Искатель. 1990. Выпуск №6

Рут РЕНДЕЛЛ ПОЧТИ КАК ЛЮДИ

Шеф, полусонный, вытянулся на кушетке. Напротив него на своем стуле восседал, будто аршин проглотив, Монти. Когда Дик подлил себе джина и разбавил его водой, ни тот, ни другой даже не шевельнулся. К крепким напиткам Монти относился безразлично, а Шеф — так тот спиртного на дух не выносил, хотя демонстрировать свои чувства было не в его натуре. Монти иногда пил пиво с Диком в «Таверне Георга». Чего он действительно терпеть не мог, так это табачного дыма, и сейчас, уловив его запах, чихнул.

— Будь здоров! — пожелал ему Дик.

Сигарету можно докурить в кухне, приготавливая им ужин. Не хватало еще, чтобы Монти в его-то годы начал кашлять — так и бронхит можно заработать. Ради благополучия Монти Дик пошел бы решительно на все, однако, вытащив из холодильника бифштекс и вернувшись в гостиную за своим стаканом, он обратился к Шефу. Монти был его другом — лучшего не сыщешь на всем белом свете. А Шеф — совсем другое дело: к нему следовало относиться как к боссу, требующему к себе уважения и почтения.

— Ну что, Шеф, проголодался? — поинтересовался Дик. Шеф сполз с кушетки и степенно прошествовал в кухню. Дик последовал за ним. На дворе уже смеркалось, но было еще достаточно светло, и Дик увидел старое клетчатое пальтецо Монти, все еще висевшее на веревке. Его, пожалуй, лучше снять, а то вдруг еще ночью дождь пойдет. Дик вышел во двор, тщетно надеясь, что старый Том, его сосед, не увидит света в кухне и не выйдет из дома. Подобные ожидания никогда не оправдывались. Не успел Дик снять и первую прищепку, как дверь отворилась и послышался надтреснутый гнусавый голос.

— Ночь будет холодная. Как бы еще мороз не ударил.

Дик увидел, как в прямоугольнике света появилась огромная тень Шефа. Прекрасно. Шеф как нельзя кстати. Став на задние лапа у забора; Шеф оказался на целую голову выше старого Тома, который, нервно ухмыляясь, попятился.

— Пошли, Шеф, — бросил Дик. — Пора ужинать.

— Совсем как дети, правда? — прогнусавил старый Том. — Почти как люди. Даже жуть берет. Только взгляните на него — понимает каждое ваше слово.

Дик не ответил. Он последовал за Шефом на кухню, громко хлопнув за собой дверью. Ничто его так не раздражало, как привычка людей считать, будто они делают животным комплименты, сравнивая их с себе подобными. Эка невидаль! Да Шеф и Монти в любом отношении в сто раз лучше любого человеческого существа, которое Дику когда-либо доводилось встречать. Совсем как дети — это же надо! Дети в ожидании ужина ныли бы и хныкали, путаясь у него под ногами. Его же собаки терпеливо сидели и мирно наблюдали за тем, как он накладывает им в глиняные миски бифштекс с гарниром да еще с витаминной добавкой. И лишь после того, как миски оказывались на полу, они со сдержанным достоинством направлялись к ним.

Дик смотрел, как они едят. Аппетит у Монти, в его четырнадцать лет, оставался таким же, как и прежде, хотя ел он медленнее Шефа. Зубы у Монти были уже не те. Вылизав миску, пес сделал то, что проделывал всякий раз с тех самых пор, когда был еще щенком, — подошел к Дику и положил свою серую морду на ладонь протянутой руки. Дик нежно погладил собаку за ушами.

— Славный мой песик, — произнес Дик. Он с презрением относился к тому, что собак обычно называли «мальчиками». Они не мальчишки. Мальчишки — грязные и вонючие, шумные и непослушные. — Молодчина — вот ты кто! Ты отменный старый пес.

Шеф держался с большим достоинством. Подобные знаки любви и признательности были бы несовместимы с его породистостью и внешностью. Дик с Монти знали свое место и посторонились, когда Шеф величественно прошествовал в дверной проем и занял прежнее место на кушетке. Дик пододвинул кресло Монти поближе к батарее. Половина седьмого. Дик допил джин.

— А сейчас мне нужно уйти, — сказал Дик, — но к десяти, самое позднее, я вернусь. Так что вы немного подремлите, а когда я вернусь, мы все прогуляемся. О'кэй?

Монти проводил Дика до входной двери. Так у них повелось, и так будет всегда, несмотря на то, что задние лапы собаке скрутил ревматизм. Всем нам грозит старость, подумалось Дику, надо как-то подготовиться к тому, что в этом году или в следующем, а Монти я потеряю…

Заперев дверь, Дик выгнал из гаража машину и проехал ярдов триста до телефонной будки. Он никогда не вел деловых разговоров с домашнего телефона, а пользовался одним из телефонов-автоматов между своим домом и «Таверной Георга». Через пять минут телефон в будке должен зазвонить. Если только, разумеется, опять не стрясется что-нибудь. Если только обстоятельства снова не пойдут вразрез с ее планами. Глупая… кто? Дик терпеть не мог привычки употреблять названия животных-самок — сука, корова, кобыла — в качестве оскорбительных эпитетов по отношению к женщине. Свою неприязнь к женскому полу он выражал каким-нибудь смачным непристойным ругательством, и сейчас выбрал худшее, на его взгляд, из всех — баба. Глупая, жадная, подлая баба, черт бы ее побрал! Телефон зазвонил ровно без четверти семь. Дик снял трубку и развал пароль, давая понять, что это он, а не какой-нибудь тип, любящий совать нос в чужие дела.

Он впервые услышал ее голос — нервный и аристократический.

— Сегодня вечером должно получиться, — сказала она.

— Да уж пора бы. — До сих пор они договаривались через посредника Дика, но каждый раз у нее непременно что-нибудь да срывалось. Со времени получения первого взноса в качестве аванса минуло уже шесть недель. — Я вас слушаю.

— Вот что. Я хочу, чтобы вам о нас ничего не было известно… я имею в виду, кто мы. Договорились?

Как будто ему не наплевать, Кто они такие и что за грязные страсти привели ее к этому телефону, к этому заговору. Однако он презрительно ответил:

— А разве об этом не напишут в газетах?

От страха голос у нее сорвался на писк:

— Вы могли бы меня шантажировать!

— А вы, согласитесь, меня. Тут мы оба рискуем. Выкладывайте, я вас слушаю.

— Ну что ж. Он плохо себя чувствовал, но сейчас ему лучше, и он возобновил свои обычные прогулки. Он выйдет из дому в половине девятого и направится по тропе через Уэст-Хит в сторону Финчли-роуд. Вам не обязательно знать, зачем или куда он идет. Это вас не касается.

— Мне это в высшей степени безразлично, — ответил Дик.

— Вам лучше подождать на одном из самых безлюдных участков тропы, как можно дальше от дома.

— Предоставьте это мне… но как я узнаю, что это он?

— Ему пятьдесят, он среднего роста, хорошо сложен, волосы седые, небольшие усики. Он выйдет без шляпы. Поверх серого твидового костюма на нем будет черное пальто с черным же меховым воротником. Без десяти девять он пройдет половину тропы через Уэст-Хит. — Тут ее голос чуть дрогнул. — Надеюсь, все будет проделано чисто? Как вы это сделаете?

— Вы что же, хотите, чтобы я рассусоливал об этом по телефону?

— Ну, может, и нет. Вы получили первую тысячу?

— За шесть недель, — ответил Дик.

— А что я могла поделать? Моей вины тут нет. Остальное получите в пределах недели, точно так же, как и задаток…

— По обычному каналу. Это все? Мне больше ничего не положено знать?

— Да вроде бы все, — ответила она. — Хотя нет, постойте… впрочем, это не имеет значения. — Она помолчала. — Вы ведь меня не подведете, правда? Сегодня последняя возможность. Если не получится сегодня вечером, тогда вся эта затея вообще теряет смысл. Завтра уже все изменится, и я не…

— Всего хорошего, — сказал Дик и резко повесил трубку, чтобы не слышать ее голоса, срывающегося на истерику.

Ему не обязательно знать об этих обстоятельствах или сопереживать с ней на пару. Чертова баба! И не то чтобы он испытывал какие-то там угрызения совести. За те деньги, что она платила ему за одного, он бы, не моргнув глазом, отправил на тот свет хоть сто человек — ведь его интересуют только деньги. Какая ему разница, кто он или она или почему это ей вдруг вздумалось убрать его с дороги? Может, она его жена или любовница. Ну и что? Такого рода отношения были чужды Дику, и сама мысль о том, что они за собой влекут, вызывала у него отвращение — поцелуи, объятия, этот грязный акт, который они совершали, как… нет, не как животные. Животные, те вели себя прилично, достойно… совсем как люди. Дик сплюнул в угол телефонной будки и вышел на холодный воздух.

Катя в направлении Хэмпстеда, Дик думал об этих деньгах. Для намеченной цели их, вместе с уже имеющимися сбережениями, будет вполне достаточно. В течение многих лет, с тех самых пор, как он взял у собачника Монти, он во имя этого и работал. Ему приходилось мошенничать, наводить грабителей на богатые дома, иногда избивать людей, он даже совершил два убийства, выполняя «заказы» жаждущих отмщенья, — все эти дела оказались весьма прибыльными. Живя скромно — тратился он в основном на еду для собак, — Дик поднакопил уже почти достаточно на покупку приглянувшегося ему дома. Непременно в Шотландии, на северо-западном побережье, как можно дальше от людей, с небольшим участком, где Монти с Шефом было бы раздолье. Дик не раз представлял, как они поведут себя, когда увидят собственную землю, поросшую вереском, собственных кроликов, за которыми можно гоняться. У него еще останется достаточно, чтобы жить, не работая, до скончания дней своих. Он, может, даже заведет себе других животных — скажем, лошадь и пару коз. Но, пока Монти жив, никаких собак. Это было бы нечестно. А строить планы, что делать, когда Монти не станет, казалось Дику верхом предательства.

Уж кого не будет вблизи его дома, так это людей. Если повезет, ему месяцами не придется слышать людских голосов. Живя с Монти и Шефом среди холмов, Дик забудет, как в течение долгих сорока лет люди подавляли его своей жестокостью и низменностью инстинктов: напивавшийся до дикости отец, мать, которую, кроме мужчин и развлечений, ничто не интересовало; позже — семья, взявшая его на воспитание, потом — исправительное заведение для малолетних преступников, фабричные девчонки, посмеивающиеся над его застенчивостью и прыщавым лицом, работодатели, упорно отказывающиеся брать на работу, потому что у него вместо образования была судимость. Наконец-то он обретет покой.

Значит, ради этого покоя он должен убить человека? Ну что ж, ему это не впервой. Он убьет его совершенно бесстрастно, так же просто, как мясник убивает ягненка, и так же безжалостно. Сначала слегка стукнет жертву по голове, чтобы оглушить, — Дика волновало не то, что он причинит человеку боль, а то, что может испачкать свою одежду кровью, — потом решительно надавит вот здесь, на подъязычную кость… Дик припарковал машину и зашел в паб пропустить рюмочку джина с водой и закусить сандвичем. Подошел хозяйский кот и вспрыгнул ему на колени. Животных тянуло к Дику будто магнитом. Они знали, кто их друзья, Жаль, право, что Шеф терпеть не может кошек, а то бы Дик не прочь добавить пару штук к своему зверинцу в Шотландии. Половина восьмого. Идя на дело, Дик всегда оставлял себе запас во времени — такая уж у него выработалась привычка. Он осторожно опустил кота на пол.

К восьми часам Дик миновал Хэмпстед-виллидж по Бранч-Хилл мимо пруда Уайтстоун и припарковался на Уэст-Хит-роуд. Прекрасная звездная ночь, да еще с морозцем, как и предсказывал этот глупый старикашка сосед. Дик посидел в машине, еще раз мысленно проверяя, не связывает ли его что-нибудь с женщиной, с которой он разговаривал по телефону. Нет, абсолютно ничего. Его посредник был надежен, а способ передачи денег они разработали весьма тонкий, не для дураков. Что же касается связи с жертвой, обреченной на заклание, тут Дик великолепно знал, что единственно «чистое» убийство — убийство незнакомого человека. Дику в этом мире были все чужими.

Лучше проехать еще немного и взглянуть на эту самую дорожку, Дик поставил машину на Темплвуд-авеню, как можно ближе к тому месту, где от дороги через Уэст-Хит отходила извилистая тропинка. Береженого бог бережет. Никакого реального риска нет, однако подстраховаться на случай бегства никогда не мешает. Крутая тропка футов в пять шириной бежала между садовыми оградами, где подъем становился слишком крут, были сделаны ступеньки. На самом верху торчал уличный фонарь, чуть дальше, ярдах в пятидесяти от него, где тропку уже окружали стены, другой, Между этими фонарями пролегла широкая песчаная полоса, засаженная деревьями и кустарниками. Дик решил, что тут самое подходящее место. Он постоит среди деревьев, пока человек не появится с обложенного стенами конца дорожки, дождется, когда тот выйдет из круга света от первого фонаря, но не доберется еще до круга света от другого, и прищучит его в самом темном месте.

К счастью, из-за страшной холодины люди большей частью сидели по домам. Не успела эта мысль пронестись в сознании Дика, как послышались отдаленные шаги, и он сжал в кармане завернутый в кусок тряпки железный брус. Неужели это он? Так рано? В двадцать пять девятого? А может, эта глупая баба снова ошиблась? Нет, эта какая-то девушка, вот как цокают каблуки, — а потом он увидел, как она вышла на свет. Он следил за ее приближением с нездоровым любопытством — высокая, стройная, однако из-под пальто проступают эти гадкие омерзительные бугры. Она стремительно проходила по безлюдному месту, по-птичьи поворачивая голову и бросая быстрые взгляды налево и направо. Чувствовалось, что она нервничает. Все ее тело обезобразилось от облегающей ее дурацкой одежды и деревянной походки, получавшейся из-за каблуков. Ни грациозности, ни уверенности животного. С каким бы удовольствием Дик попугал ее, набросился бы на нее сверху и так ее тряхнул, что у нее зубы застучали, или бы просто погнался за ней по ступенькам. Ему, однако, была противна сама мысль о контакте с родом человеческим, тем более когда контакта этого можно избежать. К тому же она бы увидела его лицо и могла бы узнать, когда обнаружат тело и займутся поисками преступника. А что было бы с Монти и Шефом, если бы его поймали и упрятали за решетку? От этой мысли он весь содрогнулся…

Без двадцати девять. Он уже, наверное, вышел из дому и приближается к пруду Уайтстоун.

Дику очень хотелось закурить сигарету, но он решил, что рисковать не стоит. Запах дыма может задержаться в воздухе и насторожить человека. Он снова потрогал брус и тонкое кольцо шнура. Через четверть часа, если повезет, все будет позади. Он вернется домой, выведет Шефа и Монти на вечернюю прогулку, а завтра отправится к агенту по торговле недвижимостью. Дом, скажет он, должен стоять подальше от людей, и чтобы землицы при нем хватало, можно даже на берегу моря. Шеф с удовольствием поплавает, хотя он, наверное, не плавал ни разу в жизни, ведь вся она прошла на грязных задворках большого города. Но все собаки умеют плавать от природы. Чего не скажешь о людях, которых надо учить, впрочем, как и обучать чуть ли не всякому дурацкому делу, за которое они берутся…

Шаги. Да, пора. Без десяти девять, а он, очевидно, пунктуален. Тем хуже для него. Дик замер, уставившись в темную дыру между стенами, пока не разглядел в конце туннеля неясные очертания своей жертвы. Когда человек приблизился к пятну света, он напрягся и сжал брус. Ее описание оказалось точным. В свете от фонаря его взору предстала полноватая фигура, серебро густой шевелюры, блестящий черный мех воротника. Если Дик когда и сомневался в этичности того, что собирался совершить, так это зрелище развеяло бы все его сомнения. Неужели подонки вроде этого даже не задумываются о страданиях попавших в капкан и умирающих в муках животных ради того только, чтобы их шкурки нацепил себе на пальто какой-нибудь богатый ублюдок?

Человек приближался, вот его уже объяла темнота. Дик вышел из-за деревьев, взмахнул рукой и нанес удар. Человек хрюкнул, будто икнул, и тяжело осел. Крови не было. Собравшись с силами и подавив отвращение от предстоящего соприкосновения с теплым тяжелым телом, Дик подхватил оседающего человека под мышки и подтащил его к фонарю.

На лицо жертвы Дик даже не взглянул — оно его не интересовало: зачем понапрасну тратить время? Он убрал брус в карман и вытащил шнур. Сделать удавку, накинуть на шею, быстро надавить на подъязычную кость…

Его спугнул какой-то мягкий звук, веревка так и повисла в руке. Не шаги, а глухое шлепанье лап. Он резко повернулся. Из туннеля, держа хвост пистолетом, появился охотничий пес, черно-белая такса с коричневыми подпалинами. Это был один из самых красивых псов, которых Дику когда-либо доводилось видеть, но сейчас его появление здесь оказалось весьма неуместным. Иисусе Христе, подумал он, ведь собака обязательно подойдет к нему. Так уж они устроены.

И в самом деле, выйдя из темноты и войдя в круг света, где стоял Дик, собака заколебалась. Она подняла голову и, виляя хвостом, двинулась к нему. Дик выругал судьбу, а не собаку, и протянул руку.

— Славный мой песик, — прошептал он. — Умница. Ты отменный пес, право слово. Только уходи отсюда, чеши домой.

Собака, однако, с бесстрастной вежливостью уклонилась от протянутой руки и, обойдя Дика, ткнулась носом в лицо пребывающего в бессознательном состоянии человека. Дику это не понравилось — мужчина, чего доброго, придет в себя.

— Ну, иди же, — сказал он, решительно положив руки на гладкую шубу и отталкивая пса. — Тут тебе не место. Иди охоться, или чем ты там занимаешься…

Но такса упорно не желала уходить. Хвост у нее дрожал, она легонько скулила. Она посмотрела на Дика, потом снова на лежавшего мужчину и принялась издавать тихие звуки — нечто среднее между визгом и свистом, — которые издают охотничьи собаки. Тут Дик убрал руки с густого теплого меха. Его захлестнуло противное чувство — ужас вкупе с отвращением, Он порылся в кармане черного пальто с меховым воротником и вытащил то, что боялся обнаружить там, — плетеный кожаный поводок.

Черт бы побрал эту бабу! Вот, наверное, о чем она собиралась сказать ему, да только для нее это не имело значения! Не имеет значения, что этот тип придет сюда потому, что прогуливает собаку? Иисусе Христе! Не имеет значения, что бедняжечка увидит, как убивают ее хозяина, а потом еще ей придется добираться домой через одну из самых оживленных магистралей Лондона? Или, может, она решила, что он и пса прикончит? При одной мысли о жестокости подобного акта у Дика кровь закипела в жилах. Ему хотелось пнуть распростертого на земле мужчину в морду, но он почему-то не мог сделать этого при собаке.

Впрочем, он не допустит, чтобы его надули. В Шотландии его ждет дом, который он обязан купить ради Шефа и Монти. Нельзя лишаться всех этих денег только потому, что глупая баба снова все испортила. Надо что-нибудь придумать. Скажем, нацепить поводок на ошейник и перевести пса через дорогу у Уайстоунского пруда. Там он будет в безопасности, как, подумал Дик, к тому времени в безопасности окажется и его хозяин, который уже шевелился и постанывал. А может, посадить его в машину? Видит бог, пес очень ласковый, доверчивый, он даже не подозревает, что Дик сделал… что собирается сделать… А что потом? Убить человека и привязать пса к фонарному столбу? Он сроду еще не привязывал собак.

Им завладело отчаяние. Он не держал на собаку никакого зла, не чувствовал гнева, лишь беспомощное смирение отца, младенец которого вошел в комнату и помешал ему заниматься любовью. Дети прежде всего — и от этого никуда не денешься.

Дик неторопливо убрал шнур, потом грубо приподнял серебряную голову, и человек простонал. В том же кармане, откуда Дик вытащил поводок, оказался твердый металлический предмет — фляжка с бренди. Дик влил немного жидкости человеку в рот. Пес наблюдал за ним, виляя хвостом.

— Где… где я? Что… что случилось?

Ответом его Дик не удостоил.

— Меня… стукнули по голове. Боже, она раскалывается. Меня ограбили, да? — Он нащупал в кармане бумажник, — Да нет, слава богу, не тронули. Я, я попробую сесть. Боже, так мне лучше. Где Брюс? Ага, вон он. Молодчина, Брюс. Я рад, что с ним все в порядке.

— Он славный песик, — глухо отозвался Дик и добавил: — Идемте. Держитесь за меня. У меня машина.

— Вы чрезвычайно любезны, чрезвычайно любезны. Какое счастье для меня, что вы появились как раз вовремя.

Дик промолчал. Его чуть не вырвало, когда человек оперся на него. Пристегнув поводок к ошейнику Брюса, они спустились по ступенькам к машине. С каким облегчением он избавился от прикосновения этого плотного тела, от которого исходил запах пота, вызванного страхом. Дик усадил Брюса на заднее сиденье и погладил, что-то ласково бормоча.

Дом, к которому его направили, оказался огромным доминой, чуть ли не особняком, на Ист-Хит. В окнах горел свет. Дик высадил мужчину и довел до парадной двери, Брюс следовал за ними. На звонок явилась служанка в униформе. В холле, за ее спиной, стояла молодая женщина в вечернем платье.

Она произнесла одно-единственное слово: «Папа!», и в ее голосе прозвучала тревога, но голос был тот же самый. Он узнал его, точно так же, как она узнала голос Дика, когда он, беглым взглядом окинув богато обставленный холл, отвернулся и сказал:

— Ну, я поеду.

Их взгляды встретились. Крушение надежд обезобразило ее бледное как полотно лицо. Она позволила отцу взять себя за руку и резко спросила:

— Что случилось?

— Меня оглушили, дорогая, и пытались ограбить, но сейчас со мной все в порядке. Этот джентльмен случайно проходил мимо. Я еще даже как следует его не поблагодарил. — Он протянул Дику руку. — Вы непременно должны войти в дом. Позвольте нам записать вашу фамилию. Как знать, может, вы спасли мне жизнь. Ведь я мог и умереть там от холода.

— Да ну, — ответил Дик. — С таким-то псом!..

— Много же от него оказалось проку! Какой же ты телохранитель, а, Брюс?

Дик наклонился и потрепал пса.

— Вы никогда не узнаете, как он вам помог…

Не оглядываясь, Дик сел в машину и, уже отъезжая, увидел в зеркало, как женщина удаляется в дом, а ее отец очумело стоит на дорожке, посылая вслед своему спасителю нелепые и неуместные знаки благодарности.

Он добрался домой без четверти десять. Монти поджидал его в холле, а Шеф все еще нежился на кушетке в гостиной. Дик нацепил на них поводки, надел Монти его лучшее пальтецо и открыл входную дверь.

— Пора выпить пивка, пока паб не закрылся, — сказал он. — А потом прогуляемся по пустырю. — Он и его собаки вдыхали отравленный выхлопными газами воздух. Монти чихнул.

— Будь здоров, — сказал Дик. — Вонючая дыра, правда? Как ни прискорбно, но нашего дома в Шотландии придется еще немного подождать.

Медленно, потому что быстро Монти уже не мог, они втроем направились к «Таверне Георга».