страны также сочувствовали разделу.

И вдруг четыре великие державы, самые влиятельные, бросили палестинских евреев на произвол судьбы.

Франция, которая открыто содействовала нелегальной иммиграции в Палестину, вдруг повела осторожную линию: зашевелились арабы ее колоний Марокко, Туниса и Алжира. Французский голос за раздел Палестины мог вызвать в этих странах осложнения.

У Советского Союза были свои соображения против раздела. Двадцать лет назад сионизм был поставлен в СССР вне закона. Свобода совести, гарантированная на словах, в действительности не существовала. Не было еврейской печати и еврейских школ, на всю Москву осталась одна синагога. Подобными мерами большевики надеялись вытравить еврейское самосознание у новых поколений. Сионизм и. создание еврейского государства могли напомнить советским евреям о том, что они евреи, и поэтому СССР был против раздела Палестины. Мощный блок славянских государств следовал, конечно, за ним.

Однако наиболее чувствительный удар нанесла евреям позиция Соединенных Штатов. Президент, печать и конгресс — все сочувствовали им, но политические интересы вынудили США занять двусмысленную позицию.

Поддержать раздел Палестины значило бы вогнать клин в самый фундамент западного единства, нарушить англоамериканскую солидарность. Великобритания все еще господствовала на Ближнем Востоке; внешняя политика США шла рука об руку с британской. — Голосовать за раздел Палестины было все равно что бросить открытый вызов Великобритании. Соединенным Штатам угрожала и другая, куда более серьезная опасность. Арабы грозились, что в случае принятия резолюции начнут войну. Если дело дойдет до войны, то Объединенным Нациям придется принять меры для обеспечения мира. Значит, Советский Союз, и его сателлиты смогут послать своих солдат на Ближний Восток, пусть даже в составе войск ООН. Этого американцы боялись больше всего и потому предпочитали препятствовать разделу.

Из четырех великих держав Великобритания была самым решительным и опасным противником. Когда англичане поставили вопрос о мандате на обсуждение Объединенных Наций, они рассчитывали, что ООН не сможет принять никакого решения и попросит Великобританию остаться в Палестине. Затем, однако, в Палестину поехала специальная комиссия ООН, которая провела расследование и представила доклад, весьма неблагоприятный для Великобритании. Вдобавок мир узнал благодаря этому докладу, что стотысячная британская армия так и не сумела справиться с Хаганой, Пальмахом, Маккавеями и Моссадом Алия Бет, а это нанесло сильный удар по британскому престижу.

Великобритания стремилась удержать господство на Ближнем Востоке, а для этого англичанам надо было вести проарабскую линию и не допускать раздела Палестины. Зная об опасениях Соединенных Штатов по поводу возможного вторжения русских, они заявили, что отзовут свой гарнизон в августе 1948 года и откажутся предоставить войска для проведения в жизнь — резолюции ООН по палестинскому вопросу, если таковая будет принята. Нейтрализовав таким обра-зом Соединенные Штаты, Англия добилась от стран Британского содружества обещания, что они воздержатся при голосовании, и сверх того начала давление на малые европейские страны, связанные с ней экономически. Бельгия, Голландия и Люксембург не устояли против английского нажима. Другие страны, на поддержку которых могли рассчитывать евреи, тоже начали колебаться.

Позиция стран Азии была неопределенной, они меняли ее чуть ли не каждый час. Но можно было предполагать, что азиатские делегации примут сторону арабов, хотя бы для того, чтобы продемонстрировать перед западным миром свою неистребимую ненависть к колониализму и империализму.

Греция питала к арабам сильнейшую неприязнь, но около ста пятидесяти тысяч греков жили в Египте. Египет не скрывал, что, если Греция будет голосовать за раздел Палестины, этих людей постигнет печальная участь.

Эфиопия не питала к Египту особой симпатии, но была связана с ним географически и экономически.

Ромуло, представитель Филиппин, выступал против раздела.

Представитель Колумбии открыто занимал антиеврейскую позицию.

Страны Центральной и Южной Америки составляли треть общего количества голосов в Организации Объединенных Наций. Большинство их было совершенно не заинтересовано в результате голосования и придерживалось нейтральной позиции. Палестинские евреи хотели, чтобы столицей их государства стал Иерусалим; они чувствовали, что иначе еврейское государство будет телом без сердца. Страны Центральной и Южной Америки были преимущественно католическими. Ватикан стоял за предоставление священному городу международного статуса. Если евреи будут настаивать на Иерусалиме, они могут потерять все латиноамериканские голоса.

Однако палестинские евреи продолжали бороться, надеясь на чудо, которое одно могло помочь им в безвыходном положении. Вейцман и Бен Канаан не допускали стратегических ошибок и не приходили в отчаяние от частых и резких перемен в соотношении сил.

Главным оружием евреев стала правда. Все, что установила комиссия ООН в Палестине, было правдой: англичане правят деспотически, арабы, несмотря на все попытки пустить пыль в глаза, так и не сумели преодолеть свою культурную, экономическую и социальную отсталость. В еврейских городах, возникших среди песков, в цветущих еврейских полях, отвоеванных у пустыни, была правда упорного труда, правда непрерывного поиска, правда еврейского Исхода.

Гранадос из Гватемалы, Пирсон из Канады, Эватт из Австралии, Масарик из Чехословакии, Сматс из Южной Африки, Фабрегат из Уругвая и еще несколько представителей других стран не давали умереть этой правде.

В ноябре 1947 года случилось «Лейк-Саксесское чудо». Все началось с осторожного заявления представителя Соединенных Штатов о пользе раздела. Затем последовало заявление, изумившее весь мир. После двадцатилетнего преследования сионизма Советский Союз сделал крутой поворот и выступил в пользу раздела.

Весть об этом была предана гласности после секретного совещания представителей славянских стран. Вышинский произнес проникновенную речь о реках пролитой еврейской крови и справедливости еврейских чаяний обрести отечество.

В действительности за гуманными разговорами скрывался ловкий маневр. Во-первых, русские не доверяли арабам. Они понимали, что арабский гнев — только слова; можно проголосовать сегодня за резолюцию о разделе Палестины, а завтра, если понадобится, снова купить поддержку арабов. Советы были заинтересованы в том, чтобы заклеймить Великобританию как тирана и одновременно сделать дальновидный политический ход, который позволил бы им впоследствии обосноваться на Ближнем Востоке. Москва понимала, что, если она проголосует за раздел, Соединенным Штатам не остается ничего другого, как сделать то же: в противном случае американцы предстали бы перед миром в весьма неприглядном виде. В свою очередь, американская поддержка резолюции неизбежно нанесет удар по англо-американскому единству. И наконец, Советский Союз мог поднять свой престиж, продемонстрировав гуманность. Таким образом евреи неожиданно нашли союзников там, где меньше всего их искали. Когда обе великие державы сделали заявление в пользу раздела, по кулуарам ООН поползли самые невероятные слухи, и их с каждым часом становилось все больше.

Гигантская игра продолжалась. Во время этих драматических маневров делегат Гватемалы Гранадос и канадский представитель Пирсон неожиданно превратились в решающие фигуры. Неустанными. усилиями они добились крупнейшей дипломатической победы: представители США и СССР встретились на устроенной ими конференции и выработали совместное заявление о безоговорочной поддержке резолюции о разделе Палестины.

Арабы сделали последнюю отчаянную попытку не допустить голосования резолюции на Генеральной Ассамблее. Для решения вопроса о том, ставить ли резолюцию о разделе на голосование Генеральной Ассамблеи, требовалось, правда, только обычное большинство. Но результаты этого пред-варительного голосования должны были показать, каково соотношение сил на Ассамблее. Решение поставить резолюцию о разделе на голосование было принято, но результаты показались евреям катастрофическими: 25 голосов за, 13 против, 17 стран воздержались, а две отказались голосовать. Если так же пройдет голосование по самой резолюции, то евреям не видать большинства в две трети. Франция, Бельгия, Люксембург, Нидерланды и Новая Зеландия воздержались, Парагвай и Филиппины не высказывали своей позиции.

Арабы, решили, что евреям не собрать нужного большинства. Уверенные в победе, они теперь сами настаивали на том, чтобы вопрос о разделе был поставлен на голосование Ассамблеи.

Среда, 27 ноября 1947

Бурные прения подходили к концу. Делегация ишува сидела на специально выделенных для нее местах в зале заседаний Генеральной Ассамблеи. Ее члены выглядели так, словно их привели на казнь. По мере того как прения подходили к концу, перспективы становились все мрачнее.

Греки, вместо того чтобы, как ожидали евреи, воздержаться от голосования, ясно высказывались против раздела — опасения за судьбу земляков, проживающих в Египте, брали верх.

Филиппинцы, на которых надеялись, что они воздержатся из уважения к американцам, высказывались против.

Гаитяне вдруг спохватились, что у них нет ясных инструкций. Либерия заняла неопределенную позицию, а Сиам прямо перешел на сторону арабов.

Для евреев это была черная среда.

В конце дня их друзья приняли отчаянное решение: прибегнуть к обструкции с целью отложить голосование. Завтра — День благодарения, американский национальный праздник. Выходной дает евреям драгоценные двадцать четыре часа, которые они смогут использовать на вербовку нужных голосов. Ораторы стали произносить нескончаемые речи, и заседание было отложено.

Еврейская делегация собралась на совещание, и все заговорили разом.

— Тише! — рявкнул Барак. — У нас в запасе двадцать четыре часа. Давайте без паники.

Вошел взволнованный Вейцман.

— Я только что получил телеграмму из Парижа. Леон Блюм лично агитирует, чтобы французы голосовали за нас.

Это была хорошая новость: бывший французский премьер-министр, еврей по происхождению, все еще пользовался большим влиянием.

— А что, если мы обратимся к Штатам, чтобы они надавили на Грецию и Филиппины?

Делегат, сотрудничавший с американцами, покачал головой:

— Трумэн отдал категорический приказ не оказывать давления на другие делегации. Американцы не сдвинутся с этой позиции.

— Нашел время для щепетильности!

Зазвонил телефон. Вейцман поднял трубку.

— Хорошо, хорошо, — сказал он. Затем, прикрыв трубку ладонью: — Это Шмуэль из южного района… Да… хорошо… Шалом.

Он положил трубку на рычаг.

— Эфиопы согласились воздержаться, — сообщил он.

До этого все думали, что Эфиопия под нажимом соседнего Египта будет голосовать против раздела. Решение воздержаться от голосования было актом большого мужества со стороны императора Хайле. Селассие.

Постучался и вошел в комнату корреспондент газеты, сочувствующий евреям.

— Я подумал, друзья, что вам небезынтересно будет узнать: в Сиаме произошел переворот, его делегация отозвана.

Весть о потере арабами еще одного голоса была встречена ликующими восклицаниями.

Барак пробежал по памяти список делегаций — он уже знал его наизусть — и прикинул, что получается:

— Если Гаити и Либерия будут за нас, да еще и Франция, то, может быть, проскочим.

Было еще рано радоваться. Они взвешивали каждый голос, так как не могли позволить себе потерять даже один-единственный.

В дверь опять постучали, и вошел их главный союзник, делегат Гватемалы Гранадос. В его глазах стояли слезы.

— Президент Чили только что прислал личные инструкции своей делегации: велено воздержаться. Руководитель делегации в знак протеста тут же подал в отставку.

— Не может быть! — воскликнул Вейцман. — Президент — почетный председатель организации чилийских сионистов.

Это было тяжелое известие. Что заставило чилийского президента принять такое решение? И что еще произойдет в ближайшие двадцать четыре часа?

Пятница, 29 ноября 1947

Удар молотка. Заседание Генеральной Ассамблеи ООН объявлено открытым.

— При голосовании проекта резолюции о разделе Палестины мы будем вызывать каждую делегацию по списку отдельно. Для принятия резолюции требуется большинство в две трети голосов. Делегаты будут отвечать: «за», «против» или «воздержался».

В огромном зале воцарилась торжественная тишина.

— Афганистан.

— Афганистан голосует против.

Евреи потеряли первый голос. Барак сделал отметку в своем списке.

— Аргентина.

— Правительство Аргентины предпочитает воздержаться.

— Надо что-то делать с этими воздерживающимися. Они убьют нас, — шепнул Барак.

— Австралия…

Все подались вперед. Эватг, первый представитель страны, входящей в Британское содружество наций, поднялся и произнес:

— Австралия голосует за раздел.

По залу пронесся шепот. Вейцман нагнулся к Бараку:

— Как по-твоему? Можно ли считать, что это общее мнение Содружества?

— Давай считать каждого отдельно, пока трудно сказать.

— Бельгия.

— Бельгия голосует за раздел.

Опять шепот. На предыдущем голосовании Бельгия воздержалась, но, видно, в последний момент ее делегат Спаак пренебрег давлением англичан.

— Боливия.

— Боливия голосует за раздел.

— Бразилия.

— Бразилия поддерживает раздел.

Южноамериканские страны держались дружно. Следующей была страна, чей голос имел решающее значение. Если Советский Союз замыслил подвох, в следующую минуту об этом узнает весь мир.

— Белоруссия.

— Белоруссия голосует за раздел.

У евреев вырвался вздох облегчения. Славянский блок с ними. Это хорошее предзнаменование.

— Канада.

Лестер Пирсон поднялся и сказал твердо:

— Канада голосует за раздел.

— Чили.

Вместо главы делегации, подавшего в отставку, поднялся другой ее представитель:

— Чилийская делегация получила распоряжение воздержаться.

— Китай.

Китай, мечтающий установить свою гегемонию над Азией, не захотел идти против мусульман Индии и Пакистана.

— Китай воздерживается.

Это был удар для евреев.

— Коста-Рика.

Арабы пытались подкупить делегата Коста-Рики, посулив ему свои голоса при выборах на важный пост в ООН. Он встал, посмотрел в сторону египетской делегации:

— Коста-Рика голосует за раздел.

Неподкупный человек улыбнулся и сел.

— Куба.

— Куба голосует против раздела.

Это был совершенно неожиданный удар.

— Чехословакия.

— Чехословакия голосует за раздел, — четко сказал Ян Масарик.

— Дания поддерживает раздел.

— Доминиканская Республика голосует за раздел.

— Египет голосует против и вообще не признает этого, вопиющего нарушения его законных прав.

Раздался удар молотка. После гневной вспышки египтянина в зале не сразу воцарилась тишина.

— Эквадор.

— За.

— Эфиопия.

— Эфиопия воздерживается.

Головы арабских делегатов повернулись в сторону эфиопа. Сириец даже сердито погрозил ему кулаком.

— Франция.

Наступила очередь одной из четырех великих держав. Поднялся ее представитель Пароди. Если Франция воздержится, это может иметь для евреев роковые последствия.

— Французская Республика голосует за раздел, — сказал Пароди голосом, в котором звучало нескрываемое удовлетворение.

В зале возбужденно зашептались. Впервые еврейские делегаты поняли, что чудо и впрямь может совершиться.

— Гватемала.

Поднялся Гранадос, сторонник раздела.

— За, — сказал он.

— Греция.

— Греция голосует против раздела.

— Гаити.

Делегация Гаити, чей голос чрезвычайно важен, уже два дня не получала инструкций.

— Только что получено указание правительства голосовать за раздел.

— Гондурас.

— Гондурас предпочитает воздержаться.

— Исландия.

— Исландия голосует за раздел.

Самая древняя республика в мире помогала созданию самой молодой.

— Индия.

— Индия голосует против раздела.

— Иран.

— Иран голосует против раздела.

— Ирак.

— Ирак голосует против и никогда не признает права евреев. Этот день может привести к ужасному кровопролитию. Мы голосуем против.

— Ливан.

— Ливан голосует против раздела.

— Каково соотношение? — тихо спросил Вейцман у Барака.

— Пятнадцать за, восемь против, семь воздержались.

Это был не очень обнадеживающий результат. До двух третей не хватало одного голоса, а количество воздерживающихся все росло.

— Ну что скажешь, Барак?

— Подойдет очередь латиноамериканцев, тогда узнаем точно.

— Нужно вырываться вперед. Почти половина проголосовала, а ничего не определилось, — сказал Вейцман.

— Либерия.

— Либерия голосует за раздел.

— Люксембург.

Еще одна небольшая страна из британской сферы влияния.

— Люксембург голосует за раздел.

Опять не сработал английский. нажим. У ишува был теперь голос в запасе.

— Мексика.

— Мексика воздерживается.

Делегаты ишува напряглись.

— Нидерланды.

— Нидерланды голосуют за раздел.

— Новая Зеландия.

— Новая Зеландия голосует за.

— Никарагуа — за.

— Норвегия — за.

— Пакистан голосует против раздела.

Следующие голоса были решающими.

— Панама.

— Панамская Республика голосует за раздел.

— Парагвай.

— Парагвай только что получил указание не воздерживаться, вернее, голосовать за раздел.

— Перу.

— Перу поддерживает раздел.

— Филиппины.

Все затаили дыхание. Председатель делегации Ромуло был отозван из Нью-Йорка. Поднялся его заместитель.

— Филиппины голосуют за раздел.

Опять пронесся шепот. Члены еврейской делегации ошеломленно смотрели друг на друга.

— Боже мой! — воскликнул Барак. — Кажется, проскочили!

— Польша.

— Польша голосует за раздел.

Эта страна искупила в какой-то мере вековые преследования евреев.

Представитель Сиама отсутствовал.

— Саудовская Аравия.

Закутанный в белые одежды араб полным ненависти голосом высказался против раздела.

— Швеция.

— Швеция — за раздел.

Наступил последний раунд. Арабы были прижаты к стене.

— Сирия — против.

— Турция голосует против раздела.

Барак быстро прикинул итоги голосования. У арабов оставался некоторый шанс. На их стороне двенадцать голосов и еще один верный впереди. Если теперь случится что-нибудь непредвиденное, все может пойти насмарку.

— Украина.

— За.

— Южно-Африканский Союз.

— За.

— Союз Советских Социалистических Республик. Встал Вышинский.

— Союз Советских Социалистических Республик голосует за раздел.

— Соединенное Королевство Великобритании.

Зал затих. Британский делегат встал, осмотрел громадное помещение. Он оказался в одиночестве. Страны Содружества покинули его, Франция — тоже, США — и те покинули.

— Правительство Его Величества предпочитает воздержаться, — сказал англичанин срывающимся голосом.

— Соединенные Штаты Америки.

— Соединенные Штаты Америки голосуют за раздел.

Все кончилось. Корреспонденты помчались к телефонам, чтобы оповестить мир о результатах голосования, как только выступила последняя делегация. Йемен дал. арабам тринадцатый голос. Югославия воздержалась, ей приходилось считаться со своим довольно многочисленным мусульманским населением. Профессор Фабрегат, представитель Уругвая, и делегат Венесуэлы подали в поддержку резолюции о разделе тридцать второй и тридцать третий голоса.

В Тель-Авиве безудержно ликовали: евреи одержали невероятную победу. Арабы набрали всего тринадцать голосов, из которых одиннадцать принадлежали мусульманским странам. Двенадцатый голос, полученный в результате шантажа, принадлежал Греции. Тринадцатым был голос Кубы, которую арабам удалось убедить неизвестным способом.

Члены делегации, добившиеся победы в нью-йоркском небоскребе, были реалисты. Долго ликовать не придется. Бен Гурион и вожди ишува знали, что для достижения государственной независимости требуется еще одно, даже еще большее чудо, ибо на устах всех арабов был один и тот же исступленный призыв: «Долой жидов!»

Глава 2

Куатли, президент Сирии: «Мы будем биться насмерть за Палестину!»

Каирская газета «Аль-Культа»: «Пятьсот тысяч иракцев готовятся к священной войне. Сто пятьдесят тысяч сирийцев пойдут через палестинские границы, а могущественная египетская армия сбросит евреев в море, если они посмеют про-возгласить независимость своего государства».

Джамиль Мардам, премьер-министр Сирии: «Братья мусульмане, перейдем от слов к делу! Вставайте все! Истребим сионистскую заразу!»

Ибн-Сауд, король Саудовской Аравии: «Нас, арабов, пятьдесят миллионов. Что страшного, если мы потеряем даже десять миллионов, чтоб уничтожить всех евреев? Игра стоит свеч».

Селех Гарб-паша, вождь мусульманской молодежи: «Обнажим мечи против евреев! Смерть им! Победа будет за нами!»

Шейх Хасан эль-Баннах, вождь мусульманского братства: «Все арабы поднимутся, чтобы истребить евреев! Мы заполним море их трупами!»

Акрам Яуитар, представитель иерусалимского муфтия: «Пятьдесят миллионов арабов будут драться до последней капли крови».

Хадж Эмин эль-Хусейни, муфтий Иерусалима: «Я объявляю священную войну, братья мусульмане! Бей евреев! Убивайте всех до единого!»

Ацам-паша, генеральный секретарь Арабской лиги: «Это будет война на тотальное уничтожение, гигантская резня, память о которой останется в веках, как и о монгольской резне».

Арабские руководители, арабская печать и радио использовали примерно одни и те же выражения.

Первого декабря 1947 года, на другой день после принятия резолюции ООН, доктор Халиди, глава Арабского исполнительного комитета в Палестине, объявил всеобщую забастовку. Разъяренная чернь бросилась громить все подряд. Она врывалась в еврейские торговые кварталы Иерусалима, грабила и совершала поджоги на глазах безучастных британских солдат.

В Алеппо, Адене, во всем арабском мире толпы громили еврейские гетто и убивали, насиловали, грабили.

Вместо того чтобы сформировать международные полицейские силы для обуздания громил, Объединенные Нации ограничились созданием комитетов и бесконечными разговорами. Казалось, что ООН в самом деле верит, будто раздела можно добиться без единого выстрела.

Евреи смотрели на вещи трезво. Есть законное основание для создания независимого еврейского государства, это правда. Но если евреи провозгласят его независимость после вывода британских войск, им придется воевать с арабами.

Мог ли народ, насчитывающий всего полмиллиона, к тому же плохо вооруженный, устоять против пятидесяти миллионов врагов? Ведь придется иметь дело не только с арабами, живущими в Палестине, но и с армиями всех арабских государств.

Хаим Вейцман занялся мобилизацией сионистов всего мира на сбор средств для покупки оружия. Барак Бен Канаан остался в Лейк-Саксесе, чтобы в качестве главы еврейской делегации бороться за каждый пункт проекта о разделе.

Теперь весь мир тревожил вопрос, провозгласят ли евреи независимость?

Арабы не собирались медлить с ответом. Не пуская в ход регулярные войска, они принялись создавать всевозможные «армии освобождения», состоявшие якобы из добровольцев, и доставляли палестинским арабам горы оружия.

Хадж Эмин эль-Хусейни, нацистский прихвостень, снова оказался не у дел. Он разместил свой штаб в Дамаске.

Деньги для палестинских «добровольцев» собирали по всему Ближнему Востоку. Старый разбойник Кавуки вновь стал «генералиссимусом». В свое время, когда раскрыли его роль в заговоре сдать Ирак гитлеровцам, Кавуки пришлось бежать. Он провел годы войны в Германии, женился там, и только благодаря покровительству англичан его и самого муфтия не судили как военных преступников.

Агенты Кавуки набрали в злачных местах Дамаска, Бейрута и Багдада воров, убийц, разбойников, контрабандистов, промышляющих наркотиками и живым товаром. Это сборище Кавуки красочно назвал «Войском Ярмука» в честь победы, одержанной арабами много веков назад. Воинов Кавуки обучали офицеры сирийской армии. Вооруженные бандиты начали просачиваться через ливанскую, сирийскую и иорданскую границы в арабские села Палестины. В качестве главной базы они выбрали Наблус, расположенный в Самарии, к северу от Иерусалима, в местности, населенной преимущественно арабами.

Тем временем евреи по-прежнему нуждались в оружии. Англичане продолжали блокаду палестинского побережья. Они отказывали во въезде даже иммигрантам из лагерей на Кипре, где агенты Алии Бет ускоренными темпами проводили военное обучение. Агенты ишува ездили по всему миру, пытаясь достать оружие.

И тут евреям был нанесен новый удар: Соединенные Штаты наложили эмбарго на поставку оружия всему Ближнему Востоку. Это эмбарго, напоминавшее бойкот республиканской Испании, боровшейся против Муссолини и Гитлера, оказывало неоценимую услугу арабам: они-то могли достать сколько угодно оружия.

В распоряжении Еврейского национального совета был, по существу, только Пальмах — четыре тысячи хорошо обученных и вооруженных бойцов. Маккавеи могли поставить под ружье еще тысячу, но брать их в расчет следовало с известной осторожностью. Кроме того, у Хаганы имелось в запасе несколько тысяч солдат, которые воевали в рядах британской армии еще во время Второй мировой войны, а также хорошая разведка и сельская оборона, созданная за два десятка лет. Противник же располагал почти неограниченными запасами живой силы и оружия.

Англичане подливали масла в огонь, надеясь, что ишув попросит о помощи и откажется от раздела. Но евреи и не думали сдаваться.

При выводе войск англичане должны были передавать крепости Тагарта той стороне, население которой преобладало в том или ином районе. Однако, как правило, британское командование передавало свои ключевые позиции арабам, даже если население было преимущественно еврейским.

Вскоре в рядах «Войска Ярмука» и других «добровольческих армий» появились бывшие солдаты вермахта.

Хагана впервые за время своего существования выступила в открытую и объявила всеобщую мобилизацию.

Долго ждать не пришлось — арабы начали военные действия. В долине Хулы были обстреляны села Эйн-Зейтим, Бирия и Амиад. Атаки отбивались без труда, но враждебные действия нарастали с каждым днем. На дорогах арабы то и дело устраивали засады.

В городах столкновения сразу приняли ожесточенный характер. В воздухе Иерусалима постоянно чувствовалась гарь. Арабы вели огонь со священных крепостных стен Старого города. На улицах, соединяющих Тель-Авив с Яффой, появились баррикады, на крышах прятались снайперы.

Хуже всего было в Хайфе. Мстя за рейды Маккавеев, арабы устроили погром на нефтеочистительном заводе, где работали арабы и евреи; погибло около пятидесяти евреев.

Абдель Кадар, племянник иерусалимского муфтия, сумел организовать арабов гораздо лучше, чем Кавуки. Он понимал, что ни палестинские арабы, ни банды диверсантов не смогут вести продолжительные бои. Он понимал также, что евреи будут насмерть сражаться за каждое поселение. А ему для воодушевления своих воинов требовались легкие победы. Поэтому Кадар воздерживался от серьезных столкновений и делал все, чтобы отрезать еврейские селения. от внешнего мира, устраивая нападения на транспорт.

Тактика Кадара оказалась эффективной. У арабов была полная свобода передвижения, в то время как евреям приходилось удерживать свои позиции. День за днем все больше еврейских сел попадало в осаду. Абдель Кадар сосредоточил усилия на Иерусалиме. Дорога из Тель-Авива в Иерусалим шла по горам Иудеи, где на каждом шагу были арабские деревни и арабы контролировали ключевые высоты. Кадар решил обречь на голод стотысячное население Иерусалима и тем самым нанести решающий удар по ишуву.

Евреям пришлось конвоировать автоколонны бронемашинами. Но это не всегда помогало, и вся дорога на Иерусалим была усеяна обломками подбитых машин. В столице стало не хватать продовольствия, люди ездили в бронированных автобусах, а дети играли лишь под охраной стражей самообороны.

Руководители ишува потребовали от англичан обеспечить безопасность на шоссе Тель-Авив — Иерусалим, ссылаясь на то, что бесчеловечно обрекать мирное население на голод. Англичане отклонили просьбу.

Благодаря успешным операциям Кадара арабы быстро оттеснили ишув на весьма невыгодные позиции. Хагана распорядилась превратить каждый кибуц и мошав в небольшой Тобрук. Евреи заплатили за свою страну кровью, и арабам, — если они попытаются отнять ее, придется платить тем же. Бои на дорогах стали первым этапом войны. Вопрос о том, провозгласят ли евреи независимость своего государства, по-прежнему висел в воздухе.

Ари медленно поправлялся после ранения. Это огорчало Авидана, который хотел назначить его командующим одной из бригад Пальмаха. Бригад было три: «Ханита» — «Копье» — действовала в Галилее, «Горная бригада» — в Иудее и «Крысы пустыни» — на юге.

Командирами Пальмаха были молодые ребята не старше тридцати лет, считавшие Пальмах отборным войском, чем-то вроде гвардии. Большую часть бойцов составляли юноши и девушки из кибуцев. Они и в армии оставались кибуцниками, нередко — находились в политической оппозиции к национальному совету и не признавали авторитет Хаганы.

Ари Бен Канаан понимал, что необходимо придерживаться единой тактики и выполнять приказы. Дисциплинированность и умение координировать свои действия с товарищами по оружию делали весьма желательным его назначение одним из командиров Пальмаха, но Ари еще недостаточно поправился, чтобы взвалить на себя этот груз. Бригады сражались на обширной, трудно проходимой территории, условия службы были тяжелы, а нога Ари еще не зажила.

Поэтому Авидан назначил Ари командиром Хаганы в одном из жизненно важных пунктов Палестины — в его родной долине Хулы. Район, вверенный Ари, тянулся от северного берега Тивериадского озера через Сафед вдоль всей долины и включал узкую полосу между сирийской и ливанской границами. Чуть дальше к югу, у реки Ярмук, проходила граница Иордании.

В этом районе действовали диверсанты Кавуки. К тому же было ясно: если начнется настоящая война и арабские армии нападут на Палестину, в первую очередь они атакуют, долину Хулы. Войска попытаются захватить эту местность и превратить в плацдарм для захвата Галилеи.

Под контролем Ари было полтора десятка старых кибуцев, несколько мошавов и поселений, в том числе и родной Яд-Эль. Их жители вполне могли отразить нападение диверсантов и местных арабов. Села, расположенные в долине, находились так близко друг к другу, что арабы не могли отрезать их одно от другого и осадить.

Иначе обстояло дело в горах близ ливанской границы. Ключевую позицию здесь занимал Форт-Эстер. По договоренности с англичанами эта крепость должна была достаться Хагане, так как в долине Хулы преобладало еврейское население. Держа в руках Форт-Эстер, Ари мог бы отлично контролировать границу.

Ари разбил штаб в центральном кибуце Эйн-Ор, который когда-то создавал Акива. Ему подчинялись несколько сот пальмахников из бригады «Ханита», а ближайшими помощниками стали Давид, Зеев Гильбоа и Иоав Яркони. Отряды Хаганы в каждом населенном пункте были довольно сильны. В них входили все жители без исключения, как правило, хорошо обученные военному делу.

Хуже было с оружием. Каждый день командиры требовали от Ари винтовок, но он ничем не мог им помочь. Не мог дать оружия и Авидан.

Два уязвимых места волновали Ари: Ган-Дафна и Сафед. Оборона молодежного села зависела от того, передадут ли англичане Форт-Эстер евреям или нет. Пока дорога в Ган-Дафну через Абу-Йешу оставалась открыта, селу не угрожала опасность.

Что же касается Сафеда, то удержать его казалось невозможным. Поэтому когда евреи приняли решение отстаивать каждый населенный пункт любой ценой, они сделали несколько исключений. Сафед стал одним из них.

Город стоял, словно остров, окруженный морем арабских сел, в которых жило не менее сорока тысяч человек. Большинство жителей Сафеда состояло из каббалистов, которые ничего не понимали в военном деле. Хагана располагала здесь лишь двумя сотнями мужчин, способных носить оружие. Им противостояли свыше двух тысяч местных арабов и «добровольцы» Кавуки.

Муфтий избрал Сафед одной из первых жертв. В город проникли несколько сот хорошо вооруженных диверсантов, которые затаились в ожидании вывода английских войск.

Три ключевые позиции в городе: полицейский участок над еврейским кварталом, старую крепость и форт Тагарта на горе Канаан англичане предполагали передать арабам.

У евреев Сафеда было сорок винтовок, сорок два самодельных пистолета, пулемет, мортира и несколько сот самодельных гранат. Этого не хватало, чтобы вооружить сотню бойцов.

Положение города выглядело до того безнадежным, что англичане убеждали Ари эвакуировать евреев, пока не поздно.

Ремез, хозяин гостиницы и командир Хаганы в городе, нервно шагал по кабинету Ари. Сазерленд спокойно дымил сигарой в углу.

— Я тебя слушаю, — сказал Ари наконец.

Ремез оперся рукой о письменный стол.

— Мы решили остаться в городе. Будем драться до последнего. Мы это решили твердо.

— Что ж, я рад.

— Только нужно оружие.

Ари вскочил. Двадцать раз на дню ему приходилось слышать эту просьбу.

— Сазерленд, молитесь Христу, ты, Ремез, молись Конфуцию, а я помолюсь Аллаху. Может, тогда винтовки посыплются на нас, как манна небесная.

— Вы доверяете майору Хоксу? — спросил Сазерленд о начальнике британского гарнизона.

— Хоке всегда относился к нам дружественно, — ответил Ари.

— В таком случае, — продолжал Сазерленд, — может быть, вам следует послушаться его совета. Он гарантирует помощь при эвакуации. Он считает, что после вывода войск начнется чудовищная резня.

Ари глубоко вздохнул.

— Хоке не сказал, когда он собирается вывести своих людей?

— Он еще сам не знает.

— Покуда Хоке в Сафеде, мы в относительной безопасности. Арабы не посмеют затеять что-нибудь серьезное, пока англичане здесь. А там, может быть, что-нибудь изменится к лучшему.

— Возможно, Хоке и неплохой парень, но ведь приказ есть приказ, — заметил Сазерленд.

— Арабы уже стреляют из засад и нападают на автоколонны, — сказал Ремез.

— Вот как? — с издевкой спросил Ари. — А ты уже сразу в кусты?

— Ари, — с обидой в голосе ответил Ремез. — Я родился в Сафеде, прожил здесь всю жизнь. Я не забыл вопли, которые неслись из арабских кварталов в двадцать девятом году. Мы не представляли, что это значит, пока толпа не обрушилась на наши дома. Я и сейчас словно наяву вижу, как бедных каббалистов выволакивали на улицу и отрубали им головы. Я был тогда мальчиком. Те же вопли мы снова услышали в тридцать шестом году, но мы уже знали, что это такое. Три года подряд мы спасались в турецкой крепости всякий раз, едва в арабском квартале слышали шум. На этот раз мы никуда не побежим. Старики и те не побегут. И можешь поверить мне на слово, Ари, мы не сдадимся легко.

Ари уже пожалел, что заговорил с Ремезом обидным тоном. Решение остаться в Сафеде требовало у всех большого мужества.

— Возвращайся в город, Ремез. Постарайтесь сохранить порядок и спокойствие. Пока Хоке в городе, власть в его руках. А я обещаю снабжать вас чем смогу в первую очередь.

Когда все ушли, Ари сел за стол, на его лице заходили желваки. Что делать? Может быть, когда англичане уйдут, удастся выделить полсотни пальмахников. Все-таки лучше, чем ничего. Но таких Сафедов в стране — штук двести. Пятьдесят человек туда, пятьдесят сюда. Если бы Кавуки и Кадар знали об их отчаянном положении, они бы атаковали Палестину со всех сторон. И остановить их было бы нечем. Ари боялся, что после первой же атаки арабы поймут, до чего плохо вооружены евреи, и это неминуемо приведет к катастрофе.

В кабинет вошел Давид Бен Ами, только что объехавший населенные пункты, расположенные на севере.

— Шалом, Ари, — сказал он. — Я встретил Ремеза и Сазерленда у ворот. Ремез совсем нос повесил.

— Есть с чего. Ну, что новенького?

— Арабы обстреливают Кфар-Гилади и Метуллу. В Кфар-Шолде опасаются, что выступят сирийские села. Везде роют окопы, строят укрепления вокруг детских учреждений. И все просят оружия.

— Оружия! И это ты называешь новостью? Давай лучше о другом. Откуда стреляют снайперы?

— Из Ааты.

— О, с Аатой у меня старые счеты. Мальчиком я возил туда зерно на мельницу, меня пытались избить, — сказал Ари. — Как только англичане уйдут, ударим по ней в первую очередь. Пожалуй, половина людей Кавуки просачивается к нам именно через Аату.

— Или через Абу-Йешу, — ответил Давид.

Ари посмотрел сердито. Давид знал, что ему неприятно это слышать.

— У меня есть друзья в Абу-Йеше, на которых можно положиться, — сказал Ари.

— В таком случае они, вероятно, уже сообщили тебе, что диверсанты попадают к нам через их село.

Ари не ответил.

— Ари, ты не раз говорил, что я проявляю слабость, когда позволяю чувствам брать верх над рассудком. Знаю, эти люди близки тебе, но все-таки ты должен дать понять их мухтару, как следует себя вести.

Ари встал и зашагал по кабинету.

— Хорошо, я поговорю с Тахой.

Давид взял с письменного стола донесения, просмотрел и положил обратно. Он тоже зашагал по комнате, затем остановился у окна, выходящего на юго-восток, в сторону Иерусалима.

Ари похлопал его по плечу:

— Ничего, все образуется.

Давид медленно покачал головой.

— В Иерусалиме дела все. хуже, — глухо произнес он. — Наши машины постоянно обстреливают. Если так пойдет дальше, через пару недель в городе начнется голод.

Ари знал, как тяжело переживает Давид осаду любимого города.

— Ты, конечно, хочешь поехать туда.

— Да, — ответил Давид, — но я не оставлю тебя.

— Если надо, я тебя отпущу.

— Спасибо, Ари. А сам-то справишься?

— Конечно, справлюсь. Вот только бы эта проклятая нога перестала мне досаждать.

— Я останусь, пока ты не выздоровеешь.

— Спасибо. Кстати, ты, кажется, давно не виделся с Иорданой?

— Несколько недель.

— Так почему бы тебе не поехать завтра в Ган-Дафну, не проверить, как там дела? Побыл бы там несколько дней, хорошенько все изучил…

Давид улыбнулся:

— Агитатор из тебя что надо.

В дверь кабинета Китти Фремонт постучали.

— Войдите, — крикнула она.

Вошла Иордана.

— Мне хотелось бы поговорить, если вы не очень заняты.

— Что ж, поговорим.

— Сегодня приедет Давид Бен Ами проверять оборонительные позиции. Вечером состоится заседание штаба.

— Я приду, — ответила Китти.

— Миссис Фремонт… Хочу сказать, пока не началось заседание. Вы знаете, меня назначили командиром Ган-Дафны, так что нам придется работать вместе. Я хотела бы заверить вас, что полностью вам доверяю. Больше того, считаю, Ган-Дафне повезло, что вы здесь.

Китти посмотрела удивленно.

— Я убеждена, — продолжала Иордана, — что селу будет лучше, если мы забудем обиды.

— Вы правы.

— Я рада, что мы договорились.

— Иордана, скажите, наше положение опасно?

— Не очень. Конечно, будет гораздо спокойнее, когда Форт-Эстер передадут Хагане.

— А если крепость достанется арабам и они закроют дорогу через Абу-Йешу?

— Тогда, конечно, будет тяжело.

Китти встала и зашагала по кабинету.

— Не хочу совать нос в военные дела, но, похоже, мы можем оказаться в осаде.

— Не исключено, — ответила Иордана.

— Тут много детей. Не лучше ли будет эвакуировать тех, кто помладше?

— А куда?

— Не знаю. Куда-нибудь, где не так опасно, в какой-нибудь кибуц или мошав.

— Миссис Фремонт, безопасность — понятие относительное. Страна меньше пятидесяти миль в ширину, и безопасных кибуцев нет. С каждым днем в осаду попадают новые села.

— Тогда, может быть, в город?

— Иерусалим почти отрезан. В Хайфе, между Тель-Авивом и Яффой, идут тяжелые бои.

— Выходит, эвакуировать некуда?

Иордана молчала. Ей нечего было сказать.

Глава 3

Канун Рождества, 1947

Было слякотно и холодно, первые хлопья снега кружили над Ган-Дафной. Китти быстро шла по газону. Ее дыхание создавало легкие облачка пара.

— Шалом, гиверет Китти, — поздоровался с ней доктор Либерман.

— Шалом, доктор.

Она быстро взбежала по ступенькам и вошла в коттедж. В теплом доме ее ждал чай, приготовленный Карен.

— Бррр, — воскликнула Китти, — вот так холод!

Карен украсила комнату желудями, кружевами, ей разрешили срезать маленькую елочку, которую она украсила самодельными игрушками из ткани и цветной бумаги.

Китти села на кровать, сняла туфли и надела меховые шлепанцы. Чай был очень вкусный. Карен стояла у окна, глядя на тихо падающие хлопья.

— По-моему, ничего нет лучше на свете, чем первый снег, сказала она.

— Вряд ли он тебе покажется таким прекрасным, если нам опять срежут норму топлива.

— Я целый день вспоминала Копенгаген, Хансенов. Рождество в Дании чудесное. Видела, какую посылку они мне прислали?

Китти подошла к девушке, обняла ее за плечи, прикоснулась губами к щеке.

— Рождество навевает на людей грусть.

— Ты очень одинока, Китти?

— С тех пор как не стало Тома и Сандры, я стараюсь не думать о Рождестве. Теперь вот снова радуюсь.

— Ты счастлива?

— Я… теперь все по-другому. Я поняла, что нельзя быть хорошим христианином, не будучи, хотя бы в душе, немного евреем. Всю жизнь мне чего-то не хватало. Теперь я впервые могу отдавать все, что имею, без сожаления, без надежды, что мне воздастся за это.

— Знаешь, что я тебе скажу? Не могу говорить об этом с другими, потому что они не поймут. Здесь я чувствую себя очень близкой к Христу, — сказала Карен.

— Я тоже, дорогая.

Карен взглянула на часы и вздохнула.

— Надо поужинать сегодня пораньше, ночью мне идти в караул.

— Хорошенько оденься. На улице очень холодно. У меня тут кое-какая работа. Буду тебя ждать.

Карен переоделась в неуклюжую теплую одежду. Китти собрала волосы в узел и надела похожую на чулок коричневую шапку.

С улицы донеслось пение.

— Это что еще такое? — спросила Китти.

— Это для тебя, — улыбнулась Карен. — Они потихоньку разучивали целых две недели.

Китти подошла к окну. Пятьдесят детей стояли у коттеджа со свечами в руках и пели рождественскую песню.

Китти накинула пальто и вышла с Карен к калитке. Позади детей, в долине, мерцали огоньки сел. Из соседних домов то и дело выглядывали любопытные лица. Китти не разбирала слов, но мелодия была знакома.

— С праздником, — сказала Карен.

По лицу Китти текли слезы.

— Никогда не думала, что мне доведется услышать рождественскую песню в еврейском исполнении. Это самый прекрасный рождественский подарок, который я когда-либо получала.

…Карен назначили в караул на пост за воротами кибуца. Она вышла из села и направилась вдоль шоссе, пока не добралась до окопов. Отсюда открывался вид на всю долину.

— Стой!

Она остановилась.

— Кто идет?

— Карен Клемент.

— Пароль?

— Хаг самеах[14].

Карен сменила часового, спрыгнула в окоп, зарядила винтовку и натянула варежки.

Хорошо стоять на посту, думала Карен, глядя сквозь колючую проволоку в сторону Абу-Йеши. Хорошо быть одной, ни о чем не думать и смотреть вниз на долину Хулы. Было тихо, и лишь слабые звуки рождественской песни доносились до нее. Какая чудесная ночь!

Вскоре песня стихла и воцарилась глубокая тишина. Снег пошел сильнее, и горы словно покрылись белой скатертью.

За спиной у Карен, в перелеске, раздался шорох. Она обернулась и вгляделась. в темноту. Кто-то шел между деревьями. Может быть, голодный шакал, подумала она.

Карен спустила предохранитель, подняла винтовку и. прицелилась. Тень подходила все ближе.

— Стой! — резко крикнула она.

Тень остановилась.

— Пароль?

— Карен! — раздался голос.

— Дов!

Девушка выскочила из окопа и бросилась бежать по снегу. Через несколько секунд они упали в объятия друг друга.

— Дов! Дов! Неужели это ты?

Они спустились в окоп. Карен все старалась разглядеть в темноте лицо Дова.

— Дов, как же это? У меня нет слов.

— Я приехал час назад, — сказал он. — Ждал у твоего дома, потом пошел сюда.

Карен оглянулась.

— Тебе надо быть осторожным. Вдруг англичане тебя поймают?

— Не беспокойся, Карен, все в порядке. Они мне уже ничего не сделают.

— Ты замерз и даже без свитера. Ведь так холодно!

— Ничего, мне хорошо.

Снег продолжал падать, но вдруг луна вышла из-за туч, и они смогли разглядеть друг друга.

— Я скрывался в пещерах за Мишмаром.

— Знаю.

— Я… я думал, ты уехала в Америку.

— Мы не смогли уехать.

— Мне хочется вернуться в Ган-Дафну, но, уходя, я унес несколько часов и колец. Здесь, наверное, думают — я вор.

— О, нет, Дов. Главное — ты жив и здоров.

— Я за все заплачу.

— Эго не имеет никакого значения. Все уже давно забыли. Дов сидел в окопе, низко опустив голову.

— Все это время я много думал. Дов, говорил я себе, никто на тебя не злится. Ты сам на себя злишься. Когда я тебя увидел в тюрьме, то понял, что больше не хочу умирать. Ни умирать, ни убивать.

— О, Дов!

— Карен, не было у меня никакой другой девушки. Я это сказал просто так, чтобы ты уехала.

— Знаю.

— Неужели?

— Я верила, что небезразлична тебе.

— Я хотел вернуться в Ган-Дафну и стать таким, чтобы ты гордилась мной. Мне хотелось, чтобы ты гордилась мной, хоть я и думал, что ты уехала.

Карен опустила глаза.

— Ради тебя я готов сделать все на свете, — нежно шепнул он.

Она дотронулась до его щеки.

— Дов, ты окоченел. Иди, пожалуйста, домой. Поговори с Китти, она все о нас знает и все понимает. Когда меня сменят, пойдем с тобой к доктору Либерману. Будь осторожен. Пароль сегодня — «Хаг самеах».

— Карен, я так много думал о тебе. Никогда больше ничего дурного не сделаю, ничего такого, что причинило бы тебе боль.

— Знаю.

— Можно, я тебя поцелую?

— Пожалуйста.

Они робко прикоснулись губами друг к другу.

— Я тебя люблю, Карен, — вырвалось у Дова, и он побежал в поселок.

— Международное право, — гневно сказал Барак Бен Канаан представителю Соединенных Штатов в ООН, — это то, чем злодей пренебрегает и на чем добродетельный отказывается настаивать силой.

От слов, даже самых умных, теперь уже мало что зависело. Если евреи провозгласят 15 мая независимость, они останутся одни перед армиями семи арабских государств.

Отряды Кавуки и палестинские арабы, которыми командовали Сафват и Кадар, усиливали террор.

Наступил 1948 — решающий год.

По мере того как англичане оставляли одну позицию за другой, арабы становились все наглее.

Галилея

Бандиты окружили кибуц Манара, расположенный высоко в горах у ливанской границы, и отрезали еще пять еврейских сел. Кроме того, они пять раз атаковали Эйн-Зейтим — Источник маслин, но были вынуждены отступить.

Зашевелились и сирийские села: перейдя границу, их жители напали на кибуцы Дан и Кфар-Шольд. Майор Хоке, командующий английскими войсками на севере страны, выделил несколько отрядов, которые помогли _ евреям прогнать сирийцев на их территорию.

Арабы из Ааты при поддержке жителей сирийских сел и бойцов Кавуки совершили налет на Лагавот-Хабашан — Пламя Башанских гор.

Подвергся нападению также Рамат-Нафтали, названный в честь одного из колен древнего Израиля.

Зная, что майор Хоке вот-вот выведет войска из Сафеда, арабы усиливали боевые операции. Блокада города каббалистов уже сказывалась: не хватало продовольствия и воды. Доставлять грузы в еврейские кварталы удавалось только под конвоем англичан.

Хайфа

Хайфский порт, один из крупнейших на Ближнем Востоке, был в центре внимания враждующих сторон. Пока он находился в руках англичан.

Хайфа стала одним из немногих мест в Палестине, где еврейские позиции оказались расположены над арабскими — на горе Кармель. Командующий английскими войсками в этом районе не скрывал своих симпатий к арабам и старался оттеснить евреев с выгодных позиций.

Маккавеи скатывали бочки со взрывчаткой по склонам Кармеля в арабский квартал. Евреям также удалось задержать крупный транспорт оружия из Ливана.

Деловые связи между обеими частями города полностью прекратились. Амин Азаддин, офицер Арабского легиона, прибыл в город, чтобы возглавить арабских ополченцев.

Англичане чинили евреям препятствия на каждом шагу и помогали арабам стянуть силы для штурма Кармеля.

Саронская долина

В средние века после крестовых походов долина, расположенная в центре страны, стала самым густонаселенным еврейским районом. К востоку от нее лежала Самария, населенная арабами и известная под названием «Арабского треугольника». Положение здесь было относительно спокойным.

Тель-Авив — Яффа

Улицы на стыке двух соседних городов стали полем сражения. Они. постоянно патрулировались англичанами, но все равно здесь постоянно вспыхивали перестрелки. Маккавеи заняли место в рядах Хаганы. Евреи и арабы нападали друг на друга при первой возможности. Арабы превратили минарет в наблюдательный пункт, но британские войска не давали евреям атаковать мечеть.

Юг

В пустыне Негев считанные еврейские населенные пункты располагались далеко друг от друга. У арабов здесь были две крупные базы — Беер-Шева и Газа, известная еще со времен библейского Самсона. Они могли без особых усилий блокировать еврейские селения и обречь их на голодную смерть. Евреи, правда, пока держались, но положение становилось с каждым днем все опаснее. Именно там впервые начали действовать еврейские воздушные силы — два «пайпера», которые использовались для связи. Еще один «пайпер» летал в осажденный Иерусалим. Вскоре эти дряхлые самолеты стали выполнять боевые задания — сбрасывать на головы арабов гранаты.

Иерусалим

Абдель Кадар все туже стягивал петлю вокруг еврейской части города. Легко уязвимое шоссе Баб-эль-Вад, петляющее по горам Иудеи, было блокировано намертво. Проходить по нему могли только большие конвои. Англичане упорно отказывались обеспечить безопасность дорог.

К югу от Иерусалима в горах Хеврона, по дороге в Бетлехем, у евреев было четыре населенных пункта — села религиозных евреев, известные под общим названием Гуш-Эцони. Они оказались полностью отрезаны от еврейской Палестины и выглядели так же уязвимо, как и Сафед. Арабский легион Трансиордании, составная часть британской армии, блокировал дорогу, соединяющую селения с Иерусалимом.

В городе нехватка продовольствия и воды достигла предела. Взрывы, обстрелы из засад, вынужденная езда в бронированных машинах, постоянные стычки стали обыденностью.

В довершение всего арабы, устроив засаду, перехватили автоколонну Красного Креста, которая следовала из медицинского центра «Гадасс» на горе Скопус. Бандиты убили и разрубили на части семьдесят семь еврейских медиков. Анг-личане по-прежнему не вмешивались.

Зеев Гильбоа доложил Ари, что готов принять у англичан Форт-Эстер.

— Мы можем выехать хоть сейчас.

— Очень хорошо, отправляйтесь. Майор Хоке сообщил, что передаст крепость в четырнадцать ноль-ноль. Слушай, говорят, твоя Лиора снова беременна?

— Точно.

— Придется лишить тебя увольнительных, — улыбнулся Ари.

Зеев выбежал из штаба, прыгнул в кабину грузовика и поехал в кибуц Эйн-Ор. Двадцать пальмахников, парни и девушки, должны были занять Форт-Эстер. Сначала они ехали по главному шоссе, а затем свернули на узкую горную дорогу к ливанской границе и форту.

Зеев вспоминал, как последний раз был дома, в кибуце Сде-Шимшон — Поле Самсона. Лиора сказала, что скоро снова родит. Он ужасно обрадовался. До армии Зеев пасскот. Но как давно это было. Какое счастье — облазить с сыновьями горы, где он пас и еще будет пасти овец…

Впрочем, до этого еще далеко. Сейчас надо занять Форт-Эстер и снять осаду с кибуца Манара, затем организовать патрулирование границы, чтобы преградить путь диверсантам.

Бетонная крепость возвышалась над долиной Хулы. Конечно, станет гораздо легче, когда над ней взовьется флаг со звездой Давида.

Пальмахники в кузове пели песни, грузовик петлял по извилинам горной дороги. Зеев посмотрел на часы. До назначенного срока осталось пятнадцать минут. Наконец показалось бесформенное здание крепости. Внизу белело арабское село Абу-Йеша, над ним утопало в зелени плато Ган-Дафны.

Метров за сто до въезда в крепость Зеев почувствовал что-то неладное. Он сбросил скорость и высунул голову из кабины. Почему не заметно никакого движения? Зеев посмотрел вверх, в сторону крепостной башни. Над ней разве-вался флаг армии Кавуки. Внезапно со стороны форта раздался залп.

Зеев резко затормозил и свернул на обочину.

— Рассредоточьтесь!

Пальмахники попрыгали с машины и бросились врассыпную. Грузовик загорелся. Зеев собрал людей, дал команду отступать вниз, в кибуц Эйн-Ор.

Узнав, что Форт-Эстер отдан арабам, Ари немедленно помчался в Сафед. Он ворвался в кабинет майора Хокса — рослого, смуглого мужчины со следами бессонницы на лице.

— Иуда! — бешено зашипел на него Ари.

— Я тут ни при чем, — смущенно оправдывался Хоке. — Поверьте мне…

— Нет, не поверю.

Хоке схватился за голову.

— В десять вечера мне позвонили из генштаба в Иерусалиме и приказали немедленно покинуть Форт-Эстер.

— Вы должны были предупредить меня.

— Не мог, — пробормотал Хоке. — Нельзя было. Я солдат, Бен Канаан. Всю ночь глаз не сомкнул. Сегодня утром звонил в Иерусалим и просил, чтобы мне разрешили вернуть Форт-Эстер.

Ари окинул майора презрительным взглядом.

— Все, что вы обо мне, вероятно, думаете, — правильно…

Ари не сводил с него глаз.

— Вы, Хоке, не первый и не последний солдат, который идет на сделку с совестью.

— Что толку теперь говорить. Этим дело не поправишь.

— Может быть, начальство вас похвалит за то, что вы натворили, но мне вас жаль. Не у кого-нибудь, а у вас на совести будет осада Ган-Дафны, если, конечно, у вас еще осталась хоть капля совести.

Хоке изменился в лице.

— Неужто вы оставите детей на горе? Ради Бога, Бен Канаан, заберите их оттуда!

— Раньше надо было думать. Без Форт-Эстер нам остается сражаться за Ган-Дафну до последнего патрона, иначе мы потеряем долину Хулы.

— Слушайте, Ари, я сам вывезу детей.

— Их некуда везти.

Хоке сжал кулак, ударил по столу и выругался. Он поставил Ган-Дафну в безвыходную ситуацию. Ари смотрел на него не сводя глаз. Майора действительно мучили угрызения совести.

Еще по дороге в Сафед Ари лихорадочно искал выход из положения. Его план был весьма рискован, но все же мог спасти Ган-Дафну.

— Что же теперь делать, Бен Канаан?

— Как командир района вы имеете право приехать в Ган-Дафну и посоветовать нам эвакуироваться.

— Да, но…

— Вот так к сделайте. Возьмите с собой полсотни грузовиков и завтра же отправляйтесь. Да не забудьте захватить бронемашины для охраны колонны. Если кто-нибудь спросит, куда едете, отвечайте, что собираетесь эвакуировать детей.

— Не понимаю. Вы что же, согласны на эвакуацию?

— Нет. Остальное предоставьте мне. Вы только организуйте завтра конвой.

Хоке не стал допытываться, что у Ари на уме. Он в точности выполнил просьбу Бен Канаана, взял с собой пятьдесят грузовиков и под охраной бронемашин поехал в Ган-Дафну. Растянувшись чуть ли не на километр, автоколонна выехала из форта Тагарта, миновала шесть арабских деревень и повернула в сторону Хулы. Затем свернула в гору, проехала по Абу-Йеше на виду у бандитов, завладевших крепостью, и в полдень добралась до Ган-Дафны. Майор Хоке предложил эвакуировать село, доктор Либерман, по совету Ари, ответил официальным отказом. После обеда автоколонна покинула Ган-Дафну и вернулась на своюбазу в Сафед.

Тем временем Ари сообщил кое-кому из арабских друзей в Абу-Йеше, что майор Хоке оставил в Ган-Дафне тонны оружия и боеприпасов — от пулеметов до мортир.

— В конце концов, — сказал Ари под большим секретом, — Хоке всегда сочувствовал евреям. Должен же он был искупить сдачу Форт-Эстер арабам.

Поползли слухи. Через несколько часов в районе все были убеждены, что теперь Ган-Дафну взять нельзя. То, что детей не эвакуировали, придавало слухам вес: арабы знали, что при серьезной угрозе евреи непременно бы юс вывезли.

Тем временем Ари снова отправился в Абу-Йешу.

Он вошел в каменный дом у реки, где жил Taxa, его старый друг и мухтар села. Араб обязан оказать гостеприимство каждому, кто вошел в его дом. Это очень древний обычай, и Taxa исполнил его как следовало, но Ари почувствовал холодок, которого раньше никогда не замечал в этом доме.

Они вместе пообедали, болтая о пустяках. Когда приличия были соблюдены, Ари приступил к цели своего визита.

— Не кажется ли тебе, — начал Ари, — что пора поговорить открыто о том, чему ты отдаешь предпочтение?

— Сегодня это не играет никакой роли.

— В таком случае, боюсь, мне придется говорить с тобой как командиру Хаганы.

— Я дал тебе честное слово, что Абу-Йеша останется нейтральной.

Ари встал и посмотрел Taxe прямо в глаза. Затем он Произнес слова, оскорбительные для араба:

— Правильно, ты дал мне честное слово, но ты же его и нарушил.

Taxa бросил на него гневный взгляд.

— Нам известно, — продолжал Ари, — что люди Кавуки собираются в Абу-Йеше целыми шайками.

— А что я, по-твоему, должен делать? — зло ответил Taxa. — Мне что — запретить им ходить здесь? Я их, во всяком случае, сюда не звал.

— Я их тоже не звал. Послушай, друг мой, когда-то мы с тобой разговаривали не так.

— Времена меняются, Ари.

Ари подошел к окну и посмотрел на мечеть по ту сторону реки.

— Ты знаешь, Taxa, я всегда любил эти места. Мы с тобой провели немало славных дней в этом доме, на берегу этой реки. Помнишь, как мы отправлялись туда с ночевкой?

— Это было давно.

— Может быть, у меня и впрямь слишком хорошая память. В дни погромов мы с тобой, бывало, толковали о том, до чего все это глупо. Мы же кровью поклялись навек остаться друзьями. Перед тем как прийти сюда, я ночь глаз не сомкнул, все думал и вспоминал.

— Тебе, Ари, сентиментальность не к лицу.

— Еще меньше мне к лицу угрожать тебе. Мухаммед Каси и его головорезы, окопавшиеся в Форт-Эстер, ничуть не лучше тех, кто убил твоего отца, когда., он стоял на коленях и молился. Как только англичане выведут отсюда войска, Каси немедленно перекроет дорогу в Ган-Дафну. Если ты это допустишь, он твоим людям сунет в руки винтовки и прикажет им напасть на Яд-Эль.

— Что же мне, по-твоему, делать?

— А мне что прикажешь делать?

Воцарилось тяжелое молчание.

— Ты — мухтар Абу-Йеши. Ты можешь распоряжаться своими людьми, как распоряжался, бывало, твой отец. Ты должен прекратить эти шашни с бандитами.

— А если нет?

— Если нет, то мы будем считать тебя врагом.

— И что тогда, Ари?

— Это может привести к гибели Абу-Йешу.

Ни Taxa, ни сам Ари не верили этим словам. Ари очень устал. Он подошел к другу, доложил ему руки на плечи.

— Пожалуйста, Taxa, — сказал он, — помоги мне.

— Я араб, — ответил Taxa.

— Ты в первую очередь человек. Ты умеешь отличать хорошее от дурного.

— Я грязный араб.

— Так ты сам о — себе думаешь?

— Еще скажешь, чего доброго, что я — твой брат?

— Ты им всегда был.

— Если я действительно твой брат, отдай мне Иордану. Ты не ослышался, отдай ее мне в жены, пусть она станет матерью моих детей.

Ари размахнулся и ударил Таху в. челюсть. Араб упал на четвереньки, но тут же вскочил на ноги и схватился за кинжал.

Ари стоял неподвижно. Taxa отвернулся и бросил оружие на каменный пол.

— Что я наделал! — прошептал Ари.

Он подошел к Taxe, всем своим видом умоляя о прощении.

— Ты мне сказал все, что я хотел знать. Вон из моего дома, жид!

Глава 4

Ситуация в ООН обострилась до предела. Опасаясь, что раздел Палестины потребует военного вмешательства, и не желая, чтобы Советский Союз занял место в войсках ООН, США объявили, что намерены отказаться от резолюции о разделе.

Ишув отчаянно убеждал американцев отказаться от своей позиции. В самый разгар уговоров Барака Бен Канаана срочно вызвали во Францию. Барак был весьма удивлен этим приказом, но немедленно сел в самолет и улетел в Париж.

Его встретили два агента ишува. Выяснилось, что его вызвали для участия в секретных переговорах, касающихся важной сделки по закупке оружия. Палестинское еврейство считало, что в связи с неблагоприятным развитием дел в ООН этот вопрос надо решать в первую очередь и именно он, Барак, самый подходящий человек для подобных переговоров. Старый друг Ян Масарик подсказал, в каких странах можно достать оружие.

Через несколько недель тайных переговоров сделка была заключена. Но как доставить оружие в Палестину?

Агент Алии Бет отыскал в Вене списанный американский бомбардировщик «либерейтор», который был приобретен от имени «Альпийской авиакомпании».

Затем подобрали экипаж. Шесть еврейских летчиков — четверо из Южной Африки и двое из США, ветераны мировой войны, выразили готовность работать и, дали подписку о неразглашении тайны.

Труднее всего было создать в маленькой Палестине под носом у англичан секретный аэродром. Выбор пал на заброшенное летное поле в Ездрелонской долине, которое служило в годы войны базой для английских истребителей. Оно находилось в районе, населенном евреями; именно здесь «либерейтор» имел шанс приземлиться незаметно.

Тем временем в Европе организовали тайный сбор оружия. Первую партию собирались отправить через две недели.

Каким-то чудом евреи пока удерживали свои позиции в Палестине. Арабы не сумели захватить ни одного населенного пункта, зато систематически громили еврейские автоколонны. Были перерезаны водопроводные линии, ведущие в Негев. Кое-где жители уже питались картофельными очистками да маслинами.

Самые упорные бои шли вокруг Иерусалима, где арабская тактика давала все более заметные результаты. Шоссе Баб-эль-Вад было усеяно останками сгоревших машин. Лишь изредка удавалось прорваться конвоям, но за это приходилось платить человеческими жизнями.

Впервые в истории по Иерусалиму был открыт артиллерийский огонь. Совершили этот «подвиг» бандиты Кавуки.

Кавуки, Сафвату и Кадару была нужна хоть какая-нибудь победа. Их хвастливые предсказания не сбывались, и палестинские арабы начинали проявлять беспокойство.

И вот Кавуки, самозваный генералиссимус «Войска Ярмука», решил покрыть себя славой завоевателя первого еврейского населенного пункта. Он тщательно выбирал цель по зубам.

Выбор пал на село Тират-Цви — Крепость рабби Цви, казавшееся беззащитным. Это был кибуц в южной части долины Бет-Шеан, созданный религиозными евреями, многие из которых прошли через немецкие концлагеря. Его построили как форпост в районе, населенном арабами. К югу лежал «треугольник». С востока кибуц омывался Иорданом; с противоположного берега реки село насквозь простреливалось. Севернее находился арабский город Бет-Шеан.

Кавуки был в восторге от своего выбора. Одна атака, заверял он, и евреи будут уничтожены. Сосредоточив арабов на военной базе в Наблусе, главном городе «треугольника», он стал готовить нападение.

Кавуки заранее объявил о своей победе. Его бандиты еще не начали атаку, а из Бет-Шеана уже повалили арабские женщины с мешками и корзинами, чтобы вслед за бойцами войти в кибуц и принять участие в грабеже.

Арабы выступили туманным утром. У евреев было сто шестьдесят мужчин и женщин, способных держать оружие. Они окопались и сколотили кое-какие укрепления. Детей спрятали в амбаре в центре кибуца. Из артиллерии у защитников была лишь двухдюймовая мортира.

Раздались звуки горна. Офицеры Арабского легиона с саблями наголо возглавили атаку. За ними повалили бандиты, рассчитывавшие захватить кибуц с ходу.

Защитники кибуца дали арабам подойти поближе и встретили их залпом. Арабы повалились, как скошенные колосья.

Вторая, третья и четвертая атаки были отбиты так же: евреи подпускали врагов на близкое расстояние и открывали огонь.

Поле покрыли убитые. Раненые громко молили о помощи и милосердии во имя Аллаха. Остатки нападавших позорно отступили. Кавуки обещал легкую победу и богатую добычу, говорил, что евреи пустятся наутек, едва завидят его орлов. На сопротивление он не рассчитывал…

Офицеры поцытались остановить паническое бегство, пустив в ход оружие. Они собрали своих людей и заставили их готовиться к новой атаке, но от первоначального воодушевления арабов не осталось и следа.

В кибуце между тем положение было весьма нелегким: чтобы выдержать еще одну атаку, не хватило бы боеприпасов. Если же арабы пойдут на приступ с разных сторон, их и вовсе нельзя будет остановить. Почти все оставшиеся боеприпасы кибуцники отдали двум десяткам снайперов и отступили к центру села, готовясь защищать детей врукопашную.

На этот раз арабы приближались гораздо медленнее, офицеры легиона шли не впереди, а сзади и подталкивали своих воинов пистолетами.

И вдруг разверзлись небеса, полил проливной дождь. За несколько минут поле превратилось в сплошное болото. Атака захлебнулась точно так же, как три тысячи лет назад налет хананейских колесниц на воинов Деворы.

Снайперы уложили тех, кто все-таки достиг окраины кибуца, и тогда рыцари «Войска Ярмука» сочли, что с них на сегодня хватит.

Кавуки пришел в бешенство, когда узнал о разгроме у Тират-Цви. Чтобы спасти лицо, он решил срочно нанести ответный удар и затеял рискованную операцию.

Стратегически шоссе между Тель-Авивом и Хайфой было важнее иерусалимского. Если перерезать линию Тель-Авив — Хайфа, евреи не смогут координировать свои действия, так как Галилея будет отрезана от Саронской долины. Вдоль главной автострады стояли арабские деревни, их евреям приходилось объезжать. На одной из объездных дорог стоял кибуц Мишмар-Газмек — Страж долины. Кавуки решил захватить его, чтобы отрезать Тель-Авив от Хайфы.

На этот раз он не повторил ошибку, допущенную у Тират-Цви. Прежде чем начать атаку, он окружил кибуц и начал обстрел из 75-миллиметровых орудий. У евреев был всего один пулемет.

Артподготовка продолжалась целый день. К вечеру англичане потребовали от арабов прекратить огонь, приехали в кибуц и предложили евреям эвакуироваться. Те отказались, и англичане убрались восвояси, сделав, так сказать, все воз-можное. От них Кавуки узнал, что в кибуце мало бойцов. Однако он не позаботился о разведке. Между тем долина кишела бойцамц Хаганы. На следующую ночь два батальона Хаганы тайно пробрались в кибуц.

Наступил третий день. Кавуки двинулся в наступление, но вместо победоносного вступления в побежденное село попал под огонь хорошо обученных батальонов. Он отступил с большими потерями, кое-как собрал людей и попытался атаковать еще раз, но снова был отбит. Вновь и вновь Кавуки посылал солдат в атаку. Арабы падали духом, их с трудом удавалось сдвинуть с места.

Наконец люди перестали подчиняться Кавуки. В это время евреи внезапно контратаковали. Диверсанты в панике бросились бежать. Бойцы Хаганы преследовали их до самого Мегиддо, где в течение тысячелетий сходились сотни армий. Здесь, на историческом поле Армагеддона, Кавуки потерпел сокрушительное поражение. Бой закончился только после вмешательства англичан, которые потребовали прекратить огонь.

Так было выиграно первое — сражение в Войне за независимость.

Горная бригада Пальмаха ежедневно проливала кровь, чтобы не дать арабам перерезать иерусалимский коридор. Отряды евреев рыскали по ущельям и чащобам Иудейских гор, нападали на деревни, где скрывались бандиты. Они не спали сутками, изнемогали от усталости, но всегда были готовы отправиться в рейд.

— Здесь партизанил еще царь Давид!

С глазами, красными от бессонницы, пальмахники отправлялись в новый поход.

— Помни, ты сражаешься на том самом месте, где рос Самсон!

— В этой долине Давид победил Голиафа.

— Здесь Иисус Навин остановил солнце!

По ночам они читали вслух Библию, и это вселяло в изнемогающих бойцов силы, которые помогали им подняться на ноги утром. Здесь, на территории, которую контролировал Кадар, бои не прекращались ни на минуту, и арабы слепо шли за своим вожаком.

…В Тель-Авиве собрали большой конвой, чтобы спасти Иерусалим от голода. Бойцам горной бригады поручили взять расположенную на развалинах крепости крестоносцев арабскую деревню, господствовавшую над важным перевалом в горах.

Штурм Кастеля стал первым еврейским наступлением в этой войне. Ценой нечеловеческих усилий бойцы под покровом ночи вскарабкались на почти неприступную гору, добрались до вершины и в рукопашном бою захватили деревню.

Взятие Кастеля приободрило ишув. Огромная автоколонна тут же выехала из Тель-Авива и через Баб-эль-Вад добралась до Иерусалима. Население города было спасено.

Кавуки вызвал к себе в штаб в Наблус окопавшегося в Форт-Эстер Мухаммеда Каси, командующего арабскими силами в долине Хулы.

Каждый месяц Кавуки выпускал бюллетени, в которых хвастался несуществующими успехами. Он мечтал возглавить арабское войско, которому будет подвластна территория от Евфрата до Гибралтара. Каждый раз, терпя поражение, он ссылался на «британское вмешательство», не позволившее ему расправиться с евреями. Когда, однако, англичане вывели свои войска, ссылаться стало не на кого.

Кавуки поцеловал Мухаммеда Каси в обе щеки, потом они долго говорили о своих блестящих победах. Каси хвастал, как он захватил Форт-Эстер, а Кавуки рассказывал об ударах, которые он нанес кибуцам Тират-Цви и Мишмар-Гаэмек.

— Я получил послание от Его Святейшества из Дамаска, — сказал Кавуки. — Пятнадцатого мая, в день, когда истекает срок британского мандата, Хадж Эмин эль-Хусейни победоносно вернется в Палестину.

— Какой это будет праздник для всего ислама! — воскликнул Мухаммед Каси.

— Его Святейшество избрал Сафед временной резиденцией, пока не будут полностью уничтожены сионисты. Теперь, когда нет майора Хокса, этого друга евреев, нам понадобится меньше недели, чтобы взять Сафед.

— Несказанно рад слышать такие новости!

— Однако, — продолжал Кавуки, — пока в долине Хулы останется хоть один еврей, Сафед будет небезопасен и, значит, муфтий не сможет туда въехать. Долина Хулы — кинжал, направленный нам в спину. Нужно во что бы то ни стало стереть их с лица земли. Хула, — если не ошибаюсь, ваш район, брат мой. Нужно, чтобы вы немедленно захватили Ган-Дафну, тогда мы возьмем долину в свои руки.

— Мой генералиссимус, разрешите заверить вас, что каждый из моих добровольцев отважен как лев и воодушевлен благородной задачей истребить сионистов. Мои бойцы поклялись драться до последней капли крови.

— Вот и прекрасно. Кстати, мы им и — платим почти по доллару в месяц.

Каси погладил бороду, затем поднял указательный палец, украшенный бриллиантовым кольцом.

— Но мы не должны забывать, что майор Хоке оставил в Ган-Дафне три тысячи винтовок, сто пулеметов, десятки орудий.

Кавуки вскочил.

— Вы что — боитесь детей?

— Клянусь бородой пророка, евреи направили в Ган-Дафну тысячу пальмахников. Я их видел собственными глазами.

Кавуки влепил Мухаммеду Каси две пощечины.

— Ты возьмешь Ган-Дафну, ты сровняешь ее с землей, ты умоешь руки в крови проклятых жидов, не то я брошу твой вонючий труп стервятникам!

Глава 5

Первым делом Мухаммед Каси послал сотню человек в Абу-Йешу. Вскоре об этом доложили Ари. Ари знал, что большинство жителей Абу-Йеши на стороне евреев, и ждал, как они поступят.

Арабы Абу-Йеши были не слишком рады появлению людей Каси. Они десятки лет жили в добрых отношениях с жителями Яд-Эля, даже их дома строили евреи. Они были доброжелательны к соседям и не хотели воевать с ними. Они ожидали, что Taxa прикажет прогнать бандитов. Однако Taxa бездействовал. Его молчание решило судьбу Абу-Йеши, феллахи смирились с оккупацией села.

Каси быстро воспользовался бездействием Тахи. С каждым днем его головорезы становились все наглее и активнее. Они отрезали дорогу в Ган-Дафну. Жители села возмущались ими, но дальше дело не пошло. Затем четверых жителей Абу-Йеши поймали на тайной доставке продовольствия в Ган-Дафну. Каси велел отрубить им головы и выставить на сельской площади. С этого момента село покорилось оккупантам целиком и полностью.

Ари ошибся. Он был уверен, что жители Абу-Йеши заставят Таху принять справедливое решение, тем более что речь шла о судьбе Ган-Дафны. Но теперь Каси перерезал дорогу в Ган-Дафну и каждый день обстреливал детский поселок из горных орудий, размещенных в Форт-Эстер.

Ган-Дафна готовилась к защите со дня своего создания. Каждый точно знал свои обязанности. Переход от мирной жизни к чрезвычайному положению произошел быстро и. спокойно.

Дети старше десяти лет активно участвовали в обороне. Цистерну с водой обложили мешками с песком. Генератор, медикаменты, скудный арсенал и продовольствие были спрятаны в подземелье.

Жизнь шла своим чередом, но школьные занятия, обеды, игры и прочие дела переместились в убежища. На ночь дети отправлялись в подземные спальни с двухъярусными нарами, расположенные в бетонных тоннелях под толстым слоем грунта и для верности накрытые сверху мешками с песком.

Когда обстрел прекращался, дети выходили из убежищ, чтобы размяться и поухаживать за газонами и клумбами. Через неделю дети привыкли к взрывам снарядов, как к обычной житейской неприятности.

Внизу, в кибуце Эйн-Ор, Ари лихорадочно искал выход из положения. Остальные населенные пункты сами могли позаботиться о своей обороне, но в Ган-Дафне шестьсот душ детей, к тому же селение расположено в очень опасном месте, прямо под Форт-Эстер. Правда, запасов продовольствия здесь на месяц, в воде тоже не будет недостатка, если только в цистерну не попадет снаряд. Хуже с топливом. Ночи в горах холодные, и Ари знал, что доктор Либерман согласится скорее замерзнуть, чем пустить на топливо драгоценные молодые деревца.

Бандиты перерезали телефонную линию — пришлось установить между Ган-Дафной и Яд-Элем световую сигнализацию. Детское село оказалось совершенно отрезано от внешнего мира. Добраться туда можно было только по крутому западному склону, карабкаясь по скалам на высоту шестьсот метров, да и то лишь ночью.

Но не снабжение и не связь волновали Ари. Он боялся кровавой резни. Кто знает, сколько продержится пущенный им слух о неприступности Ган-Дафны.

Осмотрев все запасы оружия, Ари набрал для селения дюжину испанских винтовок выпуска 1880 года, двадцать три самодельных ружья и разобранное на части ветхое венгерское противотанковое орудие с пятью зарядами. Зееву Гильбоа с двадцатью пальмахниками пришлось тащить это оружие на себе. Когда стемнело, отряд отправился в путь и всю ночь карабкался по крутому склону. В одном месте они прошли в нескольких шагах от Абу-Йеши. Это был самый опасный участок: пальмахники четверть километра ползли по-пластунски под самым носом у бандитов.

Ган-Дафна выглядела ужасно. Здания повреждены, клумбы перерыты, статуя Дафны сбита с пьедестала. Тем не менее дети хранили удивительное хладнокровие, а оборона работала безотказно. Зеев не удержал улыбки, когда им навстречу выщел доктор Либерман с пистолетом на боку. И все же поселок облегченно вздохнул, когда пришло подкрепление.

Артиллерийский обстрел продолжался еще дней десять. Горные орудия разрушали одно здание за другим. Снаряд, разорвавшийся неподалеку от входа в убежище, убил двух детей.

Кавуки требовал решительных действий, и Каси попытался организовать две-три вылазки. Каждый раз его люди попадали в засаду и погибали, так как Зеев выстроил оборону Ган-Дафны чуть ли не до самых стен Форт-Эстер. Пальмахники, парни и девушки, пробравшись к крепости и к Абу-Йеше, следили за каждым движением арабов.

Тем временем из тель-авивского штаба Хаганы явился курьер. Ари немедленно созвал командиров всех селений. В Тель-Авиве приняли решение перевезти детей, живущих в прифронтовой полосе, в кибуцы и мошавы Саронской долины, поближе к Тель-Авиву и к морю, где было не так опасно. Между строк читалось: положение настолько тяжелое, что Хагана готовит меры на случай эвакуации детей морем.

Это не было приказом: кибуцы и мошавы могли самостоятельно принять решение. Конечно, если дети будут со взрослыми, люди станут драться до конца, но нельзя было не считаться с угрозой массовой резни.

Для ишува эвакуация детей означала отступление. Большинство евреев приехало сюда, спасаясь от преследований. Здесь был их последний рубеж, за который отступать некуда: вне Палестины надеяться не на что.

Каждое селение решало этот вопрос по-своему. Кое-где наотрез отказались отпускать детей, решив стоять до последнего, умереть всем вместе. Там не хотели, чтобы дети узнали, что такое отступление. Села, отрезанные в горах, предпочли детей вывезти.

Все беспокоились за Ган-Дафну.

Разведчики донесли Ари, что Кавуки требует от Мухаммеда Каси наступления. Продовольствия становилось все меньше, топливо закончилось, прямые попадания повредили цистерну с водой. Никто не жаловался, но жизнь в подземельях сказывалась на всех.

Командиры долины Хулы единогласно решили — младших детей необходимо вывезти. Но как это сделать? Просить о временном прекращении огня означало подвергнуться двойной опасности. Во-первых, Каси непременно нарушит соглашение, во-вторых, такая просьба показала бы слабость Ган-Дафны. К тому же если направить в Ган-Дафну автоколонну, то придется собрать все наличные силы. Поражение в такой операции равносильно гибели детей.

Не в первый и не в последний раз Ари искал выход из безвыходного положения. И он придумал фантастический план, который превосходил по дерзости все, что ему доводилось до сих пор совершать.

Ари поручил Давиду подобрать надежных ребят, а сам отправился в Ган-Дафну. Он карабкался по скалам с большим трудом. Нога болела и почти отказывалась служить. Зато эти места он знал с детства и мог пройти по ним с закрытыми глазами. На рассвете Ари добрался до Ган-Дафны и немедленно созвал в штабном бункере совещание, на которое явились все начальники отделений, в том числе Зеев, Иордана, доктор Либерман и Китти.

— Здесь двести пятьдесят детей младше двенадцати лет, — начал Ари без предисловия. — Завтра ночью мы их вывезем.

Он взглянул на изумленные, измученные лица собравшихся.

— В Яд-Эле сейчас собирается отряд, — продолжал он. — Нынешней ночью Давид приведет сюда четыреста человек со всей Хулы. Если их не обнаружат, они доберутся завтра на рассвете. Следующей ночью двести пятьдесят мужчин отнесут детей вниз. Остальные полтораста будут их сопровождать и охранять. Мы отдали им все оружие, какое только у нас есть.

Те, кто был в бункере, смотрели на Ари, как на сумасшедшего. Прошла минута, никто не проронил ни слова.

Наконец поднялся Зеев Гильбоа.

— Ари, боюсь, я тебя не понял. Неужели ты в самом деле собираешься нести двести пятьдесят детей вниз по обрыву, да еще ночью?

— Именно так.

— Это очень опасно для мужчины, идущего днем налегке, — вмешался Либерман. — Нести на спине детей, да еще ночью, просто немыслимо. Кто-то обязательно оступится.

— Придется рискнуть.

— Но, Ари, — снова заговорил Зеев, — им же придется пройти под носом Абу-Йёши. Их непременно обнаружат.

— Мы примем меры, чтобы не обнаружили.

В бункере зашумели.

— Молчать!. Без паники! — крикнул Ари. — У нас не митинг. Расходитесь, и прошу соблюдать тайну. У меня еще куча дел.

Ари разработал план эвакуации до малейших подробностей. Был составлен график, рассчитанный по минутам. Те, кто знал об операции, замирали от страха. Все может случиться! Кто-то может поскользнуться, могут залаять собаки в Абу-Йеше. Каси может что-то пронюхать и, узнав, что все селения в долине остались без оружия, нападет на них.

И тем не менее все понимали, что другого выхода нет. Еще неделя, от силы десять дней — и положение Ган-Дафны станет катастрофическим.

Вечером Давид просигналил в Ган-Дафну, что с темнотой его отряд отправится в путь.

Всю ночь четыреста добровольцев карабкались по скалам и усталые добрались до селения еще до рассвета. Ари встретил их в окрестностях села и велел спрятаться в лесу. Нельзя было допустить, чтобы из Форт-Эстер заметили новых людей. Да и в самом селении лучше до поры до времени не показываться.

Они оставались в лесу до самого вечера. Операция началась без десяти шесть, за сорок минут до захода солнца.

Детям в молоко подсыпали снотворное и в четверть седьмого уложили спать. Вскоре они крепко заснули.

В 18.32 солнце зашло за Форт-Эстер.

В 18.40 Ари собрал взрослых на последнее совещание.

— Слушайте внимательно, — сказал он. — Через несколько минут начинаем эвакуацию. Каждый получит задание. Все должно идти строго по графику. Помните: малейшее его нарушение смертельно опасно для детей, для бойцов, да и для вас самих. Никаких вопросов или споров.

В 18.45 Иордана выставила вокруг Ган-Дафны усиленный караул из старших детей. Зеев Гильбоа и двадцать пальмахников поднялись в горы, чтобы прикрыть Ган-Дафну сверху.

Как только караулы были расставлены, двадцать пять жителей селения спустились в убежище, чтобы одеть спящих детей. Китти обошла всех и убедилась, что снотворное подействовало. На губы каждого ребенка налепили пластырь, чтобы он случайно не закричал во сне. В 19.30 все. было готово, и Ари вызвал отряд из леса.

Детей привязали ремнями к спинам бойцов.

В 20.30 двести пятьдесят мужчин двинулись к воротам селения, где их ждала охрана — полтораста бойцов с автоматами. Ари первым шагнул к краю, обрыва.

Жители Ган-Дафны молча толпились у ворот. Им оставалось только ждать и молить Бога о спасении детей.

Китти Фремонт тоже стояла у ворот. Больше часа она смотрела в темноту.

— Ночь будет длинная, — раздался голос у нее за спиной. — Не лучше ли вам вернуться, здесь холодно.

Китти обернулась. Рядом с ней стояла Иордана. Впервые за время их знакомства Китти была искренне рада видеть эту рыжую дикарку. В последние недели она все больше проникалась к ней уважением. Благодаря воле и хладнокровию Иорданы в Ган-Дафне сохранялся образцовый порядок. Иордана сумела внушить юношам и девушкам из отрядов Гадны поразительное спокойствие, и они вели себя как бывалые вояки. Несмотря на трудности, обрушившиеся на Ган-Дафну в дни осады, Иордана оставалась уравновешенной и энергичной. А ведь ей не было еще и двадцати лет.

— Да, предстоит очень длинная ночь, — ответила Китти.

— Посидите со мной, — предложила Иордана. — У меня есть коньяк. Думаю, самое время выпить. Подождите в бункере. Мне надо только сменить часовых. Вернусь через полчаса.

Китти не двигалась с места. Иордана взяла ее за руку.

— Пошли, — тихо сказала она. — Все равно от нас уже ничего не зависит.

Китти сидела в бункере, нервно куря сигарету за сигаретой. Наконец Иордана вернулась, сняла коричневый шлем. Длинные рыжие локоны упали ей на плечи. Иордана потерла руки, чтобы согреться, затем достала коньяк, припрятанный в стене бункера. Она отряхнула бутылку от налипшей земли и налила две рюмки.

— Лехаим, — сказала она, отпив глоток.

— Когда они пройдут Абу-Йешу?

— Не раньше полуночи, — ответила Иордана.

— Я все время твержу себе: все будет хорошо. Но тут же начинаю воображать то одно, то другое…

— Как же можно не думать об этом! — ответила Иордана. — Но все в Божьих руках.

— В Божьих? Пожалуй, в этой стране Бог действительно творит чудеса.

— Если уж в Палестине не уверуете в Бога, — сказала Иордана, — то быть вам атеисткой до конца дней. Мы никогда не могли обойтись без веры. Опираться больше не на что!

В устах Иорданы эти слова звучали странно. Судя по ней, трудно было предположить, что она верующая. — Но что же, если не вера, давало ей силы выдерживать такие трудности?

— Китти, — сказала вдруг Иордана. — Должна вам кое в чем признаться. Мне ужасно хочется, чтобы наконец мы стали друзьями.

— Почему?

— Вы меня кое-чему научили. Я видела, как вы работаете с детьми, и знаю, что вы сделали для Ари. Когда вы решили остаться здесь, я поняла, что такая женщина, как вы, не уступит в мужестве любой из нас. Раньше я думала, что женственность — признак слабости.

— Спасибо, Иордана, — слабо улыбнулась Китти, — но боюсь, что сейчас мне была бы полезнее капелька этой вашей веры, точнее, мужества. Я разваливаюсь на части от страха.

Китти закурила. Иордана налила ей еще.

— Я все время думаю… — сказала Иордана тихо, — вы очень подходите Ари.

Китти покачала головой:

— Нет, Иордана. Мы с ним, как у нас говорят, хоть и хорошая пара, но не созданы друг для друга.

— Очень жаль.

Китти взглянула на часы. Колонна вот-вот доберется до первого обрыва. Придется спускаться с детьми по веревкам, потом ползти вниз.

— Расскажите мне лучше о себе и Давиде, — попросила Китти.

Иордана просияла.

— Мой милый, чудесный Давид.

— Где вы с ним познакомились?

— В Иерусалиме, в университете. Я поступила туда и уже на второй день учебы познакомилась с ним. Мы полюбили друг друга с первого взгляда.

— У меня с мужем было точно так же, — сказала Китти.

— Мне понадобился целый семестр, чтобы объяснить ему, что он меня любит.

— А мне — два, — улыбнулась Китти.

— Мужчины порой удивительно недогадливы. Но когда наступило лето, он уже знал, что без меня жить не сможет. Мы с ним отправились в археологическую экспедицию в Негев. Пытались установить точный маршрут Моисея и двенадцати колен Израилевых по пустыням Син и Фаран.

— Я слышала, те места не обжиты.

— Да! Там лежат развалины сотен древних набатейских городов. В цистернах до сих пор стоит вода. Если повезет, можно наткнуться на потрясающие находки.

— Это интересно.

— Еще как! Но работа очень тяжелая. Давид обожает раскопки. Он так живо чувствует древнюю славу нашего народа. Впрочем, не он один. Потому-то и невозможно оторвать евреев от этой земли. У Давида большие планы. Когда кончится война, мы с ним вернемся в университет. Мне надо получить степень магистра, а Давиду — доктора. Тогда он приступит к раскопкам большого древнееврейского города в Хацоре — прямо здесь, в Хуле. Пока это, конечно, одни мечты. Чтобы копать, нужны немалые деньги. И мир. — Иордана засмеялась. — Мир для меня абстрактное понятие. Не могу даже представить, что это за штука — мир.

— Вот он наступит, и вы заскучаете.

— Не знаю, — ответила Иордана, и в ее голосе послышалась усталость. — Хоть бы раз в жизни увидеть, как живут нормальной жизнью.

— А путешествовать вы не хотите?

— Путешествовать? Я делаю только то, что делает Давид. Куда он, туда и я. Но, признаться, мне бы хотелось поехать когда-нибудь в дальние края. Всю жизнь мне втолковывали, что у нас ничего не должно быть, кроме Палестины. Многие мои друзья уехали отсюда. Но похоже, что мы, сабры, для того и родились, чтобы воевать, и просто не сможем жить в другом месте. Рано или поздно все возвращаются. Правда, тут быстро стареют. — Иордана внезапно замолчала. — Это все коньяк, наверное. Вы, конечно, знаете, что сабры совсем не умеют пить.

Китти улыбнулась и впервые почувствовала сострадание к этой девушке. Она потушила сигарету и снова взглянула на часы. Время шло ужасно медленно.

— Где они теперь?

— Все еще у первого обрыва. На спуск уйдет не меньше двух часов.

Китти тихо вздохнула, а Иордана уставилась в пространство.

— О чем задумались?

— О Давиде… и о детях. В то первое лето мы нашли в пустыне кладбище, которому не меньше четырех тысяч лет. Там был прекрасно сохранившийся скелетик ребенка. Может быть, он умер на пути в Землю Обетованную. Давид смотрел на него и плакал. Вот такой вояка… Осада Иерусалима не дает ему покоя. Я уверена — он вынашивает какой-то безумный план. Почему бы вам не прилечь? Ждать еще долго.

Китти допила свой коньяк, растянулась на койке, закрыла глаза и тут же как наяву увидела нескончаемый ряд мужчин, спускающихся друг за другом по веревке со спящими детьми на спине; ей померещились арабы, рыскающие вокруг, следящие за каждым их движением, расставляющие западню…

Уснуть было решительно невозможно.

— Схожу к Либерману, посмотрю, как они там.

Она натянула шерстяную кофту и вышла. С вечера огонь прекратился. Китти встревоженно подумала: вдруг Мухаммед Каси что-то пронюхал? Луна светила ярко. Слишком ярко — чересчур уж ясная и тихая ночь. Ари следовало дождаться ночи потемнее. Китти посмотрела вверх и различила очертания Форт-Эстер. Там, наверное, уже все известно, подумала она, входя в школьный бункер. Доктор Либерман и другие учителя сидели на койках с застывшими лицами, бледные от напряжения. Все молчали, она не выдержала и вышла.

Карен и Дов были в карауле.

Китти вернулась в штабной бункер, но Иордана тоже куда-то ушла. Она снова легла на_ койку и прикрыла ноги одеялом. Опять представились бойцы, спускающиеся по обрыву: Слишком тяжелый выдался день. Она впала в тяжкое забытье, чувствуя, как медленно тянется час за часом.

Первый час ночи. Китти беспокойно ворочалась на койке. Ее одолевал кошмар: арабы, оглушительно визжа, нападают на колонну с саблями наголо, мужчины убиты, и бандиты роют яму, чтобы бросить туда детей…

Китти вскочила, спустила ноги с койки. Она была вся в поту, сердце бешено колотилось. Вдруг до нее донесся звук. Она стала прислушиваться — и застыла в ужасе.

Это были выстрелы.

Она вскочила на ноги. Точно! Пальба где-то у Абу-Йеши! Это не сон. Колонну действительно. обнаружили!

Она бросилась вон, но у входа столкнулась с Иорданой.

— Пустите!

— Китти, не надо!

— Там убивают моих детей!

Иордана изо всех сил пыталась удержать ее, но Китти будто обезумела: царапалась, хваталась за волосы. Тогда девушка приемом рукопашной схватки подняла ее и бросила через плечо.

— Уймитесь, Китти! Это стреляют Зеев и его ребята — нарочно, чтобы отвлечь арабов. Они напали на Абу-Йешу с противоположной стороны.

— Неправда!

— Клянусь! Это секрет, и я имела право рассказать о нем только перед самым началом атаки. Заходила сюда, но вы спали. Тогда я пошла предупредить остальных.

Иордана наклонилась над Китти, помогла ей подняться и повела к койке.

— Тут еще осталось немного коньяка. Выпейте.

Китти с трудом сделала глоток, и вскоре ей полегчало.

— Извините, я сделала вам больно, — сказала Иордана.

— Пустяки, вы поступили правильно.

Иордана присела рядом с ней и принялась массировать затылок. Китти прислонилась к ее плечу и тихо заплакала. Потом встала и оделась.

— Карен и Дов вот-вот придут с поста. Пойду приготовлю им чай.

Часы тянулись мучительно долго, — казалось, ночи нс будет конца. Где-то мимо Абу-Йеши ползли во тьме люди. Еще немного — и носильщики смогут побежать вниз быстрее…

Два часа. Три… Теперь даже Иордана застыла в ожидании. В пять с четвертью все вышли из убежища на воздух. Стояло морозное утро. Тонкий слой инея покрыл газон в центре селения. Они подошли к обрыву, где лежал наблюдатель. Он не отрывался от бинокля, выглядывая признаки жизни у подножия горы. Наконец он поднял руку. Все посмотрели в сторону Яд-Эля и увидели, как мигает сигнальный фонарь.

— Что они говорят? Скорее!

— Да вот, не пойму… Икс, четырнадцать, шестнадцать.

Все растерянно переглянулись. Сигнал повторился.

— Боже мой! — закричала Иордана Бен Канаан. — Ведь все хорошо, они добрались! «А ты подними жезл твой и простри руку твою на море, и раздели его, и пройдут сыны Израилевы среди моря по суше». Книга Исхода, глава четыр-надцатая, стих шестнадцатый, — восторженно провозгласила она и улыбнулась Китти.

Глава 6

Через четыре дня после эвакуации малышей из Ган-Дафны Ари доложили, что атаки арабов на селения долины ослабели. Кроме того, он узнал от верных людей из Абу-Йеши, что Каси собрал половину своих головорезов в Форт-Эстер.

Стало ясно, что атака на Ган-Дафну может произойти в любую минуту.

Ари с двадцатью пальмахниками взобрался по скалам в Ган-Дафну, чтобы самому возглавить оборону. У него было около сорока бойцов, тридцать жителей селения да питомцы Иорданы из Гадны — всего около двухсот человек. Из оружия набралось полтораста старых винтовок и самодельных ружей, два пулемета, несколько сот самодельных гранат и мин и ветхое противотанковое орудие с пятью зарядами.

У Мухаммеда Каси по данным разведки было восемьсот человек, огромные запасы оружия и боеприпасов да еще орудия, а сверх того, помочь ему готовились арабы из Ааты и других деревень на границе с Ливаном.

Боеприпасов у Ари катастрофически не хватало. Он знал: единственный путь к спасению — разбить арабов в первом же бою. Мухаммед Каси, приставший к Кавуки в надежде на поживу, понятия не имел о военном деле. Ари решил воспользоваться невежеством противника и разработал план обороны, сделав ставку на то, что Каси двинется в — лобовую атаку. Он знал, что арабы всегда атакуют кратчайшим путем, и поэтому сосредоточил все свои силы в одном месте — в ущелье, которое вело в Ган-Дафну. Если заманить бандитов в ущелье, шансы на победу сильно возрастут.

Зеев Гильбоа засел в скалах и буреломе под носом у. Форт-Эстер. Оттуда он непрерывно наблюдал за каждым движением арабов и подтвердил, что Каси действительно копит силы.

Спустя три дня после прибытия Ари в Ган-Дафну на командный пункт примчался посыльный и доложил, что Каси вывел своих людей — около тысячи человек — из крепости. Сразу же объявили тревогу, и все жители Ган-Дафны — мужчины, женщины, дети — заняли свои места в. окопах.

Горы прикрывали арабов, пока они не появились на возвышенности, расположенной прямо над Ган-Дафной, примерно в шестистах метрах от северной окраины селения и в двухстах от ущелья.

Защитники Ган-Дафны ждали.

Через несколько минут вся местность кишела арабами. Они остановились и стали смотреть вниз на притихшее селение. Тишина показалась офицерам подозрительной. Ни та, ни другая сторона не сделали еще ни одного выстрела.

Мухаммед Каси сидел в башне Форт-Эстер и — смотрел в мощный полевой бинокль. Он заулыбался, когда его воины добрались до возвышенности над Ган-Дафной. Раз евреи не стреляют, решил он, значит, мы их захватим врасплох. Он приказал дать орудийный залп — сигнал к атаке.

В Ган-Дафне слышали обрывки арабских команд. Арабы показывали вниз и бранились все истеричнее.

— Это они себя накручивают, — шепнул Ари.

Дисциплинированные защитники Ган-Дафны не подавали признаков жизни, хотя у них и чесались руки.

Выкрики продолжались еще несколько минут, и вдруг орда с визгом бросилась вниз по склону. Засверкали штыки и сабли. Вот-вот должно было выясниться, удастся ли первая часть плана Ари. Ночью посланные им группы заложили по обе стороны спуска самодельные мины, приводимые в действие на расстоянии, и создали своеобразный коридор, ведущий прямо в ущелье.

Зеев Гильбоа, занявший позицию на передовой, подождал, пока атакующие добегут до минного поля, и дал сигнал зеленым флажком. Ари включил рубильник.

Два десятка мин рванули одновременно на флангах, эхо взрыва пронеслось по горам. Арабы сбились, в кучу и ринулись прямо в ущелье, по краям которого рядом с пулеметчиками расположились сорок пальмахников с гранатами. Едва арабы появились на дне ущелья, пальмахники открыли перекрестный огонь из пулеметов, и обрушили ливень гранат. Самодельные зажигательные бомбы превращали бандитов в живые факелы. Ущелье вмиг наполнилось телами.

Мухаммед Каси, следивший за атакой, пришел в бешенство. Он приказал открыть артиллерийский огонь по краям ущелья, но половина снарядов угодила в его же бойцов. Бандитам удалось вывести из строя только один пулемет пальмахников.

Первая атака была отбита, но арабы, доведшие себя до истерии, как по инерции продолжали рваться вперед.

Второй пулемет прекратил стрельбу лишь тогда, когда перегрелся его ствол. Пальмахники оставили позиции по краям ущелья и отступили в Ган-Дафну, чтобы встретить нападающих там. Арабам оставалось до селения каких-нибудь сто метров. Давид Бен Ами снял маскировку и мешки с песком с венгерского противотанкового орудия. Вместо снарядов его зарядили картечью; в каждом залпе было около двух тысяч пуль. При хорошем наводчике такое орудие могло заменить роту стрелков.

Толпа арабов была в пятидесяти метрах… сорока… двадцати…

Пот лился ручьями по лицу Давида Бен Ами, он целился в упор.

— Пли!

Пушка содрогнулась и обрушила на атакующих ураган картечи. В дыму раздались предсмертные вопли. Давид быстро перезарядил орудие. Уцелевшие арабы в панике остановились.

— Пли!

И еще раз:

— Пли!

От третьего выстрела ствол древнего орудия лопнул, но дело свое оно сделало: уложило около двухсот арабов. Атака захлебнулась, но вскоре арабы снова пошли на Ган-Дафну. На этот раз их встретил залп из окопов, где заняли позицию юноши и девушки из Гадны.

Истекая кровью, бандиты побежали назад. Зеев Гильбоа со своими пальмахниками бросился — вдогонку. Сорок пальмахников преследовали несколько сот бандитов. Они погнали их вверх на плато.

Ари наблюдал за происходящим в бинокль.

— Этот сумасшедший, — вскричал он, — чего доброго, решил с ходу взять Форт-Эстер! Я же приказал ему остановиться у подъема!

— Какая муха его укусила? — буркнул сквозь зубы Давид.

— Нужно его остановить! — крикнул Ари.

Ари дал команду Иордане, чтобы ее ребята собрали оружие, брошенное арабами, и сразу возвращались в Ган-Дафну.

Его план удался. Правда, он израсходовал за четверть часа почти все боеприпасы, но зато вывел из строя добрую половину людей Каси.

Когда Мухаммед Каси увидел, что его люди со всех ног мчатся в Форт-Эстер, в крепости тоже началась паника. Зеев Гильбоа бежал впереди своих пальмахников на несколько метров. Он миновал заграждение из колючей проволоки, до форта оставалось метров сорок. Арабы открыли огонь, пытаясь остановить преследователей.

— Ложись! — крикнул Зеев, бросился на землю и отстреливался до тех пор, пока пальмахники не оказались вне досягаемости арабских пуль.

Убедившись, что они в безопасности, он пополз назад. Из крепости сыпался град пуль. Зеева ранило, и все же он поднялся во весь рост и побежал. Пуля попала в него еще раз, и Зеев повис на колючей проволоке.

К пальмахникам подползли Ари с Давидом.

— Зеев повис на колючке, — доложили пальмахники.

Ари осторожно выглянул из-за валуна. Зеев был метрах в ста от него — в открытом поле.

Внезапно огонь прекратился, воцарилась тишина.

— Что такое? — недоуменно спросил Давид.

— Они хотят сделать из Зеева приманку. Видят, что он двигаться не может, и ждут, когда мы пойдем на выручку.

— Сволочи! Почему же они не прикончат его?

— Неужели не понимаешь? Он потерял автомат. Они теперь ждут, что либо мы поползем туда под их выстрелы, либо уйдем, и тогда они возьмут его живьем, тогда они отыграются на нем за все.

— Господи Боже мой! — вырвалось у Давида. Он вскочил, но Ари схватил его и потащил назад.

— Дайте-ка парочку гранат, — сказал Ари. — Давид, веди ребят назад в Ган-Дафну.

— Неужели ты отправишься туда один?

— Выполняй приказ, черт возьми!

Давид велел пальмахникам отступать. Отползая, он оглянулся и увидел, как Ари осторожно двинулся к Зееву. Арабы знали, что кто-нибудь обязательно придет на выручку, и теперь не отрывали от Ари глаз. Они выжидали, пока он подползет ближе, чтобы подстрелить его.

Ари нырнул за обломок скалы. Арабы по-прежнему не стреляли.

Он прополз еще немного и залег метрах в двадцати от Зеева.

— Назад! — крикнул тот. — Сейчас же назад!

Ари осторожно высунулся из-за валуна. Он увидел, что Зеев, весь окровавленный, запутался в колючей проволоке. Ари посмотрел в сторону Форт-Эстер. Стволы винтовок, направленных на них, блестели на солнце.

— Назад! — снова крикнул Зеев. — У меня все кишки наружу, я протяну не больше десяти минут. Убирайся!

Ари снял гранаты с пояса.

— Эй, Зеев, — крикнул он на идиш, — я тебе подброшу парочку гранат.

Он поставил гранаты на предохранитель, приподнялся и бросил. Одна упала совсем рядом с Зеевом.

Зеев дотянулся, до гранаты, прижал ее к раненому животу.

— Она у меня… Уходи отсюда!

Ари понесся вниз по склону. Арабы недоумевали, они думали, что он подползет еще ближе. Когда они открыли огонь, Ари был уже в безопасности и спускался к Ган-Дафне.

Зеев остался один. Силы покидали его. Арабы подождали еще полчаса, надеясь, что кто-нибудь придет к нему на выручку, а потом решили взять его в плен. Ворота крепости открылись. К раненому направилось около тридцати арабов. Зеев сорвал предохранитель, прижал гранату к голове.

Ари услышал взрыв и остановился. Он побледнел и затрясся, его ноги подогнулись. Затем он заковылял по склону к Ган-Дафне. В Ган-Дафне Ари уединился в командном бункере. Он выглядел усталым, вокруг глаз темнели круги.

Евреи потеряли убитыми двадцать четыре человека, среди них — четверых подростков. Еще двадцать два были ранены. Потери Мухаммеда Касй — четыреста восемнадцать убитых и сто семьдесят раненых.

В руки евреев попало столько оружия, что вряд ли Каси отважится еще раз напасть на Ган-Дафну. Но Форт-Эсгер остался в руках арабов. Они продолжали контролировать дорогу через Абу-Йешу.

В бункер вошла Китти. Казалось, она вот-вот свалится с ног.

— Раненых арабов отправили в Абу-Йешу, кроме тех, кого вы хотите допросить.

Ари кивнул.

— А как наши раненые?

— Двое парней, кажется, безнадежны. Остальные более или менее в порядке. Я принесла вам немного коньяка, — сказала она.

— Большое спасибо.

Ари отпил глоток и погрузился в молчание.

— Я принесла вещи Зеева. Их совсем немного.

— Да, у кибуцника мало вещей. Все, в том числе и его жизнь, принадлежит не ему, — кивнул Ари.

— Мне нравился Зеев, — сказала Китти. — Прошлой ночью он рассказывал, как тоскует по своим овцам, как мечтает вернуться домой. Я думаю, его жене будут дороги эти вещи. Кстати, она вот-вот снова родит.

— Дурак набитый этот ваш Зеев! — прошипел Ари. — Зачем он поперся к крепости?

Ари взял в руки носовой платок, на котором лежало все богатство Зеева.

— Лиора — сильная женщина, справится, — сказал он. — А вот мне заменить его некем.

Глаза у Китти сузились.

— Неужели вас беспокоит только то, что трудно найти замену?

Ари встал, закурил.

— Такие ребята, как Зеев, на деревьях не растут.

— Неужели вам действительно на свете ничего не дорого?

— Скажите, Китти, что, по-вашему, сделал командир вашего мужа, когда тот погиб у Гвадалканала? Устроил по нему панихиду?

— Здесь другое, Ари. Вы знали Зеева с детства. Его жена из Яд-Эля, она жила рядом с вами.

— Что же я должен делать?

— Плакать, жалеть!

По лицу Ари прошла судорога, губы задрожали. Однако он совладал с собой.

— Эка невидаль: человек пал в бою. Оставьте меня, пожалуйста, одного.

Глава 7

Осада Сафеда началась 30 ноября 1947 года, на следующий день после принятия в ООН резолюции о разделе Палестины. Когда весной 1948 года англичане покидали город, они передали арабам все наиболее важные стратегические пункты.

Сафед похож на опрокинутый конус. Еврейская его часть — небольшой участок, не больше одной восьмой всей территории. Арабы окружили ее со всех сторон. У евреев было всего человек двести плохо обученных бойцов Хаганы. Однако, следуя традиции предков, они отказались отступить и решили стоять до конца.

На следующий день после ухода англичан Ари тайно отправил в еврейский квартал Сафеда Иоава Яркони с тридцатью парнями и двадцатью девушками из Пальмаха. Им устроили восторженную встречу. Была суббота, но ребята так сильно устали и проголодались за время похода по неприятельской территории, что впервые за много столетий каббалисты сочли возможным нарушить субботние запреты и приготовили бойцам горячую пищу.

Кавуки, стремясь превратить Сафед во временную резиденцию муфтия, приказал своим людям захватить еврейскую часть города. Арабы сделали несколько безуспешных попыток и поняли, что выполнить приказ можно только после упорных боев за каждую улицу, за каждый дом. Тогда они решили прибегнуть к диверсиям.

Евреев возглавляли Ремез и Яркони. Генерал Сазерленд переехал из своей виллы на горе Канаан к Ремезу. Иногда к нему обращались за советом, но он видел, что евреи прекрасно справляются и без его помощи.

Ремез поставил задачу расчистить полосу между еврейским и арабским кварталами, которые тесно примыкали друг к другу. Арабам не составляло труда проникать в еврейскую часть города и совершать диверсии. Нужно было освободить от домов некоторое пространство, и Яркони с небольшим отрядом ворвался в арабский квартал, захватил десяток крайних домов и оттуда обстрелял арабов. Через несколько дней, когда арабы вернулись в свои жилища, Яркони повторил рейд, а затем и еще раз сделал то же самое. В конце концов арабы сами взорвали эти дома. Именно этого и добивался Ремез: появилось свободное пространство, которое обеспечивало лучший обзор подступов к еврей-скому кварталу.

Ремез и Яркони досаждали арабам круглые сутки. Каждый день три-четыре отряда пальмахников наносили внезапные удары по арабским кварталам всякий раз в новом месте и тут же исчезали. Разведка сообщала, если арабы где-то со-бирали силы, и пальмахники точно знали, где можно ударить, а какие места лучше обходить стороной. Подобно маневрам ловкого боксера, эти удары сбивали противника с толку.

Но больше всего ввергали арабов в ужас ночные операции. Яркони вырос в Марокко и хорошо знал, как суеверные арабы боятся темноты. Он решил превратить ночь в своего союзника. Стоило пальмахникам взорвать ночью несколько самодельных хлопушек, как поднималась паника.

Ремез и Яркони понимали, конечно, что эти мелкие уколы мало что значат, но на серьезный удар сил не хватало. Превосходство арабов в живой силе и оружии мало-помалу изматывало евреев. Если пальмахник или боец Хаганы выходили из строя, заменить их было некем. Не лучше обстояло дело и с продовольствием. А боеприпасов до того не хватало, что, если кто-нибудь зря расходовал патрон, его штрафовали.

Несмотря на эти нехватки, евреи не отступали ни на шаг и не падали духом. Их единственной связью с внешним миром был радиоприемник, но занятия в школах шли по расписанию, ежедневно выходила самодельная газета, верующие не пропускали ни одной молитвы в синагоге. На письма — их носили специальные посыльные — наклеивались нарисованные от руки марки, которые не только имели хождение, но и пользовались глубоким уважением по всей Палестине.

Осада тянулась зиму и всю весну. В конце концов Яркони, Сазерленду и Ремезу пришлось посмотреть горькой правде в лицо. Евреи потеряли пятьдесят лучших бойцов, у них осталась дюжина мешков муки, а боеприпасов — от силы на пять дней. У Яркони кончились даже самодельные петарды. Арабы чувствовали слабость противника и действовали все активнее.

— Я обещал Ари, что не буду морочить ему голову, но боюсь, что придется все-таки отправиться в Эйн-Ор и поговорить с ним, — решил Яркони. Той же ночью он тайком выбрался из Сафеда и отправился в штаб Ари.

Подробный доклад о положении в Сафеде Яркони закончил так:

— Мне очень не хотелось беспокоить тебя, Ари, но дня через три нам придется есть крыс.

Ари что-то буркнул в ответ.* Стойкость Сафеда воодушевляла весь ишув. Теперь этот город был не только важным стратегическим пунктом, но и символом неслыханного мужества.

— Если удержим Сафед, то нанесем сокрушительный удар арабам Галилеи.

— Ари, мы совещаемся каждый раз, когда надо израсходовать хотя бы один патрон.

— Есть идея, — сказал Ари. — Идем.

Ари распорядился, чтобы особый отряд доставил ночью в осажденный город немного продовольствия, а сам отвел Иоава на склад оружия и показал марокканцу диковинную махину из чугунного литья, гаек и болтов.

— Это еще что такое? — изумился Иоав.

— Иоав, ты видишь перед собой давидку.

— Давидку?

— Да, маленький плод еврейской смекалки.

Иоав почесал подбородок. Только при очень большом желании в этом сооружении можно было уловить некое сходство с пушкой.

— А что она умеет?

— Мне сказали что ее можно заряжать гранатами.

— И она стреляет?

— Как будто.

— А как?

— Черт его знает, еще не испытывали. У меня есть только рапорт из Иерусалима. Говорят, хорошее оружие.

— Против кого — арабов или нас самих?

— Вот что мы сделаем, Иоав. Я приберег эту штуку как раз для экстренных случаев. Возьми давидку в Сафед.

Иоав обошел диковинку со всех сторон.

— Господи Боже мой! Чем только нам не приходится воевать! — пробормотал он.

Ночной отряд вместе х продовольствием протащил в Сафед и давидку с тридцатью фунтами зарядов к ней. Вернувшись в город, Иоав созвал командиров Хаганы и Пальмаха, и они до полуночи размышляли, как же все-таки действует эта пушка. Догадки высказывались самые разные.

Наконец кто-то предложил позвать Сазерленда. Пошли в гостиницу, разбудили его и сонного притащили в штаб. Он долго осматривал давидку, потом покачал головой:

— Только еврей мог придумать такое.

— Говорят, в Иерусалиме она действовала безотказно, — сообщил Иоав.

Сазерленд принялся нажимать на рычаги, рукоятки и кнопки. Через час они приблизительно поняли, как эта пушка стреляет.

На следующее утро давидку выволокли на позицию и повернули в сторону здания полиции, рядом с которым на крышах домов засели арабские снайперы.

Снаряды давидки были не менее диковинны, чем она сама. Они имели форму дубинки: стальная с детонатором головка, набитая динамитом, и толстая рукоятка по диаметру дула. Сазерленд опасался, что этот снаряд пролетит два-три метра и взорвется.

— Если эта штуковина просто выпадет из дула, она уничтожит все население Сафеда, — предупредил Сазерленд, — и я боюсь, что получится именно так.

— А может, привязать веревку, чтоб стрелять с безопасного расстояния? — предложил Ремез.

— Я так и не понял, как эта каракатица наводится на цель, — вмешался Яркони.

— А зачем такому чудовищу наводка? — спросил Сазерленд. — Надо просто повернуть ее в нужную сторону и молиться Богу.

Главный раввин и каббалисты с женами тоже толпились вокруг давидки, затеяв обстоятельный спор о том, не наступил ли еще день Страшного Суда. Под конец раввин благословил орудие и помолился Богу, прося о милосердии, которое община заслужила благочестием и богоугодными делами.

— Ну, приступим, — хмуро сказал Ремез.

Каббалисты поспешно отошли на безопасное расстояние. В дуло насыпали взрывчатку, затем вставили снаряд. Цилиндр с динамитом — угрожающе торчал наружу. К курку орудия привязали длинный шнур, потом все спрятались. Во-царилось гробовое молчание.

— С Богом — пли! — с дрожью в голосе скомандовал Яркони.

Ремез дернул за веревку, и произошло невероятное: давидка выстрелила!

Снаряд, кувыркаясь, полетел вверх, издавая жуткий вой, от. которого кровь стыла в жилах, и упал на арабские дома неподалеку от здания полиции.

Сазерленд смотрел, разинув рот, как — мальчик.

Усы Яркони встали дыбом.

Ремез выпучил глаза.

Старые каббалисты, молившиеся поодаль, остановились на полуслове.

От громового взрыва город задрожал до основания. Казалось, разнесло по меньшей мере половину горы.

За ним последовал новый взрыв — восторга, объятий, громких благословений и счастливого смеха.

— Клянусь Богом, — только и смог произнести Сазерленд.

Пальмахники тут же построили круг и сплясали вокруг давидки хору.

— Пальнем еще разок?

Арабы слышали, как радуются евреи, и понимали, чем вызвано ликование. Один только свист этого странного снаряда мог хоть кого напугать до смерти, тем более взрыв.

Никто из арабов, ни местные, ни пришлые, ничего подобного и во сне не видели. Каждый выстрел маленькой давидки сеял ужас и разрушение.

Иоав Яркони передал Ари, что самодельная пушка повергает арабов в панику, и тот решил рискнуть. Собрав по нескольку человек из каждого села, он сколотил две роты. Ночью они пробрались тайком в Сафед, захватив с собой новые снаряды для давидки.

Шшшш… бух!

Чудовище, скрепленное болтами, своими гранатами сотрясало город.

На третий день после прибытия давидки в Сафед разверзлись небеса — дождь полил как из ведра. Ари Бен Канаан воспользовался этим, чтобы пустить невероятный слух. В этой войне слухи служили немаловажным оружием. Он велел Ремезу собрать всех его арабских агентов и провел с ними короткое совещание.

— Вам, верно, уже известно, братья, — сказал он по-арабски, — что у нас есть секретное оружие. Не могу говорить о нем много, скажу лишь, что после атомного взрыва всегда идет дождь. Вы меня, конечно, понимаете…

Не прошло и часа, как среди арабов пополз страшный слух, что давидка — новое секретное оружие. Еще через час все арабы Сафеда говорили об одном: у евреев есть атомная бомба!

Маленькая давидка выплевывала гранату за гранатой, дождь лил все сильнее, а с ним росла паника. Через несколько часов дороги были забиты бегущими арабами.

Воспользовавшись паникой среди арабов, Ари повел триста своих бойцов в атаку на Акрополь. Но захватить крепость не удалось, и евреи отступили с немалыми потерями. Три дня спустя, когда Сафед почти опустел, Ари, Ремез и Иоав атаковали Акрополь снова. На этот раз операция была тщательно продумана, нападение осуществили сразу с трех сторон, и крепость пала.

— Вее-яеременилось: взяв крепость, нависавшую над всей округой, евреи заставили обороняться тех, кто десятками лет безнаказанно мучил, громил и убивал беспомощных каббалистов. Арабы предпочли бежать от ярости евреев. Вскоре пало здание полиции, и Ари Бен Канаан повернул пальмахников за город, к крепости Тагарта на горе, именем которой назвалась его семья. Это была самая укрепленная позиция противника. Каково же было удивление Ари, когда оказалось, что арабы бросили и эту почти неприступную твердыню. Теперь, когда и крепость Тагарта была в руках евреев, битву за Сафед можно было считать законченной.

Эта победа была настоящим чудом. В безнадежной ситуации нескольким сотням бойцов со странным орудием под названием давидка удалось перейти в наступление и завоевать весь город. Начались споры о том, почему эта победа оказалась возможной. Даже среди каббалистов мнения разделились. Рабби Хаим, раввин европейских евреев, не сомневался, что здесь не обошлось без небесного вмешательства, как, впрочем, и было предсказано в книге Иова.

Рабби Меир, наставник евреев с Востока, тоже не сомневался в факте Божественного промысла, но ссылался на пророчество Иезекииля.

Брюс Сазерленд вернулся в свой дом на горе Канаан и обнаружил, что арабы похозяйничали в нем: растоптали клумбы и утащили все, что смогли, даже дверные ручки. Сазерленд не очень расстроился. Он прошел с Яркони и Ремезом на заднюю террасу, чтобы полюбоваться видом на отвоеванный Сафед. В этот день было выпито немало коньяка.

Никто не знал, что бегство арабов из Сафеда открывает новую трагическую главу в истории Палестины: оно положило начало проблеме палестинских беженцев.

Над Галилеей ветхий «либерейтор» с экипажем добровольцев из США и Южной Африки сбавил высоту.

Летчик заметил два синих сигнала и приземлился. Самолет сильно бросало из стороны в сторону, пока он рулил по кочкам посадочной дорожки.

К самолету подбежали люди, которые тут же разгрузили его. Это была первая партия современного оружия: винтовки, пулеметы, минометы, боеприпасы.

Оружие погрузили на грузовики, и они умчались в разные стороны. Самолет развернулся, с трудом оторвался от земли и полетел за новым грузом.

Наутро явились британские солдаты: арабы сообщили, что они слышали, как неподалеку приземлился самолет. Но англичанам не удалось найти никаких следов, и донесение было сочтено плодом воображения арабов.

Когда прибыл четвертый, а затем и пятый транспорт, евреи начали одерживать серьезные победы: взяли Тивериаду, мощную тагартову крепость Гешер, отбили ряд нападений иракских диверсантов.

После взятия Сафеда евреи начали первое крупное наступление — операцию «Железная метла», которая должна была очистить от врагов Галилею. Верткие джипы с пулеметами врывались в деревни и уничтожали базы диверсантов одну за другой. Падение Сафеда нанесло столь тяжелый удар по боевому духу арабов, что они почти не сопротивлялись «Железной метле».

Одержав несколько побед, бойцы Хаганы двинулись на Хайфу. Отряды обрушились с вершины Кармеля сразу на четыре арабские заставы, где засели не только палестинцы, но и пришедшие к ним на помощь арабы из Сирии, Ливана и Ирака. Поначалу арабы успешно отбивали атаки. Англичане, которые все еще контролировали район порта, требовали от евреев прекратить огонь, мешали наступать и даже вытесняли их с позиций, занятых после тяжелых боев.

Арабы стойко сопротивлялись, но стоило евреям усилить натиск, как арабский командующий тайно собрал свой штаб и бежал. Сопротивление сразу ослабло, а потом и вовсе прекратилось. Евреи двинулись в арабские кварталы.

В это время произошло непредвиденное: арабы вдруг заявили, что население хочет покинуть город. Странно было видеть, как арабы Хайфы, которых никто не преследовал, собрали пожитки и направились на север, к границе с Ливаном.

Акко, битком набитый арабскими беженцами, был взят Хаганой после трех дней сопротивления. За Акко пришла очередь древнейшего порта мира, Яффы, которую захватили Маккавеи. Арабское население снова сбежало.

В иерусалимском коридоре Абдель Кадар выбил евреев из Кастеля, но Хагана и Пальмах после контратаки вернули себе его назад. Кадар попытался вернуть успех, но погиб в бою. Гибель самого толкового арабского командира стала тя-желым ударом для его соплеменников.

Приближался май 1948 года. Оставалось всего две недели до завершения эвакуации англичан. Срок мандата истекал.

На границах стояли армии Сирии, Йемена, Ливана, Трансиордании, Египта, Саудовской Аравии и Ирака. Они ждали приказа атаковать.

Наступили решающие дни. Посмеют ли евреи провозгласить независимость своего государства?

Глава 8

С ноября 1947 по май 1948 года ишув, не имея ни армии, ни вооружения, успешно противостоял многочисленному, хорошо вооруженному и фанатичному противнику. За эти месяцы Хагана превратилась в настоящую армию. Были, обучены сотни новых бойцов и офицеров, организованы штабы, тыловые части, транспорт — все, что отличает регулярную армию от партизанских отрядов.

Военно-воздушные силы, состоявшие поначалу из нескольких «пайперов», с которых сбрасывали гранаты, пополнились «спитфайрами». Управляли ими бывшие летчики американских, британских и южноафриканских ВВС. Флот, начавшийся с ветхих пароходов для нелегальной иммиграции, располагал теперь несколькими фрегатами и торпедными катерами.

Евреи с каждым днем набирались опыта, победы вселяли в них уверенность в собственных силах. Они доказали, что в состоянии планировать и осуществлять серьезные операции.

Евреи побеждали, но понимали, что пока им приходилось бороться против не самого сильного врага. У арабов не было ни настоящей организации, ни умелого руководства, а главное, они не собирались долго воевать. Их поражения лишний раз подтверждали, что на одних воинственных лозунгах далеко не уедешь — нужно нечто большее, чтобы побудить не жалеть крови и самой жизни.

Доставка легкого оружия самолетами помогла ишуву выстоять. Однако по мере того, как приближался решающий час, становилось ясно, что этим же оружием придется воевать против настоящих армий с танками, артиллерией и современной авиацией. Те, кто полагал, что угрозы арабских стран не стоит принимать всерьез, скоро убедились в противном.

Арабский легион из Трансиордании опрокинул все понятия о воинской чести. Англичане возложили на него полицейские функции, но вскоре эти «Британские полицейские силы» начали открытые боевые действия против еврейских селений, расположенных вдоль Вифлеемского шоссе.

Там жили верующие евреи, которые, подобно жителям других мест, решили отстаивать свои дома до последнего.

Арабы, руководимые английскими офицерами, беспощадно обстреляли эти селения и отрезали их от внешнего мира.

Первым пал кибуц Эцион. После артподготовки легионеры атаковали измученных осадой и голодом его защитников. Те дрались до последнего патрона. Арабские крестьяне, шедшие за легионом, ворвались в кибуц и вырезали их почти всех. Солдаты остановили резню, когда в живых осталось всего четверо евреев.

Хагана обратилась к международному Красному Кресту с просьбой взять под опеку остальные три селения, у которых кончались боеприпасы, и только благодаря этому там не случилось резни.

В Негеве, неподалеку от Мертвого моря, Арабский легион ударил по кибуцу Бейт-Гаарава — Дом в пустыне. Летом жара здесь доходила до пятидесяти градусов в тени. Когда евреи пришли сюда, это были безжизненные солончаки, где ничего не росло. Они акр за акром очищали почву от соли, строили оросительные каналы, плотины и водохранилища для задержания весенних вод и наконец создали современное хозяйство.

До ближайшего еврейского поселка от Бейт-Гааравы было полтораста километров. Помощи ждать не приходилось, и кибуц сдался. Евреи покинули Бейт-Гаараву, предав огню дома и поля, созданные ценой нечеловеческого труда.

Таковы были первые победы, одержанные арабами: Бейт-Гаарава и залитое кровью селение Эцион.

В ночь на 14 мая 1948 года британский верховный комиссар Палестины покинул ввергнутый в войну Иерусалим. Юнион Джек, ставший в Палестине символом произвола и злоупотребления властью, покинул флагшток.

14 мая 1948

Вожди ишува и Всемирной сионистской организации собрались в Тель-Авиве в доме Меира Дизенгофа, основателя и первого мэра города. У подъезда часовые с автоматами сдерживали людей, плотно стоявших вокруг здания.

Во всем мире — в Каире и Нью-Йорке, в Иерусалиме и Париже, в Лондоне и Вашингтоне ждали новостей из этого дома. Тысячи людей застыли у радиоприемников.

«Вы слушаете «Кол Исраэль» — «Голос Израиля», — раздался голос диктора. — К нам только что поступил документ, касающийся окончания британского мандата над Палестиной. Сейчас мы зачитаем его…»

— Тише! Тише! — просил доктор Либерман детей, собравшихся в его доме. — Пожалуйста, тише!

«Еврейский народ вырос в стране Израиля. Здесь сложился его духовный и политический облик. Здесь он жил полной государственной жизнью и творил ценности культуры — национальной и общечеловеческой, — которые завещал миру в Книге Книг…»

В гостинице Ремеза Брюс Сазерленд с Иоавом Яркони бросили шахматы и вместе с хозяином самозабвенно слушали радио.

«Только грубая сила принудила — евреев покинуть землю Израиля. Но они остались верны Отечеству во всех странах, по которым их рассеяла судьба, и не переставали надеяться на возвращение и восстановление независимости…»

В Париже голос диктора заглушали помехи. Барак Бен Канаан лихорадочно крутил ручки приемника.

«В силу своей исторической принадлежности евреи во все времена стремились вернуться на землю отцов и воссоздать свое государство. Последние поколения возвращались сюда массово. Пионеры, строители дорог и защитники поселений, они воскресили пустыни, возродили еврейский язык, возвели города и деревни и положили начало хозяйственной и культурной жизни общества, ищущего мира с со-седями и умеющего обороняться от них, несущего прогресс всему населению…»

В Сафеде каббалисты, затаив дыхание, слушали слова, которые, казалось, произносились во исполнение древних пророчеств. Слушали изнемогающие от усталости пальмахники горной бригады в иерусалимском коридоре. Слушали жители осажденных селений в ослепительной пустыне Негев.

«Это право было признано в Декларации Бальфура от 2 ноября 1917 года и подтверждено в мандате Лиги Наций, который подчеркнул международное признание…»

Давид Бен Ами вбежал в штаб кибуца Эйн-Ор. Ари приложил палец к губам и показал на радиоприемник.

«Решить проблему еврейского народа, лишенного родины и самостоятельности, путем возрождения его государственности, что откроет ворота родины перед каждым евреем и сделает еврейский народ полноправной нацией в семье на-родов…»

Дов и Карен сидели, держась за руки, в столовой и слушали громкоговоритель.

«Во время Второй мировой войны еврейство Палестины полностью внесло свой вклад в общее дело борьбы… 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН приняла решение о создании еврейского государства в Палестине… Это признание за еврейским народом права на воссоздание своего государства не может быть отменено. Это естественное право еврейского народа жить, как все народы, самостоятельно, в своем суверенном государстве.

Мы провозглашаем восстановление еврейского государства в Палестине — государства Израиль…»

Китти Фремонт слышала, как у нее бьется сердце. Иордана улыбалась.

«Израильское государство откроет свои врата перед иммиграцией в интересах воссоединения рассеянного по миру народа; будет заботиться о развитии ресурсов страны в интересах всех ее жителей; будет основано на идеалах свободы, мира и справедливости, на идеалах израильских пророков; осуществит полное общественное и политическое равноправие всех граждан без различия веры, расы и пола; обеспечит свободу вероисповедания, совести, образования и культурной жизни; будет охранять святые места всех религий и будет хранить верность принципам Хартии ООН…»

«В разгар агрессии против нас мы обращаемся к сынам арабского народа, живущим в государстве Израиль, с призывом сохранить мир и принять участие в строительстве государства на основах полного гражданского равноправия и соответствующего представительства во всех учреждениях…»

«Мы протягиваем руку мира всем соседним государствам и их народам и предлагаем им добрососедские отношения, взаимопомощь и сотрудничество…»

«С глубокой верой в Бога мы подписываем эту декларацию на сессии Временного Государственного Совета на родной земле, в городе Тель-Авиве, в канун субботы, четырнадцатого мая 1948 года».

Уничтоженное две тысячи лет назад государство возродилось к новой жизни.

Спустя несколько часов президент Соединенных Штатов Америки Гарри Трумэн первым объявил о признании Израиля.

В то время, когда толпа плясала хору на улицах Тель-Авива, египетские бомбардировщики брали курс на город, намереваясь его уничтожить. К границам новорожденного государства двинулись многотысячные арабские армии.

Глава 9

Армии арабских государств не успели пересечь границы Израиля, а их командиры уже начали издавать коммюнике, в которых ярко описывались мнимые победы. Арабы объявили, что они сбросят евреев в море. Но единого командования у них не было. У каждого государства имелись собственные планы — особенно насчет того, кому управлять Палестиной. Багдад и Каир, стремящиеся к главенству в арабском мире, желали создать нечто вроде нового Халифата; Саудовская Аравия также претендовала на руководящую роль, считая достаточным основанием для этого то, что священные города Мекка и Медина находятся на ее территории; Иордания предъявляла права на Палестину как часть бывшей подмандатной территории; Сирия вспоминала, что Палестина — южная часть бывшей Оттоманской империи.

Вот с каких позиций двинулись в наступление «объединенные силы».

Негев

Египтяне атаковали с Синайского полуострова и двигались на север, вдоль полосы Газы, находившейся в руках арабов. Первая армия, в состав которой входили бронетанковые силы, артиллерия и авиация, направлялась по береговому шоссе параллельно железной дороге в сторону Тель-Авива, временно объявленного израильской столицей. Египтяне были уверены, что евреи при приближении их грозной армии в панике бросят свои дома и разбегутся.

Продвинувшись до первого кибуца Нирим, египтяне с ходу атаковали его, но были отбиты. Такое же сопротивление они встретили и в других селах, которые попытались взять. Это встревожило египетское командование. Было решено изменить тактику: двигаться дальше на север, обходя непокорные селения. Это дало евреям возможность нападать на тылы. Хотели этого египтяне или нет, но им все-таки приходилось замедлять движение и ввязываться в сражения.

Египетская артиллерия обрушивала на еврейские селения море огня, с воздуха их бомбила авиация. После кровопролитных боев египтяне взяли три населенных пункта. Однако большинство сел продолжали обороняться.

Самой стратегически важной точкой на пути египтян был кибуц Негба — Врата Негева, расположенный у перекрестка, где сходились шоссе, ведущие на север к Тель-Авиву и в глубь страны. Негбу они решили взять — во что бы то ни стало.

В километре от Негбы стоял форт Сувейдан — Чудовище холма, переданный англичанами при выводе войск арабам. Из этой крепости египтяне могли разнести Негбу в щепки.

Кибуцники прекрасно понимали, как важна Негба для противника, знали они также, что их ждет в случае сопротивления, и все-таки решили принять бой. Когда орудия Сувейдана сровняли строения Негбы с землей, когда норма воды, которую получали ее защитники, снизилась до нескольких глотков в день, а продовольствия не осталось вовсе, они все равно продолжали сопротивляться. Атаки следовали одна за другой. У евреев нашлось всего пять противотанковых гранат, но они ухитрились подбить четыре машины. Неделя проходила за неделей, а Негба держалась. Люди слышать не хотели о сдаче. Защитники Негбы сражались, как когда-то их предки в Масаде, и стали символом несгибаемости нового государства.

Египтяне, оставив большие силы в Сувейдане, продолжили свой путь вдоль побережья на север и подошли к Тель-Авиву.

В Ашдоде, в тридцати километрах от Тель-Авива, израильтяне подготовили мощную оборону. Туда переправляли оружие, боеприпасы и новичков-эмигрантов, прибывавших в страну. Египтян нужно было остановить любой ценой.

Между тем египтяне подтягивали тылы и готовились к решающему нападению на Тель-Авив.

Другая египетская армия двинулась в глубь страны, в Негев. Она шла по территории, населенной арабами, и, естественно, сопротивления ей никто не оказывал. Были заняты арабские города Беер-Шева, Хеврон и Бет-Лехем. Каирское радио и газеты, захлебываясь от восторга, хвастались победами.

Предполагалось, что эта армия прославит себя взятием Иерусалима. Она должна была ударить с юга, а Арабский легион с востока. Но египтяне решили ни с кем не делить победу и пошли в наступление сами.

Сосредоточив силы в Бет-Лехеме, они напали на Рамат-Рахель — Холм Рахили, кибуц на южных подступах к новой части Иерусалима, построенный на месте, где, по преданию, праматерь Рахиль оплакивала изгнание своих детей из Израиля.

Жители Рамат-Рахели дрались, пока у них были силы. И все же им пришлось сдать кибуц и отступить к окраине Иерусалима. Там они получили подкрепление от Хаганы, выбили египтян из селения и погнали обратно в Бет-Лехем. Кибуц снова оказался в руках его жителей.

Иерусалим

Когда англичане ушли из Иерусалима, Хагана предприняла несколько атак на кварталы, где окопались люди Кавуки. Бои велись за каждую улицу.

Кроме того, решено было захватить арабское предместье, отделявшее от нового Иерусалима гору Скопус, где жило много евреев и находились важные учреждения. С выполнением этой задачи появилась возможность занять Старый город. Но опасение, что во время штурма пострадают святые места, и сильный нажим извне заставили евреев отказаться от захвата Старого города.

По просьбе монахов евреи покинули наблюдательный пункт в башне Армянской церкви в Старом городе. Но как только они ушли, туда ворвались бандиты. И все же евреи считали, что арабы не посмеют напасть на Старый город, священный для всех трех религий.

Вскоре Хагана убедилась, что недооценила противника. Глаб-паша, главнокомандующий Арабского легиона, торжественно заверял, что с уходом англичан из Палестины он выведет свои части в Иорданию. Но стоило англичанам оставить Иерусалим, как легионеры пошли в атаку и захватили несколько позиций. Оборону предместья, отделявшего гору Скопус от города, поручили Маккавеям. Те не смогли его отстоять, предместье перешло в руки легиона, и гора Скопус была отрезана. Затем паша отдал приказ атаковать Старый город.

Евреи не строили иллюзий в отношении арабов, но нападение на величайшую святыню мира переходило все границы. Остановить арабов было некому. Несколько тысяч религиозных евреев Старого города ничего не делали, чтобы защитить себя. В Старый город переправили бойцов Хаганы, за ними отправились добровольцы-маккавеи.

Иерусалимский коридор

Шоссе из Иерусалима в Тель-Авив продолжало оставаться зоной кровавых боев. Горные части Пальмаха заняли с десяток вершин в горах Иудеи, прочно держали Кастель, взяли Цуву и другие важные позиции и поэтому могли контролировать самый опасный участок — Баб-эль-Вад.

И тут произошло событие, которое стало черным пятном в истории молодого государства. Маккавеям поручили оборону вершины, рядом с которой расположено арабское село Неве-Садж. Случилось необъяснимое: Маккавеев охватила внезапная паника, и они вдруг открыли беспощадный огонь по селу. Начав, они уже не могли остановиться и убили более двухсот крестьян. Молодая нация вынуждена была долго очищаться от позора Неве-Саджа.

Хотя горная бригада освободила путь через Баб-эль-Вад, арабы без труда продолжали блокаду Иерусалима, так как владели тагартовым фортом у Латруна. Латрун, где раньше находилась английская политическая тюрьма, в камерах ко-торой побывали почти все вожди ишува, был расположен на перекрестке перед въездом в Баб-эль-Вад.

Латрун стал самым важным объектом израильских атак. Для его захвата сформировали специальную бригаду из иммигрантов, недавно прибывших с Кипра и из лагерей для перемещенных лиц в Европе. Командиры бригады были молоды и неопытны. Ночью она получила приказ атаковать, но операция была плохо продумана и еще хуже выполнена. Арабы легко отразили нападение.

Две следующие ночи бригада продолжала безрезультатно атаковать. Затем ее сменила горная бригада Пальмаха, атака которой едва не завершилась успехом.

В израильскую армию вступил бывший американский полковник Майки Маркус, известный под кличкой Камень. Его направили в иерусалимский коридор, где особенно нуждались в опытных командирах. За короткий срок Майки перестроил моторизованные части, которые израильтяне так успешно использовали во время операции «Железная метла». Маркус пытался создать подразделение, способное овладеть Латруном. Но случилось несчастье — Маркус погиб.

Иерусалим так и остался в блокаде.

Долина Хулы — Тивериадское озеро

Сирийцы пересекли Иордан при поддержке танков и авиации и несколькими колоннами направились в глубь страны.

Первая колонна обрушилась на три еврейские селения: Шошану, где родился Ари, Деганию А и Деганию Б, расположенные вблизи впадения Иордана в озеро.

У евреев было так мало людей в этом районе, что им пришлось гонять из Тивериады в эти села пустые грузовики, чтобы создать видимость, будто туда доставляются подкрепления и боеприпасы.

Жители трех селений послали делегацию к Ари Бен Канаану. Их кибуцы находились за пределами района, которым он командовал, но они рассчитывали, что Ари поможет землякам. Но у Ари и своих дел было по горло: Мухаммед Каси и Ган-Дафна, Сафед и, наконец, вторая сирийская колонна. Он сказал делегации, что жителей селений может спасти только ярость, и посоветовал приготовить побольше «коктейлей Молотова» — бутылок с зажигательной смесью и затем дать сирийцам войти в кибуцы. Как считал Ари, один вид арабов, топчущих еврейскую землю, вдохновит евреев на отчаянное сопротивление.

Сначала сирийцы атаковали Деганию А. Командиры местных отрядов Хаганы приказали защитникам не стрелять, пока танки не дойдут до центра кибуца. Сирийские танки, давящие клумбы, привели кибуцников в бешенство. Евреи забросали их с близкого расстояния «коктейлями» со смесью. Сирийская пехота, идущая за танками, в панике повернула назад, и никакие силы не смогли остановить ее.

Вторая сирийская колонна наступала южнее, по долине Бет-Шеан. Сирийцам удалось взять Шаар-Хаголан и Масаду, стоящие на берегу Ярмука. Когда евреи пошли в контратаку, сирийцы подожгли оба селения и бежали, прихватив с собой награбленное имущество. Крепость Гешер, занятую Хаганой до подхода сирийцев, евреям удалось удержать, как и остальные населенные пункты долины.

Третья колонна пересекла Иордан в районе долины Хулы, которую оборонял Ари Бен Канаан. Они взяли Мишмар-Хаярден — Страж Иордана и готовились прорваться в центр долины, чтобы соединиться с отрядами Кавуки. Однако Яд-Эль, Аэлет-Гашахар, Кфар-Шольд и Дан стояли твердо, несмотря на артиллерийский огонь, ответить на который было нечем. Зато когда сирийцы оказывались на расстоянии винтовочного выстрела, бойцы били без промаха. В Аэлет-Гашахар удалось даже, к большой радости кибуцников, сбить сирийский самолет.

Тем временем на еврейские селения в горах и в районе Метуллы напали ливанцы, в большинстве своем христиане. Некоторые их руководители сочувствовали сионизму, воевать им не хотелось, но под давлением других арабских государств все-таки пришлось вступить в войну. Стоило ливанцам столкнуться с сопротивлением, как они тут же отступали.

Ари не позволил силам противника соединиться в долине Хулы. Получив новую партию оружия, он стал готовить контрнаступление: перебросил людей и оружие туда, где приходилось особенно трудно, наладил коммуникации и превратил до-лину Хулы в один из самых неуязвимых районов Израиля. Единственным, с чем он не смог справиться, был Форт-Эстер.

Наступление сирийцев выдыхалось. Не считая Мишмар-Хаярдена, они всюду терпели поражения. Чтобы как-то отыграться, они сосредоточили свои силы против Эйн-Гева, кибуца музыкантов, стоящего на восточном берегу Тивери-адского озера. Высоты, окружавшие его с трех сторон, находились в руках сирийцев, с четвертой было озеро. Добраться в отрезанный от внешнего мира Эйн-Гев удавалось только ночью на лодках из Тивериады.

Сирийская артиллерия обстреливала кибуц днем и ночью. Евреям пришлось зарыться в землю. По ночам они выходили из убежищ и умудрялись обрабатывать поля. Лишения, выпавшие на их долю, можно сравнить только с тем, что претерпели защитники Негбы.

Во всем кибуце не — осталось целого здания. После многодневного непрерывного обстрела несколько тысяч сирийцев обрушились на кибуц, в котором насчитывалось не более трехсот защитников. Атаки повторялись снова и снова. Еврейские снайперы стреляли без промаха, но сирийцы продолжали наступать, заставляя евреев отступать к воде. Наступательный порыв сирийцев иссяк в тот момент, когда у защитников кибуца кончились патроны.

Евреи удержали Эйн-Гев и свое право на Тивериадское озеро.

Саронская долина, Тель-Авив, «треугольник»

Обширная территория в Самарии получила название «арабского треугольника», углами которого стали города Дженин, Туль-Карм и Рамалла. Наблус, старая база Кавуки, превратился теперь в опорный пункт иракской армии. Иракцы пытались форсировать Иордан в районе долины Бет-Шеан, но потерпели жестокое поражение и заняли позиции в той части Самарии, где жили одни арабы.

Западнее «треугольника» простирается Саронская долина, здесь евреи удерживали узкую полосу вдоль шоссе — Хайфа — Тель-Авив. От морского берега до одной из сторон «треугольника» местами было не более двадцати километров. Если бы враг сумел выйти к морю, он перерезал бы Израиль пополам.

Но иракцы отнюдь не горели желанием воевать. Когда евреи малыми силами напали на Дженин, они разбежались, почти не оказав сопротивления. Остались только артиллеристы, прикованные цепями к орудиям. Одна мысль о том, чтобы атаковать густонаселенную Саронскую долину, была в высшей степени неприятна жизнелюбивым иракцам. Все что угодно, только не это!

Тель-Авив перенес несколько налетов египетской авиации, но, когда у евреев появились зенитные орудия, налеты сразу прекратились. Впрочем, арабская печать не менее десяти раз сообщала, что бомбардировщики сровняли Тель-Авив с землей.

У евреев было всего несколько самолетов. Они обратили в бегство египетский крейсер, пришедший бомбардировать Тель-Авив с моря.

Западная Галилея

Бандам Кавуки понадобилось шесть месяцев, чтобы овладеть хотя бы одним еврейским селением. «Генералиссимус» перенес свой штаб в район Центральной Галилеи, к Назарету, где жили арабы. Здесь он рассчитывал соединиться с си-рийцами, ливанцами и иракцами, но расчеты оказались тщетными.

Большую часть Галилеи «Железная метла» очистила от бандитов еще до наступления арабских армий. И только Кавуки еще держался. Арабы-христиане, жившие в окрестностях Назарета, требовали, чтобы Кавуки убрался из их мест.

Легион продолжал удерживать Латрун, ключ к осажденному Иерусалиму. Арабские армии захватили несколько сел и подошли к Тель-Авиву на угрожающе близкое расстояние. Однако планы арабов потерпели крах. Еврейское государство не только появилось на свет, но сумело, к недоумению военных экспертов многих стран, отразить нападение, которому подверглось со всех сторон. Евреи одержали победы сразу, на нескольких фронтах над регулярными армиями, чьи силы во много раз превосходили их собственные.

Страны одна за другой признавали израильское государство. Оружие лилось в Израиль потоком, и с каждым днем его армия крепла. Несмотря на войну, создавались новые кибуцы и мошавы. В день, когда была провозглашена неза-висимость, справили новоселье шесть новых поселений.

Героизм Эйн-Гева, Негбы и сотни других селений; пальмахники, которые сутками сражались без пищи и воды; иммигранты, отправлявшиеся в бой, едва ступив на землю Израиля; смекалка, заменившая оружие, — все это остановило арабские армии.

Но было и другое. Господень промысел, судьба, предсказанная древними пророками, наследие предков, сражавшихся за свою свободу тысячелетия назад, традиции царя Давида, Бар-Гиоры и Бар-Кохбы, сила и вера, почерпнутые из Писания, тоже встали на пути арабов.

Глава 10

Барак Бен Канаан заключил несколько сделок по закупке оружия и выполнил все дипломатические поручения в Европе. Он истосковался по дому и упросил, чтобы его отозвали в Израиль. Бараку уже минуло восемьдесят, он начинал сдавать, хотя ни за что бы в этом не признался.

Он отправился в Неаполь, чтобы на пароходе вернуться домой. Там его встретили израильтяне, бывшие агенты Алии Бет, у которых был в этом городе штаб. Они занимались переправкой в Израиль евреев из итальянских лагерей для перемещенных лиц, которых очень ждали в Израиле, где на счету была каждая пара рук. Тех, кто помоложе, сразу по прибытии обучали военному делу, остальных направляли рыть окопы в пограничных селах.

По случаю приезда Барака Бен Канаана свет в израильском штабе горел далеко за полночь. Пили коньяк, и Барак снова и снова рассказывал про «чудо в Лейк-Саксесе» и о сделках, заключенных им в Европе.

Все были озабочены положением Иерусалима — только что сообщили об очередной безуспешной попытке евреев захватить Латрун. Один Бог знает, долго ли еще продержится стотысячное население священного города.

К двум часам ночи речь зашла о местной войне, которую израильтяне вели против итальянского теплохода «Везувий». Этот теплоход водоизмещением в четыре тысячи тонн сирийцы загрузили оружием, закупленным в Европе. Груз — десять тысяч винтовок, около миллиона патронов, тысячу пулеметов и столько же минометов — намечалось доставить в Тир.

«Везувий» был готов поднять якорь еще месяц назад, однако израильтяне узнали о его грузе. В ночь перед отплытием несколько смельчаков подплыли к теплоходу и прикрепили к днищу магнитные мины. После взрыва теплоход получил повреждения, но груз, вопреки ожиданиям, не взорвался. «Везувий» остался на плаву. С тех пор вокруг него шла непрерывная игра.

Сирийский полковник Фавзи, ответственный за груз стоимостью в миллионы долларов, велел отбуксировать теплоход в док и заделать пробоины. Он привез из Рима и Парижа полсотни арабских студентов и поручил им охрану судна. Одновременно Фавзи уволил команду и заменил ее двенадцатью арабами. Только капитан и два его помощника были итальянцами: они служили в пароходной компании, которой принадлежал теплоход. Капитан невзлюбил чванливого сирийского полковника и тайно обещал помогать израильтянам, но взял с них слово, что новых акций против судна не будет.

Израильтяне не могли допустить, чтобы груз попал в Тир. Но как это сделать? Они пообещали итальянским властям и капитану, что не тронут судно в порту, но, если оно уйдет в море, немногочисленный израильский флот вряд ли сумеет его отыскать.

Барак волновался. Он не раз сталкивался с неразрешимыми задачами в прошлом и всегда решал их. Неужто он не придумает что-нибудь и на этот раз? К утру у него родился замысел.

Два дня спустя «Везувий» поднял якорь и докинул порт. Накануне отплытия Фавзи отстранил итальянца, второго помощника капитана, от обязанностей радиста. Но израильтяне все равно узнали точный час отплытия. Судно выходило из гавани, когда к нему, сигналя, подплыл итальянский таможенный катер.

Фавзи, который не понимал по-итальянски, поднялся в рубку и спросил у капитана, что это значит.

— А кто его знает, — ответил капитан, пожимая плечами.

— Эй, на «Везувии»! — продолжал греметь мегафон. — Приготовьтесь к таможенному досмотру.

Человек двадцать в форме итальянской таможни поднялись на борт теплохода.

— Будьте любезны объяснить, что все это значит! — гневно закричал Фавзи.

Начальник таможенной команды, огромного роста старик с седеющей рыжей бородой, удивительно похожий на Барака Бен Канаана, выступил вперед и сказал по-арабски:

— У нас имеются сведения, что один из членов экипажа подложил в трюм мину с часовым механизмом.

— Не может быть! — воскликнул Фавзи.

— По нашим сведениям, его подкупили евреи, — серьезно заявил великан. — Вам необходимо покинуть акваторию порта, прежде чем судно взорвется.

Фавзи растерялся. Ему отнюдь не улыбалась перспектива взорваться вместе с «Везувием». Но не может же он, полковник, просить, чтобы его сняли с судна.

— Постройте свою команду, — посоветовал бородач. — Мы вмиг найдем виновного, и уж он признается нам, где именно подложена мина.

Команду немедленно вызвали на палубу и подвергли допросу. Тем временем «Везувий» вышел из трехмильной зоны, и таможенный катер повернул обратно в Неаполь. Агенты Алии Бет вытащили пистолеты и арестовали Фавзи и его арабскую команду. В открытом море команду посадили в спасательную лодку, снабдили компасом и картой и отпустили. Полковника заперли в его собственной каюте. Израильтяне распределили судовые роли, и теплоход двинулся вперед полным ходом.

Тридцать шесть часов спустя к «Везувию» подплыли два корвета, над которыми развевались пиратские флаги — череп с костями. Они пришвартовались к теплоходу, забрали оружие и команду, вывели из строя рацию и исчезли. «Ве-зувий» взял курс назад в Неаполь.

Полковник Фавзи бесновался. Он требовал расследования инцидента. Итальянская таможня, которую арабы обвинили в том, что она предоставила евреям катер и форму, заявила, что каждый выезд катеров регистрируется, а в журнале ничего об этом происшествии нет, в чем легко убедиться. Арабская команда, отпущенная в спасательной шлюпке, верная арабскому обычаю никогда не говорить правду, лгала напропалую, и вскоре появилось двенадцать совершенно различных версий о случившемся. Капитан судна и два его помощника показали под присягой, что арабская команда дезертировала, как только узнала о мине в трюме.

Дело до того запуталось, что не осталось никакой возможности добраться до истины. Израильтяне дополнили путаницу слухом, будто судно на самом деле принадлежало евреям, а похитили его арабы и что Фавзи был еврейским агентом.

Полковнику Фавзи оставалось только одно — инсценировать самоубийство, что он и сделал. Через два дня после захвата «Везувия» два корабля с развевающимися звездами Давида на мачтах доставили Барака Бен Канаана домой.

Глава 11

Ари Бен Канаан получил приказ явиться в Тель-Авив. Штаб располагался в особняке Рамат-Ган. Выглядел он непривычно: флаг со звездой Давида, часовые в форме новой израильской армии, строгая проверка удостоверений при входе, множество джипов и мотоциклов, всюду чувствовалось особое, лихое военное оживление.

В здании без умолку трещали телефоны. Ари провели через зал оперативных совещаний, где на стенах висели огромные карты с флажками, отмечающими положение на фронтах, и через комнату связи, где целая батарея радиостанций переговаривалась с различными участками фронта. Глядя на всю эту роскошь, Ари подумал, как мало все это похоже на старый передвижной штаб Хаганы, где из оборудования были стол и пара табуреток.

Авидан, бывший командующий Хаганы, ушел в отставку, передав пост молодому военному, который приобрел боевой опыт в рядах британской армии. Теперь Авидан служил связующим звеном между армией и Временным правительством и, хотя не занимал официальной должности, продолжал пользоваться огромным авторитетом.

Авидан тепло поздоровался с Ари. Трудно было определить, устал он или только что отдохнул, огорчен или доволен, — Авидан всегда сохранял одинаково серьезное выражение лица. Они вошли в кабинет, и Авидан распорядился никого к нему не пускать.

— Ну и лавочку вы тут себе завели, — сказал Ари.

— Да, не то что раньше, — согласился Авидан. — Я сам никак не привыкну. Бывает, приезжаю сюда утром, й мне кажется, что вот-вот нагрянут англичане и отвезут нас всех в тюрьму Акко.

— Мы удивились, когда узнали, что ты сам подал в отставку.

— Для молодой армии, ведущей большую войну, нужны молодые. А я на старости лет займусь политикой.

— А как идет война? — спросил Ари.

— Латрун — вот наша беда. Мы вряд ли долго продержимся в Старом городе, и один Бог знает, сколько продержимся в Новом, если только не пробьем блокаду в ближайшее время. Поработать придется на совесть, как вы в своем районе.

— Нам повезло.

— Это где же повезло? В Сафеде, что ли, или в Ган-Дафне? Брось, Ари, скромничать. У. нас в Бен-Шемене дети до сих пор в осаде. Правда, атаковать иракцы пока не решаются. И вот что еще: Кавуки до сих пор в Центральной Га-лилее. Надо разделаться с этим сукиным сыном. Из-за него я тебя и вызвал. Мы собираемся поручить эту операцию тебе. Через пару недель подкинем еще один батальон и кое-какое оружие.

— А как ты себе это представляешь? — спросил Ари.

— Если мы займем Назарет, то вся Галилея будет в наших руках. Мы овладеем дорогами, соединяющими западную часть с восточной.

— А как же арабские деревни?

— Большинство из них, как ты знаешь, христианские. Они уже требовали от Кавуки, чтобы он убрался вон. Так или иначе, а воевать они не хотят.

— Это хорошо.

— Но прежде чем заняться Кавуки, ты должен полностью очистить свой район.

— Форт-Эстер? — спросил Ари.

Авидан кивнул.

— Я уже писал тебе. Чтобы взять Форт-Эстер, нужна артиллерия. Хотя бы три-четыре давидки.

— Может быть, тебе золота подкинуть?

— Слушай, Авидан. Две арабские деревни прикрывают подступы к форту. Без дальнобойного оружия не обойтись.

— Ладно, получишь. — Авидан резко поднялся и зашагал по кабинету. На стене висела карта боевых действий. Ари чувствовал, что Авидан вызвал его в Тель-Авив не только для того, чтобы обсудить план операции. — Ари, — медленно начал лысый великан. — Еще две недели тому назад тебе приказали взять Абу-Йешу.

— Вот, значит, для чего ты меня сюда вызвал.

— Я думал, будет лучше, если мы с тобой поговорим, прежде чем этим займется генштаб.

— Я докладывал, что Абу-Йеша не составляет для нас угрозы.

— Это по-твоему. А мы другого мнения.

— Мне как командующему этим участком фронта виднее.

— Перестань, Ари. Эта твоя Абу-Йеша — база Мухаммеда Каси. Оттуда к нам приходят диверсанты. Кроме того, она блокирует дорогу в Ган-Дафну.

Ари отвел глаза в сторону.

— Мы с тобой слишком хорошо знаем друг друга, поэтому давай говорить откровенно.

Ари помолчал еще минуту, потом сказал:

— Я дружу с арабами Абу-Йеши, сколько себя помню. Мы вместе гуляли на свадьбах, горевали на похоронах. Мы им строили дома, а они нам дали землю под Ган-Дафну.

— Знаю, Ари. Таких случаев — десятки. Но ведь речь идет о том, быть нам или не быть. Мы не звали сюда арабские армии.

— Я хорошо знаю этих людей, — закричал Ари. — Они не враги, а обыкновенные крестьяне, которые хотят лишь, чтобы их оставили в покое.

— Ари, — резко перебил его Авидан, — у многих арабских сел хватило мужества оказать сопротивление Кавуки и даже армиям. Жители Абу-Йеши решили иначе. Ты выдаешь желаемое за действительное, когда утверждаешь, что там нет врагов. С этим надо кончать!..

— Иди к черту! — сказал Ари и встал.

— Не уходи, — без всякой обиды попросил Авидан. — Пожалуйста, не уходи.

Теперь стало заметно, что этот рослый крестьянин устал.

— Тысячу раз мы просили палестинских арабов не соваться в эти дела. Никому не хочется прогонять их с насиженных мест. Деревни, которые проявили лояльность, никто не трогает и трогать не собирается. Но с другими у нас про-сто нет иного выхода. Противник превратил их в склады оружия, в учебные полигоны, базы, откуда совершает нападения на наши автоколонны, обрекая наши села на голодную смерть. В Иерусалиме голодают сто тысяч мирных жителей. Из-за кого? Все из-за них же. Мы обсуждали эту проблему неделями. Вопрос стоит так: либо убить, либо быть убитым.

Ари подошел к окну, — закурил и с тоской посмотрел на улицу. Авидан прав, это он хорошо понимал. У арабов был выбор, в то время как еврейским селам не оставалось ничего другого, как стоять насмерть.

— Я, конечно, могу поставить вместо тебя другого человека, который без колебаний возьмет Абу-Йешу. Но мне очень не хочется этого делать. Если ты действительно считаешь, что не можешь выполнить приказ, я советую тебе подать заявление с просьбой о переводе на другой участок фронта.

— Зачем? Чтобы делать то же самое с таким же селом, только род другим названием?

— Ари, не торопись с ответом. Я знал тебя еще ребенком. Тебе пятнадцати не было, когда ты стал бойцом. У нас таких немного. За все годы ты ни разу не отказался выполнить приказ.

Ари обернулся. На его лице отражалась безысходная тоска. Он опустился в кресло.

— Ладно, сделаю, раз иначе нельзя, — прошептал он.

— Тогда свяжись со штабом, — сказал Авидан.

Ари кивнул и направился к двери.

— Кстати, тебя повысили в звании. Ты теперь полковник.

Ари горько рассмеялся.

— Мне тоже нелегко, поверь. Очень и очень нелегко, — сказал Авидан на прощание.

Полковник Бен Канаан, его заместитель майор Бен Ами и адъютант майор Яркони разработали операцию «Пурим» с целью взять Форт-Эстер и ликвидировать базу в Абу-Йеше.

В случае успеха была бы окончательно обеспечена безопасность долины Хулы.

Орудия, которые обещал Авидан, так и не прибыли, но Ари не особенно на них рассчитывал. Он привез давидку из Сафеда и приготовил полсотни снарядов.

Без артиллерии нельзя было и думать об атаке на Форт-Эстер со стороны Ган-Дафны. Четыре сотни хорошо вооруженных солдат Каси занимали выгодную позицию. Ари знал, что под прикрытием бетонных стен они будут упорно сопротивляться.

Задачу усложняли арабские деревни: Абу-Йеша, расположенная по дороге к форту, и еще две, у самой ливанской границы, прикрывающие крепость с флангов. В обеих окопались люди Мухаммеда Каси. Ари собирался напасть на Форт-Эстер с тыла.

Наступать решили тремя колоннами. Первую возглавил сам Ари. Ночью она звериными тропами поднялась в горы. Надо было сделать большой крюк по трудной и опасной дороге, чтобы незаметно подобраться к арабской деревне. Тридцать пять парней и пятнадцать девушек несли на себе давидку и снаряды. Еще пятьдесят человек их прикрывали.

Нога у Ари все еще болела, но он старался идти как можно быстрее. Нужно было добраться до места затемно, иначе вся операция могла провалиться.

В четыре утра достигли вершины. Люди изнемогали от усталости, однако об отдыхе никто не думал. Неподалеку от деревни их встретил патруль дружественного бедуинского племени. Бедуины сообщили, что неприятеля поблизости нет.

Люди Ари быстрым маршем дошли до развалин небольшой крепости крестоносцев в трех километрах от деревни и, полумертвые от усталости, расположились на отдых. Они прятались в развалинах до самого вечера, а бедуины стояли на часах. Следующей ночью из Эйн-Ора вышли остальные колонны. Давид Бен Ами повел своих людей по уже знакомому обрыву вверх в Ган-Дафну. Перед рассветом они залегли в лесу рядом с селом.

Колонна Иоава Яркони шла по следам Ари. Она двигалась быстрее, так как шла налегке. Бедуины встретили на вершине и эту колонну и провели ее мимо Форт-Эстер ко второй арабской деревне.

К вечеру второго дня Ари послал бедуинского вождя в деревню с ультиматумом. Тем временем его люди выбрались из развалин и подошли вплотную к деревне. Мухтар и человек восемьдесят наемников Мухаммеда Каси решили, что их хотят взять хитростью: не может быть, чтобы евреи у них под носом сумели незаметно взобраться на гору. Бедуин вернулся и доложил: арабы требуют доказательств. Давидке пришлось дать два залпа.

В деревне рухнуло несколько глиняных хижин. Не успел отгреметь второй выстрел, как люди Каси со всех ног бросились к границе Ливана. Над деревней взвилось море белых тряпок. Ари действовал быстро: оставил здесь небольшой отряд, а с остальными бойцами устремился ко второй деревне, где Яркони уже пошел в атаку.

После трех выстрелов давидки бандиты бежали и отсюда. Обе деревни сдались так быстро, что в Форт-Эстер ничего не успели понять. Когда там услышали звуки пальбы, Мухаммед Каси решил, что это балуются его ребята.

На рассвете третьего дня колонна Давида Бен Ами вышла из леса и перерезала дорогу между Форт-Эстер и Абу-Йешей, где Каси разместил сотню своих головорезов. После этого отряды Ари и Иоава двинулись на Форт-Эстер с тыла. В крепости было не больше ста человек: остальные либо находились в Абу-Йеше, либо уже удрали в Ливан. Давидка открыла огонь, цилиндры с динамитом со свистом обрушились на бетонные стены, ложась все ближе к стальным воротам. Наконец ворота взлетели в воздух; следующие пять снарядов угодили во двор крепости.

Ари Бен Канаан повел своих ребят в первую атаку. Они поползли к крепости под пулеметным огнем, сопровождаемые воем снарядов давидки.

Разрушения в форте были не так уж велики, но грохот, вой и стремительность атаки совершенно сбили с толку Мухаммеда Каси и его плохо обученных вояк. Ожидая подкрепления из Абу-Йеши, они оборонялись кое-как. Но подкрепление угодило в западню, расставленную Давидом Бен Ами. Каси видел это в бинокль и понял, что окружен. Отряд Ари тем временем подоспел к воротам. Над Форт-Эстер взвился белый флаг.

Яркони с двадцатью бойцами разоружил арабов и погнал их в Ливан. Каси и трое его офицеров были взяты под стражу, а над крепостью подняли флаг со звездой Давида. Ари повел остальных бойцов вниз, на соединение с людьми Давида. Предстоял последний этап операции: ликвидация базы в Абу-Йеше.

Жители села понимали, что пришла очередь их деревни.

Ари послал парламентера с ультиматумом через двадцать минут оставить деревню. Кто не уйдет, пусть пеняет на себя. С наблюдательного пункта он видел, как его старые друзья покидают село и направляются к ливанской границе. Сердце Ари обливалось кровью.

Прошло полчаса, час.

— Пора начинать, — сказал Давид.

— Подождем еще, пусть уйдут все.

— Да уже полчаса, как никто не выходит. Кто хотел, те давно ушли.

Ари отвернулся.

— Хочешь, я поведу людей? — предложил Давид.

— Давай, — шепнул Ари.

Ари остался на наблюдательном пункте, когда Давид повел людей к седловине, приютившей село. На подступах к селу Давид построил людей в шеренгу. Их встретил залп из пулеметов и винтовок. Евреи бросились на землю и поползли по-пластунски.

Около ста жителей деревни во главе с Тахой решили сражаться. Невиданное дело: на этот раз евреи превосходили врагов числом и оружием. Они открыли огонь из автоматов, а затем забросали арабов гранатами. Арабский пулемет вышел из строя, и защитникам села пришлось отступить. Евреи ворвались в Абу-Йешу.

Драться пришлось за каждую улицу, арабы обороняли каждый дом. Дело шло медленно, и кровь лилась ручьями.

Прошел час, другой. Ари не покидал наблюдательный пункт. До него доносились звуки выстрелов, взрывы гранат, крики людей.

Арабы сдавали одну позицию за другой. Наконец евреям удалось загнать оставшихся в живых в переулок на краю деревни. Более семидесяти пяти арабов погибли, они защищали свою деревню с неслыханным упорством; ничего подобного не случалось за всю войну. Это был трагический бой: его не хотели обе стороны.

Последние восемь арабов заперлись в крепком каменном доме мухтара напротив мечети. Давид Бен Ами приказал подвезти давидку. Дом разрушили вдребезги. Его защитники, в том числе и Taxa, погибли.

Уже темнело, когда усталый Давид поднялся к Ари.

— Все кончено, — сказал он.

Ари посмотрел на него невидящим взглядом.

— Их было человек сто. Погибли все. Наши потери — четырнадцать парней, три девушки. Человек десять раненых отвезли в Ган-Дафну.

Ари, казалось, не слышал его.

— А что будет с их полями? — шептал Ари. — А они сами… куда они теперь денутся?

Давид схватил его за руку.

— Не ходи туда!

Ари посмотрел на плоские крыши домов. Теперь там было очень тихо.

— А дом у реки?

— Его больше нет.

— Что с ними теперь будет? — упорствовал Ари. — Это же мои друзья.

— Мы ждем твоего приказа, Ари.

Ари посмотрел на Давида и покачал головой.

— В таком случае приказ отдам я.

— Нет, — прошептал Ари. — Я сам.

Он последний раз посмотрел на деревню и скомандовал:

— Сровнять Абу-Йешу с землей!

Глава 12

Давид спал в объятиях Иорданы, положив ей голову на грудь. Она лежала с широко раскрытыми глазами и не могла заснуть.

Ари дал Иордане отпуск, поэтому они смогли съездить на выходной в Тель-Авив. Послезавтра они снова расстанутся, и один Бог знает, когда увидятся вновь, если вообще увидятся. Иордана давно знала, что рано или поздно Давид добровольно возьмет на себя такую миссию. С тех пор как началась осада Иерусалима, он был сам не свой.

Давид зашевелился. Она поцеловала его и погладила по голове. Он улыбнулся во сне и снова успокоился.

Не принято, чтобы сабра говорила возлюбленному, как она боится за него. Она должна улыбаться и подбадривать его, прятать страх глубоко в душе. Иордана прижималась к любимому все теснее и мечтала, чтобы эта ночь никогда не кончалась.

Высший арабский совет призвал арабов к решающему выступлению, которое вылилось в дикое уничтожение Еврейского коммерческого центра в Иерусалиме.

Абдул Кадар усилил блокаду. Евреи в городе мерзли и голодали. В то время как Пальмах пытался открыть дорогу, ишув организовал конвой, который был разбит на Баб-эль-Ваде.

Стычки в осажденном Иерусалиме переросли в настоящую войну. Хагана обрушила огонь на район между гостиницей «Царь Давид» и крепостной стеной Старого города — там засели бандиты. Потом эти развалины называли Бевинградом. На командире Хаганы в Иерусалиме лежала ответственность за огромное население города, которое нужно было кормить и обеспечивать всем необходимым. Положение осложнялось тем, что большую часть гражданского населения составляли глубоко верующие люди, которые не только не хотели браться за оружие, но и мешали Хагане защищать себя. В древнем Израиле перед защитниками Иерусалима вставали совершенно те же проблемы. Во время римской осады зилоты внесли в ряды обороняющихся разлад, который ускорил падение Иерусалима и привел к тому, что было вырезано около шестисот тысяч евреев. Правда, тогда город продержался три года, что вряд ли удалось бы сейчас.

Религиозные фанатики отказывались от борьбы, а Маккавеи сотрудничали с Хаганой, лишь когда это их устраивало. Остальное время они воевали по-своему. Горной бригаде Пальмаха приходилось вести непрерывные бои в горах Иудеи. Пальмахники выбивались из сил, но тоже не всегда согласовывали свои действия с приказами Хаганы. Все это создавало неразбериху, в которой от командира Хаганы мало что зависело.

Великолепный Иерусалим превратился в кровавое поле битвы. Египтяне атаковывали город с юга, обстреливали его из орудий и бомбили с воздуха. Арабский легион окопался за священной крепостной стеной Старого города. Потери евреев исчислялись тысячами. Отвага и смекалка снова стали главным в обороне. Опять пришла на помощь давидка. Ее тайно перевозили с места на место, чтобы арабы подумали, будто у евреев много орудий.

За пределами города дела обстояли не лучше. Когда Арабский легион занял Латрун, его командование обещало, что насосная станция будет работать по-прежнему и гражданское население будет обеспечено питьевой водой. Однако арабы взорвали станцию, и в Иерусалиме уже ощущалась нехватка воды. Было известно, что где-то под городом есть подземные водохранилища, которым две, а то и три тысячи лет. Евреи нашли эти резервуары, в которых каким-то чудом сохранилась вода. Пока спешно прокладывали временный водопровод, эти цистерны спасли горожанам жизнь.

Так шел месяц за месяцем. А Иерусалим по-прежнему не сдавался. Бои велись за каждый дом. Мужчины, женщины и дети сражались с таким презрением к смерти, что казалось, их никогда не удастся сокрушить.

При одной мысли об Иерусалиме у Давида Бен Ами сердце обливалось кровью.

Он открыл глаза.

— Почему ты не спишь? — спросил он Иордану.

— Высплюсь, когда ты уйдешь.

Он поцеловал ее и сказал, что любит ее.

— О, Давид… мой Давид!

Попросить бы его отказаться от этого смертельного задания, зарыдать бы, сказать, что если с ним что-нибудь случится, то ей незачем будет жить… Но она держалась. Один из шести его братьев погиб в кибуце Нирим, в бою с егип-тянами, другой умирал от ран, полученных при попытке прорваться в Негбу. Третий брат — Нахум вместе с другими Маккавеями сражался в Старом городе…

Давид слышал, как гулко бьется сердце Иорданы.

— Давид, любовь моя! — шептала она.

В Старом городе арабская чернь при поддержке солдат легиона уничтожала синагоги, еврейские дома подвергались разграблению.

Хагана и маажавеи, защищаясь, отступали все дальше, и наконец в их руках осталось всего два дома, один из них — знаменитая синагога Хурва. Выбить их из Старого города было для арабов делом нескольких дней.

Рассвет разбудил Иордану. Она потянулась в постели и протянула руку к Давиду. Его не было.

Она в испуге открыла глаза и увидела, что Давид стоит около нее. Он впервые надел израильскую военную форму. Иордана улыбнулась, откинулась на подушку, а он опустился на колени рядом с кроватью и принялся гладить ее огненно-рыжие волосы.

— Я целый час смотрю на тебя, — сказал он. — Ты очень хороша во сне.

— Шалом, майор Бен Ами, — прошептала она.

— Уже поздно, — дорогая. Мне пора.

— Сейчас оденусь.

— А зачем тебе идти со мной? Лучше я один.

Сердце Иорданы на мгновение остановилось. Она хотела схватить его за руку, — но совладала с собой и лишь улыбнулась:

— Конечно, милый.

— Иордана… любовь моя!

— Шалом, Давид. Тебе пора.

Иордана отвернулась к стене. Давид поцеловал ее и вышел.

— Давид, — шептала она. — Вернись! Пожалуйста, вернись ко мне.

Авидан привез майора Бен Ами к генералу Бен Циону, начальнику генштаба. Бен Цион, человек чуть старше тридцати, был, как и Давид, уроженцем Иерусалима.

Они поздоровались. Бен Цион выразил Давиду сочувствие по поводу гибели брата.

— Авидан говорит, что вы придумали что-то интересное? — спросил майор Альтерман, адъютант Бен Циона.

— Да, — тихо ответил Давид. — С тех пор как приняли резолюцию о разделе, я ни на минуту не перестаю думать о Иерусалиме. Помните — «На реках Вавилонских»? «Если я забуду тебя, Иерусалим…»

Бен Цион кивнул. — Он очень хорошо понимал Давида. Его жена, дети, родители — все остались в Иерусалиме.

Давид продолжал:

— Дорога до Латруна почти полностью в наших руках. За Латруном, в Баб-эль-Ваде Пальмах захватил большинство важнейших высот.

— Это мы знаем, и Латрун — наша главнейшая беда, — перебил его Альтерман.

— Дай человеку сказать, — сердито прикрикнул на него Бен Цион.

— Я долго думал об этом… Я знаю район Латруна как свои пять пальцев и вот уже шесть месяцев мысленно исследую эту местность дюйм за дюймом. Я совершенно уверен, что Латрун можно обойти стороной.

В комнате воцарилась гробовая тишина.

— Что вы имеете в виду? — спросил Бен Цион.

— Если на карте провести дугу вокруг Латруна от одного участка шоссе к другому, то получится расстояние в шестнадцать километров.

— На карте-то можно, но дороги там нет. Одни непроходимые холмы.

— Есть дорога, — ответил Давид.

— Давид, ты несешь чушь! — воскликнул Авидан.

— Половина этой дуги проходит на месте древней римской дороги. Ей две тысячи лет, она завалена камнями, землей и буреломом, но она существует. Кроме того, там есть болото, по которому я проведу любую колонну с закрытыми глазами.

Давид подошел к карте на стене и провел полукруг рядом с Латруном. Авидан и Бен Цион внимательно следили за его рукой. Альтерман тоже смотрел, но с иронией.

— Давид, — сказал Авидан сухо, — допустим, тебе удастся отыскать эту римскую дорогу, допустим даже, что ты найдешь проход через болото. Что из этого? Снять осаду Иерусалима это вряд ли поможет.

— Я предлагаю, — спокойно продолжал Давид, — расчистить римскую дорогу, где нужно — проложить новые участки и отказаться от штурма Латруна. Пойти в обход.

— А подумал ли ты, Давид, — спросил Бен Цион, — что дорогу, которую ты провел на карте, придется пробивать под носом Арабского легиона?

— Еще бы не подумал! — ответил Давид. — Нам ведь не шоссе нужно, а только колея для грузовика. Иисус Навин остановил у Латруна солнце. Может быть, нам удастся остановить ночь? Если один отряд из Иерусалима, а другой из Тель-Авива потихоньку станут работать ночами, я уверен, что все дело займет не больше месяца. Что касается. Арабского легиона, то вы не хуже меня знаете, что Глаб ни за что не выйдет из крепости ради открытого боя.

— Кто его знает, — возразил Альтерман. — За дорогу он, пожалуй, станет драться.

— Если Глаб не боится сражения, то почему он не атаковал из «треугольника» и не попытался разрезать Израиль пополам?

Все промолчали; складывалось впечатление, что Давид прав. В штабе считали, что Глаб чересчур рассредоточил свои силы и потому избегает боев за пределами Иерусалима, коридора и Латруна. Кроме того, он знает, что израильтяне хотят открытой схватки и мечтают выманить его из крепости.

Бен Цион и Авидан молча взвешивали предложение Давида.

— Хорошо, а что тебе для этого нужно? — сказал Бен Цион.

— Джип на одну ночь, надо сначала все проверить самому. Авидан забеспокоился. С первых дней подполья он так переживал смерть каждого бойца, будто погибал его собственный сын. В ишуве, маленькой сплоченной общине, каждая жертва печалила всех. Теперь, в войну, потери исчислялись тысячами, для небольшой страны это было опустошительным ударом. Даже самый многочисленный народ не имеет права рисковать жизнями таких одаренных юношей, как Давид Бен Ами, подумал Авидан. Задача, которую он хочет взвалить на себя, чистое самоубийство. Может быть, Давиду только кажется, что он знает какую-то дорогу; людям часто желаемое представляется действительным.

— Джип и двадцать четыре часа… — повторил Давид.

Авидан посмотрел на Бен Циона. Альтерман покачал головой. То, что затеял Давид, неосуществимо. Тревога за Иерусалим мучила каждого. Иерусалим был сердцем, душой еврейства, но… Бен Цион иногда даже думал, что попытка удержать город — безумна.

Сколько же страданий выпало на долю родителей Давида, подумал Авидан. Один сын погиб, второй умирает от ран, третий возглавил отряд маюкавеев, обреченный на гибель…

Давид смотрел горящими глазами то на одного, то на другого.

— Вы не можете не пустить меня! — воскликнул он.

В дверь постучали. Альтерман принял донесение и протянул его Бен Циону. Начальник генштаба побледнел и передал бумагу Авидану. Никто никогда не видел, чтобы Авидан терял самообладание. Но тут руки его задрожали, а в глазах появились слезы.

— Старый город пал.

— Не может быть! — вскричал Альтерман.

Давид упал в кресло.

Бен Цион сжал кулаки и стиснул зубы.

— Без Иерусалима нет еврейской нации! — воскликнул он и повернулся к Давиду: — Отправляйся в Иерусалим… сейчас же!

Когда Моисей вывел колена Израилевы к Красному морю, ему потребовался человек, столь незыблемо верящий в могущество Бога, что первым без колебаний ступил бы в море.

Такой человек нашелся. Его звали Нахшоном. Операцию Давида Бен Ами так и назвали — «Нахшон».

Когда стемнело, Давид выехал из Реховота, городка к югу от Тель-Авива, и направился к горам Иудеи. У подножия гор, неподалеку от Латруна, он свернул с шоссе и двинулся по бездорожью.

Джип бросало и ударяло о валуны, казалось, мотор вот-вот заглохнет. Медленно, на первой скорости Давид спустился к Латруну. Здесь запросто можно было натолкнуться на патруль. Давид сосредоточился, когда впереди показались очертания крепости. Дюйм за дюймом он спускал машину по крутому склону, ища древнюю, дорогу, заваленную вековым мусором. Наконец он остановился там, где сходились два ущелья, слез с машины и убедился, что дорога проходила именно здесь.

Теперь он поехал значительно быстрее и обогнул стороной Латрун, не жалея ни себя, ни машину. Он то и дело выключал двигатель, прислушивался, нет ли кого поблизости. Не раз ему приходилось выходить из машины и ползти по острым скалам в поисках дороги. Этим шестнадцати километрам, казалось, не будет конца. А ночь шла на убыль, опасность, что его обнаружат, возрастала с каждым часом.

…Рассвело. Бен Цион и Авидан с запавшими от бессонной ночи глазами с тревогой ждали возвращения Давида. Они отлично понимали, какое безумное дело он затеял, и опасались, что больше его не увидят.

Зазвонил телефон. Авидан поднял трубку.

— Это из шифровального отдела, — сказал он. — Только что получена радиограмма из Иерусалима.

— Что в ней?

— Один — тридцать пять — восемь.

Они принялись лихорадочно листать Библию. У Бен Циона вырвался вздох облегчения. Он прочитал вслух:

— Исайя, глава тридцать пятая, стихи восьмой и девятый: «И будет там большая дорога, и путь по ней назовется путем святым… Льва не будет там, и хищный зверь не взойдет на нее… а будут ходить искупленные».

Итак, Нахшон прорвался в Иерусалим! Значит, есть дорога, по которой можно объехать Латрун. Для Иерусалима еще не все потеряно!

Тысячи добровольцев дали клятву не разглашать тайну и отправились из Иерусалима прокладывать трассу по маршруту Давида Бен АМи. Тем временем Давид вернулся в Тель-Авив, где отряд добровольцев начал строить дорогу с другого конца.

Днемюба отряда скрывались, а ночью лихорадочно работали под носом Арабского легиона. Трудились без устали, молча расчищали дорогу и неслышно относили мусор. Прокладывая путь по ущельям, отряды метр за метром приближались друг к другу. Давида Бен Ами по его просьбе перевели в Иерусалим.

Иордана не смогла успокоиться после расставания с Давидом. Она вернулась в Ган-Дафну, которая восстанавливалась после арабских обстрелов. Большинство зданий было повреждено, но коттедж Китти пострадал меньше других. Иордана поселилась вместе с Ки1ти и Карен. Женщины подружились. Иордане оказалось легко с американкой, она могла признаться Китти в таких вещах, о которых ни за что не сказала бы никому из евреев, боясь, что в этом усмотрят слабость. Она скрывала тревогу под грубостью, но Китти прекрасно видела, в каком состоянии воинственная сабра вернулась из Тель-Авива. Однажды вечером, через две недели после прощания Иорданы с Давидом, женщины сидели за чаем. Вдруг Иордана смертельно побледнела, вскочила и выбежала из комнаты. Китти бросилась за ней и едва успела ее подхватить. С трудом она дотащила обессилевшую Иордану до санчасти, положила на кушетку и влила ей в рот немного коньяка.

Минут через десять Иордана пришла в себя, приподнялась и блуждающим взглядом посмотрела вокруг.

— Что с вами? — спросила Китти.

— Не знаю. Никогда такого не было. Сидела и слушала вас, вдруг оглохла, ослепла. Стало совсем темно в глазах, по телу пробежала дрожь.

— А дальше?

— Я вдруг услышала, как кричит Давид… Это было ужасно.

— Ну вот что, послушайте меня. Это нервы. Последнее время они у вас так напряжены, что вы можете в любую минуту сорваться. Я требую, чтобы вы взяли отпуск и на несколько дней поехали в Яд-Эль к матери.

Иордана вскочила.

— Нет! — воскликнула она.

— Сейчас же сядьте, — приказала Китти.

— Это ужасно глупо. Простите, я веду себя просто невозможно.

— Вы ведете себя нормально. Если бы вы хоть изредка давали себе волю, поплакали бы, например, вам стало бы намного легче.

— Давид презирал бы меня, если бы знал, что я вытворяю.

— Бросьте, Иордана! Ну ее к черту, эту вашу гордость сабры. Сейчас дам вам таблетку, и ложитесь в постель.

— Нет! — вспыхнула Иордана и выбежала из кабинета.

Китти вздохнула. Годы непрерывного напряжения и битв выдубили кожу этих сабр, их гордость переходит все границы. Что делать с девушкой, которая считает слабостью любое проявление чувств?

Спустя три дня после этого случая Китти вернулась в коттедж вечером. Карен пошла к Дову, а Иордана сидела над донесениями. Китти села напротив. Иордана посмотрела ей в лицо, улыбнулась, но, заметив расширенные зрачки, мгновенно посерьезнела. Китти мягко отняла у нее карандаш.

Прошла минута. Обе молчали.

— Давид умер? — спросила Иордана.

— Да.

— Как это случилось? — ровным голосом сказала Иордана.

— Только что позвонил Ари. Подробности еще не известны. Кажется, пальмахники собрали отряд, к ним присоединились Маккавеи и ребята из Хаганы. Разрешения ни у кого не спрашивали… Похоже, Давид не выдержал, увидев стены Старого города. Они бросились в атаку, пытаясь — его захватить, взяли Сионскую гору…

— Дальше.

— Они не имели шансов. Это была самоубийственная затея.

Иордана сидела неподвижно, даже бровью не повела.

— Что я могу сделать для тебя? — сказала Китти.

Девушка поднялась, высоко держа голову.

— Обо мне не беспокойтесь, — твердо ответила она.

Если Иордана и оплакивала Давида, никто этих слез не видел. Несколько суток без пищи и воды провела она в развалинах Абу-Йеши, а потом вернулась в Ган-Дафну. Как Ари никогда не поминал вслух Дафну, так и Иордана ни разу больше не произнесла имя Давида.

Через месяц после той ночи, когда Давид Бен Ами нашел древний римский путь в Иерусалим, строительство объездной дороги — теперь ее называли Бирманской — было завершено. В ту же ночь автоколонна проехала в обход Латруна и благополучно добралась до Иерусалима. Осада великого города закончилась..

До этого ни у кого не было полной уверенности, что Израиль выстоит, но в ту минуту, когда строители дороги из иерусалимского отряда обнимали строителей из Тель-Авива, стало ясно, что евреи выиграли Войну за независимость.

Глава 13

Предстояли еще долгие месяцы упорных, кровавых боев. Открытие Бирманской дороги сильно подняло дух евреев, а в этом они нуждались больше всего.

Когда было остановлено первое наступление арабских армий, Совет Безопасности ООН сумел добиться временного прекращения огня. Обе стороны приветствовали это решение. Арабам срочно требовалась передышка, чтобы под-тянуть и перегруппировать свои силы. Израильтянам нужно было время, чтобы достать побольше оружия.

Временное правительство контролировало положение неполностью, так как Пальмах, крайние религиозные круги и маккавеи соглашались сотрудничать с ним далеко не всегда и не во всем. Правда, Пальмах отказался от своего при-вилегированного положения и влился в ряды Армии обороны Израиля; для этих хватило пригрозить, что пальмахников снимут с передовой, если они откажутся выполнять приказы.

Маккавеи тоже присоединились к армии, но в качестве особых батальонов, которыми командовали их офицеры. И уж решительно ничто не могло сломить упрямства верующих фанатиков, которые возлагали надежды только на Мессию и дословно толковали Библию.

Когда, казалось, вот-вот наступит единство этих разнородных элементов, произошло трагическое событие, которое окончательно отделило маюсавеев от общего дела. Началось с того, что их сторонники купили в Америке большую партию дефицитного оружия и транспортный самолет, который назвали «Акивой».

Кроме того, они завербовали сотню молодых добровольцев для пополнения особых батальонов Маккавеев. По условиям соглашения о прекращении огня ни одна из сторон не должна была ни вооружаться, ни укреплять свои позиции. Однако на это никто не обращал внимания, и евреи тайком завозили оружие и людей, стараясь как можно лучше подготовиться к предстоящим боям.

Израильские агенты в Европе узнали об «Акиве». Временное правительство потребовало, чтобы они передали ему и самолет и оружие. Израиль — единое государство, втолковывали Маккавеям, в войне участвуют все, и особые батальоны — лишь часть израильской армии. Маккавеи не соглашались. Они хотели сохранить обособленность и настаивали на том, что оружие принадлежит им.

Тогда правительство вспомнило про соглашение о прекращении огня и о запрете ООН на доставку оружия. Дескать, у него больше шансов обойти этот запрет и тайно доставить оружие в страну. На это Маккавеи заявили, что прекращение огня их не касается, поскольку они не подчиняются единому командованию. Ожесточенный спор не утихал: обе стороны стояли на своем.

Тем не менее «Акива» вылетел с первой партией оружия и добровольцев. Правительство отказалось принять его. Маккавеи пришли в бешенство.

Когда же, вопреки правительственному решению, «Акива» все-таки появился над израильским аэродромом, правительство передало экипажу по радио последнее предупреждение и потребовало немедленно повернуть назад. Экипаж отказался. Тогда поднялись в воздух истребители и сбили «Акиву».

Между Маккавеями и армией начались стычки. Обе стороны бросались оскорблениями и упреками, за которыми быстро забылся инцидент с «Акивой». Маккавеи озлобились и отозвали свои особые батальоны из рядов израильской армии.

Трагическое событие окончательно прояснило ситуацию. В годы мандата непримиримость Маккавеев послужила ослаблению власти англичан в Палестине. Теперь, когда англичане ушли, их террор приносил только вред. Более того, Маккавеи не хотели подчиняться дисциплине, без которой невозможна настоящая армия. Их значение как боевой силы резко упало. Они одержали лишь одну победу в Яффе, где противник был не слишком силен, а в других местах терпели поражения. Бойня, устроенная Маккавеями в селе Неве-Садж, легла несмываемым пятном на репутацию евреев.

Маккавеи были отважны, но не признавали никакой власти. После случая с «Акивой» они окончательно решили, что все проблемы надо решать силой.

Переговоры с обеими сторонами длились уже целый месяц. Граф Бернадот и его американский помощник Ральф Банч, представлявшие ООН, так и не смогли угово-рить стороны сесть за один стол. Нельзя было устранить за месяц то, что накапливалось три десятилетия. Тем временем Кавуки в Центральной Галилее то и дело нарушал соглашение о прекращении огня. Египтяне также не стали дожидаться, пока истечет срок, и возобновили военные действия.

Грубая ошибка противника дала евреям повод развернуть новое наступление. Военные эксперты всего мира удивлялись стойкости, с которой евреи отражали нападения, но наступление израильской армии просто ошеломило их. Новая фаза войны началась с бомбежки Каира, Дамаска и Аммана. Противник понял намек: впредь арабы не смели бомбить Тель-Авив и Иерусалим. Израильские корветы об-стреляли ливанский город Тир, один из главных портов, через который арабы доставляли оружие.

Жители кибуца Эйн-Гев на берегу Тивериадского озера, долгие месяцы сидевшие в осаде, тоже перешли в наступление. Во время внезапной ионной атаки они взобрались на господствующуюнад окрестностями гору Суситу и сбросили оттуда сирийцев.

В Центральной Галилее бойцы Ари Бен Канаана пошли на штурм Назарета, где окопался Кавуки. Напрягая силы до предела, выжимая из боевой техники такое, о чем и думать не могли ее создатели, они нанесли арабам сокрушительное поражение. «Генералиссимус» иерусалимского муфтия сдал Назарет. После этого быстро пали и остальные опорные пункты неприятеля в Центральной Галилее, а сам муфтий в панике сбежал со своими вояками в Ливан. Теперь вся Галилея, все главные дороги находились в руках евреев.

В Баб-эль-Ваде и иерусалимском коридоре горная бригада двинулась на Бет-Лехем. В Негеве евреи схватили египтян за горло мертвой хваткой. Когда-то Самсон поджег хвосты тысяче лисиц и выпустил их на филистимлян. Теперь моторизованные части, состоящие из джипов с пулеметами — их так и называли: «самсоновы лисы», — молниеносно обрушивались на египетские тылы. Осаде Негбы был положен конец.

Но самую блестящую победу израильтяне одержали в Саронской долине, рядом с «треугольником». На тех же джипах во главе с бывшей пальмаховской бригадой «Ханита» они ворвались в Лидду и Римле, арабские города, которые блокировали дорогу в Иерусалим, захватили аэродром в Лидде, самый крупный во всей Палестине, а затем повернули на север, к Латруну. По пути «самсоновы лисы» наголову разбили иракские части и прорвали осаду вокруг молодежного села Байт-Шемен. В тот момент, когда должно было завершиться окружение Латруна, арабы взмолились о новом прекращении огня.

Можно долго перечислять израильские победы, которые были одержаны за каких-нибудь десять дней.

Пока Бернадот и Банч вели переговоры о втором прекращении огня, арабский мир охватила паника. Абдалла, правитель Трансиордании, вступил в секретные переговоры с Временным. правительством и пообещал удержать Арабский легион от военных действий. Взамен ему пообещали не наступать на Старый Иерусалим и «треугольник».

Кавуки снова нарушил соглашение о прекращении огня, совершив нападение из Ливана. Когда срок прекращения огня истек, евреи провели операцию «Хирам», названную по имени библейского царя Ливана, и обратили в дым честолюбивые мечты Кавуки и иерусалимского муфтия. Израильская армия разбила бандитов наголову и преследовала их по пятам до ливанской территории. Тамошние деревни превратились в море простыней, вывешенных в знак капитуляции. Покончив с бандами Кавуки, израильские части вернулись на свою территорию, хотя ничто им теперь не мешало пойти на Бейрут или Дамаск.

Галилея была очищена, в Саронской долине установилось спокойствие, Абдалла прекратил вылазки из Трансиордании. Израильская армия получила возможность целиком сосредоточиться на египтянах.

Тем временем арабы пытались найти объяснение успехам израильской армии и, естественно, перессорились. Абдалла обвинял во всем Ирак: дескать, его войска не смогли использовать выгодную позицию в районе «треугольника» и разрезать территорию евреев надвое; Ирак, который мечтал воссоздать великое арабское государство и возглавить его, оправдывался тем, что ему приходилось чересчур растягивать фронт. Сирийцы обвиняли американцев и западный империализм. Египтяне валили все на Трансиорданию, правитель которой, по их словам, продался евреям. В то же время египетские радио и печать выдавали за победу каждое поражение своих войск. Ливанцы и йеменцы отмалчивались: они были не слишком заинтересованы в этой войне.

Под непрерывными ударами израильской армии миф об арабском единстве лопнул окончательно. Взаимные объятия, рукопожатия, клятвы в вечном братстве сменились распрями, взаимными угрозами и даже убийствами. Абдаллу убили фанатики, когда он возвращался из мечети Омара в Старом городе. Египетского короля Фарука свергла офицерская клика, лозунги которой поразительно походили на цитаты из «Майн кампф» Гитлера. Ведущую роль в низложении монарха сыграл молодой капитан Гамаль Абдель Насер. Интриги и убийства, извечные арабские методы, расцвели буйным цветом.

…В Негеве израильская армия, хорошо оснащенная и слаженная, завершала последний этап войны. Сувейдан, чудовище пустыни, так долго мучившее кибуц Негбу, пал. Здесь, в Сувейдане, египтяне сопротивлялись на редкость мужественно.

В Фалудже египтяне попали в осаду, которая была снята после заключения перемирия.

Гордость египетского флота крейсер «Фарук» попытался обстрелять одну из еврейских позиций буквально накануне перемирия. Израильские катера с динамитом, пущенные на крейсер как торпеды, взорвали и потопили его.

Беер-Шева — Семь родников, город праотца Авраама, был взят осенью 1948 года после неожиданной израильской атаки. Египтяне имели здесь такую мощную оборону, что, казалось, ее невозможно пробить. И снова евреям помогло хорошее знание местности и древней истории. Они нашли старинную набатейскую тропу, обошли укрепления и напали с тыла.

После этого началось паническое бегство. Израильская армия, преследуя египтян, обошла полосу Газы и вступила на Синайский полуостров.

«Господь послал в него дух опьянения; и они ввели Египет в заблуждение во всех делах его, подобно тому, как пьяный бродит по блевотине своей. И не будет в Египте такого дела, которое совершить умели бы голова и хвост, пальма и трость.

В тот день Египтяне будут подобны женщинам, и вострепещут и убоятся движения руки Господа Саваофа, которую Он поднимет на них»[15].

И слова пророка Исайи сбылись.

Англичане, сидевшие в зоне Суэцкого канала, забеспокоились. Видя разгром египтян, они испугались, как бы евреи не добрались до канала, и потребовали остановить наступление. В качестве предостережения англичане подняли в воздух авиацию. Все получилось вполне логично; в конце Войны за независимость евреям пришлось сражаться именно с англичанами. Израильские ВВС сбили шесть «спитфайров». Но Израилю все-таки пришлось уступить международному нажиму и дать египтянам спастись. Разбитая египетская армия вступила в Каир и устроила там «парад победы».

Война за независимость стала достоянием истории.

Арабское население Палестины давно примирилось с возвращением евреев и хотело мира. Но оно было обмануто демагогами, которые в минуту опасности первыми покинули страну. Арабов сбили с толку трескучими фразами. Им вдал-бливали в головы расистские теории, а главное, страх перед воинствующим сионизмом. Арабские вожди использовали невежество масс в собственных целях.

Немногие арабы сражались мужественно. Им обещали легкие победы, богатую добычу, их подбадривали иллюзией арабского единства. На поверку же оказалось, что все это не стоит пролитой крови.

Никто не сомневался в готовности евреев отдать жизнь за Израиль. Они боролись с сильнейшим противником и с готовностью отдавали кровь за то, что совесть всего человечества признавала их законным правом. И вот шестиконечная звезда Давида, которая двадцать веков испытывала унижения, вновь засияла от Эйлата до Метулы, чтобы никогда больше не погаснуть.

В результате Войны за независимость возникла одна из самых запутанных проблем века, вокруг которой до сих пор ведутся нескончаемые, ожесточенные споры, — проблема арабских беженцев. Свыше полумиллиона палестинских арабов покинули свои дома и выехали в соседние страны. Все попытки решить их проблемы кончались препирательствами и взаимными обвинениями, которые совершенно осложнили ситуацию.

И снова Барак Бен Канаан был призван на службу отечеству. По поручению правительства Израиля он изучил проблему и изложил свои выводы в докладе, занявшем несколько сот страниц.

Венчало доклад короткое резюме, в котором Барак объяснил суть дела с предельной ясностью.

«Выводы по вопросу арабских беженцев

Самым спорным результатом Войны за независимость стала проблема палестинских беженцев, превратившаяся в могущественное политическое оружие арабского арсенала.

Арабы пространно расписывают страдания этих жертв войны, выставляя лагеря, в которых живут беженцы, как образец пресловутой еврейской жестокости. И действительно, каждый, кто видит этих несчастных, не может не испытывать к ним сострадания.

Арабы хотят внушить мировой общественности, что палестинские — беженцы — уникальное явление. Между тем это совершенно не соответствует действительности. Каждая война порождает бездомных и перемещенных лиц. Даже сегодня, через пять лет после окончания Второй мировой войны, в Европе и Азии насчитываются десятки миллионов беженцев. Такова природа войны.

Если бы арабские руководители приняли к исполнению решение высшего международного форума и сами не нарушили закона, никакой проблемы бы не возникло. Ее появление — непосредственный результат агрессивной — войны, развязанной арабами с целью уничтожения народа Израиля.

После принятия в ноябре 1947 года резолюции ООН о разделе Палестины евреи умоляли палестинских арабов сохранять спокойствие, добрососедские отношения, уважать неотъемлемые, законные права еврейского народа.

Несмотря на открытую агрессию, государство Израиль снова протянуло в своей Декларации о независимости руку дружбы арабским соседям, которые как раз в это время нарушили его границы. В ответ на дружеское обращение Израиля арабы недвусмысленно заявили о своем стремлении истребить еврейский народ и уничтожить его государство.

Как ни странно, большинство палестинских арабов бежали еще до нападения соседних стран на Израиль. Они бежали главным образом из Яффы, Хайфы и Галилеи, где противостояние было невелико.

Главной причиной бегства палестинских арабов стал внушенный им страх. Десятилетиями вожди-расисты пугали феллахов массовыми убийствами. Они играли на невежестве, суеверии и фанатизме людей. Они никогда не исходили из интересов феллахов, а только из своих собственных. Они продавали и предавали свой народ без зазрения совести. Слепой страх и невежество обусловили первое бегство арабов. Был ли этот страх оправдан? Нет! Только в одном населенном пункте Неве-Садж имела место непростительная резня ни в чем не повинных людей. Всех остальных арабов, оставшихся в Палестине, не беспокоили. Ни одна арабская деревня, не принимавшая участия в военных действиях, не пострадала от евреев.

Что же касается Неве-Саджа, уместно добавить, что этот единственный случай еврейской жестокости, имевший к тому же место в разгар войны, — бледнеет перед множеством кровавых погромов, организованных арабами в течение трех десятилетий формального мира.

Вторая причина бегства палестинских арабов заключается в том, что, как это неопровержимо установлено, арабские вожди подбивали мирное арабское население покинуть Палестину, желая создать политическую проблему ради получения оружия.

Арабские генералы планировали поголовное истребление евреев. Многочисленное мирное арабское население только ограничивало бы свободу их действий.

Политиканы хотели доказать бесчеловечность евреев, ссылаясь на то, что арабов будто бы выгнали силой из их домов. Позднее военные действия усугубили проблему беженцев. Те арабские деревни, которые активно воевали против Израиля, были взяты в бою, а их жители высланы. Никто не скажет, что мы должны просить извинения за это.

Документы свидетельствуют, что арабам обещали возможность вернуться после победы и грабить побежденный Израиль. Враждебность арабов по отношению к Израилю после войны — общеизвестный факт. В нарушение международных соглашений они закрыли перед израильскими судами Суэцкий канал, они бойкотируют экономику Израиля, шантажируют иностранные фирмы, нападают на пограничные села, непрерывно грозятся развязать новую войну и уничтожить Израиль. Принимая во внимание все это, немыслимо, чтобы Израиль допустил возможность возвращения враждебно настроенного меньшинства, открыто Заявляющего о своем стремлении его уничтожить. Мы подошли к самому ужасному обстоятельству, касающемуся беженцев: эти люди не нужны арабским государствам. Их держат за оградой, как зверей, и сознательно пользуются их страданиями как политическим оружием. Приведем только один пример: в Газе заминированы дороги и осуществляется постоянный контроль, чтобы беженцы не могли пробраться в Египет.

Объединенные Нации создали фонд в двести миллионов долларов для устройства палестинских беженцев. На огромной территории арабского мира в семь миллионов квадратных миль имеются большие площади плодородной, но необрабатываемой земли. Так, долина, расположенная между Тигром и Евфратом, — одна из самых плодородных в мире, а проживает там небольшое количество бедуинов. Там можно поселить не только полмиллиона беженцев, но и еще десять миллионов человек.

Из всего фонда ООН на устройство беженцев не был использован ни один цент.

С другой стороны, Израиль, бедная страна, чьи семь тысяч квадратных миль — наполовину бесплодная пустыня, принял уже свыше полумиллиона еврейских беженцев из арабских стран и готов принять еще столько же.

Арабы утверждают, что палестинские беженцы сами не хотят, чтобы им помогли устроиться на новом месте, а требуют свои хозяйства в Палестине. Это чистейший вздор. Арабы проливают крокодиловы слезы по поводу великой любви, которую эти бедные феллахи якобы питают к родным местам. Факты же говорят: арабские вожди обманули феллахов, использовали их в своих собственных целях, затем предали и теперь снова используют их. Беженцев держат взаперти, пичкают ненавистью — и все это только для того, чтобы поддерживать ненависть арабов к Израилю на точке кипения.

Если бы арабы Палестины действительно любили свою страну, их нельзя было бы прогнать оттуда. Тем более они бы не убежали сами, когда не было для этого причины. Так не поступают люди, которые любят свою страну.

Человек, который любит — родину, будет стоять за нее насмерть.

Арабы говорят миру, что государство Израиль преследует экспансионистские цели. Уму непостижимо, как нация, не насчитывающая даже одного миллиона человек, может преследовать захватнические цели по отношению к пятидесяти миллионам.

Арабам нужно по меньшей мере сто лет мира. Им нужны настоящие руководители, а не шейхи, владеющие тысячами рабов; не пылающие ненавистью религиозные фанатики, не военные клики и не диктаторы, образ мыслей которых полностью принадлежит средним векам. Арабам нужны руководители, которые обеспечат им гражданские свободы, образование, медицинское обслуживание, земельные реформы, равноправие.

Им нужны руководители, у которых хватит мужества взяться за решение настоящих проблем своего народа: невежества, безграмотности, болезней. Им нужны руководители, которые не будут размахивать знаменем напыщенного ульт-ранационализма, не станут проповедовать преступную идею, что уничтожение Израиля решит все проблемы арабов.

Каждый раз, когда появляется такой просвещенный арабский руководитель, его убивают. Арабы не желают устройства беженцев, облегчения их положения, они не желают мира.

Израиль призван вывести арабов из средневековой тьмы. Только тогда, когда у арабских народов появятся руководители, способные пожать протянутую им руку дружбы, арабы смогут приступить к решению тех проблем, из-за которых они до сих пор находятся в нравственном и физическом прозябании.

Барак Бен Канаан»