Уже больше часа ехали наши беглецы, не переводя дыхания и не смея произнести ни слова. С тяжелым сердцем и сдерживая слезы, они стремились к одной цели: увеличить расстояние между собой и Иатой. Согнувшись над машиной, они быстрым и ровным ходом, подобно полету ночной птицы, спускались вдоль берега реки.
Дорога была прекрасная, точно нарочно устроенная для их бешеной езды.
Среди темной ночи сверкали звезды. Ни один крик, ни один подозрительный шелест не нарушал царившей тишины и не давал повода к беспокойству о преследовании.
Можно было передохнуть, потому что злоупотребление быстрой ездой могло вредно отозваться на их силах. Жерар первый решился нарушить молчание, посоветовав отдохнуть немного, и трое детей, соскочив на землю, спустились тихонько к реке, утолили жажду, обмыли лицо и руки, покрывшиеся пылью, и наконец закусили, воспользовавшись пакетиком, который им сунула на прощанье добрая Мартина. На этот раз Лина взяла его себе на хранение, довольная хоть чем-нибудь быть полезной, и так крепко прижимала его к себе, что большая часть бананов превратилась в кашу. Но Жерар утешил ее, сказав, что они и в таком виде очень вкусны, и что нечего сокрушаться, так как они по пути найдут бананов сколько угодно.
Подкрепившись и отдохнув, путники сели опять на велосипед и помчались дальше. Каждый час Жерар давал знак к остановке, чтобы сберечь силы своих спутниц. Но когда наконец взошло солнце, Лина чуть не падала от усталости, да и Колетта совсем выбилась из сил.
Жерар и сам был не прочь заснуть с ними, но он ни за что не хотел согласиться на это и превозмог всю свою усталость, чтобы сторожить своих спутниц.
Сняв их с тандема и спрятав драгоценный экипаж в кусты, он приказал девушкам ложиться, тоном, не допускающим возражения.
Они не стали сопротивляться, и не успели лечь, как обе крепко заснули. Жерар с умилением смотрел на них: Колетта обняла Лину за шею, а девочка с доверчивостью облокотилась на плечо своей покровительницы. Глядя на них, мальчик почувствовал новые силы для борьбы с усталостью, не забывая ни на минуту своей нравственной ответственности за них.
Было около восьми часов утра, когда Колетта проснулась. В один миг она все сообразила и, встав на ноги, сказала Жерару, целуя его:
— Ну, скорей! Ложись спать, дорогой Жерар, я буду сторожить.
Он, конечно, не заставил себя упрашивать.
Так же, как и его спутницами, сон тотчас же овладел им. Колетта заметила фрукты, которые Жерар нарвал для них; тем временем и Лина проснулась, и они обе закусили с большим аппетитом, поглядывая с любовью на своего предводителя и защитника.
Потом опять двинулись в дорогу. Беглецы неизменно следовали вдоль течения речки.
Куда их вела эта дорога? Конечно, к югу, судя по компасу, а это было главное.
Если, как предполагал Жерар, Лоангуа была притоком Замбези, то, следуя по ней, они достигнут большой реки, которая должна быть в соседстве с Трансваалем, с Преторией, куда стремились дорогие им существа.
Уже шесть дней прошло с тех пор, как молодые беглецы ехали по берегу Лоангуа; дорога вдруг совсем изменилась — берега сделались круче, на каждом шагу стали попадаться холмы и неровности почвы.
После нескольких минут нерешительности и разочарования Жерар сказал:
— Нечего делать, больше нельзя ехать вдоль реки. Поедем другой дорогой! Компас с нами, значит, мы можем держаться по-прежнему направления к югу.
— Все к лучшему, — утешался Жерар. — Посмотрите на компас, теперь мы едем по прямой дороге, тогда как прежде делали разные зигзаги по речке.
— Конечно, — ответила Колетта, старавшаяся не разочаровывать своего брата, — это просто счастье, что мы перестали ехать по речке. Как ты думаешь, Лина?
И девочка, польщенная тем, что спрашивали ее мнение, подтверждала, что это прекрасно, что они больше не едут по речке, что теперь уже, наверное, они приближаются к югу.
Итак, они продолжали свой долгий путь, поддерживая друг друга и находя в этом силу не предаваться ни на минуту отчаянию. Но бывает степень несчастья, перед которым падают духом и самые сильные люди.
Было около четырех часов пополудни. Беглецы с утра ехали по новой дороге и кое-как справлялись с ее неровностями, как вдруг на них обрушилась внезапная непоправимая катастрофа.
Послышался треск. Велосипед погнулся, сломался и вдруг остановился; все трое упали на землю.
К счастью, они собирались остановиться, а потому замедлили ход, вследствие чего толчок оказался не так силен.
Став первый на ноги, Жерар с радостью удостоверился, что девушки не пострадали. Увы! Не то было с велосипедом — остов машины сломался пополам.
При виде такого несчастья у бедного мальчика опустились руки. Он, которому нипочем были все опасности, усталость и ответственность этого мучительного путешествия, воскликнул теперь в отчаянии:
— Все потеряно!
Но он тотчас же закусил себе губу до крови, жалея, что выдал себя, и замолчал, остановившись с неподвижным взглядом и стараясь унять внезапное волнение; его лихорадочному воображению рисовались все ужасы такого безвыходного положения.
Обе девушки тоже молчали, боясь хоть одним словом прибавить каплю к переполненной чаше горечи. Но каждая из них взяла руку Жерара и этим немым пожатием постаралась утешить его.
Наконец Колетта сказала твердым голосом:
— Жерар, с нами случилось большое несчастье: свобода, встреча с нашими, все наши надежды отодвинулись надолго; это жестоко, но что же делать. Остается покориться. Теперь нам никто не может помочь, но у нас остается наше единственное оружие защиты — это наше мужество. Будем утешать себя; могло бы быть еще хуже!
— Хуже! — воскликнул Жерар. — Но как мы теперь будем бороться с усталостью? Перенесут ли ваши бедные ноги такую трудную ходьбу?
— Ну, да, — сказала Колетта, — я так и знала, что если ты огорчен до такой степени, то это из-за нас. В сущности, вся наша беда сводится к одному — теперь нам придется идти пешком.
— Ну, что ж, я хороший ходок, а Лина крепнет теперь с каждым днем, кажется, ни один доктор не поправил бы так ее здоровье, как эта жизнь на свежем воздухе.
— О, Жерар! — воскликнула девочка с жаром, — я очень рада идти пешком; пока я с вами, я всегда счастлива!
— Она говорит правду! — сказала Колетта. — Пока мы вместе, пока ничто не разлучает нас, мы можем смело смотреть в глаза всякому несчастью.
Жерар был не из тех, которые надолго падают духом. Стойкость его сестры ободрила его.
— Ну, ладно, — сказал он, — Нечего унывать! Пока мы живы, нечего признавать себя побежденными.
Отвязав от велосипеда походные инструменты, он спрятал его в небольшую яму, прикрыв ее ветками и сухими листьями, потом сделал значки на деревьях и сосчитал их, чтобы впоследствии можно было найти машину. Наконец, когда все приготовления были окончены, путники опять двинулись в дорогу.
Но какая разница с предыдущими днями! Вместо пятнадцати-двадцати километров в час беглецы едва успевали пройти три-четыре километра.
Но их неутомимая энергия была вознаграждена.
При закате солнца, когда они вышли из одной долины, их глазам представилось неожиданное зрелище.
Внизу, на двести или триста метров под ними, по краю огромной равнины, протекала большая река, извилинами текшая к западу.
Замбези!.. Это могла быть только Замбези, в чем Жерар и Колетта не сомневались. Такое спокойное величие могло только быть у «отца рек» Южной Африки. Значит, тут близко и Трансвааль.
«Но как теперь быть?» — подумал Жерар.
Оставив свою сестру и Лину в тени, у большой скалы, он сам спустился на берег.
Не видно было ни одного человеческого следа, ни одной лодки.
Река протекала спокойно по песчаному руслу. Жерар бросил в нее пучок травы и заметил, что течение реки совсем слабо. Это было весьма важно, так как подавало надежду одолеть препятствие простым способом.
Толстый гнилой ствол дерева, выброшенный водой на берег, подал Жерару мысль воспользоваться им как лодкой. Хотя это было трудно, но отчего же не попробовать?
Он сообщил эту приятную новость своим спутницам, и на другой день, выспавшись ночью как следует, все трое принялись за работу. В несколько часов они настолько выскоблили имеющимися у них инструментами внутренность дерева, что свободно могли все поместиться в нем. Затем они зажгли охапку сухих ветвей и с помощью их отпалили лишнюю часть ствола, так что у них получилась настоящая пирога, правда, совсем первобытная, но все же годная для употребления.
Теперь оставалось выбрать на деревьях большие толстые ветки, которые могли бы заменить весла; скоро и с этим покончили.
Затем с большим трудом они спустили в воду импровизированную лодку. Жерару пришлось сначала идти в воде, подталкивая пирогу сзади.
Наконец они принялись грести и вскоре наткнулись на корень дерева у противоположного берега. Замбези была преодолена! Все выпрыгнули на землю. Увидев маленькую рощицу, они решили отдохнуть в ней и переговорить обо всем. Жерар привязал пирогу к дереву с помощью сухих сплетенных трав.
Ехать по течению было немыслимо: их на открытой реке всякий легко мог заметить, да, кроме того, такое путешествие было бы слишком утомительно. Обсудив все, беглецы решили идти опять пешком по направлению к югу.
Увы! Судьба не замедлила представить беглецам новые неожиданные опасности.
Не успели они пройти и одной мили, как увидели на равнине опустошенную деревню. Это был крааль, или готтентотская деревня, с куполообразными хижинами, разрушенными пожаром. Здесь всюду видны были следы отчаянной борьбы. Человеческие кости валялись наряду со скелетами быков.
При появлении путешественников в воздух со зловещим криком взвилась хищная птица. Лина лишилась чувств от такого ужасного зрелища, так что пришлось унести ее с поля битвы.
Бедные дети еще не успели прийти в себя от этого испуга, удалившись на полмили от крааля, как их сердца забились от нового испуга.
В ста шагах от них показалось войско негров со свирепой наружностью.
Все знали, что можно было ожидать от этих дикарей…
Неужели они освободились от баротзеев, чтобы попасть в еще худшие руки?
Эти люди казались ужасными. Их было около тридцати человек; вооруженные щитами, они продвигались медленной и ровной походкой. Их громадные головы придавали им особенно страшный вид.
По мере того, как они приближались, Жерар рассмотрел, что их головы были увеличены искусственно, как у прежних саперов, носивших особенный головной убор. Теперь уже нечего было рассчитывать на спасение. Волей-неволей пришлось остановиться и ждать, что выйдет из этой встречи.